Текст книги "Утверждение христианства на Руси"

Автор книги: Михаил Брайчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

”Неужели проповедники магометанские, – резонно ставил вопрос Е. Е. Голубинский, – могли приходить к Владимиру затем, чтобы держать пред ним возможно срамные речи и таким образом доказать, что вера их есть самая срамная в мире? Неужели проповедники еврейские приходили затем, чтобы сказать, что Евреи суть народ, Богом отверженный? Неужели проповедники папские только и могли сказать то, что влагает им в уста повесть, и не ясно ли, что не имеющий смысла ответ Владимира… означает то, что от одинаковых с греками христиан составитель повести не видел возможности отделаться с умом?” [180, с. 112]. Поставленные вопросы считаем совершенно справедливыми. Однако они не отрицают вообще исторического содержания в комментированном отрывке; поиски исторического смысла ставят перед исследователем новые, не менее сложные проблемы.

Историческая несообразность произведения. В литературе неоднократно подчеркивалось, что с точки зрения исторической достоверности ”Сказание о Владимировом крещении” оставляет желать много лучшего. В нем киевский властитель выступает как малообразованный человек, не имеющий никакого представления об обычаях стран, с которыми Русь поддерживала постоянные отношения. В самом деле, у Владимира не было никакой необходимости отправлять специальных послов в Византию, дабы ознакомиться с православным церковным обрядом, так как христиане жили в самом Киеве и непосредственные контакты с ними не требовали далеких путешествий. В окружении киевского князя адептов новой веры, вероятно, было больше, чем язычников: еще малым ребенком будущий реформатор мог видеть христианское богослужение.

Так же неправдоподобно выглядит и посещение послами мусульманской мечети в Волжской Булгарии. Прежде всего обращает на себя внимание несообразность самого описания: по утверждению послов, они нашли там ”печаль и смрадъ великъ”, тогда как мусульмане содержат свои храмы в особой чистоте и порядке; входить туда разрешается только босиком, оставив обувь за дверью; традиционное омовение входит в ритуал и т. п.

Исследователи справедливо отмечают, что магометанское богослужение не могло составлять тайны для Владимира и его окружения. Русь поддерживала оживленные отношения с Закавказьем, Халифатом, Ираном и хорошо знала мусульманский Восток. Русские купцы и воины постоянно посещали страны, исповедовавшие ислам, были достаточно хорошо знакомы с их обычаями и обрядами. Владимир, очевидно, и не имел возможности лично видеть мечети, но в его окружении, очевидно, были лица, которые могли полностью охарактеризовать магометанский ритуал.

Еще легче было получить в Киеве надежную информацию о латинских обрядах, поскольку в Киеве проживало немало поляков, немцев, чехов, венгров. Сам Владимир женил своего названого сына Святополка на польской княжне. В нашем распоряжении есть сведения о ее духовнике, епископе из Колобжега Рейнберне [Thit. Chr., р. 72—73]. Кроме того, за семь лет до крещения Владимир осуществил поход в Польшу с целью возвращения червенских городов [250, с. 69] и, конечно же, видел там костелы.

Но наиболее фантастическим является сюжет соревнования четырех религиозных систем в конце Х в. Здесь мы встречаемся с явным анахронизмом.

Четыре религии, которые фигурируют в эпизоде ”Выбора веры”, представляли довольно могущественные политические системы, чем и определялись шансы каждой из них на успех. Это специально подчеркнуто в летописном тексте, который подробно фиксирует, от какой страны прибыла каждая миссия. Читаем: ”приидоша Болгаре (курсив наш. – М.Б. ) вђры Бохъмичи, глаголюще…” [там же, с. 71]; далее: ”по семъ же придоша Нђмци от Рима , глаголюще” [там же, с. 72]; ”се слышавше, Жидове Козрьстии приидоша, ркуще…” [там же]; ”по семъ прислаша Грђци къ Володимиру философа, глаголюще сице…” [там же, с. 73]. Подчеркнем, что учтены даже некоторые политические нюансы. Латиняне представляют сразу две системы: Германскую империю и Ватикан. Вероятно, здесь отразилась упорная борьба имперского и папского престолов за главенствующее положение в политической сфере. Однако в таком распределении скрывается скандальный исторический ляпсус: обрисованная летописной повестью политическая ситуация не накладывается на реальную коллизию конца Х в.

