Текст книги "'Рим, конечно Рим!' или 'Итальянское танго'"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Сжавшись от ужаса, Кристина поспешно свернула на тихую улицу, в конце которой возвышалась церковь с распахнутыми дверьми. Католический собор из белого камня с уходящим в небо, позеленевшим от влаги, остроконечным шпилем, казался совсем небольшим, но по мере того, как приближалась к нему Кристина, не отрывая взгляда от теплого света, исходящего из узких, украшенных цветными витражами окон, церковь росла, все выше поднимая над крышами домов свой золотой крест.

Девушка вошла внутрь, ступив под высокий свод в особый воздух, розоватый от горящих свечей, напоенный запахом воска, ладана и белых лилий, стоящих в больших золоченых вазах. Здесь все уже было готово к праздничной службе. Два монаха поправляли белые крахмальные кружева, опрыскивали водой цветы, только что расставленные возле алтаря.

Кристина никогда всерьез не задумывалась о вере. В школе во времена атеизма ей нравилось носить нательный крестик, виднеющийся под форменной блузкой – бабушка призналась, что в детстве крестила внучку, якобы без ведения родителей. А потом, уже после перестройки, поднявшей волну моды на церковные ритуалы и атрибуты, Кристина пару раз побывала в церкви на бракосочетании своих подружек. Церемония венчания вначале глубоко тронула её, но потом измучила затянутостью и непонятностью. Празднично облаченный священник что-то упорно бубнил по-старославянски, нисколько не заботясь о том, чтобы его слова запали в душу брачующихся. Они и не запали – все, кто переженился после школы, на памяти Кристины, вскоре развелись. Так и осталось в её душе чувство неопределенности в отношении к вере и церкви, да смутная обида на несостоявшуюся, возможно, очень важную встречу.

Сейчас, в пустом католическом соборе она с волнением перекрестилась на икону Божьей Матери, увитую гирляндами белых хризантем. Толстый малыш на руках мадонны смотрел перед сбой строгими, взрослыми глазами.

"А у меня сегодня именины! День рождения моего Небесного покровителя, самого главного среди святых", – с гордостью подумала вдруг Кристина и присела на скамью у входа. Служка, раскладывавший на ряды длинных парт пухлые томики церковных гимнов, что-то пробормотал, проходя мимо посетительницы. Кристина вздрогнула от неожиданности, услышав свое имя, но тут же сообразила и ответила тем же "Ave Cristo". В этот момент ей показалось, что она отнюдь не одинока – кто-то, самый Высший и Главный, любит и прощает её. Тот, кто обронил на её ладонь пятипалый листок, кто спас от озверевшего громилы и теперь, посылая теплые, сладкие слезы, ждал от неё какого-то ответа. "Я непременно буду венчаться в соборе. Я больше не сделаю ничего дурного. Я стану сильной и доброй и обязательно, не смотря ни на что, буду счастливой", – решила она, почувствовав с облегчением, что именно ради этого просветления души теплятся огоньки свечей, благоухают лилии и взирает на неё мудрый мальчик на руках Марии.

Выйдя из храма, Кристина уже знала, что должна сделать: позвонить Элмеру и попросить прощения за свою злую выходку. Позвонить домой, сообщить о приезде и поздравить с праздником, а потом – порадовать семейство Коручи решением провести с ними рождественскую ночь.

Уличные телефоны в Риме, как правило, работают исправно, но сегодня почти все были заняты. Найдя свободный автомат, Кристина на секунду задумалась и набрала московский код. Мать вроде обрадовалась, узнав о скором возвращении дочери, но настороженно спросила:

– А почему так неожиданно? У тебя неприятности?

Заверив, что все в порядке, Кристина приступила к праздничным поздравлениям.

– Ты что, Новый год через неделю! – удивилась, как видно, оторванная от чего-то важного, Алла Аркадьевна. – Ах, Рождество! Так это католическое. У нас все тихо.

– А здесь все сверкает и гремит. Слышишь? .

– Рада, что у тебя там праздник. Повеселись и за нас, – попросила мать с заметной иронией, словно находилась не в столице огромного государства, а в магаданской тюрьме.

