Текст книги "Стихотворения (ПСС-1)"

Автор книги: Михаил Лермонтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Но что ему их восклицанья?

Безумцы! не могли понять,

Что легче плакать, чем страдать

Без всяких признаков страданья.

* * *

Измученный тоскою и недугом

И угасая в полном цвете лет,

Проститься я с тобой желал как с другом,

Но хладен был прощальный твой привет;

Но ты не веришь мне, ты притворилась,

Что в шутку приняла слова мои;

* Если б мы не любили так нежно (англ.).

Моим слезам смеяться ты решилась,

Чтоб с сожаленьем не явить любви;

Скажи мне, для чего такое мщенье?

Я виноват, другую мог хвалить,

Но разве я не требовал прощенья

У ног твоих? но разве я любить

Тебя переставал, когда, толпою

Безумцев молодых окружена,

Горда одной своею красотою,

Ты привлекала взоры их одна?

Я издали смотрел, почти желая,

Чтоб для других очей твой блеск исчез;

Ты для меня была как счастье рая

Для демона, изгнанника небес.

Когда последнее мгновенье

Мой взор навеки омрачит

И в мир, где казнь или спасенье,

Душа поэта улетит,

Быть может, приговор досадной

Прикажет возвратиться ей

Туда, где в жизни безотрадной

Она томилась столько дней;

Тогда я буду все с тобою,

И берегись мне изменить;

Нет, я не Байрон, я другой,

Еще неведомый избранник,

Как он, гонимый миром странник,

Но только с русскою душой.

Я раньше начал, кончу ране,

Мой ум немного совершит;

В душе моей, как в океане,

Надежд разбитых груз лежит.

Кто может, океан угрюмый,

Твои изведать тайны?

Кто Толпе мои расскажет думы?

Я – или бог – или никто!

РОМАНС

Ты идешь на поле битвы,

Но услышь мои молитвы,

Вспомни обо мне.

Если друг тебя обманет,

Если сердце жить устанет

И душа твоя увянет,

В дальней стороне

Вспомни обо мне.

Если кто тебе укажет

На могилу и расскажет

При ночном огне

О девице обольщенной,

Позабытой и презренной,

О, тогда, мой друг бесценный,

Ты в чужой стране

Вспомни обо мне.

Время прежнее, быть может,

Посетит тебя, встревожит

В мрачном, тяжком сне;

Ты услышишь плач разлуки,

Песнь любви и вопли муки

Иль подобные им звуки...

О, хотя во сне

Вспомни обо мне!

СОНЕТ

Я памятью живу с увядшими мечтами,

Виденья прежних лет толпятся предо мной,

И образ твой меж них, как месяц в час ночной

Между бродящими блистает облаками.

Мне тягостно твое владычество порой;

Твоей улыбкою, волшебными глазами

Порабощен мой дух и скован, как цепями,

Что ж пользы для меня, – я не любим тобой.

Я знаю, ты любовь мою не презираешь;

Но холодно ее молениям внимаешь;

Так мраморный кумир па берегу морском

Стоит, – у ног его волна кипит, клокочет,

А он, бесчувственным исполнен божеством,

Не внемлет, хоть ее отталкивать не хочет.

Болезнь в груди моей, и нет мне исцеленья,

Я увядаю в полном цвете!

Пускай! – я не был раб земного наслажденья,

Не для людей я жил на свете.

Одно лишь существо душой моей владело,

Но в разный путь пошли мы оба,

И мы рассталися, и небо захотело,

Чтоб не сошлись опять у гроба.

Гляжу в безмолвии на запад: догорает,

Краснея, гордое светило,

Мне хочется за ним: оно, быть может, знает,

Как воскрешать все то, что мило.

Быть может, ослеплен огнем его сиянья,

Я хоть на время позабуду

Волшебные глаза и поцелуй прощанья,

За мной бегущие повсюду.

Мы случайно сведены судьбою,

Мы себя нашли один в другом,

И душа сдружилася с душою;

Хоть пути не кончить им вдвоем!

Так поток весенний отражает

Свод небес далекий голубой,

И в волне спокойной он сияет

И трепещет с бурною волной.

Будь, о будь моими небесами,

Будь товарищ грозных бурь моих;

Пусть тогда гремят они меж нами,

Я рожден, чтобы не жить без них.

Я рожден, чтоб целый мир был зритель

Торжества иль гибели моей,

Но с тобой, мой луч путеводитель,

Что хвала иль гордый смех людей!

Души их певца не постигали,

Не могли души его любить,

Не могли понять его печали,

Не могли восторгов разделить.

Поцелуями прежде считал

Я счастливую жизнь свою,

Но теперь я от счастья устал,

Но теперь никого не люблю.

