Текст книги "Джим Моррисон после смерти"

Автор книги: Мик Фаррен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

– Ты соображаешь, блядь, что ты делаешь?! Тоже мне, игуана-мутант! Ты знаешь, сколько мне стоит эфирное время?!

Годзиро замер, Годзиро моргнул. Годзиро поднял гигантскую ногу и расплющил в лепёшку и Толстого Ари, и отважного оператора, и ещё остававшиеся нетронутыми декорации, и вообще всех, кто ещё не успел убежать из студии. Сэмпл даже немного взгрустнулось. Да, Толстый Ари был законченным мерзавцем и каннибалом и вполне заслуживал такой смерти, но он хотя бы ушёл достойно. Впрочем, хрен с ним.

– Один готов. – Сэмпл повернулась к Иисусу. – Ну что, идём на дворец?

Иисус кивнул. Он даже не стал возражать, что Сэмпл вроде как посягает на его полномочия единоличного командира.

– Без проблем.

* * *

Это была запредельная грёза – под стать опиумным видениям Хасана ибн Саббаха, знаменитого Старца с Гор, основателя ордена ассассинов, убивавших во имя Аллаха и самого Хасана. Видения Джима были как тёмное дымное зеркало за шифоновым покрывалом, расшитым золотом, но при этом он осознавал, что находится где-то в пределах Ада. Эти видения несли на себе отпечаток тьмы, и ясно было, что это – творение Доктора Укола. Даже при воссоздании иллюзорного мусульманского рая Доктор Укол никогда бы не опустился до мраморных бассейнов с пышной, богатой отделкой, синего неба в пушистых облаках и податливых, ясноглазых прислужниц неземной красоты. Вопиющая роскошь Беверли-Хиллз с его столь же роскошными пороками и грехами – просто не его стиль. Если Джим грезил о рае, то это был рай под куполом ночной истомы, где мягкая тьма и таинственные туманы, где-то в глубинах кольриджевских пещер. Это был рай прибрежных утёсов и вспененного прибоя. Это был рай романтической бездны изо льда и огня – рай священной реки Альф, где она обрывалась в бездонную пропасть подземного моря, не знавшего солнца.

Это было зверски жестокое и благословенное место – одновременно прекрасное и кошмарное. Город из сокровенных снов, в сердце которого буйствовал зверь. Город, омытый музыкой. Город танцующих камней и тоскующих женщин, которые пели печальные песни, обращаясь к своим обречённым любовникам-демонам, посреди совершённого хаоса и безмятежного беспорядка, пронизанного запредельным покоем, – такого Джим не представлял себе даже в самых безумных мечтах. Это была неподвижная тишина в глазу бури. Почему же он сам не додумался до такого? Если б он знал, что такое бывает, это стало бы целью всех его устремлений. Может быть, даже единственной целью. Раньше всё было совсем не так. Раньше он закрывал глаза в благоговейном, священном ужасе и мчался вместе с бушующим ураганом, вцепившись холодными пальцами в серебряных перстнях в гриву коня-кошмара. Вокруг него всё кружилось в вихре великолепной, чистейшей ярости. Фонтаны алого пламени били прямо из земли, и змеи шуршали по серым камнями, соблазняя, маня, искушая, как и положено змиям, а Джим стоял в самом сердце этой сияющей бури, где он наконец обрёл силу и истинную, фантастическую свободу – свободу потратить впустую хоть целую вечность, коли ему так захочется. Свободу взять и швырнуть на ветер целое тысячелетие, поддавшись мимолётному капризу. Как бы для того, чтобы подтвердить это дерзкое открытие, на него наплыло его собственное лицо, он – тот, в видении, – был с женщиной, с той самой женщиной, с бледным лицом и чёрными кудрями, и тайна уже была готова приоткрыться, и она, эта женщина, повторяла, что всё это – правда, всё это – по-настоящему, приглушённый голос с каждым мгновением становился яснее, плыл к нему сквозь мираж, сквозь туман Авалона, и никто не крикнул: «Берегись!» – и не описал трижды магический круг, а он пил медвяную росу и сладчайшее молоко…

– Ладно. Достаточно, mon ami. А то ты уже. я смотрю, впал в поэзию. Причём чужую. Просыпайся, пора двигаться дальше.

И все разом исчезло, и Джим очнулся от грёз в месте, где был только лёд и обжигающий холод.

– Вот бля, Укол! Ты мне весь кайф сломал.