Во-первых, Хазарский каганат, выступающий государственным базисом иудаизма, к 80-м годам Х в. уже не существовал. Он был уничтожен Святославом Игоревичем в 964—965 гг. [там же, с. 53]. Западная часть Хазарии, колонизованная славянами, вошла в состав Киевской Руси (в частности – Саркел, ставший Белой Вежей) [18; 19; 20; 21, с. 288—323, 426—437; 24; 27]; восточная – попала под власть печенегов и гузов [21, с. 431—437].

Правда, некоторые исследователи высказывают предположение, что война 964—965 гг. была лишь первой фазой в ликвидации каганата, что после смерти Святослава Хазария на какое-то время восстановила свою независимость и была окончательно уничтожена Владимиром Святославичем в союзе с византийцами [466, с. 95; 788, с. 15]. Эта мысль базируется на двух источниках. Древнерусский писатель второй половины XI в. Иаков Мних утверждает, что Владимир ”На Козары шедъ, побђди и дань на нихъ положи” [189, с. 245; 21, с. 435]. Греческая хроника Скилицы рассказывает о походе византийского флота в Хазарию в 1016 г., в котором принимал участие русский экспедиционный корпус, возглавляемый воеводой Сфенгом [Scyl., р. 464]. Поход завершился успешно: архонт Хазарии Георгий Цуло погиб в бою, власть византийцев над Херсонской фемой была восстановлена.

Оба сообщения, однако, не дают оснований для выводов, к которым пришли упомянутые исследователи. Прежде всего хронология. По свидетельству Иакова Мниха, Владимир ходил на хазар еще до Корсуньской эпопеи – в 80-х годах Х в. Скилица датирует поход Сфенга в Тавриду 1016 г., то есть временем после смерти ”равноапостольного” князя. Понятно, что объединять эти известия нельзя.

”Память и похвала” Иакова Мниха не является историческим произведением. В ней нельзя искать адекватное изложение политических событий времени Владимира. Памятник содержит ряд ошибочных утверждений и вносит удивительную путаницу в исторические факты.

Поход 1016 г., отнесенный к реальной Хазарии, является недоразумением. Георгий Цуло не был хазарским каганом (как безосновательно утверждали В. Юргевич [772, с. 42], М. В. Левченко [333, с. 383—384], А. Васильев [117, с. 253], А. Л. Якобсон [788, с. 15—16] и некоторые другие исследователи). Он был византийским чиновником в Тавриде [21, с. 436—437; 614, с. 266—267]. Известна его печать с полным и точным титулом ”императорский протоспафарий и стратиг Херсона” [697; 769; 772, с. 41—43; 894, с. 26]. Следовательно, у Скилицы речь идет не о походе против Хазарского государства, а о подавлении восстания в Херсонской феме. ”Хазарией” еще в XIII—XIV вв. называли Крым вне всякой связи с хазарами или Хазарским каганатом.

Истинная судьба Восточной Хазарии (не колонизированной славянами) была печальной. Став легкой добычей кочевников, она искала помощи у арабов и в Хорезме. История ее окончательного падения освещена арабскими писателями Ибн-Хаукалем [170, с. 218—220; 811, с. 246; 848, с. 1—2], Ибн-Мискавейхом [21, с. 432], Мукадесси [21, с. 431] и др. Между 968/969 и 985/986 гг. она вошла в состав Хорезма и подверглась тотальной исламизации.

Мы не можем брать под сомнение все эти сведения, хотя рассматривать победу ислама в Хазарии как сплошную и стопроцентную также не следует. Очевидно, определенный процент иудаистского населения остался и после установления хорезмийского господства. Но позиции древнееврейской религии были окончательно подорваны.

Таким образом, появление иудаистских проповедников ”от Хазар” в Киеве в 986 г. исключается. Поэтому следует признать этот эпизод либо одним из легендарных элементов ”Сказания”, либо найти для него какое-то иное объяснение.

Очевидным анахронизмом является и эпизод, посвященный латинским проповедникам, но по другим причинам. В нем политическая ситуация полностью соответствует задуманной коллизии повествования, поскольку вторая половина Х в. была временем формирования Священной Римской империи. Ее основателем считался Карл Великий, в действительности же был Оттон I, тоже прозванный Великим. 2 февраля 962 г. он был коронован императорской короной папой Иоанном XII. Этому торжественному акту предшествовала упорная борьба с многочисленными феодальными властителями, не желавшими признавать прерогативы нового правителя.

Таким образом, совершенно уместно было бы считать сообщение летописного предания о приходе папских миссионеров именно ”от Немцев”. Серьезные сомнения вызывает отсутствие формального разрыва между западной и восточной церквями. Этим реальная коллизия времен Владимира коренным образом отличалась от описанной в летописи.

В истории Ватикана Х век – наиболее тяжелый и позорный период [367, с. 107—114]. Упадок западной курии устраивал Царьград, который в то время вступил в период подъема. Следовательно, оснований для открытой конфронтации не существовало.

Более того, в 995—996 гг. собор западных епископов провозгласил вечную память патриархам, которые когда-то подверглись преследованиям со стороны Рима и были преданы анафеме. Поэтому не удивительно, что в источниках находим сообщения о папских депутациях в Киев, встречавших на Руси доброжелательный, даже уважительный прием.

Таким образом, участие в заочном диспуте 986 г. латинян как представителей особой религии, альтернативной восточному христианству, исключается. Подобная миссия могла состояться либо в третьей четверти IX в. при патриархе Фотии, когда дело явно шло к расколу, либо во времена Ярослава Мудрого, когда конфронтация двух церквей вспыхнула с новой силой и завершилась формальным разрывом в 1054 г. Необходимо признать и очевидный анахронизм третьего теологического трактата, помещенного в ”Повести временных лет” под 988 г., специально направленного против латинян [250, с. 100—101]. Появление такого произведения во времена Владимира представляется невероятным. Вне сомнения, здесь мы сталкиваемся с проекцией на конец Х в. – идеологической коллизии иного времени – то ли более раннего, то ли более позднего.

Другие источники. Версия ”Сказания о Владимировом крещении” заняла главенствующую позицию в древнерусской историографии. Несмотря на то, что известно немало древнерусских произведений, посвященных этой тематике, мы почти не располагаем дополнительными данными или вариантами. К числу таких произведений относятся: ”Слово о законе и благодати” Илариона, ”Память и похвала Владимиру” Иакова Мниха, так называемое ”Обычное житие Владимира”, ”Житие особого состава”, ”Проложное (сокращенное) Житие”, произведение под названием ”Слово, како крестился Володимер, вся Корсунь”, а также некоторые летописные отрывки, отсутствующие в ”Повести временных лет” и дополняющие ее сообщения. Перечисленные произведения так или иначе повторяют или развивают официально принятую концепцию, некоторые отличия касаются только уровня полноты или же незначительных деталей и совсем не затрагивают суть самого сюжета.

”Слово о законе и благодати” [413] является не историческим произведением, а философским трактатом с ярко выраженной политической тенденцией антивизантийского направления. В нем отсутствуют конкретные сведения о крещении 988 г., а дана только социальная и историческая оценка самого акта. Написанное в середине XI в. (между 1037 и 1050 гг.) ”Слово” предлагает теоретическое обоснование права Владимира на канонизацию.

Такой же характер имеет и ”Память и похвала” Иакова Мниха [25]25
  Издавалась неоднократно (последнее издание – в работе А. Г. Кузьмина [311]. Мы цитируем по изданию Е. Е. Голубинского [180], чья транскрипция ближе к оригиналу. Точно так же – ”Обычное житие Владимира”.


[Закрыть], который жил и писал во второй половине XI в. По поводу датировки произведения в литературе отсутствует единое мнение, известно только, что оно написано позже другого произведения Иакова Мниха ”Сказания о жизни и погублении Бориса и Глеба”: это засвидетельствовано самим автором, причем в тексте обоих произведений [180, с. 239; 707, с. 43]. К сожалению, дата ”Сказания о Борисе и Глебе” отсутствует: мнения исследователей в этом вопросе расходятся в пределах столетия – от 20-х годов XI в. до начала XII в. [2; 109; 158; 180, с. 743-744; 247, с. 170—188; 253, с. 317—328; 638, с. 129; 755, с. 96—97]. Мы не будем рассматривать здесь этот сложный вопрос, но отметим, что, по нашему мнению, скорее всего ”Сказание” написано около 1072 г. в связи с перенесением останков Бориса и Глеба в новопостроенный храм-мавзолей в Вышгороде и их официальной канонизацией.

Таким образом, ”Память и похвала” написана через некоторое время после ”Слова о законе и благодати”. Принимая концепцию последнего, она содержит полемику против византийской доктрины, взявшей под сомнение киевскую версию. В отличие от трактата Илариона, в произведении Иакова Мниха имеются некоторые сугубо исторические сведения, которые в ряде случаев решительно противоречат летописным сведениям, порождая в литературе изрядную путаницу.

Произведения житийного характера в основном повторяют летописную версию, хотя иногда и отходят от нее. В ”Обычном житии” [180, с. 224—238], например, вообще отсутствует эпизод, посвященный четырем религиозным миссиям. Повествование начинается рассказом о делегации, направленной Владимиром для ознакомления с чужими верованиями на местах. Отсутствуют три теологических трактата. Нет ламентаций дьявола и благочестивых размышлений летописца по этому поводу. Отсутствуют еще некоторые мелкие детали и подробности. Вместо этого в Житии нет ничего, что отсутствовало бы в летописи, кроме двух сугубо риторических пассажей. Мелкие сообщения, которые якобы дополняют летописный текст, выглядят недостоверными.

”Житие особого состава” [748, с. 44—57], помещенное в ”Плигинском сборнике”, – сравнительно позднее произведение (не ранее XVI в.), по своему характеру оно близко к хроникам Стрийковского, Кромера, Меховского, а также к Иоакимовской летописи, использованной В. Н. Татищевым. Его сообщения нуждаются в серьезной критической проверке. ”Проложное житие” не имеет самостоятельного источниковедческого значения, так как полностью зависит от ”Обычного жития” и является его эпитомой (сокращением).

В историографическом плане интересно произведение ”Слово о том, како крестися Владимир, возмя Корсунь”, известное в довольно многочисленных списках (к сожалению, не раньше XV в.) [311, с. 218—225]. До недавнего времени этот памятник не привлекал особенного внимания исследователей, которые считали его выборкой фрагментов из ”Повести временных лет”, посвященных крещению Владимира [180, с. 124; 629, с. 12; 748, с. 12—15, 36—44] , то есть произведением, вторичным по сравнению с летописным ”Сказанием”. Однако в ”Слове” (как и в Житии) отсутствует значительный раздел, посвященный первой фазе ”выбора веры” (приход миссионеров в Киев, включая и ”Речь Философа”). Отсутствуют теологические трактаты и еще некоторые незначительные отрывки, что вроде бы свидетельствует в пользу первоначальности ”Слова”: вряд ли автор выпустил бы такие важные эпизоды, как киевский заочный диспут. К этой проблеме мы еще вернемся в следующем разделе.

А. Г. Кузьмин отождествляет ”Слово” с ”Корсунской легендой”, мысль о существовании которой гипотетически выдвинул А. А. Шахматов [309, с. 350; 311, с. 114]. С этим трудно согласиться. В Корсуньском эпизоде отсутствует что-либо принципиально новое по сравнению с ”Повестью временных лет”. Поэтому и саму ”Повесть” с таким же успехом можно было бы назвать ”Корсунской легендой”. Да и реальное существование этой легенды на современном уровне разработки проблемы выглядит более чем сомнительным.

Западноевропейские источники об акте 988 г., как отмечалось выше, отсутствуют. Только у Титмара Мерзебургского (который писал в 1018 г. и может считаться современником) есть известие о личном крещении Владимира: ”Взяв из Греции жену, по имени Елена, обрученную ранее за Оттона III, от которой последний был обманным образом отстранен, он (Владимир. – М.Б.) по настоянию жены принял христианскую веру, которой, однако, праведными делами не украсил. Это был величайший сластолюбец, человек жестокий, чинивший насилие слабым грекам” [Thit. Chron.; см.: 247, с. 75].

Трудно нагромоздить в таком коротком отрывке больше ошибок, чем в цитированном тексте. Греческую принцессу, выданную за Владимира, звали не Елена, а Анна. Здесь, очевидно, путаница с княгиней Ольгой, чью надгробную плиту информатор Титмара видел в Десятинной церкви. Анна никогда не была помолвлена с императором Оттоном III. Титмар, очевидно, имел в виду неудачное сватовство французского принца Роберта, но как звали греческую принцессу, чьей руки он добивался, нам не известно [107, с. 495—498]. Анна приходилась родной теткой Оттону III и поэтому никак не могла выступать в роли невесты. Поэтому отпадает и обвинение греческих царей Василия и Константина в коварстве.

Неверно, что Владимир крестился по настоянию жены, так как вступил с ней в брак уже будучи христианином. Неверно, что он ”чинил насилие” бедным грекам. Напротив, киевский князь спас престол для своего нового родственника Василия II; возвратил ему Херсонес и в дальнейшем поддерживал с Константинополем лояльные и союзнические отношения. Подобные неточности резко снижают источниковедческое значение хроники Титмара.

Византийским источникам также ничего не известно об обращении киевского князя в христианство: религиозный аспект проблемы совершенно не отразился в греческих хрониках того времени. Вместо этого в них содержатся очень важные свидетельства о событиях, связанных с осуществлением религиозного акта 988 г. Лев Диакон [Leon. Diac.; см.: 275, с. 37—42] был современником Владимира, но свою хронику довел только до смерти Иоанна Цимисхия, которая произошла в 976 г. Правление Василия II и его брата Константина VIII в ней совершенно не освещено. Однако это единственный византийский источник, в котором упоминается о взятии Херсонеса. Этим определяется и его особое значение: если бы не свидетельство Льва, критическая литература, очевидно, поспешила бы взять под сомнение достоверность летописных сведений как порождение пресловутой ”Корсунской легенды”.

Остальные греческие авторы сообщают о переговорах Василия II с киевским князем, о заключении между ними договора о помощи против Варды Фоки, а также о браке царевны Анны с русским князем. Наиболее ранними являются свидетельства Михаила Пселла – известного философа, ученого, историка, публициста и государственного деятеля, который жил в середине XI в. Приведем его сообщение полностью.

”Император Василий убедился в нерасположении к нему греков и так как незадолго перед тем к нему спешно пришел от тавроскифов (Русь. – М.Б.) значительный военный отряд, то он, соединив их [к своему войску] и устроив другую наемную силу, выслал их противу расположенной на другой стороне (Босфора. – М.Б.) фаланги” [127, с. 94]. Речь идет о передовом отряде Фоки, возглавленном полководцем Дельфиной, который ранней весной 988 г. вышел к Хрисополю.

Далее: ”Они (тавроскифы. – М.Б.) были посланы против расположенной на другой стороне фаланги, явившись пред нею сверх ожидания, когда противники не были возбуждены к битве, но обратились к пьянству, они убили из них не малое число, а других рассеяли в разные стороны. Потом им пришлось выдержать крепкий бой и с самим Фокой. Тогда явился при войске и царь Василий, только что отпустивший бороду и приобретший военную опытность. Не был в отсутствии из лагеря и брат его Константин” [127, с. 92].

Очень короткие упоминания содержатся в более поздних хрониках – Скилицы-Кедрина и Зонары, которые повторяют друг друга и почти ничего не добавляют нового. В первой хронике читаем: император Василий ”долго убеждал бунтовщиков (Дельфину. – М.Б.) отступить от Хрисополя, но не мог убедить. Снарядив ночью корабли и посадив на них русов, – так как он успел позвать их на помощь и сделать их князя Владимира своим зятем, женив его на своей сестре Анне, – неожиданно переправляется с ними [через пролив] и, напав на врагов, легко овладевает ими” [Scyl., II, 444].

У Зонары: ”Когда Дельфина стал лагерем вблизи Хрисополя, император неожиданно напал на него с народом русским, – так как вступил в родство с князем русским Владимиром, выдав за него сестру свою Анну, – и легко овладел противником” [Zon., II, 221].

Цитированные сообщения важны для нас тем, что, во-первых, подтверждают древнерусское предание и помогают отделить в нем достоверное от сомнительного, а во-вторых, дают возможность установить хронологическую последовательность событий.

Источниковедческое значение имеют и свидетельства арабских авторов, которые в основном повторяют византийскую и киевскую традиции. Первое место среди них принадлежит Яхье Антиохийскому, который происходил из египетской христианской семьи. Это ученый широкого диапазона (в частности, врач). Свою хронику он писал почти всю жизнь, доведя ее изложение до средины XI в. Ценность произведения заключается в том, что автор четко и недвусмысленно зафиксировал акт крещения киевского князя. Яхья пишет: ”И истощились его (императора Василия. – М.Б.) богатства и побудила его нужда послать к царю русов – а они его враги – чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении. И согласился он на это. И заключили они между собою договор о свойстве, и женился царь русов на сестре царя Василия после того, как он поставил ему условие, чтобы он крестился, и весь народ его страны, а они народ великий. И не причисляли себя русы тогда ни к какому закону, и не признавали никакой веры. И послал к нему царь Василий впоследствии митрополитов и епископов, и они окрестили царя и всех, кого обнимали его земли, и отправил к нему сестру свою, и она построила многие церкви в стране русов. И когда было решено между ними дело о браке, прибыли войска русов также и соединились с войсками греков, которые были у царя Василия, и отправились все вместе на борьбу с Вардою Фокою морем и сушей в Хрисополь” [561, с. 23—24].

Аналогичные сообщения имеются в произведениях еще двух арабских авторов XIII в. – ал-Мекина [127, с. 81] и ат-Атира [127, с. 89; 561, с. 200—202]. Оба они повторяют Яхью и, следовательно, самостоятельного источниковедческого значения не имеют. Ал-Мекин дословно переписывает своего предшественника; ат-Атир приводит заимствованный текст в сокращенном изложении. Некоторые второстепенные отличия, по мнению исследователей, возникли в результате порчи первоисточника и, таким образом, являются обычным недоразумением. К числу последних принадлежит, в частности, намек на личное участие киевского князя в экспедиции против Фоки, что вызвало живейшую дискуссию в литературе [127, с. 91—98; 331, с. 205 и сл.; 333, с. 358 и сл.; 466, с. 74; 561, с. 200; 801, с. 80—97].

Особое место принадлежит армянскому хронисту Стефану Таронскому, прозванному Асохиком. Автор – современник Владимира, чем и определяется ценность источника. В нем читаем: ”Тогда весь народ Рузов, бывший там (в Армении. – М.Б.) поднялся на бой; их было 6 000 человек – пеших, вооруженных копьями и щитами, – которых просил царь Василий у царя Рузов в то время, когда он выдал сестру свою замуж за последнего. В это же самое время рузы уверовали в Христа” [118, с. 201].

События, о которых рассказывает Асохик, происходили в 1000 г. Следовательно, русский корпус, посланный в Константинополь Владимиром, после поражения и смерти Варды Фоки не вернулся на Русь, а остался в распоряжении императора. Начиная с этого времени русские отряды постоянно пребывают в Византии. Большую их часть, очевидно, составляли скандинавские наемники. Этим можно объяснить легкость, с которой они соглашались на длительное пребывание на чужбине. Отметим, что Асохик единственный, кто называет количественный состав отряда, посланного Владимиром на помощь своему новоявленному родственнику (6 000 воинов).

Положение Византии в 80-е годы Х в. Большую роль в развитии событий, связанных с окончательной победой христианства на Руси, сыграла общеполитическая обстановка в Восточной Европе в последнюю четверть Х в. Положение Византии в то время было необычайно тяжелым, почти катастрофическим. Большинство исследователей, правда, считают период Македонской династии одним из наиболее блистательных в истории Византии, когда она достигла особенного могущества и величия [208]. Это справедливо, но с серьезными оговорками: периоды постепенного и неуклонного подъема чередовались с периодами глубокого кризиса, деструкции и упадка. Именно таким периодом был конец Х в. После блестящего правления Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия настали тяжелые времена острой внутренней борьбы, экономического упадка, внешнеполитических поражений, когда государство оказалось на грани политического краха.

Иоанн Цимисхий умер 10 января 976 г. На престоле остались два сына императора Романа II – Василий и Константин. Формально они считались цесарями еще при жизни отца (от 863 г.). Никифор Фока и Цимисхий, которые по своему рождению не принадлежали к царскому дому, считались соправителями. В начале 976 г. старшему, Василию, было 19 или 20 лет, младшему, Константину, – 17. Следовательно, несмотря на молодой возраст, оба уже могли начинать самостоятельную политическую карьеру. Однако фактически власть оказалась в руках паракикомена Василия, который присвоил себе титул проедра (президента). Еще в предыдущее правление он стал известен грязными интригами, чем вызвал ненависть византийских вельмож.

Вскоре (в том же 976 г.) претендентом на константинопольский престол выступил престарелый Варда Склир, который после смерти Цимисхия возглавлял византийские войска. После смещения его с поста и назначения дукой (управляющим) Месопотамии, он поднял восстание и вторгся в Малую Азию с намерением захватить столицу. Заключив договор с некоторыми арабскими правителями и получив от них материальную и военную помощь, Склир одержал ряд побед, дошел до Абидоса над Дарданеллами и стал готовить осаду Константинополя.

Император Василий поставил во главе верных ему войск Варду Фоку, племянника покойного императора Никифора. Ему было поручено ликвидировать восстание и укротить Склира, но осуществить это было не так просто. Длительное время оба Варды с переменным успехом преследовали один другого по Малоазийскому полуострову, разрушая и опустошая все на своем пути. Понятно, что усобица болезненно отразилась на общем состоянии страны.

В это время назревали и серьезные международные осложнения. Побежденная Цимисхием и, казалось бы, окончательно покоренная Болгария ожидала удобного момента, чтобы начать народно-освободительную борьбу. Поводом для этого стала усобица, охватившая главные византийские земли. В Западной Болгарии возникло независимое государство, во главе которого стояли четыре сына комита Николая – Самуил, Моисей, Аарон и Давид, прозванные Комитопулами. Началось широкое наступление против византийских владений в низовьях Дуная: населенные пункты, в том числе и хорошо укрепленные крепости, один за другим стали переходить к повстанцам.

Летом 986 г. император Василий лично возглавил поход против болгар, но, потерпев решительное поражение под Сердикой (современная София), был вынужден отступить. Во время отхода остатки византийской армии были перехвачены болгарами в Родопских перевалах и полностью разгромлены. Сам император с несколькими приближенными едва спасся бегством. Это поражение поставило Византию перед внешнеполитической катастрофой.

Окончательный удар Василию II был нанесен в следующем, 987 г. Варда Фока, на которого возлагались все надежды, вошел в контакт с Вардой Склиром, предложив ему совместные действия против законных императоров и раздел страны. Была достигнута предварительная договоренность, однако во время второй встречи Фока арестовал своего новоявленного союзника и заточил его в одну из малоазиатских крепостей. С бунтовщиком Склиром было покончено, однако появился новый, более опасный противник. 15 августа 987 г. Варда Фока тайно провозгласил себя императором, а в конце сентября открыто выступил против Василия II. Восставшие войска дошли до Хрисополя, расположенного напротив Константинополя, на азиатском берегу Босфора.

Тяжелое положение Византийской империи ярко отражено в императорском хрисовуле о монастырях, изданном в апреле 988 г. ”С тех пор это законодательство (имеется в виду антимонастырское законодательство Цимисхия. – М.Б.) вошло в силу, мы до настоящего (4 апреля 988 г. – М.Б.) не видели никакого добра в нашей жизни, но напротив, не осталось такого вида несчастья, которого бы мы не испытали” [128, с. 58]. Лев Диакон пишет конкретнее: ”Страшные мятежи, нашествия народов, междоусобные брани, переселение городов и стран, голод и моровые язвы, ужасные землетрясения и почти совершенная гибель Ромейской империи” [Leo Diac., р. 149; 127, с. 57]. Еще более красноречивая картина всенародного бедствия нарисована в художественных произведениях того времени, например в стихах Иоанна Геометра, известного ученого, оратора и поэта второй половины Х в. [127, с. 121—123].

Единственной надеждой Василия II в тех условиях оказался киевский князь, с которым византийская администрация попыталась заключить военный союз. После сложных и длительных переговоров договор был заключен и шеститысячный русский корпус в начале весны или в начале лета 988 г. прибыл в Константинополь. С его помощью был уничтожен передовой отряд восставших во главе с полководцем Дельфиной под Хрисополем (лето того же 988 г.), а позднее – главные силы под командованием самого Фоки под Абидосом (апрель 989 г.). Византийский престол был спасен; мятежник Фока погиб в сражении, а его войско разгромлено. Освобожденный из заключения Варда Склир признал права Василия, прошел через унизительный обряд капитуляции, а в скором времени умер. Положение страны начало стабилизироваться, затем наметился ее постепенный и неуклонный подъем.

Русско-болгарский конфликт. Такой была историческая обстановка, в которой пришлось действовать Владимиру Святославичу. События развивались таким образом, что он неожиданно стал спасителем византийского престола. На первый взгляд, подобный поворот кажется фантастическим, особенно если учесть напряженность русско-византийских отношений после 971 г. В действительности существует глубокая закономерность в развитии международных отношений того времени. Мы имеем в виду русско-болгарский конфликт 985 г.

Не подлежит сомнению, что русско-византийские отношения резко осложнились из-за болгарских походов Святослава и его поражения. Заключенный им договор с Цимисхием означал не только крах политики воинственного князя, но и потерю Киевом всех преимуществ, достигнутых во время предыдущих правлений. Какие-либо намеки о существовании торговых или же дипломатических отношений между Киевом и греками в период с 972 по 985 г. в источниках отсутствуют. Наоборот, имеющиеся документы подчеркивают враждебный характер византийско-русских отношений. Так, Яхья Антиохийский писал, что русы были врагами императора; то же самое – у ал-Мекина. Менее ясно высказываются греческие хронисты, но и в их произведениях просматривается неожиданный характер русско-византийского союза.