Текст книги "Ставка на проигрыш (с иллюстрациями)"

Автор книги: Михаил Черненок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Ставка на проигрыш

КУХТЕРИНСКИЕ БРИЛЛИАНТЫ

Глава I

Первым посетителем старшего инспектора уголовного розыска Антона Бирюкова в этот день был Слава Голубев. Войдя в кабинет, он по привычке присел на подоконник и словно с обидой спросил:

– Значит, окончательно решил?

Бирюков чуть удивленно посмотрел на него.

– Что, Славочка?

– Большому кораблю – большое плавание.

Антон понял: о его переводе в областное управление уголовного розыска стало известно сотрудникам райотдела.

– Откуда такие сведения?

– Подполковник приказал принять у тебя дела. – Голубев помолчал, наблюдая, какое произвел впечатление на Антона. – Доволен?

– А ты?

– Мне-то какая радость?

– В старшие инспекторы переходишь. Как говорят, растешь на глазах.

– Лучше расти коллективно. – Слава ладонью пригладил непослушный ежик волос. – Только, понимаешь, сработались, и… Бирюков, видите ли, до зарезу понадобился областному угрозыску! Будто у спортсменов – способных людей мигом в высшую лигу перетягивают. Скажи, не так?

– Не расстраивайся. Как только в начальники выйду, наведу в этом деле порядок, – пошутил Антон. – Что мне, до пенсии здесь сидеть? И так пять лет отслужил. Можно сказать, каждого пьяницу в районе знаю.

Голубев, похоже, хотел что-то возразить, но вместо этого только вздохнул и вдруг ни с того ни с сего переменил тему разговора:

– Давно в Березовке был?

– С месяц назад. А что?..

– Сегодня пятница, следовательно, впереди два выходных дня. Предлагаю на прощание вместе проведать твоих родителей. Говорят, на Потеряевом озере рыбалка мировая.

Бирюков не успел ответить. Послышался короткий стук в дверь. В кабинет тихонько, бочком вошел кривоногий мужичок в измятом костюме и заметно не по размеру больших кирзовых сапогах. Поправив языком вставную челюсть, он неожиданно громко поздоровался:

– Здравия желаю, товарищи офицеры!

– Здравствуйте, Иван Васильевич, – ответил Антон, сразу узнав колхозного конюха Торчкова, прозванного в Березовке Кумбрыком за то, что слово «комбриг», сокращенное от «командир бригады», он произносил как «кумбрык». Торчков смотрел на Антона и безмятежно улыбался. Потом неторопливо снял с взлохмаченной головы старенькую клетчатую кепку, по-утиному переваливаясь с боку на бок, прошествовал от порога к стулу, осторожно сел и, густо дыхнув спиртным перегаром, заговорил:

– Иду мимо милиции, вспомнил, что ты тут работаешь. Думаю, дай зайду к земляку… – Торчков облизнул потрескавшиеся губы. – Беда со мной стряслась. Вчерашним вечером в райцентровский вытрезвитель попался. Только что выпустили оттуда. Пришел у тебя защиты просить…

– Чем же теперь вас защитить?

– Скажи вытрезвительному командованию, чтобы не сообщали в колхоз о моем приключении. Сам знаешь, председатель колхоза Игнат Матвеевич… Кхм… Стало быть, папаша твой за такую забаву по головке не погладит, потому как мужик он в этом отношении очень требовательный… Да и штраф за вытрезвление мне сейчас платить нечем. Пятьсот рублей, какие в кармане имелись, это самое… Уплыли вчера.

– Так много пропили? – спросил Антон.

– Куда там пропил! – Торчков, поморщась, махнул рукой. – Выудил кто-то деньжонки из кармана. Отыщешь – половину тебе за труды.

– За труды нам государство платит. – Антон посмотрел на Торчкова. Зная, что у конюха-выпивохи лишнего рубля за душой никогда не водилось, спросил: – Откуда, Иван Васильевич, у вас столько денег набралось?

– Мотоцикл по лотерее выиграл. А куда он мне?.. Чтоб кататься на нем, документ нужен. А кто мне его даст? Я ж, как известно, кубанцкий кавар… ка-ва-ле-рист. Вот если б добрую лошадь выиграть, тогда б я на деньги не позарился. Лошадей больше собственной женки люблю. Мне еще на военной службе наш кумбрык говорил: «Ты, Ваня, с лошадьми далеко пойдешь, только…»

– Значит, деньгами получили, – перебил Антон. – И сколько?

– Ровно тысячу отвалили.

– А какой мотоцикл выиграли?

– «Урал» с люлькой.

– По-моему, такой «Урал» полторы тысячи стоит, – сказал молчавший до этого Голубев.

– Так с меня комиссионные содрали.

– Какие комиссионные?

– Сказали, пересылка шибко дорого стоит. Сотняги три, не меньше. Да еще какие-то расходы, кто их знает…

Бирюков переглянулся с Голубевым.

– Вы где деньги получали, Иван Васильевич?

– У вас тут, в райцентровской сберкассе, возле базара.

– Номер и серию лотерейного билета не помните?

– Цифры? – Торчков растерянно моргнул. – Так, Антон Игнатьич, если бы моя голова цифры запоминала, разве ж я конюхом в колхозе работал? Я б тогда бухгалтером на производстве устроился.

– Может, помните, когда получали деньги? – сдерживая улыбку, спросил Антон.

– Аккурат в тот день, как бабку Гайдамачиху в больницу привозил по приказанию папаши твоего.

– Когда это было?

– Пожалуй, больше месяца назад… В начале августа.

– И за месяц половину тысячи истратили?

– Так деньги, они ж как вода…

– А не водочка?.. – зная неравнодушие Торчкова к спиртному, улыбнулся Бирюков.

Торчков обиделся:

– Пошто, Игнатьич, непременно водочка? Зубы новые вставил. – Он широко ощерился: – Во… Хоть сегодня женись! – И хлопнул рукой по голенищу сапога. – Еще кирзухи новенькие в сельмаге отхватил да радиоприемник, который на ремне можно носить.

– Это и все покупки?

– А что, мало?.. Если б я сто тысяч, к примеру, получил, тогда б для потехи аэроплан мог купить. А полтысячи по моему широкому размаху в жизни мигом уплыли. Остатки женка сговорила на сберкнижку пристроить. Первый раз в жизни послушался бабу, так оно, видишь, каким фокусом вышло…

Бирюков подумал, что если Торчков не врет, то, видимо, кто-то из работников сберкассы ловко обманул простоватого деревенского выпивоху. Поэтому опять спросил Торчкова:

– Кто выдавал вам деньги в сберкассе?

Торчков как будто растерялся, недоуменно пожав плечами, ответил:

– Деваха какая-то.

– Как она выглядит?

– Нормально. Деваха как деваха.

– Молодая?

– Не молодая и не шибко старая.

– Блондинка, брюнетка?

– Это каким образом по-простому понимать? Крашеная, что ли?

– Ну, светлая… темная?

На лице Торчкова появилась откровенная растерянность. Уставясь взглядом в пол, он виновато заговорил:

– Я, Игнатьич, по масти женщин не запоминаю. Бирюков с Голубевым засмеялись.

– Ну а если мы сейчас сходим в сберкассу, узнать ту женщину, которая выдавала деньги, сможете? – спросил Антон.

– Не-е… – Торчков испуганно закрутил головой. – Чего ее узнавать? Выдала деньги, и точка. Я ведь сразу обмыл это дело. Так, поверишь, два дня не мог вспомнить с похмелья не то что деваху ту, а вообще откуда деньги взялись. Ты, Игнатьич, если хочешь мне помочь, лучше вчерашнюю мою пропажу найди.

Антон внимательно посмотрел на Торчкова.

– Трудно, Иван Васильевич, так вот сразу найти, не зная, где искать. С кем хоть пили-то вчера? Где пили?

Торчков, тяжело вздохнув, задумался. На его похмельном лице мелькнуло выражение неуверенности, как будто он решал: говорить или не говорить? В конце концов желание отыскать деньги, видимо, пересилило, и он стал рассказывать:

– Первую поллитровку, помню, с заготовителем распили, какой меня попутно в райцентр подвез. А вечером, кажись, я в «Сосновом бору», в ресторане, ужинал. Оттуда и залетел в вытрезвитель.

– Как фамилия заготовителя?

– Так я ж, Игнатьич, его фамилию не спрашивал. Знаю, по деревням ездит на лошади. И в Березовку к нам частенько наведывается. Старье всякое, бумагу подержанную да шкуры скотские от населения принимает.

– Яков Степаныч? – вспомнив бойкого на язык старика заготовителя, спросил Бирюков.

– Нет. Степаныч в прошлом году на пенсию оформился. Теперь другой вместо него ездит, однорукий и молчаливый, будто глухонемой. И умом как недоразвитый. За придурковатость твой дед Матвей его Дундуком окрестил. Только, скажу откровенно, заготовитель совсем не придурок. Когда поллитровку распивали, соображает, по скольку наливать.

– Где вы с ним выпивали?

– У мужика одного на квартире. Тот к моей поллитровке еще чебурашку поставил.

– Чего?

– Это самое… чекушку водки, слышал, так теперь называют.

– Квартиру ту запомнили, адрес?

– Выпивши был, ничего не запомнил.

Зазвонил телефон. Бирюков, сняв трубку, тотчас услышал голос подполковника Гладышева. Начальник райотдела сообщил, что возле небольшого железнодорожного полустанка, в шести километрах от райцентра, обнаружен труп. Оперативная группа во главе с прокурором уже готова к выезду и ждет представителя уголовного розыска.

– Сами вы разве не едете? – спросил Бирюков.

– Мне через десять минут надо быть на бюро райкома. – Подполковник чуть помолчал. – Поэтому, Антон Игнатьевич, прошу тебя выехать, хотя ты и последние дни у нас дорабатываешь.

– Понятно, еду.

– Что случилось? – поинтересовался Голубев, когда Бирюков положил телефонную трубку.

– На шестом километре ЧП, – ответил Антон и, попросив Славу подробнее побеседовать с Торчковым, заторопился к оперативной машине.

Глава II

Сентябрьское утро было на редкость тихим, прозрачным. И бесконечно голубое небо, и светящаяся янтарной желтизной березовая роща над железнодорожной выемкой, у проселочной дороги, походили прямо-таки на левитановскую «Золотую осень».

Труп обнаружили на опушке рощи путевые рабочие железнодорожного полустанка. Черный, неестественно скрюченный, с обгоревшим лицом, сильно пахнущим ацетоном, он лежал, уткнувшись головой в золу от потухшего костра. По морщинистой, высохшей коже кистей рук и шеи да по жестким, седым, коротко стриженным волосам на затылке можно было предположить, что это глубокий старик. Обращала на себя внимание смуглая до черноты кожа покойного.

– Прямо эфиоп какой-то, – помогая следователю переворачивать труп, сказал судебно-медицинский эксперт Борис Медников.

Третий час оперативная группа, возглавляемая районным прокурором, уже немолодым, степенным мужчиной в форменной одежде, дотошно обследовала каждый сантиметр местности в районе обнаружения, но результаты были малоутешительными. Пожухлая трава и опавшие с березок листья не сохранили никаких следов. Скупыми вещественными доказательствами являлись лишь осколки стакана из тонкого стекла и пустая бутылка с водочной этикеткой, найденные в траве около трупа. От бутылки и осколков ощутимо пахло ацетоном. Карманы брюк и поношенного бушлата, какие обычно выдают в исправительно-трудовых колониях, оказались пустыми. На сером лоскутке, пришитом у воротника бушлата, химическим карандашом были выведены буквы «Р. К.», по всей вероятности, инициалы умершего. Стоптанные кирзовые сапоги казались несколько маловатыми для его рослой фигуры.

Когда оперативная группа заканчивала осмотр места происшествия, на служебном мотоцикле подъехал Слава Голубев. Подойдя к Бирюкову, он показал взглядом на труп и тихо спросил:

– Кто такой? Документы есть?

– Ничего нет. Судя по одежде и стриженым волосам, недавно из колонии.

– Лицо почему обгоревшее до неузнаваемости? Головой в костре лежал, что ли?

– Да. Создается впечатление, будто умышленно это сделали, чтобы затянуть время с опознанием трупа.

– А где кинолог с собакой?

– В машине сидит. Не взял Барс след.

– Значит, не меньше шести часов с момента происшествия миновало?

– Выходит, так… – Бирюков помолчал. – С Торчковым разобрался?

Голубев пожал плечами.

– Чудной твой земляк. В ресторане пытался ложкой выловить рыбок из аквариума. Когда официантка на него расшумелась, он, оскорбившись, вылил в аквариум стакан пива. Больших денег при нем не было – в присутствии сотрудника медвытрезвителя еле-еле наскреб, чтобы с официанткой расплатиться. Сочинил, по-моему, Торчков историю с утерянными деньгами, чтобы хоть как-то оправдать свое пребывание в вытрезвителе.

– Это Иван Васильевич может. В Березовке его никто всерьез не принимает.

Подошли следователь Петр Лимакин, врач Борис Медников и всегда мрачноватый эксперт-криминалист капитан милиции Семенов. Поздоровавшись с Голубевым, следователь достал пачку сигарет, молча стал закуривать. Капитан Семенов, бросив короткий взгляд на прокурора, разговаривающего неподалеку с железнодорожниками, привлеченными в качестве понятых, хмуро проговорил:

– Надо поднимать труп. Всю рощу прочесали. Кроме следа телеги на опушке, ничего нет. Правая передняя нога лошади не подкована.

Бирюков тоже взглянул на прокурора и понятых. Путейцы были в форменных фуражках и ярких оранжевых жилетах. Лицо одного из них, худощавого, вдруг показалось знакомым. Антон попытался сосредоточиться, чтобы вспомнить, где и когда видел этого железнодорожника, но опять заговоривший капитан Семенов отвлек его:

– На дороге есть несколько характерных отпечатков кирзовых сапог… – Эксперт-криминалист посмотрел на следователя. – Сделаю с них гипсовые слепки, и все.

Следователь утвердительно кивнул. Прокурор, закончив разговор с понятыми, подошел к оперативникам и обратился к Бирюкову:

– Антон Игнатьевич, кто из вас, ты или Голубев, будет работать в группе по раскрытию происшествия?

– Я уже получил приказ передать дела Голубеву, – ответил Антон.

– Слышал, в область уезжаешь?

– Да.

– Что ж, повышение – дело хорошее. – Прокурор повернулся к следователю Лимакину. – Значит, так, Петро… Сейчас направляйся с Голубевым на полустанок. Обстоятельно побеседуйте с местными жителями. Быть может, найдутся свидетели, которые видели потерпевшего. На полустанке есть магазинчик. Поинтересуйся, не продают ли в нем такие стаканы, осколки которого мы здесь нашли. Узнай, не держит ли кто из жителей полустанка ацетон. Словом, надо по горячим следам выходить на преступника.

Остаток дня для Антона Бирюкова, занявшегося подготовкой текущих дел для передачи, прошел незаметно. В шестом часу вечера его внезапно пригласил к себе начальник райотдела. Когда Антон вошел в кабинет подполковника Гладышева, там, кроме самого начальника, сидели прокурор, следователь Лимакин и Слава Голубев. По хмурым лицам всех четверых Бирюков догадался, что ничего утешительного на полустанке оперативная группа не установила.

– Садись, Антон Игнатьевич, – показывая на свободное кресло, сказал подполковник. – Ты в Березовке Глухова Ивана Серапионовича знаешь?

– Знаю, – усаживаясь, ответил Бирюков. – Лучший плотник колхоза был, сейчас, кажется, на пенсии.

– Так вот, этот пенсионер вчера был в гостях у своего племянника, живущего и работающего на железнодорожном полустанке.

– Что из этого вытекает? – спросил Антон и только теперь вспомнил, что именно в Березовке встречал молоденького железнодорожника, лицо которого показалось так знакомым на месте происшествия.

Вместо подполковника ответил следователь Лимакин:

– Кроме как у племянника Глухова, на полустанке ни у кого нет ацетона.

– И дядя у него брал ацетон?

– Говорит, нет, но, похоже, что скрывает дядю. Он ведь понятым у нас был, труп видел…

– Зачем Глухов на полустанок приезжал?

– На этот вопрос племянник ничего вразумительного не ответил. Дескать, проведать – и только.

– Ну а потерпевшего никто из жителей полустанка не опознал?

– Нет. Там ведь ежедневно останавливается больше десятка пригородных поездов, и на платформе постоянно полно народу. Отдыхающие приезжают даже из Новосибирска. Особенно сейчас, в грибной сезон.

– Бутылку и осколки стакана, найденные на месте происшествия, предъявляли для опознания?

– Конечно. Бутылка ничем не примечательна, а стаканов таких ни у кого из жителей полустанка нет.

Подполковник Гладышев, поправив настольный календарь, заговорил:

– Мы, Антон Игнатьевич, вот для чего тебя пригласили. Голубев интересную мысль предложил… Поезжайте-ка вы с ним денька на два в Березовку и обстоятельно разузнайте там все об этом Иване Серапионовиче Глухове. Согласен?

Антон пожал плечами.

– Если надо…

– Обязательно надо, – вмешался в разговор прокурор. – Только вот что, товарищи, в отношении Глухова у нас имеется всего лишь смутное предположение. Поэтому никаких следственных действий. Делайте вид, что приехали проведать родителей и порыбачить на озере в выходные дни. Собственно, работники вы с опытом – смотрите по обстановке.

– Когда ехать, Николай Сергеевич? – спросил подполковника Бирюков.

– Не откладывая. В понедельник утром вам надо быть уже здесь.

– Понятно. – Бирюков поднялся и посмотрел на Голубева, подбросившего начальству мысль о рыбалке. – Поехали, рыболов-спортсмен.

Придя от подполковника в кабинет к Бирюкову, Голубев, словно оправдываясь, зачастил привычной скороговоркой:

– Думаешь, с умыслом, чтобы порыбачить, предложил начальству организовать нам поездку в Березовку? Честное слово, я случайно сказал, что утром соблазнял тебя родителей проведать, а прокурор мигом подхватил идею. Ну повезло сегодня на твоих земляков! Кстати, о Торчкове. Он тут мне на какую-то Гайдамачиху жаловался. Есть у него такая соседка?

– Проулок их усадьбы разделяет, – сказал Антон.

– Так вот, якобы козел Гайдамачихи повадился в торчковский огород капусту хрумкать. Торчков его как-то подкараулил – и вилами в бок, а Гайдамачиха в отместку торчковскую корову чем-то отравила. И сейчас между ними «убийственная» война идет. Кто эта Гайдамачиха?

– Старуха лет под восемьдесят.

– Правда, что она из помещиц?

– Какое… Муж ее отставной штабс-капитан был. Умер накануне революции, ну а после его смерти, говорят старики, трактир в Березовке и паром через Потеряево озеро она содержала. Колчаковцы все это пожгли, а хозяйку чуть было не расстреляли.

– За что?

– Разное говорят.

– Торчков утверждал, что у старухи от царского времени золото припрятано.

Бирюков усмехнулся:

– Вот дает Кумбрык! У Гайдамачихи в избе шаром покати. Все хозяйство – козел да полуслепой от старости пудель по кличке Ходя.

– Пудель?.. Откуда она взяла породистого пса?

– Кто ее знает.

– А как старуха по колдовской части?

– Чего? – Антон недоуменно уставился на Голубева.

– Что ты так смотришь?.. Торчков всерьез клялся, будто собственными глазами видел, как Гайдамачиха, крадучись, ночью на сельское кладбище ходила, а на следующий день утром у него корова подохла.

– Слушай ты этого сказочника, – усмехнулся Антон, – он тебе еще не такое наговорит.

Глава III

До старого тракта, сворачивающего на Березовку, Бирюков с Голубевым доехали на попутной машине. Тракт буйно загустел травой и походил теперь на давнюю просеку, вильнувшую вправо от укатанного автомашинами большака райцентр – Ярское. Выйдя по нему к Потеряеву озеру, Антон провел Славу мимо черных столбов бывшего паромного причала и поднялся на высокий пригорок.

Отсюда Березовка была как на ладони. Рядом с новеньким сельмагом алел раскрашенный яркими лозунгами кирпичный клуб, за ним – контора колхоза с поникшим от безветрия кумачовым флагом. Даже вросшую в землю избушку Гайдамачихи в самом конце села и ту разглядеть можно. По старинному сибирскому обычаю деревня вытянулась одной длинной улицей. По ее обеим сторонам, сразу за домами – широкие прямоугольники огородов с картофельной ботвой и желтыми шапками подсолнухов. В Гайдамачихином огороде – низенькая старая баня, а за огородом – укрытое среди густых берез кладбище, с краю которого бронзовая звездочка на памятнике березовским партизанам, замученным колчаковцами. Тихое, как зеркало, Потеряево озеро с приметным на середине островом распахнулось, словно большое водохранилище.

– Вот красотища!.. – восторженно произнес Голубев и, показав рукою на торчащие у берега черные столбы, спросил: – Это зачем же на озере паром держали?

– Раньше здесь знаменитый Сибирский тракт проходил, – ответил Антон. – В объезд озера надо добрых сорок верст, как говорят старики, киселя хлебать, а напрямую от Березовки до Ярского всего три километра.

Чуть правее причальных столбов под склонившейся над водой березой чернела смолеными бортами лодка-плоскодонка. Показывая на нее, Голубев опять спросил:

– А это чья посудина?

– Бабки Гайдамачихи.

– Зачем она старухе?

– Никто из березовцев не знает.

– Как так?

– Ни разу не видели, как Гайдамачиха пользовалась ею.

– Любопытно бывшую трактирщицу и хозяйку парома посмотреть.

– Ничего особенного в ней нет. Тихая, как будто чуточку помешанная умом, старушонка. Отлично разбирается в лечебных травах.

– За счет этого и живет?

– Сын у нее на фронте погиб, а она пенсию получает.

Полюбовавшись с пригорка селом, Антон со Славой спустились к проулку и по нему вышли прямо к дому Бирюковых. На скамейке перед домом, прикрыв сивой бородою широченную грудь, дремал старик.

– А это что за Микула Селянинович?! – опять с восторгом спросил Голубев.

– Дед Матвей мой, – улыбнувшись, ответил Антон. – Полный георгиевский кавалер, а за гражданскую войну орден Красного Знамени имеет.

– Серьезно?!. Сколько ж ему годиков?

– Восьмой десяток, как он говорит, наполовину разменял.

Голубев шутливо хлопнул Антона по плечу.

– Вот Бирюковы! Прямо гвардейский род. Отец-то у тебя полный кавалер ордена Славы. И имена у всех старорусские: Матвей, Игнат, Антон…

– Хотели меня Виталием назвать. Приехали от матери из роддома, дед Матвей спрашивает: «Кто народился?» Отец и говорит: «Сын, Виталий». Дед уже тогда туговат на уши был: «Кого видали?» Отец кричит: «Виталий! Имя такое сыну дадим!» Дед обиделся, что сразу не разобрал, ладонью по столу: «Придумали чужеземное имя – с разбегу не поймешь. По-русски, Антоном, мальца нарекем!» Сказал как отрубил. Перечить деду Матвею и сейчас в нашей семье не принято.

Голубев засмеялся. Антон подошел к дремлющему деду и, наклонившись к его уху, громко сказал:

– Здравствуй, дед Матвей!

Старик, медленно открыв глаза, неторопливо поднял склоненную в дреме голову, провел костистой рукой по сивому лоскуту бороды и только после этого ответил:

– Здоров, ядрено-корень. Никак в гости явился?

Антон показал на Голубева.

– С другом вот отдохнуть приехали.

Дед Матвей понимающе кивнул.

– Не иначе рыбалить надумали…

– Как догадался?

– Одолели ныне райцентровские рыболовы Березовку. Каждую субботу да воскресенье прутся к Потеряеву озеру и на легковушках, и на мотоциклах – отбою нет.

– Ну и ловят?..

– Бывает. – Дед Матвей поцарапал бороду. – Коли удачливей зорьку провести желаете, пораньше место у камышей занимайте – там окунь добрый берет. Прозеваете время – на берегу притулиться негде будет. Вот-вот приезжие рыболовы нагрянут, – махнул рукой в сторону дома Ивана Серапионовича Глухова, возле которого стоял голубенький автомобиль «Запорожец». – Вон первый казак уже прикатил.

– Кто это? – спросил Антон.

– Племяш Ивана Скорпионыча. Каждый выходной тут как тут. – Дед повернулся к сельмагу. – Да вон, кажись, он чего-то с Иваном на телегу грузит.

У магазина уже знакомый Антону и Славе Голубеву молодой железнодорожник с полустанка и рыжебородый старик устанавливали на подводе только что купленный холодильник. Около них крутился кривоногий Торчков и, похоже, невпопад давал советы. Когда старик Глухов, развернув лошадь, направился с покупкой к своему дому, Торчков растерянно огляделся. Видимо, заметив у дома Бирюковых гостей, решительно направился к ним. Улыбаясь, еще издали заговорил:

– Надо ж такому совпадению случиться! Утром в районном центре встречались, а к вечеру уже в Березовке видимся. Никак сродственников пожаловал проведать, Антон Игнатьич?

– Опять в сельмаге причащался? – не дав Антону ответить, строго спросил Торчкова дед Матвей.

– Что ты, Матвей Васильич! С сегодняшнего, кроме газировки, никакой бутылочной жидкости не пью. Хватит, покуражился…

– Все выигранные деньги успел просадить?

Сморщившись, Торчков щелкнул вставной челюстью, словно хотел проверить, на месте ли она, и небрежно отмахнулся:

– А куда мне деньги?.. Гроб ими обклеивать, когда загнусь? – Он примостился на краешек скамейки рядом с дедом Матвеем и, заглядывая Антону в глаза, с самым серьезным видом заговорил: – Деньги, Игнатьич, по моему убеждению, – натуральное зло. Когда они есть – и печенка ноет, и в голове гудит, и на работе неприятности. Другое дело, когда денег нет. Сейчас зашел в сельмаг к Броньке Паутовой, выпил бутылочку газировки за двадцать копеек: в голове – свежесть, и с председателем колхоза неопасно разговаривать. У меня, Игнатьич, натура не та, как у других. Возьми, к примеру, того же Ивана Скорпионыча Глухова. Кто он?.. Кулак! Почему?.. Отвечу: деньги в кубышку складывает, рубля в жизнь не пропьет! В прошлом году племяшу своему, – Торчков показал заскорузлым пальцем на голубенький «Запорожец», – автомашину купил. Сейчас вот холодильник ему в подарок подбросил…

– Ты, Кумбрык, на Глухова бочку не кати! – уловив нить разговора, строго оборвал Торчкова дед Матвей.

– Да я разве качу? – вильнул в сторону Торчков. – Я к тому разговор веду, что если на полном серьезе спросить: откуда завелись у Скорпионыча такие деньги, чтобы сродственникам автомашину дарить? У меня, к примеру, тоже есть племяш. А могу я за здорово живешь ему хотя бы велосипед в подарок подбросить?.. Дудки!

Дед Матвей сердито обронил:

– Пропивать меньше надо. – И, не дав Торчкову открыть рта, продолжил: – Ты спьяна на весь люд обозлился. Гайдамачихе и той проходу не даешь.

– А чего я старой ведьме проход должен давать, если она коровенку мне угробила?! – взвился Торчков.

– Кого?!

– Того… Такой глаз напустила ведьма на мою корову, что та хвост в сторону и копыта врозь!

– Ветеринар говорил, не надо было корову гнилой картошкой кормить.

– Шибко много он понимает, твой ветеринар… – Торчков обиженно замолчал и, взглянув на Антона, проговорил, будто извиняясь: – Засиделся, Игнатьич, я с вами. Пойду по хозяйству управлять. Хоть коровы теперь у меня и нет, так опять же двух добрых боровков держу, а они постоянно пищи просят.

Глядя Торчкову вслед, дед Матвей усмехнулся:

– Вот балабон. Хлебом не корми, только дай о людях посудачить.

– Правда, что он мотоцикл выиграл? – спросил Антон.

– У Кумбрыка узнать правду трудней, чем у змеи ноги найти.

– Ну а в деревне что об этом говорят?

– Говорят, видели у него билет, на который мотоцикл с люлькой выпал. – Дед Матвей, кряхтя, стал подниматься со скамейки. – Ну ладно, гости… Соловья баснями не кормят. Пошли в избу.

А на крыльце уже появилась Полина Владимировна, обрадованно всплеснула руками:

– Антоша, сынок! Давно появился?..