355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Микола Руденко » Волшебный бумеранг » Текст книги (страница 8)
Волшебный бумеранг
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 03:11

Текст книги "Волшебный бумеранг"


Автор книги: Микола Руденко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Ечука-отец сдержанно улыбнулся.

– Дружище мой, Рагуши! В твоих соображениях есть немало справедливого. Но ты мыслишь масштабами одной или двух планет, а вовсе не масштабами вселенной. Разум возник не сегодня и не вчера. Он так же вечен, как и материя. Как пространство, время и лучевая энергия... В бесконечной вселенной бесконечное количество разумных миров. И я уверен, что они общаются между собой. Так же, как общаются звёзды, посылая лучи друг другу. Но не каждая планета находит в себе силы присоединиться к этому безграничному разуму. Так же, как не каждое зёрнышко, брошенное в почву, даёт добрые всходы и рождает прекрасные цветы. На тысячу зёрнышек какая-нибудь сотня может и погибнуть. И может, это будет наш Фаэтон...

– Значит, ты тоже об этом думаешь?! – с тревогой воскликнул Рагуши.

– Об этом нельзя не думать. Об этом думает каждый мыслящий фаэтонец. Это и заставляет учёных Материка Свободы искать в нашей Галактике новые планеты, где можно привить разум... На Фаэтоне сложилось необычайно тяжёлое положение. Нависла угроза над самим его существованием. Мы, фаэтонцы, своевременно не поняли, какую смертельную отраву прячет в себе то змеиное яйцо, о котором ты говорил. И если действительно с нашим Фаэтоном случится беда... Если он обречён на гибель...– Ечука-отец закрыл глаза и долго молчал. Лицо его болезненно передернулось.– Тяжело, дружище, об этом говорить! Но разум только тогда разум, если он умеет смотреть правде в глаза... По сути, это вещи одного порядка – Разум и Правда... Так вот... Те планеты, где мы сеем зёрна разума, где он когда-нибудь разовьётся и преодолеет все преграды... А я верю в эту победу. Верю, дорогой мой скептик!.. Если бы я в это не верил, я бы отдал предпочтение другим существам, а не человеку... Так вот, этот могучий разум и сумеет понять причины, которые привели наш Фаэтон к гибели. Человечество учится на трагических катастрофах так же, как ребёнок на собственных синяках и царапинах. Гибнут народы, гибнут планеты, но не гибнет Материя, Мать разума... И может быть, именно земляне станут тем звеном, которое присоединит к разуму вселенной нашу солнечную систему. А материя, она не играет с нашим разумом. Она лишь сырьё для его создания...

– Тогда что же такое вселенная? – растерянно спросил Рагуши. Его глаза уже отрезвели.– Как же ты понимаешь вселенную?..

– Вселенная... Вселенная – это вместилище разума. Разве наш организм со всеми его сложными органами существует не для жизни мозга? Ведь в наших клетках тоже сокрыты целые миры – миры молекул, атомов... Вот так и составные части вселенной... Наш Фаэтон – даже не клетка в жизни вселенной. Даже не атом, а что-то меньшее, значительно меньшее... И если ему суждено погибнуть, всё равно можно считать, что он своё совершил. Он бросил зёрнышко разума на другие планеты.– Отец положил руку на плечо Рагуши.– И ты, мой друг, честно послужил этому делу... Поэтому-то имеешь право считать, что жизнь свою прожил не зря.

– Значит, ты веришь, что земляне иначе устроят свою жизнь?

– Верю! Они должны пойти дальше, чем мы. И тогда они сольют свой разум с разумом Вселенной. Но пока этого не произошло, пока цивилизация живёт отдельно, её нельзя считать зрелой. Ещё даже неизвестно, будет ли она жить или погибнет. Разум десятков иных планет поможет ей преодолеть любые катастрофы... Ты представляешь, Рагуши, какой прекрасной станет тогда судьба отдельного человека?..

– Но пока наступит эта пора, люди будут перегрызать друг другу глотки за право называться богами... За власть над другими людьми...

– Это детская болезнь человечества. Переходный период... Зрелому разуму не понадобятся никакие боги!