У Элмера после шестого сигнала подключился автоответчик и веселый голос Риты сообщил: "Мы проводим праздник у друзей. Если хотите сказать что-то важное, пожалуйста, не сдерживайтесь. Мы с радостью примем ваши поздравления". У неё явно было хорошее настроение – ещё бы! Записала этот текст, собираясь в гости с обожаемым мужем, предполагая, сколько праздничных телефонных поздравлений получит сегодня их автоответчик.

Кристина едва не нажала рычаг, но вместо этого крепко вцепилась в трубку: "Элмер, это Кристина. Сегодня праздник и я хочу, чтобы ты понял меня и простил. Ты и Рита. Я от всей души желаю вам счастья!" Уфф! Завтра он услышит эту запись и, вероятно, досадливо поморщится. Конец, завершающая точка "блистательного" романа, вернее – наивного самообмана.

Ненси, услышав голос Кристины, без предисловий заявила:

– Приезжай скорее, мы ждем! Перестань, мне некогда уговаривать – я священнодействую с индейкой. И нашим рыцарям нужна дама.

Накупив подарков для мальчиков, Кристина заехала к себе переодеться нельзя же отмечать такой праздник в свитере и джинсах. В шкафу висело ни разу не одетое красное платье. Соблазнившись необычно насыщенным глубоким оттенком панбархата, Кристина приобрела его для особо торжественных случаев, когда шеф агентства сообщил ей, что после стажировки он намерен пролонгировать её контракт на более выгодных условиях.

Она с некоторым сожалением достала платье, в котором ей не суждено было блеснуть на каком-нибудь шикарном приеме. Кристина уже решила, что проведет оставшиеся до отъезда дни в стороне от шикарных тусовок. А значит, красное платье не пригодиться. В Москве в таком вообще делать нечего. Во всяком случае, Кристине, решившей "взяться за ум", а значит – за преподавание языка. Уроками итальянского и французского она сможет заработать себе на жизнь, но не на посещение валютных ресторанов.

Длинное узкое платье из прозрачного шифона, густо усеянного панбархатными листьями, не имело подкладки. Предполагалось, что его следует одевать на голое тело. Так Кристина и поступила, ограничившись колготками. Увидев себя в зеркале, она слегка взгрустнула, что отправляется не на любовное свидание в один из шикарных ресторанов, где уже светились елки, а столики, предназначенные для двоих, украшали горящие свечи и красно-белые рождественские букеты.

– Ну, детка, покажись. Выглядишь божественно! Последнюю неделю, если честно, вид у тебя был неважный. Я уж боялся, не стряслось ли чего... Восхищался Эудженио, суетясь вокруг сбросившей меховой жакет Кристины. Черт! Я просто маньяк, так чешутся руки поставить тебя под камеру. Пошуровать в волосах, заняться губками – и новый стиль "Кристи-Лари"!

– Я и так, кажется, чересчур накрасилась, – вывалила на свое лицо целую коробку грима. – Обнявшись с Эудженио, Кристина шепнула. – Позже расскажу тебе кое-что и попрошу совета. Только, умоляю, никому! Даже жене.

Как всегда в этом доме было тепло и уютно. Вкусно пахло приготовленными к праздничному столу блюдами. В гостиной сверкала бело-красным убранством натуральная елка, а в камине потрескивали поленья. Семья Коруги жила в старом особняке, принадлежавшем прадедушке Ненси. С тех пор интерьер лишь подновляли, не нарушая первозданного стиля.

Кристина заняла место у камина и взяла предложенный Эудженио бокал.

– Вероятно, я последний раз гощу в вашем чудесном доме..

– Признайся честно, – взгляд Эудженио стал серьезным, – твой отъезд действительно нельзя отменить?

Кристина отрицательно покачала головой и глубоко вздохнула. Эудженио присел рядом на корточки и взял её за руку:

– Только помни, когда захочешь вернуться, а ты обязательно захочешь, мы здесь и мы ждем тебя... Это не пустые слова, детка – я так привык делать на тебе славу... Мы ещё здорово поработаем!

– Спасибо, я запомню... Если бы ты знал... Я сама ничего не понимаю, Джено... – Голос Кристи задрожал.

– Успокойся! У тебя совсем холодная рука. На-ка, согрейся, – Эудженио протянул Кристине бокал глинтвейна, пахнущего корицей и апельсином. Ты что, меняла под дождем колесо? Задержалась на целый час.

– Нет, мотор заглох. Оказалась маленькая неисправность в зажигании. И знаешь, попался такой любезный карабинер! Все исправил и ещё смотрел – как Хосе на Кармен. Я уж серьезно подумывала, а не спросить ли, когда у него заканчивается дежурство.

– Куда уж там! От тебя дождешься! В легкомыслии Кристину Ларину никто бы упрекнуть не смог. – Эудженио сделал кислую мину. – Только в нашей группе по тебе таких два мужика сохли! Теперь не скажу, раз решила нас покинуть.

– И не надо! Зови-ка Ненси, пора веселиться, а то мне все время плакать хочется. Будто уже проводы.

Кристине то хотелось смеяться, то в горле застревал ком и поступали рыдания. Она чувствовала себя на пороге новой жизни и ощущала печаль неизбежной разлуки со всем, что успела полюбить и что так и не свершилось с ней в этом прекрасном, так многое обещавшем городе.

Она танцевала одна "старое итальянское танго", не замечая, как тревожно переглядываются супруги.

"Девочка прекрасна, но она на грани срыва, Как царственная роза, развернувшая лепестки, чтобы сразу же за пышным расцветом уронить их на землю", – художественно думал Эудженио.

"Что-то случилось с ней, что-то случилось. Или вот-вот случится", – с врачебной лаконичностью решила Ненси, интуитивно угадывая состояние "пациента".

Когда на экране возник тележурналист, сообщивший о несчастье с супругами Вествуд, Ненси и Джено посмотрели на Кристину. Ее лицо казалось алебастровой маской, а бархатные листья на красном шифоне – пятнами запекшейся крови.

Дальнейшее предотвратить было невозможно. Гостья собралась уезжать. Она не обращала внимания на уговоры, отталкивала стакан с успокоительными каплями и наотрез отказалась от сопровождения Эудженио.

– Мне надо побыть одной... – упорно твердила она, одеваясь. – Позвоню, как доберусь в свой отель.

– Поезжай за ней. – Шепнула Ненси мужу. – Ее нельзя отпускать в таком состоянии.

Джено незаметно догнал серый "фиат" в конце переулка. Ненси видела в окно, как автомобиль мужа повис "на хвосте" беглянки. Но через полчаса Эудженио вернулся ни с чем.

– Кристи не поехала домой. Я потерял её из вида. Она умчалась в северном направлении и сейчас уже, наверно, далеко от Рима... Эх, черт! – В сердцах Эудженио хватил по столу кулаком и тут же спохватился:

– Прости меня, пресвятая дева Мария и присмотри за той, которая сегодня нуждается в твоей защите и помощи.

Не замечая дороги, Кристина неслась к знакомому дому. Совсем недавно, ранним ноябрьским утром она проезжала здесь с веселым голосистым Сантой-авантюристом, толкнувшим её в стальные объятия Рино... А как чудесно рождалось из-за холмов солнце, как чисто и трепетно звучал его голос!

Теперь ночь – светлая рождественская ночь – Natinita. Мелкий дождь покрывает стекла сверкающим бисером. Капли наливаются дрожащим светом от пролетающих мимо рекламных щитов, и водопадом драгоценных камней скатываются вниз. Тихо и пустынно на дороге в этот праздничный час. Ярко светят неоновые фонари у полицейских постов и подмигивают пестрыми лампами рождественские поздравления: граждане Итальянской республики сидят сейчас в своих домах, вокруг заботливо накрытых столов, преисполненные простой радости семейного уюта. В доме Коручи праздник испорчен. А Элмера самоуверенного, жизнерадостного плейбоя, возможно, уже нет на этом свете. "Господи! – взмолилась Кристи. – Сегодня твой день. Помоги ему. Пусть живет, радуется полученным миллионам и будущему ребенку... О, Боже!"

Что же случилось, что? Разбойное нападение – обыкновенный грабеж? А чертов камень? А Рино? Страшный, безумный Рино... Слишком много совпадений, слишком туго стягивается незримая петля бед.

Внимание Кристины механически фиксировало указатели, направляющие её к вилле "Тразименто", в то время как в голове теснились бесконечные вопросы, а сердце ныло от боли.

Она не удивилась, что попала в усадьбу Антонелли сразу, без поисков и блужданий по малознакомой местности. Охранники у ворот с приветливой улыбкой впустили её на подъездную аллею. А в холле уже встречал озабоченный дворецкий:

– В такое время вы на дороге, синьорина Кристи! Вам надо согреться, хозяин ждет вас.

Стефано и Бэ-Бэ, появившиеся в зале, не бросились к гостье, а застыли на отдалении, вопросительно изучая её лицо.

– Ты одна, детка? – острожно спросил Стефано.

– Конечно... Вы уже знаете? – губы Кристины задрожали и она бросилась на шею подошедшему к ней Антонелли.

– Знаем, знаем. Мы с Бэ-Бэ в трансе. Я обзвонил больницы... Ведь Риту отвезли в госпиталь для будущих матерей, а Элмера – в дежурную травматологическую клинику...

– И что? – Кристина посмотрела на него молящими, сверкающими от слез глазами.

Стефано отвернулся.

– Вначале стоит немного выпить, девочка. Ты вся дрожишь. Пойдем в гостиную – мы все это время сидели вдвоем с Берберой и смотрели на экран, хотя ждать новостей уже нечего. Правда, комиссар Курбе, ведущий расследование, обещал в ближайшие же часы разыскать преступника. Он кое-что обнаружил на месте трагедии...

– Я должна все знать. Что с ними?

– Мне очень тяжело говорить тебе об этом... Рита и ребенок погибли. Голос Стефано дрогнул. – Какое горе для Паолы! Что за несчастное семейство...

Он опустил лицо, спрятав его в ладонях.

– Элмер жив, – сказала Бэ-Бэ. – Пуля попала ему в бедро. Он потерял много крови, но сейчас его состояние уже не вызывает опасений.

– Убийца стрелял в окно машины. Элмер высокий и выстрел пришелся в ногу. А Рите – как раз в живот... – Стефано закрыл глаза, стараясь справиться с эмоциями. – Через шесть месяцев она должна была стать матерью...

Кристина окаменела. Таинственная история с "голубым принцем" и собственные беды отступили на второй план перед разыгравшейся трагедией. Молчание нарушила Бэ-Бэ.

– Тебя не интересуют подробности? Мы сделали запись репортажа с полицейским отчетом, – старалась не смотреть на Кристину, Бэ-Бэ поставила кассету и на экране в голубом мигающем свете полицейских машин, окруживших место происшествия появился высокий, усталый человек лет сорока.

– Комиссар Курбе, нам известно, что вашим сотрудникам удалось обнаружить кое-какие детали, которые помогут в короткий срок отыскать преступника.

– Трудно сказать, куда приведет следствие эта "ниточка". Пока мы имеем лишь заявление пострадавшего, что нападавший был одет в костюм и маску Санта-Клауса, а также вот это.

Инспектор подставил в свет юпитера открытый чемоданчик, на дне которого в целлофановом пакете лежала маленькая дамская сумочка, сделанная из серебряной сетки.

Кристина подалась вперед: такую же точно сумочку она так и не нашла сегодня у себя в шкафу, отправляясь в гости. Еще одно таинственное совпадение!

– Эта вещица принадлежит женщине, называть имя которой мы не имеем права до тех пор, пока не выясним степень её причастности к делу.

– А вам удалось установить имя владелицы сумки? – поинтересовался журналист.

– Это не составило труда. В сумочке находился носовой платок, губная помада, пудреница и визитная карточка. Инициалы, выгравированные на брелке сумки, совпадают с инициалами на визитной карточке. Для случайности это слишком... гм... слишком уж маловероятно...

Бэ-Бэ выключила телевизор и с вызовом посмотрела на Кристину. Что скажешь, милая? – сухо спросила Бэ-Бэ, прищурив густо подведенные глаза.

– Я уверена, что это моя сумка. Сегодня, собираясь в гости, я не могла найти её на месте... – Кристина почувствовала злость. Кто-то умышленно загонял её в угол. – Но я приехала сюда не за тем, чтобы искать убежище от полиции. Клянусь, Стефано, я никогда бы не смогла... Никогда...

Кристина подошла к сгобившемуся в кресле Антонелли, опустилась возле него на колени и отняла от лица руки.

– Ну, посмотри же мне в глаза! Ты столько повидал в этой жизни и ты знаешь, как выглядит ложь!

Антонелли поднял на Кристи свои темные, глубоко запавшие глаза, и губы его дрогнули:

– Ах, девочка! Если бы я чему-то научился, я бы... я бы сумел предотвратить все это!..

– Стефано, я примчалась сюда, чтобы рассказать вам – происходит что-то ужасное и страшное! Я ничего не понимаю!

– Детка, я верю в твою невиновность... Бэ-Бэ труднее отказаться от своих эмоций. Ведь уже целый вечер мы строим догадки, связывая твое поведение во дворце Тинтури и сегодняшнее происшествие. А Бэ-Бэ уверяет, что лично видела у тебя сумочку... Ее можно понять...

– Но и меня тоже! Да, я была влюблена в Элмера как наивная, глупая девчонка! Да, я попыталась отговорить его от брака, затеяла идиотский скандал... Но я не могу убивать! Не могу! – Кристина сжала кулаки, так, что ногти впились в ладони. – Я знаю про "голубого принца". Знаю, почему так стремительно попала в Рим с этими проклятыми украшениями. Мной играли, используя как неодушевленный предмет...

Бесноватый Рино Бронзато чуть не убил меня... Они... они думали, что я украла камень... – Кристина бурно разрыдалась, вздрагивая всем телом. Стефано обнял её за плечи:

– Успокойся, детка... У тебя нервный срыв... Тебе мерещатся преследователи, охотники за бриллиантами... Кто-то напугал тебя, правда?

– Я же не придумала Рино. Он затащил меня к себе, пытал, выведывая про камень... Я рассказала, что отдала свою бижутерию Санте... Ну, тому парню, что пел здесь романсы...

Стефано и Бэ-Бэ переглянулись.

– Санта – авантюрный малый. Я знаю его как певца, принимающего приглашения в хорошие дома. Ходили про него кое-какие нелестные слухи... Но зачем ему твои украшения? Как я понимаю, у тебя не было ничего ценного?

– Не знаю! Не знаю! Вначале я думала, что он пошутил или просто решил подарить стекляшки своей девушке. Но ведь он откуда-то знал про них, про то, что "Карат" премировал меня в Москве диадемой и колье... А когда меня стал преследовать этот мулат-мафиози и выспрашивать про баул со стекляшками... Я поняла, – среди них был настоящий бриллиант!

– Девочка, когда все это случилось с мулатом?

– Неделю назад. Через пять дней после того, как я отдала украшения певцу.

Стефано в раздумье надул щеки и несколько секунд смотрел в огонь. Затем с шумом выдохнул воздух и развел руками:

– Не понимаю! Ничего решительно не понимаю... Дело в том, что как раз с неделю назад я говорил с Паолой. Мы обсуждали замужество Риты. Паола рассказала о том, что после бракосочетания торжественно передала бриллиант дочери. Рита не советовала матери держать фамильные ценности, а тем более этот камень, в домашнем тайнике. Считалось, что "голубой принц" приносит удачу дому, и Франко не хотел хранить его в банковском сейфе. Рита поступила правильно – с величайшими предосторожностями камень был спрятан в подземное хранилище надежного римского банка.

– Стефано, они спрятали в сейф подделку! – прошептала Кристи, вспомнив заверения Рино.

Антонелли сжал её плечи и заглянул в глаза:

– Успокойся, девочка. Тебя кто-то ввел в заблуждение: Паола отдала дочери подлинного "голубого принца". Специальный эксперт заверил это документально.

– Я... я ничего не понимаю. – Кристина сжала виски, в которых что-то пульсировало и звенело. Звон нарастал, становясь невыносимым. Это сигналил телефон.

– Алло... Хорошо, пропустите. – Стефано опустил трубку и мрачно посмотрел на притихших подруг. – К нам поднимается инспектор Джованни Курбе.

Инспектор, оказавшийся ещё более щуплым и усталым, чем выглядел на экране телевизора, быстро оглядел комнату.

– Счастливого Рождества, синьорины, синьор Антонелли... Прошу прощения за вторжение в столь неподходящий час – я и сам предпочел бы остаться дома. – Механически произнося подобающий случаю текст, инспектор присмотрелся к женщинам и сделал шаг к сидящей у камина Кристине. – Вы – синьорина Ларина, гражданка России, находящаяся на службе в агентстве "Стиль"?

Подавшись вперед, Кристина кивнула.

– Скажите, припаркованный у этого дома автомобиль "фиат" серого цвета принадлежит вам?

– Да. Я взяла его напрокат в частном гараже.

– Тогда, может быть, синьорина узнает эту вещь, найденную сейчас нами в её багажнике? – Инспектор достал из кейса целлофановый пакет с комком красной ткани, в которой сразу можно было узнать отороченный белым синтетическим мехом длинный колпак Санта-Клауса.

– Нет, – отрицательно качнула головой девушка. Она знала наверняка, что даже детям Эудженио похожего костюма не покупала.

В комнату, не снимая плаща, вошел высокий худой мужчина и кивком головы поздоровавшись с присутствующими, позвал инспектора Курбе. Пошушукавшись в сторонке, инспектор представил высокого:

– Мой помощник, сержант Карготти, занимающийся этим делом.

Инспектор взял у помощника пакет и, достав из него серебристую сумочку, повертел её в вытянутой руке:

– Кому-либо из присутствующих знакома эта вещица?

– Можно посмотреть поближе? – попросила Бэ-Бэ.

Не прикасаясь к улике, она осмотрела её и подняла скорбные глаза на полицейского:

– Да. Такую же... похожую сумочку я видела у Кристины на балу.

– А вы, синьорина Ларина, узнаете эту вещь?

Взяв сумочку, Кристина открыла её, и тут же отдала полицейскому.

– Это моя сумка, мой платок и моя губная помада.

– В таком случае, вы смогли бы объяснить, как ваша вещь попала в переулок, где сегодня вечером было совершено преступление?

Кристина закрыла глаза и отрицательно замотала головой. Она уже поняла, что никакие клятвы и заверения не помогут: кто-то чрезвычайно хитрый и безжалостный умело расставил ловушки. Дверца захлопнулась – птичка попала в клетку.

– Карготти, уведите девушку. У нас достаточно улик, чтобы предъявить ей обвинение, – устало сказал Курбе.

– Простите, инспектор, возможно, я могу как-то помочь этой синьорине остаться на свободе до завершения следствия? Я мог бы внести залог или взять её на поруки... – заслонил Кристину от полицейских Стефано.

– Увы, синьор Антонелли. Мы не в Америке. Вы сможете облегчить положение подозреваемой своими правдивыми и обстоятельными свидетельскими показаниями.

Спускаясь по лестнице, Кристина увидела мельком недоуменно застывшего Генри. И свое отражение в зеркалах: изящная блондинка в алом вечернем платье идет по мраморной лестнице рука об руку с высоким желтолицым господином в полицейском мундире. Господин не смотрит на свою спутницу, уверенный в собственной власти – ведь запястье блондинки надежно приковано к его мускулистой руке стальным кольцом.

В полицейской машине они тоже сидели рядышком, как близкие друзья. Дождь, превратившийся в мелкий снежок, припорошил все вокруг серебряной пылью. Мир готовился к пробуждению – чистый и нежный, как новорожденное дитя.

Полицейские курили "Житан", распространяя в машине запах крепкого табака и пота. "Вот так и пахнет тюрьма", – подумала Кристина, не в силах оторвать глаз от зарешеченного оконца, где над дымчатым серебром горизонта занималась заря нового дня.

Часть вторая.

ПОДАРИ МНЕ СВОЙ СОН

Джованни Курбе был, как говорили о нем в криминальном отделе, "продуктом франко-итальянского производства". В общении и делах он умело использовал свое происхождение полукровки, ссылаясь, в зависимости от обстоятельств, на специфику французской или итальянской крови. Так, случаи рукоприкладства с подследственными Джованни оправдывал итальянским темпераментом, а блистая в общении с дамами преувеличенной галантностью, застенчиво напоминал: "Я же француз, мадам".

Паола Гватичелли дель Форте была именно из той породы женщин, которая превращала грубоватого, неравнодушного к своей внешности инспектора в образец деликатности и шарма. Он сумел предугадать это, отправляясь с визитом в графское поместье: тщательно побрился, воспользовался одеколоном, пренебрегаемым в повседневной жизни, и даже надел костюм, предназначенный для торжественных церемоний и встреч с высшим начальством.

Аристократические имена, означавшие принадлежность не просто к верхам общества, а к их лучшей, антикварно-исторической его части, внушали Курбе благоговение. Он отдавал себе отчет в этом пристрастии, так же, как и в неприязни к толстосумам-парвеню. Чтобы выбраться наверх, надо иметь острые когти и не бояться вывозиться в дерьме, которое и являлось основным рабочим материалом криминального отдела. "Начальник ассенизационной службы", шутил про себя Джованни, чистивший город от проституток, убийц, наркоманов и их могущественных покровителей.

Аристократизм пронизывал Паолу с головы до ног – от гладко зачесанных черных с проседью волос, разделенных прямым пробором, до мягких, широких туфель из какой-то особо нежной кожи, удобных, но все же врезавшихся в отечную, вздувшуюся на щиколотках плоть. Маленькая, полная женщина в темном платье держалась очень прямо, несмотря на одолевавшие её хворобы и жесточайшую душевную боль.

Тяжелые шторы на окнах гостиной были опущены. Лампы в матовых абажурах создавали полумрак. И в этом печально-живописном освещении, скрывавшем унизительные физиологические подробности ( приземистая фигура Паолы и её печальное лицо с блестевшими в темных тяжелых веках умными глазами казались инспектору прекрасными, исполненными подлинного достоинства и трагизма.

Почтенная матрона коротко и точно отвечала на вопросы Курбе. Лишь коснувшись темы брака Риты, инспектор понял, что Паола ступила на зыбкую почву, теряя объективность.

– Я не была горячей сторонницей этого брака... С тех пор, как мы пережили потерю сына, судьба дочери стала беспокоить нас вдвойне... Рита рассталась с первым мужем, считая, что он женился на ней из корысти... Щепетильных наследниц большого состояния иногда волнуют подобные нюансы брачных отношений. Рита сочла разумным взять псевдоним, скрывая свое подлинное имя от новых коллег и друзей. Она начла новую жизнь и, как я слышала, отличалась высоким профессионализмом и трудоспособностью... Ваш кофе стынет, инспектор, – заметила Паола, кивнув на застывшую в руке сосредоточенно слушавшего Курбе чашку.

– Меня увлек ваш рассказ, синьоре дель Форте... Маргарита, по отзывам её сослуживцев, была чрезвычайно деловой и ответственной женщиной. Те два года, что она проработала секретарем и литературным редактором в студии Вествуда, стали временем расцвета его телевизионной карьеры. Мне кажется почти неизбежным, что эти два молодых человека увлеклись друг другом. О легкомыслии Вествуда ходило множество слухов, но в конце концов ему, видимо, не удалось испытать настоящего чувства. Очевидно, ваша дочь сумела разбудить...

– Молю Господа, что ей не пришлось до последней минуты сомневаться в этом. – Паола подняла глаза, не давая скатиться навернувшимся слезам, но они все равно хлынули по щекам, подобно лавине, которую невозможно остановить.

Паола закрыла лицо носовым платком, сдерживая беззвучные рыдания. Плечи её вздрагивали.

Курбе не решался произнести слова сочувствия, выбирая наиболее подходящую форму. Но женщина внезапно затихла и, выпрямившись в кресле, решительно посмотрела ему в глаза:

– Вы понимаете, синьор Курбе, что должна была почувствовать, понять, пережить моя дочь за пару секунд... Тех последних секунд, когда увидела пистолет в руке любимого мужа, – направленный на неё пистолет!.. Беременная, счастливая, едущая в гости с обожающим её мужчиной... – Паола вновь прижала платок к глазам. – Она одела нарядное платье, украшенное бисером... Я видела в морге... Рита всегда избегала вычурные вещи, она считала себя некрасивой... Надеюсь, она умерла с уверенностью, что любима. Пресвятая дева Мария, это единственное, что я просила бы для моей дочери, иллюзии... Как вы думаете, инспектор, она ведь приняла все это за шутку: его сумасшедший взгляд, направленное на неё дуло?

Курбе, поперхнувшись кофе, закашлялся. "Какая ужасная фантазия, что за мучительный бред!" – подумал он, торопясь переубедить эту женщину.

– Сеньора дель Форте, вы разрываете свое сердце невероятным, жестоким вымыслом! Вествуд не убийца. Он ранен сам и очень страдает от потери жены и ребенка. Поверьте, он на грани безумия. Врачи поддерживают его сильными транквилизаторами... Умоляю вас, подумайте, взгляните на вещи трезво. Мы располагаем неопровержимыми данными, свидетельствующими о виновности в убийстве некой Кристины Лариной, гражданки России... Все время своего пребывания в Риме эта девушка преследовала Вествуда любовными домогательствами. Известие о намерении Вествуда жениться на Рите взбесило ее... Вернее, когда Ларина устроила публичный скандал на балу во дворце Тинтури, обвиняя Вествуда в измене, он был уже мужем вашей дочки. Только считал нужным не разглашать данный факт.

– Да. Невзирая на траур по мужу, я благословила этот брак – Рита уже была беременна. Мы не устраивали празднества – скромная церемония, узаконивающая их отношения перед Богом и людьми... У меня не было выбора. Дочь просто светилась счастьем....

– Откуда же тогда эти мысли... эти фантазии... Вы заметили в поведении Вествуда что-то неладное? – мягко задал вопрос Курбе, понимая, что имеет дело отнюдь не с истеричкой, способной очернить неугодного зятя. Нет, эта женщина все основательно продумала, прежде чем поделиться своими выводами с посторонним, тем более, с лицом, представлявшим правосудие.

– Все было очень пристойно. Очень мило... – Спокойно согласилась Паола. – Не знай я о репутации Вествуда, о Ларе Арман, с которой у него продолжались отношения... Да, и к тому же "голубой принц"... Алчность, это страшное чувство. Страшнее чумы и СПИДа. Она разъедает совесть, ум. Она превращает человека в зверя.

– Мне известно, сеньора, что легендарный камень хранился в сокровищнице дель Форте из поколения в поколение, переходя по наследству мужчинам этого рода. Лишив отцовского благословения Леонардо, синьор дель Форте отрекся от сына и переписал завещание – камень предназначался Рите, а затем, в случае её гибели, – членам её новой семьи.

– Ах, уважаемый инспектор, если бы вы знали, как мало волновали Риту деньги и материальные блага! К своему наследству она относилась пренебрежительно, имени, дающего положение в обществе, чуралась, а в отношении "голубого принца" была непреклонна. Рита настаивала, чтобы камень оставался в этом доме. "Лишь мой сын, похоронив меня, решит, где держать свой фамильный талисман. Но это будет очень нескоро, "– говорила она, смеясь... Словно накликая беду...

– По преданию, этот камень оберегает своего владельца от дурных сил. По этой причине продать "голубого принца", насколько мне известно, нельзя, – проявил Курбе свою осведомленность. Недаром же о чуть не до утра читал "Популярную историю аристократических родов Италии".

– Ни продать, ни украсть, – сказала Паола. – Конечно, цена бриллианта очень велика, что делает его предметом вожделения для проходимцев и безбожников. Но только подаренный или перешедший по наследству, "голубой принц" обладает магической силой. Вор или человек, рискнувший купить этот камень, обречен. Несчастья затравят его, как охотники зайца. – Глаза Паолы гневно сверкнули. Конечно же, она ждала возмездия, и не столько от судебных инстанций, сколько от фамильной реликвии.