Текст книги "Джим Моррисон после смерти"

Автор книги: Мик Фаррен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

Как всегда, когда Эйми припоминала все малоприятные истории, произошедшие из-за импульсивности Сэмпл, её страх за сестру обернулся злостью, и она принялась убеждать себя, что ничего с Сэмпл не случилось. Просто пустилась в очередное безумное приключение, к собственному удовольствию, – и думать забыла про Эйми и её поручение. Впрочем, в переживаниях Эйми за Сэмпл всегда присутствовал элемент своекорыстия. Хотя сестры ни разу этого не обсуждали, обеих очень тревожил вопрос, что будет, если по каким-то причинам одна из них выпадет из текущей фазы загробной жизни и вернётся в Большую Двойную Спираль или если с ней вдруг случится что-то ужасное… что будет с той, кто останется? Каждый раз, когда Эйми задумывалась об этом – а после разделения с Сэмпл она задумывалась об этом достаточно часто, – ей вспоминались истории про сиамских близнецов. Когда один из них умирал, второй терял волю к жизни.

Для мрачного настроения Эйми была и другая причина. В отсутствие Сэмпл Эйми лишилась источника возбуждения – резонанса от безумных, а иногда и жестоких выходок сестры; от них у Эйми щекотало нервы, они помогали ей удовлетворить свои собственные латентные склонности. Она не призналась бы в этом даже себе, но давно начала находить удовольствие в этих компенсаторных ощущениях, и ей очень их не хватало.

Но молчание Сэмпл было всего лишь одной из многих проблем, навалившихся на Эйми. Всякие странности стали твориться на её Небесах. Было сложно сказать, с чем это связано: с отсутствием Сэмпл или с чем-то другим. Странности начались вскоре после отбытия Сэмпл в Некрополис, но Эйми не видела тут никакой логической связи. Впрочем, здесь, в мире загробном, были свои логические законы. Разумеется, странные вещи происходили на Небесах и раньше, но тогда Эйми могла обвинять в этом Сэмпл с её злобными шуточками. А теперь, когда Сэмпл поблизости не было и Эйми некого стало винить, у неё не осталось никаких более-менее разумных объяснений этим странным и неестественным событиям. Сперва, когда дело касалось только необъяснимых свечений на небе и непонятно откуда взявшихся лягушек, Эйми решила, что Сэмпл пытается довести её на расстоянии. Но дальше – больше. В озере поселились морские чудовища, Небеса пережили нашествие мультяшных крыс в шесть дюймов ростом – крысы были одеты в шорты, ходили на задних лапах и сжирали все на своём пути, что не было заперто в сундуки и буфеты. На этом этапе Эйми пришлось отказаться от своей теории «дистанционного издевательства». Сэмпл тут ни при чём. Морские чудовища и мультяшные крысы – не её стиль.

В один особенно нервный день над горами величественно поднялся НЛО. Пожалуй, это была самая эффектная из всех странностей, имеющихся «на сегодняшний день». Хотя летающая тарелка в общем-то ничего и не сделала, только спустилась и пару минут повисела над озером, Эйми всё равно стало страшно. Она собиралась расширить и усовершенствовать Небеса, а тут получается, что она даже не в состоянии контролировать своё пространство. Тарелка и вправду была похожа на перевёрнутое блюдце тёмно-синего цвета с металлическим отливом, с башенкой наверху и тремя круглыми выпуклостями внизу. Эйми смотрела на эту штуку, и её переполняло горькое чувство собственной несостоятельности. Предчувствие грядущего провала. Словно для того, чтобы Эйми стало ещё поганей, одна из белолицых обезьян с Голгофы неожиданно появилась на террасе – вообще-то туда обезьян не пускали, – запрыгнула на каменную балюстраду и принялась делать какие-то странные знаки руками, словно подавая сигналы НЛО. Эйми вдруг охватило странное ощущение, как будто всю её посмертную нервную систему погрузили в тёплую воду. Ощущение быстро прошло, но неприятный осадок остался.

В первый раз за всю жизнь после смерти Эйми была столь близка к отчаянию. Она всхлипнула и прошептала, тихо-тихо, так чтобы её не услышала даже белолицая обезьяна:

– Сэмпл, пожалуйста, позвони домой.

