Текст книги "Двойной спор (СИ)"
Автор книги: Милена Стори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
– Почему же не дам? – приподнимает брови.
– Дашь? – подозрительно лупаю глазами.
– Дам.
– Записываю тогда, – достаю телефон.
– Записывай-записывай. Восемь…
Занеся в контакты новый номер, сразу захожу в банк, и перевожу ему тыщу.
Нормальная сумма. Даже переплатила. Да беда в то, что…
– У тебя отключены быстрые переводы. На карту не бросить. Могу только на телефон кинуть, – злюсь, из-за того, что приходится объяснять наверняка ему известное.
– Кинь на телефон, – делая чуток погромче музыку, щурится из-за солнце исчадие.
– Будет классно. Меня нулевой баланс не настигнет, а, значит, нихр*на не удержит, чтобы тебе позвонить, – зловеще добавляет.
Палец замирает над "отправить на номер телефона".
Ступором то Романов и пользуется. Ловко забирает айфон у опупевшей меня, и под: «отдай, отдай, рожа протокольная. Отдай, кому говорю.»
Звонит сам себе.
По забренчавшему року, в глубине его брюк поняла, что себе.
– Держи, цветочек полевой, – извращается над фамилией, как хочет, всовывает "яблоко" в мои руки.
Перегнувшись, окутывает терпким мускусным парфюмом, и открывает дверь.
– Ромашкина. Ау. В себя приходим, – щёлчки перед носом
– Время то летит. Ай – цвай – правой, ай – цвай – левой из моей машины.
– Урод, – шиплю, но поближе к родным пенатам становлюсь.
Хочу напоследок хлопнуть дверью, желательно, чтобы ещё руку кое-кому придавило. Не ту что истекает, другую. Я же не садистка.
А так и мне хорошо, и ему симметрия. Но Романов останавливает от необдуманных действий.
– И, Ромашкина?
– Чего? – оборачиваюсь.
– Увижу тебя на вечеринке Илонки, убью, – лучезарно улыбнувшись, король сам дёргает на себя дверь.
Бряц, хлоп, визг шин.
И вот я одна. Застыла, потрясённая произошедшем.
Чаво, извините?!
17
– Ой, Ева, – пугается мачеха, стоит появиться в проёме.
Я бы тоже испугалась на её месте. Настолько зверской рожи, у меня не было, пожалуй, никогда.
За-дол-ба-ли.
Три, мать его, дня. Всего три дня, а я дошла до точки кипения сто раз. Специально не считала, но, думаю, примерно столько.
– Чай остался? – громко говорю, подойдя к холодильнику и взяв сок.
Пью прямо из пакета.
«Синичка» опешив, замирает с противнем булочек.
– Ну? – убрав сок обратно, поторапливаю.
– Да, да, я заварила как раз, – мельтешит, ставит выпечку на стол, снимает варежки. Подбегает к другому краю стола.
– Подогрей чай в микроволнухе, я через пятнадцать минут спущусь, – велю, поднимаясь по лестнице в свою комнату.
– Хорошо, – лепечет брюнетка, на пути ко френч-прессу.
Сбросив вещи в стиралку, ставлю деликатный режим. Не решила верну ли Марку его футболку, потому на всякий случай поберегу её, подвергать сумасшествию в машинке не буду.
Быстро приняв душ, напяливаю чистые вещи: кроп-топ, пиджак, юбка. Маску за неимением, решаю купить по дороге.
Быстро спускаюсь по лестнице, в наушниках гремит рамштайн, ноги в ботильонах отстукиваю по паркету наверняка бесячий ритм.
Два в одном: и мачеху побешу, и красиво.
– Спасибо, – оцениваю расторопность, вынув из уха один «банан»
Прихлебнув горячий чай, довольно улыбаюсь. Согрелась снаружи, теперь вот внутри. Даже гад синеглазый не понадобился.
Ёшкин кот. Снова вспомнила он нём.
– Ева, а ты куда? – осторожничает Маша, видя, что я быстро жую батончик, запиваю его чайком. Даже серьги в уши вдевать успеваю.
Умная у отца невеста оказывается. Наблюдательная. Предполагала, она решит, что я на её посиделки собираюсь, а нет.
– Скажи отцу, что я пришла пораньше, мы с тобой испекли вместе булки эти, – киваю на вазочку. В неё «птичка» успела выложить свои «батоны».