Как-то после очередного возвращения с Фаэтона Рагуши появился у них особенно радостный и возбуждённый. Такое настроение у него бывало тогда, когда он мог чем-то обрадовать Ечуку и Колю. Видимо, вся жизнь космонавта была наполнена стремлением приносить радость. Иного смысла он не видел в ней.

Пригласив их в ракету, он, с нарочитым спокойствием обращаясь к Коле, сказал:

– Сейчас ты увидишь Лочу. Она передала тебе нитку от своего шахо...

Коле казалось, что руки космонавта, закладывавшего нитку в свой шахо, двигались чересчур медленно, словно Рагуши и в самом деле решил проверить выдержку Коли. А ему хотелось крикнуть: "Скорей, скорей!"

Но вот на экране, наконец, появилась Лоча. В традиционной одежде космических встреч и разлук...

Казалось, она и в самом деле была соткана из луча – из того самого луча, свободно блуждающего по вселенной, который, закончив свой полёт, сгущается в нагромождение атомов, и они, в свою очередь, медленно обрастая другими атомами, превращаются в планеты, в человеческие сердца, в прекрасное женское тело...

Вся она словно узелок, туго завязанный на луче, и весь её облик пронизан доброй печалью, порождённой великим женским ожиданием.

Коля заметил, что Лоча стала какой-то другой, и только теперь отчётливо понял, как долго жили они в космической разлуке. По земному ей было теперь около тридцати оборотов.

Но время ложилось на её лицо не седым пеплом, омрачающим облик и западающим в морщины,– оно легло всё тем же летучим лучом, который только проявил её женскую красоту. Лишь грусть в её глазах свидетельствовала о том, как тяжко дается ей ожидание...

Она сделала шаг, как бы торопясь ему навстречу и тихо, словно он был где-то рядом, проговорила:

– Акачи!.. Мой Акачи!.. Не сердись, что я напоминаю о себе. Не сразу я решилась на это. Ты, наверное, знаешь, что Бессмертный запретил передавать земным каторжанам какие-либо сведения об их жёнах и детях. Если он узнает, что я передаю тебе эту нитку, наш друг погибнет. Но Рагуши заверил меня, что о ней никто не узнает. Нитку помог приготовить Чамино в комнате Лашуре, где мы были когда-то вместе с тобой. Ни один фаэтонский шахо не слышит моих слов, и поэтому я могу говорить обо всём откровенно...

Коля невольно потянулся к ней – в пространство, туда, где она стояла точно живая, но пальцы ощутили всего лишь холодную поверхность экрана. И ему стало больно оттого, что Лоча не заметила его порыва, словно была незрячей.

– Между нами пролегла чёрная, глухая немота,– глядя на него, говорила Лоча.– Ни ветра, ни звука... Чамино подарил мне ящичек с двумя окулярами. Когда смотришь в них, твоя Земля становится такой большой, что я вижу на её поверхности синие моря и зелёные материки. От Рагуши я узнала, где именно лежит твой материк. Он зеленеет на полторы ладони выше холодной шапки, белеющей на Южном полюсе. Иногда мне кажется, что я действительно вижу тебя. Ты теперь совсем не похож на того Акачи, которого я знала. Лицо твоё потемнело, глаза сузились, и от них до серебристых висков пролегли тёмные лучики... Иногда я путешествую вместе с тобой. Они так хороши, леса твоей планеты! И оттого, что они никем не тронуты, в них страшно. Мы вместе купаемся в тёплых озёрах, свободно ходим по дну океанов, собираем подводные травы, живём в океанских пещерах, там даже под водой значительно светлее, чем на поверхности нашего Фаэтона... Как мне хочется на Землю! – Лоча, будто опомнившись, легонько встряхнула головой, и глаза её стали печальными.– Извини!.. Мне так много хочется тебе сказать, но мысли мои путаются, и я понимаю, что говорю вовсе не то... Если бы я могла услышать хоть одно твоё слово! Но я знаю, что это невозможно... Я часто слышу упрёки: зачем ты называешь себя его женой? Ты же никогда ею не была. Это всего лишь твой каприз, но ради этого каприза ты обрекла себя на вечное одиночество... Что они могут понять?.. У вас там есть птицы, которых мы знаем лишь по изображениям, завезённым на Фаэтон космонавтами. Одна такая птица всегда висит перед моими глазами. Я смотрю на неё и спрашиваю себя: согласилась ли бы ты, Лоча, быть вот такой земной птицей, чтобы жить там, где твой Акачи?..

