Текст книги "Ледник"

Автор книги: Михась Южик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

17

Отдав честь встретившим их солдатам и офицерам, полковник приказал взводу перебегать из автобуса в подъезд, отправив впереди майора Джобовича. Вскоре и сам Нэш замыкающим проник в непонятное здание и пошагал по сумрачному переходу. Но не прошло и двух минут, как они оказались в помещении, довольно большом, но тоже освещаемом скупо. Взвод остановился, и полковник поспешил в его голову.

Их встречали офицеры самых высших чинов во главе с комендантом – генералом Малиновским, грузным человеком в годах с одутловатым лицом, на котором форма, отметил Нэш, сидела чрезвычайно неважно. К тому же генерал весь трясся в волнении, приветствуя Дэвида. Этот несчастный пережил не одну бессонную ночь, бесконечно страдая от мысли, что положение ухудшается с каждой минутой. Очевидно, он готов был вцепиться в полковника как в спасательный круг. Или – как потерявшийся ребенок в мамину юбку. Такая детская беспомощность этого высокопоставленного мужа изумила полковника. И одновременно обрадовала, поскольку позволяла сразу взять быка за рога – стать фактическим правителем города.

– Генерал, – хмуро, нарочито строго проговорил Нэш, – нельзя ли нам с вами уединиться и побеседовать?

– Да-да! Конечно! – высоким голосом, нервически вскричал генерал Малиновский.

– Пожалуйста, сюда, вот в эту зеленую дверь. – И генерал собачкой побежал впереди полковника, угодливо открыл дверь и вошел в помещение только после Нэша.

Это оказалась довольно уютная комната, уставленная вдоль стен диванами, увешенная зеркалами, с прекрасным мягким ковром посредине. Полковник Нэш первый попрал его весьма нечистыми сапогами.

– Господин генерал, – разваливаясь на диване, кладя ногу на ногу, начал Нэш (комендант остался стоять перед ним). – Прежде чем выслушать от вас текущую ситуацию, я хочу сразу же высказать свои претензии. Да, высказать их с места в карьер, чтобы никаких недомолвок между нами не было впредь.

– Внимательно слушаю вас. – пролепетал потерянный, продолжавший стоять перед полковником правитель славного города.

Из-под фуражки, венчавшей его плешивую голову, тек пот, струился по лицу, мазал воротник. «Бедняга.» – с искренним сожалением подумал Дэвид. И все-таки продолжил в таком же хозяйском тоне:

– Генерал, не сочтите за резкость, но я просто возмущен приемом, оказанным моей команде. Нам не удосужились подать автобус к самому поезду, и мы метров триста маячили на почти открытом пространстве. И это взвод, призванный проводить серьезнейшую операцию! Как это понимать?

Генерал собирался промямлить что-то в ответ, но Дэвид его не слушал.

– Мало того, коль скоро нас повели в такую даль до автобуса, то следовало скрыть нас от глаз праздной публики. Думаю, вам доложили уже. Но, если не знаете, повторю, что какой-то досужий сумасшедший выпрыгнул на самой середине пути к автобусу. Как это допустили?! Ответьте! – сурово наставлял коменданта Нэш. – Если даже сумасшедший может оказаться на пути секретного взвода, выкрикивая проклятия в нашу сторону, то, подумайте сами, могли бы перескочить этот пустяковый забор разбойники, терроризирующие весь ледник? А? Это нехорошо, генерал. Очень нехорошо. И очень жаль, что сразу по прибытии я вижу непорядок, халатность. Не потому ли вы, распоряжаясь тысячами людей, не можете ликвидировать горстку животных в военной форме? Да ваши люди просто ожирели здесь, в этой империи развлечений! Они забыли, что такое настоящая жизнь. Которая, позвольте сказать, есть постоянная борьба. Борьба с напряжением всех физических и моральных сил. Да! Ваши люди разболтались, разбаловались, вылавливая пьяных обывателей по притонам. Их потолок – это унять банальную поножовщину. И то, уверен, даже с этим они не справляются в должной мере.

Нэш распалялся с каждым словом и невольно упивался своим превосходством.

– Посему, – продолжал он, – вам надлежит навести порядок в каждой мелочи. Запомните, в такой операции нет мелочей. И если господин Президент приказал вам обеспечить полную секретность операции, то вам придется ее обеспечить. У моего взвода должны быть лучшие условия для работы и проживания. Никаких проверок, никаких препятствий нам не чинить! В противном случае я буду докладывать наверх, у меня прямая связь с Министром Госбезопасности!

– Позвольте, полковник Нэш. Позвольте сказать, – генерал тужился изобразить гордость и достоинство на полном безвольном лице.

– Говорите, – смягчился Нэш и заметил: – Мне удобнее будет с вами разговаривать, когда вы сядете. Извините также за горячность в моих словах. Но войдите в мое положение. Весь день на нервах, и тут эта нелепость на вокзале!..

– Понимаю вас, господин полковник, ох как я вас понимаю! Не досмотрел. Виновные будут наказаны. Я же сам себя наказал тем, что был совершенно не готов. понимаете. не готов к этим ужасающим взрывам, к разбою. Мы мирные люди. и отвыкли. Впрочем, не будем об этом, – пытался взять себя в руки расстроенный генерал. – Поверьте, больше такого не повторится. Вам и вашим подчиненным создадут идеальные условия для работы и отдыха. Ведь вы, полковник, – наше спасение. – На глазах несчастного коменданта выступили слезы. – Вы еще не знаете этого, господин Нэш, но сегодня ночью произошло новое, самое серьезное событие.

– Да?! – даже вздрогнул полковник и повернулся на диване лицом к генералу.

– Да. Три часа назад террористы попытались вырваться из города по тоннелю Берлин-Париж. Сразу вас успокою – это не удалось. Бригада охраны стояла насмерть. Подмога подоспела стремительно. Но негодяям удалось улизнуть назад в город. Убито семь наших бойцов. Пятеро ранено.

– У-у! – Нэш простонал и взялся за голову.

– Но! – спешил его успокоить генерал Малиновский. – Убита одна нео-обезьяна, горилла огромных размеров. И две обезьяны точно ранены. Их уволокли товарищи. Они скрылись в подземных ходах. Это досадно. Но следы крови и анализы, проведенные экстренно, доказывают, что еще одна горилла и один шимпанзе ранены, и серьезно. Убитая же горилла сейчас в морге, проводится секретное вскрытие, анализ.

– Да какой к черту анализ, господин комендант! – взорвался Дэвид. – Банда скрылась, потери ваших сопливых бойцов снова чудовищны. И на другую чашу весов вы бросаете только тушу одной убитой гориллы?! Да отморозки каждую секунду могут выскочить в любой точке города. И поверьте, разгневанные потерей товарища, они станут еще решительнее и жесточе!

– Но позвольте, полковник.

– Нет, я этого решительно не могу позволить, господин генерал! Потому как не могу больше смотреть и слушать, как бравая подледниковая гвардия обс. ся в войне с тремя десятками террористов. Теперь уж извольте слушать меня. Скажите, почему, зная, что негодяи могут делать попытки вырваться за пределы Берлина, вы не организовали надежную охрану в тоннелях? Это что за пафосное «бригада охраны стояла насмерть»?! Да на каждом выходе из города должны стоять отряды вдвое, а то и втрое превышающие численностью поганую банду. Это так трудно было организовать?! Или у вас не хватает людей?! Отчего же тогда группы бездельников слоняются по городу, будто бы кого-то от чего-то там охраняя? Неужели три дня террора не убедили вас в том, что выбранная вами тактика проигрышная? Толпы полиции и верзил с автоматами бродят по городу днем и ночью, а обезьяны появляются там, где захотят, и расстреливают, и взрывают. А? Это очень нехорошо, генерал. Я вынужден буду доложить Министру Госбезопасности об упущениях, прямо-таки бросающихся в глаза с первого шага.

