355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мик Фаррен » Джим Моррисон после смерти » Текст книги (страница 9)
Джим Моррисон после смерти
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:29

Текст книги "Джим Моррисон после смерти"


Автор книги: Мик Фаррен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

Пришелец держал в трёхпалой руке крошечную бутылочку с какой-то сине-зелёной жидкостью.

– Хочешь выпить, дружище?

Слава богу, голос пришельца был совсем не похож на противный гелийный скрип. Он говорил густым басом, совсем не вязавшимся с его тщедушным сложением и мелким росточком, но Джим благоразумно удержался от комментариев.

– Чего?!

– Тебе предлагают выпить, малыш. Неужели не хочешь? Да ты ж только этим и мучился всю дорогу от Дока Холлидея.

– Ничего я не мучился. Конечно, я бы не отказался выпить, НО…

– Насколько мы знаем, малыш, ты был законченным алконавтом.

Джима ужасно раздражало, что этот заморыш чуть выше плинтуса говорит таким мощным раскатистым басом.

– Тогда – это тогда, а теперь – это теперь.

– Ты хочешь сказать, что не был пьян в зюзю у Дока Холлидея в городке? И на оргии до этого?

Джиму очень не нравилось направление, которое принимала беседа.

– А у вас тут что? Межпланетный реабилитационный центр для лиц, страдающих хроническим алкоголизмом?

Лицо у пришельца оставалось невозмутимым, но в голосе явственно слышалась обида:

– Слушай, дружище, я всего лишь хотел предложить тебе выпить. – Он приподнял бутылек. – Будешь пить или нет?

Это хорошая штука. Честное слово. Выпьешь – звезды увидишь.

Джим рассмеялся:

– Ладно, какого чёрта.

Пришелец всего лишь предлагал ему выпить. Вроде как культурный, радушный хозяин встречает гостя. Пусть даже лицо у хозяина напоминает яйцо цвета молодого гриба. Джим взял бутылек и осушил его одним глотком, как лесоруб свою первую рюмку после тяжёлого трудового дня. И вправду, хорошая штука. В голову ударило сразу. Джим увидел не только звезды, но ещё и планеты с кольцами и яркие солнца. Ощущение было, что голова оторвалась от тела и парит в воздухе сама по себе, причём череп раскрылся и приподнялся, как крышка мусорной корзины с педалью, чтобы спять с мозга давление. Горло обожгло, как огнём, желудок скрутило. Джим согнулся пополам. Убеждённый сторонник виски с пивом, Джим не особо любил коктейли. Коктейли – это для дам типа Дороти Паркер. Однако он достаточно разбирался в спиртных напитках, чтобы понять: то, что он сейчас выпил, было классическим джином с мартини, но доведённым до трансцендентального совершенства. Вот только крепость была явно завышена – не всякая наркота даст такие приходы.

Наконец Джим сумел распрямиться, но глаза все равно слезились, и он никак не мог отдышаться.

– Свитый Боже! Убойная штука.

– Что, для тебя крепковато?

– Может быть, стоит слегка доработать рецепт?

– Но тебе полегчало?

Джим сделал пару глубоких вдохов. Похоже, едкий запах аккумуляторной кислоты проникал и по эту сторону мембраны.

– Ещё как полегчало.

Пришелец кивнул:

– Хорошо. Мы любим, когда вам, землянам, легко и приятно. И очень стараемся, чтобы вы себя чувствовали как дома.

Джим поглядел на пустой бутылек.

– И у вас получается. – Ожог уступил место приятной теплоте, разлившейся по всему телу. – Да, у вас получается.

Он отдал бутылек пришельцу, и тот поставил его прямо на воздух – словно на невидимую полочку. Пару секунд пузырёк постоял, а потом исчез. Джим изо всех сил старался не показывать своего удивления. Мол, меня этими штучками не проймёшь.

– Ловкий фокус. Прикольный.

– У нас таких миллион.

– И что теперь?

– Было очень приятно с тобой познакомиться, человече, но теперь тебе надо пройти медосмотр. Тепло внутри съёжилось и сгорело, как вампир на солнце.

– Медосмотр?

– Медосмотр. Его все проходят, в обязательном порядке. В смысле – мы же пришельцы, правильно? Нам по штату положено проводить всякие эксперименты с людьми. Работа у нас такая.