– Мир, дружба, жвачка у нас. Желательно, милая, тебе сказать это убедительно. Иначе, я превращу твою жизнь в… – …в ад? – дерзит мачеха.
– Что ты? – издевательски качаю головой.
– Хуже. Ад покажется милым местечком, по сравнению со мной. Я предупредила. Делать выбор – тебе. Или мирно сосуществовать со мной, или растрепать отцу сказанное. Проверить меня, так сказать, на вшивость…м-м неплохо, – одобряю откусив плюшку.
– Л-ладно. Согласна, – сдаётся Маша, спустя тщательное прожевывание мной, её выпечки.
– Вот и славно, – отряхиваю руки от сахарной пудры.
– Заливай, соловей мой, получше. Отец недоверчив, но тебе поверит.
– Хорошо, – нервно сжимает руки в замок Синицина.
Хмыкнув, выбрасываю недоеденную булку в мусорку. Засовываю второй наушник обратно. Подмигиваю бледной птичке. И развернувшись, молча направляюсь к шкафу.
Достав из него пальто, не прошло и полгода, выхожу из дома. Такси стоит, ожидает. Теперь в магазин за маскарадной маской, и можно к Холодковой, на вальпургиевую ночку.
Рома:
– Бро, глянь, – пихает Исаев в бок.
– Дежавю красивое, – веселится он.
Становится моментально понятно, что за «дежавю».
Упрямое блондинистое «дежавю».
Опрокинув виски, поворачиваюсь ко входу. Там, следовало ожидать, Ромашкина стоит, озирается по сторонам.
На лице кружевная маска, на голове – чёрный парик, но не узнать новенькую – невозможно.
Наваждение долбанное, которое могу за секунду отыскать в толпе из сотни девчонок.
– И чего? Пусть развлекается, раз пришла, – безразлично пожимаю плечами.
– Вспомни. Илонка сказала, что она приглашена, ты на неё орал, как ударенный в з*дницу. Что изменилось? – промочив горло водой, Ис метко выбрасывает пустую бутылку в ведро.
Ждёт ответа.
Усмехаться, без риска повредить разбитую губу, теперь можно, что я и делаю.
– Не мои проблемы. У тебя сегодня? – меняю тему.
Друг кивает.
– Я буду там, – отрешенно обещаю.
– Слушай, не лезь. Хочешь, чтобы он тебе повторно ребра пересчитал?
– Сказал, что буду. Значит, буду. Не истери, как девчонка.
До Макса доходит – спорить не имеет смысла, поэтому так же, как я, перескакивает на другое:
– Насчёт девчонок, кстати. Продвигаешься с ней?
– Продвигаюсь – не подаю вида, что пожалел дуру полевую.
– Поэтому к ней не подходишь? Раз всё на мази, иди, бро, потанцуй.
– Странно себя ведёшь, – замечаю.
– Что тебе то с того? Затеял спор, хотя можешь забрать мою тачку и гонять. Всё равно я давно хотел поменять.
– Дело не в машине. Мне интересно, что получится. Она другая, – задумчиво упирается взглядом в Еву, продолжающую спокойно разглядывать обстановку в снятом Илоной особняке.
– Поднадоела грязь, что окружает, Ромыч, – Макс костяшками чешет щеку.
Жест, выдающий нервы. Знаю это из-за того, что дружим с ним х*еву тучу лет.
– Новенькая кажется…подходящей тебе.
– Заделался сватом? – разминаю шею.
– Если я ласты склею, тебя будет кому вытащить. Думаешь споры ради себя затевал?
– Ради меня? – недоверчиво хмыкаю.
– Возможно, для тебя, возможно, для себя. Не знаю. Они не давали скатиться. Отвлекали от кабалы Маркова.
– Чего рассказываешь тогда?
– Перестало отвлекать. Обоих. Теперь тебя спасти может лишь она.
– В каком смысле? – замираю.
– Время поджимает. Пойду, – сливается Макс.
Не могу собрать в голове пазл воедино, и он использует единственный шанс, чтобы улизнуть.
Места проведения боя не знаю и, конечно, Исаев не сказал. Набираю его номер – «Абонент вне зоны».
– Чтоб тебя, – взъерошиваю волосы.