* * *

– Сэмпл, выходи из бассейна.

Но Сэмпл совсем не хотелось выходить. Она устроилась так, чтобы её разбитое тело оказалось как раз в струе пузырьков из искусственного водоворота, и не собиралась сдвинуться с места, пока не пройдёт это кошмарное ощущение – не только внешнее, но и внутреннее, – что по ней прошлось стадо диких слонов. Ей не хотелось ни с кем разговаривать. В этой тёплой воде с ароматом роз ей почти удалось собрать воедино редкие фрагменты той исключительной сексуальной галлюцинации, которую она испытала в свой первый раз с Анубисом, и вспомнить безликого мужчину, вдруг оказавшегося на месте Анубиса.

– Слушай, оставь меня в покое.

Зиппора поджала губы. Она явно не собиралась оставлять Сэмпл в покое.

– Я серьёзно тебе говорю. У нас два часа до выхода.

– Ему мало, что он меня выеб, так что я ходить не могу? Не хочу я смотреть на его идиотскую бомбу.

Сэмпл надеялась, что сераль Анубиса будет местом блаженной лени и сонной неги – такая оранжерея для праздных женщин, у которых масса свободного времени и на уме только секс. Она представляла себе роскошные апартаменты, где жены и наложницы в тонких шелках и золоте возлежат на мягких подушках у хрустальных фонтанов с ароматизированной водой, среди мраморных колонн, едят конфеты и сладости, смотрят телевизор, ведут язвительные беседы и красят ногти. В реальности всё обстояло несколько по-другому. Фонтаны и мраморные колонны присутствовали, равно как и шёлковые и парчовые подушки и многочисленные треугольные телевизоры. Конфеты и сладости подавали на серебряных блюдах. В общем, вкусы Анубиса не отличались оригинальностью. Везде были кошки: спали, играли, вылизывались или просто сидели на спинках диванов и глядели куда-то в пространство. Похоже, кошек здесь боготворили, как и в Древнем Египте. То есть всё было именно так, как себе и представляла Сэмпл. За одним небольшим исключением: женщины в серале вовсе не производили впечатления разнеженных дев для утех. Это были жестокие хищницы, по-другому не скажешь. Сэмпл почти сразу же поняла, что здесь полным ходом идут политические интриги: от тщательно спланированных операций по очернению доброго имени до профессионально поставленного шпионажа и даже убийства соперниц посредством яда.

Анубис правил исходя исключительно из своих противоречивых капризов, вся его власть строилась на посторонних влияниях, подкупах и коррупции. Хотя предполагалось, что жены и наложницы не должны иметь вообще никаких контактов с внешним миром, просители из всех каст и классов так или иначе находили пути к женщинам бога-царя в надежде, что те сумеют как-то повлиять на своего повелителя и господина.

Наибольшим влиянием и властью в этом замкнутом женском мирке пользовалась Зиппора, старшая наложница божественного господина, которая в данный момент выговаривала Сэмпл за то, что та слишком долго нежилась в бассейне.

– Твоё присутствие обязательно. Это не обсуждается. Если кто-то туда не пойдёт, у него должна быть очень уважительная причина.

– У меня как раз уважительная причина. Этот уебок меня искалечил.

На лицах женщин, слышавших это последнее замечание, отразилось не только преувеличенное потрясение, но и скрытое удовольствие. Ну ещё бы! Вероятная соперница сама роет себе могилу. Все обитательницы гарема действовали исходя из того, что каждое их слово будет услышано, зафиксировано и передано Анубису, а последнее замечание Сэмпл вполне могло стоить ей головы. Назвать бога-царя уебком – это прямой путь в подземную темницу: «забытое место» в сыром подвале, где вместо камер – тесные ямы с решёткой сверху, причём в этих ямах невозможно ни лечь, ни встать в полный рост. Заключённых в подземной темнице часто оставляют без воды и еды, и даже без света, так что в конце концов они сходят с ума, их тела сводит постоянной судорогой, и они умирают, во всяком случае, приближаются к состоянию умирания.