Джим упёрся, как мул. Слишком много он слышал «свидетельств» об особенном интересе пришельцев ко всяким отверстиям на теле землян.

– Ни за что.

Пришелец поднял руку:

– Эй, дружище, передо мной выступать не надо. Я просто встречаю гостей, типа здравствуйте, проходите, пожалуйста, и всё такое. У тебя есть проблемы? Решай их с медиками. А меня не грузи, хорошо?

– Ну и где эти медики? Чем быстрее мы все проясним, тем лучше.

– Хочешь переговорить с хирургами?

Джим кивнул:

– Очень хочу.

Не успел он закончить фразу, как рядом с первым пришельцем появился ещё один. Они были совсем одинаковые, и Джим с любопытством перевёл взгляд с одного на другого. Наконец он обратился ко второму:

– Ваш друг говорит, что мне надо с вами переговорить насчёт медосмотра. Если для вас это непринципиально, то я бы лучше не стал проходить его, тем более что я уже мёртвый. Мне о здоровье заботиться поздно.

Пришелец смотрел Джиму прямо в глаза своими огромными чёрными глазищами. Голос у него был как у робота, но с лёгким австрийским акцентом:

– Медосмотр – обязательная процедура.

* * *

Сэмпл оказалась как будто на островке тишины и спокойствия посреди взвихрённого хаоса бурной, но явно неорганизованной деятельности в рамках шоу-бизнеса. Хотя она умерла до того, как на Земле воцарилось его величество телевидение, она всё-таки изучала массовую поп-культуру – пусть даже крайне поверхностно – и сразу поняла, что их привели в телестудию. Поскольку она очень даже неплохо знала человеческую природу, причём с самой худшей её стороны, ей было нетрудно сообразить, что здесь всем заправляет настоящий маньяк с неизлечимой манией величия и по совместительству – неврастеник, склонный к паранойе, который искренне убеждён, что любую проблему можно решить, если как следует наорать на подчинённых, доведя их до истерики. Имя Толстый Ари совершенно не соответствовало объективной реальности.

Толстый Ари был не просто толстым. Он был необъятным во всех направлениях. Больше шести футов ростом и вдвое больше в охвате. И вся эта туша была упакована в расшитый золотом красный кафтан, который вполне мог бы сойти за парадную круглую палатку для Господа Бога. Судя по всему, он был освобождён от обязанности блюсти древнеегипетскую наружность. Может, будучи самым главным среди телеработорговцев, он обладал достаточным авторитетом, чтобы наплевать на установления Анубиса и одеваться, как ему нравится.

Сэмпл и остальных женщин из тюрьмы загнали на огороженное верёвками пространство сбоку от съёмочной площадки. До этого их пару раз заставили пройтись по подиуму в плане репетиции перед съёмкой, после чего отвели в загончик и велели не путаться под ногами. Теперь, до самого выхода в эфир «Невольничьего телерынка Толстого Ари» им оставалось только тихонько стоять на месте и постараться не смазать макияж. Последнее, кстати, оказалось не так легко. Даже просто стоять было проблематично – вместо обычных сандалий их обрядили в подобие босоножек на тонких пятидюймовых шпильках из прозрачной пластмассы. Кстати, и в этом тоже Толстый Ари проявлял полное пренебрежение к установленному древнеегипетскому фасону. Он «оформлял» свой товар в стиле двадцатого века, ориентируясь на реальную моду уличных проституток с Таймс-сквер, и клал большой эрегированный на девятнадцатую династию. Сэмпл была едва ли не единственной из всей партии, кто знал, как ходить на высоких каблуках; остальные раскачивались и шатались при каждом шаге.

Поскольку им предстояло выйти на шоу нагишом – не считая туфель, – их раскрасили с головы до ног: от блестящего лака для ногтей до специальных румян для сосков. Им нельзя было садиться, нельзя было наклоняться. Хотя их согнали на крохотный закуток, им нельзя было также прикасаться друг к другу, а если кто-то потел под светом студийных прожекторов, к нему тут же кидался обозлённый гримёр, чтобы присыпать пудрой.