* * *

Только теперь Сэмпл увидела царский дворец снаружи. Раньше она его видела лишь изнутри и хотела оттуда сбежать. А теперь вот вернулась и хочет его уничтожить. Сверху, с высоты роста Годзиро, было видно, что дворец имеет форму египетского креста-анка, вписанного в пентаграмму, с высокими тонкими башнями из стекла и стали на пересечении всех прямых, образующих пятиконечную звезду, и искусственным озером в верхней петле анка. Иными словами, жрецы-архитекторы бога-царя вложили символы защитной магии в проект дворца. Сэмпл усмехнулась. Никакая защитная магия и символика не спасёт Анубиса от Большого Зелёного, чешуйчатого апокалипсиса. Тут нужно что-нибудь помощнее.

Все улицы вокруг дворца и даже царские сады были забиты народом – люди в страхе бежали от Короля Ящеров, ища зашиты у своего бога-царя. С высоты роста Годзиро они были похожи на муравьёв, копошащихся у стен этой псевдоегипетской резиденции. А на боковых экранах появилась картинка того, что сейчас происходит внизу. (Сэмпл опять удивилась: как, чёрт возьми, это делается?) Безумный страх на лицах людей. Никаких героических поползновений, типа женщин и детей пропускаем вперёд. Просто бежать сломя голову, и хрен с ними со всеми, кто замешкался или упал. Каждый – за себя. В лучших традициях низкобюджетных ужастиков толпа неслась в слепой панике, топча ногами детей и стариков. Иисус рассмеялся, когда какая-то толстая женщина уронила ларец с драгоценностями, который она прижимала к своей необъятной груди. Она на миг замерла, глядя на рассыпавшиеся украшения – собрать, не собрать? Какой-то мужик налетел на неё на бегу, и она пошатнулась. Её чёрный парик а-ля Клеопатра упал на землю. Если о драгоценностях толстая тётка ещё задумывалась, то насчёт парика у неё не возникло ни малейших сомнений. Она наклонилась, чтобы его поднять, и тут на неё налетело ещё человека четыре. Она упала, и её затоптали. Кажется, насмерть. Во всяком случае, она больше не поднялась. Когда с толстой тётки слетел парик, на экране на миг промелькнула её бритая налысо голова, розовая, как поросячья кожа, и Сэмпл подумала, уж не та ли это охранница, что мурыжила её в тюрьме из-за отсутствия штрих-кода. Хотя нет. это было бы слишком странное совпадение… если только изображения на экране не были проекцией её собственных мыслей о мести. Но тогда возникает другой вопрос: как такое возможно? В общем, Сэмпл окончательно растерялась.

И тут таинственному оператору, передававшему этот прямой репортаж с места событий, видимо, надоело снимать крупные планы слепой человеческой паники, и он опять переключился на Короля Ящеров, крушащего местную царскую резиденцию импровизированной дубинкой из половинки стальной башни, которую он только что отломил. Военно-воздушные силы Некрополиса попробовали предпринять последнюю отчаянную атаку – в стиле камикадзе. Хотя на месте Анубиса Сэмпл повела бы себя умнее: убедившись, что Годзиро способен проглотить небольшого размера атомную бомбу безо всякого вреда для себя, кроме лёгкой отрыжки и повышенной раздражительности, она бы не стала выпендриваться, а села в самолет – конечно, если бы ещё оставались самолёты, – и улетела как можно дальше от Большого Зелёного. Но Сэмпл давно уже поняла, что они с Анубисом мыслят совершенно по-разному, и ей было несложно представить, что сейчас делает этот песьеголовый придурок: прячется где-нибудь в укреплённом бункере и произносит пламенные речи о последнем противостоянии из серии «победа или смерть», обращаясь по громкой связи к остаткам своей славной армии. Годзиро не стал дожидаться, когда его атакуют: используя башню как биту, он посбивал самолёты в воздухе, с небрежной лёгкостью бейсболиста-профессионала в матче с командой любителей. В общем, последнее противостояние завершилось бесславно. То есть бесславно для Анубиса. А для Годзиро – вовсе даже наоборот.

Не встретив дальнейшего сопротивления, Король Ящеров принялся методично громить царский дворец с упорством хорошо отлаженного деструктивного механизма. Все это смотрелось настолько обыденно, что Сэмпл почти заскучала, но тут вдруг заметила на экране горстку крошечных фигурок на плоской крыше – на самом верху петли анка. Она обернулась к Иисусу:

– Можно как-нибудь увеличить картинку?

– Где?

– Вон там.

– Где?

– Вон там, справа.

Иисус нажал какую-то кнопку на пульте, и на центральном экране возникло ещё одно врезное окошко: вид на дворец сверху, но уже не с высоты роста Годзиро, а значительно ниже. (Как, чёрт возьми, это делается?!)

– Вот он!

Да, это был он, Анубис. Стоял на крыше дворца в окружении своего гарема, придворных и личной гвардии – нубийцев с церемониальными копьями и солдат с автоматами, более действенными и практичными. Он нервно вертел своей пёсьей головой, и вид у него был встревоженный. Мистер Томас озадаченно покачал головой:

– И чего он там ждёт, интересно?

– Может быть, вертолёта?

– Думаешь, у него ещё что-то осталось от военно-воздушных сил?

Иисус внимательно смотрел на экран:

– Не стоит недооценивать бога, когда речь идёт о самосохранении.

Годзиро, похоже, не замечал ни Анубиса, ни его царский двор, ни попыток спастись. Сейчас он был занят на другой стороне дворцового комплекса – и вёл увлекательную игру под названием «Бульдозер с хвостом». Сэмпл придвинулась ближе к экрану:

– Я тут многих знаю.

– Неудивительно, – высказался мистер Томас, – раз ты была у него наложницей.

– Это Зиппора, а это Парсис. А это мерзкий хранитель снов.

Мистер Томас фыркнул:

– Будь у Анубиса хоть сколько-нибудь мозгов, он бы давно уже телепортировался отсюда.

Иисус покачал головой, как будто он понимал Анубиса. И вполне вероятно, он действительно его понимал.

– Он никуда не уйдёт. Слишком долго был богом. Он просто не сможет начать всё с нуля где-нибудь в другом месте. Не сможет восстановить свою силу и воссоздать свой мир. Заново выстроить целый город… нет, он не сможет.

– После того как Большой Зелёный прошёлся по Некрополису, здесь все равно мало что осталось.

– Если он надумает сбежать, ему придётся бежать на глазах у своих верных сторонников. Во всяком случае, кого он считает верными сторонниками. Типа как Гитлер в конце Второй мировой войны, когда он уплыл в Аргентину на подводной лодке.

Мистер Томас громко рыгнул.

– Засранец он был, этот Гитлер. Вегетарианец. Всё время пердел, даже на людях. И ещё он был трезвенник. А люди, которые вообще не пьют и не едят мяса, – им нельзя доверять.

– А ты разве не вегетарианец?

– Я – козёл. Я всеядный. Ем гвозди, колючую проволоку, вообще все.

– Ладно, беру свои слова назад.

– А знаешь, что самое-то смешное? Насчёт Гитлера?

– Кроме усов?

– Он был кошмарно ленивый. До полудня валялся в постели, а по ночам смотрел кино. До утра мог сидеть и смотреть.

Сэмпл улыбнулась:

– Кого-то мне это напоминает, но не будем показывать пальцем. – Она вдруг нахмурилась. – Погоди. А откуда ты знаешь Адольфа Гитлера? Вы же по времени не совпадаете.

Мистер Томас, похоже, смутился:

– Я вроде как был за него. То есть не за него, но с ним. Фюрер пару десятков лет посидел спокойно, а потом его вдруг потянуло замутить новый Гёттердаммерунг, сумерки богов, и меня за грехи определили к нему в полковые козлы, в Нибелунгский дивизион Посмертия. Я потом дезертировал, ясное дело. В самом начале Барбитуратовых войн.

Иисус участия в обсуждении не принимал и даже как будто не слышал оскорбительного намёка Сэмпл.

– Если Анубису удастся устроить себе эффектный побег в самый последний момент, тогда он сможет по крайней мере разыграть из себя бога в изгнании, который вынашивает план мести своему предполагаемому врагу и готовит массированные теракты.

– А смысл?

– Для себя он останется богом. Пусть даже богом, переживающим тяжкие времена. Этакая трагическая фигура. На самом деле ему это даже может понравиться. У него будет хорошее оправдание, чтобы себя жалеть и совершать всякие зверства, идущие от бессилия и паранойи.

– Если Анубис сбежит, меня это очень расстроит.

Иисус покосился на Сэмпл:

– А ты не из тех, кто легко прощает, да?

– Обычно я не прощаю вообще. Я же тёмная половина, если ты вдруг забыл. Это Эйми у нас всех любит и всех прощает. – Она взглянула на экран. Годзиро по-прежнему не замечал Анубиса и его свиту предполагаемых беглецов. Кажется, его особенно заинтересовало крыло дворца, расположенное на левом нижнем острие пентаграммы. Он не просто разнёс эту часть здания. Он рылся в обломках, как пёс роет землю в поисках закопанной косточки, и кидал их через плечо, словно Генрих VIII – куриные кости на королевском пиру. Сэмпл сердито ткнула пальцем в экран:

– Что он там делает? Почему не замечает Анубиса? Давно пора бы заметить и сделать с ним что-нибудь малоприятное!

Годзиро отрыл какую-то штуковину, похожую на большой кусок циклотрона. Он осмотрел её со всех сторон, поднёс к носу, понюхал, лизнул и отложил в сторону. Иисус обернулся к Сэмпл:

– А где Анубис хранит запасы урана для ядерного оружия?

Сэмпл посмотрела на него как на идиота:

– Откуда я знаю?! Наложницам о таких вещах не сообщают.

– Но это где-нибудь во дворце?

– Наверное. Вроде как говорили, что есть какая-то часть дворца, куда никого не пускают – с целым взводом охраны, стальными дверями и специальными системами безопасности, которые, чуть что, начинают мигать и включают сирену. Анубис с хранителем снов вечно там пропадали. Иногда туда отправляли женщин – для утехи учёных. То есть мне так говорили. Я сама пробыла там недолго и ничего не успела выяснить.

– Значит, это оно.

– «оно»?

– Он нашёл склад урана.

Сэмпл покачала головой:

– Ничего не понимаю.

– Свиньи выкапывают из земли трюфели. Большой Зелёный – обогащённый уран. Для него это лучший деликатес.

– Да хрен с ним, с деликатесом, и с вашим зелёным чешуйчатым тормозом-переростком. Его можно как-то отвлечь? Я хочу, чтобы он сожрал этого мудака Анубиса. Даже нет, не сожрал, а тщательно пережевал и выплюнул.

Мистер Томас посмотрел на Сэмпл, будто хотел сказать: спустись на землю, девочка. Если ты сидишь в опухоли в мозгу у Большого Зелёного, то не стоит бросать в него камни, когда его понесло.

– Когда он ищет уран, его ничто не остановит.

И Годзиро, похоже, нашёл, что искал. Он извлёк из-под обломков какой-то контейнер размером, по человеческим меркам, с большую комнату, поднёс его ко рту и надавил, как морячок Попай, открывающий банку с консервированным шпинатом. Ему в рот упало что-то серое, с металлическим отливом. Годзиро проглотил свой самый-самый деликатес и уселся на задние лапы с довольным выражением на морде. Буквально через секунду в куполе началось что-то невообразимое. Изображения на всех экранах разом пропали, сменившись пляской безумных красок в лучших традициях кислотного трипа. Молочно-белые стены покрылись сеткой раздувшихся кровеносных сосудов, пульсирующих ядовито-зелёным. Резкий высокочастотный вопль разорвал пространство. Иисус и Сэмпл зажали уши руками, а мистер Томас едва не забился в судорогах – потому что не мог закрыть уши руками за неимением последних. Этот убийственный крик длился, наверное, минуты полторы, а потом резко стих. Мистера Томаса явно подташнивало.

– Ненавижу, когда он жрёт радиоактивные материалы. Наверное, из-за них у него опухоли и развиваются.

Сэмпл, как только немного пришла в себя, сразу же обернулась к Иисусу. Пусть мистер Томас считает её мстительной, нетерпеливой, придурочной и назойливой. Она так ждала этой минуты, что не успокоится, пока не увидит: Анубис своё получил.

– Ладно, он получил своё лакомство, а теперь пусть идёт и займётся делом.

Иисус покачал головой:

– Ничего не получится.

Сэмпл не поняла:

– В каком смысле?

– Боюсь, наш большой и зелёный друг сейчас захочет вздремнуть.

– В каком смысле – вздремнуть?

Мистер Томас, который тоже слегка оклемался, поспешил объяснить:

– Обычно, когда он наестся урана, его клонит в сон. Особенно если уран обогащённый.

– Ему нельзя сейчас засыпать.

Иисус пожал плечами:

– Мы всё равно ничего не можем сделать.

На экранах снова возникло нормальное изображение, и Сэмпл увидела, что Король Ящеров и вправду какой-то вялый и сонный. Зато она сама была на грани истерики.

– А нельзя его как-то взбодрить? Электричеством двинуть… ну, я не знаю.

Иисус опять покачал головой:

– Двинуть-то можно. Но он вряд ли почувствует.

– Вы на экран посмотрите! – Сэмпл указала на центральный экран, на два самолёта, что спускались на крышу, где стоял Анубис со своей свитой. Это были какие-то странные самолёты, в форме луковиц, с короткими, словно обрубленными крыльями и огромными турбинами. Красный с серебряным фюзеляж был оформлен в стиле арт-деко. Выходит, Анубис не такой уж и идиот. Придержал туз в рукаве.

Сэмпл заорала в бессильной ярости:

– Этот мудак сейчас улетит! После всего, что было… – Её голос сорвался. – Он, блядь, улетит!

* * *

Джим оглядел ледяную пещеру. Действие опиума прошло, окончательно и безвозвратно. Было холодно; он весь продрог. Дыхание вырывалось из носа облачками пара. Вокруг него громоздились какие-то изломанные ледяные фигуры, напоминавшие струи застывшего водопада, которые надломились под собственным весом, застыли снова и так и остались в глубоких трещинах и разломах – следах некоей давней кинетической агонии. Кажется, именно так выглядит одна из лун Нептуна? Нестабильная настолько, что постоянно растрескивается и крошится, но при этом настолько холодная, что немедленно застывает иглистым шаром из льда. Доктор Укол сидел на выступе в ледяной скале, на высоте футов в двенадцать-четырнадцать от дна пещеры – сидел, положив ногу на ногу, и курил длинную тонкую сигару, дым от которой растекался почти горизонтально в промёрзшем воздухе. У него на плечах и на чёрном цилиндре лежала белая наледь инея.

– Мы сейчас в самом сердце Ада. То есть прежнего Ада. Здесь Люцифер, заключённый в цельную глыбу льда, отбывал наказание после своей достопамятной ссоры с Богом.

Джим огляделся:

– Что-то я его не вижу.

– Я же тебе говорю: так было прежде. Сейчас все по другому.

– А где сейчас Люцифер?

– В казино, вероятно. Режется в покер с Доком Холлидеем.

– Док играет с самим Князем Тьмы?

– Док всегда любил испытать себя.

– Но играть с Сатаной?!

– Вполне в духе старой традиции, n’est-ce pas[59]59
  разве нет, не так ли? (фр.).


[Закрыть]?

Джим кивнул:

– Да, наверное. Но мне показалось, я видел Дока в том опиумном притоне.

– Док, говорят, обладает способностью находиться сразу в нескольких местах одновременно. Ладно, давай я тебе перечислю альтернативы. – Доктор Укол достал из кармана кожаный портсигар с серебряными застёжками. – Закуришь?

Джим кивнул:

– Почему бы и нет?

Укол бросил Джиму сигару. Тот ловко поймал её на лету и прикурил от огонька, который зажёг у себя на большом пальце. Дым был приятным на вкус, и Джим тихо порадовался про себя, что он не опозорился перед полубогом – не уронил сигару и с первого раза высек из пальца огонь. А тем временем полубог обвёл ледяную пещеру широким жестом, как риелтор, охмуряющий потенциального покупателя.

– Эта пещера могла бы стать твоей крепостью одиночества.

Джим с недоумением взглянул на доктора:

– Ты что, предлагаешь мне записаться в супермены?

– Такой вариант тоже не исключается.

– Это что, пункт первый в длинном списке искушений?

– Ну, не совсем искушений…

– Тогда объясни.

– Всё очень просто. Ты был звездой, потом начал пить, потом сел на иглу – стало быть, ты теперь мой. И я просто пытаюсь придумать, что мне с тобой делать.

– И вроде как примеряешь меня к самым разным мирам, типа, впишусь ли я в этот контекст?

– Вот именно, mon ami.

* * *

Глаза у Годзиро закрылись, и центральный экран погас.

Но на боковых экранах было видно, что два самолёта, облетев Короля Ящеров по широкой дуге, уже спускались на крышу дворца, чтобы забрать Анубиса и его свиту. Сэмпл была вне себя от ярости. Она даже ударила кулаком по экрану, когда самолёты стали спускаться. – Нет. Нет. Нет.

Мистер Томас флегматично изрёк:

– Жизнь всегда лотерея, даже в Посмертии.

– Слушай, давай без избитых банальностей, а?

– Невозможно всегда выигрывать.

– Да, блядь, хоть бы раз выиграть.

Иисус отложил в сторону бесполезный теперь пульт и откинулся на спинку дивана. Похоже, он тоже смирился, что Анубис от них уйдёт.

– Жалость к себе – недостойное чувство.

– Да ебись оно в рот. Вам легко говорить. Вас этот урод-психопат не трахал.

Мистер Томас качнул рогами:

– За что мы безмерно ему благодарны.

– И это не вас едва не разорвало на части при взрыве его идиотской бомбы.

Иисус, похоже, обиделся:

– Если б не эта дурацкая бомба, мы бы не встретились.

– Ты это уже говорил.

– Но это же правда.

– Тогда я тоже повторюсь: и какая мне с этого радость? Сижу тут с вами, в этом мудацком костюме…

Мистер Томас обернулся к ней:

– А мне, кстати, нравится твой костюм.

– Вот, бля, ты его и надень. Он совершенно кретинский. Я в нём полуголая. И в нём неудобно. Везде тянет и режет, а эти ублюдочные сапоги вообще не приспособлены для ходьбы.

Пока Сэмпл психовала, матеря злую судьбу, а заодно и Иисуса, и мистера Томаса, мощный храп пробежал дробным эхом по куполу. Для Сэмпл это стало последней каплей.

– Он что, и вправду заснул?!

Иисус сладко зевнул:

– Боюсь, что так.

– Если б ты был настоящим мессией, то что-нибудь сделал. А не сидел бы здесь, в опухоли у него в мозгу, в компании какого-то козла. Иисус Христос, распятый за грехи наши? Да если бы тебе грозило распятие, ты бы сбежал сломя голову. Едва завидев крест и трёх римлян с гвоздями. Только тебя бы и видели.

– Грубость и хамство – ещё более недостойные веши, чем жалость к себе.

Сэмпл сжала кулаки. На этот раз она точно врежет ему по морде, этому лже-Иисусу. Может, фингал под глазом или разбитый нос слегка поубавят его непомерное самодовольство. Дрочила притыренный. Но тут снова включился центральный экран. Сэмпл застыла на месте:

– Что происходит?

– Кажется, он проснулся.

Самолёты уже приближались к крыше, где ждали Анубис, его придворные, стражники и гарем.

Мистер Томас первым сообразил, что к чему:

– Это из-за самолётов. Он ненавидит летательные аппараты.

Купол задрожал, и Иисус схватился за пульт. Он с упрёком взглянул на Сэмпл:

– Я сделаю, что смогу, хотя, если честно, ты этого не заслуживаешь – после всего, что только что наговорила.

Годзиро поднялся на ноги и рванул за самолётами. Те попытались как-то уклониться и подняться повыше, но у них ничего не вышло. Взбешённый Король Ящеров догнал их в два мощных прыжка, схватил ближайший к себе самолёт – просто выдернул его из воздуха, в буквальном смысле слова, – и раздавил в своей огромной трёхпалой лапище. Увидев, что стало с первым самолётом, пилот второго резко пошёл на разворот, одновременно пытаясь набрать высоту, чтобы Годзиро его не достал. Но ему не хватило ни скорости, ни манёвренности. Гигантский ящер ухватил самолёт за хвост. Пилот предпринял отчаянную попытку спастись – открыл дроссель до предела в надежде, что ему удастся вырвать самолёт из лапы чудовища на одной только мощности двигателя. И это сработало. Но лишь отчасти. Мотор натужно взревел, завертевшись на недопустимых оборотах, и вместо того, чтобы вытащить весь самолёт, вырвался сам, раскурочив всю переднюю часть самолёта. Задняя же часть так и осталась в руке у Годзиро. Лётчик выпал из развороченной кабины и полетел вниз, к земле, словно лист, сорванный с дерева ветром. Годзиро проводил его взглядом, но безо всякого интереса. Потом он хлопнул свободной рукой по ладони, где у него был второй самолёт, и расплющил его в лепёшку.

Сэмпл наблюдала за происходящим, затаив дыхание. Даже Иисус с мистером Томасом не на шутку разволновались, болея за Большого Зелёного.

– Молодец. А теперь – на людей. На людей на крыше.

Словно для того, чтобы порадовать Сэмпл, на одном из боковых экранов возник крупный план потенциальных жертв, то есть Анубиса со товарищи. Сэмпл с удовольствием отметила про себя, что бог-царь Некрополиса был на грани истерики, отнюдь не божественной и не царской. Он нервно расхаживал взад-вперёд, бесновался в бессильном гневе и явно жалел, что не может казнить виновных, поскольку единственный виновник всех его теперешних бед был слишком большим (и зелёным), абсолютно неуязвимым и неприступным. Годзиро, с другой стороны, по-прежнему не замечал Анубиса и его свиту. Или просто не обращал внимания на такую мелочь.

– Ну давай, сцапай его, идиотина.

Разумеется, Король Ящеров не мог слышать Сэмпл, так что она обратилась к Иисусу:

– Можешь что-нибудь сделать, чтобы он их увидел?

Иисус нажал пару кнопок на пульте и покачал головой:

– Похоже, они ему неинтересны.

Сэмпл опять разъярилась:

– Тогда сделай так, чтобы они стали ему интересны.

Иисус вяло потыкал в кнопки, но без результата.

– Нет. Ничего не получится.

– Вот, блядь, никчёмное существо. – Сэмпл не стала уточнять, кого конкретно она имела в виду: Большого Зелёного, или Иисуса, или обоих сразу.

– Погоди-ка минутку. – Мистер Томас кивнул на экран, где теперь был крупный план Анубиса. Бог-царь Некрополиса что-то кричал своим стражникам с автоматами. Хотя в купол передавалась картинка без звука, было понятно, чего хочет Анубис. Он, очевидно, решил, что чудовище всё-таки не так неприступно и неуязвимо, каким кажется на первый взгляд. Стражники подошли к краю крыши, выстроились в два ряда и подняли свои автоматы. Все, как один.

Сэмпл уже не могла сдерживать возбуждения.

– Нет, вы посмотрите, что удумал. На Годзиро – с какими-то автоматами. Нет, он точно придурок.

* * *

Джиму следовало догадаться, что следующим на очереди будет кладбище. Боль в расщеплённом на молекулы теле, опиумный притон, замёрзшее сердце ада – так почему бы ещё и не кладбище? Джим уже ничему не удивлялся. В следующий раз он мог оказаться зародышем внутри материнской утробы – ни капельки бы не удивился. В видениях, которые разворачивал перед ним Доктор Укол, не было никакой системы. Джим не верил, что «добрый Доктора подыскивает для него подходящий мир, вроде как маленький персональный ад. Или рай – как посмотреть. Может быть, его просто затягивало в некий глубокий „завёрнутый“ мир, посмертный вариант приходов от жёстких наркотиков. Но это тоже – всего лишь догадка. Кладбище было изысканно католическим, с белыми мраморными ангелами, что закрывают руками глаза в своей белой мраморной скорби и плачут белыми мраморными слезами. Семейные мавзолеи с колоннадами и галереями напоминали барочные соборы, а монументальные надгробные камни сделали бы честь и знаменитому графу из Трансильвании. Унылые плакучие ивы и зловеще скрюченные сосны нависали над каменными крестами, так тесно лепящимися друг к другу, что проходы между могилами были похожи на узенькие переулки какого-то тёмного миниатюрного города в синей подсветке блуждающих огоньков, что заманивают одиноких путников на погибель. В небе светили звёзды – россыпь немигающих белых точек.

– А это правда имеет значение?

– Похоже, что там ребёнок.

– Карлик, которого укусил ядовитый паук.

– А нас они видят?

– Тебя – да. Отчасти.

– Как – отчасти?

– Они думают, что ты – привратник у входа в Подземный мир. Если ты тут задержишься, тебе поднесут традиционное возлияние. Сразу предупреждаю, штука убойная. Пара порций – и сносит так, что потом долго и себя не придёшь.

– Почему у меня вдруг возникло нехорошее подозрение, что это самое погребальное возлияние – из тех опасных хреновин, которые быстро становятся вредной привычкой?

Доктор Укол улыбнулся кривой улыбкой, насколько это вообще возможно для голого черепа.

– Видимо, ты хорошо меня знаешь.

– Я начинаю вспоминать.

Джим заметил, что возглавлявшая процессию женщина несла в руках золотой потир. Искушение попробовать это самое «возлияние» было, честно сказать, велико.

– Но я не привратник у входа в Подземный мир.