Как текущей фаворитке Анубиса Сэмпл делались некоторые послабления относительно её поведения, но всё могло измениться в любую секунду. Сэмпл уже начала понимать, что отношение Анубиса к женщинам мало чем отличалось от его вкусов в еде. Бог-царь может прикалываться по какому-то деликатесу, целыми днями только его и жевать, но потом ему надоест, и он либо решит попробовать что-то новенькое, либо вернётся к старым, испытанным блюдам. Сэмпл знала, что хотя ей и сходят с рук оскорбления в адрес божественного господина, очень скоро вся эта малина закончится.

Зиппора не стала изображать потрясение, как остальные. Она лишь посмотрела на Сэмпл с понимающим выражением опытной женщины, все уже повидавшей в этой жизни. Не сказав ни слова, она тем не менее ясно дала понять, что много тут было таких, языкастых, и что Сэмпл надо бы поостеречься, пока у неё ещё есть такая возможность.

– Это никак не потянет на уважительную причину.

– А что потянет?

Зиппора холодно улыбнулась:

– Если только внезапное развоплощение, милочка. А так я даже не знаю, что ещё. А строить из себя капризную девицу, даже если ты сейчас фаворитка, и думаешь, что тебе все можно, – этот номер никак не пройдёт. У него это всего лишь вторая атомная бомба, и для него это очень важно. Учёным уже пригрозили медленным истреблением, если что-то пойдёт не по плану, – вряд ли и нас ждёт что-то более приятное и увлекательное, если мы вдруг не покажемся при таком знаменательном событии.

В последнее время Анубис был одержим идеей взорвать вторую атомную бомбу, созданную в Некрополисе. Хотя, насколько Сэмпл могла судить по слухам, ходившим в серале, бомба была так себе, жалкое подобие левой руки – даже на «Fat Man»[28]28
  «Fat Man» – атомная бомба, сброшенная на японский город Нагасаки 9 августа 1945 года.


[Закрыть] не тянула, – но богу-царю приспичило зажечь в небе своё собственное рукотворное солнце, и он собирался обставить это событие в виде широкомасштабных сакральных торжеств: всеобщее религиозное празднество на весь день во славу его божественной даровитости.

– В общем, ты мне не дашь профилонить?

Зиппора покачала головой:

– Я не дала бы тебе профилонить, даже если б могла. В общем, давай выходи из бассейна и иди одеваться. У тебя пять минут.

– За что ты меня так не любишь?

Взгляд Зиппоры был одновременно пронзительным и стеклянным.

– Да, я тебя не люблю. Но в данном случае дело не в этом. Меня волнует другое: ты совершенно невыносима, с тобой трудно общаться, и ты потенциально опасна. Когда ты наконец поимеешь себе неприятности – а ты их поимеешь, можешь не сомневаться, – то скорее всего утянешь с собой и других.

– Ты меня так мало знаешь, а судишь.

– Ты тут не первая, кто пытается испытать на прочность своё положение.

– А я разве испытываю на прочность своё положение?

– Вот именно. И хотя ты мне особо не нравишься, я дам тебе один полезный совет. Когда пройдёт первое очарование новизны и ты ему надоешь, тебе очень понадобится поддержка. Так что на твоём месте я попыталась бы завести друзей.

Сэмпл кивнула и неохотно опустила ноги на дно бассейна. Она понимала, конечно, что по-своему Зиппора желает ей добра, но она вовсе не собиралась оставаться в гареме Анубиса до тех пор, пока на себе не узнает, что это такое – лишиться божественной милости. Она выбралась из бассейна и отмахнулась от прислужниц, бросившихся к ней с полотенцами и халатом. Проходя мимо Зиппоры, она проговорила, очень надеясь, что с должной долей уважения:

– Я пойду посмотреть на бомбу и буду вести себя хорошо. Я совсем не хочу с тобой ссориться.

Зиппора приняла это как извинение.

– Я приму во внимание твои слова. Если ты это искренне.

Сэмпл убрала влажные волосы с глаз.

– Я это искренне. На самом деле я не такая уж самовлюблённая и капризная, как ты думаешь.

