Текст книги "Завещание ведьмы"
Автор книги: Михаил Черненок
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Глава 9
Точно в назначенное время, как условились с Зорькиной, Бирюков остановил «Жигули» на асфальтированной площадке у входа в райисполком, рядом с одиноко стоящей новенькой «Волгой». Марины не было. Убедившись но часам, что не опоздал,. Антон выключил двигатель и от нечего делать стал рассматривать вывески по, краям больших стеклянных дверей. На глаза почти сразу попались крупные золотистые буквы ЗАГС. Тут же вспомнилась хорошо знакомая заведующая загсом, седая невысокая женщина в очках, и Антон попытался представить, как он с Зорькиной подает ей заявление о регистрации брака.
«А что, если это сделать прямо сейчас, не отходя от кассы?» – вдруг мелькнула у Антона веселая мысль. Тотчас, будто легка на помине, из райисполкома вышла Зорькина. Придерживая Марину под локоток и обольстительно заглядывая ей в лицо, шел высокий моложавый мужчина с институтским ромбиком на лацкане безупречно сидящего светлого пиджака. На широком крыльце они остановились. О чем между ними был разговор, Бирюков не слышал, но в ответ на слова мужчины Марина отчаянно кокетничала.
Антон из озорства надавил на сигнал. Зорькина, будто испугавшись, оглянулась и торопливо подала мужчине руку. Почти вырвавшись от него, она легко сбежала по ступенькам невысокого крыльца и, помахивая папкой, подошла к «Жигулям». Бирюков, не поднимаясь с сиденья, распахнул перед нею дверцу.
– Без необходимости, товарищ водитель, в районных центрах подавать звуковые сигналы запрещается, – строгим тоном сказала Марина, усаживаясь в машину на переднее сиденье. – Или начальнику уголовного розыска все дозволено?..
– У меня была аварийная ситуация, – шутливо ответил Антон.
– На стоянке?..
– Где же еще у ротозея могут украсть из-под носа красивую девушку? Что за ловелас перед вами хвостом мел? Почему я его не знаю?
– Новый председатель из Ярского колхоза. Уговаривал подбросить в Березовку на «Волге».
– Ух, разбойник с большой дороги! Я ему подброшу…
Марина улыбнулась:
– Откуда такая агрессивность? Настроение еще больше испортилось?
– Напротив, настроение – на все сто! – Антон подмигнул. – Даже оригинальная мысль появилась. Сказать?..
– Скажите.
– Пока этот разбойник вас не украл, предлагаю зайти в загс и оставить там заявление.
– Зачем?
– Чтобы через месяц получить свидетельство о законном браке.
Зорькина уставилась на Антона широко открытыми глазами:
– Оригинально!.. Так вот сразу: раз, два и – в дамках?
– Не в дамках, а в дамах. Разве не надоело в девушках ходить?
– Ужасно надоело! Эх, жаль, паспорта с собой нет…
– У меня заведующая загсом знакомая, договорюсь.
– По блату? – в глазах Марины засветилась озорная лукавинка. – Это уже будет не законный, а блатной брак.
Бирюков засмеялся:
– С вами невозможно разговаривать.
– Правда? Это опять от волнения меня занесло.
– Что-то часто вас заносит.
– Сама удивляюсь. – Зорькина мельком глянула на председателя Ярского колхоза. – Поедемте, Антон Игнатьевич, а то увезут меня в «Волге».
– Пусть попробуют!..
Бирюков лихо тронул машину с места. Марина, откинувшись от неожиданности на спинку сиденья, мечтательно зажмурилась. По райцентру ехали молча, Антону вдруг стало неловко за свое опрометчивое предложение. «Вот отмочил номер! – с внутренней усмешкой подумал он. – Что-то я сегодня, как сказал бы фантазирующий Торчков, не в своей тарелке. Во, недотепа!»
Возле дороги тянулись знакомые поля с березовыми островками. Светло и просторно было под безоблачным голубым небом, прочеркнутым, будто по линейке, ровной белой полосой от пролетевшего в выси реактивного самолета. В молчании проехали Крутихинский мостик. Ни тракторов, ни колхозников во главе с бригадиром Гвоздаревым здесь уже не было. Даже проломленные Павликом Тиуновым перила на мосту успели починить.