И слезами когда-то считал

Я мятежную жизнь мою,

Но тогда я любил и желал

А теперь никого не люблю!

И я счет своих лет потерял

И крылья забвенья ловлю:

Как я сердце унесть бы им дал!

Как бы вечность им бросил мою!

* * *

Послушай, быть может, когда мы покинем

Навек этот мир, где душою так стынем,

Быть может, в стране, где не знают обману,

Ты ангелом будешь, я демоном стану!

Клянися тогда позабыть, дорогая,

Для прежнего друга все счастие рая!

Пусть мрачный изгнанник, судьбой осужденный,

Тебе будет раем, а ты мне – вселенной!

Оставь напрасные заботы,

Не обнажай минувших дней;

В них не откроешь ничего ты,

За что б меня любить сильней!

Ты любишь – верю – и довольно;

Кого-ты ведать не должна;

Тебе открыть мне было б больно,

Как жизнь моя пуста, черна.

Не погублю святое счастье

Такой души и не скажу,

Что недостоин я участья,

Что сам ничем не дорожу;

Что все, чем сердце дорожило,

Теперь для сердца стало яд,

Что для него страданье мило,

Как спутник, собственность иль брат.

Промолвив ласковое слово,

В награду требуй жизнь мою;

Но, друг мой, не проси былого,

Я мук своих не продаю.

БАЛЛАДА

(С немецкого)

Из ворот выезжают три витязя в ряд,

увы! Из окна три красотки во след им глядят:

прости! Напрасно в боях они льют свою кровь

увы! Разлука пришла – и девичья любовь

прости! Уж три витязя новых в ворота спешат, увы!

И красотки печали своей говорят: прости!

БОИ

Сыны небес однажды надо мною

Слетелися, воздушных два бойца;

Один – серебряной обвешан бахромою,

Другой – в одежде чернеца.

И, видя злость противника второго,

Я пожалел о воине младом:

Вдруг поднял он концы сребристого покрова,

И я под ним заметил – гром.

И кони их ударились крылами,

И ярко брызнул из ноздрей огонь;

Но вихорь отступил перед громами,

И пал на землю черный конь.

Я жить хочу! хочу печали

Любви и счастию назло;

Они мой ум избаловали

И слишком сгладили чело.

Пора, пора насмешкам света

Прогнать спокойствия туман;

Что без страданий жизнь поэта?

И что без бури океан?

Он хочет жить ценою муки,

Ценой томительных забот.

Он покупает неба звуки,

Он даром славы не берет.

Смело верь тому, что вечно,

Безначально, бесконечно,

Что прошло и что настанет,

Обмануло иль обманет.

Если сердце молодое

Встретит пылкое другое,

При разлуке, при свиданье

Закажи ему молчанье.

Все на свете редко стало

Есть надежды – счастья мало;

Не забвение разлука:

То – блаженство, – это мука.

Если счастьем дорожил ты,

То зачем его делил ты?

Для чего не жил в пустыне?

Иль об этом вспомнил ныне?

* * *

Приветствую тебя, воинственных славян Святая колыбель! Пришлец из чуждых стран, С восторгом я взирал на сумрачные стены, Через которые столетий перемены Безвредно протекли; где вольности одной Служил тот колокол на башне вечевой, Который отзвонил ее уничтоженье

276

И сколько гордых душ увлек в свое паденье!.. – Скажи мне, Новгород, ужель их больше нет? Ужели Волхов твой не Волхов прежних лет?

ЖЕЛАНЬЕ

Отворите мне темницу,

Дайте мне сиянье дня,

Черноглазую девицу,

Черногривого коня.

Дайте раз по синю полю

Проскакать на том коне;

Дайте раз на жизнь и волю,

Как на чуждую мне долю,

Посмотреть поближе мне.

Дайте мне челнок дощатый

С полусгнившею скамьей,

Парус серый и косматый,

Ознакомленный с грозой.

Я тогда пущуся в море,

Беззаботен и один,

Разгуляюсь на просторе

И потешусь в буйном споре

С дикой прихотью пучин.

Дайте мне дворец высокой

И кругом зеленый сад,

Чтоб в тени его широкой

Зрел янтарный виноград;

Чтоб фонтан не умолкая

В зале мраморном журчал

И меня б в мечтаньях рая,

Хладной пылью орошая,

Усыплял и пробуждал...

Мой друг, напрасное старанье!

Скрывал ли я свои мечты?

Обыкновенный звук, названье,

Вот все, чего не знаешь ты.

Пусть в этом имени хранится,

Быть может, целый мир любви...

Но мне ль надеждами делиться?

Надежды... о! они мои,

Мои – они святое царство

Души задумчивой моей...

Ни страх, ни ласки, ни коварство,

Ни горький смех, ни плач людей,

Дай мне сокровища вселенной,

Уж никогда не долетят

В тот угол сердца отдаленный,

Куда запрятал я мой клад.

Как помню, счастье прежде жило

И слезы крылись в месте том:

Но счастье скоро изменило,

А слезы вытекли потом.

Беречь сокровища святые

Теперь я выучен судьбой;

Не встретят их глаза чужие,

Они умрут во мне, со мной!..

Печаль в моих песнях, но что за нужда?

Тебе не внимать им, мой друг, никогда.

Они не прогонят улыбку святую

С тех уст, для которых живу и тоскую.

К тебе не домчится ни слово, ни звук,

Отзыв беспокойный неведомых мук.

Певца твоя ласка утешить не может:

Зачем же он сердце твое потревожит?

О нет! одна мысль, что слеза омрачит

Тот взор несравненный, где счастье горит,

Безумные б звуки в груди подавила,

Хоть прежде за них лишь певца ты любила.

ДВА ВЕЛИКАНА

В шапке золота литого

Старый русский великан

Поджидал к себе другого

Из далеких чуждых стран.

За горами, за долами

Уж гремел об нем рассказ,

И померяться главами

Захотелось им хоть раз.

И пришел с грозой военной

Трехнедельный удалец,

И рукою дерзновенной

Хвать за вражеский венец.

Но улыбкой роковою

Русский витязь отвечал:

Посмотрел – тряхнул главою..

Ахнул дерзкий – и упал!

Но упал он в дальнем море

На неведомый гранит,

Там, где буря на просторе

Над пучиною шумит.

Прости! – мы не встретимся боле,

Друг другу руки не пожмем;

Прости! – твое сердце на воле...

Но счастья не сыщет в другом.

Я знаю: с порывом страданья

Опять затрепещет оно,

Когда ты услышишь названье

Того, кто погиб так давно!

Есть звуки – значенье ничтожно

И презрено гордой толпой

Но их позабыть невозможно:

Как жизнь, они слиты с душой;

Как в гробе, зарыто былое

На дне этих звуков святых;

И в мире поймут их лишь двое,

И двое лишь вздрогнут от них!

Мгновение вместе мы были,

Но вечность – ничто перед ним;

Все чувства мы вдруг истощили,

Сожгли поцелуем одним;

Прости! – не жалей безрассудно,

О краткой любви не жалей:

Расстаться казалось нам трудно,

Но встретиться было б трудней!

* * *

Слова разлуки повторяя,

Полна надежд душа твоя;

Ты говоришь: есть жизнь другая,

И смело веришь ей... но я?..

Оставь страдальца! – будь покойна:

Где б ни был этот мир святой,

Двух жизней сердцем ты достойна!

А мне довольно и одной.

Тому ль пускаться в бесконечность,

Кого измучил краткий путь?

Меня раздавит эта вечность,

И страшно мне не отдохнуть!

Я схоронил навек былое,

И нет о будущем забот,

Земля взяла свое земное,

Она назад не отдает!..

* * *

Безумец я! вы правы, правы!

Смешно бессмертье на земли.

Как смел желать я громкой славы,

Когда вы счастливы в пыли?

Как мог я цепь предубеждений

Умом свободным потрясать

И пламень тайных угрызений

За жар поэзии принять?

Нет, не похож я на поэта!

Я обманулся, вижу сам;

Пускай, как он, я чужд для света,

Но чужд зато и небесам!

Мои слова печальны: знаю;

Но смысла их вам не понять.

Я их от сердца отрываю,

Чтоб муки с ними оторвать!

Нет... мне ли властвовать умами,

Всю жизнь на то употребя?

Пускай возвышусь я над вами,

Но удалюсь ли от себя?

И позабуду ль самовластно

Мою погибшую любовь,

Все то, чему я верил страстно,

Чему не смею верить вновь?

Она не гордой красотою

Прельщает юношей живых,

Она не водит за собою

Толпу вздыхателей немых.

И стан ее не стан богини,

И грудь волною не встает,

И в ней никто своей святыни,

Припав к земле, не признает.

Однако все ее движенья,

Улыбки, речи и черты

Так полны жизни, вдохновенья,

Так полны чудной простоты.

Но голос душу проникает,

Как вспоминанье лучших дней,

И сердце любит и страдает,

Почти стыдясь любви своей.

* * *

Примите дивное посланье

Из края дальнего сего;

Оно не Павлова писанье

Но Павел вам отдаст его.

Увы! как скучен этот город,

С своим туманом и водой!..