Плеча касаются. Раздражённо оборачиваюсь.
– Я не хочу ни воды, ни коктейль, ни закусок, – рявкаю, решая, что очередная из приглашённых Илоной, пока её нет, решила «попытать удачу». Но передо мной…Ева.
– Тогда виски? – её пухлые губы изгибаются в соблазнительной улыбке. Заставляют жадно следить за ртом, выделенным красной помадой.
Дальше – больше.
Не дожидаясь ответа, юркие пальчики, забирают пустой стакан, заменяют его наполненным.
Освободив руки, Ромашкина решительно приблизившись, впечатывается в меня, и обнимает за шею. Выжидательные карие глаза упираются в мои.
– Какую цель ты преследуешь, Ева? – шепчу ей, не отталкивая.
Наоборот прижимаю хрупкую фигурку к себе. Помешательство и одержимость, а не девчонка.
– Говорил, не приходи.
Откуда ты взялась на мою голову? За какие грехи. Договариваю мысленно.
– А я пришла. Чего? Убьёшь меня, Романов? – приподнимает брови.
– М-м? Прости, музыка громкая, – мотаю головой, не услышав и слова из произнесённого ею.
– Тихая музыка, – опровергает.
– Что…куда смотришь? – возмущается цветочек, вонзая ногти в мою шею. Зашипев, отдираю её руки от себя.
– Оделась на панель и винишь меня, что обратил внимание на выставленное напоказ. Просто смотрел, чтобы понять.
– Что понять?
– Да-а гадал. Толи ты шл*ха, толи у меня галлюцинации, – злюсь.
Больше на себя, что поплыл, как сопливый мальчишка. Новенькая устало вздыхает, удивляя. Думал, она оплеуху влепит, но она всего-то закатила глаза.
– Не-вы-но-си-мо. Хотела нормально поговорить. Дура. С тобой разговаривать нормально может лишь психотерапевт. Другие не справятся. Невыносимый иуда. Отпусти, – дёргается в моих руках.
– Пойдёшь ж*пой перед другими крутить? – цежу.
– Пойду топор точить, чтобы тебе в башку его всадить. Сделаю тебя достаточно маскарадным, раз сам не соблюдаешь правила вечеринки, – ядовито пыхтит Ева, предпринимая следующую попытку, чтобы вырваться.
18
Ева
Было ли мне страшно? Нет. Вообще…
Не поверили?
Я тоже себе не верю. Кого я обманываю?!
Очень испугалась. Особенно, когда Романов потянулся к моему лицу. Думала, всё. Договорилась.
Ударит. Как есть стукнет. Зажмурила глаза, смирившись с будущим, в котором буду смотреть уроки на ютуб, по замазыванию фингалов.
– Что творишь?
Голос сел. Распахнула глаза.
Мажор дополнительный раз проводит большим пальцем. Теперь размазывая помаду вправо.
Забыла накрасить губы в такси, дополняла макияж у дома Холодцовой. Помада матовая. Текстура не успела схватиться. Как я её ототру без специальной смывалки?
Гад ловко уворачивается от моих ногтей, продолжая с удовольствием издеваться.
– Пиджачок снимаем, – зло сдёргивает он с плеч жакет.
Зябко передёргиваю плечами.
– Ну, ты и… – глотаю матюк, но с вызовом смотреть на него продолжаю.
– И? Что следующим снимешь? Трусы мои?
– Свои, – хмыкает иронично и…слава богу, угрозу не воплощает. Вместо этого задумчиво оглядывает меня.
– Чуть не забыл, – находится, стягивая с моей головы парик.
– Сказал, я бы так отдала. Ничего предосудительного в том, что ты захотел примерить вещички, – издевательски улыбаюсь.
– Мне они и самой жуть, как нравятся. Понимаю, что не удержаться.
Но зря хорохорюсь, внимание на колкости, сатана в футболке не обращает. Сваливает всё добро на поднос официантки и…
– Выбрось в мусорку, – требует.
– Но… – пытается возразить девушка.
Усмехнувшись, мажор достаёт пятитысячную купюру, бросает сверху.
– Твой ответ теперь? – ставит он ударение на последний слово.
– Да. Хорошо. Унесу, – забирая деньги, и пряча их в карман, продажная душа убегает.
Стою. Сама не знаю почему. Надо было бежать. Но ноги почему-то приросли к паркету.
