Текст книги "Завещание ведьмы"

Автор книги: Михаил Черненок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 3

В родительский дом Антон Бирюков заявился под конец дня, когда следственно-оперативная группа, завершив необходимые юридические формальности, но так и не обнаружив трупа, уехала из Березовки. Невысокая худенькая Полина Владимировна встретила сына упреком:

– Спасибо, сынок, что зашел.

Антон поцеловал мать в щеку:

– Не сердись, мам.

– Я давно перестала сердиться, – прежним тоном продолжила Полина Владимировна. – Совсем забыл нас. Думала и теперь даже на минутку не заглянешь. Хотела уж до Тиуновой дойти, хоть издали на тебя взглянуть, да побоялась: не помешать бы твоей работе.

– А у меня там никакой работы не было, – снимая форменный пиджак, с подчеркнутой бодростью сказал Антон.

– Как же это, сынок?.. Не отыскали Тамару?

– Нет. Окровавленный носовой платочек на берегу нашли – и все.

– Ох, что-то не верится, что Тамара сама покончила с жизнью. Что-то, сынок, тут загадочное…

Неожиданно, пристукивая дубовым батогом, из своей комнаты вышел ссутулившийся от старости высоченный дед Матвей. Увидев Антона, он ничуть не удивился. Вскинул белую, словно свежий снег, бороду и громко пророкотал:

– Внук, ядрено-корень, объявился! Здрав-желаю, милицейский офицер!

– Здравствуй, дедусь! – так же громко ответил Антон и обнял старика. – Как воюешь, гвардейский бомбардир?

– Круговую оборону держу, Антоша. Твоим родителям угодить не могу: то просыпаюсь чуть свет, то телевизерный ящик громко включаю.

– Кино смотришь?

– Все подряд гляжу.

Полина Владимировна тихо сказала Антону:

– Как цветной купили, почти не отходит от телевизора. В Березовке теперь два постоянных смотрельщика: наш дед да Иван Торчков.

Дед Матвей приложил ладонь к уху:

– Чо гришь?..

– Телевизор, говорю, любишь смотреть! – с улыбкой крикнула Полина Владимировна.

– Ну-ну, люблю! Зачерпни-ка, Поль, кваску. «Спокойной ночи, малыши» начинается, надо глянуть, чем они там сегодня позабавят.

Напившись, старик Шутливо хлопнул Антона по затылку и удалился в свои «апартаменты», где вскоре громко заговорил телевизор. Полина Владимировна заботливо принялась собирать на стол. Антон, склонившись под умывальником, ополоснул лицо, неторопливо вытерся свежим полотенцем и, присев к столу, огляделся. Все в кухне было знакомым с детства. Бирюковы не гнались за модой и не любили менять мебель. Поэтому, как в детские и школьные годы Антона, обстановка здесь сохранилась прежней: просторный прямоугольный стол под цветной клеенкой, тяжелые табуретки, вместительный коричневый буфет с посудой, на стене – большая застекленная рама с семейными фотографиями, на которых запечатлелась вся династия Бирюковых в разные годы жизни. Вот только не стало просторной русской печи, где, будучи мальчишкой, Антон отогревался, прибегая зимой с улицы по уши в снегу. Печку заменила современная газовая плита. Да еще тумбочка с телефоном появилась.

– Мам, почему тебе не верится, что Тиунова сама могла покончить с жизнью? – спросил Антон.

Полина Владимировна вздохнула:

– Потому, сынок, что Тамара о смерти никогда не заикалась. Самоубийцы, задумав нехорошее, всегда намек об этом дают. У них ведь это вроде навязчивой болезни становится.

– А, правда, Гайдамакова оставила Тиуновой какое-то завещание?

Сосредоточенно нарезая ломтями хлеб, Полина Владимировна ответила не сразу:

– Болтают в селе, будто Елизавета Казимировна завещала ей недостроенный дом на берегу озера, старую свою избушку и сколько-то денег.

– За какие заслуги такая честь?

– Старуху прошлой осенью парализовало – руки и ноги отнялись – годков-то ей уже за восемьдесят было. Из родни у нее, как известно, ни души не осталось. Сын, что от брака с Гайдамаковым, погиб в Отечественную, а второго – от Цыгана, ты ведь сам задержал с поличным, когда он со стариком Глуховым выкапывал из могилы бриллианты купца Кухтерина. Говорят, так в колонии и умер, бродяга ненормальный?

