Текст книги "Том 3. Драмы"

Автор книги: Михаил Лермонтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Александр. Брату?

Вера (скоро).Да, скажите ему, что он меня чрезвычайно обидел, намекая на богатство мужа моего, – вы сами знаете, оттого ли я за него вышла… это было безумие, ошибка… скажите ему, просите его, чтоб он, ради прежней нашей дружбы, не огорчал меня более… если это для вас не жертва, то прошу вас сказать ему…

(Молчание.)

Алекс<андр>. Хорошо, Вера, я скажу… но это, вопреки тебе, будет служить доказательством моей нежности более всего на свете.

Вера (протягивая руку).О, мой друг, как я тебе благодарна.

Алекс<андр>. Нет, ради бога, лучше не благодари. (Уходит, в сторону)Конечно, я ничего ему не скажу!..

Вера (одна).С нынешнего дня я чувствую, что я погибла!.. Я не владею собою, какой-то злой дух располагает моими поступками, моими словами.

Князь (высунувшись из двери).Веринька, Веринька! Venez ici [137] 137
  Идите сюда. (Франц.).


[Закрыть]– посмотри, какой чудесный трельяж у Дмитрия Петровича, [138] 138
  Слово «трельяж» (франц. treillage)имеет два значения: зеркало, состоящее из трех створок, и тонкая решетка, предназначенная для вьющихся растений и цветов или употребляемая в качестве легкой ширмы.


[Закрыть]– завтра же куплю тебе такой же точно.

Вера (как бы проснувшись, встает).О боже! И всю жизнь слышать этот голос!..

Конец 1<-го> акта

Действие второе

Сцена первая

(В комнатах князя Лиговского. Князь и Вера.)

Князь. Вера! Посмотри, как переделали твой бриллиантовый фермуар. [139] 139
  Фермуар (от франц. fermer – запирать) – ожерелье с застежкой.


[Закрыть]

Вера. Очень мило – но тут есть новые камни.

Князь. Это любезность бриллиантщика.

Вера. А! Понимаю… ты не хочешь моей благодарности… ты с каждым днем делаешься милее…

Князь. Я рад, что угодил тебе.

Вера (в сторону).Угодил! – право, другой подумает, что он мой управитель.

Князь. Мне очень понравился второй сын Дмитрия Петровича, – не знаю, как тебе.

Вера. Я его давно знаю.

Князь. Он веселого нрава.

Вера. Слишком веселого.

Князь. Признаюсь, я сам таков и люблю посмеяться, и, право, ты наконец надоешь мне своей задумчивостью – а ведь Юрий Дмитрич недурен. Мне выражение лица его очень нравится.

Вера. Какая-то насмешливая улыбка – я боюсь говорить с ним.

Князь. Какое предубеждение, – напротив, у него в улыбке-то именно есть что-то доброе, простое… я его раз видел, а уж полюбил… а ты?

Слуга (вход<ит>).Юрий Дмитрич Радин.

Юрий (входит).Князь, я почел обязанностию засвидетельствовать вам мое почтение…

Князь. Мы с женой постараемся превратить эту обязанность в удовольствие! – прошу садиться – а вы легки на помине – мы с женой сейчас лишь об вас говорили – и я ее выведу на свежую воду. Вообразите, она утверждает, что у вас в лице есть что-то ядовитое, злое…

Юрий. Может быть, княгиня права. Несчастие делает злым.

Князь. Ха-ха-ха. Каким у вас быть несчастиям – вы так молоды.

Юрий. Князь! Вы удивляетесь, потому что слишком счастливы сами.

Князь. Слишком! – о, да это в самом деле колкость – я начинаю верить жене.

Юрий. Верьте, прошу вас, верьте – княгиня никогда еще никого не обманывала.

Вера (быстро прерывает его).Скажите – вы прямо к нам – или были уж где-нибудь?

Юрий. Я сегодня сделал несколько визитов… и один очень интересный… я был так взволнован, что сердце и теперь у меня еще бьется, как молоток…

Вера. Взволнованы?..

Князь. Верно, встреча с персоной, которую в старину обожали, – это вечная история военной молодежи, приезжающей в отпуск.

Юрий. Вы правы – я видел девушку, в которую был прежде влюблен до безумия.

Вера (рассеянно).А теперь?

Юрий. Извините, это моя тайна, остальное, если угодно, расскажу…

Князь. Пожалуста – писаных романов я не терплю – а до настоящих страстный охотник.

Юрий. Я очень рад. Мне хочется также при ком-нибудь облегчить душу. Вот видите, княгиня. Года три с половиною тому назад я был очень коротко знаком с одним семейством, жившим в Москве; лучше сказать, я был принят в нем как родной. Девушка, о которой хочу говорить, принадлежит к этому семейству; она была умна, мила до чрезвычайности; красоты ее не описываю, потому что в этом случае описание сделалось бы портретом; имя же ее для меня трудно произнесть.

Князь. Верно, очень романтическое?

Юрий. Не знаю – но от нее осталось мне одно только имя, которое в минуты тоски привык я произносить как молитву; оно моя собственность. Я его храню как образ благословения матери, как татарин хранит талисман с могилы пророка.

Вера. Вы очень красноречивы.

Юрий. Тем лучше. Но слушайте: с самого начала нашего знакомства я не чувствовал к ней ничего особенного, кроме дружбы… говорить с ней, сделать ей удовольствие было мне приятно – и только. Ее характер мне нравился: в нем видел я какую-то пылкость, твердость и благородство, редко заметные в наших женщинах, одним словом, что-то первобытное, допотопное, что-то увлекающее – частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки – много ли надо, чтоб разбудить таившуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечен этой девушкой, я был околдован ею; вокруг нее был какой-то волшебный очерк; вступив за его границу, я уже не принадлежал себе; она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей, как судьбе, она не требовала ни обещаний, ни клятв, когда я держал ее в своих объятиях и сыпал поцелуи на ее огненное плечо; но сама клялась любить меня вечно – мы расстались – она была без чувств, все приписывали то припадку болезни – я один знал причину – я уехал с твердым намерением возвратиться скоро. Она была моя – я был в ней уверен, как в самом себе. Прошло три года разлуки, мучительные, пустые три года, я далеко подвинулся дорогой жизни, но драгоценное чувство следовало за мною. Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье. Но после первой вспышки я тотчас замечал разницу, убивственную для них, – ни одна меня не привязала – и вот наконец я вернулся на родину.

Князь. Завязка романа очень обыкновенна.

Юрий. Для вас, князь, и развязка покажется обыкновенна… я ее нашел замужем, – я проглотил свое бешенство из гордости… но один бог видел, что происходило здесь.

Князь. Что ж? Нельзя было ей ждать вас вечно.

Юрий. Я ничего не требовал – обещания ее были произвольны.

Князь. Ветреность, молодость, неопытность – ее надо простить.

Юрий. Князь, я не думал обвинять ее… но мне больно.

Княгиня (дрожащим голосом).Извините – но, может быть, она нашла человека еще достойнее вас.

Юрий. Он стар и глуп.

Князь. Ну так очень богат и знатен.

Юрий. Да.

Князь. Помилуйте – да это нынче главное! Ее поступок совершенно в духе века.

Юрий (подумав). Сэтим не спорю.

Князь. На вашем месте я бы теперь за ней поволочился, – если ее муж таков, как вы говорите, то, вероятно, она вас еще любит.

Вера (быстро).Не может быть.

Юрий (пристально взглянув на нее).Извините, княгиня, – теперь я уверен, что она меня еще любит. (Хочет идти.)

Князь. Куда вы?

Юрий. Куда-нибудь.

Князь. Поедемте вместе на Кузнецкий [140] 140
  Кузнецкий мост– улица в Москве, получившая свое название от бывшего на ней до 1819 г. моста через реку Неглинную. На этой улице было сосредоточено большое количество преимущественно французских модных магазинов, которые служили своеобразной выставкой мод и других новинок. Ср. в «Горе от ума» (действие I, явление 4) Грибоедова:
А всё Кузнецкий мост и вечные французы,Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:Губители карманов и сердец!   Частые посещения этих магазинов московской знатью превратили Кузнецкий мост в место модного гулянья, где можно было не только купить или посмотреть последние французские наряды, но и услышать городские новости.


[Закрыть] (два слова на ухо).

Юрий. Извольте, куда хотите (выходят).

Князь. Прощай, Веринька. (Идет и в дверях встречает Александра.)Извините, Александр Дмитрич, – а вот жена целое утро дома. (Уходит.)

(Александр входит медленно, смотрит то на них, то на Веру. Вера, опрокинув голову на спинку стула, закрыла лицо руками.)

Алекс<андр> (про себя.)Он был здесь, она в отчаянье – (глухо)я погиб.

Вера (открыв глаза).А! Опять передо мною.

Алекс<андр>. Опять и всегда, как жертва, на которую ты можешь излить свою досаду, как друг, которому ты можешь вверить печаль, как раб, которому ты можешь приказать умереть за тебя.

Вера. О, поди, оставь меня… ты живой упрек, живое раскаяние – я хотела молиться – теперь не могу молиться.

Алекс<андр>. Если б я умел молиться, Вера, то призвал бы на твою голову благодать бога вечного – но ты знаешь! Я умею только любить.

Вера. Я ничего не знаю… уйди, ради неба, уйди.

Алекс<андр>. Ты меня не любишь.

Вера. Я тебя ненавижу.

Алекс<андр>. Хорошо! Это немножко легче равнодушия – за что же меня ненавидеть… за что?.. Говори, за что!..

Вера. О, ты нынче недогадлив… ты не понимаешь, что после проступка может оставаться в сердце женщины искра добродетели; ты не понимаешь, как ужасно чувствовать возможность быть непорочной… и не сметь об этом думать, не сметь дать себе этого имени…

Александр. Да, понимаю! Несносно для самолюбия.

Вера. Если б не ты, не твое адское искусство, если б не твои ядовитые речи… я бы могла еще требовать уважения мужа и по крайней мере смело смотреть ему в глаза…

Александ<р>. И смело любить другого…

Вера (испугавшись.)Нет, неправда, неправда, такая мысль не приходила мне в голову.

Александр. К чему запираться? – я не муж твой, Вера; не имею никаких прав с тех пор, как потерял любовь твою… и что ж мне удивляться!.. Я третий, которому ты изменяешь, – со временем будет и двадцатый!.. Если ты почитаешь себя преступной, то преступления твои не любовь ко мне – а замужество; союз неровный, противный законам природы и нравственности… Признайся же мне, Вера: ты снова любишь моего брата?..

Вера. Нет, нет.

Алекс<андр>. Если хочешь, то я уступлю тебя брату, стану издали, украдкой смотреть на ваши свежие ласки… и стану думать про себя: так точно и я был счастлив… очень недавно…

Вера. Да ты мучитель… палач… и я должна терпеть!..

Алекс<андр>. Я палач? – я, самый снисходительный из любовников?.. Я, готовый быть твоим безмолвным поверенным, – плати только мне по одной ласковой улыбке в день?.. Многие плотят дороже, Вера!

Вера. О, лучше убей меня. [141] 141
  Диалог Александра с Верой от слов Веры: «О, лучше убей меня» – до слов Александра: «…в груди воей возникло оттаяние, – не то, которое лечат дулом пистолета…» – с небольшими изменениями перенесен в роман «Герой нашего времени» (ср. разговор Мери с Печориным от слов Мери: «…возьмите лучше нож и зарежьте меня…» – до слов Печорина: «…не то отчаянье, которое лечат дулом пистолета…» (наст. изд., т. IV).


[Закрыть]

Алекс<андр>. Дитя, разве я похож на убийцу!

Вера. Ты хуже!

Алекс<андр>. Да!.. Такова была моя участь со дня рождения… все читали на моем лице какие-то признаки дурных свойств, которых не было… но их предполагали – и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство – я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло – никто меня не ласкал – все оскорбляли – я стал злопамятен. Я был угрюм – брат весел и открытен – я чувствовал себя выше его – меня ставили ниже – я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир – меня никто не любил – и я выучился ненавидеть… Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца… они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго… меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни – а видел, как другие без искусства счастливы: в груди моей возникло отчаянье, – не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец я сделал последнее усилие, – я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым… и для этого избрал тебя!..

Вера (смотря на него пристально).О боже!.. И ты надо мной не сжалился.

Александр. Бог меня послал к тебе как необходимое в жизни несчастие. Но для меня ты была ангелом-спасителем. Когда я увидал возможность обладать твоей любовью – то для меня не стало препятствий; всей силой неутомимой воли, всей силою отчаянья я уцепился за эту райскую мысль… Все средства были хороши, я, кажется, сделал бы самую неслыханную низость, чтоб достигнуть моей цели… но вспомни, вспомни, Вера, что я погибал… нет, я не обманул, не обольстил тебя… нет, было написано в книге судьбы, что я не совсем еще погибну!.. Да, ты меня любила, Вера! Никто на свете меня не разуверит – никто не вырвет у меня из души воспоминаний о моем единственном блаженстве! О, как оно было полно, восхитительно, необъятно… видишь, видишь слезы… не изобретено еще муки, которая бы вырвала такую каплю из глаз моих… а теперь плачу, как ребенок, плачу… когда вспомнил, что был один раз в жизни счастлив. (Упадает на колени и хватает ее руки.)О, позволь, позволь мне по крайней мере плакать.

Вера. Послушай, Александр, послушай… что же мне делать?.. Мне жаль, но я не люблю тебя, не могу, не могу больше любить, – я всегда ошибалась – мы не созданы друг для друга… что же мне делать!..

(Александр встает.)

Послушай, забудь, оставь меня… или нет, я уеду, далеко, далеко… не обращай на меня внимания, – я не ангел – я слабая, безумная женщина… я тебя не понимаю… я тебя боюсь!.. Презирай меня, если тебе от этого будет легче, но оставь, не мучь…

Александр. Хорошо, хорошо, Вера… я тебя оставлю – ты меня не увидишь… но я, моя мысль, мой взор, мой слух будут вечно с тобой, – когда ты будешь весела и довольна, то я об себе не напомню, но в минуты печали я буду тебе являться – и ты утешишься, видя, что есть на свете человек, который несчастнее тебя!..

Вера. Но зачем же, зачем… попробуй полюбить другую – я знаю много женщин, которым ты нравишься… а меня оставь жить как судьбе угодно!.. Что может быть между нами общего – без любви… я тебя прощаю!.. Прощаю от всего сердца.

Алекс<андр>. Какое великодушие!..

Вера. Обещаюсь забыть все мучения, которым ты был причиной.

Алекс<андр>. И ты думаешь обмануть меня! И ты думаешь, что я не лучше тебя самой читаю в глубине души твоей? Меня обмануть? Да знаешь ли, что это почти невозможно… ты выбрала минуту слабости – ты думала, что слезы помешают мне видеть всю тонкость твоего намерения! Я знаю, что ты хочешь избавиться от моего надзора, как от любви моей, – чтоб на свободе отдать мое место другому, – эта мысль еще не развилась в уме твоем, ты говоришь по какому-то невольному побуждению… по я вижу эту мысль во всей ее ужасной наготе… и этого не будет… нет, что хоть раз мне принадлежало, то не должно радовать другого… а этот другой – мой брат Юрий. Слышишь ли, я и это знаю.

Вера (с гордостью).Такое подозрение слишком обидно… с сей минуты мы чужды друг другу… прощайте, я вас не знаю – позволяю вам мстить всеми возможными, даже низкими средствами.

Алекс<андр>. Как, неужели и ты, и ты не нашла в душе моей ничего благородного…

Вера. Не знаю.

Алекс<андр>. О!..

Вера. Оставьте, оставьте меня… еще одна минута, и я умру.

(Упадает на кресла.)

Алекс<андр>. Я иду… только он никогда не будет твоим – никогда… (Подойдя к двери, оборач<ивается>)слышишь ли, никогда.

Конец 2<-го>акта

Действие третие

Сцена первая

(Дмитрий Петрович входит. Александр его ведет под руку и сажает.)

Александр. Вы нынче что-то необыкновенно слабы, батюшка.

Дмит<рий> Петр<ович>. Старость, брат, старость – пора убираться… да, ты что-то мне хотел сказать.

Алекс<андр>. Да, точно… есть одно дело, об котором я непременно должен с вами поговорить.

Дм<итрий> Петр<ович>. Это, верно, насчет процентов в Опекунский совет… да не знаю, есть ли у меня деньги…

Алекс<андр>. В этом случае деньги не помогут, батюшка.

Дм<итрий> Петр<ович>. Что же такое…

Алекс<андр>. Это касается брата…

Дм<итрий> Петр<ович>. Что?.. Что такое с Юринькой случилось?

Алекс<андр>. Не пугайтесь, он здоров и весел.

Дм<итрий> Петр<ович>. Не проигрался ли он?

Алекс<андр>. О нет!

Дм<итрий> Петр<ович>. Послушай… если ты мне скажешь про него что-нибудь дурное, так объявляю заранее… я не поверю… я знаю, ты его не любишь!

Алекс<андр>. Итак, я ничего не могу сказать… о вы одни могли бы удержать его.

Дм<итрий> Петр<ович>. Ты во всех предполагаешь дурное.

Алекс<андр>. Я молчу, батюшка.

Дм<итрий> Петр<ович>. Видно, я правду говорю – коли ты не смеешь и защищаться!..

Алекс<андр>. Я чувствую, что человеку не дано силы противиться судьбе своей!

Дм<итрий> Петр<ович>. Ты меня выведешь из терпения… ну скажи, что ли, скорее, что ты еще открыл, – в чем предостерегать!..

Алекс<андр>. Юрий влюблен в княгиню Веру.

Дм<итрий> Петр<ович>. Да, я сам подозреваю, что он не совсем ее забыл… а она?

Алекс<андр>. Она – его любит страстно – о, я это знаю… я имею доказательства… я вам клянусь честью… спасите хоть ее. Еще два, три дни… и она не будет в силах ни в чем противиться… вы до этого не допустите брата.

Дм<итрий> Петр<ович>. Да, да, это нехорошо… но Юрий не захочет, не решится.

Алекс<андр>. А минута страсти, самозабвения?.. Одна минута?

Дм<итрий> Петр<ович>. Это нехорошо… ты прав… благодарю, что сказал… да что же делать? Поговорить разве Юрию…

Алекс<андр>. О, это хуже всего… он уж слишком далеко зашел… надо, чтоб князь уехал… потом брату кончится отпуск… и они никогда, по крайней мере долго, не увидятся…

Дм<итрий> Петр<ович>. Бедная женщина!..

Алекс<андр>. О, если б вы видели, как она страдает в борьбе с собою… но я ее знаю… еще несколько дней… и она погибнет!..

Дм<итрий> Петр<ович>. Я хвалю тебя, Александр!.. Ты всегда был строгих правил, хотя не очень чувствителен… но как же быть?

Алекс<андр>. Предупредить князя! – сказать ему просто!..

Дм<итрий> Петр<ович>. Рассорить его с женой?..

Алекс<андр>. Он благоразумный и добрый человек… скажите ему только, что Юрий влюблен в княгиню… это ваш долг, долг отца и честного человека… объясните ему, что вы нимало не подозреваете его жены… но что, живя в одном доме, ее репютация может пострадать, – брат может проболтаться, похвастаться двусмысленным образом – из самолюбия… мало ли!.. Одним словом, князь должен уехать…

Слуга (вход<ит>). Князь Лиговский.

Дм<итрий> Петр<ович>. Надо подумать… как же так опрометчиво поступать – надо бы подумать.

Алекс<андр>. Минуты дороги… вы видите, сама судьба его вам посылает.

(Входит князь.)

Князь. А я сейчас с Кузнецкого моста, покупал всё жене наряды к празднику… столько хлопот, что ужасть… вот эти молодые люди не знают, что такое жениться.

Дм<итрий> Петр<ович>. Приятно со стороны смотреть, как вы любите вашу супругу, князь.

Князь. Я жену очень люблю – однако видите, я со всем тем муж благоразумный, – хочу, чтоб меня слушались, и в случае нужды имею твердость – о, я очень тверд! Как вы нынче в своем здоровье?

Дм<итрий> Петр<ович>. Благодарю… я нынче что-то слаб… и к тому же расстроен… ох, дети, дети!

Князь. Расстроены… помилуйте, вы, кажется, так счастливы детьми.

Дм<итрий> Петр<ович>. Это правда… но иногда и самые лучшие дети делают глупости.

Князь. Да помилуйте!.. Вы несправедливы. Какие же глупости… но извините, это слишком нескромно…

Дм<итрий> Петр<ович>. Ничего, князь, – напротив… это дело даже больше касается до вас, нежели до меня.

(Александр делает знак отцу и уходит.)

Князь. До меня?..

Дм<итрий> Петр<ович>. Мой долг повелевает мне сказать… но я не знаю, как решиться.

Князь. Разве это что-нибудь…

Дм<итрий> Петр<ович>. Вот видите, я не знаю, как вы примете.

Князь. Да разве?..

Дм<итрий> Петр<ович>. Успокойтесь – это еще не опасно.

Князь. Слава богу… так еще не опасно – уф!..

Дм<итрий> Петр<ович>. Мой сын Юрий…

Князь. Юрий Дмитрич? Он со мной никаких не имел сношений!..

Дм<итрий> Петр<ович>. Я не говорю, чтоб он имел сношение с вами – или с кем-нибудь из вашего дома, – но ваша жена… еще до замужества… ее красота, любезность!..

Князь. Вот видите, Дм<итрий> Петрович… я этих достоинств еще сам в ней хорошенько не рассмотрел… не потому говорю так, что она моя жена, – но ведь я не поэт! О, вовсе не поэт!.. Я женился потому, что надо было жениться, – женился на ней потому, что она показалась мне доброго и тихого нрава, – люблю ее потому, что надобно любить жену, чтоб быть счастливу!.. Я вас прервал, пожалуста, продолжайте!

Дм<итрий> Петр<ович>. Это не так легко, князь.

Князь. Прошу вас, для меня себя не принуждайте.

Дм<итрий> Петр<ович>. Одним словом, мой сын Юрий был влюблен в вашу супругу до ее замужества – и, кажется, был несколько ей приятен.

Князь. О, я уверен, что теперь эта страсть прошла.

Дм<итрий> Петр<ович>. К сожалению, не прошла! Со стороны моего сына.

Князь. Тем хуже для него.

Дм<итрий> Петр<ович>. Я боялся, чтоб это и вам было неприятно! – по долгу честного человека решился вас предупредить, на всякий случай…

Князь. Лишь бы жена была мне верна – больше я и знать не хочу!

Дм<итрий> Петр<ович>. Я не сомневаюсь в добродетели княгини.

Князь. И я также.

Дм<итрий> Петр<ович> (со вздохом).Вы очень счастливы…

Князь. Не спорю-с. (Вдруг, как бы вспомнив что-то, хватает себя за голову и вскакивает.)О, я дурак – о, я пошлая дурачина… о, глупая ослиная голова… вы правы – а я дубина!.. Теперь вспомнил… о, пошлая недогадливость!.. Теперь понимаю… понимаю… этот анекдот!.. Всё было на мой счет сказано… а я, сумасшедший, – ему же советую волочиться за моей женой – а ее смущение… ведь надо было мне жениться – в 42 года! С моим добрым, простосердечным нравом – жениться!..

Дм<итрий> Петр<ович>. Успокойтесь, прошу вас, всё еще поправить можно.

Князь. Нет, никогда не успокоюсь (садится).

Дм<итрий> Петр<ович>. Я вам это сказал по долгу честного человека… и потому, что знаю сына: он легко может наделать глупостей – и невинным образом в свете компрометировать княгиню, – притом она молода – может завлечься невольно… скажут, что, живя в одном доме…

Князь. Вы правы – посудите теперь! Ну не несчастнейший ли я человек в мире.

Дм<итрий> Петр<ович>. Утешьтесь… я очень понимаю ваше положение – но что же делать.

Князь. Что делать? – вот видите, я человек решительный – завтра же уеду из Москвы в деревню – нынче же велю всё готовить.

Дм<итрий> Петр<ович>. Это самое лучшее средство – самое верное – тихо, без шуму…

Князь. Да, тихо, без шуму!.. Уехать из Москвы, зимой, накануне праздников, – вот женщины! О, женщины!.. Прощайте, Дмит<рий> Петрович, прощайте – о, вы увидите, что я человек решительный!

Дм<итрий> Петр<ович>. Не взыщите, я говорил от сердца, князь, – по-стариковски – притом я всегда был строгих правил…

(Хочет встать.)

Князь. Не беспокойтесь – вы истинный мой друг – прощайте… о, я человек решительный!.. (Уходит.)

Дм<итрий> Петр<ович>. Ну, слава богу, с плеч долой – всё уладил – ох, дети, дети…

(Юрий входит и хохочет во всё горло.)

Юрий. Вообразите, ха-ха-ха-ха… нет, я век этого не забуду… Князь, ха-ха-ха! Я подаю ему руку и говорю, здравствуйте, князь… что нового… а он – ха-ха-ха! Скорчил кошачью мину и руку положил в карман: ничего-с – к несчастию, всё старое… потом шаг назад и стал в позицию… я скорей бежать, чтоб не фыркнуть ему в глаза… не знаете ли, батюшка, отчего такая немилость?

Дм<итрий> Петр<ович>. А ты хочешь волочиться за женой и чтоб муж тебе в ноги кланялся! Кабы в наше время, так ему бы надо тебя не так еще проучить.

Юрий (серьезно).Я волочусь за его женой? Кто ему это сказал?

Дм<итрий> Петр<ович>. Ну ведь признайся: ты в нее влюблен?..

Юрий. Он о прежнем ничего не знает и слишком глуп, чтоб теперь догадаться.

Дм<итрий> Петр<ович>. Долг всякого честного человека был ему сказать!

Юрий. А позвольте: кто ж этот чересчур честный человек?

Дм<итрий> Петр<ович>. А если б даже я.

Юрий. Вы, батюшка?

Дм<итрий> Петр<ович>. Да, я не терплю безнравственности, беспутства… в мои лета трудно смотреть на такие вещи и молчать… хороший отец должен удерживать сына от бесчестных поступков – а если сын его не слушает, то мешать ему всеми средствами…

Юрий. А, так вы ему сказали.

Дм<итрий> Петр<ович>. Да, не прогневайся – и князь завтра же увозит жену в деревню.

Юрий. О! Это нестерпимо!

Дм<итрий> Петр<ович>. Вздор, вздор!.. Что такое за упрямство, будто нет других женщин.

Юрий. Для меня нет других женщин… я хочу, хочу… да знаете ли, батюшка, что это ужасно… кто вам внушил эту адскую мысль!

Дм<итрий> Петр<ович>. Кто внушил!.. И ты смеешь это говорить отцу, и какому отцу! Который тебя любит больше жизни, тобою только и дышит, – вот благодарность! Разве я так уж стар, так глуп, что не вижу сам, что дурно, что хорошо!.. Нет, никогда не допущу тебя сделать дурное дело, – опомнишься, сам будешь благодарен и попросишь прощения.

Юрий. Никогда!.. Прощения! Мне еще вас благодарить – за что? Вы мне дали жизнь – и теперь ее отняли – на что мне жизнь?.. Я не могу жить без нее – нет, я вам никогда не извиню этого поступка.

Дм<итрий> Петр<ович>. Юрий, Юрий, подумай, что ты говоришь.

Юрий. Я не уступлю – борьба начинается – я рад, очень рад! Посмотрим – все против меня – и я против всех!..

Дм<итрий> Петр<ович>. Сжалься, Юрий, над стариком – ты меня убиваешь.

Юрий. А вы надо мною сжалились – вы пошутили – милая шутка.

Дм<итрий> Петр<ович>. О, ради бога, перестань!

Юрий. Князь завтра едет, а нынче Вера будет моя. (Идет к столу.)

Дм<итрий> Петр<ович>. Александр! Александр! Он убил меня – мне дурно!

(Александр вбегает, подымает и ведет его под руку.)

Он злодей – он убил меня!..

Юрий (один).Нынче она будет моя – нынче или никогда… они хотят у меня ее вырвать – разве я даром три года думал об ней день и ночь – три года сожалений, надежд, недоспанных ночей, три года мучительных часов тоски глубокой, неизлечимой – и после этого я ее отдам без спору, и в ту самую минуту, когда я на краю блаженства, – да как же это возможно! (Пишет записку и складывает.)Кажется, так оно удастся. (Отворяет дверь и кличет)Ванюшка!

(Входит молодой лакей в военной ливрее.)

Послушай! От твоего искусства теперь зависит жизнь моя…

Ванюшка. Вы знаете, сударь, что я вам всеми силами рад служить.

Юрий. Когда ты сделаешь, что я прикажу, то проси чего хочешь.

Ванюшка. Слушаю-с.

Юрий. Если же нет – ты погиб!

Ван<юшка>. Слушаю-с.

Юрий. Видишь эту записку – через час, никак не позже она должна быть в руках у княгини Лиговской.

(Александр показывается в другой двери.)

Ван<юшка>. Помилуйте, сударь, да это самое пустое дело – я познакомился уж с ее горничною, – а у нас в пустой половине такие закоулки, что можно везде пройти днем так же безопасно, как ночью…

Юрий. Я на тебя надеюсь – только смотри, не позже как через час (уходит).

Ван<юшка>. Через пять минут, сударь… (Про себя).Мы с барином, видно, не промахи – четыре дни как здесь, а уж дела много сделали (хочет идти).

Алекс<андр> (подкрался сзади и схватывает его за руку.)Постой!

Ван<юшка> (испуганный).Что это вы, барин!

Алекс<андр>. У тебя вот в этой руке записка…

Ванюшка. Никак нет-с.

Алекс<андр> (хочет взять).А вот увидим.

Ван<юшка>. Я закричу-с, ваш братец услышит!

Алекс<андр> (в сторону.)Попробую другой способ! (Ему)Видишь вот этот кошелек, в нем 20 червонцев – они твои – если ты дашь мне ее прочесть – так, из любопытства.

Ван<юшка>. Только никому сами не извольте сказывать.

Алекс<андр>. Я буду молчалив, как могила (высыпает деньги в руки).

Ван<юшка>. А если изорвете, сударь, – так я скажу своему барину.

Алекс<андр> (про себя).Я умру, а не уступлю ему эту женщину!.. (Читает)«Ваш муж всё знает… Я вас люблю больше всего на свете, вы меня любите, в этом я также уверен… Сегодня вечером в 12 часов я должен с вами говорить, будьте в этот час в большой зале пустой части дома; вы спуститесь по круглой лестнице и пройдете через коридор, – если через 2 часа я не получу желаемого ответа, то иду к вашему мужу, заставляю его драться и, надеюсь, убью. В этом клянусь вам честию… ничто его не спасет в случае вашего отказа. Выбирайте». А! Искусно написано!..

Ван<юшка>. Пожалуйте, сударь, записку, мне пора.

Алекс<андр>. А если я ее изорву – говори, что ты хочешь за это, – всё, что попросишь… тысячу – две?..

Ван<юшка>. И миллиона не надобно-с.

Алекс<андр>. Я тебя умоляю!..

Ван<юшка>. Вот видите, сударь, – мне велено ее отнести, и я отнесу; об том, чтоб ее не показывать, ничего не сказано, и я ее вам показал.

Алек<сандр> (подумав).Хорошо, отнеси ее.

(Слуга уходит.)

(Про себя).Я все-таки найду средство им помешать.

Конец 3<-го>акта