Похоже, этот мальчишка-гримёр нарочно поддерживал себя в состоянии перманентного раздражения. Припудривая вспотевшую женщину, он обзывал её самыми распоследними словами – причём не только её, но и тех, кто стоял поблизости, – недовольным, ворчливым голосом. У него при себе тоже был электрошок, как у надзирательниц в тюрьме, только немного поменьше размером, и если Сэмпл или кто-нибудь из её спутниц как-то особенно раздражала его и без того раздражительную натуру, он тут же хватался за свой агрегат и награждал ни в чём не повинную женщину ощутимым ударом – по тем местам, где красные отметины будут не видны в камеру. Похоже, производство программы «Невольничий телерынок Толстого Ари» строилось исключительно на запугивании и озлобленности всех и вся.

Как только надзирательницы передали партию заключённых с рук на руки взбудораженному и взъерошенному помощнику продюсера, женщинам сразу дали понять, что они здесь никто. Товар на продажу. Собственность Толстого Ари. Их раздели догола, быстренько сполоснули под душем, высушили волосы феном и провели в студию для пробы перед камерой. Собственно, никакой пробы и не было, им просто велели три раза пройтись туда-сюда по подиуму перед статичной камерой – голышом и без всякого макияжа. После чего Толстый Ари и его режиссёр небрежно просмотрели, что получилось, потратив на всё про всё едва ли больше пары минут. Наконец, Толстый Ари с досадой взмахнул рукой и направился к женщинам с таким видом, будто если на плёнке вышло что-то не то, это была целиком и полностью их вина.

– Ох, грехи мои тяжкие. Такое – в сегодняшнем шоу! Это мне в наказание, не иначе. Да лучше бы мне глаза выкололи раскалёнными иглами – лишь бы не видеть подобного безобразия. Бедные зрители в чём виноваты?! Но раз уж мой некомпетентный персонал не оставляет мне выбора… в общем, слушайте меня внимательно, пока не случилось непоправимое.

Толстый Ари развернулся и театральным жестом указал на длинный подиум, проходивший через всю съёмочную площадку:

– Вот ваш подиум. Ваше будущее. Которого может вообще не быть. Это ваша судьба. Место, где вас продадут или не продадут. И почтённая публика будет решать, кто вы – качественный и хороший товар или никчёмное барахло.

Толстый Ари передёрнул плечами, как бы давая понять, что на месте почтеннейшей публики он в ужас пришёл от такого товара.

– Вместе мы будем недолго, но я хочу, чтобы вы все твёрдо усвоили одну вещь. Не знаю, кто вы и откуда и как получилось, что оказались здесь. Но можете не сомневаться – мне это по барабану. Ваши душещипательные истории меня не колышут. То есть абсолютно. Вы для меня – никто. Просто товар. Надеюсь, нам всё понятно.

Толстый Ари внимательно оглядел женщин, чтобы убедиться, что его слушают очень внимательно. Впрочем, никто бы из них не решился – и Сэмпл в том числе – проявить хоть малейшие признаки невнимания. Оставшись довольным, Толстый Ари продолжил:

– Повторяю, вы – просто товар. На вас на каждой как бы висит ярлык «Продаётся». На каждую наклеена этикетка с артикулом, и вы все значитесь в каталоге наших товаров. Моя работа – продать вас всех. Ваша работа – продать себя. Для этого вы будете делать всё, что вам скажут. И очень стараться показать себя в выгодном свете, когда включатся камеры. Ваша цель – понравиться этим отбросам общества, так чтоб они, глядя на вас, исходили слюной и загорелись таким вожделением, что у них все задымилось бы, где положено. Вы должны сделать так, чтобы им захотелось расстаться с деньгами, заработанными тяжким трудом, – грохнуть на вас все свои сбережения, как будто им жить осталось всего один день, лишь бы только облапить своими жирными руками вашу иллюзорную плоть. У нас нет каких-то особых требований. Будьте желанными, чувственными, развязными, грязными и вульгарными. Всё, что угодно. Лишь бы вас купили. У товара, не проданного в первый раз, на «Невольничьем телерынке Толстого Ари» больше шансов не будет.

Толстый Ари являл собой скорее средиземноморский, нежели древнеегипетский тип. Его волосы и борода были такими длинными и запутанными, что в этом переплетении жирных локонов было никак невозможно понять, где кончается одно и начинается другое. В общем, весьма колоритный типаж. Было нетрудно представить, как он облапошивает крестоносцев, вытягивая из них золотишко, где-нибудь в Константинополе в двенадцатом веке, или поставляет шлюх и гашиш армейским чинам и солдатам в двадцатом. Толстый Ари был универсальным купцом-сутенёром-пронырой, разводящим лохов на деньги. Его тёмные, бесконечно расчётливые глаза внимательно оглядели женщин, и Сэмпл подумала, что он, должно быть, всегда был таким же, как сейчас, – в смысле, но всех своих жизнях.

– В нашем бизнесе есть и такие, кто считает, что если вас вдруг не купили, к этому следует отнестись философски.

Если вас не купили, в этом нет ничего личного. Но у меня на шоу все по-другому. У меня на шоу, если зрители вас не хотят, это личное. Очень личное. Я такое воспринимаю как личное оскорбление, а для вас это вообще чревато. У меня на шоу так: если кого-то не продали с первого раза, никакого сочувствия этому «кому-то» не будет. Никто не скажет ему или ей; «Ничего, может быть, в следующий раз повезёт». У меня на шоу, если кого-то не продали с первого раза, это значит только одно: унижение, боль и страдания, как душевные, так и физические. Надеюсь, вы это усвоили.

Женщины в страхе притихли, но Толстый Ари ждал иного ответа. Он выбрал одну – она стояла как раз рядом с Сэмпл – и угрожающе двинулся на неё. В своём алом с золотом кафтане он был похож на разъярённый галион, что несётся на всех парусах.

– Ну? Тебе всё понятно?

Та широко распахнула глаза, казалось, она сейчас просто умрёт от страха.

– Д-д-да.

Толстый Ари страдальчески закатил глаза:

– Вот на что мне приходится тратить своё драгоценное время. – Он повернулся к сопровождавшим его помощникам. – Ведите в гримёрную эти убожества. Сегодня будет не шоу, а кошмар. Катастрофа. Я уже чувствую. Нас ничто не спасёт. В общем, ведите их всех в гримёрную, и будем молиться, чтобы случилось чудо.

В гримёрной, собственно, и началась основная подготовка. Там, на съёмочной площадке, колдовали техножрецы: расставляли прожекторы и готовили камеры к вечерним съёмкам, – а главных участниц вечернего действа, то есть Сэмпл и остальных, провели в узкую длинную комнату, всю заставленную зеркалами, где был яркий свет, пахло кремами и пудрой, а гримёры носились туда-сюда, как заведённые. Там их всех причесали, накрасили лица, натёрли тела каким-то маслом, припудрили, оттенили латексной краской, сделали маникюр, педикюр и даже фигурно выстригли волосы на лобке. Все недостатки закрасили и устранили, вернее, замаскировали до полной невидимости. Периодически в гримёрную заходил Толстый Ари, чтобы лично проверить, как идут дела, и указать гримёрам, где и что надо подправить.

Сэмпл ощущала себя танцовщицей из варьете в Лас-Вегасе или из дорогого кабаре со стриптизом в Париже, скажем, из «Бешеной лошади», когда вот уже скоро твой выход на сцену, и все вокруг суетятся, и все за кулисами так и бурлит от волнения. Её уже как-то и не унижало, что она голая и беспомощная и её собираются выставить на продажу, как какую-то вещь. Она вдруг поймала себя на мысли, что в этом, пожалуй, есть даже повод для гордости: стать вещью, товаром, чтобы тобой восхищались, чтобы тебя хотели, – узнать, стоишь ты что-нибудь или нет, измерить свою настоящую цену в твёрдой валюте.

В отличие от тюрьмы здесь, на студии, женщинам не запрещали разговаривать, хотя говорили в основном гримёры и гримёрши. Один из гримёров, женоподобный мужчина по имени Рему, даже попробовал подбодрить своих подопечных, мол, чего вы трясётесь, девочки, все не так плохо, как кажется.

– На самом деле, если к этому делу подойти с умом, можно устроиться очень даже неплохо. Например, купит тебя какой-нибудь сексуально озабоченный старикашка на грани старческого маразма, и ты уже с первого дня станешь вертеть им, как хочешь, а старый козёл будет прыгать вокруг тебя, как козёл, прошу прощения за каламбур. Не пройдёт и недели, как он отпустит тебя на свободу, да ещё и прощения попросит за доставленные неудобства, после чего ты вольна идти, куда хочешь.

Одна из женщин с сомнением проговорила:

– Ага, а если тебе попадётся какой-нибудь психопат-извращенец, который будет по-всякому над тобой издеваться?