Она направилась в раздевалку, шлёпая по полу мокрыми ногами. Это каким же надо быть психом, размышляла она про себя, чтобы сконструировать и взорвать атомную бомбу исключительно ради собственного развлечения.

– В общем, как ты понимаешь, мне было очень хреново, когда этот парень меня застрелил, в баре в Эль-Пасо. Я к тому, что это как же надо опуститься, чтобы связаться с бандой ублюдков, которые врываются к людям на свадьбу, убивают жениха, убивают шафера, отца невесты, священника и тут же насилуют и невесту, и мать невесты, и посажёную мать, шестерых подружек невесты и вдобавок парочку монахинь, которые просто проходили мимо, а потом у них даже совесть не просыпается, то есть вообще никаких угрызений, и объяснение тоже шикарное – они, мол, уже пятый день пьют мескаль, вот им в голову и ударило.

Джим кивнул. Он понимал, что этой маленькой безымянной зверюшке надо выговориться. А то тут, на болотах, и поговорить-то не с кем. Кроме плотоядного растения.

– Я понимаю.

– Конечно, время было крутое. 1869-й…

Джим удивился:

– Так ты обретаешься тут на болоте с 1869-го?

– Ну да.

Джим моргнул:

– Ничего себе.

– Но я себя чувствовал виноватым.

– Всё равно. Получается, ты здесь дольше, чем Док Холлидей, и, насколько я вижу, у тебя тут не слишком-то весело.

– Ну, не все могут так веселиться, как Док.

– Ты знаешь Дока?

– Конечно, я знаю Дока. Мы же с ним вроде как земляки.

– Я так понял, тебя пристрелили в Техасе. А Док, он все больше по Аризоне и Колорадо.

– Когда я сказал «земляки», я имел в виду не географию, а время. И культурное окружение. Мы с Доком оба подались на запад после Войны между штатами[29]29
  Другое название Гражданской войны в США, употребляется, как правило, на Юге.


[Закрыть]. Тогда многие уезжали на запад. Причём многие – в невменяемом состоянии. У них что-то там в голове повредилось после войны. Они видели столько смертей… они вообще ничего не умели, кроме как убивать или быть убитым. Я к тому, а чего ещё ждать после Шилоха, Виксбурга, битвы в Глуши и атаки Пикетта на Кладбищенский хребет? Другой такой войны мир не знал. Да, дружище. Там были такие маленькие снаряды, они людям руки напрочь отрывали, даже запущенные с расстояния в милю. И большие канистры с какой-то хренью, которые целый взвод разносили в куски с одного попадания. Это была просто бойня. Механическая бойня. Первая организованная резня Промышленной революции. Говорят, парни сходили с ума во Вьетнаме, но я вот что тебе скажу; Вьетнам – это хуйня по сравнению с Ченселлорсвиллем. Тогда в один день мы потеряли столько, сколько они за двенадцать лет в Наме. А когда всё закончилось и Бобби Ли сдался Гранту в здании суда в Аппоматтоксе, в стране столько психов осталось, одержимых мыслями об убийстве… и все двинулись на Фронтир и бесновались там ещё лет десять, кабы не больше. Одни, Кастер вот или Шеридан, занялись истреблением индейцев – думали, что геноцид прогонит призраков прошлого. Другие ушли в партизаны, для них война продолжалась. Джеймс со своими ребятами, «Младшие»…

– А третьи надрались мескалем, грохнули жениха и изнасиловали невесту, подружек невесты и всех остальных?

Зверёк ухмыльнулся и кивнул головой:

– Точно так.

Джим с безымянным зверьком пробирались по неверной полоске сухой земли над болотами юрского периода. Зверь рассказывал свою длинную и запутанную историю, а Джим лишь кивал и поддакивал в нужных местах, одновременно разглядывая новый мир, где он очутился. Лучи белого солнца, что сияло на блекло-розовом небе, почти разогнали туман, так что теперь у Джима появилась возможность рассмотреть своё новое доисторическое окружение. На горизонте, на ломаной линии гор дымилось аж три вулкана. В целом всё это напоминало национальный парк «Эверглейдс» во Флориде, только значительно дальше назад по шкале эволюции. Сходство, однако, было достаточно очевидным, и Джиму сразу же вспомнились все неприятности, что постигли его во Флориде. В Майами его арестовали за оскорбление общественной нравственности в форме демонстрации полового члена со сцены во время концерта. Сказать по правде, Джим точно не помнил, делал он что-то подобное или нет. Он был пьян и удолбан, в таком сумасшедшем улёте, что, если б его попросили дать показания под присягой, он бы не взял на себя смелости с уверенностью утверждать, что вообще был в штанах, не говоря уж о том, чтобы намеренно их расстёгивать перед всем честным народом.