– Прошу вас, господин полковник. – Потное лицо коменданта побелело от ужаса.

– Прошу вас, дайте мне еще двое суток. Я растерялся. у нас совершенно нет опыта. Вместе с вами мы выработаем убедительную тактику. мы предупредим новые теракты… мы.

– Единственное, что оправдывает не только вас, господин генерал, но и все военное руководство – это объективное отсутствие опыта именно в такой ситуации. Вернее, это немного смягчает вашу вину. Вину перед убитыми и растерзанными, господин комендант! Но только немного, очень немного смягчает. И поверьте, когда я буду докладывать министру о ситуации, я всеми силами постараюсь вас обелить. Но и не докладывать, поверьте, я не могу. От меня ждут этого доклада. В то же время, как честный воин и гражданин, я не могу закрывать глаза на то, что их безжалостно режет. Начиная с приема, оказанного моему взводу, когда он мог быть просто расстрелян одним махом, и кончая тем, что я вижу растерянность в ваших глазах, генерал. И всего военного руководства тоже. Вы деморализованы. И если не приведете себя и своих подчиненных в чувство, вас всех придется уволить. Я буду лично ходатайствовать об этом. Возьмите себя в руки. Это перво-наперво. А во– вторых, поскольку я вижу состояние военного руководства и состояние дел в городе, то требую, чтобы буквально все военные мне подчинялись беспрекословно. У вас нет человека, способного взять ситуацию под контроль. Я стану этим человеком.

– Но как же.

– Нет, господин генерал, выбор за вами. Или сию минуту я выхожу на министра и честно докладываю истинную ситуацию, или мы с вами идем на следующий компромисс. Номинально все будет так, как и раньше, но все вопросы по организации охраны людей, по поимке и уничтожению террористов вы должны согласовывать со мной. Ни одно решение не должно приниматься без моего одобрения или без моей подписи. Постарайтесь внушить это своим подчиненным. Иначе это будет бардак. Три дня террора привели вас в состояние ступора. И чтобы вывести из него город, нужна жесткая централизация. Вот почему, а не из-за каких-то тщеславных соображений, я требую, чтобы все военные мне подчинялись безоговорочно. Мои бойцы с зелеными маячками на плечах должны ходить по городу беспрепятственно. Объясните это как можно строже.

– Это уже давно сделано, полковник Нэш, – проворчал немного обиженный комендант.

– А вы сделайте это еще лучше! Объявите, например, что за ненамеренные и преднамеренные помехи, созданные кем бы то ни было мне и моим бойцам, полагается, например, пять, нет, десять суток холодного карцера! Именно карцера, генерал! Я требую этого, поскольку отлично знаю природу людей. Простые уговоры и посулы на них мало действуют. Страх наказания – вот, что управляет людьми. Поэтому лично переговорите со всеми командирами гарнизонов и потребуйте, чтобы они довели каждому бойцу о моих условиях. Никаких препятствий мне и моим бойцам! И одновременно – всемерное нам содействие. Только так мы с вами сработаемся, господин комендант. И только так я готов закрывать глаза на многие упущения, которые тут заметил. Я прикрою вас перед Министром Госбезопасности (который, уверяю вас, уже рвет и мечет). Но и вы мне всей душой помогайте. Только в связке, во взаимной дружбе и преданности мы одолеем вероломную банду.

– Я очень рад это слышать, господин полковник. – Генерал опять старчески прослезился и тронул Дэвида за плечо. – Поверьте, я сделаю все от меня зависящее.

– В свою очередь, я тоже очень рад это слышать. Чувствую, мы сработаемся. – Нэш искренне улыбнулся обнадеженному коменданту. – А теперь, когда все недоразумения озвучены, когда мы нашли общий язык, давайте оговорим некоторые вопросы. А именно: все четыре выхода из Берлина должны быть надежно заблокированы. Потому как если банда вырвется из города, то сыскать ее будет почти невозможно. Наша сила именно в том, что знаем по крайней мере участок, где искать подлецов. Поэтому – жесткая блокировка выходов. Отрядить туда по сто самых лучших бойцов, в кратчайшие сроки наладить там условия для питания и отдыха. Как это будет сделано – я знать не хочу. Но в пять часов вечера я лично объеду все посты и, поверьте, буду очень придирчив. – Нэш лукаво подмигнул генералу. – Это первое. Второе, не менее важное – организовать надежную охрану всех подступов, всех подъездов, подходов и подлазов к четырем выходам. Замуровать все выходные отверстия из канализации вблизи пятисот метров от выходов. А для этого связаться со специалистами и в строгом соответствии с документами замуровать именно всевыходы. Если хоть один будет не замурован, вся наша работа – насмарку. Лично контролируйте этот процесс, господин генерал.

– Не сомневайтесь. – Комендант все более и более приободрялся от решительной речи полковника.

– Отлично. Я сам постараюсь с картой канализационных люков проверить выполнение. Поэтому пусть не разочаруют меня ваши люди.

(Тут Нэш хитрил – у него просто не будет времени на такую проверку. Но попугать генерала стоило!)

– Теперь оговорим следующий вопрос, – продолжал энергичный полковник. – Хм. мы с вами должны понимать, что дальнейшие жертвы будут. Террористы не пойманы, люди продолжают ходить по городу и веселиться. Это, конечно, напоминает пир во время чумы, но иного выхода у нас нет. Если их запереть по домам – начнутся недовольства, бунты, панические настроения. Более того, не думаю, что сидящие взаперти граждане подвержены меньшей опасности, чем те же граждане развлекающиеся. Ведь цель террористов – поселить страх. А сидящие взаперти – уже в огромной мере деморализованы. Да и, согласитесь, проникнуть в любую комнату, в любой гостиничный номер и начать убивать – для обученных обезьян, которые не ведают сомнений и страха, – почти то же самое, что расстреливать людей на улицах, в ресторанах и публичных домах. Понимаете?

– Отлично понимаю, полковник Нэш. – На лице недавно раскисавшего генерала появилась даже решительность.

– Вряд ли мы намного понизим процент убийств, заперев людей по их норам, – как бы рассуждал вслух Дэвид. – Да и охранять каждую дверь – нереально. А пустить ракетницу в окно – для террористов плевое дело. Да, генерал, надо бы задраить все канализационные люки вблизи крупных гостиниц – чтобы какая-нибудь обезьяна не выпрыгнула из-под земли и не пустила бомбу в окно. Посему прилегающие к гостиницам и увеселительным заведениям площади надо патрулировать очень тщательно.

– Они уже патрулируются.

– Значит – плохо! – опять разгневался Нэш. – Значит, плохо патрулируются, господин генерал. В противном случае мы не имели бы столько жертв. Я решительно настаиваю усилить охрану вдвое. Запомните, негодяям не нужны малолюдные места. Им не нужны убийства сами по себе, но – убийства, сеющие страх, убийства, совершаемые на глазах у сотен и даже тысяч людей. Убийства, которые невозможно замолчать, весть о которых мгновенно разносится по городу, расползается по леднику и выходит за его пределы. Вот что нужно разбойникам.

– Я понимаю.

– Мы все очень хорошо понимаем, господин комендант! – бурчал Нэш. – Вот только претворять это понимание в жизнь у нас не всегда выходит. А знаете, какое решающее преимущество у нео-обезьян перед нами? В том, что они совершенно ничего не боятся. Страх как понятие у них отсутствует напрочь. А именно страх перед будущим – злейший враг человека. Если бы у всех граждан Берлина мы каким-то образом выключили этот постылый страх – то, поверьте, террористы убрались бы отсюда не солоно похлебавши. Главарь банды именно страхом нашим питается. Причем не только страхом берлинцев, не только всех тех, кто находится под ледником в заточении, но и страхом всей Объединенной Европы. Ведь почти у каждого под ледником в данный момент находится родственник, близкий, приятель. И люди представляют себя на их месте. Ведь страх за собрата – это скрытый страх за себя.

– Да. – неумное лицо генерала пыталось изобразить процесс мышления, якобы идущий в его мозге и якобы поспевающий за философскими выкладками полковника.

– Хорошо, господин комендант, – Нэш встал, тем самым давая понять, что беседа подходит к концу; Малиновский тоже вскочил, – будем с вами работать. Не выходите со связи со мной днем и ночью. В какое бы время я вам ни просигналил – вы должны отвечать на звонки. Потому как наступает такое время, когда спать – смерти подобно. Это время неусыпного бодрствования. Держите все нити в своих руках. И докладывайте мне незамедлительно. В то же время не забывайте, что полномочия, данные мне Президентом, не требуют от меня, чтобы я держал вас в курсе своих планов. Это не в обиду вам будет сказано. Просто ситуация того требует. Я командую спецотрядом на спецзадании. И этим все объясняется! Прощайте, генерал.

– Он протянул руку. – Вернее, до скорой связи. Надеюсь, мой взвод будет устроен здесь наилучшим образом?

– Не сомневайтесь, полковник Нэш. Самым наилучшим! Ваших людей уже провели наверх в номера и в данный момент кормят завтраком. Вас же сейчас отведет туда мой адъютант.

– Отлично. Рад был познакомиться с вами, господин генерал.

– Взаимно!

– Служу Президенту! – выкрикнул Нэш.

– Служу Президенту! – вторил ему комендант.

18

Вечером, за несколько часов до того, как команда бравого полковника Нэша прибыла на берлинский вокзал, служащий нотариальной конторы Мегаполиса Стивен Ленди решил хорошо отдохнуть – не смотря, а скорее вопрекисобытиям последних трех дней.

В эти три дня насмерть перепуганный за себя, жену и детей, господин Ленди практически не просыхал. Начиная утро с трех бутылок черного пива, он пополнял содержание алкоголя в крови на протяжении дня и заканчивал этот день поллитровой бутылкой виски. Но алкоголь, как известно, не слишком хороший помощник в стрессовых ситуациях, поскольку в момент протрезвления человек обычно испытывает многократно усиленный стресс. Что ведет до приемов новых, все более мощных порций алкоголя. Получается замкнутый круг, и Стивен Ленди осознал эту опасность, выпив на третий день запоя в обед очень большую дозу. Несмотря на хмель в голове, нотариус сильно перепугался, и решил завязать.

Но как это делать, если тебя гнетет постоянный страх? Страх от слухов о новых и новых преступлениях террористов, слухов, которые разрастались в городе с неимоверной скоростью. О новых жертвах, о кошмарных обезьянах в солдатской форме говорили повсюду – в барах, на трибунах спортивных арен, в ночных клубах, даже в стоматологических поликлиниках и магазинах. Это было невыносимо. Как ни «затыкал» господин Ленди уши алкоголем, как ни пытался он ни с кем не общаться – избежать поганых устрашающих слухов не получалось.

О событиях в Берлине говорило буквально все – опустевшие ночью улицы, напуганные лица людей, настороженные глаза охранников и солдат, которых стало в городе вдруг крайне много. Нельзя было и десяти метров пройти, не упершись взглядом в какой-нибудь отряд с автоматами, пистолетами, винтовками и кинжалами. Стивен Ленди страшно от этого страдал. А еще от того, что такой долгожданный, заслуженный и так здорово начавшийся отпуск под ледником вдруг омрачился и стал чуть ли не пыткой.

Поэтому, с детских лет ненавидя приступы меланхолии и тоски, Стивен всячески старался себя занять. А занять себя в Империи Развлечений можно было, конечно же, развлечениями. И только ими.

Но еще в Мегаполисе, задолго до отъезда под ледник, Ленди поклялся себе не иметь сношений с другими женщинами, как это он позволял себе ранее. И дело тут было не в каких-то особенных нравственных убеждениях, а в болезни жены. Клер, тридцатилетней цветущей женщине, во время планового обследования был поставлен серьезный диагноз. А именно скоротечный пиелонефрит, за полгода практически уничтоживший одну почку. Это была катастрофа. Да и прогнозы врачей, несмотря на выдающиеся достижения медицины, не утешили. Надо было готовиться к пересадке сначала одной, а потом и второй почки, в которой тоже начался процесс.

Это известие буквально прибило несчастного нотариуса, который, как оказалось на поверку, жену свою чрезвычайно любил. И это несмотря на свой эгоизм и очень скупые проявления нежности в протяжении всех десяти лет их брака. Особенно напугало нотариуса то, что он может остаться один. Как оказалось, он был совершенно неприспособленным к жизни. А главное, абсолютно не знает, как в таком случае воспитывать детей, как поднимать их на ноги. О детях все девять лет заботилась только жена. Он же был третьим, великовозрастным ее ребенком. Капризничающим, обижающимся, требующим. Причина тут была, видимо, в том, что Стивен до двадцати семи лет был единственным, балованным ребенком своих родителей, этаким маменькиным сынком. До двадцати семи лет, пока не женился на Клэр, которая сразу же взяла на себя функции его матери.

И вот по коварному зигзагу судьбы через несколько месяцев, если все пойдет по худшему варианту, Стивен может остаться один с двумя детьми, девятилетней Лорой и семилетним Майклом. А это ужасно. Этого Стивен не хотел. Потому и дал зарок ничем не огорчать жену, предупреждать все ее желания, взять на себя часть хозяйственных функций, облегчить ее труд. И, ей-богу, уже несколько месяцев Стив делал это!

А еще он поклялся себе не изменять жене даже под ледником, в отпуске, победить своей волей и любовью к супруге саму Империю Развлечений. И целых десять дней он держался! Хоть так и подмывало отправиться в ближайший публичный дом, заказать себе какую-нибудь шуструю малолетку и пропасть в ее изощренных ласках на целую ночь. Но он не хотел огорчать жену. А потому только напивался, ходил покричать на стадионы, поскакать на концерты, проиграть лишние деньги на рулетке. На женщин не зарился.

Ночевал он всегда в гостинице, в постели с женой, которую, впрочем, уже несколько лет как женщину не хотел. Даже последние три дня, когда на ледник свалились беда и страх, он не позволял себе и в мыслях того, что можно забыться в объятиях проститутки и тем самым как бы ускорить время. Тем самым как бы быстрее и безболезненнее пережить дни, пока государство не справится с террористами.

Но вот сегодня в обед, выпив пол-литра виски, который наложился на несколько утренних бутылочек пива, Стивен Ленди понял, что начинает уходить в полную власть зеленого змия. И хоть в буферной зоне ледника его выведут из любого запоя и изрядно подлечат, прежде чем отправить в Мегаполис, – Стив не захотел доводить себя до скотского состояния. А поэтому и схватился за спасительную мысль: несмотря на все зароки и клятвы, сегодня же вечером пойти в дом разврата, взять проститутку, а лучше – как подсказала угодливая фантазия – несколько проституток и заняться с ними делами самыми развеселыми. И тем самым способствовать своему скорому выходу из запоя, а также снять сексуальное напряжение, накапливавшееся целых полгода – со времени прошлого отдыха под ледником, в Праге.

Таким образом, побродив после обеда с женой и детьми по городу, посетив баскетбольный матч, покатавшись на аттракционах, господин Ленди отвел жену и детей в гостиницу на Потцдамштрассе и сказал, что пойдет на часок, до наступления комендантского часа, в ближайший бар промочить горло. Однако в бар он не пошел, а сел на маршрутный автобус и проехал две остановки до Инвалидштрассе.

Выходя на тротуар, Ленди обратил внимание, что на огромных стрелочных часах, висевших на угловом здании, было двадцать минут двенадцатого. Времени оставалось мало. И если бы целью Стивена было выпить рюмку-другую в каком– нибудь злачном месте, то он успевал в обрез, потому как без пятнадцати полночь движение общественного транспорта прекращалось.

Но Стивен Ленди не собирался сегодня ночевать дома, с семьей. Повернув направо на Инвалидштрассе, он решительно зашагал в сторону знаменитого берлинского публичного дома, стоявшего третьим от угла. Семиэтажное, новой архитектуры здание дома разврата под названием «Вунштрам», высилось над приземистыми старыми зданиями улицы. Дом венчал, впрочем, сделанный на старинный манер остроконечный купол со шпилем. «Вунштрам» был освещен разноцветными огнями, за окнами, как было видно, кипела жизнь. Лился свет, мелькали фигуры и тени.

Стивен по прошлым своим посещениям неплохо знал устройство этого дома. На каждом этаже здесь находились просторные танцевальные залы, где можно было воочию оценить достоинства многочисленных проституток, выбрать себе по вкусу, уединиться либо сначала в ресторанную комнатку, либо уж сразу в номер, где ожидала постель. Для более сложных услуг предназначалась специальная комната, где опытный служитель предлагал, живописуя, разнообразные наслаждения, демонстрировал примеры на слайдах, показывал фотографии проституток как женского, так и мужского пола. Оплата происходила на месте, а номера для сложных интимных услуг располагались на седьмом этаже. Там были комнаты с саунами, банями, со спортивными тренажерами. Номера на несколько постелей или с огромной постелью на несколько человек для группового секса.

Пятый же этаж, как известно Ленди, был почти целиком предоставлен любителям подглядывания, где в специальных кабинках показывали махровые порнофильмы или живые сцены совокупления за стеклом. Там же находился зал, где читались профессиональные лекции по теории совокупления, прелюдий, оргазма и прочее. Там на полном серьезе, во внимательной тишине объясняли, как правильно совершать то или иное действие, подводя подо все научную основу. Это было занимательно. Стивен Ленди не однажды слушал здесь лекции и, надо сказать, значительно повысил свой образовательный уровень.

Но на этот раз, войдя в здание «Вунштрама» через парадный подъезд, где толпилось много народу и охраны, Стивен, оплатив в кассе начальный взнос, отправился к лифту, который в компании нескольких отдыхающих отвез его на седьмой этаж. На седьмом этаже, как и на первом, было весьма многолюдно и оживленно. Даже непривычно оживленно. Это объяснялось, видимо, тем, что многие, как и Ленди, спешили сюда до наступления комендантского часа, чтобы провести в колыбели разврата всю ночь. Ведь выпустят отсюда только в восемь утра, когда «рассветет», то есть когда под куполом вовсю загорятся лампы дневного света.

Зайдя в кассу седьмого этажа, Стивен долго изучал услуги и тарифы, присматривался, прикидывал, внимательно подбирал проституток. Спрашивал у служителя об их достоинствах и характере. Он решил не зря потратить деньги и время. Выбор пал на двух совершенно разных девиц. Одна – тридцатидвухлетняя блондинка мощного телосложения, выше Стива, рост которого был всего 170 сантиметров. Сусанна, так звали эту крутобедрую барышню. Широкие плечи, огромные, но не рыхлые ляжки, сильные полные руки, довольно тонкая талия, оттеняющая мощные бедра, крутые обильные, колыхающиеся при ходьбе ягодицы, груди величиной с небольшой арбуз каждая.

Другая барышня, Ромина, двадцати одного года, была выбрана как бы в противоположность первой – довольно миниатюрная брюнетка 158 сантиметров ростом с некрупными, но выразительными формами тела. Относительно классических пропорций таз ее был чуть узок, а плечи широковаты. Ленди сказали, что в связке эти дамочки способны творить чудеса.

Поскольку заказываемые услуги носили несколько садомазохистский характер, то господин нотариус подписал документы, где указывалось, что публичный дом не несет ответственности за причиненные клиенту незначительные увечья. Незначительные в том плане, что это не переломы костей, не ушиб или разрыв внутренних органов, не оторванные уши и разодранный нос, а всего лишь синяки, растяжения, ссадины и царапины, которые при данных видах услуг неизбежны.

Когда Стивена Ленди провели в соответствующий номер, проститутки были уже там – в длинных, скрывающих прелести бежевых кимоно, в одинаковых розовых шапочках. Служитель представил нотариуса дамам, проинструктировал тех, пожелал хорошего отдыха и удалился, ухмыляясь лукаво.

Комната представляла собой довольно большой квадратный зал с наполовину зашторенными окнами, с блестящим паркетом, со столом у одного из двух окон, где сгрудились фрукты, напитки и прочая снедь. Левый угол комнаты занимала широкая кровать с балдахином, который был пока разобран. Вдоль левой стены, расписанной прекрасными цветами на фоне неба, лежали, похоже, маты шириной метра в два. Это, предполагал Ленди, для бурных сцен на полу, чтобы мягче было кувыркаться и избежать травм. В левом дальнем углу, прямо на матах и на стене, лежали, стояли и висели различные специальные приспособлении. Как то: кандалы, наручники, плетки, веревки, кляпы, цепи, резиновые дубинки и прочее, назначение чего господин Ленди пока не понял.

Все это чрезвычайно возбудило нотариуса, изголодавшегося по бурному сексу за полгода, которые он провел в лоне семьи. Когда же дамочки сбросили халаты и остались почти в том, в чем на свет родились, Стивен едва мог сдерживаться. Спешно сговорившись с проститутками о ролях на первую сцену, он занял позицию посреди комнаты. Ромина села в правом углу, на маты, в позе лотоса с безразличием на лице. Сусанна заняла позицию в четырех метрах от нее, где-то посередине стены, томно упершись в нее вытянутыми вверх и вперед руками, соблазнительно изогнувшись в спине и выпятив свое великолепное место в сторону Стивена.

Последнее, что помнил нотариус, по сигналу бросающийся на Сусанну, это боль в напряженном разрывающем тесные трусы органе.

Зверем подскочив к соблазнительной дамочке, которая обернувшись, весело смотрела через плечо на Стивена, он ухватил ее символическую полоску трусов и не сорвал, а прямо-таки с треском разорвал эту материю на кусочки. Сусанна эротично и деланно застонала. В крайней степени возбуждения, спеша не ослабнуть раньше времени, Стивен обхватил партнершу за талию и властно потянул, дернул на себя. Томная женщина опять деланно застонала.

Уже совершенно себя не помня, Стивен упруго вошел в ее богатое тело, затрепетавшее и легко поддающееся его резким толчкам. Горячая волна обдала его с головы до ног и, на пике напряжения, господин Ленди неистово закричал. Причем безо всякой деланности, в отличие от его артистичной партнерши. Он тут же ослабел и в приятном изнеможении готов был упасть на маты, как сзади твердая рука обвила его шею, что-то уперлось в его спину и стало тащить назад, душа и выламывая. Это Ромина повисла на нем, как бы защищая подругу.

Обессиленный Стивен легко повалился на маты, а игривые дамочки принялись всячески издеваться над ним. Ромина, не выпуская его шеи, села на колени и продолжала душить. А повернувшаяся лицом к нотариусу Сусанна взгромоздилась ему на ноги, тем самым сделав почти беспомощным. Она подалась вперед, запустила руки ему под мышки, щекоча, а ртом приникла к его животу, жадно, но несильно кусая.

Стивен, вяло отбиваясь руками от истязательниц, в сладком изнеможении стонал и даже взвизгивал.

Затем на протяжении минут пятнадцати с ним проделывали много всяких вещей. Например, перевернули на живот, и Ромина выламывала ему руки назад, а мощная Сусанна делала борцовский болевой прием на правую ногу. Его щипали, кусали, целовали, таскали за руки, ноги и волосы по полу, снова душили, внезапно овладевали его отдыхающим органом и сжимали, и гладили, и делали больно. Пока Стивен снова не возбудился вполне.