– Простыл Цыган в ту слякотную ночь на кладбище и такое воспаление легких подхватил, что врачи оказались бессильны.

– Докопался, кладоискатель… Ну, так вот, Елизавету Казимировну хотели в районную больницу увезти. Она наотрез отказалась. Мол, все одно от смерти не отбояришься, пусть хоть на Березовском кладбище зароют. А как одной жить, парализованной? Стала просить женщин чтобы помогли дотянуть последние денечки. У всех своих забот хватает – кому охота чужую обузу на себя брать? А Тамара согласилась. Да еще так заботливо ухаживала, будто за родной. В благодарность Елизавета Казимировна сделала Тамару своей наследницей.

– Откуда у старухи деньги? Сколько помню, кроме козла Кузи да собаки Ходи, у нее никакого хозяйства не было.

– Елизавета Казимировна в лечебных травах хорошо понимала. Ох, многим людям она помогла излечиться. К слову сказать, и тебя, сынок, она вылечила. На первом году жизни ты так сильно болел, что я в отчаянии была. Если бы не травки да примочки, не знаю, чем бы кончилось. Платили старухе за это, конечно. Цену за леченье она не назначала, сами давали, кто сколько мог. А в войну – на картах кому только не гадала! Опять же, каждый старался отблагодарить…

– И угадывала?

– Знаешь, сынок, в большинстве правду говорила. Даже кому похоронки приходили, и тех обнадеживала: мол, ошибка это, не погибли ваши родственники – в плену находятся. Казенный дом карты указывают, – Полина Владимировна тяжело вздохнула. – Ох, труднешенькое было время. Одними утешениями, считай, и спасались.

– Торчков говорит, Гайдамакова колдовством занималась…

– Не слушай ты этого балаболку! «Кумбрык» наплетет тебе полный короб небылиц. Ему то какие-то зеленые человечки мерещатся, то тарелки над Березовкой летают, то собака по-людски с ним разговаривает. Дворняжку вместо породистой овчарки купил в райцентре и теперь дрессирует ее, как цирковой клоун.

– А я, мам, помню, по селу и раньше ходили слухи о колдовстве.

– Эти сказки от старины тянутся. Вот заговоры, правда, Елизавета Казимировна знала.

– Какие заговоры?

– Ну, вот такой случай… В Ярском, что за Потеряевым озером, умерла молодая мать. Осталась ее маленькая дочка. Вскоре стали замечать, что девочка как-то все уединяется. Тихая такая, все по уголкам прячется и говорит вроде бы сама с собой. Садятся за стол, а она: «Не хочу, я уже с мамой поела». Стали приглядывать за ней – ничего не могут понять. А потом пастух, он пас у кладбища, заметил, что девочка на могилке сидит и разговаривает, как бы с матерью. Пастух не стал ее окликать. А она поговорила-поговорила, поднялась и выходит с кладбища. Когда шла мимо пастуха, раскрыла ладошки и тихонько ему шепчет: «Мне мама игрушку подарила». А в ладошках – щепочки, камешки. Отец девочки после рассказа пастуха забеспокоился. Стал водить дочку по врачам – ничего не помогло, еще хуже стало. Кто-то подсказал: надо, мол, к бабке Гайдамачихе обратиться. Привезли девочку в Березовку. Елизавета Казимировна о чем-то с ней пошепталась и оставила пожить у себя. Что она делала – не знаю. Но через неделю девочка успокоилась, отошла как-то, веселенькой стала. Отец привел в дом мачеху. Наладилась вроде новая жизнь. Сидят это они всей семьей, ужинают. Вдруг калитка стукнула. Вихрь прошел по двору, резко дунуло в открытое окно, что-то пыльное, как темь, пронеслось по избе. Девочка вскрикнула, дернулась, точно ее по лицу ударили. «Мамочка!» – закричала. И щека у нее краснотой загорелась… И все, как рукой сняло. Она, девочка эта, теперь уже взрослая, твоя ровесница. Да ты, сынок, знаешь ее: Марина Зорькина, у нас в колхозе экономистом работает.

Антон нахмурился:

– Не помню что-то…

– Да как же, сынок?.. Она тебя хорошо знает. Вспомни, как на пути из райцентра в Ярское приезжий шофер морячка убил и в старый культстановский колодец сбросил. Ты первый год тогда в милиции работал. Марина мне говорила, что ты расследовал это убийство…

– Марина?.. Зорькина… Ах, вот кто!.. – словно обрадовался Антон. – Она в Ярском на птицефабрике работала заведующей, и моряк тот ехал к ней. Любовь у них была. А каким ветром Зорькину в Березовку занесло?

– Заочно институт кончила по экономической специальности. В Ярском колхозе на должности экономиста опытный человек работает и на пенсию не собирается. Отец-то наш и сговорил Марину к себе. Теперь не нарадуетея. Говорит, очень соображающая в экономике. И внешностью – загляденье. А как она квартиру свою обставила – любо посмотреть. И умница, и с людьми обходительная, и пошутить умеет, и певунья…

Антон засмеялся:

– Хватит, мам, не продолжай! Когда сватать пойдем?

Полина Владимировна огорченно махнула рукой:

– Все на смешки поворачиваешь. Пора бы задуматься. За тридцать ведь уже, чего доброго, так бобылем и останешься…

Антон хотел было снова отшутиться, но у дома, фыркнув мотором, остановился запыленный председательский «газик». Лязгнула дверца. Из машины устало вылез похожий ростом и сутулой фигурой на деда Матвея Игнат Матвеевич. Отпустив шофера, он хлопнул об голенище сапога кепкой, отряхивая ее от пыли, и направился в дом. Увидев сидящего за столом сына, сдержанно поздоровался. С улыбкой сказал:

– Ну, Полинка, кажется, дождались мы ясного солнышка.

– Не говори, Игнат. Вспомнил сынок нас.

– Соскучились? – тоже улыбнулся Антон.

– А то как же… Надолго заглянул?

– Денек-другой поживу – там видно будет.

– Поживи, поживи, – шутливо проворчал Игнат Матвеевич и, склонившись к умывальнику, стал намыливать руки.

За ужином заговорили об установившейся хорошей погоде, которая нынче, как никогда, способствует добротному сенокосу. Вспомнили младшего из Бирюковых – Сергея, заканчивающего в будущем году механический факультет сельскохозяйственного института и категорически отказавшегося вернуться с дипломом в Березовку, где председательствует отец. Опасается, как бы люди не подумали, что здесь ему будут поблажки.

– Как он вообще-то, Сережка? – спросил Антон.

Игнат Матвеевич, разламывая ломоть хлеба, усмехнулся:

– Как все нынешние бодрячки: заграничные джинсы с заклепками, рубаха расписная с наклейкой, магнитофон – чем громче орет, тем лучше. Контуженные они, что ли, завывающей музыкой. Полмесяца на каникулах был – оглушил нас с матерью. Дед Матвей телевизор – на всю мощь. Серега магнитофон – еще громче. Хоть из дому убегай.

– В работе как?

– Прошлым летом практику у нас проходил. За любую работу хватается горячо, но быстро остывает. Больше командовать любит. Похоже, в колхозе долго не задержится – в верха пойдет.

– Считаешь, это хорошо?

– Чего ж хорошего-то? – Игнат Матвеевич нахмурился. – Посмотри в нашем районном агропроме – специалистов тьма! С виду такие дипломированные молодцы, а начнешь по делу советоваться – руками разводят. По-моему, некоторые из них, выпорхнувшие в сельские края из крупных городов, на полном серьезе считают, что белая корова дает молоко, а черная – кофе.

– Вот подзагнул, папаня! – засмеялся Антон.

– Если и подзагнул, то не очень. Правда, сын, столько развелось в нашем сельском хозяйстве безответственных руководителей, что диву даюсь, за какие коврижки они получают приличную зарплату.

– Надо бы сказать «зряплату», – скаламбурил Антон. – Было бы совсем по-торчковски.

– Встречался с «Кумбрыком»?

– Да, порассказывал мне Иван Васильевич сегодня…

– О летающих тарелках?

– Почему непременно о них?

– Ну, как же… С уходом на пенсию Торчков стал в нашем районе ведущим специалистом по неопознанным летающим объектам.

– Сегодня он космической темы не касался. Больше нажимал на колдовские сюжеты. С ним действительно был случай, когда «нечистая сила» занесла его ночью на могилу Гайдамакова?

– На Арсентия Инюшкина ссылался?

– Да. Сговорились они, что ли?

Игнат Матвеевич пожал плечами:

– Кто их знает. В молодости Арсентий большим причудником был, мог шутку подстроить. Но сам «Кумбрык», похоже, действительно не знает, какая «сила» закинула его на кладбище. Когда Торчков откровенно врет, то каждый раз при пересказе добавляет новенькое, более интригующее. А в этом закидоне сорок лет одно и то же слово в слово твердит.

Антон помолчал:

– Не знаешь, пап, зачем Гайдамакова перед смертью строительство такого роскошного дома на берегу озера затеяла?

– Я отговаривал Елизавету Казимировну от этой стройки. Дескать, и стройматериалы теперь под ногами не валяются, и строителей нелегко отыскать – с колхозными объектами зашиваемся. Порой переплачиваем наемным бригадам, только бы строили. Нет, уперлась старуха и ни в какую. В молодые годы с ее сыном, Викентием, я дружбу водил. Вместе на фронт уходили. И погиб Викентий под Брянском на моих глазах. Ради этой памяти не смог я отказать старухе. Откровенно признаться, не думал, что Елизавета Казимировна осилит такую стройку. Но она, несмотря на преклонные годы, оказалась сноровистой. Подрядила шабашников, которые только-только строительство Дома культуры у нас закончили. Видать, заплатила им хорошо. Те, ухари, такую прыть проявили, что я глазом не успел моргнуть, как особняк у Потеряева озера вырос.

– В какую цену такая стройка могла обойтись?

– Тысяч в десять, не меньше.

– Где же Гайдамакова эти тысячи взяла?

Игнат Матвеевич прищурился:

– Нетрудовые доходы ищешь?

– А что, это исключено?

– Елизавета Казимировна хищением соцсобственности не занималась.

– Обогащаться можно не только за счет хищений…

– Ты, видать, Торчкова наслушался. Теперь меня послушай. Гайдамачиха была гордой старухой, самолюбивой. А деньги, сын, Елизавете Казимировне люди по доброй воле несли, за ее услуги. Пока старуха была жива, мало кто из березовцев по пустякам в больницу ездил. Вот тебе такой пример. Ногу я как-то в райцентре подвернул. Заехал в районную поликлинику – очередь к хирургу, пушкой не пробьешь. Ладно, думаю, перетопчусь, само пройдет со временем. Прикатил домой. Сутки идут, вторые – нога все хуже и хуже. Распухла в ступне – шагнуть не могу. Мать подсказала, давай, дескать, бабку Гайдамачиху позовем. Позвали. Посмотрела старуха болячку, покачала головой, прощупала когтистыми пальцами опухоль да – как повернет ступню! Я белугой взвыл. Глянула она на меня, будто на мальчишку, побубнила что-то себе под нос, сплюнула три раза через левое плечо и… наутро зашагал я без всякой печали. Разве за такое не отблагодаришь?.. Профессиональных врачей и то завели теперь моду благодарить. Те, субчики, государственную зарплату получают, а принеси «подарочек» – не каждый возмутится да за дверь выставит.

– Но согласись, папа, чтобы накопить десять тысяч, много благодарений надо собрать.

– К Гайдамаковой со всех окрестных сел люди ехали.

– Вы с мамой как сговорились.

– Зачем нам сговариваться. Каждый в Березовке тебе об этом скажет.

– А что ты думаешь об исчезновении Тиуновой? – внезапно спросил Антон.

Игнат Матвеевич озабоченно потер кончиками пальцев седые виски:

– Вот это, сын, для меня загадка…

Давно Полина Владимировна прибрала со стола посуду, умолк телевизор в комнате деда Матвея, отужинавшего после всех, а отец с сыном Бирюковы продолжали сидеть за столом.

Глава 4

Разбудил Антона протарахтевший по селу трактор. Тотчас горласто закричал петух. Из распахнутого настежь окна веяло прохладой и запахом усыпанного спелой ягодой малинника, густо разросшегося в палисаднике. За стеной кашлянул дед Матвей, поскрипывая половицами, вышел во двор. На кухне вполголоса заговорили мать с отцом.

Непривыкший нежиться по утрам, Антон сбросил с себя легонькое одеяло и рывком поднялся с постели. Вспомнив, что раньше сам, а позднее – младший брат Сережка, прятали под кроватью двухпудовую гирю, заглянул туда. Гиря стояла на месте. Вытащив ее, Антон, вместо гимнастики, принялся поочередно выжимать двухпудовку.

– Пуп не надорви, – заглянув в комнату, сказал Игнат Матвеевич.

– Не надорву, я двужильный, – Антон тыльной стороной ладони вытер со лба испарину. – Пап, когда участковый Кротов появляется в конторе?

– Зачем он тебе?

– Вчера договорились утром встретиться.

– К девяти подходи.

Антон сунул гирю под кровать. Быстро оделся. Вышел во двор и зажмурился от яркого солнца. Глубоко вдохнул отдающий росной свежестью воздух. По двору важно расхаживал нарядный, словно гусар, петух. Из-за сеновала, опираясь на батог, вышел белобородый дед Матвей. Позевывая, спросил:

– Соскучился, Антошка, по дому?

– Хорошо у вас! – Антон сладко потянулся. – Как в раю!

– А ты кидай, ядрено-корень, к дьяволу свой ад, да перебирайся у наш рай.

– Что я здесь буду делать?

– На комбайн пойдешь работать либо на трактор. Можешь участковым милиционером устроиться на место Мишки Кротова. Ему давно пора на пенсию.

Антон улыбнулся:

– Подумаю над твоим предложением!

– Чо думать? Кидай уголовные дела! У нас теперь вольготно колхозники живут, от работы жилы не надрывают, – дед Матвей с прищуром глянул на солнце. – Пошли чай швыркать, не то я утреннюю гимнастику пропущу.

– Ты по утрам гимнастику стал делать?

– Не, по телевизору гляжу. Шибко красиво там парень с барышней выгибаются. Как резиновые.

– Вон что! – засмеялся Антон. – Пойдем, дедусь, почаевничаем…

Сенокос для сельчан издавна – дело всеобщее. Уже к девяти утра, когда Антон Бирюков направился в колхозную контору, Березовка словно вымерла. Пусто было и в конторе. Только за дверью бухгалтерии слышалось частое пощелкивание костяшек на счетах да скрип арифмометра. Рядом с бухгалтерией Антон увидел на двери табличку «Участковый инспектор милиции М. Ф. Кротов» и вошел в узкий, как пенал, кабинетик. Одна стена «пенала» была увешана листовками с цветными знаками из Правил дорожного движения, на другой висел большой плакат с краснощеким пьяницей, обнимающим, словно дорогое сокровище, зеленую бутылку сорокоградусной. Надпись на плакате предупреждала: «Алкоголь – враг здоровья!» Торцом к окну стоял небольшой ученический стол, на котором, кроме черного телефонного аппарата и стеклянной пепельницы, заполненной канцелярскими скрепками, ничего не было. Задумчиво глядя в окно, за столом сидел Кротов в летней форменной рубахе с капитанскими погонами. При входе Бирюкова он обернулся к двери и резво вскочил на ноги:

– Приветствую, Михаил Федорович, – протягивая участковому руку, сказал Антон.

– Здравия желаю, товарищ Бирюков, – участковый показал на стул возле стола. – Прошу садиться.

Усаживаясь, Антон спросил:

– Что нового?

Кротов развел руками:

– Информация настораживающая. Только что звонил из райцентра следователь Лимакин и просил передать вам, что все кровяные пятна по группе и резус-фактору совпадают с кровью Тиуновой. Доярки ежегодно проходят медицинское обследование, и в районной поликлинике о них имеются эти данные.

– Наша задача, Михаил Федорович, выяснить: что произошло с Тиуновой? Как по вашему мнению?..

Участковый сел на свое место:

– Первоначально я предполагал, что у Тиуновой не хватило решимости кончить жизнь через повешение и она утопилась в озере. Однако наличие кровяных пятен в избе наводит на мысль о преднамеренном убийстве. Причиной такого преступления могут явиться колдовские деньги Гайдамаковой.

– Вы верите в колдовство? – удивленно спросил Антон.

– Никак нет, товарищ Бирюков, – ответил участковый, – лично я считаю суеверную белиберду пережитком прошлого. «Колдовскими деньгами» некоторые из березовцев называют наследство, доставшееся Тиуновой. Другие селяне окрестили его «Завещанием ведьмы». Считаю нужным добавить, что и сама Тиунова распространяла по селу слух, будто после смерти старухи к ней в избу стало проникать неизвестное лицо, именуемое в народе домовым.

Бирюков побарабанил пальцами по столу:

– А если, Михаил Федорович, этот «домовой» искал деньги?..

– Полагаете, преступник проникал в избу?

– Исключить такую версию нельзя.

– Согласен с вами. Пытаясь выяснить распространившиеся слухи, я беседовал с Тиуновой. Ни на кого из людей она не жаловалась, а самым серьезным образом утверждала, что ей не дает покоя нечистая сила. Вероятно, Гайдамакова настолько опутала Тиунову предрассудками, что у Тамары произошло умственное помешательство с признаками навязчивой идеи. Вчера я уже говорил вам, что недавно Тиунова подстриглась почти наголо. Разве нормальная женщина сделает добровольно такую прическу?..

– Да, нормальная женщина наголо не подстрижется. Может, действительно, у Тиуновой было какое-то психическое заболевание… – Антон недолго подумал: – К врачам Тамара не обращалась?

– На прошлой неделе она несколько раз ездила в райцентр, но по какому вопросу, не могу знать.

– Сейчас попробуем это выяснить…

Бирюков снял телефонную трубку и принялся набирать номер следователя прокуратуры. Через несколько минут он договорился с Лимакиным, что тот узнает в районной поликлинике, была ли там на приеме доярка из Березовки Тамара Тиунова, и сразу позвонит Кротову. Лимакин позвонил через полчаса. Оказывается, Тиунова месяц назад приезжала к терапевту. Жаловалась на головные боли, отсутствие сна и галлюцинации. При обследовании врач выявил у нее расстройство нервной системы, однако чрезмерных отклонений от нормы не обнаружил. Тиуновой был выписан рецепт, но, как выяснил следователь, ни в одной из аптек района она по этому рецепту лекарство не получала.

Пересказав участковому содержание разговора со следователем, Бирюков добавил:

– Еще одна загадка…

Кротов наморщил лоб.

– Полагаю, Тиунова не успела выкупить лекарство.

– Неужели ей не хватило месяца? Тем более, что Тамара несколько раз ездила в райцентр на прошлой неделе и могла зайти в центральную аптеку, где имеются все лекарства, – сказал Антон и сразу спросил: – Не умышленно ли кто распространял слухи о завещании Гайдамаковой?

– Трудно сказать, товарищ Бирюков. Люди в Березовке хорошие, но… что скрывать, наследство Тиуновой досталось богатое – только один дом стоит больше десяти тысяч. У малосознательных граждан это могло вызвать зависть…

– Не от Торчкова ли все разговора пошли?

Участковый задумался:

– Возможно. Однако, доложу вам, россказни Торчкова, кроме смеха, иных впечатлений у березовцев не вызывают.

– А как, Михаил Федорович, на ваш взгляд, бывший муж Тиуновой? Не возникла ли у него зависть к внезапно разбогатевшей жене?

– Павлик Тиунов – парень тихий. Очень способный к технике. Приехали Тиуновы в Березовку из Новосибирска. Колхоз помог им приобрести домик, обзавестись приусадебным хозяйством. Тамара устроилась дояркой. Павлик стал шоферить, да вот этот враг, – Кротов показал взглядом на антиалкогольный плакат, – губит людей. После указа по борьбе с пьянством я задержал Тиунова за рулем в нетрезвом состоянии. Пришлось перевести его на общие работы. Это, видимо, оскорбило Павлика, и он подал заявление об уходе из колхоза. Примкнул к бригаде шабашников. Возглавляет бригаду Асатур Хачатрян – человек уже в годах, добросовестный и трудолюбивый строитель. У него Павлик Тиунов и работает. Часто его вижу, бывая дома. Здесь, на Центральной усадьбе колхоза, у меня лишь рабочий кабинет, а живу, как вам известно, в Серебровке.

– Не надоедает каждый день в Березовку ходить?

– Никак нет, товарищ Бирюков, Это для меня вроде физзарядки. К тому же, имею на дому телефон, мотоцикл в моем распоряжении.