Он в метре-полтора. Я полуголая, в юбке и топе. Мажор в джинсах, в футболке.
Оба тяжело дышим. Я – от негодования. Романов – от ярости.
Подходит, тянет ко мне руки, шарахаюсь, но иуда всё равно выполняет задуманное. Запускает руки в мои волосы, создавая из них воронье гнездо.
Гости Илонкины, как специально, минут пять назад, под задорный голос "тамады" вечеринки, ускакали на веранду. Через открытые двери доносится музыка. Хозяйки пока нет. Но скоро появится и увидит меня в таком виде.
Звездец.
– Вперёд, – подбадривает Рома, улыбаясь издевательски.
– Ты зачем сотворил со мной такое? Я похоже на…
– Шл*юху?
– …жертву маньяка, – рычу, сжимая кулаки.
– Я просто помог. Ты ведь так хотела заскочить на чл…
ТЫЩ.
Выбиваю, хлесткой пощёчиной поганые слова из попутавшего берега вконец.
Тело вибрирует от гнева.
– Романов, тебе какое дело до меня? – наступаю на удивлённого паршивца.
– Ты сама пришла.
– Других ты посылал. Я чем отличаюсь от них? А, Романов? – провожу пальцами по его шее, притягиваю к себе.
Лихо, всея универа, послушно склоняется. Кажется, чтобы шепнуть на ухо:
– Ничем.
Но я то знаю, что для другого.
– Так и «ничем»? – хмыкаю.
– Стал срывать с меня одежду. Наплёл глупости про то, что помочь хотел. Признайся! На самом деле у тебя была другая цель.
– Какая, Ромашкина? – пытается казаться меланхоличным, но поздно. Дикий огонь между нами вспыхнул, когда я ведомая дурной силой, приблизилась к нему. Предложила виски.
Теперь остаётся нам выбрать. Согреться. Либо выжечь друг друга из памяти и забыть навсегда.
– Ромыч? – пьяный голос прерывает схватку взглядов.
Отшатываюсь от парня, опьянённая им.
Близко. Магнетически близко. Чуть-чуть и поцелуя было не избежать.
Красной строкой бегут панические мысли. Что ты плела, Ева? Откуда и смелость взялась?
Прикладываю холодную ладонь к горячему лбу. Ненормально, чтобы парень был, как вирус.
Всё из-за желания выиграть, успокаиваю себя. Руководствуюсь одним этим. Ничем больше. Поэтому наглаживала вражину вторую.
Кровь из носа, нужно победить вражину первую, то бишь Илонку. Я не вправе проиграть. Ради себя и ради Эми. Ради неё особенно.
– Какие люди?! – хлопает амбал по плечу мажора, заставляя очухаться.
Плюс один шаг назад, Романов дернулся было за мной, но передумав, пожимает руку, и «бьёт» по спине громилы в ответ.
Внимательнее приглядевшись, узнаю в нём того самого, что подкатывал ко мне в туалете.
– Здорова, здорова, Миха, – говорит Рома «шкафу».
Но тот залип на мне. Снизу вверх облапал луполками.
– Куколка. Снова ты, – басит удивлённо.
Марка нет. Марка нет. Набатом бьёт в ушах. Спасти меня некому. Гаркнуть на него – тоже некому. Пи…
– Поделишься куколкой, Ромыч? – вышибает дух фразой шкафообразный.
Сердце застучало в висках. Случилось то, чего Романов хотел. Неужели он правда отдаст меня…этому?
– Если она не против, забирай, – цинично улыбается.
Всё хорошее умирает внутри.
Грустно усмехаюсь. Чего ты, Маркова, хотела?!
Чтобы бросился отстаивать тебя и морду бить. Угу. Обломись, наивная.
– Ты против, куколка? – соблазнительно(одному ему так, наверное, кажется) тянет "Миха".
Качаю головой, синие глаза леденеют. Обычные карие наоборот вспыхивают радостью.
Ой, ё. Чего натворила? Покачала? Мозг разжижился и вытек. Зачем?
Надо было кивнуть.
Ревность хотела вызвать, нахожу внутри ответ.
Дура. Как есть дура, ставлю себе диагноз, обречённо терпя, что двухметровый хватает за талию, и тянет от Ромы, в гущу вечеринки. Даже послушно переставляю ноги.
