Текст книги "Ледник"

Автор книги: Михась Южик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

15

Полковник встал по будильнику без десяти два, умылся под краном, посмотрел на себя в зеркало и, оставшись довольным собой, направился в комнату офицеров. Капитан Феррарези, сменивший на посту Джобовича, бросился ему навстречу.

– Поднимайте всех и через пять минут строиться здесь! – рявкнул полковник.

В указанный срок взвод встал перед полковником Нэшем в полном обмундировании. Яркий электрический свет заливал просторную комнату. Единственную комнату этого вечно не спящего города, где собралось столь много решительных вооруженных людей. Полковник исподлобья цепко осматривал их суровые лица.

– Солдаты и офицеры, бойцы! – торжественно начал Дэвид, сцепив руки за спиной и немного сутулясь. – Через час мы сядем в поезд и отправимся под ледник, выполняя задание нашего Президента. Через час мы скроемся под землей и неизвестно, когда мы увидим и увидим ли вообще солнечный свет. Мы направляемся решать вопрос, который, кроме нас, во всей Объединенной Европе не под силу решить никому. И поэтому выбрали нас. Вы, рожденные и служившие в разных уголках прекрасной свободной страны, собраны волей судьбы в этот взвод. Лучший взвод в мире! Лучший во все времена! Вы заслужили это своей беспорочной многолетней службой на благо страны. Вам оказали доверие Президент, Правительство, сам многомиллионный народ. И вы не можете не оправдать это доверие. Банда сволочей вероломным образом проникла под ледник и, терроризируя мирных отдыхающих, подрывает устои нашей любимой Родины. Каждая минута у нас на счету. Ибо с каждой минутой возрастает вероятность нового теракта, с каждой минутой растет вероятность всеобщей паники, удержать которую не смогут служители ледника. Народ может кинуться в тоннели, спасаясь бегством. И тогда будет парализована вся транспортная сеть. Ледник будет обескровлен. И мы не должны допустить этого. И мы этого не допустим. Запомните, полковник Нэш не может проиграть это сражение.

Восторженные глаза вперились в командира. По команде майора Джобовича раздался дружный могучий крик:

– Служу Президенту! – и тотчас зависло внимательное молчание.

Выждав паузу, Нэш продолжал:

– Не хочется говорить высоких слов, тем более – требовать от вас каких-либо клятв. Я знаю одно – лучшие солдаты ОЕ вместе со мной пожертвуют даже жизнями для мира и спокойствия нашей родины. Эти солдаты будут биться, как львы, с превосходящими их физически тварями. И эти солдаты их одолеют. Бойцы! – возвысил голос полковник. – Вряд ли это будет сейчас уместно, но все же скажу вам следующее. Всем возвратившимся с победой из-под ледника, а также семьям погибших бойцов обещано солидное вознаграждение. Как в чинах, так и денежное. Самые отважные будут представлены к высоким правительственным наградам. Их имена навечно войдут в историю. Помните это, солдаты! Хотя понимаю, что не деньги, не чины и награды вдохновят вас на битву, а любовь к Родине. Да, безмерная жертвенная любовь! По прибытии в Берлин мы будем день и ночь выслеживать и убивать обезьян. Уничтожать офицеров, которых невозможно будет пленить. Не убивая лишь Главаря. Обещаю, что я им лично займусь. Мы принесем на улицы этого древнего европейского города мир и покой. Мы успокоим ледник. Мы успокоим страну. Мы выполним задание нашего Президента. Воины! Вы неутомимы и яростны. Вы неукротимы и дерзновенны! Вы ни на минуту не усомнитесь в своих силах. А отвага ваша несокрушима. Это говорю вам я, полковник Нэш. Я поведу вас в бой. И мы одержим победу! – Тут Нэш порывистым жестом выбросил вперед правую руку, с особой силой произнося знакомое:

– Служу Президенту!

– Служу Президенту, – вторил ему верный взвод.

