Текст книги "Волшебный бумеранг"

Автор книги: Микола Руденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Попадались такие люди не только среди советников. Их называли пророками. Почти все они гибли в страшных муках, ибо пророчества их были направлены против жрецов. Легенды о них передавались из поколения в поколение.

Мозг Шако-Коли начинал привыкать к характеру импульсов. И если бы Коля устремил к ним своё внимание, если бы он не думал сейчас ни о чем, кроме ударов неведомой энергии, от которой горела кожа на голове, эти импульсы медленно бы сложились в чёткую систему. Как складываются в систему звуковые колебания, несущие в себе образы в словах? Ведь известно, что звуковые волны отличаются от световых только частотой колебаний. Звук можно видеть точно так же, как и слышать. Тогда почему же мы думаем, что звук способен действовать только на органы слуха, а свет только на органы зрения? О нет! Это всего лишь результат несовершенства наших органов восприятия...

Коля боялся собственной настройки на волны Ша-Гоши: могла возникнуть рефракция, и тогда психическая энергия, сконденсированная в электронном мозгу, не получила бы необходимой чистоты.

Поэтому он поспешил в комнату, предохраненную слоем защитного вещества от волн Ша-Гоши так же точно, как спальня Единого.

Ещё раз проверил аппаратуру. На экране появилось его собственное изображение. Это был его психодвойник, который жил в глубинах электронного мозга. Двойник сказал:

– Не спеши, брат. Ты очень взволнован, твоё волнение передаётся мне.

– Что говорит Ша-Гоша? – спросил Коля.

– Ша-Гоша вызывает Единого. Он очень огорчён тем, что Единый избегает разговора. Ша-Гоша добивается перестройки нашего общества на основе законов Разума и Добра.

– Ты хорошо видишь Ша-Гошу?..

– Пока что я вижу Юпитер. Вижу Красный Остров. В каком образе видит себя Ша-Гоша – я ещё не знаю. Моё поле слишком слабо, чтобы принять эту программу.

Коля надел на голову массивный шлём, соединённый эластичным кабелем с электронным психодвойником. Теперь они слились в единый организм.

Вскоре автоматы высосут из комнаты воздух до полного вакуума. В комнате воцарится космическая стужа. На кровати будет лежать только вещественное подобие Шако-Коли, его хрупкая оболочка, а вся психоэнергия организма перейдёт в электронный мозг, помещающийся в соседней комнате.

Коля выключил экран. Теперь он ему не нужен. Его тело сковала сладкая усталость. Тело было теперь только одеждой, которую он оставляет в этой комнате, словно в гардеробе. Вакуум не позволит упасть ни одной пылинке на эту одежду. А когда он возвратится из путешествия, его электронный друг вдохнёт в клетки тела всю ту энергию, которую Коля щедро ему доверил...

...Тишина космоса. Тела нет. Есть только пламенные крылья, вращающиеся подобно далёким галактикам. Коля знает, что это он бьётся в пламени этих крыльев, но языка у него нет, так же как нет и тела.

Тени. Прозрачные силуэты. Нет даже звёзд. Но вот тени постепенно начинают вырисовываться чётче. Неужели он видит? Но чем? Где его глаза? Разве можно видеть без глаз?

Бородатый великан сидит под копной сена. Лицо потное. Усталое. Вот он поднимается, берёт кувшин. Склоняется над родником. Воды нет. Почему нет воды? А может, это не родник? Может быть, так чувствует Ша-Гоша то Зло, что разъедает недра Фаэтона? Может, эти недра запрограммированы в его ощущениях, как родник на зелёной ниве солнечной жизни? И может, это его жажда излучается из глубин Красного Острова, плавающего в метановой атмосфере Юпитера?..

Великан исчезает. И кажется Коле, что он молнией летит в океан.

И снова тишина. Медленно появляется тело. Руки связаны. И связаны ноги. Нет, не связаны – он закован в какой-то сосуд. Сосуд облегает каждый изгиб его тела, будто саркофаг.

И он снова начинает видеть. Теперь у него и в самом деле есть глаза. Он смотрит сквозь окошко саркофага на две человеческие фигуры, стоящие рядом. Мужчина и женщина. Лица светло-сиреневые, глаза неестественно большие, волосы почти красные. И почти красные брови. Похожие на полоски огня, которые возникают, когда ребенок, играясь угольком в темноте, быстрыми движениями колышет его в руке.

По бровям пробежали разноцветные всполохи. Оказывается, брови этих людей владеют способностью менять цвет! И теперь Коля начал понимать: нейроны мозга Ша-Гоши, представшие ему в виде этих людей, переговаривались между собой не с помощью звуковых колебаний, а с помощью световых эффектов. Действительно, как же ещё можно разговаривать в вакууме? Ни брови, ни глаза их не имели какого-то одного цвета в определённый момент, как не имеет его полярное сияние. Это была свободная игра света – игра всеми красками, которые существуют в природе.

Мужчина был значительно старше. А женщина... Нет, это была не женщина. Это была девушка. Лицом она была немного похожа на этого мужчину. Может быть, она его дочь?..

Их одежда тоже излучала свет. Краски её менялись. И менялся цвет волос. Только лица сохраняли ту же сиреневую окраску.

Мужчина подошёл к оконцу в Колином саркофаге, протянул руку и шевельнул пальцем. Что это значило, Коля не понял. Но он сразу же почувствовал облегчение. Теперь тело его обрело свободу. И вот что удивительно: он стал понимать то, о чём они говорили! Видимо, смена цветов была только внешним выражением их разговора. Может быть, они и сами её не чувствовали. А он видел эту игру цветов только благодаря тому, что смотрел на них через оптический прибор.

Да, они разговаривали беззвучно! Порой на губах их играла улыбка, иногда по лицам пробегали раздумья.

Это были колебания света, передававшиеся из мозга в мозг непосредственно, как способна передаваться только мысль. Может, именно поэтому Коля и понимал их язык?

– Нет, отец,– сказала девушка.– Он прибыл не из Дёмы. Но как он мог включиться в её программу?

– Наверное, через Ушастого. Он уже возвращается. Кстати, это, кажется, ты его прозвала Ушастым?

– Он в самом деле вышел у нас немного смешным. Ядро его похоже на человеческую голову с большими ушами. И вся его информация висит на ушах. А разве плохой гонец? Разве не он передал нам рассказ о том, что случилось в созвездии Са?..

– Да, это ужасное событие. Фаэтонский Материк Свободы должен знать об этом. Во время прошлого противостояния они ещё не умели принимать наших передач.

Собираются ли они открыть этот саркофаг? Что за странное равнодушие к гостю! Коле хотелось крикнуть им об этом.

– Отец! Посмотри на экран. Он гневается.

Экран? Какой ещё экран? Живого человека бросили в гроб и теперь рассматривают его на каком-то экране! Да выпустите же, слышите?!

...Постой, Коля! А кто ты сейчас есть? Ты же только собственный психодвойник, который в форме лучевых импульсов попал в тело великана косаря, обеспокоенного лишь одним: на его ниве начал пересыхать источник. Для него это очень неприятное событие, ему хочется нить. Жажда Ша-Гоши тревога, тревога за жизнь вообще, и поэтому нейроны его мозга вырабатывают кометные организмы, посылая их по направлению к Дёме.

Вот ты, Коля, и попал сначала в импульсные модуляции Ушастого кометы, которая возвращается от Дёмы, а Ушастый передал тебе в глубины электронного мозга как обычнейшую информацию. Твой саркофаг – это не гроб, а такой же точно, может быть, значительно более совершенный электронный организм, который пульсирует на Фаэтоне. Что ж, такие переселения не могут быть только приятной прогулкой. Это дело серьёзное...

– Он, кажется, немного успокоился,– сказала девушка.

Мужчина улыбнулся, открылись белые зубы с фиолетовым отливом.

– Ми! Моя добрая Ми! – крикнул отец.– Знаешь ли ты, кого прислал нам Ушастый? Это же самый настоящий фаэтонец. Ведь импульсы не выходили за границы наших гравитационных полей!..

– Значит, Материк Свободы...

– Нет! Это что-то другое. Очевидно, мы имеем дело с гением. Связь с Материком Свободы мы планируем на уровне телепрограммы. А этот человек создал собственный психодвойник. Совсем иное качество!

– Неужели это действительно так уж трудно? – удивилась девушка.

– Пересылать себя в форме импульсных модуляций нас научила Дёма. Мы тоже начинаем с обычнейших телепрограмм. Но как расшифровать его генетический код? Наверное, наш гость не знаком с межзвёздным правилом. Новичок в этом деле.

– Отец! Попробуем с ним поговорить.– Девушка подошла к аппарату, включила какой-то прибор, видимо воспроизводивший обратную связь.Многоуважаемый фаэтонец! Вас приветствует дочь философа Ну. Мы с отцом очень рады, что ваш гениальный эксперимент завершился успехом. Это и в самом деле историческое событие. Но наши приборы не зафиксировали ваш генетический код. Мы получили вашу личность только в лучевой форме. Вам необходимо обрести тело. Его можно изготовить в наших лабораториях. Пожалуйста, дайте ваши генетические индексы. По межзвёздному правилу их следует высылать раньше, чем индексы психодвойников.

Коля молчал. Только теперь он сообразил, какую совершил ошибку.

Он чувствовал себя так, как чувствует себя человек, старавшийся перейти границу и попавший в западню. И теперь его не принимает ни соседнее государство, ни своё...

Он напрягает намять, стараясь воспроизвести в ней генетические индексы. Но это невозможно! Его фаэтонский двойник, ставший теперь его властелином, не получил задания переслать их на Юпитер.

– Он молчит,– разочарованно сказала Ми.– Нужно усилить генератор обратной связи.

Теперь Коля получил возможность говорить.

– Я прибыл из государства Бессмертного. Я его советник. Генетические индексы не заложены в программу моего психосоответствия. Я их не знаю.

– Жаль,– печально повела радужной бровью Ми.– Рисковать мы не имеем права. Как ты думаешь, отец?

– Да. Это очень опасно. Вам лучше, коллега, повторить опыт. Я вижу, вы к нему абсолютно готовы. Мы пошлём Ушастого ближе к вашей орбите. В зону сближения гравитационных полей.

Печаль охватила Колину душу. Почему они так холодно с ним разговаривают? Разве можно так говорить с человеком, прибывшим с другой планеты?

Тоскливо. Жутко. Хотелось расколотить этот саркофаг, что стал теперь его домом. Но Коля чувствовал себя совершенно беспомощным.

Однако какое, собственно говоря, право имел он хоть в чём-либо упрекать этих людей? Разве там, на Фаэтоне, с электронными организмами разговаривали более приветливо? Разве они не были только суммой математических символов?.. О нет, он ещё не стал для них человеком. Так же как для фаэтонцев не были людьми изображения на экранах, воссоздающие колебания в глубинах электронного мозга. И хотя инженеры хорошо знали, что мозг живёт, думает, это была всё-таки жизнь в другом измерении – холодная, чужая, незнакомая...

Но ведь он и не может стать человеком без их помощи. Это теперь ясно. Сначала по генетическим индексам они должны были изготовить соответствие его тела – белковый автомат. Это соответствие будет полностью приспособлено к их условиям, ничего общего не имеющим с жизненными условиями на Фаэтоне. И только тогда его психозеркало найдёт для себя тело. Поэтому-то для таких путешествий необходимо взаимодействие двух разумных миров. Двух, а не одного! Это оказалось значительно сложнее, чем он представлял себе...

Девушка словно бы поняла, что его сейчас тревожило.

– Не печальтесь,– сказала она.– Мы вскоре встретимся. Мы покажем вам, как живут наши люди. А вы сообщите об этом вашему... вашему властелину. У нас действуют законы Свободы. Общие законы вселенной. Ваш Материк Свободы живёт почти так же. Но мы начали значительно раньше. Нам помогла связь с Дёмой...

– Возвращайтесь, коллега. Ваш двойник подаёт какие-то тревожные сигналы...

Это были последние слова, которые успел услышать Шако-Коля. Что произошло потом – он не знает.

Очнулся он там, где заснул,– в вакуумной комнате собственной лаборатории.

Засветился экран. Появилось лицо Ечуки.

– Шако! Единый не спит. Он обо всём узнал. За тобой давно следят...

Так неожиданно оборвалась нитка, которую Чамино демонстрировал Акачи.

...Рука Чамино лежала на плече Коли. В глазах Чамино светились любовь и забота.

– Это всё, что осталось от моего отца,– тихо сказал он.– Лоче рассказывать об этом не следует. Ей будет больно...

Коле трудно было понять, где кончались грёзы и начиналась реальность.

– Это не грёзы, дружище. Это лучевая жизнь.

Коля, конечно, хотел узнать, что же произошло дальше. Состоялся ли второй эксперимент? Но это было неизвестно даже Чамино. Говорят, что второй эксперимент состоялся. Будто бы Единый сам его разрешил. Потом по его приказу жрецы выключили аппаратуру. Мать Чамино умоляла, чтобы ей отдали тело мужа. Но оно рассыпалось на её глазах. Ничего более страшного представить себе невозможно. Вскоре она и сама умерла. Вот почему осторожный Чамино не хочет об этом напоминать сестре...

...Как хорошо, что Лоча снова рядом! Она отыскала какое-то растение, обладающее целебными свойствами. Стоило только натереть его соком лоб, и сразу приходят радостные мысли...

– Скажи, Акачи,– лукаво спросила Лоча,– ты бы хотел побывать на Материке Свободы?.. Хочешь?..

Лицо Коли сразу же стало серьёзным. Материк Свободы – это почти то же самое, что и Красный Остров. Но он находится в их измерении вселенной, то есть живёт вещественной, а не лучевой жизнью, и поэтому Материк Свободы значительно ближе, понятней. Если бы только можно было его осмотреть!..

Коля недоверчиво пожал плечами.

– Ну, хорошо,– засмеялась Лоча.– В наказание за то, что ты не веришь в такую возможность, принесёшь сто корзин навоза из фермы в сад. Так как мы в ближайшее время туда отправимся...

Вскоре их посетили Эло и Гашо – младшие братья Ечуки. Коля очень обрадовался, что его родные могут погостить в доме, где хозяйничает гостеприимная Лоча. Ему казалось, что глазами своих братьев на его счастье смотрит и сам Ечука-отец.

Как радовался, как удивлялся коренастый, скуластый Гашо, осмотрев большое и сложное хозяйство повстанцев! Штаб открыл ему все свои тайны. Более того, Гашо избрали членом Штаба. Он должен держать в абсолютной тайне само существование государства повстанцев, но ему покажут тот прекрасный мир, о котором можно и нужно рассказывать всем угнетённым людям...

22. Разговор в деканате

(Из дневника Оксаны)

25 апреля.

Я, наверное, сама того не понимая, совершила ошибку. Когда Виктор в ботаническом саду начал говорить о своей любви, я просто выдернула руку и убежала прочь. Ему же я не сказала ни одного слова...

Сегодня утром мама послала меня в "Гастроном". Она спешила на работу, я на лекцию, и у меня оставались считанные минуты. Но, выйдя из подъезда, я неожиданно встретила Виктора. Он даже не скрывал, что ждёт меня. Лицо у него было усталое – щёки ввалились, видимо, не спал всю ночь. Мне стало его жаль. Что там ни говори, но ведь это первый парень, признавшийся мне в любви!.. Когда я об этом подумала, вся злость на Виктора сразу же улетучилась. И хотя стыдно признаться, но в эти минуты я была очень сердита на Колю! Сердита за то, что не от него услышала эти слова. Мне мало того, что он любит Лочу. Если бы он хоть когда-нибудь сказал: "Оксана!.. Лоча это ты". Но нет, он ни разу не сказал так. Только осторожно намекает: догадайся, мол, сама... А мне хочется не догадываться – хочется знать, слышать... Слышать не раз и не два – тысячу раз!..

Не понимаю, как это случилось, но до самого "Гастронома" Виктор вёл меня под руку. А когда вернулись к нашему подъезду, он сказал:

– Давай не пойдём на первые лекции?

Железом тебя нужно жечь, Оксана!.. Потому что мы и в самом деле не пошли на первые лекции, а спустились в метро и поехали к Днепру. В этот год он разлился как никогда. Киевлянам пришлось сооружать высокие запруды, чтобы защитить Подол.

Держа меня за руку, Виктор сказал:

– Оксана!.. Видишь это половодье? Никто не может запретить его. Так же и мои чувства...

Сейчас, когда я пишу эти строки, меня смешит его высокопарность. А там, над рекой, почему-то мне это понравилось. Не знаю, как это объяснить. Наверное, во мне живёт непреодолимое желание слышать такие слова.

Я не только не сердилась на Виктора – я была ему благодарна. А то, что он выступил на стороне наших противников... Нужно ли его за это судить? Было бы нечестно, если бы он скрыл свои мысли.

Конечно, я молчала. Что я могла ему сказать? Я люблю Колю. И всё же мне было приятно, что Виктор так говорил. Видимо, он говорил правду. А разве можно быть неблагодарной за любовь?..

В конце нашей прогулки, когда мы возвращались к метро, я осмелилась ему сказать:

– Виктор, будем хорошими друзьями. Ладно?..

– Я тебя не понимаю. Говори точнее...

– Ты же знаешь, я люблю Николая...

Больше я ничего не успела сказать – он резко остановился, прикусил нижнюю губу и процедил сквозь зубы:

– Значит, я его ещё не развенчал... Но развенчаю, будь уверена!.. Так развенчаю, что ты не посмотришь в его сторону.

И, оставив меня одну, быстро пошёл по набережной. А я поспешила в метро, чтобы не опоздать на следующую лекцию.

После лекций мы с Мариной забежали в деканат. Нам нужно было поговорить с Мироном Яковлевичем. Открыв двери, я заколебалась: входить или нет, так как увидела Виктора и услышала его слова:

– Вы ведь знаете, чем закончилось обсуждение. Почему же вы разрешаете им собираться? Идеализм несовместим с нашим мировоззрением...

Заметив меня, Виктор заёрзал на стуле, а Мирон Яковлевич пригласил нас принять участие в разговоре:

– Заходите. Речь идёт о вашем кружке. Садитесь, девушки... А вы, товарищ Чёрный, продолжайте.

Наверное, Виктору уже не хотелось продолжать, но иного выхода у него не было. Это напоминало бы донос, а не открытую борьбу.

Закусив удила, Виктор помчался во весь опор. Его словно прорвало – он перестал выбирать слова, горячился.

– Разве вы не видите, что они хотят создать новую библию?.. Да, да! Они собираются её немного подредактировать и преподнести людям вместо марксизма... Это необиблианцы... Энгельс говорил...

Мирон Яковлевич махнул рукой:

– Подождите, Виктор... Поговорим спокойно...

– Не могу я говорить спокойно! Мирное сосуществование идеологии...

– Ax, Виктор,– сокрушённо покачал головой Мирон Яковлевич,– вы хорошо изучили источники, на которые ссылается Нечипорук?

– Достаточно того, что теория Шмидта...

– Вот видите... А я изучил. И между прочим, понял, в чём заключается недостаток нашего преподавания. Мы готовим узких специалистов, которые хорошо знают только свою область науки. Физики плохо знают историю, историки почти не знают астрономии... Поэтому очень много фактов теряется в пробелах, существующих между разными областями науки...

Но разве Виктора можно было хоть в чём-нибудь убедить? Он любой ценой добивался разгрома нашего кружка. Больше его ничто не интересовало!..

– Вы думаете, марксизм когда-нибудь согласится с вашими мыслями?

– Не знаю,– ответил Мирон Яковлевич.– Вот лежит "Диалектика природы" Энгельса.– Мирон Яковлевич раскрыл книжку и прочёл: – "...Как бы долго ни длилось время, пока в какой-либо солнечной системе и только на одной планете не создались условия для органической жизни; сколько бы бесчисленных органических существ ни должно было раньше возникнуть и погибнуть, прежде чем из их среды смогли развиться животные со способным к мышлению мозгом... у нас есть уверенность, что материя во всех своих превращениях остаётся вечно одной и той же..." – Закрыв книгу, Мирон Яковлевич положил на неё руку.– Почему же мы должны отбросить мысль, что жизнь возникла сначала на Фаэтоне, а потом уже на Земле?.. Скажем, автор учебника, по которому вы, Виктор, изучали в школе астрономию... Припоминаете его фамилию?..