...Однажды Единый появился на моей стене горизонтов и с неожиданной добротой проговорил: "Рабыня божья! Ты пробудила во мне великую жалость. Я дам тебе в мужья своего лучшего советника". А я ответила ему: "Не жалей меня, Всевышний. Сделай меня земной каторжанкой. А не хочешь – сделай земной птицей". Но он поднял угрожающе свой сухой перст, доброта его пропала, а в голосе зазвучал металл: "Те, кого я покарал, не имеют права жить в памяти ненаказанных". Он так и сказал, словно человечество делится только на два лагеря – на тех, кого он покарал, и тех, кто ещё не подвергся его каре.

...Какая я теперь счастливая! Мне уже не нужно каждую неделю ходить во Дворец, чтобы расчёсывать ненавистную бороду Единого. О-о, ты не знаешь, какая это была пытка!..

Я не сказала тебе, в чём именно состояла моя обязанность. В сплетнях, которые раздавались вокруг, не было и капли правды. Люди не понимали, какое наслаждение Бессмертный получает от расчёсывания бороды...

А я должна была молчать. Так как правда не всегда бывает лучше, чем ложь. Какое же отвращение я чувствовала к самой себе!

Часами я расчёсывала его бороду. Больше ничего. Он словно бы засыпал. А мой мозг будто пронизывал какой-то луч, мой мозг был в его страшной власти. И в нём возникали картины одна ужасней другой. Я видела себя и его. Только себя и видела всегда такой, какая я есть на самом деле. А он всякий раз был другой. Но потом, когда ему рассказали, как я прощалась с тобой, он начал принимать твой образ. И тогда мои мысли уже не подчинялись мне.

О прости, мой любимый! Это был обыкновеннейший гипноз. А разве виноват человек, которого принуждают видеть в мыслях то, что он мечтает видеть наяву?

Потом Всевышний сказал:

– Акачи никогда не вернётся из ада. Я приму его облик. И возведу тебя на трон божий. Ты станешь бессмертной, как и я.

Я билась головой о его колени. Но Бессмертный жестоко отбросил меня. Ему, наконец, опротивело подделываться под тебя. И он захотел стать самим собой. И захотел, чтобы я любила его таким, каков он есть. Но я скорее умру...

И тогда Чамино забрал меня из Дворца. И теперь я живу у Лашуре. Теперь я счастлива. Я могу думать о тебе. И жить тобой!

Коля слушал, слушал... И смотрел на свою Лочу. Уже не только он, но и Рагуши и Ечука знали наизусть каждое её слово, каждое её движение на экране. А Коля требовал, чтобы Рагуши снова и снова закладывал нитку в свой шахо.

На следующий день Ечука-отец сказал Николаю:

– Вот что, сын... Ты должен вернуться на Фаэтон. Лашуре – друг моего детства. Если Лоча нашла у него убежище, значит он остался таким, как прежде...

Коля смотрел на отца, слышал его печальный голос и думал о Лоче.

– Ты должен лететь на Фаэтон,– повторил Ечука.– С Рагуши я договорился. Конечно, это опасно. Но он прекрасно умеет обманывать жрецов. Кроме того, ему безоговорочно верят.

– А ты останешься один?.. Один на весь материк?

Но отец, видимо, уже всё решил. Положив руку на плечо сына, Ечука сказал:

– Нет, Акачи... Теперь я буду не один. У меня есть дети. Вот мы сейчас позовём Алочи...

Алочи, зайдя в комнату, стыдливо переминался с ноги на ногу у дверей, рассматривая свои босые ноги. Это был жилистый, коренастый мальчик с острыми плечами. Кожа светло-шоколадного цвета, волосы чёрные, руки не в меру длинные, с тонкими подвижными пальцами. Форма головы, нос, губы, овал лица Алочи – всё напоминало обыкновенных земных людей, которых Коля видел на Атлантиде. Но ведь на создание первых атлантов ушло полторы тысячи земных оборотов!.. Поэтому он понимал отца, который так гордился своим земным ребёнком.