Мажор словно закаменел. Едва заметно кивнул на: «Давай, Ромыч. Спасибо за куколку» и всё.
Споткнувшись, разорвала зрительный контакт, а, когда посмотрела, гад развернувшись, быстрыми размашистыми шагами, двигался к выходу.
– Осторожнее, куколка, – басят на ухо, заставляя передёрнуться.
– Мы ведь не хотим, чтобы ты поранилась, – вгоняет в депрессию бухой в хламину, продолжая лапищей давить на оголённую талию.
Попадаем в общество пьяных и весёлых, танцующих и голых за мгновение ока.
– La. La. La. Na. Na. Na. La, – надрывается певица из динамиков, а меня на буксире тащут прямо.
– Движухи от вечеринки курвы не жди, – орёт на ухо "медведь".
Знаю, что моя любовь всем клички давать – это клиника. Но не могу ничего поделать с собой, реально схожесть на лицо. Даже имя подходящее.
– Единственное развлечение – выпивка, – тягостно вздыхает Миха, продираясь через танцующих.
– Можно дождаться её пафосного появления, чтобы поржать. Она та ещё кудесница. Любит эпотаж, но, заверяю тебя, куколка, поглядеть на голую общипанную курицу в перьях, такое себе удовольствие, – приподнимаю брови, но решиться задать вопрос не могу.
– Чего зря время тратить, когда можно провести его, с большей пользой. Верно? – кроважадно глянув на чего-то ставшую робкой меня, ухмыляется косолапый.
Наверное, ведёт меня, на закланье. Смирившись, что не вырваться, следую за ним, хотя и не хочется.
Музыка орёт, народ кто чем занимается: болтают, напиваются, выселяться. Некоторые совсем в отрыв ушёл, по характерному поведению понимаю, что дурь на тусе Илонки достать можно.
И есть парочки, разместившиеся по диванам, «спрятанным» в укромных местах.
На один из таких Миха и падает. Замираю перед ним, как ученица перед учителем, но парень долго «стих читать» не даёт.
Сжав запястье, совершает рывок на себя, пошатнувшись, заваливаюсь к нему на колени. Встать не дают. Пересесть – тоже.
Сцепил руки на талии и дыша перегаром, Миха, как само собой разумеющееся, предлагает: – Или можем тут…
– Постой. Погоди. Давай для начала выпьем? – прикидываясь глупышкой, хихикаю, и уворачиваюсь от губ.
Поцелуй прилетает в шею. Смогла сдержаться и не передёрнуться от отвращения, не знаю благодаря кому.
Напряжена до предела. Кол, будто бы проглотила. Расслабиться не могу. От касаний мужских пальцев к голым участкам, каждый раз шарандахает «током».
При всей симпатичности кареглазого, мне он не симпатичен вот ваще. Последнее время, все мысли, одна зараза синеглазая занимает. Чтоб икалось "ей" до пенсии.
19
– Ты действительно напряжена, куколка, – пыхтят в шею.
– Мне поможет расслабиться текила, – пытаюсь добавить в голос ноток «роковой соблазнительницы».
– Никуда не уходи, – пересадив на диван, Миха, шатающейся походкой, направляется за текилой. Кстати, терпеть её не могу.
Встряхиваюсь, как пёс. Вдсё. Отлично. Сбагрила. Немного подождать, чтобы он скрылся из вида и не смог увидеть, что я линяю, и убегать. Закончили. С вечеринками, горгоной Холодковой и её дурацким спором. Мозги, слава богу, вернулись из долгого пешего тура.
Пробежаться голой не кажется страшным. Ибо дорого обходится соблазнение Романова. Слишком.
Дожидаться, чтобы меня распластали на диванчике из-за него, точно не в моих интересах.
Надежда, корчась в агонии, сд*хла. Он не прибежит и отстаивать не будет. Ему на меня похр*ну.
Не тешь себя, Ева. Романов, возможно, тебя ещё и ненавидит.
Закидывая лямку топа, слетевшую от игрищ Михи, на плечо, и горько усмехаясь.
– ЕВА! – раздаётся ор на весь особняк, да таких дицебел, что я, хотевшая уйти, плюхаюсь обратно на диван.
Отец.
Откуда он узнал, что я тут?
Мельтешу, загнанным зверьком. Куда бежать?
