Текст книги "Двойной спор (СИ)"

Автор книги: Милена Стори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

14

– Решил признать свою природу, Герц?! Пра-а-авильно, – язвительный голос прямо у уха, молниеносно заставляет захлебнуться смехом.

Поворачиваюсь, как в замедленной съёмке.

Уху. Не галюны. Романов воплоти. Помыт, побрит, свеж, бодр, в рубашке и джинсах, со стаканчиками кофе в руках.

Морщу лоб. Из двух сразу пьёт?

Марк на него хищно оскаливается. Вежливо просит:

– Завали, «друг». По-хорошему.

А ботаня несчастный, от толчка "Халка", повис на поручнях. Да так и висит.

Испуганно пискнув, пытаюсь к нему подбежать, помочь соскрести себя с металла.

Куда там?!

Осмелевшие в край макаки помимо того, что вцепились, кто во что. Так и ором оглушили:

– Куда? – клешня Романов "хвать" за капюшон.

– Стой! – ручища Герцмена влетела в пуховик, им же на меня напяленный.

Шок возник двойной. Первый слой – это вопрос. Как король, всея универа, может держать одновременно и стаканы, и меня.

Повернуться, чтобы узнать – сил нет. Оставшиеся после забега и те потушила вторая волна офигея. А именно, грудь – моя, в руке – не моей.

– Озверел? – «осела» на землю-мать настолько, что даже смотреть в наглые изумрудные глаза не могу.

Таращусь на переносицу. Техника специальная.

Марку кажется, я смотрю чётко ему в глаза, а я не смотрю.

Чувствую, сделаю это и два стаканчика будут у этого д*билоида на голове.

– Действительно! Ох*ел, Герц? – поддерживает Романов, продолжая прижиматься сзади.

Господи, Боже ты мой, Пресвятая Боородица, дай сил.

За что я в такую ситуацию попала?! За что?!

Один мажор держит за сиську, второй – близко за спиной. Позволяет чувствовать своё горячее дыхание, на голом участке шеи.

Я не хотела, тройничок сам создался и затащил в себя. А-а-а.

– Ев, ты чего? – Марк с любопытством убегает глазами к моим раздувающимся ноздрям и потянувшимся к его шее рукам.

– Ничего-ничего. Продолжай! Ты кайфуешь, сжимая мою грудь! – акцентирую его внимание на клешне, так и покоящейся спокойно там, где не надо.

– Дай и мне удовольствие получить, – брови, удивительно но НЕ кудрявые, приподнимаются.

– Не представляешь, как я кайфану, шею твою сжав. Давай, давай! Чего отходишь? – стерпев насмешливый фырк в затылок от Романова, продолжаю тянуть руки-палочки к убийце, нервных клеток, под номером два.

– Ева? – пытается остановить озадаченный окрик.

– Ватруш, не сейчас, – схватив за воротник, тяну Марка к себе. Позади появляется возмущение, легко ощутимое кожей.

Но хрен с ним, с Романовым. На здоровье. Пусть злится сколько угодно.

Для начала нужно решить, буду ли я "своего парня" бить, али нет.

Не буду. Не буду. Не совсем ведь дурочка. Возможно, он случайно схватился.

Да и не в моей природе мутузить людей.

Такое может зайти далеко. Всегда лучше поговорить и, если слов не понимают – бежать куда ветер дует.

Для чего, спросите?!

Конечно, чтобы обезопасить и себя, и «нападающего». А ветерок будет подбадривать. Придавать ускорения.

– Всё-всё! – смех Герцмена, пропитывается лучиками солнца. Он останавливает меня, не успевшую самостоятельно затормозить, бережно кладёт ладони на запястья.

И замирает, на некоторое время, разглядывая моё лицо, словно впервые видит.

Не удержавшись, весело хмыкаю. Чертовски заразительная улыбка так и красуется на его губах. Вот же-ж…мажор.

– Успокоился? – говорю.

И это может показаться глупым. Пыталась придушить его – я. Логично, что спрашивать не мне.

Но Марк сходу понимает, что я имею ввиду тему с папой.

Кивнув, убирает руки.

Лицо-кирпич снова в игре.

– Может уйдёшь? – сдвинув брови к переносице, просит.

– А? – потеряно заглядываю в его глаза. И чувство, как будто вижу в них бушующий лес.

Неужели настолько трудно, что и видеть меня не может? Что же отец натворил?

– Я не тебе, Ев, – подозрительный дёргает уголком губ, заставляя мигом расслабиться…постойте.

Не мне.

А кому?