– Кажется, Воронцов...

– Да, Воронцов-Вельяминов... Он тоже свидетельствует, что кора Фаэтона была вдвое старше, чем кора Земли... Значит, на Фаэтоне могли возникнуть условия для развития жизни ещё тогда, когда Земля пребывала в расплавленном состоянии...

– Никакого Фаэтона не было! – чуть ли не в истерике выкрикнул Виктор.

– Не было? – устало переспросил Мирон Яковлевич.– Я ознакомился с источниками, на которые ссылался Нечипорук. Зря он не рассказал об алмазах, найденных в метеорите Новый Урей ещё в 1888 году. Только этого факта достаточно для подтверждения того, что Фаэтон всё-таки был!.. Сегодня люди сами научились делать алмазы и хорошо знают условия, в которых они рождаются. Чтобы из уголька возник алмаз, нужно такое огромное давление, которого нет даже в земной коре. И температура около тысячи градусов... Поэтому алмазы создаются не в коре планеты, а глубже – в мантии. Там есть необходимая температура и соответственное давление. Откуда же они взялись в метеоритах, если не было планеты?.. Платона я тоже просматривал. Это достаточно убедительно...

Я чуть не перепрыгнула через стол, чтобы расцеловать Мирона Яковлевича! Хороший, родной... Сколько же ему пришлось перечитать астрономической литературы, чтобы отыскать этот дополнительный аргумент! Неужели мы всё-таки обратили его в свою веру?.. Я чуть не танцевала от радости. Мне хотелось разыскать Колю и крикнуть ему: "Мирон Яковлевич поверил... Поверил!.."

Виктор, видимо, понял, что потерпел поражение. И спросил довольно неуверенно:

– А как же обком комсомола? Они ведь согласились с моим выступлением...

Декан ответил:

– Сидорук сообщил, что там тоже пересмотрели своё мнение. Мы сейчас ищем помещение для кружка...

Как я ненавижу себя за то, что поехала с Виктором к Днепру! У меня такое чувство, словно я совершила ужасное преступление. Извини, Коля. Лоча этого, наверное, не сделала бы...

Ты не сердись на меня. Теперь я понимаю, почему так вышло. Вчера я очень плохо подумала о Викторе и сама испугалась собственной мысли, а сегодня мне захотелось посмотреть на него другими глазами. Потому что тяжело, очень тяжело видеть человеческую подлость...

Ты вскоре придёшь, мой Акачи... Если бы ты знал, как я тебя сегодня жду...

Однако расскажу, что же произошло дальше. Виктор, конечно, не успокоился. Он решил любой ценой "развенчать" Николая. Возможно, к этому его побуждало ещё и моё присутствие.

– Вы не были на последнем сборище их секты?..

– Не секты, а кружка,– поправил его Мирон Яковлевич.– Они изучают космос. Что здесь плохого? Может быть, из них вырастут учёные, астрономы.

– Нечипорук – идеалист. Теперь я в этом убедился окончательно. То, что он проповедует...

– Что же именно?

– Вы цитировали Энгельса. Там говорится об органической материи. То есть материи живой. А Нечипорук даже звёзды и галактики он принимает за живую материю. Разве же это не мистика? К чему это ведёт? Он так и говорит: белковый организм – очень несовершенная форма жизни. Потом...– Виктор поколебался, будто то, что он хотел сказать дальше, было чем-то чудовищным.– Мирон Яковлевич! Я очень прошу вас обратить внимание на это: Нечипорук признает идею. Вот что получается, когда отбрасывают учение Энгельса о делении материи на живую и мёртвую!..

Мирон Яковлевич молчал. Он задумчиво листал страницы книги Энгельса. Потом сказал тихо, сердечно:

– Я вас понимаю, Виктор. То, о чем вы говорите,– это, по сути, главный вопрос философии. Соотношение материи и мышления, материи и ощущений. Но дело вот в чём...– Мирон Яковлевич сделал продолжительную паузу: – Дело в том, Виктор, что никакого "учения" Энгельса о делении материи на "живую" и "мёртвую" никогда не было. И не могло быть...

– Мирон Яковлевич! – крикнул ошеломлённый Виктор.– Вы же сами только что прочли...

– Нет, Виктор! Энгельс не делит материю на "живую" и "мёртвую". Не следует ему приписывать того, чего он никогда не говорил. Энгельс говорит об органических существах, а не об органической материи! Органической материи нет – есть только органические вещества. Кстати, этот вопрос хорошо освещает академик Колмогоров. Он горячо протестует против деления материи на "живую" и "мёртвую". И правильно протестует! Вдумайтесь в эту фразу Энгельса: "...материя во всех своих превращениях остаётся вечно одной и той же". Вы это понимаете, Виктор?.. Той же самой, а не качественно отличной! Кое-кто начал отождествлять такие понятия, как материя и масса, материя и вещество. И даже появилось что-то уж совсем абсурдное: "антиматерия"... Ясно, если материю видеть как вещество – тогда антиматерия возможна. Но тогда невозможен мир. На самом же деле – это только объективная реальность. А что такое антиматерия? Выходит, это антиреальность.

– Энгельс определяет жизнь как существование белковых тел,– не сдавался Виктор.

– С очень большой оговоркой. Он так и пишет, что наша дефиниция жизни весьма недостаточна, поскольку она далека от того, чтобы охватить все явления жизни. В те годы, когда появилось это определение, ещё не была известна формула белка. И Энгельс не раз сокрушался по поводу этого досадного обстоятельства. Но, по Энгельсу, в белковых телах действует материя, которая "остаётся вечно одной и той же". Именно она определяет единство органического и неорганического. И именно она несёт в себе Жизнь. И Дух и Разум. Поэтому-то академик Колмогоров развивает материализм, а не упрощает его. Этих взглядов придерживается и Нечипорук. Почему же вы обвиняете его в идеализме?..

– Он признаёт идею...

– За пределами материи? – переспросил Мирон Яковлевич.– Его идея подчинена материи или наоборот?..

– Какая разница? Если над нами висит идея, то...

– Такая же точно разница, как между идеализмом и материализмом.

Как я счастлива, что Мирон Яковлевич думает так же, как и мой Коля!..

Смотри-ка, появилось слово "мой". И все равно он останется моим. Если даже полюбит кого-нибудь другого. Быть моим или не быть – это зависит не от него, а только от меня! Он мой, у меня, в моём "я". И этого никто не может изменить, даже он сам. И даже я...

– Так что же выходит? – настаивал Виктор.– Неужели мы в самом деле только фотоявления? Раз мы созданы фотоспособом... Раз мы дети фотоэффектов...

– Виктор! – спокойно обратился к нему Мирон Яковлевич.– Вы ведь чем-то питаетесь. А всё, что вы едите,– это только сгущённый свет. Неужели вы ничего не знаете о фотосинтезе? Вы когда-нибудь читали Тимирязева?.. Ага, читали! И изучали физику... Не так ли? Современная физика была бы невозможна, если бы Столетов не исследовал законов фотоэффекта. Нужно учиться, Виктор!..

– Нечипорук говорит, что и на Юпитере существует жизнь.

– Думаю, что он не ошибается. Белок для Юпитера – это не выдумка. Сегодня известна даже его формула. И если возможен белок на аммиачно-метановой основе, то "сколько бы бесчисленных органических существ ни должно было раньше возникнуть и погибнуть", разумные организмы должны были сформироваться. Это неминуемо в природе.

– Ужасно! – крикнул Виктор.– Тогда тунгусский взрыв в самом деле связан с появлением космического корабля. Кстати, теперь уже так думают не только фантасты, а даже физики из Дубны. Исследования физиков показывают, что это чудо не могло быть ни кометой, ни метеоритом. Это был ядерный взрыв!.. Понимаете? Физики исследовали. Объективно!..

– Знаю. Читал,– проговорил Мирон Яковлевич.– Но если допустить, что это деятельность разумных существ... Или катастрофа звездолёта...

– Бог! – глаза Виктора вспыхнули каким-то неестественным, почти безумным, светом.– Разумное существо с Юпитера для нас бог! Подумайте только: Юпитер по объему в тысячу триста раз больше Земли! Мы по сравнению с ним карлики...

Виктор достал из портфеля какую-то книгу в чёрной обложке. Но что это? В это трудно было поверить! Виктор раскрыл новенькую библию. Американское издание на русском языке.

– Если они есть, то это были они! Этот огонь... И колеса... И металл. И прозрачные своды над их головами... Они сидели в аппаратах. И разговаривали через громкоговорители...

Виктор был так возбуждён, будто в эти минуты сделали какое-то открытие, имеющее мировое значение.

– Что вы имеете в виду? – спросил Мирон Яковлевич.

Виктор прочитал свидетельство пророка Иезекиила.

"И я видел: и вот бурный ветер шёл от севера, великое облако, и клубящийся огонь, и сияние вокруг него.

А из средины его как бы свет пламени из средины огня: из средины его видно было подобие четырёх животных – и таков был вид их; облик их был как у человека.

И у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла.

И руки человеческие были под крыльями..."

Тут Виктор, прервав чтение, начал объяснять:

– Ввиду того, что на Юпитере очень большие центробежные силы, то вполне логично допустить, что разумные существа там летают. Почему бы им не быть крылатыми? Это очень облегчило бы их эволюцию. А медные копыта, о которых говорит Иезекиил,– это, по всей вероятности, детали их аппаратов. Возможно, аппарат был не один. В каждом из них Иезекиил видел четыре лица. Крылья, лица, аппараты – всё это мелькало, сливаясь в сплошном водовороте. Так оно и должно быть. Нужно учесть ещё и то обстоятельство, что пророк был просто ошеломлён увиденным. Это было состояние эффекта, когда реальность переплетается с галлюцинациями. Но всё ли здесь принадлежит галлюцинациям? В его рассказе есть действительно технические сведения! Откуда же они взялись в галлюцинациях человека, который ничего не знает о космических аппаратах? Разве галлюцинации возникают не на основе виденного? Мы даже во сне никогда не видим того; чего нет в реальной жизни. Детали могут смешиваться, вступать в неестественные связи, но все они формируются из того, что мы когда-то видели.

"И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад; огонь ходил между животными, и сияние от огня, и молния исходила из огня.

И животные быстро двигались туда и сюда, как сверкает молния.

И смотрел я на животных – и вот на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их.

...И по виду их и по устремлению их казалось, будто колесо находилось в колесе.

А ободья их – высоки, и страшны были они; ободья их у всех четырёх вокруг полны были глаз.

И когда шли животные, шли и колёса подле них; а когда животные поднимались от земли, тогда поднимались и колёса.

...дух животных был в колёсах..."

(Виктор объяснил: возможно, это были радиолокаторы. Потому что и у нас они почти такие же: колесо в колесе. А страшные глаза – это какие-то оптические приборы. Вероятно, колёса были также гравитационными двигателями.)

"Над головами животных было подобие свода, как..."

Виктор закрыл библию.

– Что вы на это скажете? – обратился он к Мирону Яковлевичу.– Можно ли требовать, чтобы древний человек описал это событие точнее? Зачем же люди пронесли это сквозь тысячелетия? Неужели всех наших предшественников нужно считать параноиками?..

– Свидетельство очень интересное,– согласился Мирон Яковлевич.

– Значит, бог всё-таки есть! Они приказали Иезекиилу пророчествовать от имени бога...

Мирон Яковлевич улыбнулся...

– Когда-то французские академики очень гневались на людей, которые утверждали, что с неба падают раскалённые камни. Академики думали так: если это правда – значит, нет никакой возможности отрицать бога. Они были материалистами. Но это очень наивный материализм, Виктор! Вы утверждаете то же самое: если на Земле побывали космические существа – значит они были посланцами господа бога.