К выходу? Но он оттуда и идёт.
– Пригнись, – знакомый голос, меня стягивают с дивана, заставляя ползком обогнув его, спрятаться за широкой спинкой.
– Романов? – вытягивается лицо, когда понимаю, кто на корточках сидит рядом.
– Твой отец – Марков?
Хмурится на мой кивок сильнее, но не сказав причину неадекватной реакции, указывает пальцем за спину.
– Что? – дёрнув головой туда, не понимаю.
– Видишь окно?
– Ну, вижу.
– Придётся прыгать.
– Дурак? – поворачиваюсь, пытаясь найти проявление шутки на его лице.
– Дурак, – констатирую.
– Но не шутишь. Не шутишь же? – мажор качает головой.
– Я тебя поймаю, – заверяет.
– Скину смс на телефон, когда буду под окнами. Второй этаж, Ева. Не трусь, – шепчет и не успеваю сказать нифига, он поднимается, и исчезает.
Столбняк взял конкретный.
Но рёв отца, на первом этаже: "Ева, живо, выходи", заставил выпрямится и рвануть к окну.
– Куколка, ты куда? – летит озадаченное в спину.
Развернувшись, забираю из рук Михи текилу, одним махом выпиваю, слизываю соль с горлышка.
Храбрости не прибавляется, но всё равно считаю нужным сказать" спасибо".
И долго не думая, так как смска от пришла, открываю окно, перемахиваю через него и зацепившись на карнизе, смотрю вниз.
– Прыгай. Не бойся, – громко, но недостаточно, чтобы услышал папа, уверенно командует Романов, запрокидывая голову на шорох.
Понимая, что препираться, прося заверений, что поймает, это…в общем, можно долго простоять.
Пустая трата времени, да и уверенности не прибавит, зато отец рано или поздно найдёт, затащит за шкварник обратно. И самое лучшее, что меня ждёт – интернат, замаскированный под универ.
Поэтому просчитав примерно траекторию, срываюсь вниз, решив, что, если не словит, я сломаю ногу – максимумум. Но, когда кости сростутся, ничегошеньки не помешает свернуть ему шею.
Секундное чувство полёта.
– Спрыгивай, – шёпот у уха. Рома втягивает носом воздух у шеи.
Нет. Он всего-то замучавшись держать, сопит и уговаривает себя не бросать меня.
Не придумывай, Ева. Будет он тобой «дышать». Держи карман шире. Осторожно приоткрываю один глаз.
– Я не умерла, – открываю для себя удивительный факт.
Распахнув глаза, упираюсь в океан. Вообще-то его глаза должны быть мне ненавистны. Но я почему-то именно в этот момент, когда он крепко держит, не даёт навернуться, решила, что хочу видеть их всегда.
Мания величая?
Ей-богу она. Не нужна я ему. И угомонится – отличный из имеющихся вариантов. Самый лучший – было бы сбежать, но зная отца, не смогу.
– Второй этаж. По-любому не умерла бы, – Романов скидывая со своих рук ненужный балласт, в лице новенькой.
– Чего ты? – видит, что я с лица спала.
Последние сомнения потому что развеялись…правда не нужна.
– Пыль попала, – слегка надавливаю пальцами на веки, чтобы не дать слезам волю.
Дикость. Влюбилась в гада. Ё-моё. Как теперь жить? В одной аудитории ведь учимся.
– В оба сразу? – звучит голос. И горячие ладони, отодвигают мои руки от лица, открывая себе на обозрение наглую морду.
– Стой смирно, – командует.
– Что хочешь сделать? – столбенею, а он схватив меня за щёки, наклоняется.
Подумала бы, что распутное, но так сосредоточенно девушек точно не целуют.
– Пусто, Ева. Врёшь, увиливаешь. Ведёшь себя как обычно, – обвиняет, а я тихо помираю от того, что он близко.
– Где «пусто»? – глуплю, греясь в объятьях.
– В глазах твоих. Причём я не только про пыль.
Конечно. Как без этого?! Бьются очки стёклами внутрь.
Если гадость не скажет, лопнет.
– Спасибо, что помог, – бормочу.
– Но я пойду. Надо вернуться домой до приезда отца, – сбрасываю руки со своих плеч.
– Тихо, – заставая врасплох, шикает Романов и поднимает голову наверх, что-то услышав.
Замолкаю, испугавшись. Заговорились, забыли и отец нас нашёл?
– Что? – шепчу, но вместо объяснений парень внимательно посмотрев на меня. Что-то для себя решает.
И стремительно подойдя, касается губами моих. Невинный чмок, но мажор наступает, заставляя пятиться.
Мои плечи прижимаются к какой-то поверхности.
– …влюбленная парочка, Михаил Андреевич, – отдалённо доносится сквозь вакуум. Сердце грохочет в висках, но Романову неважно, что я в шаге от обморока.
Кладёт руку мне на талию, не прекращая целовать. Второй заставляет запрокинуть голову, чтобы ему было удобнее это делать.
И надо вроде возмутиться, врезать ему по мордасам. Но как трудно проявить здравомыслие, когда с тобой так бережно, но с нарастающей страстностью себя ведут.
***
– Между нами не любовь и не магия. Между нами притяженье касания…
Прошло достаточно, чтобы я поняла кто звонит и первая прервала поцелуй, разрывающий душу на куски.
– Кто? – жжёт глазами Рома, имея ввиду кто звонит и почему на этого человека стоит такая песня.
– Любимый, привет, – улыбаюсь, как будто самое счастливое, что со мной произошло – это звонок от Марка.
И искры тухнут в «океане». Мне ровно, что обижаю его.
Хочется сделать побольнее Романову. За то, что ведёт себя как ему заблагорассудится.
Захотел – целует, захотел – гадости говорит. И смеет ещё с укором таращится. Почувствовала себя, словно муж с любовником застал.
Глупость несусветная, но стало стыдно.
– Ромашка, ты одна? – спрашивает Марк.
– Нет. Но я освободилась.
– Понятно. Не одна. С Романовым?
– Он уходит, но была с ним. Да, – рассказываю то, что вижу.
Мажор и правда ушёл. Сел в машину, зло хлопнул дверью, взревел мотор.
Взвизгнув покрышками, серебристая тачка уехала, в неизвестные дали.
– Ромашка, ты плачешь? – хмуро доносится из динамиков.
– Марк, забери меня, а? – прошу, жалко шмыгнув носом.
– Он что-то тебе сделал? – не сдаётся он.
– Нет. Не сделал…
Сама не знаю.
– Чётко, по делу, Ромашка. Говори, что произошло.
– Меня Илона пригласила на вечеринку, – отходя подальше от дома, прячусь в беседке.
На всякий случай. Глупо будет, пройдя через ужас ужасный, в виде прыжка, со второго этажа, и поцелуя, попасться отцу на глаза.
– Скажи, что не пошла…
– Пошла, – дрожу от холода.
Марк ругнувшись, слышу тоже хлопает дверью.
– Адрес какой?
Называю чудом сохранившейся в памяти адрес, сама устраиваюсь, как нахохлившейся воробей, на скамейке.
Юбка и топ совсем не греют.
– Марк, привези мне плед. Или куртку.
– Свою потеряла?
– Да там…так вышло… – Герц нервно заржал раньше чем успела договорить.
– Извини, – отсмеявшись, одумывается он.
– Да ничего. Я ее обиделась. Самой бы было смешно, если бы не было грустно.
– Я еду. Через двадцать минут буду. Постараюсь побыстрее.
– Хорошо. Я жду.
– Постарайся не влезать никуда, Ева, – прежде чем отключиться, просит Марк.
Посмотрев на погасший экран, провожу по нему, проверяя время.
Детское. Чего тогда темнеет?
Тёмные времена потому что настали?
– Что будешь делать с заразой?! Представляешь, удалось ей сбежать. Придумывала не план, планище целое, чтобы её отец сюда приехал. Что теперь ему говорить? – ядовитый голос Илонки, заставил схватится за сердце.
Быстро-быстро нажала "беззвучный режим" на телефоне. Наученная клише в кино, я точно не жажду глупо попасться горгоне.
– Зачем ты её заложила, Илона? – озадаченный второй голос.
– Иди ты на… – морщусь от прозвучавшей грубости. От быдло холодцовское.
– Она, практически, выиграла спор. Я не могла иначе. Либо заманить её на вечеринку и сдать отцу, либо проиграть. Видела Рому? Что с ним творится.
А что с ним?