– О чем задумались, Антон Игнатьевич? – внезапно спросила Зорькина.
– О том же, о чем и вы, – машинально ответил Бирюков.
– Умеете читать чужие мысли?
– Конечно. Это ж моя работа.
– С вами страшно общаться.
– Не так черт страшен, как его малюют.
– Вы не боитесь уголовников?
– Нет, я смелый.
– А они?..
– Они меня боятся.
– Хотите, сделаю для вас что-нибудь хорошее?
– Сделайте.
– Давайте наколдую, что в этом деле, которое теперь расследуете, ни одного трупа не будет…
– Вы колдунья? – принимая игру, спросил Антон.
– Ужасная. Елизавета Казимировна передала мне духовное завещание. Колдовать?..
– Колдуйте!
– Кол-дую… – Зорькина сосредоточено уставилась вдаль, словно хотела разглядеть что-то непонятное в приближающемся березняке, и замерла, будто нахохлившаяся птица. Через несколько секунд она облегченно вздохнула: – Трупов не будет.
– Прекрасно, – улыбнулся Антон. – Теперь наколдуйте еще что-нибудь хорошее.
Марина опять, уставясь взглядом в березняк, затаила дыхание и неожиданно вскрикнула:
– Явление Христа народу!
Бирюков ничего не успел понять – метров за сто впереди из-за березняка на дорогу выскочил босоногий Торчков и, петляя, как заяц, устремился навстречу машине. Бежал старик не быстро, но с таким угрожающе-отсутствующим видом, что, казалось, будто он вознамерился протаранить «Жигули». Антон плавно затормозил и, чтобы привести земляка в чувство, громко окликнул:
– Иван Васильевич! Что случилось?
Пробежав по инерции еще несколько шагов, Торчков изумленно остановился. Щелкнув вставной челюстью, он вроде бы хотел развернуться обратно, однако, разглядев наконец сидящего в машине Бирюкова, с большим трудом выдохнул:
– Игнат Антоныч… пришельцы… ведьму из могилы вытащили…
– Как вытащили?!
– Натурально, Игнат Антонович… Тьфу!.. Антон Игнатьич, гуманоиды разрыли Гайдамачиху и погребальное платье с нее сняли…
Бирюков глянул на растерянно насторожившуюся Зорькину:
– Это, Марина, что-то нехорошее. – И опять повернулся к Торчкову. – Куда вы бежите, Иван Васильевич?
Торчков диким взглядом крутнул по сторонам:
– А игде я нахожусь?
– Далековато от Березовки, – Антон показал вправо на небольшую рощицу. – Вот за тем леском – Серебровская пасека.
– Ну, елки-моталки… Это ж, выходит, я не в ту сторону ударился и много лишнего прочесал…
– Куда вы направлялись?
– В Березовку.
– А бежали в райцентр, мимо Серебровки.
Торчков обессиленно рухнул на заросшую травой обочину:
– Вот, сморчки зеленые… специально сбили с курса…
– Садитесь в машину, – открывая заднюю дверцу, сказал Антон.
– Погодь, Игнатьич… – Торчков, вроде избавляясь от кошмарного сновидения, потряс головой. – Надо чуток отдышаться… Давно таким аллюром не бегал… Сердце заходится…
– А что это вы по дороге зигзагами петляли?
– Фронтовая привычка… Чтобы пулю в спину не влепили…
– Так часто приходилось убегать, что даже привычка выработалась?
– В начале войны, как говорится, было дело под Полтавой…
– Что там с Гайдамаковой случилось? – нетерпеливо спросил Бирюков.
– Холера ее знает, что.
– Чего ж панику подняли?
– Ну, Игнатьич… Если б тебя так напужали гуманоиды, ты бы тоже запаниковал и при своей физкультурной подготовке намного дальше меня драпанул…
– Хоть что-то можете толком объяснить?