Доктор Укол стряхнул с рукава мелкую бриллиантовую крошку, как будто отряхивал пыль. Откуда она у него, интересно? Звёздная пыль с огромного неба, которое тоже всего лишь символ?

– Но ты можешь им стать, если хочешь. Я думаю, эта штука тебе понравится. Попробуй.

– Что-то не хочется.

– Становиться привратником или попробовать возлияние?

– Ни того, ни другого.

Женщина с золотым потиром направилась прямо к Джиму. Доктор Укол посмотрел на него острым, пронзительным взглядом:

– Ты точно не хочешь попробовать?

Джим покачал головой:

– Не хочу. Даже ради карлика, которого укусил ядовитый паук.

– Я думал, что ты никогда не откажешься. В смысле – попробовать новый возбуждающий препарат.

Джим опять покачал головой:

– Я и так на взводе.

– Что, боишься?

– Пытаешься взять меня на «слабо»? Чтобы я всё-таки это выпил? Ничего у тебя не получится.

– Ты меня уже не боишься, да?

– Кстати, насчёт того, что ты подбираешь мне подходящий мир… это ты так сказал, просто? А если по правде, то всё это бред собачий?

Глаза Укола на миг вспыхнули красным и опять почернели.

– Я первым спросил.

– Боюсь я тебя или нет?

– Ну да.

– Нет. Теперь, кажется, не боюсь.

– Но, когда убегал от меня, боялся?

– Боялся.

– С этим надо что-то делать.

Доктор Укол поднял руку в белой перчатке, щёлкнул пальцами, и Джим не успел даже моргнуть, как очутился в тесной, ярко освещённой камере, с обитыми войлоком стенами.

* * *

По команде Анубиса солдаты открыли огонь, и Сэмпл подумала, что надо отдать им должное: они же наверняка понимали, что вся эта затея – форменное самоубийство, но при этом держались героически, даже можно сказать, героически стильно. Они встали в два ряда. Второй ряд стрелял стоя, первый – опустившись на одно колено. Даже нубийцы с их бутафорскими церемониальными копьями внесли свой посильный вклад в дело защиты бога-царя: они носились по крыше короткими перебежками и с разбегу метали копья в гигантского ящера. Копья даже не долетали до цели, а пули не причиняли Годзиро никакого видимого вреда. Зато они привлекли его внимание к людям на крыше. Сэмпл покачала головой:

– Надо же быть таким самонадеянным идиотом. Это я про Анубиса.

У Годзиро был такой вид, будто он тоже не верил, что такое нахальство вообще возможно. Первая автоматная очередь попала ему в правый бок, когда он тихо-мирно дремал, переваривая свой деликатесный уран. Король Ящеров открыл глаза, моргнул пару раз и повернул свою гигантскую голову. Второй залп попал прямо в морду – сорванные пулями чешуйки посыпались ему на плечи, словно перхоть размером с большую обеденную тарелку. Если сначала Годзиро проявил лишь поверхностный интерес, то теперь он взбесился уже не на шутку. И даже как будто слегка опешил от такой вопиющей наглости. Он передёрнул плечами и резко поднялся на ноги.

– ГГГРРРРРРРРРОООООААААРРРРРВВВ!

И снова Сэмпл подумала про себя, что отчаянная храбрость солдат Анубиса достойна всяческого уважения. Даже перед Годзиро – во всём его монументальном великолепии и бешеной ярости – они не побросали оружия и не бросились наутёк. Они стояли, плотно сомкнув ряды, и продолжали стрелять – что явно бесило Большого Зелёного. Как человек, который в приступе гнева сметает с полки фарфоровые безделушки, Король Ящеров взмахнул рукой и буквально одним движением сбросил с крыши солдат Анубиса. А тем временем на заднем плане никем не замеченный – даже Сэмпл – хранитель снов потихоньку исчез. Исчез в прямом смысле слова. Испарился. Растаял в воздухе, оставив после себя только серый плащ, опавший на каменную кладку крыши. Не в силах противиться искушению покрыть себя славой героя, кто-то из нубийцев метнул в Годзиро копьё. Последнее копьё, последний бросок – отчаяния. И он попал в цель – прямиком в левый глаз Годзиро. Годзиро даже не поморщился: сморгнул копьё, как соринку, и протянул руку к незадачливому храбрецу. Он почти бережно взял его двумя пальцами, указательным и большим, поднял с крыши, поднёс к глазам, повертел и невозмутимо сжал пальцы, раздавив несчастного, как клопа.