Не прошло минуты, ягодичные повторно сводит судорогой.

– Мляха. Точно, – дёргаюсь, вспомнив о Романове.

***

Развернулась.

Правда так же стоит. Но в чуть меньше метра от нас.

– Кто ты такой, Герц, чтобы указывать мне? – надменно приподнимает брови.

Марк хочет послать его. По брезгливому выражению на лице догадываюсь.

Не даю.

– Мой парень, – вырывается дурь-чертовка.

– Он-мой парень, – повторяю для особо слабоумных.

И похоже кудря из их числа. Замер болванчиком, глаза выпучив.

– Ты сам кто такой?! – скатываюсь до "быдляцкого" говора.

– Чего лезешь к нам постоянно? Шёл бы своей дорогой! – обняв Марка за талию, едва заметно киваю ему, чтобы подыграл.

Слава богу, до него уже доходит. И он хватает меня за…еле сдержалась от мата.

Где те времена, когда слово "парень" – значило лишь танцы, обжиманцы, невинные поцелуйчики.

Лет пятьдесят назад засекли последний такой случай. Теперь вот век, хватания за хлебобулочные.

– Парень? Он? – не верит Рома.

Потом опускает глаза вниз. Замечает, что рука наглая лежит там, где не положено. И я вроде как не против. До него медленно доходит, что мои слова лживые, могут быть правдой.

– Парень. Ага. Угу. Понял, – загадочно сверкнув своими мегакраси…тьфу ты. Снова.

Глазами, в общем, посверлил и обойдя нас по дуге, направился к универу.

– Ты чего делаешь то? – шиплю на Марка, стоит Романову отойти на приличное расстояние.

– Долго это будет продолжаться? – словами указываю на ладонь, продолжающую любовно поглаживать мою задничку.

– А чего? Вдруг он вернётся?

– Кто тебя просил на ж*опу класть руку? Убери живо. Романов в универ уже зашёл, – зверею.

Нехотя Марк слушается. Но не упускает случая добавить:

– Зато смотри как эффективно, – улыбается и вежливо, не обращая внимание на пар, пошедший из моих ушей, здоровается с Эми, робко подошедшей к нам.

– Привет, Ватрушкина. Как жизнь молодая? – загоняет он её в цвет настроения «красный».

– Ватруш, не обращай внимание на д*била, – успокаиваю "горящую" девочку.

– Романов кофе отдал? – замечаю в её руках знакомые стаканчики.

– Странно. Отравить хочет?

– Н-нет, – лепечет Эми.

– Он тебя угостить хотел. Спрашивал меня какой кофе ты любишь, – Марк вмиг мрачнеет.

Чего это он?

Перевожу взгляд на ватрушку – может она знает.

Но та лишь злорадно улыбается, смотря на Марка.

Остановите планету, картина мира рушится, в режиме реального времени.

– Да. К-хм.

Красноречие – мой конёк.

Не знаю, чтобы сказать.

М-м. Осеняет.

Знаю. Знаю.

– Ватруха, сдобная моя прелесть, ты решила примерить на себя роль злодейки? – сбрасываю с неё оцепенение.

– А? – моргает девушка.

И, наконец-то, прекращает жутко лыбится.

Ты-ды-нь.

Сигнал смс выводит всех из ступора.

Удивительно, как я снова на те-же грабли наступаю.

Откуда знать, вдруг Эми – одна из подружек Холодковой.

Объяснило бы её сообщение, через Ватрушкину переданное.

– Что случилось? – замечаю, что Марк поморщившись, достаёт айфон из заднего кармана джинс.

Прочитав смску, ничего не объясняет, но становится ещё сильнее похож на последователя культа.

Хмурый. Брюнетистый. В чёрном. С этими кольцами, браслетами.

Вылитый сектант.

Цепь с пентаграммой – на шею, тени чёрные – на веки и под глаза, плащ до пят – не отличить будет.

– Ев, потом тебе расскажу всё. Обязательно. Сейчас дела появились, – устало улыбается.

Заглядываю через его плечо. Любопытно, что пишут же. Но получаю щелчок по носу и обрыбиваюсь.

– Ай. Ну, чего ты? – обиженно потираю нос.

– Больно? – гад молниеносно прекращает прикалываться и подходит ближе.

– Конечно больно, – отыгрываю на все двести.

Жаль плакать не умею, так и разрыдалась бы.

– Прости, – тихо говорит, с огромным раскаянием разглядывая мой нос, стыдящийся хозяйку из-за бредовой лжи.