Около дюжины травоядных динозавров тихо и мирно паслись себе среди деревьев, щипали листочки; ещё какие-то ящеры, размером поменьше, плескались на мелководье. К явному облегчению Джима, никто из них не выказывал продолжительного интереса ни к его скромной персоне, ни к безымянной зверюшке и не делал попыток приблизиться к ним для более тщательного изучения. Его больше тревожили птеродактили, лениво кружившие в небе. Хотя он был уверен, что они плотоядные, зверёк убедил его, что эти летучие ящеры не представляют для них угрозы.

– У них зрение плохое. Всё, что меньше, чем лошадь, – они просто не видят.

Джим, однако, не успокоился. Этому мелкому хорошо говорить. Может быть, птеродактили и не заметят маленького пушистого зверька, но он-то был всяко крупнее; и птеродактиль с хорошим зрением вполне мог принять его за лёгкую закуску. Поэтому Джим то и дело поглядывал вверх – не приближается ли к нему кто-то из этих летучих – и вздохнул с облегчением, когда они с безымянным зверьком отошли от воды под укрытие раскидистых пальм и хвойных деревьев.

Хотя Джим, наверное, и вправду зря беспокоился. Ящеры занимались своими делами и не проявляли к нему никакого интереса – чего не скажешь о многочисленных насекомых, населявших леса юрского периода. Гигантские стрекозы с размахом крыльев дюймов этак в восемнадцать, если не больше, пролетали, жужжа, перед носом у Джима, каждый раз пугая его до полусмерти. Но больше всего донимали мошки и комары. Зверька с его густой шерстью они не особенно беспокоили, но к тому времени, когда солнце достигло зенита, Джим уже был на пределе. Очередной комар сел ему на руку. Джим сердито прихлопнул его, стёр размазанную кровь и безжалостно улыбнулся:

– Из тебя, сукин сын, Стивен Спилберг уж точно не реконструирует никакой ДНК.

Вид крови напомнил ему об опасности с воздуха. Он опять взглянул вверх, на предмет парящих птеродактилей, и вдруг увидел такое… то есть совсем уже необычное. Солнце плыло по небу. Джим поглядел на зверька.

– А сколько здесь длится день?

Зверёк озадаченно сморщил нос:

– А сколько он должен длиться? Так же, как и везде.

Насколько я знаю, Земля не стала вертеться быстрее.

Джим остановился и взглянул на солнце, прикрыв ладонью глаза и щурясь, как Клинт Иствуд в яркий солнечный полдень.

– Тогда почему солнце движется?

Зверёк резко замер на месте.

– Ой-ой-ой.

За последнее время Джим слышал это предостерегающее «ой-ой-ой» уже в третий раз. Первые два произнёс Саладин с растаманской причёской и утыканными драгоценными камушками зубами, когда трое вудушных богов появились в непосредственной близости от города Дока Холлидея. Так что Джиму оставалось только гадать, какая гадость случится на этот раз.

– У нас проблемы?

– Похоже, и вправду проблемы. Небольшие такие проблемы со временем.

* * *

Сэмпл знала, что Анубис представил свой ядерный фейерверк как некое грандиозное, эпохальное действо, но она никак не ожидала, что это будет настолько монументально. Как оказалось, сам взрыв должен был стать кульминацией двадцатичетырехчасового празднества Божественной Атомной Бомбы, в ходе которого Анубис намеревался предстать во всей своей красе и славе и вдоволь потешить самолюбие. Испытания бомбы пройдут в пустыне в нескольких милях от города; сам бог-царь, со своими придворными и гаремом, штатом слуг, личной гвардией, и половина Могучей Армии Некрополиса прошествуют к полигону величественной процессией, за которой пойдёт почти всё население города. В Некрополисе был объявлен всеобщий выходной, дабы восхищённые горожане смогли насладиться триумфом своего божественного монарха. При всём своём идиотизме, Анубис, однако же, распорядился о поставках вина и закусок для всей своей свиты на время шествия, для пикника перед взрывом и для последующего пиршества с вакханалией.

До того, как Зиппора разъяснила ей вкратце программу всеобщего празднества Божественной Атомной Бомбы, Сэмпл даже не подозревала, что Некрополис стоит в пустыне и что он настолько огромный; оказывается, процессии Анубиса нужно целых два часа, дабы пройти от дворца до внешней границы города. Она привыкла, что оформление пространства и загробном мире происходит по принципу киносъёмочного павильона: все – декорации, фасады, иллюзии, trompe l’oeil[30]30
  Букв. «обмани глаз» (фр.) – обман зрения, визуальный эффект.


[Закрыть]. Сооружение площадью в две сотни квадратных миль – целый город с предместьями, – это действительно впечатляло. Анубис, конечно, законченный псих, но надо отдать ему должное: не всякий возьмётся за сотворение такого огромного мегаполиса. Теперь, когда Сэмпл увидела весь Некрополис, она наконец поняла, до какой степени этот Анубис одержим собственной драгоценной персоной. Как и Эйми с её Небесами, Анубис собрал у себя в Некрополисе всё, что ему нравилось в земной жизни.

Как и подобает божественному правителю, Анубис с немногочисленными приближёнными восседал на специальной парадной колеснице размером с междугородный автобус, представлявшей собой нечто среднее между железнодорожным вагоном в стиле арт-деко, царской ладьёй Клеопатры и космическим кораблём из комиксов Алекса Реймонда про Флэша Гордона. Утром в день празднества, когда Сэмпл вместе с другими жёнами, наложницами и прислужницами вошла в огромный и гулкий ангар, где стояло это нелепое сооружение вместе с дирижаблями из личного воздушного флота бога-царя, шелест обычной женской болтовни резко сменился благоговейным молчанием. Сэмпл рассудила так: либо никто из присутствующих здесь женщин раньше не видел этого чудовища на колёсах во всём его «великолепии», либо его сконструировали и отделали специально для празднества Божественной Атомной Бомбы.

Сам Анубис, который, естественно, появился последним – весь такой из себя гордый, куда деваться, – уселся на трон, установленный на возвышении в хвостовой части машины. Бога-царя сопровождали вездесущие стражи-нубийцы и прислужницы с опахалами и непременными серебряными подносами со всякими кулинарными изысками. Жён и наложниц провели в переднюю, нижнюю часть колесницы, чтобы они с восхищением взирали на своего обожаемого господина снизу вверх. На носу, выделанном в виде головы грифа – малого бога Гора, – расположились стражники из личной гвардии бога-царя и полицейские при полном параде и вооружённые до зубов, причём оружие у них было куда серьёзней, чем церемониальные копья и кривые турецкие сабли нубийцев. Их тяжёлые пулемёты могли бы за считанные секунды уничтожить любую часть толпы при малейших признаках угрозы, непослушания и других проявлений инакомыслия.

Когда женщины поднимались на борт по выдвижной лесенке, Сэмпл заметила, что корабль слегка покачивается. Она также заметила, что он как будто парил футах в шести-восьми над землёй – то ли тут были задействованы какие-то изобретения Николы Теслы[31]31
  Никола Тесла (1856-1943) – изобретатель в области электро-и радиотехники. По происхождению серб. С 1884 г. жил в США. Изучал магнитные и силовые поля. Исследовал возможности передачи сигналов и энергии без проводов.


[Закрыть], как предположила Сэмпл, то ли сама колесница создавалась как некая антигравитационная научно-фантастическая вариация виман Гельгамеша[32]32
  Гельгамеш – полулегендарный правитель I династии города Урук в Шумере (конец 27 – начало 26 вв. до н.э.), герой шумерских мифов. Виманы – мифические воздушные колесницы.