Через десять минут они сели с заднего двора в красно-желтый автобус, чтобы проехать полкилометра до Восточного вокзала. Их подвезли почти к самым путям, к синему приземистому поезду. Все происходило в напряженном молчании. Нэш смотрел на суровые лица солдат, на строгие физиономии офицеров, и ему почему-то хотелось рассмеяться. Да, именно рассмеяться, назло этой щемящей тревоге, поселившейся в сердце каждого воина и его собственном сердце. Нужна была психологическая разрядка. Но смеяться было никак не возможно.

Обычно, чтобы разрядить ситуацию, Дэвид использовал проверенный прием – заставить солдат шевелиться, организовать построения, проверки обмундирования, дать физические нагрузки в виде отжимания или бега с препятствиями. Но и это было невозможно по дороге в Берлин. Инструкция предписывала сидеть, пристегнувшись. Хождения по салону допускались только в исключительных случаях. А Нэш привык уважать инструкции. Поезд пронесется до Берлина за полтора часа, но в эти полтора часа надо же будет чем-то занять людей. Чтобы не закисали.

В поезд, состоящий из пяти вагонов, заканчивалась погрузка. Как сообщил комендант, поезд везет продукты и медикаменты. Из людей там едет только команда охраны, семь человек. Один же вагон, самый последний, целиком в распоряжении взвода полковника Нэша.

Когда автобус подъехал чуть ли ни впритык к заднему вагону, Дэвид скомандовал очень быстро, гуськом, совершить перебежку от автобуса к поезду. Солдаты стремглав соскакивали на плиточное покрытие перрона и в несколько прыжков одолевали расстояние до вагонных дверей. Все-таки на них стали озираться грузчики и охрана, толпящиеся около первого и второго вагонов. С огромного фургона люди перетаскивали тюки, ящики, баулы. Там раздавались командные голоса. Грузчиков торопили.

Охрана, военные с автоматами в камуфляжной форме, в скупом свете фонарей кольцом охватила фургон. Несмотря на суету и поспешность, они то и дело бросали взгляды на последний вагон, в который грузился взвод. Нэш с раздражением это отметил и выругал в душе коменданта. Ведь, согласитесь, можно было устроить погрузку так, чтобы она закончилась до прибытия такой важной команды, как спецотряд по ликвидации террористов. «Это какой-то идиотизм», – ворчал Нэш, яростно сплевывая на перрон. Когда он последним заскакивал в вагон, погрузка в первых вагонах еще не закончилась и поезд (неслыханное дело!), стоял лишних пятнадцать минут, нарушая график отправления.

Но наконец он тронулся – стремительно набирая скорость, поезд влетел под арочные огни тоннеля. И Нэш только успел бросить взгляд вперед, инстинктивно пытаясь посмотреть на ледник, которого не могло быть видно в такую темень. В ясный же солнечный день это было бы зрелище – сверкающая, полого возвышающаяся громада ледника во весь горизонт.

Итак, ледник поглотил их, даже не поздоровавшись. «Спасибо за радушие», – пошутил полковник, откидываясь на мягкую спинку сидения.

За окнами мелькали только сигнальные огни – вереница разноцветных шариков, стремительно бегущих назад. И приглушенный звукоизоляцией гул несущегося по тоннелю поезда.

В Берлин они прибыли около четырех утра. Заметим, что световой режим, освещенность городов электричеством, соблюдался неукоснительно. «Светало» здесь летом синхронно с солнцем, восходящим над ледником – огни включались с постепенно нарастающей мощью. Пик освещенности приходился на полдень. Потом постепенно «темнело», надвигался подледниковый «вечер», и где-то в одиннадцать часов световой режим города выходил на ночную норму – одни уличные фонари, вывески и окна домов освещали пространство. Днем же горели мощнейшие лампы дневного света, укрепленные непосредственно под куполом.

Даже часовые пояса здесь соблюдали – в Москве, например, «солнце» вставало на два часа раньше, чем в Париже, и на три часа раньше, чем в Лондоне.

Подледниковый город двадцать третьего века очень мало напоминал себя тех времен, когда ледник лежал там, где ему и положено, – в Арктике. Здесь, конечно же, не зеленели бульварные аллеи, парки и скверы. Здесь не текли полноводные реки – русла их пересохли. Причем отвод рек, текущих в сторону ледника, происходил одновременно со строительством саркофагов. Ведь невозможно было допустить, чтобы реки, когда-нибудь упершись в ледник, беспорядочно затопили своими водами старушку Европу. Рекам дал был, так сказать, от ворот поворот. То есть – отвод их течений в боковые ветви, ведущие к искусственным водохранилищам – огромным озерам, почти морям, расположенным на части Европы, свободной от ледника.

Русла же могучих рек, текущих в Балтийское море, давно пересохли и использовались в городах под хозяйственные объекты. Чаще всего – это хранилища продовольствия, топлива. Нередко в руслах рек строились стадионы, концертные залы, больницы. В Берлине, например, русло Шпрее использовалось в том числе и под железнодорожный вокзал, занимающий километры. Что и неудивительно. Ведь в Берлин, постоянно наводненный отдыхающими честными гражданами ОЕ, не летали самолеты, не вели автомобильные дороги, не плавали корабли. Вся нагрузка по перевозке людей и товаров, топлива ложилась на железную дорогу. Поэтому в расширенном русле Шпрее толклись, ожидая отправки и ремонта, десятки, даже сотни железнодорожных составов.

Центральный вокзал, куда прибыли Нэш и команда, располагался недалеко от Рейхстага, над зданием вокзала нависал знаменитый мост, некогда ведший Потсдамштрассе через полноводную реку. Укрепленный и расширенный, старинный мост действует и поныне.

Еще немного о городах, защищенных от ледника саркофагами. Вернее, более уместно говорить о центральной части городов, поскольку весь целиком город нереально взять под колпак. Это несколько десятков квадратных километров площади, где находится, как правило, центральная, старая часть городов. В этой центральной части снесены все высотные сооружения. В Берлине – это две огромные вышки со смотровыми площадками. Многоэтажные же здания (не небоскребы) спокойно умещались под ледником. Их не приходилось сносить. Через каждые триста метров рядами, от земли и вверх – до самого купола, шли упорные столбы из железобетона диаметром десять метров и высотой от 100 до 200 метров. В некоторых городах купол превышал высоту 250 метров. Самая же высокая точка берлинского купола – 195 метров, его центр.

Поскольку деревья без солнечного света не растут, то вообразите город, закатанный в асфальт и бетон, с вкраплениями в него участков голой земли. Все футбольные поля, спортивные площадки во дворах домов, в парках – искусственного покрытия. Этакая зеленая травка, не увядающая от засух. Резиновые беговые дорожки. И только песок в прыжковых ямах – самый что ни на есть настоящий.

Кстати, говоря о песке, не забудем и о пыли, которая неизбежно поднимается в воздух от ног, шин и от всего того, что имеет свойство перемещаться. На упирающихся в купол колоннах установлены водяные распылители, которые ночью слегка поливают город моросящим доджем. Так прибивается пыль. Воду, к слову, берут из артезианских бассейнов под городом и в его окрестностях.

В тех же городах, где запасы артезианской воды недостаточны, – ухищряются по– разному. Например, доставляют воду по специальным каналам из упомянутых выше водохранилищ. Либо забирают воду непосредственно из толщи ледника, растапливая его. Разумеется, все это делается не с помощью допотопного костра, а производится расположенными недалеко от города водорастапливающими станциями. Там трудятся сотни людей.

Покольку города требуют неусыпного контроля и обслуживания, примерно треть их населения – не отдыхающие, а. нет, не постоянные жители, ибо выдержать многолетнее заточение под ледником невозможно, – а служащие ледника. Большинство из них работает по контрактам от одного до двух лет – и проживает с семьями в черте города в спальных районах. Это микрорайоны с пятиэтажными комфортабельными домами, построенными специально для этих целей. Жилища же людей давних веков частично были снесены за их непригодностью к проживанию в таких условиях.

Температура на улицах городов поддерживается нагревателями в районе 22 градусов по Цельсию. Плюс-минус треть градуса. Эта температура была признана учеными оптимальной. Ведь в условиях недостатка кислорода (а кислород в полной мере нагнетающие установки не обеспечивали) более теплые и более холодные температуры ведут к ухудшению деятельности организма. Поэтому – всеобщая, строго установленная и строго поддерживаемая температура всех городов ледника – 22 градуса. Исключение сделано только для Стокгольма и Копенгагена – ввиду лучшей переносимости местным населением холодных температур. Поэтому в Стокгольме – всегда 20 градусов, а в Копенгагене – 21.

16

На вокзал, расположенный в русле Шпрее недалеко от Потсдамской площади, Нэш и команда прибыли около четырех утра. Их встречала толпа офицеров в чинах не ниже капитана. Двухрядная же колонна бойцов внутренней охраны с автоматами вытянулась от самого выхода из поезда, метров на двадцать, до ворот, ведущих, видимо, на вокзальную площадь. Говорим «видимо», поскольку в действительности видно было неважно – освещался перрон слабо. Вероятно, нарочито слабо – с целью скрыть от посторонних глаз прибытие взвода в Берлин.

Перекинувшись словами приветствия со старшим офицером принимающей команды, полковник, сойдя на землю, приказал двигаться колонной по одному вперед. И двигаться быстрымшагом. Сам же замкнул взвод. Было как-то странно идти между недвижимыми молчаливыми воинами с автоматами. Было как-то не по себе, точно не охраняют их, а ведут под суровым конвоем.

Впрочем, сегодняшний день вообще выдался удивительным для господина полковника. Его с самого утра всё куда-то ведут, всё понукают, всё сторожат, всё дают указания. А ведь еще вчера, в своем отдаленном гарнизоне, Нэш и помыслить не мог, что такое случится. Там, в Богом забытом поселке, он был главное действующее лицо. Его знали все – от ближайших подчиненных до последней дряхлой старухи. И все уважали. И естественно, никто не смел ему слова сказать поперек. Сегодня же Нэш чувствует себя какой-то марионеткой, болванчиком, мимо своей воли втянутым в странную и удивительную игру.

Да, все происходящее сегодня выглядит удивительно. Ведь, согласитесь, как честному законопослушному гражданину ОЕ могло придти в голову, что кучка негодяев, забравшихся под ледник, приведет в состояние ступора всю страну, занимающую Европу и половину Африки? Кто бы мог подумать, что отработанная годами система может допустить такое над собой издевательство? Что мощнейшая вертикаль власти окажется целых три дня в роли парализованного наблюдателя. Ведь ни один из террористов не был даже ранен. И никого не поймали! Это при современной-то технике слежения, обнаружения, при неусыпной деятельности городской полиции и подледниковой охраны. Это какой-то казус, скандал. «Да они тут разжирели от лени!» – почти вслух бурчал Нэш.

Когда взвод миновал ворота, полковник увидел, что колонна охранников здесь значительно поредела, а идут они уже по огражденному двухметровым бетонным забором желобу шириной метров десять. Чтобы рассмотреть, куда они двигаются, Нэш поспешил обогнать колонну. Тем более что встретившие их офицеры шли впереди, рядом с офицерами взвода. Не терпелось спросить, куда их так долго ведут и почему не организовали посадку в автобус прямо на перроне. Да, Нэш начинал чувствовать возрастающее раздражение. Да, он не любил не владеть ситуацией.

Когда он подходил к голове колонны, там образовалось какое-то замешательство. Послышался душераздирающий крик метрах в двадцати впереди. Дэвид почти побежал.

Посреди желоба стоял, неестественно сгорбившись, лысый человечек в лохмотьях с совершенно безумным выражением лица. И сверкающие его глаза смотрели как будто прямо на Дэвида.

– Обезьяны! – кричал человечек, размахивая, почти вращая руками. – Я вас узнал! Вы пришли убивать. Так убейте лучше меня! Не трогайте моих детей! Выродки! Подонки! Убийцы!

Офицеры взвода и сопровождающие офицеры несколько секунд стояли как вкопанные. Человечек оказался в этом проходе между двумя солдатами охраны, стоявшими примерно в десяти метрах от него каждый. Из-за нелепости ситуации они тоже какое-то время не двигались с места. А человечек продолжал махать руками, выкрикивать ругательства, показывать язык и корчить гримасы. Изо рта его текла, свисая на подбородке, слюна.

– Зачем вы сюда пришли?! – выкрикивал он вопрос. – Убирайтесь! Убирайтесь из ледника! Мы не хотим вас, не хотим! Уби-ийцы! А-а-а! – зарыдал он наконец.

Первым вышел из оцепенения Нэш.

– Взять его! – заорал полковник и бросился вперед.

Но его уже опередили. Солдат Свенсон, находившийся в голове колонны, бежал к человечку огромными прыжками. Да и двое солдат охраны наконец-то синхронно бросились с разных сторон на жертву. Они опередили и Свенсона, и набегающего полковника Нэша. Двое верзил схватили кричащего безумца под руки и поволокли вперед с удивительной скоростью. Солдаты почти бежали. Очевидно, их подгонял страх взыскания за нерасторопность, за то, что они, во-первых, допустили, что человечек оказался в проходе перед секретным взводом (перескочив двухметровый забор), а во-вторых, за то, что они бездействовали несколько секунд у всех на глазах. Позорно бездействовали. Теперь они комично убегали от взвода со своей жертвой. Им навстречу неслись еще несколько воинов. Они взяли в кольцо безумца, скрыв его полностью от глаз Нэша, и поспешили вперед, вскоре скрывшись в воротах.

Все это неприятно подействовало на Дэвида Нэша. Он не дал никаких комментариев произошедшему, только скомандовал взводу ускорить шаг и прекратить разговоры, ибо среди людей начинался какой-то ропот.

Офицеры охраны, идущие с ним рядом, тоже хранили деловое молчание.

Все претензии обозленный полковник решил высказать по прибытии на место дислокации. Непосредственно коменданту. Никак не ниже! Именно коменданту! Да, надо сразу же заставить себя уважать.

Они миновали воротца с дугообразной аркой и оказались в просторном дворе. Или на небольшой площади. Трудно было разобрать, поскольку освещалась пространство довольно скупо. Несколько фонарей, причем слабосильных. Площадь, видимо, имела служебное назначение. По ней ходили только люди в военной форме и в форме железнодорожников.

Предназначенный для взвода автобус – сине-белый с темными стеклами – стоял около ворот и заслонял треть площади. Но было заметно, что она заполнена автобусами разных мастей, грузовиками и легковушками.

Посадка прошла столь же стремительно, как и высадка из поезда на перроне. Гуськом, быстрым шагом воины заскакивали на ступеньки и забегали в салон. Но даже и за это короткое время произошел новый казус. Где-то в глубине площади за автомобилями раздался пронзительный крик, переходящий в визг. Это голосил пойманный недавно безумец. На самой высокой ноте крик оборвался – очевидно, бедняге зажали рот. И потом по ночной площади пронеслись звуки глухих ударов, сопровождавшихся характерным еканьем.

Полковник Нэш неожиданно почувствовал жалость к этому человечку. И еще больше озлился на тех, кто руководил их приемом. Особенно на коменданта, на котором Нэш решил сорвать злобу. Если эти идиоты не могли организовать нормальный прием, подогнать автобус к самому перрону, то при чем тут перепрыгнувший через забор сумасшедший! Виноваты они, а не он. Паршивцы! Бьют слабого и безумного. И совершенно не могут всей оравой справиться с кучкой негодяев, поставивших весь Берлин на колени!

Как только погрузка закончилась, автобус тронулся с места и вскоре свернул налево. Они попали в какой-то тоннель и в свете бегущих лампочек стали взбираться наверх. Нэш тут же сосредоточился и стал вспоминать карту центра Берлина, вызубренную им в самолете. Из тоннеля они должны вырулить, скорее всего, на Потсдамштрассе. Да, именно так и случилось. Знаменитая улица в живописном ночном освещении предстала перед ними. Пустая. Почти совершенно пустая. Потому что, как узнал полковник, с позавчерашнего вечера ввели комендантский час. На улицах должны были стоять лишь патрульные машины и ходить люди в погонах. Отдыхающим же было предписано запираться в гостиницах с двенадцати ночи и не высовываться до утра.

На Потсдамской площади, к которой они вскоре подъехали, стояло много полицейских машин. Происходила какая-то суета. Причем машины перекрывали дорогу. Цепкий взгляд полковника отметил, что из одной машины полицейские выволокли слабо сопротивляющегося мужчину и тут же запихали в другую машину. Один полицейский бежал куда-то, жестикулируя. Подумалось, что их автобус сейчас остановят и начнется докучливый долгий досмотр. Но, как только они приблизились к скоплению машин с мигалками, те разъехались, давая дорогу. Один полицейский – в чине, похоже, майора – выдвинулся вперед, салютуя автобусу. Да, взводу Нэша, как и обещано, организовали зеленую улицу.

Когда проезжали Потсдамскую площадь, полковник заметил, что на крыльце почти всех зданий стоят воины с автоматами и специальными опознавательными красными маячками на рукавах. На каждом крыльце – от двух до четырех воинов. По периметру же площади стояли и мигали полицейские автомобили. Очень много. Что говорило о серьезности положения. Это как бы окончательно указало Дэвиду на абсолютную реальность ситуации, в которую он, как ни старался, не мог поверить безоговорочно. Слишком все быстро сегодня происходило. Слишком много удивительной и неожиданной информации принял его неподготовленный мозг. И не успел это переработать.

Они миновали Брандербургские ворота, пересекли улицу 17 июня, оставили по правую руку громоздкое здание Рейхстага – всё в разноцветных огнях – и, не доезжая Инвалидштрассе, свернули направо в переулок, вскоре закончившийся задним двором, где стояло несколько легковушек. Причем автобус подрулил почти к самому подъезду, из которого тотчас выскочило несколько офицеров, солдат – разумеется, с автоматами.

Да, столько автоматов в полной боевой готовности, сколько увидел сегодня полковник, он не наблюдал воочию никогда. В этом даже нестыдно было признаться, потому что никогда ОЕ не находилась в состоянии настоящей войны. Все прежние боевые операции, в которых участвовал Нэш, происходили в глубине континента и носили локальный характер. О них даже не писали в газетах, так как подавление восставших от безнадеги рабов не заслуживало оглашения. Теперь же, думал полковник, народ жадно ловит каждую новость, исторгаемую телевизором, радио (кстати, интернет работал только под ледником, в самом ОЭ он был ликвидирован десятилетия назад).

Да, почти в каждой семье теперь горе и напряжение. Ожидание, надежда и вера в то, что власти освободят наконец ледник от злокозненных негодяев. Что люди вернутся домой и обнимут родных. Что из сердец уйдет страх, этот червяк, разъедающий души. Да, народ льнет к средствам информации в надежде услышать хорошие вести. И народ ожидает этих хороших вестей именно от полковника Нэша. Ведь никто иной не призван самим Президентом, Правительством разгромить подлую банду. Понимая, осознавая это до всей глубины души, Дэвид полнился гордостью. И с превеликим трудом ему удавалось сдержать восторженную слезу. Ему верят, на него уповают, ему оказана высшая честь! И Нэш не подведет, уж будьте уверены.