Текст книги "Наследница для Чудовища (СИ)"

Автор книги: Мила Дали

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Сушняки давят?

Он снова ругается, кидает ключи от машины на полку.

– Не думала, что так получится…

– А чем вообще думала? Жопкой своей… – он непроизвольно опускает глаза на мои бедра, – мягкой. Зачем ты пошла к Громову?

– Поговорить.

– Глупая!

Чудовище ураганом подлетает ко мне. Кажется, он сорвался. Полиция окончательно испортила его настроение.

Хватает за руку так, что я роняю бутылку.

– Пусти! Куда ты меня тащишь?

Но Замут не отвечает. Он заводит в ванну, припечатывает к стене. Матерится, стягивает с меня футболку. Берется за края штанов, опускает их до самых щиколоток, оставляя меня лишь в белье. Приходится перешагнуть вещь, чтобы не упасть. От рук Чудовища наутро точно синяки останутся, так грубо он еще никогда себя не вел.

– Быстро залезла в джакузи.

– Зачем?!

Отчаянно пищу, но мужчине все равно. Тараном прет на меня и взяв за талию, силой усаживает внутрь. Замута словно коротит, а от его тела исходит разряд тока. С грохотом он хватает лейку и врубает холодную воду. Наставляет ее на меня визжащую, скользящую как таракашка по джакузи. Цепляюсь за борта, чтобы вылезти, но Замут касается ладонью моего лба и толкает обратно. Окатывает с ног до головы водой, сам намокает.

– Для чего тогда похищал? Если я ни на что не годная…

Чудовище замирает и отводит лейку в сторону. Он дышит словно разъяренный бык. Я вижу, как дрожат его руки и напрягается тело.

– Потом скажу.

Меня колотит. Беспомощно барахтаюсь по днищу. Ударяюсь коленками и локтями. Чудовище откидывает лейку, хватает меня за трусы, сам поскальзывается на залитым водой полу, но сохраняет равновесие.

– Очухалась?!

Орет, доставая меня из джакузи. Насквозь мокрая я придерживаюсь за него, стучу зубами. Замут смотрит и проводит руками по моей талии, спускаясь к бедрам.

– Помнишь, я когда-то обещал сделать Это красиво?

Арктический холод в мгновенье сменяется на жар. Пошевелиться не могу, только упираюсь ладонями в грудь наемника.

– Что ты творишь?

– Разведи ноги, не бойся.

Он оттягивает край моих трусов и медленно проникает пальцами между бедер. Спускается по лобку глубже, растирает. Он растирает запретную частичку тела неторопливо. Раскрывает двумя пальцами и осторожно проталкивается внутрь. Теперь коротит меня. Я привстаю на цыпочки, непроизвольно оттопыриваю зад и до судорог напрягаю живот и ноги.

– Приятно?

Строгий тон меняется на лукавое мурчание мне в ухо. Тихое. Только для нас двоих. Замут чувствует отклик тела и блаженно выдыхает.

– Тебе нравится, когда я делаю так?

– Да…

Робко отвечаю. Никогда не ощущала подобного. Невероятная эйфория растекается по венам и да, это чертовски приятно. Я вижу, как возбуждается Замут, утыкаясь в меня членом, пока еще скрытым под штанами. Наемник касается губами моей щеки, пробует на вкус и останавливается. Мы слышим стук в дверь. Громкий, будто всему человечеству грозит конец света и Замут единственный, кто может помочь.

– Хуевый день. – Чудовище отстраняется. – Не одевайся, жди здесь.

Топая по каменной плитке, он летит в прихожую. Ох, и не повезет тому, кто посмел оторвать Замута от лакомки. Я открываю створку и подглядываю в крохотную щель. Чудовище распахивает входную дверь и снова перевоплощается в сурового бойца.

– Бивень, какого хрена не позвонил?

– Не успел, сразу к тебе поехал. Инфу прислали по составленному фотороботу. На!

Я вижу только руку, что протягивает синюю папку Замуту.

– Свободен.

Чудовище захлопывает дверь и, к моему удивлению, тут же запирает ее на ключ, хотя раньше никогда не запирал. Не выдерживаю паузы, когда наемник погружается вниманием в белые листы. Хмурится. Раздраженно перелистывает страницы.

– Что-то случилось, Замут?

Прикрываясь полотенцем, вполголоса спрашиваю.

– Я же сказал тебе не одеваться!