Ей-богу Марк, как будто случайно врезал кулаком, настолько распереживалась

– Мне казалось, щелкнул близко, но не касаясь. Возможно, находясь, в этом состоянии, мог задеть.

– Каком состоянии? – почему-то тоже шепчу.

– Неважно, – получаю невесомый чмок в нос.

Лицо вытягивается непроизвольно. А Марк отстранившись, весело заявляет:

– Всё. Пошептал на нос твой заговор. Теперь болеть не будет, – закусываю губу, чтобы не улыбнуться.

– Иди быстрей. На улице холодно, замёрзнешь, – кивает на универ.

И сам то стоит. Продувается.

– Хорошо, – соглашаюсь, но не иду. А расстёгиваю на себе его пуховик.

– Ева, – рычит, когда силком впихиваю в руки куртку.

– Что, Ева? Будет мотивация, не обмануть и правда прийти, – пожимаю плечами, заглядывая в злые глаза.

– Вспомнишь, что я пойду по холодным-холодным улочкам. Простужусь, заболею. И сразу мотивации прибавится, прийти, рассказать, – открыто манипулирую.

Марк понимает это и осуждающее качает головой.

Что поделать, узнать причину странного поведения как-то надо. Ничего лучше манипуляций пока не придумали. Так что…

– Всё. Бежим, ватруш, – сбросив с себя гипнотический эффект зелёных глаз, срываюсь к зданию вместе с соседкой послушной, оставляя Герца позади.

Звездец звездецкий холодрыга какая.

15

Подпрыгиваю в холле, как будто меня пчела ужалила.

– Чего ты, Ев? – не понимает Ватрушкина.

– Холодно. Согреваюсь, – продолжаю скакать.

– Зачем тогда куртку отдавала? – протягивая девушка один из стаканчиков.

– Кто бы мне самой сказал, – закончив отстукивать чечётку зубами, прекращаю и прыгать.

Забираю бурду неизвестную, бесстрашно отпиваю.

– Вкусно, но он тёплый, – отдаю обратно.

– Так чего ты хотела? Мы на улице минут десять стояли. Остынет хочешь ты этого или нет, – обиженно забирает соседка стаканчик.

Наблюдаю за тем, как она стаканчики бережно «убаюкиваются». Доходит. Чтоб меня чёрт за ногу дёрнул.

Как до утки допёрло. На двадцать пятые сутки.

– Ватруш. Только не говори, что тебе Романов нравится. Пожалуйста, – жалостливо прошу и так зная – нравится.

– Не нравится, – предсказуемо вскрикивает, качая голой, и стаканчики крепче сжимает.

– Давай тогда выбросим кофе? Остыл же! – делаю шаг к ней.

– Нет, – как заголосит истерично, заставляя парочку подружек, подходящих мимо, обернуться.

– Ва-а-атруш.

– Не отдам, – поворачивается ко мне чуть боком, чтобы я не смогла забрать стаканы.

Ё-ё-ё-ё.

Грустно хмыкаю.

Такое проявление чувств – даже не влюбленность. Хуже. Она такая же, какой я когда-то была.

Одержимая.

А настолько превосходно скрывала. Я искренне верила, что Эми под чары Романова не попала и не попадёт.

Прикрываю глаза ладонь, сдерживая вопль досады.

– Ев, ты не говори никому, – сдаётся дурочка.

Убираю руку от лица и смотрю на неё.

Поникнув, опустила голову. По щекам, капля за каплей, льются слезы.

Покачав головой, подхожу к ней, вытаскиваю из подставки салфетки. Промакиваю мокрые щёки.

– Я не расскажу. Веришь? – поднимает глаза.

– Верю. Тебе – верю.

– Но проблему надо решать.

– Как? – с надеждой тянет.

– Не знаю. Но придумаю. Всё. Пойдём, – тяну запутавшуюся девчонку в раздевалку.

– Ев, ты помнишь, что сегодня вечеринка? – снимая пуховик-пальто, осторожно начинает.

Мне снимать нечего. Так что просто жду, и держу злосчастные стаканчики. Сколько не уговаривала – не дала выкинуть их.

– Что за вечеринка? – просматриваю второй рукой мессенджер.

Сама вспоминала%, наткнувшись на переписку.

– Ты про Холодцовскую вечеринку, где она якобы расскажет, мне методы «влюбления» Романова?! – получаю кивок.

Фырк сдержать не выходит.

– Забавно, конечно. Самой то чего ими не воспользоваться?! Или сапожник без сапог?!

Открываю беседу.

– Так чего она с тобой однажды сделала? – не вижу продолжения.

– Что?

Долистав до самого низа, чтобы проверить ещё раз – может не прогрузилось. Но нет, удостоверяюсь, продолжение не написано.

– Вот, – приходиться показывать Эми ею же написанное, чтобы вспомнила.

– А, – хмуро кивает.

– Это долгая история.

– Время есть. Рассказывай.

– Ну, хорошо, – глубоко вздыхает Эми.

– Короче, я тогда тоже новенькой была, – закусив губу, задумчиво начинает.

– Но не такой, как ты.

– Какой "такой"?

– Бойкой. Храброй, – непосредственно льстит самолюбию сдобная прелесть.

– Наивная такая была. Холодкова воспользовалась этим, тоже пригласила меня на вечеринку. Ты права насчёт того, что она фильмов пересмотрела, – печально хмыкает.

– Была у неё вечеринка очередная. Но не маскарадная, как сегодня. У бассейнов. Я не знала. Пришла без купальника. Дома был, но скромный. Похоже поэтому Илона не сказала. Если бы я его захватила, всё иначе сложилось. Не в её пользу. Но, Ев, ты можешь подумать, что я сама сглупила. Признаю, да. Глупая. Но Холодкова казалось милой тогда.

Не веря, приподнимаю бровь.

– Да. У неё не имелось всеобщей популярности, что сейчас. Но гадиной была такой же. Скрытая гадина. Потому я не ждала от неё подлянки.

– Эми, не хочешь, не рассказывай.

Ужасаюсь её бледности.

– Я расскажу, расскажу. Ты должна знать, – вдох поглубже и девочка продолжает:

– До вечеринки, я не знала, что она с Романовым встречается. А он мне, когда я перевелась в их группу, сразу понравился. Сложилась так. Я споткнулась, заходя в аудиторию. Он поддержал, помог. Прямо, как в кино, Ев. Ну, и на следующий день, я принесла ему печенье, чтобы отблагодарить. Сама пекла. Написала на них: "Давай сходим на свидание?" На каждом. Знаешь…дура такая, – вытирает новую порцию слез Эми, а у меня сердце кровью обливается.

– Он вежливо сказал, что мы, ну…разные. Сказал, чтобы забрала печенье. Я забрала. Мой позор вся группа видела. Холодкова – тоже.

– Что было дальше? – тихо говорю.

– Вечеринка была в её доме. Когда я ляпнула насчёт купальника, Холодкова безмятежно улыбнулась. Попросила подождать и убежала зачем-то в свою комнату. Я, дура дурой, послушалась, стояла болванчиком, ждала. Не долго пришлось. Вот она спустилась. В руках нечто в новой, запечатанной упаковке. Ужасно развратное, как я поняла чуть позже. Даже с её колокольни, было понятно, что предложенное – вверх пошлости. Сама она была в менее открытом чем мой-не мой купальник.

Ватрушкина повесила куртку на крючок, мне вешать было нечего, и мы направились на первую пару.

Можно было самой конечно повисеть, поболтаться.

Но горгонка-Илонка не прокачала свой скил[8]8
  Скил – навык.


[Закрыть] ведьмы настолько, чтобы заставить меня это сделать. Так что пока выпиливаться не хочется – живём.

Ответственно заправила в брюки презентованную Марком футболку, шобы поприличней смотрелось. Отряхнулась. Вдсё. Готова к учёбе.

Но во время "поправляшек", внимательно слушать рассказ ватруши, не забываю. Она как раз продолжила:

– Я ей сомнения свои по поводу нравственности. Она: «Ой, брось. Будут девочки одни.». Прикинь, а я поверила. Д*билка, – поднимаясь по лестнице, Эми закатывает глаза, сетуя на наивняк свой.

– Илона подтолкнула в свою спальню, чтобы было удобнее переодеться. Это так вообще должно было насторожить. Но разумеется не меня, идиотину. Я разделась. Напялила чудо чудесное извращенца-модельера. Смотрю в зеркало и думаю: те купальники, что выпустила Кули Джунэр, по сравнению с этим – отдыхают.

Вспоминаю ниточки, представленной известной дивой, передергиваюсь, и недоумеваю. Разве может быть что-то развратнее?!

– Холодкова ещё толкая к лестнице, сказала – переоденешься, шуруй к бассейну. Нас не жди. Мы придём, как только, так сразу. Я и пошла. Захожу, а там… – Эми замолкает.

Кристальные голубые глаза наполняются слезами. Плечи мелко подрагивают. Успокаивающее глажу девушку по спине.

– Что «там»?

Может показаться, что я бессердечно давлю. Но я сама вижу, что ей надо выговориться.

Хотя и предчувствую – «там» был лютый пи*дец.

– Она парней пригласила своих бывших, – кровь застывает, словно по венам пустили жидкий азот.

– Они, в отличии от Ромы…анова, её на руках носят, бегут, по первому требованию. Не все. Есть и те, кто знаю про сучью натуру, и связываться не желают больше. Но, понимаешь, мне и пятерых здоровых обнажённых мужиков хватило.

– Они…тебя..? – в горле встаёт ком.

Убью бешенную суку. Что натворила из-за одного невинного предложения. Как будто ватрушка Романова засосала. Ничего же не сделала бедная…

– Слава богу, нет, – качает русой головой Эми.

С сердца падает тяжелая глыба.

– Они только трогали…везде, – передёргивает её.

– Запугивали, – замолчав Эми старается успокоиться. Отдаю ей воду, купленную в автомате.

Девушка дрожащими руками принимает, и еле донеся горлышко до рта, делает глоток.

– Не, – говорю, наблюдая за сием детством, спустя минуту молчания, в честь Холодковой. Заранее, так сказать.

– Ты как хочешь, но я ей такое с рук не спущу. Она плохая девочка, которую надо наказать.

Ватрушкина заливается смехом. Сначала не понимаю, что послужило причиной веселья. Потом доходит, что двусмысленность ляпнула. Но мне скорее грустно чем смешно.

– Я о нормальном наказание. На эротик не тянет чёй-то. Тощую воблу, по её тощей «ж» хлестать совершенно не вдохновляет. Даже, если бы дали вместо плётки арматуру. Наказывать ё-моё. Бр-р-р. Такое скорее меня накажет. Детская травма на всю житуху оставшуюся. Она у меня одна между прочем одна. Не-не-не, – передёрнулась, переводя взгляд на подругу.

Эми не смеялась. Нет. У неё была настоящая истерика. Облокотившись на меня, сдобная трясалась, как развалюха-автобусина на колдаёбин*х. О чём я и не постыдилась ей сообщить.

– А-кха-ха, – задыхается одногруппница.

Всерьёз опасаюсь, чтобы не померла от асфиксии. Хотя к месту заточения за мной продвигается, значит, всё хорошо будет.

– Ева-а-а, – утирая слёзы.

– Колдобины. Не колдоёб*ны.

– Ну, колдобины, – нисколько не обижаюсь в том, что уличили в тупосте.

Смотрю просто на передние парты, голодной волчицей, соблюдающей диету из-за своего волчары.

Романов, чтоб черти его под зад пнули, опять где-то шляндается.

Так. Стопусики, притормаживаю и в реале.

Эми тока рада. Встала и ловит приход. Веселится девчонка от души, немного в моменте походя на эпилептика. Но не это важно.

Важно, что не вразумила я.

Какое мне дело до Романова?

Никакого.

Значит, надо попросить лист, ручку у пришедшей в себя Эми, да вперёд, хрустеть гранит науки.

Но учёба не шла.

Что мне делать? Красивенько вывожу на листочке, который таки удалось выпросить.

Бурчала при этом Эми не по-детски, пришлось пообещать, что куплю ей новую тетрадку, взамен старой «испорченной».

Идти к ней, идти к нему, или идти нах*р? Продолжаю портить листок.

Уф, как тяжело. С одной стороны, отец и его птица-говорун. С другой – победа в споре.

Разница между обедом и маскарадной вечеринкой – полчаса.

За десять минут поесть не успеем явно. За двадцать тоже. Да и за тридцать.

То есть шанс, что уложусь нулевой. Значит, придётся что-то придумывать. Хоть головой в стену и в трампункт за справкой для «отмазывания».

А Холодцовой пофигу в каком виде я к ней явлюсь. Тем более вечеринка маскарадная. Как разница, если я буду с кровавой повязкой на башке щеголять?!

Звонок спугнул подкрадывающуюся со спины истерику. И дал чуток выдохнуть из-за смены деятельности.

– Так что делать будешь, Ев? – пока я для вида и, чтобы не обижать Эми, аккуратно складываю листок.

Выкину потом. Ладно, бы на нём дельные идеи были, но на нём сплошная истерия.

– К выходу топать, – кладу в карман бумажку, которой можно лишь подтереть…неважно.

– Я про вечеринку. Пойдёшь? – складывая пожитки в рюкзак, поясняет девушка.

– Придётся. Не стану ведь дёргать Романова за косичку. Да и не прокатит. Только, если оторвать, что неминуемо приведёт к смерти. Моей. А покуда горгоне не отомщу, ласты склеивать точно не желаю, поэтому не вариант.

– Почему за косичку? – Ватрушкина пунцовая полностью, но силы уточнить в себе находит.

– Я другие способы не знаю, – безмятежно развожу руками.

– В садике, если мальчику девочка нравится, он её за косичку дёргает, – серьёзно развиваю глупость свою дурачливую.

– А-а-а, – понятливо тянет Эми.

Смешок скрываю за кашлем. Наивная душа.

16

– Ев, давай я с тобой пойду?

– Куда?

Сосредоточенно заказываю такси.

Выходит так себе.

Время ожидания у всех – минимум сорок минут. Непозволительно много.

Грустно поправляю футболочку.

Придётся в ней бежать к метро. Может выйду на какой станции, там добегу до первого магазина, куплю куртку.

Блина. Ну, куда мажоры проклятые куртку дели?

Гады. Как есть гады.

И я хороша – возомнила себя великой манипуляторшей.

Плевать с высокой колокольни Марку на то, что я могу в ледыху превратиться. Ни звоночка, ни смсочки.

– На вечеринку к Илоне, – используя застёжку-зиппер по полной, скромно уточняет Эми.

– Ватруш, не обижайся… Нет. Я далеко уже не невинная, во всех смыслах, девчонка, за себя постоять могу. В отличие от тебя.

– Я тоже смогу, – упрямо вздёргивает подбородок сдобная прелесть.

– Эми, правда, без обид, – продолжаю искать такси.

– Вечеринка горгоны – не место для таких девочек, как ты. Наверняка ещё и… – прикусываю язык.

– Что «ещё»? – беспечно выдыхает Ватрушкина.

Раздумываю, что именно сказать, чтобы не оставить психологическую травму соседке.

– В общем, твоя ватрушка бананов не видала.

– Какая ватрушка?

Глазами указываю, что имею ввиду.

Эми загорается любимым помидорным. Я улыбаюсь.

После того д*рьма, что со мной творилось, эта святая простота, как луч света, пробивающейся в сточную канаву.

– Ты про это. Но всё же…

– Хочешь сказать, не права? – продолжаю оформлять заказ.

– Права. Но, Ев, я не настолько наивная. Вдвоём будет безопаснее.

– Эми, в каком месте «безопаснее»? Не понимаешь, что я буду за тобой хвостом ходить, бдеть, чтобы ничего не случилось, – повышаю голос.

Но не из-за прилипчивости Ватрушкиной.

Во всём гадское приложение виновато.

Подбирает машину так тягомотно, что я не успею до встречи с горгоной, даже переодеться.

Поеду в футболке Герца и в штанах, слава богу, своих.

Но шмыганье носом, тушит раздражение лучше ушата холодной воды.

– Прости, Ев. Я не хотела тебя разозлить.

– Ты не виновата.

Эми вытирая нос, вымученно улыбается.

– Я не из-за тебя сопли мажу, – жёстко говорит про себя.

– Я понимаю, что ты обо мне заботишься. На себя злюсь, что такая никчёмная, – бормочет, оправдываясь.

– Ты не никчёмная, – встав, хватаю её за плечи, чтобы чётко поняла – я не издеваюсь и не пытаюсь её приободрить.

Говорю искренне.

– И я на тебя правда сорвалась. Просто забыла, что ты – не мои бывшие «подружки». Те могли легко не заметить, что я растроенна, разозленна или чем-то огорченна. Всегда прикалывались, что у меня пмс. Ты же всё близко к сердцу принимаешь.

С каждым моим словом Эми поникает.

– Что?

– Говорю же, никчёмная, – ошеломляет выводом.

– Тебе не нужна такая подруга. У тебя вон какие были.

– Какие?

– Клёвые. Под стать тебе. Я же до двадцать двух остаюсь невинной. Убожище.

– Эми, слушай. Ты – не как они. Это правда. Ты намного лучше. Прекрати развозить нюни. И про невинность замолчи. Было бы лучше, если бы тебя попользовал, а потом… – замолкаю.

– Ев, с тобой так…построили? – аккуратно пытается вытянуть большее девушка.

Качаю головой. Лучше не знать ей события, при которых я лишилась д*вств*нности.

– Не. Мой первый раз был классный. Пошли, – перевожу тему.

– Куда?

– Ты же на метро?

Эми кивает.

– Мне на него тоже надо.

– А тебе в какую сторону? – морщусь от холода, но адрес отца называю.

– Мне в противоположную, – грустнеет Ватрушкина.

– Ой.

– Что? – не понимаю её реакцию.

На плечи падает мягкое "облако". Слегка приседаю от неожиданности.

– Подвезти, новенькая? – предлагает Романов, вальяжно обойдя и встав сбоку.

Просовываю руки в пуховик. Жутко дорогой, новый, бирка висит, и женский.

– Ты у кого пуховик украл, иуда?

– Это, так понимаю, вместо "спасибо"? – глумливо скалится.

– Ев, – прерывает гляделки Эми.

– Да? – поворачиваюсь к ней, прекратив смотреть на наглеца, демонстративно засунувшего ладони в карманы строгих брюк, чтобы…что?

Показать напускной пофигизм?

– Я пойду. Ты езжай с ним, – шепчет на ухо, под изломленную бровину Романова.

– А ты?

Прикрываю ладонью наши лица. Кто знает нехристя. Вдруг и по губам читать умеет.

– Тебе надо налаживать с ним контакт. Мне – учиться. Займёмся важным.

– Может…

– Если что, пиши, – не даёт договорить девчонка.

– Пока, – «отлетает» она от меня мячиком.

– Постой, ватруш, – роняю, но соседка махнув на прощанье, убегает, только шапка с помпоном трясётся. И вот она, и её хозяйка быстро скрываются за поворотом.

Стою дура дурой, не знаю бежать за ними, али нет?!

Но его голос мешает сердцу биться нормально. Мысли о Ватрушкиной уносит продувным ветром.

– Забавная. Подруга твоя?

– Ёбан…

В последний момент хладнокровно топлю матюк, вспомнив, что хорошие девоньки не матерятся.

– Зачем подкрадываешься, нехристь? – упираюсь рукой в грудь сильную, мускулистую…

Нет. Нужно прервать порочный круг.

Надо набраться смелости и сходить к бабке-ведунье за отворотным зельем. Скока можно растекаться лужей?!

Так же в тренажерный зал абонементик купить не помешает, мысленную зарубочку делаю.

Обладала бы растяжкой «ух», могла бы упереться ногой. Но я бревно бревном, поэтому стоим теперь, как в мелодраме. Романов мою ладонь в тёплой лапе держит, я истуканом замерла, глазами «хлоп-хлоп».

Уму непостижимо, но в его компании, холод не берёт.

На улице минус семь, а мне рядом с ним тёпло.

– Новенькая, а, новенькая, – шепчет «разбивенец» девичьих сердец.

– Да? – тоненько «подшептываю», изображая (на кой ляд?) тургеневскую деву.

– Долго стоять будем? – мажор упрямо добивается конкретизации.

– Подвезти тебя, или сама почапаешь? Решайся быстрее, своих дел по горло, – откидывает ладонь мою с себя.

«ТРЫНЬСЗ-З-З».

Это момент вдребезги разбился. Осколки жестоко вонзились в меня, но зато благодаря им соизволила очухаться.

– Поехали, – чешу нос.

Часался чего-то. По всей видимости, аллергия на сомнительных личностей обострилась

– В обратную сторону, – иронично хмыкает король, когда я направляюсь к парковке.

Не мог сразу сказать демонюка.

Чтоб не спалил, закатываю глаза до того, как разворачиваюсь. А повернувшись, спокойно иду, куда сказали.

Увидев в нескольких метрах знакомую машину, вприпрыжку добегаю до неё.

Открываю дверь. Странно, что Романов поиздеваться не решил. Там заблокировать спецом.

Залезаю внутрь.

– Тц. Похоже поцарапалась, – уже в теплом салоне, замечаю на внешней стороне ладони кровь.

– Что? – садясь на водительское сиденье, обращает внимание Романов на моё недоумение.

– Не моя кровь. Если не моя, значит… – стремительно поддалась вперёд. И прикиньте, он, лихо, всея универа, размазался по двери.

Может от неожиданности, а может боится. Меня(?).

Гы-гы-гы.

– Что, новенькая, что? – не понимает синеглазый.

– Руки-ка дай, – тяну свои к его.

– Не спрячешь, – ехидничаю.

– И отрубить тебе их нечем, спрятать так же некуда. Дай, гляну, – неугомонно лезу на него.

Увидели бы творящееся Илонка, да группа её, живущая под лозунгом, "развлекуха без напрягуха", точно решили бы, что я от слов к делу перешла.

Но – нет. Просто нужно узнать. Не решила, что буду делать с новой информацией. Но фиг с ним, потом решу.

– Всё. Хватит, – морщится парень.

Понимая, что ему больно, испуганно замираю.

На нём. Рома смотрит…на мои губы и медленно начинает к ним склоняться.

Чувствую его дыхание в паре миллиметров. Понимаю, что сейчас поцелует. Закрываю глаза, глупо поддаюсь к нему. И…вместо воплощения моей влажной фантазии в жизнь, он просто отодвигает меня от себя, и "перебрасывают" на сиденье рядом.

– Переборщила. Прости, – пытаясь скрыть неловкость, закусываю губу.

– Ничего, – натянуто принимает извинения.

И прекращает скрывать ручонки. Не пихает их мне, со словами: "Ну, на, на, смотри. Хотела же."

Ему просто надо завести машину, а мне всё так же надо посмотреть, что с ним.

Побеждает, в общем, моя персона.

Рывок и я бережно удерживаю его за кончики пальцев.

– Что случилось? – потрясённо выдыхаю.

На руках живого места нет. Они полностью в запёкшейся крови. И кое-где, от неосторожного движения, она стала сочиться снова.

– Поехали в медпункт? – прошу жалостливо.

– Ромашкина, – с нечитаемым выражением, мою ладонь перехватывают. Сжимают пальцы.

– Да?

– Почему ты такая? – продолжает таращится он на наши соединённые руки.

– Какая?

– Заботливая.

Фантомное чувство, что меня бьют под дых, в тот момент, когда его красивое лицо уродует брезгливая мина.

Но, в следующую секунду, другими пальцами, парень стирает с моей ладони свою кровь. И я догадываюсь, что брезгливость адресована не мне. Ему от себя противно. Но…почему?

– Ром, – впервые называю его по имени.

– Что, Ева? – захватывая в плен холодных глаз, устало говорит.

В данный миг он кажется таким настоящим.

Нормальным, простым, обычным. Пусть и смазливым.

– Что произошло? Почему ты…

– Куда тебе?

"в крови".

– Называй адрес, – мигом становясь надменным Романовым, всея универа, он убивает желание помочь за секунду.

– Зелёные пруды, двадцать, – цежу сквозь зубы.

Хотела всего-то помочь. Тяжело было принять помощь?

Обязательно строить из себя глыбу ледышечную?

– Не против музыки? – зачем-то уточняет.

Пожимаю плечами.

– Делай, что хочешь, – разрешаю.

Может хоть раздеться. Мне безразлично. Довёз бы до дома и пусть дальше калечится.

Мне всё равно. Всё равно будет. Всё равно. Убеждаю, убеждаю и убеждаю себя.

Но не убеждается, неизвестно по какой причине.

Погрязнув в пасмурных вязких мыслях, не отслеживаю, что Романов хочет мне что-то сказать.

Не решается. Закрывает рот и зло тычет в экран.

По салону разливается незнакомая мелодия. Мужской голос зачитывает слова, которые чутко состыковываются со мной. Они, как будто складывались в предложения именно для меня.

Переводя в уме магнетические строки. Не слышу странный треск и, конечно, не отслеживаю, что мажор, со свойственной ему усмешкой, оторвав от своей футболки кусок, перематывает им руку.

 
В следующем дне. Ускользнуть. Ускользнуть.
У меня много стресса в груди. От отсутствия прогресса и дома (да).
Я оттолкнула их всех, так что я одна (да).
Еще один выстрел, имею в виду еще один стакан
Я имею в виду еще одну бутылку (да).
Не уверена в этом. Это невероятно. Но я ушла (да, да)
И очень стараюсь не чувствовать…
 

– Что за песня? – с трудом прогнав слезы, пытаюсь разговором заглушить зияющую дыру в душе.

Хотя бы немного заполнит её его "теплом".

– Slippin away. Sycosis, – ставит в известность парень, лавируя в потоке машин.

– Понятно, – поджимаю губы.

Угу. Хорошо поговорили. Информативно – главное.

– Приехали, – обращает Романов, через некоторое время, моё внимание на происходящее.

– Извини, – вываливаюсь из транса. Начинаю снимать с себя куртку.

– Достаточно простого «спасибо», Ромашкина, – едва улыбаясь, иронизирует гад.

– Да, да, смешно. До колик в животике просто.

Высовываю руки из рукавов, и бросая куртку на заднее сиденье.

Швырнула бы в рожу бессердечного, но знаю – ему ничего не стоит, начать со мной перебрасываться.

А пуховик не из бюджетных. Потом и правда натурой придётся расплачиваться.

– Благодарю покорно, что подвёз, Романов.

Гад ты нервотрепательный, продолжаю мысленно.

– Спросила бы номер телефона, чтобы кинуть тебе за бензин, но уверена – не дашь.