[Закрыть]. Чем больше Сэмпл узнавала Некрополис, тем больше она убеждалась, что этот город являет собой фантастический коллаж из фантастических же деталей. Впрочем, у Сэмпл не было времени поразмыслить над внутренним устройством колесницы Анубиса. Зиппора хлопнула в ладоши, тем самым давая понять, что женщинам из гарема надлежит занять свои места. Вооружённые стражники на носу, которые до этого только и делали, что украдкой поглядывали на полуголых наложниц, пряча похотливые взгляды под забралами шлемов, вытянулись по стойке «смирно». Ибо явился Анубис.

Появление бога-царя само по себе представляло парадное шествие в миниатюре. Парад открывали стражи-нубийцы с длинными копьями с золочёными наконечниками, за ними шла небольшая толпа из прислужниц. Сам Анубис восседал в паланкине, который несли четверо обнажённых рабов-блондинов, Хранитель снов тоже присутствовал, и Сэмпл мысленно застонала. Она втайне надеялась, что сегодня Анубис как-нибудь обойдётся без своего советника – этого странного, потенциально опасного человека, – но, видимо, Священную Бомбу никак нельзя было взорвать без этой зловещей фигуры в сером плаще. Как только Анубис взошёл на корабль, женщины изобразили на лицах неподдельное восхищение. Когда он взглянул на Сэмпл, та ослепительно улыбнулась, но пробормотала себе под нос:

– Ну, хоть по ступенькам можешь подняться без посторонней помощи.

Когда Анубис уселся на трон, а его свита расположилась вокруг должным образом, корабль поехал вперёд, сдвинувшись с места с лёгким рывком, так что некоторые из женщин даже схватились за поручни. Колесница выплыла из ангара в мутный утренний свет, поднялась на всоту футов в двенадцать и поплыла над дорогой, по которой торжественная процессия должна была следовать к месту ядерных испытаний. Анубис, может быть, и хотел, чтобы подданные поклонялись ему и дивились на его царственное величие, но при этом он явно не собирался подпускать их слишком близко к себе, любимому.

Процессия растянулась, наверное, на четверть мили. Впереди ехал отряд городской полиции на огромных ревущих «харлеях» и «индианах» времён Второй мировой войны. Следом – самодвижущаяся платформа с громадным серебряным бюстом Анубиса. Плечи и шею гигантского изваяния украшала живая гирлянда из молоденьких девушек с раскрашенными телами. Они ослепительно улыбались, как финалистки на конкурсе красоты, и бросали в толпу по обеим сторонам дороги лепестки роз, монетки, бусы-талисманы и прочие безделушки. За платформой маршировал первый из четырёх оркестров, слабый в мелодике, но зато сильный в шумовых эффектах. Среди инструментов преобладали барабаны, тарелки и трубы. Их резкие металлические звуки как бы задавали тон всему празднеству.

Анубис, естественно, не преминул воспользоваться возможностью, чтобы продемонстрировать свою военную мощь. Фаланги вооружённых воинов из различных армейских подразделений были непременной составляющей частью парада. Кавалерия в шлемах с плюмажем, золочёные танки. Грохот копыт, скрежет металла, рёв двигателей. При этом ни самому Анубису, ни жителям Некрополиса отнюдь не казалось странным, что в обмундировании и вооружении армии бога-царя смешаны все времена и эпохи, так что разрыв составляет три тысячи лет как минимум, и Сэмпл подумала: неужели она здесь единственная, кто понимает, что этот парад – всего-навсего хвастовство мальчишки, которому хочется показать всем свои игрушки. Даже небо и то не осталось неохваченным. Бипланы и дирижабли плыли по воздуху на небольшой высоте, а над ними носился единственный маленький самолётик, который выписывал в небе иероглифы из разноцветного дыма. Знамёна и флаги реяли на ветру, в небе висели громадные воздушные шары в виде орлов, грифов, драконов. В общем, хаотичная смесь первомайской демонстрации коммунистов и парада «Мейси»[33]33
  Парад «Мейси» – красочное шествие по Малхэттену в День благодарения, которое организует нью-йоркский универмаг «Менси». Проводится ежегодно с 1927 г.


[Закрыть] в День благодарения.

Разумеется, на парад лучше смотреть со стороны. Когда сам участвуешь в шествии, ничего толком не видишь. В конце концов Сэмпл устала вытягивать шею, чтобы посмотреть, что происходит спереди и сзади от летучей божественной колесницы – это когда она не улыбалась и не изображала лучезарное счастье, как это положено фаворитке великого бога-царя, – и начала просто разглядывать город, тем более что раньше она его толком-то и не видела. Поначалу всё было достаточно предсказуемо – громадные монументальные здания в древнеегипетском стиле, когда-то роскошные, но теперь явно обветшавшие, остро нуждающиеся в ремонте или хотя бы в покраске, – но ближе к окраинам город начал меняться. Грандиозные храмы, торговые башни и жилые кварталы из многоквартирных домов сменились какими-то покосившимися хибарами в один – два этажа. Трущобы – как они есть: грязь, горы мусора, граффити и редкие островки чахлой растительности в виде увядших пальм. Гладя на это убожество, растянувшееся насколько хватало глаз, Сэмпл поняла, что она вообще ничего не понимает. Кто в здравом уме согласится здесь жить? Какая потерянная, исстрадавшаяся душа покинет Большую Двойную Спираль, чтобы поселиться в этом унылом и грязном гетто? Это как же надо себя не уважать… Единственный вывод, который напрашивался сам собой: обитателей этих трущоб сотворил сам Анубис – специально, чтобы заселить ещё мрачное место. Неужели ему так сильно хочется славы и власти, что он окружил место, где воплотились его мечты, целыми милями грязи, убожества и нищеты? Сэмпл отнюдь не пыталась его осуждать с точки зрения морали. Она была не в том положении, чтобы судить других за их фантазии – с учётом того, чем сама занималась у себя в Аду. Она просто никак не могла понять, какая Анубису выгода от всей этой бессмысленной лишней работы.

* * *

– Что происходит?

Мимо на всех парах пронёсся какой-то большой динозавр, причём задом наперёд. Похоже, только Джим с безымянным зверьком оставались на месте. Весь остальной мир неожиданно сдвинулся – на пугающей скорости и обратным ходом, как в кино, когда плёнку перематывают назад. Солнце летало по небу, как заведённое: совершенно не в том направлении и с такой бешеной скоростью, что день и ночь сменяли друг друга быстрыми вспышками света и провалами темноты, будто над миром забилось огромное чёрное крыло. Или включился большой стробоскоп. Зверёк обернулся к Джиму. Его глаза в мерцающем свете казались странными и даже слегка жутковатыми, в них отражалось метафизическое смирение.

– По-моему, у нас временной облом.

– Временной облом?

– Именно.

Впрочем, зверь вёл себя так, словно всё это было в порядке вещей. Однако Джим никогда раньше не сталкивался с подобным явлением, ему было явно не по себе.

– И часто такое случается?

– Не часто, но всё же случается.

Солнце на небе теперь превратилось в серое смазанное пятно, под стать серому смазанному пейзажу. Джим подумал, что это зрелище вгоняет его в тоску – такой визуальный эквивалент затяжной депрессии.

– А эти временные обломы, они всегда происходят задом наперёд?

– Примерно половина на половину.

– Так что происходит? Мы будем стоять тут, как два идиота, пока нас не разнесёт Большим Взрывом?

Безымянный зверёк нахмурился:

– Скорее это будет Большая Имплозия, чем Большой Взрыв, если мы движемся обратным ходом. Но обычно до этого не доходит.

– Не доходит?

Зверёк покачал головой:

– Обычно нет.

– А что бывает… обычно?

– Обычно его останавливают.

– Кто останавливает?

Зверёк опять покачал головой, явно смущённый своим невежеством:

– Я не знаю.

– А как его останавливают, не знаешь?

– Не знаю.

– А что ты делаешь, когда начинается такой временной облом?

– Просто стою и жду.

– Как я понимаю, почему это бывает, ты тоже не знаешь?

– Не знаю. Но могу высказать предположение.

– Высказывай.

Зверёк избегал смотреть Джиму в глаза.

– Высказать-то я могу, но мне как-то не хочется.