– Ты накормил братьев? – спросил Ечука мальчика.

– Да, отец,– не поднимая головы, ответил Алочи.

– Подойди поближе, сын,– приказал Ечука.

Когда мальчик приблизился, Ечука взял его за подбородок и заглянул в карие с золотистым отливом глаза. Мальчику, видимо, тяжело было выдержать взгляд отца, хотя взгляд этот был ласковым и спокойным.

– Не нужно склонять головы, Алочи,– сказал отец.– Ни перед кем не склоняй головы.

14. Юпитер жив!

Не раз на протяжении длинных десяти оборотов Николай спрашивал отца о Юпитере. И каждый раз Ечука избегал ответа.

Сегодня был необычный день. Им предстояла долгая разлука. И Коля, ощущая горечь оттого, что у отца есть тайна, которую тот боится доверить ему, решился снова начать этот разговор.

Долго молчал старый Ечука. И наконец, сказал:

– Ты возвращаешься туда, где это знание может привести к гибели.

– Я должен знать то, что знаешь ты,– твёрдо ответил Коля.

Наступила тишина. Ечука колебался. Он словно бы подбирал единственное слово, способное объяснить его чрезмерную осторожность. И вот Коля услышал:

– Эта тайна убила моего друга. Отца твоей Лочи...– И после паузы сказал тихо, будто боялся, что кто-то сможет услышать их: – Юпитер жив, сын!

Коля удивлённо посмотрел на Ечуку-отца. В выражении его лица было что-то молитвенное. Но Коля не мог пока ещё постичь значение его слов. Юпитер жив! Что это означает? И почему это тайна? Такие планеты, как Фаэтон или Земля,– зёрнышки по сравнению с ним. И если там есть жизнь?..

Нет, это невероятно! Там так мало солнца. Конечно, на Фаэтоне его тоже мало. Но кислород...

– Ты же сам сказал, что без кислорода жизнь зародиться не может,– чуть растерянно проговорил Коля.

– Так привыкли у нас думать. Так учат в храмах. Но это неправда! Юпитер – это совесть нашей системы. Самая старая и самая могучая планета...

Последние слова были произнесены, как молитва. Да, это была молитва свободного человека, дух которого признаёт одного только бога – самое Жизнь.

– Раса беловолосых ничего не знает о звёздном небе,– продолжал Ечука.А люди, живущие в городах, люди "второго этажа" воспитаны в атмосфере обожествления Единого Бессмертного. Когда мозг покрывается роговиной фанатизма, человек ни в чём не способен сомневаться. Скажи такому человеку, что Солнце не имеет никакого значения для жизни, что его действие не превышает действия карманного фонарика – он поверит в это. Для него Солнцем станет тот, от кого зависит его личное благосостояние. Такому человеку наплевать на настоящее Солнце, плевать ему и на Галактику, ибо светила не способны награждать его побрякушками, которыми так любят украшать себя люди "второго этажа". И не способны отбирать эти награды. Но стоит только Единому шевельнуть пальцем – и вчерашний советник пойдет месить толстобоких дагу. А через пол-оборота о нём забудут...

Человеческое сознание устроено так, что в вере своей оно опирается на привычную с детства очевидность. И нужно с детства прививать ему сомнение в этой очевидности, нужно ежедневно говорить, что наше видение мира основано только на свойствах видимого света. Что это всего только одна седьмая мира – только одно его измерение! – а шесть измерений остаются за пределами наших ощущений, нашего видения. Только тогда можно достичь какого-либо успеха.

Люди "второго этажа" во время противостояния любуются Юпитером и кольцом Сатурна. На протяжении веков поэты воспевали их красоту. К этим небесным телам фаэтонцы привыкли так же, как впоследствии земляне привыкнут к Луне.

Как горько, что мир становится привычным! Именно это рождает косность. Более всего способен к познанию детский мозг. Для него всё ново, всё необычно. И если бы человек смог сохранить до старости эту способность, человеческий прогресс был бы похож на взрыв...

