Текст книги "Двойной спор (СИ)"
Автор книги: Милена Стори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Двойной спор
Пролог
– То есть…
– То есть что, Рома? – забившись глубоко в свой панцирь, холодно перебиваю.
– Всё было игрой?
Смотрю в родное лицо, выискивая на нём следы драки, а в паре метров стоит мой жених. Ненавистный, противный, навязанный.
Он разговаривает с папой.
И в этот миг, я осознаю, да ведь Гордеев совсем не знает жизни. Его любимое занятие – тратить деньги отца. Всё.
Худощавый миловидный блондин. Полная противоположность Романова, который действительно единица. Он сам своим трудом добился таких высот.
Я считала его мажором, а на деле он оказался намногим больше.
Да. Мажор.
Да. Несносный.
Да. Хам хамский.
Да. Бессердечный
Но я знаю, что это только его игра.
Настоящий он совсем другой, пусть и "маски" так же являются его частью.
Но папа считает, что ВАДИМ – лучший выбор для меня. Пф-ф-ф. Скорее для его бизнеса. Породнится с семьей Гордеевых – сказка.
Он никогда не примет Рому. Да и мы не сможем быть вместе.
Слишком многое натворили. Столько стоит между нашими отношениями. Столько всего.
– Тебе ли говорить о игре, Рома? – выдавливаю, сглотнув.
Любимые глаза зажигаются опасным огоньком.
– Ты на меня поспорил. Я поспорила на тебя. Поиграли, развлеклись, зашибись. Теперь иди, – взмахиваю рукой, отгоняя его, как муху.
Но Ромка не был бы собой, если так легко ушёл.
Он хватает меня за ту ладонь, которой я махала. Замираем друг перед другом. Грудная клетка парня тяжело вздымается.
Всеми силами стараюсь показать, что мне он безразличен. Что сердце не заходится. И дышать без него легче лёгкого.
– Я не дам тебе выйти за него, – категорично шепчет невыносимый.
Миг. И я повисла вниз головой на его плече.
– Отпусти. Отпусти меня, – хнычу, из последних сил сдерживая солёные капли.
Но мажору похр*ну на моё мнение и мнение людей вокруг.
Идёт к выходу.
Чёртов робот.
Увязла в решение, как вырваться, но при этом не упасть на пол. Поэтому не замечаю в упор, что отец довольно улыбается, глядя на нас.
А его ассистент что-то быстро объясняет Вадиму, порывающемуся спасти свою невесту, из сильных лапищ "маньяка".
1
– Пап, ну, что ты имеешь ввиду?! Почему я не могу продолжить учиться?
– Можешь, доченька, можешь, – отпив кофе, улыбается Марков старший.
До момента, как я радостно захлопала в ладоши, что обошлось. И в этот раз, кару небесную избежать смогла, спокойно обламывает:
– Но не в своём хересе.
– Па, не херс. Хек, – еле сдерживаюсь, чтобы не расколошматить макбук.
Нельзя, Ева, нельзя, сама себе твержу. Пока отец не снимет "бан", нельзя. Денег на новый «макинтош» – нет. Придётся потом скотчем обматывать, позориться на всю округу.
– Да хоть пи*дек, доча. Ты погляди во что превратилась. Клубы, тусовки, алкоголь. Наркотики то ещё не употребляешь? – исподлобья смотрит на меня красивый мужчина.
Чего прикопался?! Обычно совсем не контролирует, а тут, как с цепи сорвался.
Неужели очередная любовница провинилась, и он её отправил в далёкие дали, грустно думаю, водя пальцем по краюшку чашки. В ней обычный чай.
Я и сама поняла – надо завязывать. Допьюсь, что скоро мать родную не узнаю. Всё из-за урода этого. Смог всё-таки разбить вдрызг моё глупое сердечко. Такой наглой была. Так храбрилась.
Чтоб отсохло у него всё, что ещё не отвалилось, благодаря моим "тёплым" пожеланиями.