Глава 10. + Продолжение от лица героя

Рявкает так, что я готова скинуть не только полотенце, но и трусы в придачу. Я выхожу из ванной и бесшумно крадусь к наемнику. Чудовище закрывает папку и отшвыривает ее на столик.

– Ай, да Фархад, в любую дырку без мыла залезет.

– О ком ты говоришь? Что написано в тех документах?

Несмело бормочу и останавливаюсь рядом. Замут смотрит на меня странно, в его глазах я различаю бесноватое пламя.

– Иди ко мне…

Сердце охватывает тревога и кожа начинает гореть, когда его ладонь ложится на мое бедро. Медленно скользит по белью выше, прощупывает ребра, задерживается на лифе. Приспускает лямку бюстгалтера, дотрагивается плеча. Я словно околдована, хотя интуитивно чувствую опасность.

Его рука окольцовывает мое горло и сдавливает, заставляет приоткрыть губы. Мужчина сокращает между нами расстояние до нуля, крепко прижимая к своему телу. Склоняясь, проталкивается языком между губ. Настойчиво терзает мой рот, словно уже имеет, но пока губами. Мне страшно, до гула в ушах, до мутной пелены перед глазами. Чудовище узнал что-то ценное, но молчит.

Пытаюсь сохранять разум, а в животе предательски тянет. Я отвечаю, жадно слизывая его вкус с теплых губ. Немного горчат от ментола. Мужчина отпускает мое горло и теперь дышать легче. Замут берет меня под колени, подхватывает на руки и опять несет на тот самый диван. Я вспоминаю всю боль первого раза и почти застываю.

– Успокойся.

Замут чувствует мой страх, но продолжает идти. Он укладывает меня на живот, так, чтобы я не могла видеть его лица. Я напрягаю ягодицы и закусываю руку, когда диван проминается от веса Чудовища. Краем глаза замечаю, как на пол летит мужская футболка, спортивные штаны.

– Я не могу, прости…

В самый последний момент я хочу отказаться. Глупостью было принять это решение. Замут наваливается на меня сверху, упирается членом между ягодиц. Он дышит мне в затылок и рукой проводит вдоль позвоночника. Прощупывает копчик и, взяв за край трусов, резко стягивает до колен.

Отстраняется, освобождая меня полностью от белья. Вздрагиваю, когда его руки дотрагиваются моих бедер и раскрывают их шире. Я вижу серую обивку дивана и следы на пальцах от собственных зубов, через секунду кусаю сильнее, чтобы заглушить крик. Я умираю от волнения, когда Замут проводит языком по моей ягодице, целует, царапает своей щетиной.

– Ой!

Не выдерживаю и чувствую наемника между.

– Нравится? На-а-адя…

– Щекотно…

Замут увлажняет меня слюной, хотя этого и не требуется. Мне стыдно от собственной отзывчивости, а контролировать это не получается.

– Такая мокрая, бархатная.

Он приглушенно рычит и медленно вводит в меня член. Блаженно выдыхает, укладывает руку под мой живот, ставит на четвереньки. Осторожно толкаясь, он проникает и останавливаясь, дает возможность привыкнуть к размеру. Сухими ладонями поглаживает мою поясницу.

В паху горит концентрат ощущений, немыслимых и греховных. Жаром перетекая по всему телу, когда мой клитор сливается с круговыми движениями пальцев Чудовища. Мне хорошо. Хорошо везде от макушки до пяток. Ноги простреливает сладкая дрожь.

– Что ты со мной делаешь?..

– Тебе приятно, Надя? Приятно отдаваться мне?

Не прекращая ласкать клитор, он снова толкается членом в раскрытый желанием и сочившийся влагой для него вход, шлепком ударяя по моим бедрам. Я теряюсь и вскрикиваю, но уже не от боли. Замут дышит тяжело и берет меня с голодом. Зажмуриваюсь и содрогаюсь от беспорядочных поцелуев, которыми щедро осыпает мою спину наемник.

Он так настойчив в ласках, доводя меня до умопомрачения. Сотрясаюсь всем телом от нахлынувшей волны, взвинчиваюсь, прогибаюсь сильнее. Его член распаляет внутри, и я чувствую каждую набухшую венку, кажется, еще одно малейшее движение и меня разорвет в экстазе.

Замут видит, как я извиваюсь и снимает себя с тормозов. Он не щадит и всаживает член на всю длину и мощь, с рыком и пошлыми словечками. Эротично обзывает, раскрепощая сильнее. Он дразнит меня вопросами, нравится ли мне, что он со мной делает, меняя ритмы, играя с телом. Он заставляет кричать и полюбить секс с ним.

Обхватив мои бедра, отрывает от дивана и присваивает себе уже на весу, ударяя по мне не только членом, но и яйцами. Млею и охрипши визжу, когда ощущаю ни с чем не сравнимый пик блаженства, тысячекратно вкуснее шоколада.

Вид моего оргазма цепной реакцией действует на Чудовище, и он с громким стоном проникает внутрь, заполняя своей спермой. Трясущимися от напряжения руками он медленно опускает обратно на диван. Я слабею, чувствуя, как выталкивается семя от моей пульсации и вязко стекает по бедрам.

Переворачиваюсь на спину, и смотрю в черные, блестящие от возбуждения глаза наемника. Он склоняется и упирается кулаками по обе стороны в диван, оставляя пространство между нами. Довольно улыбается.

– Тебе по кайфу кончать со мной?.. Айана Хамарова…

– Да… – шепчу, но через мгновенье осекаюсь. И будто миллионы стрел, выпущенные словами Замута, пронзают меня разом. – Что ты сказал?!

– Я говорю, трахаться еще будем, Айана Хамарова?

Его улыбка сменяется белоснежным оскалом. И словно демон восставший из ада, Замут, щурится. Пропускаю пару ударов сердца и леденею. Мозг отключается, а тело захлестывает инстинктом самосохранения. Не понимаю как, но я изловчаюсь, проскальзываю по дивану на пол. Трачу секунду, чтобы оглядеться, а после голышом несусь на второй этаж.

– Стоять, Якутка! Все равно никуда не денешься из этого дома!

– Пошел на хрен!

Задыхаюсь и на половине лестницы оборачиваюсь, видя, как Замут в спешке натягивает штаны. Опять срываюсь с места и преодолев лестницу, не успеваю остановиться и впечатываюсь в первую дверь. Она незаперта и поддается. Я вваливаюсь в комнату, падаю на колени, но тут же поднимаюсь и закрываю изнутри щеколду.

Только теперь, переводя дыхание, догадываюсь, что оказалась в кладовке. Просторной кладовке квадратов на тридцать, где Замут хранит то, что выкинуть жалко. Гребаный Плюшкин. Вздрагиваю и слышу, как Чудовище скребет ногтями по створке.

– На выход, Якутка.

– Никогда!

Он с силой ударяет кулаком для предупреждения, и я понимаю, что дверь вскоре не выдержит и слетит с петель. Покрываюсь испариной, уже начинаю молиться. Хватаюсь за голову, бешено метаюсь глазами по кладовке.

Подбегаю к деревянной табуретке, беру ее двумя руками и замахиваясь прицеливаюсь. Нет. У меня не хватит сил. Под настойчивые удары по ту сторону двери, я ставлю табурет у стены рядом с порогом.

На панике кружусь по кладовке, достаю десятилитровую кастрюлю. Основательную. Еще советского выпуска. И поварешку под стать. Поварешку я зажимаю в зубах, а кастрюлю переворачиваю днищем вверх. Я подхожу к табуретке и встаю на нее.

– Господь-Господь…

Через минуту дверь поддается и с грохотом падает внутрь комнаты. Замут перешагивает порог. Я дергаюсь, молниеносно надеваю кастрюлю на голову Чудовища. Вынимаю изо рта поварешку и с размаха бью по дну.

Эмин. (Замут).

Я открываю глаза оттого, что кто-то сдавливает мою руку. Оглядываюсь по сторонам и испытываю странное чувство. Мне оно не знакомо, зато я прекрасно считываю его с других. Страх. Острый, на грани безумия. Страх, пробирающий до костей. По щекам текут горячие слезы и солью проступают на губах.

Оглядываюсь по сторонам и вжимаю голову в плечи от оглушающей бомбежки.

– Эмин, сынок, поторопись! – в отчаянье молит женщина и насильно тянет меня по заваленной мусором улице. – Мы должны успеть принести хлеба тете Вале и дяде Мансуру. А еще поделиться с дедушкой Баширом со второго этажа. Не забыл?

Первые три секунды мне хочется спросить:, но потом по грудине, как лезвием полоснуло.

Изнеможденная и рано постаревшая женщина моя мать. У нее растрепаны волосы, а платье запылилось. Ей тоже страшно, но она продолжает вести меня через руины, стискивая мою маленькую ладонь, а второй крепко прижимает булку серого хлеба.

Среди хаоса, летающих над головами самолетов и разрывов бомб я узнаю Грозный.

Мы проходим мимо автобусной остановки, и я вижу чеченку с длинной косой, одетую в форму. У нее в руках автомат. Девушка молодая, лет восемнадцать.

Прячусь за мать, когда из-за проржавевшей будки с лавочкой вышаркивает лохматый старик похожий на бродягу.

– Она защищает Родину. Ты подрастешь – тоже будешь! – тычет на меня пальцем.

А мать ему отвечает:

– Хорошая девушка. Дай бог ей удачи!

Мы сворачиваем влево, и по центру двора я вижу разрушенный от снаряда дом. А под завалами старики лежат. Русские. Они еще с фашистами воевали. Теперь никто не может их достать. Нет техники, нет подъемного крана. А дом упал, этажи упали…

Мама насильно подводит меня так близко, а я не хочу, упираюсь. Я боюсь, что услышу их крики, и не буду спать никогда. Почти неделю люди страдают от их стонов, воплей, а спасти никак не могут. Рядом с домом на одной из плит горят свечки, расставлены граненые стаканы с водой и кусками хлеба. Очень страшно. Война.

Пересекая двор, мы заходим в открытый подъезд на первый этаж. Мать тайным ритмом стучит по створке обтянутой драной клеенкой и вскоре дядя Мансур открывает нам дверь.

– Саид сказал, танки опять вывели в город, – строжится худой седовласый мужчина. – Не отпускай больше Эмина смотреть на них. Добром это не кончится!

– Да кто же его удержит…

Мой отец солдат и сейчас на войне. Мы с мамой остались в однокомнатной квартире. С нами поселились соседи, которые боятся жить на высоких этажах. Всем тесно, и мы спим по очереди на одном диване. Зато у меня есть друг Салих. И сегодня мы снова сбежим. А еще мне грустно смотреть на мать ведь она дрожит.

– Мансур, это последняя булка. На заводе больше хлеба нет…

– Лейла раздобыла капусты.

И тут не выдерживаю я и взрываюсь от счастья:

– Ура! Мы будем есть капусту!

Вприпрыжку бегу на кухню, вижу своего друга Салиха. Ему, как и мне лет десять и рассуждаем мы именно на этот возраст. У Салиха тоже сбритые волосы на голове, чтобы не завшиветь. Сегодня друг особенно загадочный. Он жестом подзывает к себе и разворачивается спиной, что-то достает из кармана.

– Салих, где ты взял складной нож?

– Украл у дяди. Мы пойдем воевать, Эмин. Нужно защитить наших матерей!

В квартире стоит духота и потный смрад. Я усаживаюсь возле порога на пол и обнимаю свои разбитые коленки. Следует дождаться момента пока злой Мансур отвлечется, тогда мы с другом сможем уйти на войну. Через минут двадцать дядя шагает в сортир, и я с Салихом подобно вражеской пули вылетаю в подъезд. Нутро пылает от огня и драйва.

– Вместе до конца, Эмин!

– Конечно, друг!

С одним раскладным ножичком выбегаем на улицу. Пересекаем пустынный двор и через мгновенье падаем ниц на землю, прикрывая голову руками. Я глохну, мои глаза запорошило песком. Рот полон грязи, плююсь. Мы слышим гул от самолета, а после взрыв.

Осторожно привстаю на колени, протираю ладонями глаза. Не успели. Не смогли. Снаряд, сброшенный врагами, в хлам разбомбил наш дом. Мне десять лет, но это не мешает различать смерть. Много ее видел.

Поднимаюсь на ноги, молча смотрю на горящие развалины и черный столб дыма. Впервые в жизни мне не хочется плакать. Хлопаю ноющего Салиха по плечу.

– Мы отправимся в другой город вместе с беженцами. Все будет хорошо, Салих.

***

Я открываю глаза и чихаю от строительной пыли. Мне жарко и раскалывается башка от знойного солнцепека. Поправляю майку, повязанную на голове и дочерна загорелыми руками, беру стопку тяжелых кирпичей.

– Пошевеливайтесь, свиньи! – Орет жирный прораб и рожа борова как раз таки у него. – Чего уставился? Как тебя там?..

Лучше не вспоминай. Пидор. Я стискиваю челюсть и стараюсь его не замечать, а продолжать погибать на каторге за гроши.

Какой сейчас год? Начало двухтысячных. Сколько мне лет? Двадцать.

Я на стройке в окружении таких же уставших мужиков без документов и совсем нерусской внешностью в отличие от прораба. Но это единственное место, где можно заработать, не подтверждая личности и почти не нарушая закона.

– По-о-осторонись!

Я слышу грохот и знакомый голос друга Салиха. Подтаскиваю кирпичи к стенке будущего санатория, с хрустом выпрямляю спину, разминаю напряженные руки.

Салих запыхаясь, с бешеными глазами летит ко мне и плевать он хотел на прораба. На нем дорогая кожаная куртка и туфли из крокодиловой кожи. Он, пиздец, модник, хотя с темными делами Салиха немудрено.

– Эмин, брат, бросай все, мы уезжаем!

Салих останавливается возле меня и в порыве азарта пинает ведро с водой, чтобы показать кто здесь главный. Жирный прораб при виде моего друга натягивает каску на глаза и пятится. Я осуждающе смотрю на Салиха и чувствую жжение в стертых ладонях.

– Что на этот раз? Кого нагрел?

У нас было два пути после условной эмиграции из родного города и бродяжничества. Я пошел на стройку, Салих пустился в криминал.

Он шестерка в известной банде, но и этого достаточно, чтобы очко нашего прораба туго сжималось при одном упоминании о Салихе. Однако я бы мог насадить прораба на арматурину, и тогда его очко не только сжималось, но и болело. Просто не хочу лишиться работы.

– Облапошил главаря. Чего пялишься? Я должен был отвезти чемодан с баблом на сделку, а сбежал. Целый чемодан, представляешь? Мы богаты, Эмин!

– Мы трупы.

Но Салих меня не слышит, перепрыгивая мешки с цементом, утягивает за территорию стройки. Мы садимся в черный БМВ, как по статусу положено и несемся к частной взлетно-посадочной полосе. Салих в импортных брюках и с духом авантюризма. Я в грязных шортах и с трезвым рассудком.

– Мы начнем новую жизнь. Людскую. Я семью хочу, Эмин. А ты?

– Нет.

– Рахимов, а если жена будет похожа на Мерлин Монро? Такая же беленькая?

– Тогда подумаю.

– Секси!

Мы ржем аки кони, и сворачиваем к лесу. Я решаю покурить. Тянусь к бардачку и замечаю огромный внедорожник на хвосте. Тычу локтем Салиха, и он прибавляет скорости. Приехали, блять. Я вижу неподдельный страх в глазах друга и слезы. Как десять лет назад. Его трясет и обливает потом.

– Спокойно.

Я помогаю ему в управлении, подруливая на извилистой дороге хвойного леса. За крутым поворотом нас уже встречают люди из обманутой группировки. По обе стороны обочины возвышаются головорезы, а по колее растянута лента с шипами. Они поджидают Крысу – Салиха. Глупостью было надеяться на иное…

Салих воет и на панике достает пистолет. Орет мне, чтобы взял чемодан, тормозит, не доезжая отморозков. Мы выпрыгиваем из тачки. Решаем затеряться в лесу, петляя между стволов. Я ничего не соображаю просто бегу, запинаюсь, падаю и снова бегу.

Мои ноги в секунду кандалами сковывает, и я резко останавливаюсь, когда за спиной раздается выстрел. Оборачиваюсь и словно в контузии вижу упавшего на землю Салиха.

– Эмин, спасайся. Отожги красиво за нас двоих…

Сплевывая кровь, еле хрипит друг.

– Пошел ты на хер!

А я кричу, в ярости откидываю проклятый чемодан. Хватаю Салиха, и перекидывая через плечо, пытаюсь уберечь не только себя, но и хитрую задницу недоделанного мафиози. Вот выберемся из леса, и я его прокляну!

Глава 11

Через пару сотен метров с Салихом наперевес изматываюсь окончательно. Размах шага замедляется, а печень умоляюще колет. Я глубоко дышу, заплетаюсь, но словно вепрь пру через обломанные кусты. За спиной доносятся звуки приближающихся головорезов, однако убивать меня не спешат.

Да пусть бы и грохнули, теперь уже все равно. Чувствую лишь огонь в легких от незапланированной пробежки, а эмоции будто вырубили. Я должен уберечь Салиха. Он единственный человек, напоминающий мне о прошлом.

– Эй, утырок!

Грубый прокуренный голос раздается прямо за моими плечами, но я все равно иду. Под издевательский хохот я перешагиваю бурелом и понимаю – головорезы уже догнали меня. А сейчас просто наблюдают потехи ради.

– Остановись, парень. Отдай нам Салиха и проваливай на все четыре стороны.

Ботинком ломаю упавшую сосновую ветвь и сквозь зубы отвечаю:

– Хрен вам…

– Борзый, что ли?

Я замираю от предупреждающего удара кулаком вдоль хребта, делаю глубокий вдох и снимаю друга с себя. Осторожно укладываю Салиха на чистую поляну, оборачиваюсь.

Я вижу с десяток рож, помотанных жизнью. Озлобленно смотрят, принуждая меня к первому знакомству с криминальными буднями. Салиха в расчет не беру, он жук и игрок. А бандит из него не очень.

Я становлюсь так, чтобы закрыть собой истекающего кровью друга.

– Мы вернули деньги, чего вам еще надо? Отвалите.

– Э… нет, – говорит тот, у кого морда хуже драной собаки, – такое не прощается. Ты, видно, тоже решил последовать примеру этого баклана и не отступишь?

Я не успеваю ответить и между головорезами банды пробегает импульс агрессии. Им повода не нужно, чтобы наброситься. Меня окружают со всех сторон, с лета вырубаю одного, чувствуя удары по всему телу. Мрази. Бить кастетами против честного боя., …

С последней фразой замираю от рези в спине, ощущая, как лезвие глубоко рассекает мою плоть. Еще пару раз мне удается двинуть в морду, как в глазах начинает мутнеть. Падаю на колени и вырубаюсь от удара по голове.

***

Я открываю глаза и щурюсь от холодного света потолочных ламп. В кишках воротит и сильно болит затылок. Медленно поворачиваю голову вправо, а рядом с койкой сидит такой же двадцатилетний парень. Его кожа покрыта самопальными наколками, а глаза почти лишены цвета. Русский. Он тушит сигарету об жестяную банку и криво ухмыляется.

– Называй меня Гром. Как сам? Очухался?

– Как дерьма килограмм. Где я?

– В лечебнице. – Поднимается с табуретки и резко выдирает капельницу из моей вены. – Мы нашли тебя полудохлого в лесу. Кто ты?

Напрягаюсь, но в мыслях вижу лишь темноту абсолютную. Не смог ему ответить, как и, впрочем, встать и уйти.

Я провалялся в лечебнице еще неделю, постепенно привыкая к новой реалии. Хотя лечебницей назвать это сложно. Бетонное помещение с койками, ширмами и простецким медоборудованием. Где ежедневно зализывали свои раны люди, имена которых всегда остаются в тени. Я получил усмешку от судьбы, ведь меня подобрали такие же преступники, как и при Салихе.

Полмесяца я учился жить заново, особенно трудно давались шаги. Моя амнезия сыграла на пользу тогда еще главарю Давыдову, сейчас червей кормит, потому что меня вылепили с нуля. Такие парни, как я идеально подходили на роль ликвидаторов и палачей. Из-за внушительного роста и мощи комплекции. С пустошью вместо мозгов и моральных принципов.

Меня бил по морде Бизон, при посвящении в группировку, чем сейчас занимаюсь я. И, конечно, удар был выдержан, а за ним последовал ответный. Бизон упал, схватившись за поломанный нос. Однако меня не казнили после такой выходки, хотя должны. Давыдов видел потенциал и готовил к роли безжалостного убийцы.

***

Я открываю глаза и мерзну. Гребаная камуфляжная куртка накалилась на морозе. Огромным соловьем восточной внешности сижу на верхушке ели и жопу пока не ободрал. Мне двадцать пять и постоянного имени до сих пор нет.

Я выдуваю холодный якутский воздух, еще раз поправляю прицел винтовки с глушителем, а напротив меня элитная сауна, где парит свои кости бес и Алмазный король Тамерлан Хамаров. Второй час как занял позицию по устранению врага, но старый якут задерживается. Шалавы с голыми сиськами, бегающие от парилки в комнаты ебли, немного скрашивают ожидание.

Я получил основное задание от Давыдова и наградой служит повышение из шестерки в бойцы, а это вам не шуточки. Взлет по карьерной лестнице, залитой чужой кровью. Виновных. Мы не убиваем ради забавы и мелочного грабежа, это удел слабых.

Дверца из парилки распахивается, и я вижу, как щепка худого Тамерлана с длинными седыми волосами и бородой.

– Дед мороз, блять… – зажмуриваюсь, навожу прицел точно ему в голову, спускаю курок. – Оп, покойничек…

Теперь мы не только сможем взять рудник и укрепить авторитет группировки, расширить владения, но и вся Якутия выдохнет с облегчением. Ледяной Кащей сдох и больше не нужно скрывать принцесс от пристального взора Тамерлановких головорезов. Головорезы, кстати, засуетились. Муравьями забегали туда-сюда. Они ищут меня в недострое рядом, на крыше сауны и в смотровой будке.

А я, сидя на елке, согреваюсь вискарем из фляжки. Лишь на рассвете покидаю местность, чтобы добраться до самолета и вернуться в группировку, ставшую для меня почти семьей.

***

Я открываю глаза и рядом со мной Гром. Мы на могиле Давыдова полные решимости отомстить всему роду Хамаровых. Сын Якута – Айхан в долгу не остался, заказав убийство в отместку.

И в когда-то могущественной группировке настали темные времена. Не все были согласны, что на место усопшего Давыдова воссядет Громов и при коронации Артёма устроили бунт. Пришлось выполнять то, для чего был создан – массовую казнь и набор в пустующие ряды.

Через семь лет, когда власть Громова достигла безупречности, а Айхан окончательно попутал берега и совершил покушение на лидера, стальная выдержка Артёма дала трещину. Меня снова отправили в Якутию, чтобы, наконец, завершить то, что не смог раньше.

Нам удалось покончить с отцом, сыном, остался лишь святой дух, о котором все знали, но ни в одном документе не могли раздобыть информации. Некий младший Хамаров все еще разгуливал невредимым и это коробило не только Громова, но и всю нашу группировку.

Я схожу с трапа самолета в окружение бойцов, застегиваю куртку. Под берцами слякоть, на ходу закуриваю, наслаждаясь никотиновым ядом, усаживаюсь в кроссовер. Жму педаль газа и с пробуксовкой выдвигаюсь к особняку Хамаровых. Чертовы бесконечные якуты как грибы после дождя.

Колонной мчимся к самой окраине города, и я знаю, что вражеское семейство сейчас в уязвленной позиции. По-хозяйски паркуюсь во дворе. Оборзевшие Хамаровы не считают нужным запирать ворота. Конечно, всех тут держат в страхе.

Выхожу из авто, оглядываюсь, прикидываю возможные пути отступления младшего сына Якута и расставляю бойцов. Я поднимаю голову вверх, рассматривая помпезные угодия, и в начищенном окне замечаю белокурую девушку. Русскую.

Не то чтобы голодный до прелестей женских, просто девушка красивая. Блондинка. На Монро похожа, только глазенки большие, прическа длиннее. И мне уже интересно. На азарте поправляю оружие, шагаю внутрь дома.

– Бойцы, за мной!

Запертую дверь я вынес минуты за две и отдал приказ скрутить уцелевшего головореза. В доме Хамаровых пахнет хвоей и страхом. Окидываю глазами первый этаж и вижу на диване старика словно в каталепсии. А может помер. Бойцы выяснят.

Я вспоминаю девушку и зуб даю она прячется на втором этаже. В первой же попавшей под внимание комнате начинаю ощущать бешеные вибрации ужаса, не моего, естественно. Медленно двигаюсь, огибаю роскошную кровать, сдираю бархатные занавески. Кто-то любит пользоваться духами с розовым ароматом. Резкими такими, охуенными. Принюхиваюсь и открываю створку в шкафу.

Несколько секунд даю себе насладиться трепетом шубы, под которой спряталась лакомка. Чисто на рефлексах облизываюсь, резко сдираю шкуру и ворохе одежды нахожу ее. Я не могу сказать о любви с первого взгляда, однако доволен.

– Кто ты такая?

По привычке хмурюсь и спрашиваю. Хотя зачем?

– Служанка!

Ее голос звонко режет слух, девчонка боится. И не надо бы, но я принимаю решение забрать ее себе не потому, что изверг такой, хотя кто-то именно таким меня и считает. Пусть считает. Просто я отлично знаю Хамаровых, а еще сканирую незнакомку, останавливаюсь на губах. Красивая девка нравится. Такую и приласкать можно.

***

Я открываю глаза и ощущаю жгучие шлепки по щекам.

– Прости, прости. Замут, я не хотела…

– Мое имя Эмин.

– Хорошо-хорошо, как скажешь… – девочка перепугалась люто и судя по ее взгляду подумала, что совершила мокруху. – Но почему Эмин?

– Так мать назвала.

Обнаженная Якутка, пока я был в кратком обмороке, со страху оседлала меня и пыталась привести в чувства. Она хочет отстраниться, но я хватаю ее за бедра, с силой напрягаю руки, сдавливаю пальцами кожу. Пару раз моргаю и понимаю, что лежу на полу, прижимаясь спиной к холодной плитке. В ушах до сих пор звенит.

– Айяна, какого хрена ты творишь? Я вспомнил всё.

– Что всё?

– Прошлое.

Она как кукла хлопает глазами и, наверное, считает меня контуженным от удара. Пальцами одной руки подбираюсь ее к месту, которое не так давно брал, второй дотрагиваюсь спины и ощущаю, как Якутка покрылась гусиной кожей. Она переполнена ужасом. Правильно делает. Я подталкиваю ее между лопаток, принуждая лечь на меня сверху.

– Замут… Эмин… Боже…

Со всхлипом выдавливает слова, когда я сразу двумя пальцами начинаю ее трахать.

– Будешь еще нападать на меня? М? Накажу, не так, а грубее…

Медленно, чувственно. Насаживаю словно мотылька на иголку. Я знаю, как доставлять женщинам удовольствие. Растираю влагу по входу, сминаю теплую плоть. Ее взгляд темнеет от предвкушения опасности и возбуждения. Она стонет и царапает мои плечи в ответ на глубокие проникновения.

– Иди ко мне, Якутка…

Я крепко стягиваю ее волосы в кулаке и наклоняю к своему лицу. Облизываю вмиг пересохшие губы и одержимо врезаюсь в нее поцелуем. Кусаю нежные губы, дышу Якутке в рот, проталкиваюсь внутрь. Я засасываю язык и насилую не только вражеский ротик, а что поинтереснее. Растягиваю ее вход, прощупываю скользкие стенки и вибрации наслаждения.

– Кончай… я хочу, чтобы ты кончила прямо сейчас… на меня… давай… девочка моя.

Якутка скулит, сопротивляется естеству и заводит меня еще больше. Иступлено долблю ее пальцами наблюдая как бледная кожа загорается порочными красными пятнами.

Высшее блаженство иметь дочь и сестру врагов, что кошкой выгнулась в ответ на мои руки. Я сбавляю ритм, когда ощущаю течь от оргазма по ладони и запястью. Влага скользит и вязкими каплями падает мне на живот.

Якутка трясется в моих руках и стенками сжимает пальцы внутри себя. Осторожно вынимаю их, провожу по клитору, замахиваюсь и шлепаю ее между ног.

– Ай!

– Это тебе за вранье, коза такая.

Я широко улыбаюсь ей в рот и еще раз ласкаю языком ее губы. Такую и обогреть приятно, жаль все хорошее быстро заканчивается.

Айяна валится на меня сверху, обессиленная оргазмом и прислоняется щекой к груди. Я поглаживаю ее белые волосы и неотрывно прожигаю потолок чертовой кладовки.

– Что теперь со мной будет, Эмин?

– Я отвезу тебя к Грому.

– Только не это!

Решительно говорит и дрожаще отталкивается, на четвереньках огибает меня лежачего, невозмутимо ползет из кладовки. Я, наблюдая за ней, успеваю схватить за лодыжку и остановить. У самого еще мозг не на месте.

– Никуда ты отсюда не сбежишь. – С хрипом отвечаю, продолжая удерживать, сажусь. – Помойся приведи себя в порядок.

Айяна в слезы. Без ножа меня режет. Сам себе удивляюсь и сердечному ритму бешеному, реакции на нозящие нюни. Отпускаю Якутку, встаю на ноги, поднимаю ее следом. До скрежета зубного наблюдаю за истерикой и слышу вопли. Дотрагиваюсь ладонью лица Якутки, рассерженно хмурюсь, вытираю ее слезы вместе с соплями. Как маленькая. Хотя по сравнению со мной она действительно мелкая.