Я хорошо знал отца Лочи и Чамино – Шако. Мы дружили с детства. И уже тогда в наших полётах над планетой молодой Шако всегда стремился лететь по направлению к Юпитеру.

Если планеты – это дети Солнца, то Юпитер – его старший сын, правая рука Отца. А Сатурн – левая рука...

Работу, которую выполняют эти титаны на солнечной ниве Жизни, даже приблизительно нельзя сравнивать с тем, на что способны планеты внутреннего круга. Юпитер вращается значительно быстрее, чем Земля: одни земные сутки это двое с половиной суток на Юпитере. Тот, кто хоть немного знаком с законами небесной механики, сразу же должен отметить могучие центробежные силы этой гигантской планеты...

Шако был не только великим инженером, но и великим философом. Знания приходили к нему стихийно, его мозг получал их словно бы непосредственно из глубин вселенной.

Многое из того, о чем я тебе рассказываю, я усвоил от Шако ещё в молодости.

Я до сих пор помню один из наших полётов над ледяным Фаэтоном. Небо в тот раз было на редкость прозрачным, пред нами сиял во всей своей могучей красоте Юпитер. Это было великое противостояние. Мы видели полосы и красные пятна на его поверхности, они передвигались неравномерно: одни быстрее, другие медленнее.

– Посмотри, Ечука! – кричал Шако.– Это бурлит его атмосфера. Там есть жизнь...

Тогда это показалось мне чем-то фантастическим. Но впоследствии Шако показал расчёты. Плотность вещества на Юпитере очень низкая. Центробежные силы уравновешивают силы сжатия. Поэтому возможности жизни на этой планете заложены в её быстром вращении.

На планетах внутреннего кольца жизнь основана на фотосинтезе. Они вращаются значительно медленней Юпитера. Центробежные силы их незначительны. Пойми, это главное – возможность жизни практически сводится к возможности отталкивания от планеты. Даже рост дерева – это одна из форм отталкивания. Энергию для этого посылает Солнце. Без его энергии на Земле ничто бы не могло двигаться...

Юпитер вырабатывает эту энергию из самого себя – из собственного вращения. Из центробежных сил. А это значит, что жизнь на Юпитере не требует значительного количества солнечной энергии. Если так, значит в её основе лежит не фотосинтез, а хемосинтез...

Теперь рассуди, как неправильно мы видим мир. Мы устремляем свою мысль туда, где есть планеты, похожие на Фаэтон или на Землю. И делаем ошибочный вывод: если таких планет поблизости нет, значит нет цивилизаций, с которыми можно общаться....

Шако удалось установить, что атмосфера Юпитера состоит из метана и аммиака. Потом он выяснил, что это давно уже было известно. Но всё, что касалось Юпитера, было запрещено. И ему пришлось повторять открытия своих предшественников...

А потом...

Каждое научное открытие связано с радостью. Но не тогда, когда в государстве господствует мысль одной личности. Бессмертный твердил, что Юпитер мёртв. Шако должен был молчать о своём открытии. Он не скрывал его только от меня.

...На Юпитере существуют океаны! Нет, это не лёд, как на Фаэтоне. Океаны Юпитера имеют тот же самый вид, что и на Земле. Это трудно представить себе, так как Юпитер, с нашей точки зрения, очень холодная планета. Но его океаны наполнены жидкостью, которая на Фаэтоне не способна быть жидкостью: там она сразу же превратилась бы в газ. Речь идёт, конечно, об аммиаке...

Можешь себе представить, какое значение имело это открытие? Из него вытекало, что условия для развития жизни на Юпитере куда богаче, нежели на Фаэтоне. В жидком состоянии аммиак хорошо растворяет разные соли и металлы – лучше, чем, скажем, вода. Но разве не мог в океанах Юпитера зародиться белок на аммиачной основе? Да, белок возникает в процессе обмена веществ. Но ведь условия для такого обмена на Юпитере очень благоприятны...

Вскоре Шако синтезировал белок, способный жить в условиях Юпитера. Это его окончательно убедило: на Юпитере есть жизнь!..

Новый белок был полной противоположностью того белка, из которого состоят наши организмы. Его жизнь начинается там, где наша кончается. Ведь в самом же деле: в земных условиях аммиак возникает из гниения органических клеток. И точно так же метан – болотный газ. А на Юпитере соединения аммиака с метаном – основа всего живого!..

Вот почему представления о какой-то пропасти между материей живой и материей мёртвой рождены ограниченностью наших знаний. Мертвой материи нет!

Для тех, кто живёт на Юпитере, условия Фаэтона должны представляться адом. С их точки зрения на Фаэтоне господствует страшная жара. А атмосфера Земли должна казаться им такой же раскалённой, как газовая поверхность Солнца.

О свободном общении с аммиачными организмами не может быть и речи. Аммиак перестаёт быть жидкостью даже в верхних слоях фаэтонской атмосферы. Он закипает, а при кипении гибнет белок, гибнет организм. И всё же, если они разумны, связь возможна.

Именно такую связь и удалось установить Шако...

У Чамино есть нитка, на которой записаны кое-какие сведения о Юпитере. Этого не знает даже Лоча. Но пора вам знать об этом!

Они обошли ракету, стоявшую в тени деревьев. Рагуши, видимо, спал – до Фаэтона далеко и нужно как следует выспаться.

Это был последний земной день, и Николаю хотелось попрощаться с щедрым зелёным миром, который он успел полюбить. Алочи шёл рядом, ступая осторожно, почти беззвучно. Коля подумал, что природа одарила этого мальчика прекрасным охотничьим инстинктом. Шлём скафандра был настроен так, что Коля мог слышать все лесные звуки и свободно разговаривать с Алочи.

Мальчик всегда вёл себя с Колеи значительно смелее, чем с отцом, а сегодня держался и вовсе непринуждённо. Да и Коля забыл о том, что Алочи его ученик. Отныне мальчик может заменить его, он уже не ученик, а младший брат, на которого старший оставляет немощного отца.

Они углубились в лесные чащи. Здесь было сыро, солнечные лучи терялись в густых кронах деревьев, и зеленоватые сумерки окутывали могучие стволы. Где-то поблизости зашелестела трава, треснула сухая ветка, качнулась могучая паутина лиан. Алочи настороженно остановился, а Коля достал из кармана небольшой цилиндрик – подарок Рагуши, который на языке фаэтонцев назывался "жуго". В этом цилиндрике таилась такая лучевая сила, что самые большие деревья – в десять человеческих обхватов – падали сражённые ею, словно луговая трава при прикосновении острой косы. Однако Коля ещё ни разу не пользовался этим оружием – на их материке хищников было мало.

И вдруг он увидел между деревьев какую-то гору из тёмной шерсти. Неуклюже переваливаясь, гора эта двигалась им навстречу, подминая под себя кустарники и узорчатые листья папоротников. Это была огромная сумчатая медведица. Она шла к ним, доверчиво поблёскивая круглыми глазами. Вероятно, ей не приходилось ещё видеть таких двуногих существ, и она спокойно рассматривала их.

Колония Ечуки-отца не занималась охотой. Ечука, видимо, хотел предохранить своих воспитанников от преждевременного знакомства с запахом крови. Уже на шестом обороте Коля приучал детей пользоваться бумерангом, однако это были спортивные упражнения. Отец же решил, что охоте и рыбной ловле он начнёт учить своих питомцев только на пятнадцатом обороте.

Коля спокойно следил за медведицей и за Алочи. Мальчик нетерпеливо топтался на месте, будто в нём созревало какое-то отчаянное решение. Но вот рука его легла на бумеранг, торчавший за поясом, и он бросил умоляющий взгляд на Колю, словно просил разрешения померяться силами с гигантским зверем. В следующее мгновение, уже забыв обо всем на свете, он молниеносным движением выхватил из-за пояса бумеранг и метнул его в медведицу. Коля не успел остановить его руку. Бумеранг попал прямо в глаз. Зверь дико взревел и двинулся на охотника. Раскрытая пасть с острыми клыками приближалась к мальчику, а он медленно отступал, инстинктивно ощупывая свой пояс. Второго бумеранга у него не было. Коле пришлось нажать кнопку жуго. Отсечённая голова зверя скатилась к ногам Алочи, а гора шерсти, тяжело оседая, загородила собой дупло могучего дерева.