Рему тяжко вздохнул, всем своим видом давая понять, как его огорчило сие вопиющее проявление пессимизма.

– Ну, голубушка, всякое в жизни бывает. Я полагаю, если ты не хотела проблем и неясностей, как же тебя угораздило загреметь в тюрьму? Раньше надо было думать. А гарантий никто не даёт. Скажи спасибо, что это не старые времена, когда всё было гораздо жёстче. В Тёмные Века, ещё до того, как у нас появилось цветное телевидение, Толстяк продавал все. Слуг для дома, рабочих на каменоломни, огромных надсмотрщиков-нубийцев с хлыстами и плётками. В общем, всё, что угодно, – на выбор. А амбре тут такое стояло! Пот, секреции всякие, сперма и боги знают что ещё. По крайней мере когда он решил, что самое прибыльное – это аукцион сексуальных игрушек, хоть контингент стал приличный. Смирные, безобидные девочки, чистенькие, симпатичные. – Он закатил глаза. – Ну, если нету специальных заказов на особенные услуги. А то клиенты бывают разные, иногда очень странные попадаются.

Женщину с пессимистическим взглядом на жизнь эта речь отнюдь не ободрила, даже наоборот. Она ужасно разволновалась:

– Я не хочу быть ничьей сексуальной игрушкой.

Рему выразительно приподнял бровь:

– Сперва попробуй, голубушка, а потом говори.

– Но это ошибка. Я всего-то и сделала, что смошенничала с аудитом.

– При таком раскладе, девочка, всё закончится тем, что тебя не купят. И тогда – помоги тебе Небо. Ты же слышала, что сказал Толстяк. Он в самом деле такой. Жестокий и злобный. Ему притворяться не надо. Если кто-то не продаётся, он ужасно расстраивается. А когда он расстраивается, это страшно. – Рему взглянул на хронометр, что свисал с его воротника. – Но я не могу тут трепаться с вами весь день. Мне ещё надо сходить проверить, что они там сотворили с мальчиками.

В гримёрной уже прошёл слух, что на шоу будут не только женщины, что примерно в одно время с женщинами из тюрьмы в студию доставили дюжину молодых людей. Их готовили на продажу отдельно, так что женщины не могли даже взглянуть на мужчин, а мужчины – на женщин. У Сэмпл в голове не укладывалось, как же так: чтобы в Некрополисе, этом рассаднике этического и морального вырождения, проходила такая жестокая сегрегация разнополых рабов?! Впрочем, как говорится, в каждом месте свои завихрения.

Поскольку гримёры, что трудились над Сэмпл и остальными, были в основном женщины или геи, разговор то и дело возвращался к тому, что сейчас происходит в другой гримёрной, где готовили юношей. Гримёрша, специализировавшаяся на глазах, многозначительно подмигнула Сэмпл – она как раз подводила ей правое верхнее веко тонкой кисточкой с тушью.

– Работать с парнями гораздо забавнее, если ты понимаешь, о чём я. Особенно когда дело доходит до членов. Надо, чтобы они смотрелись достойно. Тут тоже есть свои хитрости, в смысле – гримёрные. То есть не то чтобы гримёрные…

– Ты шутишь?

– Не вертись, дорогая, а то ты все мне испортишь, а я столько трудилась. – Гримёрша взяла Сэмпл за подбородок и слегка запрокинула ей голову. – Толстый Ари знает, как наиболее выгодно подать свой товар. Так что мы кое-что с ними делаем, ну… перед самым их выходом… так, пустяки, чтобы слегка набухли. Не полная эрекция, нет, ничего… как бы это сказать? Ничего нарочитого. Только чтобы слегка увеличились, в смысле размера. Небольшая стимуляция, причём только руками, в самый последний момент. Но часто бывает, что кто-то долго раскачивается, а кто-то, наоборот, возбуждается слишком быстро, и тогда шефу приходится срочно менять очерёдность.

Близилось время трансляции, и возбуждение в студии нарастало. Поскольку женщин, предназначенных на продажу, отвели в отдельный загончик, их не особенно задевали вся эта суета, беготня и ор; главное, тихо стоять, и помалкивать, и не особенно трепыхаться, чтобы нигде ничего не смазать. Уже перед самым эфиром пришёл Толстый Ари в сопровождении издёрганных нервных помощников. Так сказать, для последней инспекции перед торгами. Причём заявился он уже раздражённым донельзя, так что двенадцать бывших заключённых – голых, но зато обработанных в лучшем стиле в смысле макияжа и ухода за телом – в полной мере ощутили на себе его ярость. Их согнали с огороженной площадки и выстроили в ряд. Толстый Ари прошёлся вдоль ряда испуганных женщин с угрюмой решимостью Наполеона, проводящего смотр войска перед Аустерлицем. Все девушки из кожи вон лезли, чтобы выглядеть желанными и привлекательными. Вдруг, к ужасу Сэмпл, Толстый Ари застыл перед ней как вкопанный. Он внимательно посмотрел на её лицо, а потом обернулся к ближайшему ассистенту:

– А это ещё что за хрень?

Ассистент озадаченно заморгал:

– Номер пятый по списку.

Толстый Ари скривился:

– Считать до пяти я умею. – Он схватил ассистента за волосы и придвинул его лицо почти вплотную к лицу Сэмпл, которой сейчас больше всего на свете хотелось провалиться сквозь землю, вернее, сначала сквозь пол, а потом – сквозь землю. Теперь Толстый Ари обращался к помощнику, словно к умственно отсталому ребёнку: – И что с ней не так?

Сэмпл даже не знала, кто из них больше перепугался: она или помощник. Его голос дрожал и срывался:

– У неё нет штрих-кода.

– Замечательно. У неё нет штрих-кода. Молодец, что заметил.

– Но мы это знали с самого начала.

– Кто это «мы»?

– Я думал, вы знали.

Толстый Ари отпустил ассистента.

– Лично я в первый раз слышу.

У помощника был такой вид, словно его злобно предали.

– Но на собрании сегодня утром…

Сэмпл думала, что Толстый Ари дошёл до предела ярости, что злиться сильнее уже нельзя, но оказалось, можно. При упоминании утреннего собрания он так разъярился, что аж побелел – только что пар из ушей не пошёл. Теперь даже Сэмпл поняла, что с Толстым Ари шутки плохи. Перечить этому дядьке – себе дороже. Он произнёс ледяным голосом:

– Я сказал, что в первый раз слышу об этом. Тебе понятно?

– Да. Прошу прощения.

– Так почему у неё нет штрих-кода?

– Она нездешняя. У неё нет штрих-кода.

– Тогда почему её не отмаркировали?

– Мы подумали, что так будет более экзотично.

– «Мы» – это ты?

– Да.

– Тебе нельзя думать. У тебя нет способностей к этому делу.

– Прошу прощения.

– Ты подумал, что это будет большая экзотика, чтобы у нас тут расхаживали всякие чужеземки без маркировки? Что наша почтённая публика, плебей немытый, возбудится на эту незарегистрированную блядищу?

– Ну, я бы сказал чуть иначе, но да, основная идея была такая.

– Тогда, может быть, ты мне расскажешь, что будет, когда начнутся торги и клиенты бросятся делать заявки по её штрих-коду?

– Они обнаружат, что у неё нет никакого штрих-кола.

– И что будет дальше?

Помощник понял, что его загнали в угол, и виновато пролепетал:

– Клиенты придут в замешательство.

– А что бывает, когда клиенты растеряны и сбиты с толку?

– Они перестают торговаться.

– А если они перестают торговаться?

– Торговля у нас не идёт.

– А если у нас не идёт торговля?

– Мы умираем мучительной смертью.

– Теперь ты понял, почему тебе просто противопоказано думать самостоятельно?

Помощник упорно смотрел на свои сандалии. Кажется, он молился, чтобы Толстый Ари переключил своё начальственное внимание с его скромной персоны на что-то другое, более достойное сего внимания. Но он молился не тем богам, потому что боги, к которым он мысленно обращался, его не услышали. Толстый Ари смотрел на него сверху вниз, яростно сверкая глазами. Сэмпл, кстати, заметила, что в окружении Толстого Ари не было ни одного человека не то что выше его, а хотя бы одного с ним роста.

– И что ты теперь будешь делать?

В эту ловушку ассистент не попался.

– Не знаю, шеф. Что я теперь буду делать?

– Ты отведёшь её к доктору М., и пусть он её отмаркирует. Причём бегом отведёшь.

Ассистент энергично закивал головой:

– Да, шеф. Уже бегу.

– Когда её отмаркируют, она сможет называться товаром уже на законных основаниях, а мы сможем назначить начальную цену. По цене их узнаете их.

Ассистент продолжал кивать, как заведённый:

– Не беспокойтесь. Сейчас мы её отмаркируем.

Когда слово «отмаркировать» прозвучало в первый раз, Сэмпл сразу насторожилась. Инстинкт самосохранения упорно подсказывал, что надо немедленно что-то делать. Когда же это кошмарное слою прозвучало в третий раз, Сэмпл проговорила, не думая:

– Меня нельзя маркировать. А то мне придётся заново создавать все тело.

Толстый Ари даже и не взглянул в её сторону:

– Заткнись.

Помощник нахмурился:

– Даже если её отмаркируют прямо сейчас, она всё равно будет, как пьяная, после наркоза. До начала эфира она не отойдёт.

– Ну так пусть маркируют без наркоза.

– Нет! – закричала Сэмпл.

На этот раз Толстый Ари всё-таки соизволил взглянуть на неё:

– А ты заткнись. Ты здесь вообще ничего не решаешь.

– Я не дамся маркироваться!

Похоже, даже помощник был на её стороне:

– Если без анестезии – это уже штрафная маркировка.

Толстый Ари повернулся к нему:

– И что?

– У нас нет полномочий на карательные действия. Мы не можем так просто взять и выжечь ей клеймо без наркоза.

Толстый Ари опасно прищурился:

– Когда до эфира остаётся всего два часа, я могу все.

– Может так получиться, что она всё равно не сможет выйти на подиум.

– Но она ведь будет в сознании? Закуём её в цепи, вытащим волоком – представим как покорный объект для садистских игрищ.

При словах «выжечь клеймо» сердце у Сэмпл упало. Она не придумала ничего умнее, чем сыграть истеричную рабыню. Она бухнулась на колени, схватила Толстого Ари за полу кафтана и закричала дурным голосом:

– Не надо жечь мне клеймо! Так нельзя! Я же вам не какой-нибудь бычок!

Впрочем, Толстый Ари остался равнодушным к её надрывным, истошным воплям. Он резко вырвал у Сэмпл полу кафтана, в которую та вцепилась, казалось бы, мёртвой хваткой.

– Позовите охрану. Если будет орать, вставьте кляп.

– Но для штрафной маркировки нужны соответствующие бумаги. Если без документов, у доктора могут быть крупные неприятности. Он вряд ли возьмётся.

– Тогда напомните доктору Менгеле, что он остался мне должен за два последних комплекта близнецов.

* * *

– Медосмотр – обязательная процедура для всех форм жизни, которых мы принимаем к себе на борт. Такое правило. И оно не обсуждается.

Джим расправил плечи и выпрямился в полный рост. Пока что последнее слово всегда оставалось за этими глазастыми недомерками, и его это порядком достало. Пора заявить о своих правах. Джим не знал, сможет ли он напугать или хотя бы смутить этих тщедушных уродцев своим ростом и массой, но попробовать стоило. Тем более что других козырей у него не было.

– Обсудить можно все, – сказал он. – При желании.

Пришелец, который говорил густым прокуренным басом а-ля Хэмфри Богарт[19]19
  Хэмфри Богарт (1899-1957), выдающийся американский киноактёр. Одна из самых легендарных фигур экрана, идол для поколений зрителей. Сын выдающегося хирурга, Богарт сам какое-то время изучал медицину, затем пошёл служить во флот во время Первой мировой войны. Получил раны в лицо в результате разрыва снаряда па борту судна. Шрам изуродовал его верхнюю губу и частично парализовал её, что сказалось на его манере говорить и стало своего рода торговой маркой. Начал с театра в 20-е годы, дебютировал в коротком фильме «Broadway’s Like That» (1920). Куривший всю жизнь, Богарт умер от рака горла в 1957 году. Как ни странно, культовой фигурой он стал для молодых зрителей 60-х годов, открывших актёра для себя уже после его смерти.


[Закрыть]
, и пришелец, который медик, стояли плечом к плечу в луче света. Просто стояли, и все – они не попятились и не двинулись к Джиму. Они смотрели на него своими огромными загадочными глазами, но испуганными не выглядели ни разу.

– Примерно такого ответа и следовало ожидать от землянина.

– Да неужели?

Пришелец, который Богарт, затянулся несуществующей сигаретой.

– Он прав, приятель, вы – прирождённые смутьяны. Иными словами, ходячий геморрой.

– Да неужели?

– Это повторное заявление даст все основания предположить, что дальше пойдут угрозы.

Хотя Джим ни за что бы в этом не признался, пришелец-доктор был абсолютно нрав. Он уже прикидывал свои шансы. Вряд ли эти худосочные эмбрионы окажут достойное сопротивление, если дело дойдёт до драки. Катастрофа НЛО в Росуэлле показала, что пришельцы – отнюдь не бессмертные боги. Там по всему чайному полю валялись исковерканные тела, в большинстве своём – мёртвые, правильно? Значит, их можно ранить, можно убить. Но у них наверняка есть какие-то хитрые штуки, типа как в научно-фантастических книжках. Невидимые силовые поля, скрытое смертоносное излучение. Против такого простая атака «в лоб» не сработает. Тем более что Джим уже видел, на что способна эта глазастая мелкота – достопамятный трюк с бутыльком, когда пришелец сначала поставил его на воздух, а потом заставил исчезнуть одной силой воли. Надо думать, они умеют не только бутылки телепортировать. Джим рассудил, что не стоит пока изображать из себя разъярённого Джона Уэйна[20]20
  Джон Уэйн (1907-1979) – американский киноактёр, звезда вестернов.


[Закрыть]
, скорого на расправу, и попробовал продолжить мирные переговоры, взывая к инопланетному разуму:

– Если строго придерживаться выбранной терминологии, то я никакая не форма жизни. Скорее метафизическая сущность. Поскольку я уже умер.

– Ты здесь, следовательно, ты существуешь. А если ты существуешь, ты должен пройти обязательный медосмотр.

Джиму очень хотелось, чтобы эти чёртовы пришельцы хотя бы глазами моргали, пусть даже изредка. Но они просто таращились на него, да ещё и Декарта перефразировали, уроды. Вообще-то такая манера была у Дока Холлидея, и Джим подумал, что они, возможно, позаимствовали эту идею именно у него. У него было стойкое ощущение, что эта двое при всей своей внешней невозмутимости активно общаются между собой с помощью телепатии и при этом смеются над ним по-своему, по-инопланетному.

– Да, все правильно, я здесь, но это ещё не даёт вам права проводить надо мной всякие эксперименты. Я это к тому, что ведь всякое может случиться.

– Так тем интереснее. Мы проводим эксперименты и смотрим, что будет. Собственно, в этом и смысл всякого эксперимента, правильно?

– Да, наверное, за одним исключением…

– За каким исключением?

Джим вдруг задумался: а что они, собственно, собой представляют, эти пришельцы? Тут есть два варианта: либо они «законные» обитатели загробного мира, либо они вторглись в это пространство так же бесцеремонно, как и на Землю. Джим решил не гадать, а спросить прямо:

– Насколько я понимаю, вы тоже мёртвые, да?

По лицам пришельцев было никак невозможно понять, как они отнеслись к данному заявлению, но что-то подсказывало Джиму, что его проницательное замечание не произвело на них ни малейшего впечатления.

– Нет, мы не мёртвые.

Пришелец, который Богарт, добавил:

– Уж поверь нам на слово, Джим. Мы очень даже живые. И сейчас мы тебя осмотрим. Причём очень тщательно. Даже в задний проход залезем.

Джим мог бы поклясться, что пришелец, который медик, чуток скривился.

– Образно выражаясь.

– Тогда что вы делаете в нашем, в смысле – для людей, загробном мире?

– Наша миссия: поиск новых форм жизни и новых цивилизаций. По всей Вселенной.

– Вот только не надо мне парить. Ещё и «Star Trek» приплели.

– Ты узнал?

– Я же не идиот.

Пришелец-медик развёл руками, как бы давая понять, что он давно разуверился в людях. В смысле – в землянах.

– Вас не поймёшь. Иногда такие чертовски умные – это что-то, а иногда проявляете поразительный идиотизм. Причём заранее никогда не знаешь.

Джим нахмурился:

– Так вы поэтому не приземляетесь на лужайке у Белого дома и не говорите: «Отведите нас к вашему президенту»?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю