Текст книги "Завещание ведьмы"

Автор книги: Михаил Черненок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Носовой платок у озера не бросали?

– Потеряла я его, не знаю, где.

– Как ты еще не додумалась утопиться, – испуганно сказала Вера.

– Я воды боюсь, – тихо проговорила Тиунова. – Плавать совсем не умею.

– А если бы не боялась, дурочка?..

– Не знаю, Верунь…

Выяснив общую картину происшедшего с Тиуновой, Бирюков осторожными вопросами стал выяснять круг ее знакомых, стараясь хотя бы предположительно выйти на след вымогателя. Тамара, откровенно рассказывавшая о себе, внезапно замкнулась и даже активное подбадривание Веры не помогло вызвать ее на дальнейшую откровенность. Антон быстро изменил тактику и попросил Тамару обрисовать словами служителя церкви, у которого она покупала свечи. По словам Тиуновой, это был угрюмый бородатый старик «в какой-то монашьей рясе».

– Платье Елизаветы Казимировны ему не подойдет? – спросил Бирюков.

Тамара догадалась, куда он клонит, и сделала попытку усмехнуться:

– Нет, конечно. Да я и не рассказывала ему, где живу. Я только о завещании рассказала.

– И старик не пытался ваше место жительства узнать?

– Нет. Пробурчал насчет молебна – и все.

– А среди друзей Павлика, случайно, не знаете Алексея Резванова?

Тиунова удивленно посмотрела на Антона, затем сразу перевела взгляд на Веру, словно хотела услышать от нее подсказку. Вера промолчала.

– Что вы растерялись? – поторопил Антон.

Тамара опять взглянула на Веру:

– Верунь, ты «Расстригу» помнишь?

– Который грамдисками спекулировал?

– Ну.

– Помню, только фамилии его не знаю.

– Это ж и есть Лешка Резванов, – Тиунова повернулась к Бирюкову. – В Новосибирске мы с ним в одной многоэтажке жили, в соседних подъездах.

– Что он за человек?

– Неплохой сам по себе. Да вот работать не любит. То магнитофонные записи на барахолке продавал, то грампластинки, за которые его много раз били…

– Били? Почему?

– На обычные дешевые пластиночки наклеивал этикетки модных заграничных ансамблей и продавал их втридорога.

– Томик, да разве одними пластиночками «Расстрига» занимался! – воскликнула эмоциональная Вера, и широко открытыми глазами уставилась на Антона. – Это невообразимый авантюрист! Однажды я невольной свидетельницей стала его махинаций. Приехала на противоположный конец Новосибирска к подруге, живущей на Затулинском жилмассиве. Разговариваем с ней в комнате, вдруг звонок в дверь. Подруга недолго побыла с кем-то в прихожей, ну и возвращается. Спрашиваю: «Кто приходил?» – «Пэтэушник какой-то, – отвечает. – Собрался паренек ехать на каникулы к родителям, а его на вокзале обчистили так, что билет купить не на что. Пришлось пожертвовать рублевку!» Мне даже в голову не стукнуло. «Молодчина, – говорю подруге, – что выручила человека». А после выхожу из подъезда, вижу, «Расстрига» с дипломатным портфельчиком старушку благодарит за гривенник. Я – к нему: «Ты чем, сосед, занимаешься? В тюрьму захотел?» – «За что? – ухмыльнулся он. – Силой, что ли, я деньги вымогаю? Каждый дурак по доброй воле раскошеливается». – «Ну и сколько с этой девятиэтажки собрал?» – «До конца дойду – полсотни рублевок насобираю». Нет, вы только подумайте!.. Обойдет тунеядец одну девятиэтажку – и полсотни. А в той же Затуле девятиэтажек – не перечесть!..

– Лешку на разном жульничестве милиция ловила, но каждый раз, как он рассказывал, уголовную статью не могли подобрать, – тихо сказала Тиунова.

– «Расстригой» его в Новосибирске прозвали? – спросил Бирюков.

– Да, на барахолке такую кличку приклеили, а через Павлика и шабашники так называть Резванова стали. Он же волосатый, как поп, и всегда с крестом на шее.

– Каким образом Резванов в наемной бригаде оказался?

– Я уговорила Асатура Хачатряна взять Лешку подсобным рабочим, – Тамара потупилась. – Когда в церковь ездила, заезжала бывших соседей проведать и во дворе случайно Резванова встретила. Разговорились. Я стала хвалить деревенскую жизнь. Он заинтересовался и попросил для него подыскать здесь какую-нибудь денежную работенку. Я сказала, что в колхозе скотники, то есть животноводы, до зарезу нужны. Лешке эта работа не понравилась. Тут мне на ум пришли шабашники. Лешка обрадовался, говорит: «Во, это дело! С перелетными грачами можно за лето приличный навар подкалымить». Ну, вскоре и прикатил сюда. Первое время вроде хорошо работал, а потом Асатур мне жаловался, что работник он никудышный, и говорил, что выгонит Лешку из бригады.

– «Обыск» у вас сделали до приезда Резванова или после?

Тиунова задумалась:

– Наверное, через неделю после того, как я познакомила Лешку с Асатуром.

Бирюков поднялся:

– Тамара, сейчас мы с вами сядем в машину и поедем в районную больницу.

– Зачем?

– Дорогой объясню.

– Прямо сейчас надо ехать?

– Немедленно.

– Парик можно надеть?

– Ни в коем случае!

– Я стесняюсь без волос…

– Повяжите голову платком, вам перед народом выступать не придется. Только, пожалуйста, не пугайтесь.

Глава 13

Бирюков вел «Жигули» на предельно возможной в условиях райцентра скорости. Сидевшая рядом с ним Тиунова боязливо поглядывала на мелькавшие встречные машины и прижималась к спинке сиденья на виражах при обгонах. Несколько минут ехали молча. Видимо, не вытерпев напряжения, Тамара сказала:

– Ой, как быстро вы едете…

– Надо ковать железо, пока горячо, – не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги, ответил Антон.

– А что мне делать в больнице?

– Ничего. Просто посидите на скамейке под окнами хирургического корпуса, чтобы Алексей Резванов увидел, что вы живы и здоровы.

– Лешка разве там? Что с ним случилось?

– Сам себя перемудрил, – уклончиво сказал Антон.

– А зачем ему меня видеть?

– Это, Томочка, пока секрет фирмы.

– Меня судить будут?

– Осудят того, кто вас чуть до беды не довел.

– А мне что же теперь делать?

– Следователь запишет ваши показания, и поедете домой, в Березовку. Выйдете замуж за Гуманова, если захотите, и будете с ним жить да не тужить.

– Откуда вы про Гуманова знаете? – удивилась Тиунова.

Бирюков, с прищуром глядя на дорогу, улыбнулся:

– Работа у меня такая.

– Женю теперь и калачом ко мне не заманишь.

– Чего манить – сам придет. Парень он, чувствуется, порядочный. Такой жену в обиду никому не даст, любому черту рога сломает.

– Грубоватый он маленько… – Тамара помолчала. – Резкие словечки часто с языка срываются.

– Это в одиночестве разбаловался. Заведет семью, попридержит язык.

Тиунова глубоко вздохнула:

– Может быть. Ой, как стыдно… Наделала переполоху. И что, дуре, втемяшилась в голову нечистая сила?..

– Рассказали бы сразу правду участковому Кротову, тот бы скоренько всю нечисть прибрал к рукам.

– Близок локоть, да не укусишь… Если бы не смерть деда Глухова, может, я и не перепугалась бы так сильно…

– Что, смерть Глухова? – быстро спросил Антон.

– Вернувшись в Березовку после операции, Иван Серапионыч травки у меня попросил. Сделала успокаивающий отвар, старик немножко попил и… умер. Правда, говорят, его в безнадежном состоянии врачи домой отправили, но мне от этого не легче. И зачем, ненормальная, взялась лечить?..

Тиунова, нахохлившись, замолчала. Впереди, среди разлапистых старых сосен, показались двухэтажные корпуса районной больницы. Попросив Тамару посидеть в машине, Бирюков прежде всего зашел к судебно-медицинскому эксперту. Борис Медников настойчиво что-то искал в своем столе. Антон поздоровался с ним за руку:

– Что, Боренька, ищешь?

– Сигаретку где-то прятал, да не могу найти, – судмедэксперт сокрушенно кашлянул: – Ладно, не буду сегодня никотином травиться, подольше проживу.

Антон присел к столу возле телефона:

– Боря, помнишь старика Глухова из Березовки?

– «Скорпионыча», причастного к кухтеринским бриллиантам?

– Да.

– Помню, лечился у нас.

– Когда он умер, вскрытие было?

– Его вскрывали на операционном столе за несколько дней до смерти. Рак желудка – в последней стадии. Старик со слезами выпросился из больницы, чтобы умереть в родной деревне.

– Понятно. Как состояние Павлика Тиунова?

– Выкарабкается, кризис миновал. Но сегодня разговаривать с ним тебе не разрешат. Рано еще.

– Позже переговорим. Алексей Резванов как себя чувствует?

– Курит втихаря, разгильдяй, в палате. С этим можешь хоть до вечера болтать, – Медников уставился на Антона. – Чего допрашиваешь? Нашел Тиунову?

– Нашел. В машине у меня сидит.

– Значит, вскрывать не надо?

– Нет.

– Хочешь анекдот про летающего крокодила?..

– Я уже три раза от тебя это сочинение слышал.

– Давно вместе работаем. Пора менять репертуар или разбегаться. Что, по-твоему, лучше?

– Лучше измени репертуар, – улыбнулся Бирюков, снял телефонную трубку и торопливо набрал номер следователя Лимакина. Услышав ответ, коротко доложил о том, как чуть ли не случайно отыскал Тамару Тиунову.

– Поздравляю с успехом! – обрадовался следователь. – А я успел провести дактилоскопическую экспертизу сигаретной коробки из кармана Гайдамачихиного платья. Результат интересный: и Алексея Резванова отпечатки пальцев есть, и Павлика Тиунова.

– Прекрасно! Петя, разреши мне сейчас этого Алеху вызвать на откровенность…

– Чем ты его вызовешь?

– Имею прекрасный замысел.

– Стоит ли торопиться?

– Душа горит, понимаешь…

Лимакин помолчал:

– Ты, кажется, сегодня на взлете, как влюбленный.

– Угадал! А ты, чувствую, уже отлетался?

– Да нет, как говорит Боря Медников, в анекдоте о крокодиле, еще маленько полетаю, но… низэнько-низэнько…

Антон хохотнул:

– Расправляй, гражданин следователь, крылья! Ну, что? Иду к Резванову?..

– Иди. Чуть позднее я тоже наведаюсь к нему.

Бирюков резко опустил трубку на телефон, шутливо махнул судмедэксперту пальцами и вышел из кабинета. Нахохленно сидящая в машине Тиунова встретила его молчаливо-тревожным взглядом.

– Тамара, Павлик курит? – сразу спросил ее Антон.

– Никогда в жизни не курил.

– Молодец Павлуша! – Бирюков показал на одну из скамеек под окнами хирургического корпуса. – Сейчас, Томочка, садитесь вон туда и отдыхайте. Из окна напротив, на первом этаже, на вас должен посмотреть Алексей Резванов. Ни слова ему не говорите. Можете только рукой махнуть, будто узнали его и шлете привет. Понятно?

На носу Тиуновой вновь выступили веснушки.

– Понятно, – еле слышно проговорила она.

– Не пугайтесь, пожалуйста. Страшного абсолютно ничего не будет. Алексей глянет на вас и мигом исчезнет. Ну, благословите меня?..

Тиунова растерялась:

– Я не умею благословлять. Я только утреннюю и вечернюю молитвы знаю.

Антон улыбнулся:

– Это, Томочка, к слову так говорится.

Резванов по-прежнему скучал в палате один. Только теперь он не покуривал тайно в окошко, а, заложив руки за волосатый затылок и вытянувшись вдоль кровати, лежал на спине. Испуганно глянув на вошедшего Бирюкова, Алексей сморщил прыщеватое лицо и уставился болезненным взглядом на загипсованную ногу. Бирюков, придвинув возле кровати поближе к окну табуретку, сказал:

– Итак, Леша, могу тебя обрадовать. Павлик Тиунов пришел в сознание и наверняка будет жить.

Резванов промолчал, словно сказанное его не касалось.

– Ты, кажется, не рад? – спросил Антон.

– Он, козел вонючий, на тот свет меня чуть не отправил, а я должен аплодисментами его выздоровление встречать, – не отрывая взгляда от ноги, пробурчал Алексей.

– В этом надо еще разобраться: кто из вас кого хотел на тот свет отправить.

– Кто за рулем сидел, тот и правил бал.

– Руль можно и со стороны подвернуть…

– Мне еще не надоело жить.

– Ты и не намеревался сводить с жизнью счеты. Ты, Лешенька, хотел другу рот закрыть.

Резванов скосил на Антона недобрый взгляд:

– Нужен мне такой друг, как козе – баян. Чего ему рот закрывать?

– Чтобы Павлик не проболтался, что ты вымогал у Тамары деньги.

– Нужны мне Томкины копейки, как…

– Попу – гармонь, икона – папуасу? Знаю я, Леша, этот набор фраз. А ты не копейки, десять тысяч рубликов хотел у Тамары на хапок сорвать. Неужели не совестно? Тамара тебе, как порядочному человеку, помогла устроиться в наемную бригаду, а ты отблагодарил ее, называется…

– Я без Томки мог дотолковаться с Асатуром.

– Асатур тебя, мошенника, близко бы к строительной бригаде не подпустил.

– Какой я мошенник?

– Самый настоящий. И мошенник, и вымогатель, и даже… убийцей чуть не стал. Мало, видно, тебе ума вкладывали на барахолке за отечественные пластинки с импортными наклейками.

– Какие пластинки?

– Которыми ты спекулировал.

Резванов ошарашенно повернулся к Бирюкову.

– Что, Леша, будто новорожденный младенец, глаза раскрыл?.. – Антон сделал паузу. – Думал, забрался в глухую деревню и все концы от городских похождений в воду канули? Нет, дружок, здесь милиция тоже не в бирюльки играет.

– Конечно, вы сейчас можете что угодно мне пришить, – обиженно пробурчал Резванов.

– Я не в ателье работаю, где шьют по заказу, – сухо сказал Бирюков.

– Павлик сам говорил, что довел Томку до самоубийства.

– А Тамара говорит, что «нечистая сила», нарядившаяся в украденное из сундучка старушечье платье, десять тысяч у нее вымогала. Кстати, в кармане этого платьишка сигаретная коробка «Космоса» обнаружена, на которой сохранились твои пальчики. У тебя следователь снимал отпечатки пальцев?

– Ну и что?..

– Экспертиза – штука точная.

– И больше ничьих отпечатков на той коробке нет? – с ехидцей ухмыльнулся Резванов.

– Есть Павлика Тиунова, – спокойно ответил Антон. – Но, во-первых, Павлик не курит, и, отправляясь на «дело», ему брать с собой сигареты никакой необходимости нет. Во-вторых, старушечье платье Павлику – за глаза и выше, а тебе – в самый раз. Соображаешь, что к чему?..

Резванов долго молчал. Наконец опять ухмыльнулся:

– Как Томка могла рассказать, что у нее, вымогали деньги, если Павлик довел ее до самоубийства?

Антон грустно посмотрел в тревожно бегающие бесцветные глаза Резванова:

– Ну и настырный же ты, Леша. Ничего подобного Павлик тебе не говорил. Ты сам видел через окно, как при свете лампадки Тамара хотела повеситься и упала на пол. Утром следующего дня до Серебровки донеслись разговорчики, что вроде бы она утопилась в Потеряевом озере. И тут ты с перепугу решил пустить в речку с Крутихинского моста Павлика, чтобы он тебя не выдал. А Тамара, кстати говоря, жива и здорова… – Бирюков, поднявшись с табуретки, подошел к окну. – Вон она сидит на скамейке. Приподнимись, погляди…

Резванов, мучительно морщась, придвинулся на край кровати и высунул косматую голову в окно. Напряженно застывшая Тиунова, увидев его, побледнела так, что веснушки на ее курносом лице стали видны издали. Но у нее все-таки хватило силы натянуто улыбнуться и махнуть Резванову рукой. Тот отшатнулся от окна, будто ему залепили хлесткую пощечину.

– Убедился? – спросил Антон.

Резванов вытащил из-под подушки измятую пачку сигарет, пошарив по карманам полосатой пижамы, нашел коробок спичек и бесцеремонно закурил. Несколько раз подряд жадно затянулся.

– Все равно в вымогательстве вы меня не запутаете, – хрипло проговорил он.

Бирюков нахмурился:

– Поверь, я не собираюсь ни в чем тебя путать. Ты сам запутаешься на допросе у следователя. Но тогда, Леша, будет поздно. Отвечать, дружок, придется не за вымогательство, где, в общем-то, пустяковое наказание. Будешь ты нести ответственность, говоря юридическим языком, за умышленное причинение Павлику Тиунову тяжкого телесного повреждения, опасного для жизни. По этой статье потолок – восемь лет. Благодари судьбу, что Павлик остался жив, иначе ты мог бы достукаться до двенадцати годиков лишения свободы. Сколько тебе сейчас лет?

– Двадцать скоро будет.

– Рановато свернул на обочину жизни. Неужели ты на самом деле верил в успех своей авантюры? Ну, какой чудак, скажи откровенно, преподнесет тебе десять тысяч на красивом блюдечке?

– Томка трусиха, могла и преподнести колдовские деньги. Они ведь шутя ей достались от ведьмы.

– Это пенсия Гайдамаковой за погибшего сына. Почти сорок лет старушка копила, чтобы добрая память о сыне на земле осталась.

Резванов исподлобья посмотрел на Бирюкова:

– Откуда я знал про пенсию? В Серебровке только и болтали о ведьмином завещании. Дескать, вот отвалился Томке Тиуновой дармовой кусок.

– У завистников длинные языки.

– Ну и что мне теперь, капитально сидеть?

– Пока лежи, поправляйся, – Бирюков встретился с Резвановым взглядом. – Скажи, Алексей, где твой крестик?

Резванов нехотя сунул руку в карман пижамы и вытащил оттуда тонкую золотую цепочку с небольшим крестиком.

– Почему снял с шеи? – спросил Антон.

– Не хотел перед следователем козлом выглядеть.

– Значит, понимаешь, что такие штучки не совместимы с грязной совестью?

Резванов промолчал. Словно легок на помине в палату вошел следователь Лимакин с неизменным своим портфельчиком.

– Не наговорились еще? – спросил он.

– Все, мы с Алексеем нашли общий язык, – ответил Бирюков. – На этом свою миссию заканчиваю.

Лимакин посмотрел на мрачного Резванова:

– Будете менять показания?

– Буду, – чуть помолчав, тихо ответил тот.

Следователь повернулся к Антону:

– Предупреди Тиунову, чтобы подождала меня. Тоже надо допросить.

– Тамара уже предупреждена.

Остаток дня Бирюков провел в райотделе. Настроение было приподнятое. Радовало, что начавшееся столь загадочно происшествие обошлось без трупов. Лишь перед концом работы он почувствовал тревожное беспокойство и тут же поймал себя на мысли, что с нетерпением ждет обещанного звонка Зорькиной. Однако Марина почему-то не звонила. Антон полистал телефонный справочник и стал набирать номер экономиста Березовского колхоза. Телефон оказался занятым. Антон накрутил цифры вторично – в трубке опять зачастили короткие гудки. Он опустил трубку на аппарат, чтобы чуть позднее сделать третью попытку, но телефон вдруг зазвонил сам.

– Уголовный розыск, Бирюков, – привычно ответил Антон.

– Здравствуйте, – послышался знакомый женский голос. – Это Вера Барабанова. Узнали?

– Узнал, Верочка. Здравствуйте, хотя мы с вами сегодня уже здоровались.

В трубке раздался тяжелый вздох:

– Ой, все перепуталось в доме… Товарищ Бирюков, у меня паспорт украли.

Антон нахмурился:

– Когда? Где?

– Дома. Утром был на месте, а после вашего посещения – исчез. Вам не кажется это странным?

– Верочка, я разыскиваю воров, а сам не ворую.

– Ужас… Все-таки посмотрите, ради Бога, у себя по карманам.

– Сегодня, кажется, не первое апреля?..

– Товарищ Бирюков, вполне серьезно вас прошу.

Антон прощупал карманы пиджака – никакого паспорта там, конечно, не было.

– Вынужден, Верочка, огорчить. Мои карманы чисты, как душа младенца.

– Ужас! Что теперь мне делать?

– Обратитесь в милицию, к начальнику паспортного стола.

– А если сейчас к вам приеду? Можно?..

– Приезжайте, пока я здесь.

В трубке сразу запикали гудки отбоя. Бирюков, откинувшись на спинку стула, задумался. Что-то странное показалось ему в этом внезапном звонке. Как-то необычно говорила Вера Барабанова, но в том, что это был ее перепуганный тревожный голос, сомнения не было. Буквально через полминуты телефон зазвонил вновь. Бирюков настороженно ответил и сразу узнал голос Зорькиной.

– Антон, до тебя невозможно дозвониться, – с упреком сказала Марина. – С кем ты так долго разговаривал?

– Сначала к тебе безуспешно названивал, потом мне позвонили.

– А какой Верочке свиданье назначил?

– Ты подслушивала?

– Зачем? Я без подслушивания, как тетя Броня Паутова, насквозь все вижу и слышу.

– Наверное, твой телефон подключился во время моего разговора с Верой Барабановой?

– Не гадай, все равно не угадаешь. Паспорт не нашел в карманах?

– Нет.

– Поищи еще раз.

Бирюков уловил в тоне Зорькиной игривость.

– Марина, это ты говорила со мной голосом Веры, – почти наугад сказал он.

Зорькина весело рассмеялась:

– Здорово напугала?

– Ну, погоди!.. До сих пор дрожу. Как узнала, что сегодня был у Барабановой в доме?

– Звонила Верочке, чтобы повлияла на Тамару – ничего от тебя не утаивать. А она говорит, что ты без моей поддержки управился. Антон, все ли хорошо с Тамарой?

– Нормально. Трупов не будет.

– Значит, крепко я наколдовала?

– Очень!

– Возьми в помощники – разом покончим с преступностью.

– Беру! Когда приедешь?

– Не знаю, Антон…

В голосе Марины вроде бы мелькнула неуверенность.

– У тебя что-то случилось? – тревожно спросил Бирюков.

– Игнат Матвеевич сегодня с самого утра со мной не разговаривает.

– Это он от расстройства, что скоро останется без экономиста, понтирует.

– Ты ему рассказал?

– Конечно.

– Ох, кажется, поторопился.

– Что, сердце красавицы склонно к измене?

– Почему?

– Уже передумала?

– Нет, но…

– Марина, никаких «но»! Я сейчас кладу трубку и мчусь на «Жигулях» в Березовку, чтобы утром вернуться сюда вместе с тобой…

– Не будем раздувать прежде времени рекламу. Лучше я сама завтра приеду по делам в райцентр.

– Паспорт не забудь.

– Не забуду.

– Где тебя встретить?

– Встречать не надо. Как освобожусь, сразу тебе позвоню. А теперь клади трубку.

– Клади ты первая.

– Антон, будь джентльменом…

Они долго еще препирались друг с другом и в конце концов положили телефонные трубки разом. На следующий день Марина позвонила Антону ровно в полдень. Встретились они у входа в райисполком под золотистой вывеской ЗАГС.

* * *

Ясным солнечным днем в конце августа, когда сенокосная страда уже завершилась, а уборочная еще толком не началась, Антон с Мариной ехали вдвоем на отцовских «Жигулях» в березовку. Одетая в белое нарядное платье, Марина бережно держала на коленях сумочку, где лежало только что полученное Свидетельство о заключении брака.

Антон ласково посмотрел на Марину:

– Не жалеешь, что сменила свою красивую фамилию?

Она весело крутнула головой:

– Ни капельки! Только, по-моему, в загсовских документах я от волнения расписалась «Бирукова».

– Первый блин всегда комом.

– Блины-то у меня всегда нормальными получаются, а вот тут маху дала…

С магистрального шоссе свернули на старый тракт, по которому обычно возвращались из загса все березовские молодожены. Вырвавшись из узкой лесной просеки, машина взбежала на полого возвышающийся берег Потеряева озера. У проулка, на въезде в село, стояла большая праздничная толпа.

– В чем дело, земляки? – останавливая машину, спросил Антон. – Что за демонстрация?

Словно в ответ ему, стоявший впереди всех Арсентий Ефимович Инюшкин растянул до отказа малиновые меха и торжественно ахнул на двухрядке туш. Антон с Мариной вылезли из машины. Их сразу окружили ликующие селяне. Не успевая пожимать тянущиеся к нему руки, Антон весело отшучивался.

Внезапно откуда-то сбоку раздался громкий жизнерадостный возглас:

– Игнатьич! Обрати внимание на мой свадебный сурприз!..

Антон удивленно повернулся и от души захохотал. Никогда не унывающий «главный специалист района по летающим тарелкам» Иван Васильевич Торчков, прозванный с давних пор в Березовке Кумбрыком, безмятежно улыбаясь, держал над головой транспарант своего собственного изготовления. На длинном куске фанеры крупными кривыми буквами было начертано древесным углем:

ИЩО ОДИН ПЕТУХ АТКУКАРЕКАЛ!

 _____

1985 г.