Куда ни взглянешь, красный ворот

Как шиш торчит перед тобой;

Нет милых сплетен – все сурово,

Закон сидит на лбу людей;

Все удивительно и ново

А нет ни пошлых новостей!

Доволен каждый сам собою,

Не беспокоясь о других,

И что у нас зовут душою,

То без названия у них!..

И, наконец, я видел море,

Но кто поэта обманул?..

Я в роковом его просторе

Великих дум не почерпнул;

Нет! как оно, я не был волен:

Болезнью жизни, скукой болен

(Назло былым и новым дням),

Я не завидовал, как прежде,

Его серебряной одежде,

Его бунтующим волнам.

ЧЕЛНОК

По произволу дивной власти

Я выкинут из царства страсти;

Как после бури на песок

Волной расшибенный челнок;

Пускай прилив его ласкает,

Не слышит ласки инвалид;

Свое бессилие он знает

И притворяется, что спит;

Никто ему не вверит боле

Себя иль ноши дорогой;

Он не годится – и на воле!

Погиб – и дан ему покой!

* * *

Для чего я не родился

Этой синею волной?

Как бы шумно я катился

Под серебряной луной,

О, как страстно я лобзал бы

Золотистый мой песок,

Как надменно презирал бы

Недоверчивый челнок;

Все, чем так гордятся люди,

Мой набег бы разрушал;

И к моей студеной груди

Я б страдальцев прижимал;

Не страшился б муки ада,

Раем не был бы прельщен;

Беспокойство и прохлада

Были б вечный мой закон;

Не искал бы я забвенья

В дальнем северном краю;

Был бы волен от рожденья

Жить и кончить жизнь мою!

Что толку жить!.. Без приключений

И с приключеньями – тоска

Везде, как беспокойный гений,

Как верная жена, близка;

Прекрасно с шумной быть толпою

Сидеть за каменной стеною,

Любовь и ненависть сознать,

Чтоб раз об этом поболтать;

Невольно узнавать повсюду

Под гордой важностью лица

В мужчине глупого льстеца

И в каждой женщине – Иуду.

А потрудитесь рассмотреть

Все веселее умереть.

Конец! Как звучно это слово,

Как много – мало мыслей в нем;

Последний стон – и все готово,

Без дальних справок. А потом?

Потом вас чинно в гроб положат,

И черви ваш скелет обгложут,

А там наследник в добрый час

Придавит монументом вас,

Простит вам каждую обиду

По доброте души своей,

Для пользы вашей (и церквей)

Отслужит, верно, панихиду,

Которой (я боюсь сказать)

Не суждено вам услыхать.

И если вы скончались в вере,

Как христианин, то гранит

На сорок лет по крайней мере

Названье ваше сохранит;

Когда ж стеснится уж кладбище,

То ваше узкое жилище

Разроют смелою рукой...

И гроб поставят к вам другой.

И молча ляжет с вами рядом

Девица нежная, одна,

Мила, покорна, хоть бледна...

Но ни дыханием, ни взглядом

Не возмутится ваш покой

Что за блаженство, боже мой!

ПАРУС

Белеет парус одинокой

В тумане моря голубом!..

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

Играют волны – ветер свищет,

И мачта гнется и скрыпит...

Увы, – он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой...

А он, мятежный, просит бури.

Как будто в бурях есть покой!

БАЛЛАДА

Куда так проворно, жидовка младая?

Час утра, ты знаешь, далек...

Потише – распалась цепочка златая,

И скоро спадет башмачок.

Вот мост! вот чугунные влево перилы

Блестят от огня фонарей;

Держись за них крепче, – устала, нет силы!.

Вот дом – и звонок у дверей.

Безмолвно жидовка у двери стояла,

Как мраморный идол бледна;

Потом, за снурок потянув, постучала...

И кто-то взглянул из окна!..

И страхом и тайной надеждой пылая,

Еврейка глаза подняла,

Конечно, ужасней минута такая

Столетий печали была.

Она говорила: "Мой ангел прекрасный!

Взгляни еще раз на меня...

Избавь свою Сару от пытки напрасной,

Избавь от ножа и огня...

Отец мой сказал, что закон Моисея

Любить запрещает тебя.

Мой друг, я внимала отцу не бледнея,

Затем, что внимала любя...

И мне обещал он страданья, мученья,

И нож наточил роковой,

И вышел... Мой друг, берегись его мщенья,

Он будет как тень за тобой.

Отцовского мщенья ужасны удары,

Беги же отсюда скорей!

Тебе не изменят уста твоей Сары

Под хладной рукой палачей.

Беги!.." Но на лик, из окна наклоненный,

Блеснул неожиданный свет,

И что-то сверкало в руке обнаженной,

И мрачен глухой был ответ.

И тяжкое что-то на камни упало,

И стон раздался под стеной,

В нем все улетающей жизнью дышало,

И больше, чем жизнью одной!

Поутру, толпяся, народ изумленный

Кричал и шептал об одном:

Там в доме был русский, кинжалом пронзенный,

И женщины труп под окном.

ТРОСТНИК

Сидел рыбак веселый

На берегу реки,

И перед ним по ветру

Качались тростники.

Сухой тростник он срезал

И скважины проткнул,

Один конец зажал он,

В другой конец подул.

И будто оживленный,

Тростник заговорил

То голос человека

И голос ветра был.

И пел тростник печально:

"Оставь, оставь меня!

Рыбак, рыбак прекрасный,

Терзаешь ты меня!

И я была девицей,

Красавица была,

У мачехи в темнице

Я некогда цвела,

И много слез горючих

Невинно я лила;

И раннюю могилу

Безбожно я звала.

И был сынок любимец

У мачехи моей,

Обманывал красавиц,

Пугал честных людей.

И раз пошли под вечер

Мы на берег крутой

Смотреть на сини волны,

На запад золотой.

Моей любви просил он,

Любить я не могла,

И деньги мне дарил он,

Я денег не брала;

Несчастную сгубил он,

Ударив в грудь ножом,

И здесь мой труп зарыл он

На берегу крутом;

И над моей могилой

Взошел тростник большой,

И в нем живут печали

Души моей младой.

Рыбак, рыбак прекрасный,

Оставь же свой тростник.

Ты мне помочь не в силах,

А плакать не привык".

Он был рожден для счастья, для надежд

И вдохновений мирных! – но безумный

Из детских рано вырвался одежд

И сердце бросил в море жизни шумной;

И мир не пощадил – и бог не спас!

Так сочный плод до времени созрелый

Между цветов висит осиротелый,

Ни вкуса он не радует, ни глаз;

И час их красоты – его паденья час!

И жадный червь его грызет, грызет,

И между тем как нежные подруги

Колеблются на ветках – ранний плод

Лишь тяготит свою... до первой вьюги!

Ужасно стариком быть без седин;

Он равных не находит; за толпою

Идет, хоть с ней не делится душою;

Он меж людьми ни раб, ни властелин,

И все, что чувствует, он чувствует один!

РУСАЛКА 1

Русалка плыла по реке голубой,

Озаряема полной луной;

И старалась она доплеснуть до луны

Серебристую пену волны.

И шумя и крутясь, колебала река

Отраженные в ней облака;

И пела русалка – и звук ее слов

Долетал до крутых берегов.

И пела русалка: "На дне у меня

Играет мерцание дня;

Там рыбок златые гуляют стада;

Там хрустальные есть города;

И там на подушке из ярких песков

Под тенью густых тростников

Спит витязь, добыча ревнивой волны,

Спит витязь чужой стороны.

Расчесывать кольца шелковых кудрей

Мы любим во мраке ночей,

И в чело и в уста мы в полуденный час

Целовали красавца не раз.

Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,

Остается он хладен и нем;

Он спит – и, склонившись на перси ко мне,

Он не дышит, не шепчет во сне!.."

Так пела русалка над синей рекой,

Полна непонятной тоской;

И, шумно катясь, колебала река

Отраженные в ней облака.

ГУСАР

Гусар! ты весел и беспечен,

Надев свой красный доломан;

Но знай – покой души не вечен,

И счастье на земле – туман!

Крутя лениво ус задорный,

Ты вспоминаешь стук пиров;

Но берегися думы черной,

Она черней твоих усов.

Пускай судьба тебя голубит,

И страсть безумная смешит;

Но и тебя никто не любит,

Никто тобой не дорожит.

Когда ты, ментиком блистая,

Торопишь серого коня,

Не мыслит дева молодая:

"Он здесь проехал для меня".

Когда ты вихрем на сраженье

Летишь, бесчувственный герой,

Ничье, ничье благословенье

Не улетает за тобой.

Гусар! ужель душа не слышит

В тебе желания любви?

Скажи мне, где твой ангел дышит?

Где очи милые твои?

Молчишь – и ум твой безнадежней,

Когда полнее твой бокал!

Увы – зачем от жизни прежней

Ты разом сердце оторвал!..

Ты не всегда был тем, что ныне,

Ты жил, ты слишком много жил,

И лишь с последнею святыней

Ты пламень сердца схоронил.

1833

ЮНКЕРСКАЯ МОЛИТВА

Царю небесный!

Спаси меня

От куртки тесной,

Как от огня.

От маршировки

Меня избавь,

В парадировки

Меня не ставь.

Пускай в манеже

Алехин глас

Как можно реже

Тревожит нас.

Еще моленье

Прошу принять

В то воскресенье

Дай разрешенье

Мне опоздать.

Я, царь всевышний,

Хорош уж тем,

Что просьбой лишней

Не надоем.

1833 – 1834

На серебряные шпоры

Я в раздумий гляжу;

За тебя, скакун мой скорый,

За бока твои дрожу.

Наши предки их не знали

И, гарцуя средь степей,

Толстой плеткой погоняли

Недоезженных коней.

Но с успехом просвешенья,

Вместо грубой старины,

Введены изобретенья

Чужеземной стороны;

В наше время кормят, холют,

Берегут спинную честь...

Прежде били – нынче колют!..

Что же выгодней? – бог весть!.

x x x

В рядах стояли безмолвной толпой,

Когда хоронили мы друга;

Лишь поп полковой бормотал – и порой

Ревела осенняя вьюга.

Кругом кивера над могилой святой

Недвижны в тумане сверкали,

Уланская шапка да меч боевой

На гробе дощатом лежали.

И билося сердце в груди не одно,

И в землю все очи смотрели,

Как будто бы все, что уж ей отдано,

Они у ней вырвать хотели.

Напрасные слезы из глаз не текли:

Тоска наши души сжимала,

И горсть роковая прощальной земли,

Упавши на гроб, застучала.

Прощай, наш товарищ, недолго ты жил,

Певец с голубыми очами;

Лишь крест деревянный себе заслужил

Да вечную память меж нами!

1834 – 1835

Опять, народные витии,

За дело падшее Литвы

На славу гордую России,

Опять шумя, восстали вы.

Уж вас казнил могучим словом

Поэт, восставший в блеске новом

От продолжительного сна,

И порицания покровом

Одел он ваши имена.

Что это: вызов ли надменный,

На битву ль бешеный призыв?

Иль голос зависти смущенной,

Бессилья злобного порыв?..

Да, хитрой зависти ехидна

Вас пожирает; вам обидна

Величья нашего заря;

Вам солнца божьего не видно

За солнцем русского царя.

Давно привыкшие венцами

И уважением играть,

Вы мнили грязными руками

Венец блестящий запятнать.

Вам непонятно, вам несродно

Все, что высоко, благородно;

Не знали вы, что грозный щит

Любви и гордости народной

От вас венец тот сохранит.

Безумцы мелкие, вы правы.

Мы чужды ложного стыда!

Но честь России невредима.

И вам, смеясь, внимает свет...

Так в дни воинственные Рима,

Во дни торжественных побед,

Когда триумфом шел Фабриций

И раздавался по столице

Восторга благодарный клик,

Бежал за светлой колесницей

Один наемный клеветник.

Когда надежде недоступный,

Не смея плакать и любить,

Порски юности преступной

Я мнил страданьем искупить;

Когда былое ежечасно

Очам являлося моим

И все, что свято и прекрасно,

Отозвалося мне чужим,

Тогда молитвой безрассудной

Я долго богу докучал

И вдруг услышал голос чудный.

"Чего ты просишь? – он вещал,

Ты жить устал? но я ль виновен;

Смири страстей своих порыв,

Будь, как другие, хладнокровен,

Будь, как другие, терпелив.

Твое блаженство было ложно;

Ужель мечты тебе так жаль?

Глупец! Где посох твой дорожный?

Возьми его, пускайся вдаль;

Пойдешь ли ты через пустыню

Иль город пышный и большой,

Не обожай ничью святыню,

Нигде приют себе не строй.

[Когда тебя во имя бога

Кто пригласит на пир простой,

Страшися мирного порога

Коснуться грешною ногой;

Смотреть привыкни равнодушно..."]

1836

УМИРАЮЩИЙ ГЛАДИАТОР

I see before me the gladiator lie...

Byron '.*

Ликует буйный Рим... торжественно гремит

Рукоплесканьями широкая арена:

А он – пронзенный в грудь,– безмолвно он лежит,

Во прахе и крови скользят его колена...

И молит жалости напрасно мутный взор:

Надменный временщик и льстец его сенатор

Венчают похвалой победу и позор...

Что знатным и толпе сраженный гладиатор?

Он презрен и забыт... освистанный актер.

И кровь его течет – последние мгновенья

Мелькают, – близок час...

Вот луч воображенья

Сверкнул в его душе...

Пред ним шумит Дунай...

И родина цветет... свободный жизни край;

Он видит круг семьи, оставленный для брани,

Отца, простершего немеющие длани,

Зовущего к себе опору дряхлых дней...

Детей играющих – возлюбленных детей.

Все ждут его назад с добычею и славой...

Напрасно – жалкий раб, – он пал, как зверь лесной,

* Я вижу пред собой лежащего гладиатора.,

Байрон (англ.).

Бесчувственной толпы минутною забавой...

Прости, развратный Рим,– прости, о край родной.

Не так ли ты, о европейский мир,

Когда-то пламенных мечтателей кумир,

К могиле клонишься бесславной головою,

Измученный в борьбе сомнений и страстей,

Без веры, без надежд – игралище детей,

Осмеянный ликующей толпою!

И пред кончиною ты взоры обратил

С глубоким вздохом сожаленья

На юность светлую, исполненную сил,

Которую давно для язвы просвещенья,

Для гордой роскоши беспечно ты забыл:

Стараясь заглушить последние страданья,

Ты жадно слушаешь и песни старины,

И рыцарских времен волшебные преданья

Насмешливых льстецов несбыточные сны.

ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ

(Из Байрона)

Душа моя мрачна.

Скорей, певец, скорей!

Вот арфа золотая:

Пускай персты твои, промчавшися по ней,

Пробудят в струнах звуки рая.

И если не навек надежды рок унес,

Они в груди моей проснутся,

И если есть в очах застывших капля слез

Они растают и прольются.

Пусть будет песнь твоя дика.

Как мой венец,

Мне тягостны веселья звуки!

Я говорю тебе: я слез хочу, певец,

Иль разорвется грудь от муки.

Страданьями была упитана она,

Томилась долго и безмолвно;

И грозный час настал – теперь она полна,

Как кубок смерти яда полный.

В АЛЬБОМ

(Из Байрона)

Как одинокая гробница

Вниманье путника зовет,

Так эта бледная страница

Пусть милый взор твой привлечет.

И если после многих лет

Прочтешь ты, как мечтал поэт,

И вспомнишь, как тебя любил он,

То думай, что его уж нет,

Что сердце здесь похоронил он.

* * *

Великий муж! здесь нет награды,

Достойной доблести твоей!

Ее на небе сыщут взгляды

И не найдут среди людей.

Но беспристрастное преданье

Твой славный подвиг сохранит,

И, услыхав твое названье,

Твой сын душою закипит.

Свершит блистательную тризну

Потомок поздний над тобой

И с непритворною слезой

Промолвит: "Он любил отчизну!"

СТИХОТВОРЕНИЯ НЕИЗВЕСТНЫХ ГОДОВ

* * *

Ах! ныне я не тот совсем,

Меня друзья бы не узнали,

И на челе тогда моем

Власы седые не блистали.

Я был еще совсем не стар;

А иссушил мне сердце жар

Страстей, явилися морщины

И ненавистные седины,

Но и теперь преклонных лет

Я презираю тяготенье.

Я знал еще души волненье

Любви минувшей грозный след.

Но говорю: краса Терезы...

Теперь среди полночной грезы

Мне кажется: идет она

Между каштанов и черешен...

Катится по небу луна...

Как я доволен и утешен!

Я вижу кудри... взор живой

Горячей влагою оделся...

Как жемчуг перси белизной.

Так живо образ дорогой

В уме моем напечатлелся!

Стан невысокий помню я

И азиатские движенья,

Уста пурпурные ея,

Стыда румянец и смятенье...

Но полно! полно! я любил,

Я чувств своих не изменил!..

Любовь, сокрывшись в сердце диком,

В одних лишь крайностях горит

И вечно (тщетно рок свирепый

Восстал) меня не охладит,

И тень минувшего бежит

Поныне всюду за Мазепой...

* * *

Никто моим словам не внемлет... я один.

День гаснет... красными рисуясь полосами,

На запад уклонились тучи, и камин

Трещит передо мной.

Я полон весь мечтами

О будущем... и дни мои толпой

Однообразною проходят предо мной,

И тщетно я ищу смущенными очами

Меж них хоть день один, отмеченный судьбой!

* * *

Мое грядущее в тумане,

Былое полно мук и зла...

Зачем не позже иль не ране

Меня природа создала?

К чему творец меня готовил,

Зачем так грозно прекословил

Надеждам юности моей?..

Добра и зла он дал мне чашу,

Сказав: я жизнь твою украшу,

Ты будешь славен меж людей!..

И я словам его поверил,

И, полный волею страстей,

Я будущность свою измерил

Обширностью души своей;

С святыней зло во мне боролось,

Я удушил святыни голос,

Из сердца слезы выжал я;

Как юный плод, лишенный сока,

Оно увяло в бурях рока

Под знойным солнцем бытия.

Тогда, для поприща готовый,

Я дерзко вник в сердца людей

Сквозь непонятные покровы

Приличий светских и страстей.

Из-под таинственной, холодной полумаски

Звучал мне голос твой отрадный, как мечта,

Светили мне твои пленительные глазки

И улыбалися лукавые уста.

Сквозь дымку легкую заметил я невольно

И девственных ланит и шеи белизну.

Счастливец! видел я и локон своевольный,

Родных кудрей покинувший волну!..

И создал я тогда в моем воображенье

По легким признакам красавицу мою;

И с той поры бесплотное виденье

Ношу в душе моей, ласкаю и люблю.

И все мне кажется: живые эти речи

В года минувшие слыхал когда-то я;

И кто-то шепчет мне, что после этой встречи

Мы вновь увидимся, как старые друзья.

* * *

Тебе, Кавказ, суровый царь земли,

Я посвящаю снова стих небрежный.

Как сына, ты его благослови

И осени вершиной белоснежной;

От юных лет к тебе мечты мои

Прикованы судьбою неизбежной,

На севере – в стране тебе чужой

Я сердцем твой всегда и всюду твой.

Еще ребенком робкими шагами

Взбирался я на гордые скалы,

Увитые туманными чалмами,

Как головы поклонников аллы.

Там ветер машет вольными крылами,

Там ночевать слетаются орлы,

Я в гости к ним летал мечтой послушной

И сердцем был – товарищ их воздушный.

С тех пор прошло тяжелых много лет,

И вновь меня меж скал своих ты встретил.

Как некогда ребенку, твой привет

Изгнаннику был радостен и светел.

Он пролил в грудь мою забвенье бед,

И дружно я на дружний зов ответил;

И ныне здесь, в полуночном краю,

Все о тебе мечтаю и пою.

Не плачь, не плачь, мое дитя,

Не стоит он безумной муки.

Верь, он ласкал тебя шутя,

Верь, он любил тебя от скуки!

И мало ль в Грузии у нас

Прекрасных юношей найдется?

Быстрей огонь их черных глаз,

И черный ус их лучше вьется!

Из дальней, чуждой стороны

Он к нам заброшен был судьбою;

Он ищет славы и войны,

И что ж он мог найти с тобою?

Тебя он золотом дарил,

Клялся, что вечно не изменит,

Он ласки дорого ценил

Но слез твоих он не оценит!

ЭПИГРАММЫ, ЭКСПРОМТЫ, ШУТОЧНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

ЭПИГРАММА

Дурак и старая кокетка – все равно:

Румяны, горсть белил – все знание его!..

МАДРИГАЛ

"Душа телесна!" – ты всех уверяешь смело;

Я соглашусь, любовию дыша:

Твое прекраснейшее тело

Не что иное, как душа!..

ЭПИГРАММЫ

Есть люди странные, которые с друзьями

Обходятся как с сюртуками:

Покуда нов сюртук: в чести – а там

Забыт и подарен слугам!..

x x x

Тот самый человек пустой,

Кто весь наполнен сам собой.

Поэтом (хоть и это бремя)

Из журналиста быть тебе не суждено;

Ругать, и льстить, и лгать в одно и то же время,

Признаться – очень мудрено!

Г-ву И...

Аминт твой на глупца походит,

Когда за счастием бежит;

А под конец так крепко спит,

Что даже сон другим наводит.

Стыдить лжеца, шутить над дураком

И спорить с женщиной – все то же,

Что черпать воду решетом:

От сих троих избавь нас, боже!..

Дамон, наш врач, о друге прослезился,

Когда тот кончил жизнь; поныне он грустит

(Но не о том, что жизни друг лишился):

Пять раз забыл он взять билеты за визит!..

К ГРУЗИНОВУ

Скажу, любезный мой приятель,

Ты для меня такой смешной,

Ты муз прилежный обожатель,

Им даже жертвуешь собой!..

Напрасно, милый друг! коварных

К себе не приманишь никак;

Ведь музы женщины – итак,

Кто ж видел женщин благодарных?..

В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ N.N.

Чего тебе, мой милый, пожелать?

Учись быть счастливым на разные манеры

И продолжай беспечно пировать

Под сенью Марса и Венеры...

МОЯ МОЛЬБА

Да охранюся я от мушек,

От дев, не знающих любви,

От дружбы слишком нежной и

От романтических старушек.

ЭПИТАФИЯ

(Утонувшему игроку)

Кто яму для других копать трудился,

Тот сам в нее упал – гласит писанье так.

Ты это оправдал, бостонный мой чудак,

Топил людей – и утопился.

А. Д. 3 ...

О ты, которого клеврет твой верный Павел

В искусство ерников в младенчестве наставил;

О ты, к которому день всякий Валерьян