– Среди строителей, Михаил Федорович, нет подозрительных лиц?

Кротов, прежде чем ответить, подумал:

– Я предупреждал Хачатряна, чтобы он не брал в свою бригаду первых встречных, именуемых в народе «бичами». По весне проводил проверку – документы у всех были в порядке.

– Надо еще раз проверить. Может, у Хачатряна новички появились. Сегодня вечером, Михаил Федорович, проведите эту работу. Присмотритесь к строителям, с Тиуновым побеседуйте о его взаимоотношениях с бывшей женой. Только без официальности, а, так сказать, по душам. Понимаете меня?

– Так точно. Будем настраиваться, что исчезновение Тамары Тиуновой не обошлось без постороннего влияния?

– Нет, Михаил Федорович, предвзято настраиваться не будем, но проверка не повредит.

– Понятно, товарищ Бирюков, – участковый вздохнул. – Я вот еще предполагаю, что, если Тамара бросилась в озеро сама, то через день другой труп ее должен всплыть, поскольку погода стоит жаркая и вода в озере, как парное молоко. В этом случае…

– Наша работа облегчится, – не дал договорить Кротову Антон. – Но, если Тиунову убили, то труп наверняка не всплывет. И лежать он будет где-то до тех пор, пока мы его не отыщем…

Антон не торопился заканчивать беседу с Кротовым. До вечера в Березовке делать ему было нечего – все, с кем следовало переговорить, находились или на сенокосных лугах, или в поле, на летних выпасах скота. Вышел он из кабинета участкового, когда солнце приближалось к зениту.

Одновременно с Антоном, словно сговорившись, из бухгалтерии вышла эффектная блондинка. Фирменное платье «сафари» цвета хаки подчеркивало безупречную фигуру, а волнистые волосы были уложены в модную прическу, какую могут соорудить не в каждой районной парикмахерской. Встретившись голубыми глазами со взглядом Бирюкова, блондинка вроде бы вздрогнула, но тут же лукаво прищурилась и сказала:

– Здравствуйте, Антон Игнатьевич.

– Здравствуйте, – машинально ответил Бирюков и лишь после этого сообразил, что перед ним – Марина Зорькина, которую вчерашним вечером так старательно ему нахваливала мать.

– Не узнали? – с прежней лукавинкой спросила блондинка.

– Узнал, хотя и с трудом, – Антон улыбнулся. – Вы Марина, еще больше похорошели, а перед хорошенькими девушками я теряюсь.

– Знаем мы вас… – проговорила Зорькина таким тоном, словно хотела добавить известную гоголевскую фразу «как вы плохо играете», однако вместо этого спросила: – Надолго в Березовку?

– Пока не прогоните.

– Я?!

– Вы.

– С чего бы вдруг такое?..

– Не знаю, так получилось.

– Стихийно?

– Как обвал в горах.

Марина весело засмеялась:

– Не ожидала от вас такой смелости. Помните, каким робким и симпатичным мальчиком вы были при первой нашей встрече в Ярском?

– Теперь несимпатичный?

– Теперь изменились… – Зорькина снизу вверх глянула на рослого Бирюкова. – Даже виски побелели.

Бирюков наигранно вздохнул:

– Старость – не радость. Но, как поется в одной из популярных песен Вахтанга Кикабидзе, мои года – мое богатство…

– В этом отношении мы с вами одинаково богаты.

Зорькина мельком взглянула на золотые наручные часики.

– Куда-то спешите? – спросил Антон.

– Обеденное время…

– Стараетесь не опоздать к столу?

– Конечно.

– Возьмите за компанию, – шутливо сказал Антон.

Марина на какую-то секунду замешкалась, но с прежней лукавинкой ответила:

– Кроме окрошки из холодильника и разогретого лангета, у меня ничего не будет.

– А чай?..

– В неограниченном количестве.

– Так это уже кое-что…

Перебрасываясь шутками, они вышли из конторы. Недолго прошли по безлюдному селу и остановились у стандартного кирпичного дома на два хозяина. Зорькина открыла калитку и улыбнулась Бирюкову:

– Милости просим…

Бирюков сам не мог понять, для чего он напросился к Зорькиной на обед. Получилась какая-то необдуманная мальчишеская выходка. Однако менять намерение было поздно. Внезапный отказ мог показаться неостроумным розыгрышем и обидеть Марину, а Антон поймал себя на мысли, что ему очень не хочется этого.

– Нахально я поступаю, правда? – спросил он.

Зорькина иронично усмехнулась.

– Думаете, струсил? – засмеялся Бирюков. – Да я за вами – в огонь и в воду!

– Ой, как здорово! – сказала Марина с таким видом, что Антон не понял, шутит она или говорит серьезно.

Просторная с большими светлыми окнами квартира Зорькиной сияла чистотой и красивой полированной мебелью. Все здесь находилось удивительно на своем месте, и Антон про себя отметил, что не зря вчера мать говорила о Марине: «А как она квартирку свою обставила – любо поглядеть».

– У вас прекрасный вкус, – рассматривая одну из полок с книгами, сказал Бирюков.

– Вы окончательно решили убить меня комплиментами? – занимаясь у газовой плиты приготовлением обеда, спросила Зорькина и сразу перевела разговор на другое: – Наверное, из-за Тиуновой приехали в Березовку?

– Из-за нее, – признался Антон.

– Жалко Тамару. Никогда бы не подумала, что с ней такая беда случится. Ужас какой-то…

Марина достала из холодильника небольшую кастрюлю с окрошкой, поставила на стол тарелки, положила столовые ножи, вилки и ложки. Тонкими ломтиками нарезала хлеб и стала разливать по тарелкам окрошку. Обедать начали молча. Принимаясь после окрошки за лангет, Антон привычно взял вилку в правую руку, а столовый нож – в левую. Заметив это, Зорькина шутливо сказала:

– Воспитанные дети держат вилку левой рукой.

Антон виновато глянул на нее:

– Я левшой родился. Воспитывал меня дед Матвей деревянной ложкой: то по лбу, то по левой руке, когда я хватался ею за ложку или вилку.

– Крепко он вас воспитал.

– Рука у деда была крепкая и ложка тяжелая – до сих пор помню.

Марина улыбнулась. За чаем она задумалась и невесело проговорила:

– Странно, живем в селе на виду друг у друга и не знаем, что у кого на душе.

– Чужая душа – потемки, – ожидая подвоха, уклончиво сказал Антон.

– Тамара насквозь светилась, а вот…

– Вы о Тиуновой?

– Конечно. Не могу понять, зачем ей срочно понадобилась модная прическа, и, как назло… такая неудача с волосами!

– Что за неудача?

– Волосы вдруг захотелось Тамаре обесцветить и сделать прическу, как у меня. Поехала на прошлой неделе в районную парикмахерскую и вернулась оттуда… без волос.

– Почему?

– Сразу после обесцвечивания пергидролем стала делать химическую завивку. Химия – штука серьезная. От пергидроля волосы отмирают, а химка еще больше их сжигает. Сама не своя приехала Тамара из парикмахерской.

«Выходит, напрасно мы с Кротовым считали, что Тиунова добровольно сделала сумасшедшую стрижку», – подумал Бирюков, а вслух спросил:

– Неужели из-за такого пустяка можно сильно расстроиться?

– Это для мужчин волосы – пустяк, но для молодой женщины остаться без волос – трагедия. Жди потом, когда-то они вновь отрастут…

– А вообще, Марина, какие-нибудь странности в поведении Тиуновой были в последнее время?

– Ничего странного я не замечала за ней. Перед поездкой в парикмахерскую она, вполне нормальная, ко мне прибегала. Я еще предупредила: «Смотри, Томочка, сразу после обесцвечивания под химку не садись, посоветуйся с мастером». Она весело отмахнулась: «Моим космам никакая химка не страшна».

– Как Тиунова к религии относилась? – снова спросил Антон.

Зорькина поправила на лбу локон:

– Кто теперь из молодых серьезно к этому относится…

– Зачем же Тамара икону с лампадкой в избе держала?

– Это, наверное, бабушка Гайдамакова Тамаре что-то насоветовала… – Марина задумчиво помолчала. – Любопытной старушкой была Елизавета Казимировна.

– Хорошо ее знали?

– Гайдамакова лечила меня в детстве, – ответила Зорькина и, словно разговор стал для нее неприятен, глянула на часы: – Извините, Антон Игнатьевич, обеденное время кончается…