– Толком… Какой возможен толк, когда чуток не запалился от длительного аллюра… – Торчков глубоко, всей грудью, вздохнул. – Клубнику, Игнатьич, я собирал, ну так… в километре от березовского кладбища. Телевизер опять из-за погасшего электричества выключился, заняться нечем. Думаю, наберу спелой клубнички да с холодным молоком наемся досыта. Погода, видишь, какая – тепло, светло и мухи не кусают. Вышел на поскотину. Задумался. Кидаю потихоньку: одну ягодку в кошелку, другую – в рот. Вдруг за спиной – «пчиш-ш-ш!» Оборачиваюсь – небольшенькая ракета хвостом мелькнула, а на траве… гуманоиды растянули, как рыбацкий бредень, Гайдамачихино черное платье и бесшумно ко мне пляшут. Нет, не идут! А именно так, иноходью… будто подплясывают, подплясывают…
– Вы, Иван Васильевич, сегодня с утра, случайно, не выпили?
– Перекрестись, Игнатьич!.. Матрена не даст соврать, что у меня… это… как теперь говорят по телеку, трезвость – норма жизни… – Торчков обиженно поморщился. – Твое подозрение понимаю. С пьяных глаз не только гуманоиды, но и черти могут померещиться. Я же, как видишь, теперь – чистое стеклышко…
– Ну и как они выглядят, гуманоиды? – с улыбкой спросил Антон.
– Небольшенькие, вроде карликов или младших школьников, и зелененького цвету.
– Сколько их было?
– Кажись, двое.
– Иван Васильевич, это ж Егорка с Романом Инюшкины вас напугали, – из-за плеча Антона внезапно сказала Зорькина.
Увидев ее, Торчков растерянно щелкнул челюстью:
– Марина?.. – и обиделся: – Инюшкины, Свинюшкины. По-твоему, я не отличаю березовских шпингалетов от гуманоидов? Разве у Егора с Ромкой могут быть на плечах стеклянные кумпола вместо голов?
– У них есть зеленые маскарадные костюмчики, похожие на скафандры космонавтов. – Зорькина весело посмотрела на Антона. – Близнецы резвились в них нынче на новогодней елке, где я Снегурочкой была.
– Маринка, слушай меня! – строго окликнул Торчков. – Я, конечно, по новогодним елкам не хожу и в Снегурочках не выступаю, но… эти зеленые сморчки уже который раз меня преследуют.
– Садись в машину, Иван Васильевич, – сказал Антон. – Поедем на место происшествия.
– Это куда?
– Где гуманоиды хотели вас «бреднем» зацепить.
– Дак я ж оттуда прямиком по березняку чесал…
– На машине быстро ваш «прямик» объедем. Место запомнили?
– Чо его запоминать… За кладбищем самый густой клубничник знаешь? Вот туда и вези.
Торчков, кряхтя, забрался в машину, прихлопнул за собой дверцу и как ни в чем не бывало спросил:
– Слышал, Игнатьич, скоро откукарекаешься?
– Как? – включая скорость, не понял Антон.
– Магарыч-то поставишь или по новому обычаю… безалкогольной свадьбой отделаешься?
– Какая еще свадьба?
– Опять не смикитил? Ну и недогадливый же ты… – Торчков хитровато хихикнул. – Промеж тем, Бронислава Паутова по всей деревне раззвонила, что вы с Маринкой на родительском «Жигуле» утрянкой в райцентр легистрироваться мотанули.
– Да она что, рехнулась?
– Нет, Игнатьич, у Брониславы с головой все в порядке, а вот ты, видать, сплоховал, – Торчков подмигнул Зорькиной. – Кажись, основательно Маринка тебе мозги запудрила.
– Враки это, Иван Васильевич, – вместо Антона бойко ответила Зорькина.
– Говори мне! Газетную фотку-то чью на работе перед глазами под настольным стеклом держишь, а?..
Марина зарозовела:
– Ну и к чему вы это сказали?
– Чтоб Антон Игнатьич знал, что ты к нему неравнодушна, и чтоб сама поменьше перед ним взбрыкивала, – Торчков панибратски хлопнул Антона по плечу. – В семейной жизни, Игнатьич, главное – не ослабить вожжи. Женщины, они ж, как необъезженные кони. Чуток слабинку дашь – пиши пропало.
– Вы лучше бы о летающих тарелках что-нибудь рассказали, – попросил Антон.
– Если без шуток, неопознанные летающие объекты – вопрос очень сурьезный и злободневный. Я вот давно собираюсь обратиться к Марине, чтоб она помогла мне кой-кого потрясти…
Зорькина лукаво прищурилась:
– Я ведь, Иван Васильевич, не в министерстве землетрясения работаю.
– Дак этот вопрос не обязательно через министерство решать, – не понял подвоха Торчков. – Вот мы теперь привыкли по каждому пустяку то в Совет Министров, то еще выше писать. А для чего, спрашивается, на местах руководители существуют? Чтоб за них дяди работали?..
– Кого же и за что трясти надо?
– Кого… Правление колхоза – вот кого! Гуманов-то распоясался до невозможности, считай, каждый день у него электричество барахлит. Почему тебя, как экономистку, такое безобразие не волнует? И председатель правления мышей не ловит, хотя я неоднократно намекал Игнату Матвеевичу, мол, сядем мы с электричеством на щетки. Думаешь, он принял меры?.. Ничуть не бывало! Как Женька Гуманов безобразничал, так и продолжает. Вопрос с подключением пролетающих объектов на подпитку, конечно, спорный. А вдруг все ж таки колхозная электроэнергия сплавляется на сторону?..
– Придется нам прижать Гуманова, – с самым серьезным видом сказала Зорькина.
– Да, Марин, давно бы тебе следовало этим заняться! – вдохновился Торчков. – Тут, если заглянуть поглубже, не одним матерьяльным ущербом пахнет. Женька ведь еще и моральный урон колхозникам наносит: телевизер-то, считай, каждый день отключается. Как говорят по телеку, где гарантия, что люди в часы досуга не потянутся вновь к бутылке?..
– А что, Иван Васильевич, тянет все-таки к ней, к проклятой? – спросил Антон.
– Нет, я не о себе говорю. Для меня, Игнатьич, вопрос с этим позорным явлением решен окончательно и бесповоротно. Я о нынешней молодежи забочусь, которая из-за безделья по вечерам может сбиться с панталыку… – Торчков уставился в боковое стекло и вдруг закричал: – Тпр-р-ру-у-у, Игнатьич! Сапоги, сапоги…
Бирюков резко затормозил. Слева, метрах в десяти от дороги, на зеленом густом клубничнике, словно на выставке, рядышком друг с другом стояли два больших кирзовых сапога. Тут же лежала кверху дном плетеная корзинка. Чуть поодаль виднелась свернутая черная тряпка.
– Вот оно, место происшествия, – таинственным шепотом проговорил Торчков. – Аккурат тут чуть было я не оказался в чужой тарелке. Хочешь, Игнатьич, верь, хочешь – проверь.
– Пойдемте, Иван Васильевич, вместе проверим, – сказал Бирюков, вылезая из машины.
Торчков и Зорькина тоже вышли на свежий воздух. В траве безостановочно стрекотали кузнечики. Где-то высоко-высоко в голубом небе тянул свою песню неутомимый жаворонок. Антон подошел к сапогам и спросил у Торчкова:
– Ваши?
– Мои, елки-моталки! Скажи, Игнатьич, разве при такой расстановке я мог из сапогов выскочить? Я от них вот так вот освобождался… – Торчков поочередно дрыгнул босыми ногами. – А тут, обрати внимание, как на солдатском параде, гуманоиды носочки подровняли.
– И корзинка ваша?
– Моя. А вот та драп-дерюга – ведьмина.
Бирюков подошел к тряпичному свертку и развернул его. Это действительно оказалось длинное старушечье платье с широкими обносившимися рукавами и с большим, пришитым спереди, карманом. В кармане лежала сплющенная коробка «Космоса» с тремя измятыми сигаретами.
– Марин! – глянув на Зорькину, воскликнул Торчков. – Скажи, не Гайдамачихина хламида?..
– Правда, Елизаветы Казимировны, – подтвердила Зорькина и посмотрела на Торчкова. – Но похоронили бабушку не в этом платье, а в новом.
– Дак она сколь раз по ночам из могилки вылезала! – заершился Торчков. – Пообносилась…
– Не сочиняйте, – сказала Зорькина. – Это платье из сундука, который хранится у Тамары Тиуновой.
– А вот это откуда?.. – спросил Антон, осторожно придерживая двумя пальцами сигаретную коробку.
Зорькина недоуменно пожала плечами, но Торчков опять не растерялся:
– Ведьма – что ты хочешь! Там, если в могилке пошуровать, наверняка, и поллитровка найдется.
– Иван Васильевич! – строго одернула Зорькина. – Зачем на мертвого человека наговариваете? Елизавета Казимировна никогда не пила и не курила.
– Я, Марин, сам уже десять лет не курю, а, бывало… – Торчков вдруг осекся и вроде бы боком, боком стал прятаться за Бирюкова. – Игнатьич… – прошептал он. – Гуманоиды, кажись, Арсюху захомутали…
Бирюков оглянулся. Со стороны березовского кладбища к «месту происшествия» шел усатый Арсентий Ефимович Инюшкин. Отсвечивая под ярким солнцем неприкрытой лысиной, рослый старик держал за руки двух зеленых человечков, но издали казалось, что человечки ведут его.
– Вот они, близнецы-пришельцы! – весело засмеялась Зорькина.
Мальчишки в ярко-зеленых скафандрах с расходящимися рожками антенн и прозрачными шарами-шлемами на самом деле здорово походили на инопланетян, какими их рисуют в современных фантастических книгах.
– Ты, Маринка, дохохочешься… – тревожно начал было Торчков, но улыбающийся Инюшкин не дал ему договорить:
– Ваня, обувай сапоги, сейчас лунатиков розгами пороть станем!
Торчков облизнул вставную челюсть:
– Кажись, точно, Арсюха… – И заволновался: – Крепче, елки-моталки, держи их, Ефимыч, я щас, мигом, за прутом сбегаю!..
Инюшкин громко захохотал:
– Не бегай, Ваня, заблудишься в кустах, – Арсентий Ефимович строго посмотрел на внуков, невинно глазеющих из шаров-шлемов. – Ну, лунатики, что с вами делать? Начальнику уголовного розыска отдать или дед Иван сейчас хворостину принесет?..
– Мы больше не будем, – глухими голосами ответили из «скафандров» подростки.
– И где ты, Арсюха, их обнаружил? – воспрял духом Торчков.
– На кладбище сцапал.
– Долго выслеживал?
– Разом накрыл! Видишь, мундиры не успели снять.
– Могилка Гайдамачихи сильно разрыта?
– Очнись, Ваня! Это ж мои внуки…
Торчков недоверчиво посмотрел на мальчишек:
– А как узнал, что они энтим делом занимаются?
Инюшкин опять захохотал:
– Бронислава Паутова ко мне взмыленная прибежала. Где-то здесь ягоды брала и видала, как зеленые человечки так тебя пугнули, что ты босиком в райцентр деру дал. Решил выручить по старой дружбе. Я этих, мурзилок, еще дома приметил, когда они зеленые мундирчики свои примеряли…
– Бронислава, говоришь, подсказала? Ну, Бронька! Насквозь все видит и слышит. Не баба, а разведчик в юбке… – Торчков угрожающе придвинулся к одному из мальчишек: – Чего лупаешь глазелками, как невинный ягненок? А если б я запалился от стремительного бега?.. Тебе, сморчок, тюрьма б была! Как дам щас по стеклянному кумполу!..
Успокоив расходившегося не на шутку Торчкова, Антон Бирюков стал выяснять у подростков, где они взяли старое платье Гайдамаковой. Оказалось, что мальчишки случайно нашли его в лопухах у кладбищенских ворот.