Из груди Алочи вырвался крик безумной радости. Он упал на голову медведицы, налёг на неё грудью и начал пить свежую тёплую кровь.

Коля молчал. Он думал о том, что в эту минуту впервые на этом материке произошла охота и впервые человек вкусил тёплой крови. Его поразили смелость и ловкость Алочи. Мальчик ещё не умел взвешивать свои силы, но уже сейчас можно было сказать, что из него вырастет настоящий охотник. Коля давно говорил отцу, что детям не хватает мяса, но отец словно чего-то боялся. Но чего здесь бояться? Человек был и останется беспощадным хищником, кровь и мышцы животных – диких или домашних – были и ещё долго будут для него обыкновенной пищей...

Напившись крови, Алочи схватился руками за лиану, быстро взобрался на дерево и крикнул в джунгли:

– Ге-гей, лесные медведи!.. Ваша кровь очень вкусная! Алочи будет пить вашу кровь...

Он был словно пьяный. Прыгал с ветки на ветку, висел вниз головой и пел какую-то непостижимую песню. В джунглях поднялся шум, птицы и звери перекликались тревожными голосами, как бы предчувствуя какую-то опасность. Предчувствие это было не напрасным: родился настоящий хозяин всего живого на материке.

Выйдя из леса, они взобрались на скалу, высившуюся над зеркальной поверхностью широкого озера. Алочи разогнался и прыгнул вниз головой.

Коле хотелось запомнить каждую черточку своего ученика, каждый изгиб его упругого тела, рассекающего прозрачную воду.

Прощай, Земля!.. Прощайте, горы и леса, чистые озёра и теплые реки! Будьте благосклонны и щедры к первым зёрнышкам деятельного разума на земном Материке Свободы...

И может быть, несколько миллиардов оборотов тому назад вот точно так же смотрел на создание собственного разума аммиачный космонавт с Юпитера. Смотрел на первого фаэтонца – далёкого пращура-Акачи.

15. Добрый день, Лоча!..

Они стояли скафандр к скафандру, и каждый положил на плечи другому вытянутые руки. Отец смотрел в лицо сыну, сын смотрел на отца. Мужественная, зрелая молодость и мудрая опытная старость молча вглядывались друг в друга, не уверенные в том, что когда-нибудь им придется свидеться вновь.

Рагуши готовил ракету к полету. Алочи привёл полторы сотни детей, выстроив их на поляне. Детям хотелось бегать, прыгать, лазить по деревьям. Они не понимали, зачем Алочи заставляет их неподвижно стоять и почему эти двое, которых они называли отцом и учителем, так странно прижимаются друг к другу шлёмами, будто затеяли какую-то незнакомую игру.

Отец сказал:

– Пока будет летать Рагуши, будем обмениваться нитками шахо... Хотя бы один раз в несколько оборотов.

– Будем, отец,– ответил Коля, и снова воцарилось молчание.

Красногрудый какаду, круживший над ними, сел отцу на плечо, захлопал крыльями и неожиданно выкрикнул:

– Бу-дем!.. Бу-дем!..

Отец невольно улыбнулся.

Рагуши, попрощавшись с Ечукой, неторопливо пошёл к ракете, а Коля подозвал к себе Алочи.

Мальчик понимал значительность этой минуты и был по-мужски суровым и торжественным.

– Прощай, Алочи! Ты будешь хорошим помощником отцу. Правда, Алочи?..

– Я буду его правой рукой,– ответил мальчик.

Николай зашёл в ракету. Рагуши, нажав кнопку, закрыл герметические люки, включил гравитационные двигатели. Корабль плавно оторвался от земли, очертил прощальный круг над колонией Ечуки. Коля видел, как полторы сотни маленьких рук поднялись над ершистыми головками.

Только Ечука-отец стоял в глубокой задумчивости. Коля хорошо понимал, о чём он сейчас думал...

Ракета набирала скорость. Когда подлетали к Луне, Рагуши сказал:

– Сейчас я покажу тебе спутник Земли.

Они полетели над мёртвой лунной равниной. Равнину сменили горы, скалы были острые, щетинистые, похожие на каменные ножи. Ни на Земле, ни на Фаэтоне нельзя встретить таких скал – там ветер и вода старательно оттачивают их, медленно затупляя острые шпили и грани.

Контраст между горами и равнинами здесь резок – без волнистых переходов, без плавных линий.

Впоследствии Коля будет благодарен Рагуши за то, что космонавт показал ему ту Луну, которую земное человечество никогда больше не увидит,– на Колиных глазах верный спутник Земли начнёт приобретать совсем иной вид. Но это случится потом...

Им неминуемо должен был встретиться и Марс, так как было время противостояния Фаэтона и Марса. Рагуши пообещал Коле показать и эту невесёлую планету.

Коля непрестанно думал о встрече с Лочей. Разговорчивый космонавт пробовал было втянуть его в беседу, но Коля отвечал односложно "да" или "нет", и Рагуши оставил его в покое.

Только тогда, когда подлетали к Марсу, Коля немного оживился. Рагуши выполнил обещание – он повёл корабль низко-низко над планетой и включил стену больших горизонтов.

На экране забурлили оранжевые песчаные бури. Сначала, кроме неистовства песков, ничего нельзя было разглядеть. Потом появилась убогая растительность, которая упрямо боролась с бурей. Её засыпало песком, а она шевелилась острыми, колючими листьями, стряхивала с себя песок, поднималась над сыпучими холмами, властно подминала их под себя и снова победно покачивала реденькими кронами.

Но вот на стене горизонтов появились удивительные космические корабли. Они ничем не были похожи на корабль Рагуши – скорей их можно было назвать летающими домами, которые не имели стен, а состояли из двух сферических крыш. Прозрачные крыши были подогнаны друг к другу, словно два черепашьих панциря. Громадные сооружения совершенно свободно плавали над планетой.

Заметив их, Рагуши сразу же выключил стену горизонтов, резко развернул ракету и повёл её прочь от Марса.

– Что это значит? – удивлённо спросил Коля.– Почему мы от них убегаем? Кто они такие?..

– Мы не от них убегаем,– объяснил Рагуши.– Мы бежим от самих себя. За общение с гражданами Материка Свободы – немедленная смерть...

– Значит, это люди с Материка Свободы? Что они здесь делают?

– Изучают планету, мой молодой друг... Это их экспедиция. Небольшой летающий городок. Их теперь в космосе очень много. Особенно над Фаэтоном. Законы гравитации они используют для строительства космических городов. Эти города вызывают бешеный гнев Утиль-Бога. Несколько раз он угрожал им войной... Как он их ненавидит!.. Больше всего Единый боится, чтобы они когда-нибудь не пришли на Землю... Но они тоже избегают столкновения с нами...

– Если у них есть космические города, то зачем им какая-то планета? спросил Коля.

– Как зачем? Все жизненные ресурсы – на планете. Космос только пространство для расселения. Без планеты эти города погибнут...

Вот они пролетели мимо одного из спутников Фаэтона. Всего их четыре. Но каждый во много раз меньше Луны. И наконец, начали медленно входить в атмосферу. Рагуши приказал Коле надеть скафандр и плащ, дал карманный климатизатор и шахо.

– Возьми, Акачи. Попрощаться придётся здесь. Вскоре я войду в зону, которая находится под контролем жрецов.– Он достал из кармана крошечную коробочку и тоже подал Коле.– Это твой проводник. Видишь, светится стрелка?.. Лети в том направлении, куда она показывает. Как только стрелка начнёт крутиться, немедленно спускайся вниз... Этот прибор изготовил Чамино для Лочи. Она передала его мне... Чтобы я смог найти её, когда привезу от тебя ответ... Прощай!

Корабль Рагуши поплыл сначала медленно, а потом молниеносно исчез из глаз, и Николай оказался в полном одиночестве. Большие звёзды горели ярко, не мигая, и он понял, что атмосфера здесь очень разрежена. Значит, выбросился он из корабля ещё в космосе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю