Текст книги "'Рим, конечно Рим!' или 'Итальянское танго'"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Присутствовать вечером на приеме, затеянном Антонелли, Кристине не хотелось. Ей казалось, что трудно найти в Италии человека, не знавшего о её вчерашнем позоре, и лишь одно событие способно занимать внимание светских сплетников.

– Мне просто необходимо побыть одной, Стефано, – взмолилась она. Веселитесь без меня, я должна все хорошенько обдумать.

– Значит, у моей русской гостью мигрень?

– Вполне приличная официальная версия...

– Кроме того, мне было бы жалко покидать эти места, не побродив по лесу. Здесь, случаем, нет разбойников?

– В пределах моих владений ни разбойников, ни ведьм, ни привидений. Только,пожалуйста, дорогая моя. планируя будущее, не руби сплеча. И не забывай, что твой контракт действителен до конца этого года, если ты не соблаговолишь его продлить.

– Полагаешь, отъезд в Москву надо отложить на полтора месяца? Рассчитываешь, что за это время полностью оправдается твоя теория – ребенок забудет обиду, привлеченный новой игрушкой?

– Как знать... Возможно, я полный олух в вопросах современной молодежи. Буду готов признать этот факт через месяц и позаботиться о хорошем прощальном ужине.

– Не обижайся. Ты был для меня здесь добрым волшебником. Только я оказалась плохой ученицей.

– Оденься потеплее, у озера вечерами прохладно. – Стефано ушел, оставив у Кристи горькое ощущение собственной неблагодарности.

Уединившись в отведенной ей в особняке комнате, Кристи слышала, как съезжались гости. Спальня на втором этаже выходила окнами к озеру, но даже сюда доносились оживленные голоса, мягкое шуршание подъезжающих машин и музыка, звучавшая в гостиной. Стефано любил Верди и Беллини, создавая в комнатах во время приемов тихий музыкальный фон.

Интересно, как прореагировала бы Тинка, если бы год назад ей кто-то сказал, что поленился спуститься в гостиную старинной виллы, где собралось изысканное общество, сплошь состоящее из титулованных особ? Она бы не поверила. И вот оказывается – не в деньгах счастье, как ни наивно звучит этот девиз лодырей и бездарей, не умевших сделать свою жизнь богатой.

Кристина не переставала удивляться сообщениям о самоубийствах, случавшихся в самых "золотых" слоях молодежи, об увлечении наркотиками, пьянстве, неоправданном риске. Рожденные в роскоши детишки стремились убежать от действительности, лезли из кожи вон, эпатируя своим поведением почтеннейшее общество и лихо рисковали жизнью – в собственных самолетах, гоночных автомобилях, быстроходных яхтах. Жизнью, которая была слишком щедра, чтобы оценить её дары. Когда-то советские критики "капиталистических джунглей" называли это явление бездуховностью. Похоже, что так. Непонятно только, почему духовным может быть только нищий голодранец. Да и не замечала Кристи особой-то высоты помыслов у своих московских сверстников.

Запершись в своей комнате, похожей на музей или декорации к историческому спектаклю, она чувствовала, что продолжает злиться – на себя, не сумевшую распорядиться привалившим везением, на тех, кто разбрасывается дарами благосклонной судьбы, и на других, смирившихся со своей убогой участью.

Кристина вышла на балкон. Сквозь торопливо идущие рваные тучи пробивался рожок месяца и тут же на темной поверхности озера вспыхивала серебристая чешуя, а очертания холмов становились выпуклыми, подвижными. .

Кроны деревьев шелестели в резких порывах ветра, а когда волна шелеста, скрипа, беспокойного трепетания проходила мимо, тишина казалась особенно глубокой и нежной, как бархат. И в этой бархатной тишине появился голос. Кристина прислушалась: кто-то пел под гитару, грустно и переливчато. Очевидно, Стефано поставил диск с народными романсами. Но что-то в звучании голоса насторожило Кристи. Она тихонько вышла в коридор и приблизилась к широкой лестнице, ведущей вниз. Конечно же, это был живой звук. Печальная, мелодичный романс, рассказывающий о несчастной любви нежной грустью окрашивал ночь. Певец закончил на очень высокой чистой ноте, всхлипнув, замолкли струны, дружно посыпались аплодисменты и восторженное "браво!". После короткой паузы мужчина вновь запел – на этот раз арию Альфреда из "Травиаты" под аккомпанемент рояля.

Сомнений не оставалось – пел профессионал, причем, высокого класса. Вот в чем заключался сюрприз Стефано: он устроил домашний концерт для взгрустнувшей о Ла Скала Бэ-Бэ.

Кристина опустилась на покрытую ковром ступеньку и, прижавшись щекой к резному мрамору балясины, тихо и сладко заплакала. Что за чудесная сила заключена в этих звуках – прозрачный и звонкий голос улетал ввысь, моля о радости для всех – и для неё – чужой, потерявшейся в жизненном лабиринте девочки. Кристина вдруг поняла, что невероятно одинока в римском раю. Милый Стефано, взбалмошная Бэ-Бэ, и даже славное семейство Эудженио, – всего лишь приятельская поддержка. Ах, как хотелось почувствовать себя защищенной и любимой в крепком кольце сильных, надежных рук... Прощай, Элмер, прощай, прекрасный мирах "вечного города"...

– Я так и рассчитывал выманить зверька из норы прекрасной музыкой. На ступеньку рядом с Кристиной присел блистательный, благоухающий Стефано. – Ну, что, девочка, стало легче? Давай-ка, умойся, одень хорошенькое платьице и спускайся к нам. Тебя все ждут. В сущности, милые старики – чета графа Фабелли и супруги Ровена с сыном и невесткой. Сыну сорок пять, он самый известный невропатолог в Италии.

– Мне не нужен врач. Я, действительно, полном порядке, Стефано. Кристина поднялась, изображая бодрую улыбку. – Но позволь мне сегодня отсидеться в одиночестве. А кто это пел? Граф или невропатолог?

– Пел наемный тенор, детка. Правда, он не актер и подрабатывает этим ремеслом редко. Сегодня выступил здесь лично по моей просьбе. Хочешь взглянуть на него?

– Извини. Мне лучше прогуляться в одиночестве.

Накинув поверх свитера и брюк свой новый меховой жакет, Кристина по боковой лестнице спустилась в холл и, не замеченная никем, выскользнула в парк. Миновав освещенную фонарями площадку у подъезда, девушка скрылась в аллее, ведущей к озеру. Прохладный воздух бодрил и ощущение осенней свежести, печальной и какой-то возвышенной, как звучание органа, придало её шагу летучую легкость.

Аллея упиралась в каменную беседку, окруженную колоннами, а от неё три узких лесенки веером сбегали к самой воде. Кристина постояла у балюстрады, подставляя лицо ветру и чувствуя себя на капитанском мостике летящей по волнам шхуны. Что-то важное происходило у неё внутри, что-то значительное. Может быть, именно в эти минуты она взрослела, набираясь сил и уверенности у природы – у ночного воздуха, воды, земли?

Впервые в жизни ей захотелось извлечь из своей груди мощный, прекрасный, послушный её воле звук... Хотя бы один-единственный раз, вот в эту глухую темную полночь запеть как Монсерат Кабалье "Каста дива"... Боже, один только раз, а потом, до самой смерти помнить об этом мгновении и беречь в себе, подобно тайному сокровищу, эликсир жизнелюбия, силы.

Увы, не стоило и пробовать. Кристина сбежала к озеру и, присев на последней, омываемой волнами ступеньке, опустила в воду руки. Упругая, гонимая ветром волна ударилась в её сапожки, обдав брызгами лицо и длинные распущенные волосы. Отскочив, девушка засмеялась и пошла вдоль берега по изгибающейся среди кустов дорожке. Куда – неважно. Хотелось шагать и шагать, бормоча про себя то, что не решалась пропеть вслух.

Среди деревьев засветился огонек, потом показались очертания деревянного дома под островерхой крышей. Охотничья хижина в лесу с манящим теплым светом в полуоткрытых ставнях, окруженная могучими кленами и стайкой низеньких елок, словно пытающихся заглянуть в окна, казалась совершенно сказочной. Обитель доброй колдуньи или веселых гномов. Не думать же, в самом деле, что в теплой комнате сидит пузатый садовник Антонелли, похрапывая у телевизора. Кристина постояла, придумывая предлог, чтобы постучать в массивную дубовую дверь, прихваченную металлическими скобами. Тускло поблескивал круглый медный шар ручки, предназначенный, видимо, для великана, но звонка не было видно. Кристина вытащила из кармана озябший кулачок и постучала. Никакого движения за дверью, тишина, лишь шумит в кронах деревьев ветер, кружа сорванные листья. Она протянула руку, и кленовый лист, промелькнув с высоты сложным вальсовым па, лег прямо на раскрытую ладонь.

"Все, что сбыться могло, мне, как лист пятипалый, прямо в руки легло. Только этого мало...", – тут же зазвенела в голове строка Тарковского. Впервые Кристина, слышавшая эти слова много раз в исполнении Ротару, поняла, о чем они. И зашептала весь стих сначала, забыв про сопровождавшую их гремучую оркестровку, удивляясь точности и красоте смысла.

Дверь домика отворилась, темный мужской силуэт на фоне светлеющего прямоугольника казался огромным.

– Да заходите же, синьорина! Я едва согрел дом, не хочу напускать холода, – окликнул её незнакомый голос так, будто уже с полчаса уговаривал принять его приглашение. – Вы что, заколдованы или замерзли?

Он соскочил со ступенек и, подхватив Кристину за руку, чуть ли не силой затащил в дверь:

– Вот еще, любительница ночных прогулок под дождем... – хозяин удивленно окинул взглядом девушку, оторопело сжимавшую кленовый лист и глядящую на него широко раскрытыми, полными восторженного удивления глазами.

– Вы?! Это вы?! – Кристина замотала головой, сообразив, что говорит по-русски и, переведя дух, сказала по-итальянски:

– Простите. Я задумалась. И приняла вас за другого.

Конечно, трудно было бы не обомлеть: в лесной избушке обитал не садовник, и не людоед. В двух шагах от Кристи стоял высокий брюнет в шикарном белом костюме. Ворот рубашки под упрямым, пересеченным ямочкой, подбородком распахнут, концы развязанного галстука-бабочки небрежно свисали, будто означая принадлежность его владельца к самой высшей касте элегантности. Это он, темноглазый, смуглый, с падающими на лоб цыганскими завитками, выбросил в пыль её букеты там, на подмосковном шоссе.

– Меня зовут Санта. А вы иностранка? – Хозяин домика снял с её плеч жакет и встряхнул мех, усыпанный водяным бисером.

– Я даже не заметила, что идет дождь. – Кристина закинула за спину мокрые волосы. – Да... я иностранка.

– Хм... – Человек, назвавший себя Сантой, внимательно посмотрел ей в глаза. – Зрачки не расширены... Но, похоже, ты чего-то наглоталась, крошка.

– Н-нет. Просто немного удивлена... Сильно удивлена... Я испугалась. Гуляю здесь первый раз.

– Ну, тогда ты свалилась с Луны. На прислугу не похожа, да и среди гостей Антонелли я тебя не заметил, – парень взял её руки в свои. Совершенно окоченела. Наверно, плавала в озере. Ну-ка, скорее к огню, а я согрею вино.

Он усадил Кристину в низкое кресло, подвинул его прямо к жарко пылающему камину и, повозившись в глубине комнаты, протянул девушке чашку с горячим напитком.

– Пей смело. Это чинзано, немного корицы. Мускатный орех... А я пока утеплюсь.

Кристина, приблизив лицо к огню, так, что коже стало горячо, медленно глотала ароматный глинтвейн. В голове было пусто и торжественно, как в соборе перед мессой.

– Санта – это святой? – спросила она, не оглядываясь.

– Да. Вообще-то, Санта – это детское прозвище. Я всегда изображал в праздники Санта-Клауса и пел на Рождество всякие церковные гимны, бухнувшись в кресло напротив, парень нагнулся, шнуруя спортивные ботинки. Он успел переодеться в толстый свитер и джинсы.

– А меня зовут Кристина Ларина. Я русская, живу у Стефано Антонелли. Мы приехали сюда на уик-энд.

Бросив не завязанный шнурок, Санта с удивлением уставился на Кристину.

– Значит, это у тебя болела голова и ты валялась в постели, пока все объедались, а я надрывал горло, услаждая слух почтеннейшей публики?

– Так это пел ты?! – Кристина чуть не уронила чашку и только тут заметила, что все ещё сжимала в кулаке кленовый лист.

Она посмотрела на предвестника чудесной встречи с суеверным трепетом и спрятала его в карман.

– Я никогда так не волновалась от музыки. Мне хотелось плакать...

– Все старушки на нашей улице лили слезы, когда пел Санта. А позже мне удавалось растрогать и более юных синьор. – Он подбросил в камин поленья. Слушай, у меня идея: спать уже все равно поздно. Давай устроим вечеринку. Поболтаем, выпьем, а? Я могу тебе спеть.

– Спасибо. Но Стефано будет волноваться... – Кристина даже испугалась столь неожиданного предложения.

– Звони быстро, пока ещё не разъехались гости. – Он протянул Кристи радиотелефон. – Этот охотничий домик Стефано отдал в мое распоряжение на уик-энд. Здесь вполне хватит места для двоих. Я не маньяк и не насильник. Просто неохота сидеть одному. Да и ты, похоже, интересный собеседник. Расскажешь про Москву. Я никогда там не был.

Кристина механически набрала названные Сантой цифры и произнесла подсказанный им текст: "Я останусь поболтать с певцом в охотничьем домике. Он обещает петь до утра".

– Вот видишь, ты свободна. Что он сказал?

– Что очень рад за меня... Ведь я хандрю.

– Вот и отлично. Представь, что ты у доброго исповедника и рассказывай все начистоту. Обожаю романтические истории! Ведь это несчастная любовь, да? Мне нужен опыт для исполнения "слезных арий". Самому-то мне всегда везет. – Санта ловко жонглировал апельсинами. Поймав один из них зубами, другой протянул Кристине. – Ешь, ты, наверно, голодная. У меня здесь шоколад и всякое вино в холодильнике. Протянем до утра.

Он забросил ноги на подлокотник кресла и запросто, без ножа, очистив свой апельсин, смачно вгрызся в сочную мякоть.

– Давай, без церемоний. Это охотничьи апартаменты. Видишь, – вокруг рога и шкуры. А на этом медведе у камина, думаю, отдыхала не одна парочка... Так что там, в Москве? Перестройка?

– В общем-то, да. Только я не интересуюсь политикой. Правда, не люблю коммунистов, устроивших у нас "застой" на семьдесят лет. А Стефано, оказывается, сын коммуниста-капиталиста. Странно у вас...

– Я тоже не очень сведущ в политических играх. Знаю, кто приличный человек, а кто сволочь. И это, думаю, главное. Так твой московский жених сбежал, пока ты здесь вертелась перед объективами?

– Откуда ты знаешь, кем я работаю?

– Видел портрет на обложке. Но, честно говоря, не подумал бы, что это ты. Стефано сказал, что его русская гостья звезда агентства "Стиль". Это совсем неплохо. Ты и в России блистала в журналах?

– Ой, что ты! В России я была обычной девчонкой, на которую никто и внимания не обращал. Все произошло, как в сказке... Моя школьная подружка познакомила меня с человеком, который занимается устройством конкурсов красоты. Ну, он как-то сразу ввел меня в состав претенденток...

– Понятно. И ты стала "Мисс Россия"!

– Да нет же! Я не заняла никакого места, только почему-то очень понравилась итальянцам. Может, слышал про фирму "Карат"? Они заключили со мной контракт на три месяца и навешали на меня кучу своих изделий в качестве приза.

– И ты упорхнула в Рим, а твой парень, сделавший девочке карьеру, остался ни с чем. Печально.

– Он не парень, а толстый пожилой дядя. В меня не влюблялся, но очень помогал... Если честно, – до сих пор не понимаю, почему он со мной возился. Вот как Стефано – он ни разу даже не пытался меня соблазнить. Но все время помогает и мне, и Бэ-Бэ.

– Эта чертовка – твоя подружка? Горячая особа!

– Да нет! У меня здесь мало друзей, а Бэ-Бэ меня опекает, то ли. Ведь я однажды помогла ей сбежать от бандитов.

– В Риме бандитов полно... Только сейчас не убегай – я не из них! Санта кинул Кристине половину шоколадки.

Она поймала, расплескав при этом красное вино на свои белые брюки. Парень вскочил и тут же принес в горсти что-то белое.

– Кажется, это соль, надо быстро посыпать. А то подумают, что мы дрались.

Он стал втирать соль в пятно на бедре и Кристина замерла, чувствуя, что их беседа может перейти в нечто другое. Он, видимо, почувствовал то же самое. На секунду их взгляды встретились и Санта быстро вернулся в свое кресло.

– От тебя лучше держаться подальше, прекрасная блондинка. Погибель страстным макаронникам. Скажи честно, скольким моим соотечественникам ты разбила сердце?

– Никому. Честное слово, никому. Хотя очень старалась. – Кристине почему-то захотелось рассказать о себе этому совсем не знакомому парню. Ладно, ты узнаешь про меня самое страшное. А в награду споешь. И расскажешь, откуда ты такой взялся. О'кей?

– Идет. Святой дядюшка тебя внимательно слушает. Только давай что-нибудь повеселее, а то я усну. – Он свернулся в кресле, подложив под щеку ладонь.

– Ты, наверняка, слышал про Элмера Вествуда? Он устраивал юбилей Антонелли и пригласил меня принять участие в массовке. Я плавала на каком-то резиновом листе, изображая не то наяду, не то лягушку... Там, в озере, меня и нашел Антонелли. Отогрел, приютил... и даже не покушался на мою честь...

– Угу... Давай дальше. Про добропорядочность Стефано я и сам знаю. А вот что натворил Вествуд – этот малый не промах!

– Он мне понравился. Как тысячам других таких же глупышек. То есть – я просто решила, что влюбилась в него. Понимаешь, кажется, что первая любовь должна быть непременно какой-то сказочной...

– Первая?! – Санта изумленно приподнялся. – Прости, тебе сколько лет?

– Скоро будет двадцать три. Но в школе я была какая-то заторможенная, мечтала о романтическом принце. А потом решила, что раз принцев не бывает, сойдут и старые влиятельные дядечки. Как тот, что устроил меня на конкурс.

– Ну и дела! Поистине, Россия – глухая страна. Девятнадцатый век. У нас, правда, в патриархальной провинции тоже весьма строгие нравы... Но... ты меня не дуришь?

– Раз так, вообще не буду рассказывать. Ты что ждал, "исповедь проститутки"? – Кристина насупилась. – Ладно, дальше будет интереснее.

– Значит, Элмер соблазнил тебя... бедняжка! Иди ко мне, я тебя утешу... – Санта распахнул объятия, но, заметив испуг Кристины, возмущенно всплеснул руками. – Ты что, совсем дикая? Я же шучу!

Кристина рассмеялась:

– У тебя чрезвычайно выразительная жестикуляция!

– Понятно. Буду держать руки на коленях. Или нет – свяжи мне их шарфом. Не хочу пугать девушку.

– Можешь продолжать свой балет. Мне даже нравится.

– Перемирие! – Санта вскочил, чмокнул Кристину в щеку и вернулся на место, изображая шоковое состояние. А она почувствовала, как запылало её лицо. Если бы этот забавный парень, которого она так долго воображала в своих мечтах, сейчас вдруг обнял её, она не стала бы сопротивляться.

– Элмера соблазнила я. Один-единственный раз. После этого он влюбился в Риту Тичелли, они объявили о помолвке, а Тичелли оказалась богатой невестой. Стефано сказал мне, что боится за Риту. Он знает её семью очень давно, а про Элмера думает не совсем лестно... Полагает, что он польстился на деньги. Вчера был роскошный бал... господи, только вчера! Я думала, что не переживу этот позор, а сейчас уже сижу и спокойно болтаю с тобой...

– Не забывай, я не обычный человек! Я – Санта! Пара мальчишек в нашем квартале перестали воровать, когда я побил их по рукам и обещал, что прокляну и руки отсохнут. И никто! – Санта поучительно погрозил Кристине пальцем. – Никогда! Никто и никогда не отважился соврать мне!

– Я вообще вру очень редко. И неудачно. Ты бы сразу догадался. Даже моя маман всегда меня ловила... Так вот – чистая правда: Стефано и Бэ-Бэ уговорили меня на балу объясниться с Элмером, сказать, что я люблю его и что Антонелли даст мне приданое... Глупости, конечно. Я не собиралась заманивать его и вообще уговаривать... Но так вышло, сама не пойму, почему... Почему я вдруг стала кричать на Элмера, обвинять в корысти, измене... – Слезы вновь навернулись на глаза Кристине. – Знаешь, мы танцевали и я поняла... в общем, поняла, что он ко мне неравнодушен... И я была очень пьяна... Вообще-то я пью совсем мало. Честное слово! – Она сквозь слезы с мольбой посмотрела на собеседника.

– Не понимаю, – задумчиво заключил он и развел руками: – Ни фига не понимаю!

– Что здесь непонятного? Элмер сказал мне, что любит Риту и ни за что не оставит её.

Санта пожал плечами:

– Бывает... – Он замолчал, став вдруг серьезным и грустным. В темных глазах, смотрящих в огонь, плясали отблески пламени.

– Ты, наверно, устал? Мне лучше тоже пойти поспать. Где здесь спят неожиданные гости? – Кристина поняла, что разговор внезапно иссяк.

– Я заметил тебя сегодня ночью, выскальзывающей из подъезда виллы. Вдруг сказал Санта. – Подумал: "что за прекрасная незнакомка удирает в разгар бала?" Мое выступление триумфально завершилось и я поспешил удалиться в эту хижину... Пошел за тобой – белые брюки светятся в темноте, в волосах сверкают капли дождика... Санта ведь, в сущности, очень сентиментальный малый. Сама понимаешь, – с пеленок работать святым, а потом петь про "великую любовь"... Профессиональные издержки... Пошел за красоткой, а она – к воде! Думаю: решила утопиться. Постоял за кустами, приготовясь спасать. А русалочка умылась озерной водой и устремилась прямо в лесные дебри. Я едва успел спрятаться. Так и шли мы почти рядом – ты по дорожке, я – в лесу. Шмыгнул в свой домик и стал ждать. Решил, что ты сюда дорогу знаешь и меня для чего-то ищешь.

– Нет, я не подозревала ни о тебе, ни об этом домике. Вообще никогда здесь раньше не была... Сидела у себя в комнате, оплакивала неудачную любовь, а когда ты запел, почему-то повеселела. Мои переживания показались глупыми, ничтожными по сравнению с этой музыкой, ночью, озером... Брела, куда глаза глядят, смотрю – окошко светится так тепло и заманчиво, как в сказке...

– И ты долго раздумывала у дверей. Боялась, что тут живет разбойник?

– Да, людоед или ведьма. Или просто – садовник Стефано. Я и не думала, что найду Санта-Клауса.

– Ты здорово говоришь по-итальянски. И акцент такой загадочный, придающий шарм. Только как-то литературно.

– Спасибо. Обмен комплиментами удался. Я учу итальянский уже лет восемь. Моя мама – учительница, знает французский и итальянский. Я тоже вначале учила французский, а потом взялась за итальянский. Уж очень красиво. Когда я была маленькая, у нас были в моде итальянские певцы – Тото Кутуньо, Челентано, дуэт Альбины и Романо Пауэр. И оперные, конечно. У меня дома есть пластинки Каллас, записи Кабалье, Доминго, Паваротти... О, всего и не перечислишь. В общем, я – италофилка.

– Значит, тебе повезло неспроста. С детства любила эту страну и прямо в неё попала, да ещё покорила своей красотой... Я всегда на Рождество сочинял детям такие сказки... – Санта вопросительно посмотрел на Кристину и в его взгляде ей почудился оттенок иронии.

Она вздохнула, поднимаясь с кресла:

– Пожалуй, мне все же лучше уйти. Хочется проститься с этим местом. Четвертого января я уезжаю домой.

– Разве "Стиль" не заинтересован в продлении контракта?

– Конечно, они предложили мне увеличить срок и гонорар. Еще бы! Ведь Антонелли дружит с моим боссом. Но я решила, – довольно сказок. Особенно таких, оставляющих кучу загадок. Глупеньким девочкам лучше сидеть дома. И ждать, когда поумнеют.

Санта помог ей одеть меховой жакет и, задержав руки на плечах, серьезно посмотрел в глаза:

– А могла бы ты, загадочная незнакомка, сделать сейчас для меня случайного, в общем-то, встречного, одну вещь? Одолжи мне свою диадему, полученную от "Карата".

Кристина от недоумения открыла рот:

– Т-тебе? Диадему?

– Да, поносить. Дня на два. Не спрашивай, зачем, Кристина. Просто ответь – да или нет?

– Когда?

Санта набросил кожаную куртку и, вернувшись в комнату, залил огонь водой.

– Мы поедем сейчас. Для Антонелли оставим записку у охранника.

И они, захлопнув дверь, вышли в моросящую дождем ночь.

В стареньком "фиате" Санты пахло сосновой смолой.

– Ты и вправду развозишь елки? Только ещё далеко до Рождества, сказала Кристи, заметив на заднем сидении охапку свежих сосновых веток, завернутых в целлофан.

– Не всем. Только очень послушным детям... Ты что, не куришь?

– Вообще-то, курю. Но редко, после хорошего ужина или...

– После хорошей любви... – добавил Санта.

– Нет. После работы. Девчонки в перерыве закуривают в скверике так аппетитно. Невозможно удержаться.

– А как все же с любовью?

– Элмер закурил и я тоже.

– Ты все-таки настаиваешь на версии: Вествуд – единственный мужчина на свете.

– Так и есть. Вернее – было. Не нравится – не лезь с дурацкими вопросами. С какой стати тебя волнуют мои любовники?

– Ну, если мужчина мечтает стать одним из них, его, естественно, волнует компания...

– Пусть не волнует. Ты не в моем вкусе...

– А говорила, что чуть не плакала от моего пения.

– Если честно, – плакала. Когда ты поешь, то нравишься мне гораздо больше.

– Понял. – Глядя на темную дорогу, Санта начал напевать куплеты герцога из "Риголетто".

– Давай, давай, не халтурь. Для графа – в полный голос, а для русской пролетарки – еле-еле?

Санта включился на полную мощь, и Кристине пришлось зажать уши. Ей казалось, что вот-вот от мощи его голоса вылетят стекла.

– Ага, испугалась! Мы же не в Ла Скала. Мой микрокадиллак выносит только камерное пение. И нечего меня подначивать.

Санта что-то тихонько замурлыкал. Забыв о слушательнице, он пел, вероятно, свои любимые романсы и арии вполголоса, с явным удовольствием. Кристина мечтала о том, чтобы эта музыка никогда не кончалась.

На востоке небо уже посветлело и предутренний туман залег в лощинах и оврагах. Холмы словно парили над белыми облаками, в деревеньках кое-где начали зажигаться огни, а подсвеченные соборы казались миражами, готовыми вот-вот раствориться в первых лучах солнца.

Ветер согнал тучи к западу, где они и залегли черной грядой отступившая под натиском нового утра армия мрака.

– Ой, смотри! Вон между теми холмами! Опять, опять, – Кристина схватила Санту за руку и машина резко вильнула.

– Сумасшедшая! Никогда не видела летающих тарелок?

– Санта, там солнце! Лучи прорываются между холмов, когда мы поворачиваем. И они тянутся прямо к нам, как благословляющие руки!

Он посмотрел на неё и усмехнулся:

– Поздно встаешь, городская пташка. Труженики полей встречают восход каждый день. И не находят в нем ничего удивительного.

– Я, действительно, редко видела восход... А, может быть, просто сегодня впервые заметила. Заметила, как это прекрасно... Ведь когда едешь на машине, все вокруг как на гигантской выставке – кружит перед тобой, показывая самое лучшее, открывая потаенные уголки... Мир словно хвастается: смотрите, какой я! Люби меня, человек!

– А я и люблю! Иногда даже слеза прошибает. Мне нравится петь, когда я езжу один ночью или вот так – на рассвете. Я чувствую тогда, что мой голос звучит божественно, под стать этой красоте вокруг. Что мы заодно и – на равных. Творец – и его творение...

– Так и есть! Не может быть иначе. – Серьезно сказала Кристина. Существует огромная любовь, разлитая в мире. И когда встречаешь нечто прекрасное – этот рассвет, римские соборы или твой голос, эта любовь становится такой... У меня сжимается сердце и хочется молиться благодарить Творца за дар, за счастье... – Кристина сбилась. – Когда я волнуюсь, путаю все слова...

– Ничего не путаешь. Все очень правильно, я ведь тоже готов кинуться на колени перед собором святого Павла, к примеру. Это нормально. Особенно, если живешь в Италии.

– Италия... Италия для меня воплотилась в Риме. Ему я отдала свое сердце. И вот, оказывается, осталось местечко и для твоего голоса. Кристина улыбнулась: – Отличные трофеи: Санта и Рим... Я увезу вас с собой... – Кристина опустила глаза, боясь увидеть насмешку парня. Уж очень разгулялись нервы: встреча с Сантой, прощание с Римом.

В груди мучительно щемило от одного только слова "разлука". Да ещё теперь, когда на её пути появился этот парень, давно живший в её воображении. "Эх, Кристина, довольно иллюзий. Парень не твой, как Элмер и Рим. Все, к чему ты привязываешься, приносит тебе боль... Прокатилась, послушала песни, слегка пококетничала – и спасибо. Точка. Чао, мой дорогой!"

...Санта остался в машине, а Кристина, сбегав к себе в номер, вынесла фирменный саквояж "Карата".

– Вот. Я только достала отсюда косметику, которую мне купил сеньор Руффо перед отлетом из Москвы. А потом даже не заглядывала.

Санта поставил на колени изящную продолговатую сумку.

– Как не заглядывала? Ты что, не носила эти украшения?

– Помилуй! Они годятся лишь для карнавала. К тому же Руффо так неожиданно скончался. А эти вещи связаны с ним, – она протянула ему ключик.

Крышка распахнулась на мягкой пружинке, обнаружив бархатное нутро отделения для флакончиков и баночек были пусты. Санта взял длинную коробку, обтянутую тисненым сафьяном. Нажал на кнопку – в замшевых углублениях покоилась диадема и колье, усыпанные драгоценными камнями.

– Хорошая работа. Почти как настоящие, – сказал Санта дрогнувшим голосом. Поспешно закрыв коробку, он сунул её за пазуху.

– Саквояж забирай, пригодится. Какой у тебя телефон? Я позвоню. Наверно, скоро. И верну сокровища.

– Не стоит. Дарю. Мне эти камушки не принесли удачи, может пригодится какой-нибудь твоей подружке. Скажи – подарок от Кристины. К Рождеству.

– Забавно! Я только сейчас обратил внимание – твоей имя – это тоже от Христа. Значит, мы оба святые, но ты важнее. – Санта наклонился к ней и губы их слились.

Самый долгий, пылкий и нежный поцелуй в жизни Кристины. Но парень не узнает об этом.

– Не пойму, кого я поцеловал сейчас – святую или грешницу, но... у меня что-то взорвалось вот здесь, – он шутливо прижал ладонь к груди.

– Я буду помнить тебя, Санта. Чао... – ответила Кристина, изо всех сил стараясь скрыть волнение. Она опять провожала уезжающий автомобиль. Но из его окошка не вылетел в пыль букет, а на губах сохранился вкус, разлившийся хмельным теплом по всему телу...

"Может, он не исчезнет, не обманет, как все...Ведь он показал на сердце... На сердце? А если на карман, в который сунул её "бриллианты"? Если все это – только насмешка?" Кристина зябко съежилась и, сунув руки в карманы, сжала кулачки. В шелковой подкладке что-то лежало – пятиконечный кленовый листок – багряный с плотными золотистыми прожилками:

"Все, что сбыться могло..."

Декабрь – беспокойный месяц для рекламного агентства "Стиль". Предпраздничная суета, бесконечные выставки, показы, презентации, банкеты. Такое впечатление, что к концу года ведущие фирмы стараются сбить друг друга с ног на финишной прямой супер-экстравагантными затеями. В это время в книгу рекордов Гиннеса попадает всякая чепуха – многоэтажные торты, нескончаемые фейерверки, гигантские елки, вечерние туалеты из денежных купюр и танцевальные марафоны.

И везде требуются красотки, наравне с елочными украшениями, бенгальскими огнями, бриллиантами, оркестрами и хорошими поварами. На Кристину Ларину в агентство поступило несколько заявок. Она предпочла принять участие в показе коллекции одежды для клуба "Малина со сливками". Это аристократическое кабаре уже самим названием давало понять, что способствует сближению богемных знаменитостей с деловыми слоями высшего общества.