– …концентрации – ноль. Сомневаюсь, что ты сейчас трезва. Всё, Ева. Всё! Баста, – вырывает голос отца из воспоминай.
– А-а? – пару секунд не понимаю, что он имеет ввиду.
– Финир[1]1
Finir – заканчивай.
[Закрыть], – переходит на французский отец, чтобы, наверное, было понятнее.
– Берёшь билет на самолёт. В Москве чтобы была не раньше среды.
– Папа, – офигеваю от поворота. От это задумалась.
– Я сказал. В среду. Чтобы. Была. В Москве, – отчётливо повторяет мужчина.
– Денег больше на свои развлекушки не получишь.
– Ты оставишь свою дочь без еды? – в священном ужасе, шепчу.
– Тыщ двадцать тебе хватит.
– Двадцать? – хвастаюсь за сердце.
Ой, застучало, ой, забилось. Умру, как есть умру в рассвете лет.
– Ева, – строго сводит брови родитель.
– Прекращай спектакль. С голоду не помрёшь. Остальное у тебя и так есть. Шмоток дохера и больше, всяких мазючек, причём элитных, чемодан. Чемодан, Ева, косметики!
– Да-а не чемодан. Всего лишь маленькая сумка, – закатываю глаза.
Мужики!
Как не понимать простой истины – ума не приложу. Каждая моя баночка, тюбичек и бутылечёк – очень и очень важны.
Не буду ведь перед друзьями чушкой ходить. Да и перед посторонними – тоже.
Отец считает мне надо губы помазюкать гигиеничкой, за сто рублей, да всё?!
Так меня на смех подымут, раньше чем скажу "дратути".
Спрашивать будут, чего такой естественной побыть решила.
– Всё. До среды, доча, – устало выдыхает папа.
– Будь умницей, хоть раз сделай, что прошу.
Затыкаюсь, правда понимая, что нужно остановиться. Если я надавлю, или стану истерить. Чувствую, и двадцати тысяч не перепадёт. Отец – не тот человек, которого можно прогнуть.
Придётся собирать вещички и ехать.
***
Спустя четыре дня…
– Ева Михайловна, – окликает водитель, стоит выйти из аэропорта.
Поздоровавшись, позволяю забрать вещи, и уложить их в багажник.
Обойдя машину, залезаю в салон.
– Так устала, – закрыв глаза, облокачиваюсь на сидение, вытягивая ноги вперёд.
– Дома будет время отдохнуть.
Удивлённо распахиваю веки.
– Па-па? – неуверенно… жалко, смотрю на Маркова.
– Кого-то другого хотела увидеть?! – по-доброму смеётся он.
С визгом подлетаю вверх. Лихорадочно крепко-крепко обнимаю мужчину.
– У меня пара часов свободны. Куда хочешь поехать? – ласково поправляя съехавшую с меня кепку, спрашивает отец, а я готова повторно завизжать от его заботы.
Не в стиле Марковых, проявлять сентиментальность. Но…
– Ну-ка не плачь. Не плачь, говорю, – с напускной строгостью, басит отец. Заметив, что промакиваю глаза, но пытаюсь продолжить рассуждать дальше.
– Я не плачу, – мотаю головой.
– Просто рада тебя видеть, – искренне улыбаюсь.
Отец терпеливо ждёт, когда я наобнимаюсь с ним.
– Ладно, отодвигаюсь. Пора и честь знать, – хмыкаю, заметив, что он тянется к телефону.
– Все нужное я подготовил, – одновременно и кому-то печатает, и разговаривает папа.
На секунду возникает вспышка гнева, тут же тушу её. Полна привыкнуть. Он всегда в работе. Ни минуты без неё не может.
– Жить ты будешь у нас.
– У нас? У кого "у нас"? – непонимающее хлопаю глазами.
– У нас с синичкой.
– Ты себе птицу завёл?
– Это моя невеста, Ева. У неё фамилия Синицина. Поэтому я её так зову… иногда.
– И сколько лет твоей невесте?
– Ева! – одёргивает отец.
– Сколько лет твоей невесте, папа?
– Ева, какая разница? – продолжает увиливать Марков, но я настойчива как никогда.
– Отец!
– Двадцать ей. Двадцать. Довольна? – взрывается мужчина. Испуганно замираю.
Он не повышал голос никогда. Однажды я машину его дорогущую разбила, достал из её перекореженной всей, осмотрел. Сто раз спросил в порядке ли, что болит. Но не кричал.
А машина вдребезги была. Странно, что я осталась мало того, что жива, так и отделалась одной, пусть и глубокой царапиной на ноге. Осколок стекла располосовал ткань брюк, задев кожу. Мышцы, слава богу, не пострадали.
Но сейчас…
По лицу вижу, что уже пожалел, что накричал. Но упрямый характер, не мог позволить ему извиниться. Поэтому он, как и я, отвернулся к окну. И вскоре сконцентрировался на телефоне, про меня забыв.
Отлично! Зло сдуваю прядь, упавшую на лоб.
Прекрасное начало новой жизни. Теперь с мамой осталось разругаться, и будет волшебно.
Конечно, после произошедшего речи о том, чтобы ехать в кафе, не было. Весь настрой пропал. Сухо отказалась, когда повторно предложили. И всю дорогу могла думать об одном. Что за новая прошмандовка появилась в когда-то родном доме?
– Приехали.
– Вижу, что приехали, – мрачно бурчу, но из машины вылезаю.
Не буду же тут бойкот устраивать. Либо – я, либо – она. Не факт, во-первых, что прокатит. Отправит в общагу отстойную и: "бай-бай, доча". Будет с… ней развлекаться.
Нет. Не буду идти на поводу у своей эмоциональной части. Надо действовать хитрее.
– Учёба начинается завтра, – не успела войти в дом, информирует отец, расположившись на диване, и уткнувшись в чёртов айфон.
– Вася отвезёт тебя на занятия, – считает нужным добавить.
Закатив глаза, угукаю, попросив скинуть всю инфу, о новом вузе, в мессенджере.
И прямо так, в пуховике, да кроссовках чешу до кухни. Каждый день клининг служба приходит. Сомневаюсь, что за время моей учебы во Франции, отец стал грязнулей. Так что волноваться – не стоит.
Достав из холодильника минералку, отвинчиваю крышку, и опустошаю половину литровой бутылки. Как ни прискорбно признавать, вернулись к обычному нашему общению.
– Ну, что ты боишься?! – спустя секунду после этой мысли, доносится из гостиной.
Еле протолкнула воду в пищевод, от шока, что отец может быть настолько нежным.
Навострив локаторы на максимум, прислушиваюсь более тщательно.
– Я ей не понравлюсь. Твоя дочка привыкла… – дальше голос стал настолько тихим, что мне либо беспардонно ворваться, и потребовать всё сказать в лицо, или просто мучаясь любопытством, забить.
Подумать как же, как же быть мне, не дал мобильник. Затрезвонил голосом Бибера, на всю огромную папину хоромину.
Х-м. Незнакомый номер.
Если чёрные риелторы, по наводке "добрых другов моих", захотели продать на органы. Скажу: "Врёшь. Ты, всё врёшь. Не возьмёшь! "
И на этой ноте, оставив за собой последнее слово, рубану завершить вызов.
В чёрный список и забуду, как страшный сон. Так что не боясь нисколько, отвечаю.
– Е-е-е-ва-а-а, – моментально заорали в ухо, не успеваю и слово молвить.
– Боже. Маслёна, прекрати истерику, – громко требую, практически, повторяя слова отца.
Не до конца придя в себя, после звуковой атаки, трясу головой.
– Где я? Кто я?
– Ну-у-у, Е-е-ева.
– Ладно, перегибаю, – соглашаюсь, отставляя бутылку на стол.
– Но было правда громко.
– Прости, – робко шепчет подруга.
Возможно и не робко. Да и не шепчет вовсе.
Походу, правда, оглохла. Пальцем стучу себе по уху.
– Вот дура ты, Масленникова, – не могу сдержаться.
– Чего это? – обиженно сопит Ника.
– Таво это… – обрываюсь, не договорив мысль.
Заметила потому что в проёме высокую статную фигуру Маркова.
За ним стеснительно улыбаясь, не находила себе место новая мачеха. Та самая, на два года младше меня.
– Маслён, я тебе перезвоню, – обещаю и не дождавшись ответа, отключаюсь.
Погоди, Ника. Надо разобраться с этой парочкой сладкой.
2
– Серенькая мышоночка. – вру нагло.
– Какая убогость, – вру ещё наглее.
На самом деле, девушка довольно милая. Не типаж отца. Совсем не типаж.
Не гламурная, не пафосная, не размалеванная, не на шпильках, а это уже повод задуматься. Все предыдущие любовницы, как одна, эти орудия пыток обожали.
Куча "НЕ".
Но миленькая. Вся такая хорошенькая. Видок самой примерной ученицы. Той самой, что весь класс ненавидит, потому что на фоне такой овечки пушистой, п*пец сложно существовать. Чтобы ты не делал(делала) всегда будешь уступать.
Терпеть не могу таких.
– …если ты ещё раз… – разоряется отец.
Но я играю в игру. Классная.
Называется: "Сведи вниманием своим, актрису погорелого, желающую показаться пай-девочкой".
– Поняла, поняла, – перестаю прожигать взглядом мачеху… бр-р-р.
Тьфу-тьфу-тьфу. Ещё по столу постучать надо. Останавливает одно – выглядить будет по-дурацки.
Но с уверенность могу сказать, переступит мой труп, тогда сможет стать мачехой. Костьми лягу, но выдворю её из отчего дома.
У всех имеются слабости. И у неё найдём.
– Хорошо, папа, – строю покорность. Глазюшками невинными похлопала.
Хлоп-хлоп. Порыв ветра аж подняла. А-а. Не! Дело не в реснях.
Обломала разыгранная сценка, в которой Синицина быстро подбежав к окну из него… НЕ прыгнула, к сожалению. Просто закрыла. И, под презрение, сотого уровня от меня, "вжи-и-ик". Прижалась крылышком под крылышко папочки.
Семейство пернатых ё-моё.
– Ну-с, давай что ли обниматься, – подождав пока она перышки уложит, развожу руки в стороны, как будто весь мир хочу обнять.
– Ева! – гаркает Марков, стоит прошманденечке его ещё больше бледнеет. Она неуверенно жмется к отцовскому боку, а я испытываю в душе радость.
Выдворить её будет проще оказывается чем я предполагала.
– Перебор, да? – хмыкаю, выдерживая суровый папин прищур.
– Ничего. Мы к обнимашкам постепенно придём. Ладно. Отец мой и будущая жена его, – паясничаю.
– Мне с подругой бы встретиться. Можно? Или я под домашним арестом? – барабаню пальцами по столешнице, продолжая казаться беззаботной и лёгкой. Снаружи.
Внутри сжалась, как пружина. Если он не разрешит, это усложнит мою жизнь вдвойне, а то и втройне.
Придётся придумывать планы побега, забега, скрываться от преследования охраны. Одним словом, жесть.
– Олег поедет с тобой, – подумав немного, дозволяет отец.
Глубоко вдохнув, улыбаюсь, якобы всё пучком. В душе же хочу свернуть шею и этому псу цепному – Олегу, и себе, шобы не мучилась.
Что за бред?
Разве сто пятьдесят заверений, что я больше "ни-ни". Встаю на путь истинный, даже слабенький коктейльчик в мой рот не попадает, ни за что и никогда. Этого недостаточно?
Обязательно охранника приставлять?! Да ещё и ТАКОГО.
– Спасибо, пап, – вежливость – наше всё.
Мужчина удивлённо приподнимает брови от ох*ренной послушности. Кго понять можно. Он доселе, в моём исполнение, этого чуда в глаза то не видел. Знать не знал о существовании.
Но я делаю морду кирпичом, якобы так и надо. И да! Я – само воплощение добродетели.
Хрен с ним. Данную битву проиграла. Достойно признаю своё поражение.
***
– И что думаешь делать? – интересуется Ника, собирая остатки молочного коктейля трубочкой, прихлюпывая при этом, но совершенно не стесняясь.
Мы с Масленниковой…Ах! Да.
Конечно же, тело, чтоб его, хранителя, забывать не стоит. "Пёс" отца вежливо уселся в самый дальний угол. Как раз из него отлично было меня видно.
Что только не говорила ему. Но при всех честных заверениях, что я папе не скажу и тыры-пыры, "Олежа" остался.
Так вот. Продолжим.
Мы с Маслёной расположились в кафе "Фея". Неприметное заведение на окраине Москвы – раньше. А сегодня – уже популярная сеть по всей столице.
Жаль. Причём очень. Мне нравилась былая простота. Пока популярности не было и народу было меньше – дышалось легче.
Нам с Никой, когда я жила в Москве, нравилось бывать в "Фее". Можно было, без лишних ушей, обсудить волнующие темы. Теперь – не подохнуть. Гам сплошной, да куча звуков.
– Давай в другое место пойдём? – пытаюсь уговорить подругу, сама к своему кофе так и не притронувшись.
– Да-а брось. Наше любимое кафе, – непосредственно хмыкает кудряшка.
– Ведь встретились, надо радоваться, не обращая внимание на глупости. Так всё скайп, скайп. Дай хоть поразглядываю тебя спокойно.
Еика, как бабуся, цокает языком, заставляя меня иронично приподнять брови.
– Одни мощи, Евка. Тебя во Франции не кормили что ли? – тычет пальцем в мою ключицу. Перехватываю юркую ручонку.
– Маслён, а, Маслён?
– Что? – испуганно замирает она.
– Ты ориентацию сменила пока я в Жуи[2]2
«Жуи» – университетHEC Paris. Находится в городе Жуи-ан-Жоза между Парижем и Версалем, и располагает двумя кампусами.
[Закрыть] была?
– Ну, тебя, – показательно обижается кудряха, плюхаясь на стул.
Меня, как минутой ранее её, берёт столбняк.
С огромным интересом, рассматриваю подругу. Оказывается – я по ней скучала. Сама себе в этом признаваться не хотела – я же такая независимая, мне никто не нужен. А вот! Скучала и ещё как.
По этим веселым пружинкам-кудряшкам, лучистому доброму взгляду, слегка детскости и наивности, свойственной лишь ей.
М-да. Похоже я, правда, в другую "команду" переметнулась. Теперь играю за "розовеньких".
– Маслён, – окликаю.
Л.П.[3]3
Л.П – лучшая подруга.
[Закрыть] отрывается от поедания тарта.
– А-а? – вскидывается она.
Невольно фыркают.
– Какая ты неряха. На! Вытри мордуленцию, – протягиваю салфетку. Не решившись сказать то, что хотела. Что ценю нашу дружбу, порой слишком сильно.
Не сложилось забугорьем с подругами. Ника – единственная, с кем я могу обо всём на свете говорить.
Доверяю ей больше чем себе. Надеюсь, она догадывается о том, что важна для меня. Практически, как сестра стала. Даже, и не практически. Правда, стала.
В тот миг, когда я переборю свой характер ужасный, скудный на проявление чувств, мы уже состаримся. Грусть, тоска, печаль, одним словом.
– Ты не ответила, – тщательно вытирает лицо Ника.
– На что? – не понимаю о чем она.
– Что будешь делать?
– Жить. Что ещё?! Ну, и немного пакостить. Синичке я точно не отдам отца. Ишь чего придумала. Замуж за Маркова выскочить. Не жирно будет?
– Ты её не знаешь, Ев, – взывает к моей разумности Ника.
– Если нормальная девчонка, почему бы и нет. Твой отец разве не заслуживает счастья? – вроде рациональные вещи пытается втолковать, но я не хочу их слышать.
– Не может она быть хорошей. Явно что-то задумала. Отравит отца…
– Ев, тебе бы детективы начать писать. Озолотилась – точно. Что ты мелешь? Каким образом она его отравит? Стряпней своей? – злится подруга.
Она не любила, когда на честного человека наговаривали. Я понимала её принципы. Но Синичкина сто процентов охотница за деньгами. Иначе быть не может.
Рома
– Смотри-смотри, Ромыч, – пихает Исаев в бочину.
– Ещё раз так сделаешь, останешься без рук, – предупреждаю, натягивая козырёк кепки на глаза основательней.
Дружбан хохотнув, не воспринимает мои слова всерьёз. И стягивает с меня единственное прикрытие, от любопытных глаз. Садясь на него своей… вот урод.
Как же з*ебло то всё.
Пятерней провожу по волосам, поправляя чёлку. Как обычно ловлю полные обожания взгляды девчонок. Фирменной улыбкой отвечаю некотором, приводя своих "избранниц" в экстаз.
Сам же серьёзно раздумываю над тем, чтобы уехать куда подальше. Желательно туда, где ни одной души, по крайней мере, живой.
Сколько можно так реагировать?!
Ни минуты одному не побыть. Обязательно кто-нибудь возникнет рядом и понеслось.
Каждый раз одинаковый монолог: "Привет. Можно твой номер? Ты же модель? Да? Такой красивый!"
Ладно, девки. Но когда и парни подходят. В такие моменты еле держусь, чтобы не сорваться и не полезть морду бить. Охуе…
– Новенькая то – не промах, – тем временем задумчиво говорит Макс.
Слышу в его голосе уважение и отрываюсь от кофе.
Новенькая, заставившая Исаева сделать что-то новенькое, кривлю губы в усмешке.
Забавно. Возможно я даже посмеялся бы. Если бы не было так тошно.
Но иррационально, внутри поднимается давно забытое чувство – любопытство.
– На что я должен смотреть? – окидываю снизу-верх стройную миниатюрную фигурку блондинки. Как раз остановившуюся у буфета, чтобы разглядеть витрину внимательнее.
В двух шагах Холодкова. В своём репертуаре. Уверен – развлекаться явилась.
Ей порой так же бывает скучно, но в отличии от меня, случайными связами она не довольствуется. Предпочитает выковыривать чайной ложечкой мой мозг: "Когда же, когда же официально объявим, что мы-пара."
Ну, и вот – доколупываться до новеньких. Второе – пожалуй любимейшее её занятие.
– Твоя Илонка её прессует, а ей хоть бы хны. Совершенно не реагирует, – восхищенно вводит в курс Макс.
– Не моя, во-первых. Во-вторых, может блондиночка боится поэтому и молчит. Чтобы конфликт не раздувать ещё круче.
– Нет. Тут что-то другое, – не соглашается друг, с интересом наблюдая за тем, как Холодкова накренивает свой поднос с едой. Якобы случайно.
Новенькая, до этого любезно улыбающаяся бабе Глаше – нашей буфетчице, после испуганно оха последней, резко поворачивается, взмахнув копной волос.
Поднявшись, не вижу, как Исаев удивлённо выгибает бровь.
Непонятно с чего, возникает необузданное желание защитить невинный цветочек. Но зря рыпался.
3
Ева
– Ой, извини, пожалуйста, – хватаю салфетки, любезно предоставленные бабой Глашей, смотрящей на происходящее, с огромнейшим одобрение.
Типа: «Молодец, Евка. Так её. Гадину, терроризировавших всех и вся вокруг.»
Я в Р.Э.У. пару часов, а про мымру Холодкову наслышана.
Под тихую-тихую тишину в столовой, вытираю, на деле размазываю сильнее, томатный сок по белой и пушистой кофточке.
Такое чувство, что она плюшевого мишку убила по дороге, и нарядилась в трофей.
Но, наверное, я просто отсталая. И такое сейчас модно.
– Что же ты так неаккуратна, Холодцова?! – сочувствующее смотрю в наливающиеся кровью глаза.
Угу. Плавали-знаем. Поднос хотела опрокинуть на меня, читается в моих.
Накося-выкуси.
Теперь походи в свитере, при виде на который, создаётся впечатление, как будто ты по дороге парочку слишком оборзевших новеньких мачканула.
Бросаю салфетки в урну, забираю из рук милой буфетчиц новую порцию сока. Оплачиваю. Благодарю. И меланхолично прохожу мимо застывшей, каменным изваянием, девицы. Всё под ту же начинавшую звенеть тишину.
Мельком заостряю внимание на высоком парне, с какой-то стати подскочившего в момент «атаки». И до сих пор замеревшего прямо, как Холодцова. При этом сложив руки на мускулистой груди.
Холодцову кажется кондрашка хватит.
Как хватит, так и "расхватит". Возможно, в следующих раз побоится нападать на новеньких, зная, что не каждый будут терпеть.
Невольно всплывает вопрос: неужели никто раньше не давал ей отпор?!
Отмахиваюсь от него. Неважно.
Моментально теряю интерес и к наглой девке, и к парню. К первой – ибо не достойна, чтобы я время на неё тратила.
Ко второму, потому что увидела вокруг него толпу девушек. С обожанием, смотревшим на явно не хорошего человека.
Чуть не стошнило.
Пренебрежительно улыбаюсь. Позади королевишна недоделанная осталась, это у нас – королевич. Ну, пусть "правят" дальше. С одним условием: не трогая новенькую.
– Эй!
Знакомых тут нет. Поэтому, с чистой совестью, продвигаюсь дальше к выходу. Не меня зовут.
– Новенькая. Новенькая. Блондинка! Я к тебе обращаюсь, – кто-то хватает за руку.
Резкий рывок и вот я уже верхом, сижу на удивлённо хлопающей глазами громадине.
И опять. Вроде только все стали говорить, есть, хохотать и веселиться. Как снова дурында я, привлекла к себе внимание.
Ё же моё. Выход был так близко.
– Представляешь, – закатывает глаза парень подо мной.
М-да, не думала, что "парень" и "подо мной" так быстро снова появятся в моём лексиконе.
– Ты заставила меня истекать кровью, – смотрит он на свой живот.
Теперь настал черёд мне, непонимающее хлопать ресницами.
Не могла я навредить. Этот приём у меня до автоматизма доведён. Специально, чтобы бросить через себя маньячелло проклятого, стукнуть его и убежать.
На уровне инстинктов сработал, хотя и не нужно было.
Рома
– Герц то молоток, – толкается плечом Исаев.
– Ага. Молоточище просто. Хрупкая девка на раз уложила, – иронично усмехаюсь, с огромным интересом наблюдая, как новенькая сдувает прядь, упавшую ей во время того мощного броска.
И пружинисто подскакивая на ноги, протягивает руку истекающему томатным соком «молоточку».
Тот тут же принимает помощь. И вот два клоуна, разыгравшие отменное представление, оба на ногах.
– Кто его знает?! – хмыкает Иса.
– Может у него такой хитрый план был.
– Распластаться на полу под девчонкой?!
– Гы-гы-гы-гы, – тут же заходив ходуном, ржёт друг.
Усмехаюсь. Д*бил. Как есть д*бил.
– Держи, девочка, замучили тебя эти ироды, – протягивает баба Глаша новенькой очередной стакан.
Я бы на её месте, уже забил на сок. Явно не удасться выпить его. Даже до выхода донести.
Но девчонка тоже просекла похоже, поэтому быстро опрокидывает в себя весь сок. И благодарно улыбнувшись буфетчице, вытирает губы, внешней стороной маленькой ладошки.
М-да. Воображеньеце сразу подкинуло картинку. А извращенный мозг соединил каплю,(кровь) в уголке губ, и сосс. Ещё же "сос" – спасите…
Ля-я-я. Всё!
Картинки перед глазами вскачь. Как новенькая подо мной, на кровати, молит о пощаде…
– Увлеклись, что и не заметили как она его отшила… – тем временем хмыкает Исаев, вроде не заметив, что моментально стало жарковато.
Удостаиваю друга внимательным взглядом. Не. Не заметил. Стоит рядом, отзеркалив мою позу.
Слегка отодвигаю футболку от торса, чтобы немного воздуха прошлось по разгоряченному телу.
– Разве отшила? – радуюсь.
Радуюсь?
Радуешься, подсказывает быстро-быстро застучавшее сердце.
Чему?
Какое дело то мне до новенькой?!
Отравился что ли?!
– Чем слушаешь?! Вон сам посмотри, – кивает Макс на одинокого Герца, собиравшегося уходить. Но его перехватила Илонка. О чём-то стали тихо беседовать.
Какие дела у неё могут быть с ним?!
А! Это как раз неважно.
– Как же её зовут… – отвлекает Исаев от престранной картины у выхода.
– Ещё фамилия какая-то цветочная. Не помнишь? Полянкина. Розочкина…нет, не то…
– Ромашкина, – помогаю.
– Точно. Ромашкина. А ты откуда знаешь? – подозрительно поворачивается ко мне дружбан.
Молча сажусь за стол, стараясь не обращать внимание на девок, так и продолжающие жечь глазами. Спокойно прихлёбываю американо.
Ромашка ушла, гордо сверкая упругой пятой точкой, обтянутой в кожаные брючки. Больше любопытного ничего не придвидится.
Разве что приставучий Исаев никак не уймётся.
– Мля. Кажись знаю, что случилось, – громко восклицает, садясь рядом.
Приподнимаясь, отсаживаюсь. Друг осуждающее поцокав языком, подперев щёку кулаком, продолжает:
– Наклонись, что скажу.
– Не буду.
– Наклонись.
– Не буду я, – мотаю головой.
– Ты в неё влюбился! – открывает "тайну", хватая меня за край футболки и притягивая к себе. Хмыкнув, качаю головой, нежно проводя по лицу друга.
Тот округляет глаза, а я же продолжаю издеваться:
– Не. Не угадал, – качаю головой.
– На самом деле, моё сердце давно занято.
– И кем же? – ухмыляется Макс, понимая, что я сейчас скажу.
– Тобой! – по секрету шепчу.
Секунда, вторая…и мы синхронно заржали.
– А, если серьёзно? Что это ты подскочил, когда твоя Илонка…
Куда она, кстати, пропала?! Приходит поздно мысль. И Герцмен исчез. Совсем не отследил. Теряю сноровку?!
– …её обижать начала?
Пожимаю плечами, допивая остатки кофе.
– Раз по барабану на неё. Докажи.
– Каким образом? – не понимаю.
– Спорим?
– Мля-я-я-я, – роняю голову на ладонь.
– Не млякай. Не дай провидение призовёшь, баба Глаша услышит и точно тебе по губам надаёт, – паясничает Исаев.
– Ну, так что?
– Чтоб тебя перекорежило, – желаю от всей души, понимая, что отказаться нельзя. И всё-таки нехотя руку пожимаю.
– Срок?
– Месяц. Что-то мне подсказывает, он обещает быть томным, – подмигивает Исаев.
Поднявшись, забираю рюкзак и иду на выход.
– Ты куда? А кепка?
Не оборачиваясь, показываю фак.
Куда-куда. На кудыкину гору, млять. Тебя бы прихватить, чтобы отп*здить по помидорам.
Опять надо информацию искать. Что любит, что ненавидит, по кому фанатеет.