Пришлось Антону со всей компанией побывать на кладбище. Ни у ворот, ни у затянутой редкой травою могилы Елизаветы Казимировны никаких следов он не обнаружил.
Глава 10
Поставив «Жигули» дома в гараж и наскоро пообедав, Бирюков заторопился в колхозную контору. Участковый Кротов оказался на месте. В своем служебном кабинетике он сурово отчитывал близнецов Инюшкиных. Мальчишки стояли по стойке «смирно» и слушали участкового с такими удивленными глазами, как будто им рассказывали страшную-престрашную сказку.
– Хулиганят, понимаете ли, – указав взглядом на них, сказал Кротов, когда Антон вошел в его узкий «пенальчик». – Приходится объяснять, какое наказание они могут понести за подобные проступки.
– Мы больше не будем, – отрепетированным дуэтом тихо проговорили подростки.
Участковый еще больше нахмурился:
– Сколько раз уже обещали?
– Теперь – последний, – быстро ответил один из подростков, а второй, что побойчее – то ли Егор, то ли Роман сразу добавил: – Теперь дед Арсентий нас рассекретил и Торчков не будет бояться «зеленых человечков».
Бирюков присел на свободный стул у стола. С улыбкой посмотрев на мальчишек, спросил:
– Какую «тарелку» вы чуть не посадили на голову Торчкову?
– Диск от старой сеялки с обрыва в воду бросили. Пока дед Иван карабкался на обрыв, мы за камыши убежали.
– А если бы этот диск на деда Ивана «приземлился»?
– У нас расчет был точный.
– Можно при самом точном расчете просчитаться.
– Честное пионерское, больше не будем, – упавшими голосами ответили подростки и потупились.
– Теперь скажите: кто нарисовал зеленых человечков на подоконниках в новом доме Гайдамаковой?
– Не знаем.
– Честное пионерское?
Мальчишки, переглянувшись, еще ниже склонили головы.
– Что же вы, мужики?.. – не дождавшись ответа, с упреком спросил Антон.
Тот, что бойчее, вдруг смело глянул Антону в глаза и начал торопливо рассказывать, как в прошлом году осенью дед Иван Торчков грозился поджечь строящийся дом бабушки Гайдамачихи, а дядя Миша Элоян из бригады строителей, чтобы припугнуть Торчкова, нарисовал зеленым фломастером на каждом подоконнике зеленых человечков. После этого Торчков близко не стал подходить к дому – считает, что дом взяли под охрану инопланетяне.
– Кто подсказал Элояну, что дед Иван боится «зеленых человечков»? – опять спросил Бирюков.
– Мы, – хмуро ответили подростки.
Наступило молчание. Участковый посмотрел на Антона:
– У вас еще вопросы есть к сорванцам?
– Нет.
Кротов погрозил мальчишкам пальцем:
– Смотрите, непоседы! Последний раз предупреждаю. – И громко скомандовал: – Кру-у-у-гом!
Мальчишки резво крутнулись через левое плечо, а после кротовской команды «Шагом марш!» так быстро исчезли из кабинета, словно их ветром выдуло.
– Что за дядя Миша Элоян? – сразу спросил участкового Антон, едва за подростками закрылась дверь.
– Маляр из наемной бригады строителей. По-моему, очень спокойный, порядочный и культурный человек, – не задумываясь, ответил Кротов.
– Не мог он принять участие в истории с Тиуновой?
– На мой взгляд, это исключается.
– А как, на ваш взгляд, Алексей Резванов?..
Участковый подвинул к себе стеклянную пепельницу, заполненную канцелярскими скрепками. Недолго помолчал:
– Довольно неприметный парень. Работает в наемной бригаде подсобником. Прибыл сюда полтора месяца назад. Трудовой книжки не имеет, но паспорт с новосибирской пропиской в полном порядке. В бригаде Алексея называют «Расстригой». Почему он получил такое прозвище, не знаю.
– Надо узнать, Михаил Федорович, срочно узнать. Прозвище не стандартное, с религиозным оттенком… – Бирюков чуть подумал. – И еще меня интересует электрик Гуманов.
– Евгений, по-моему, сейчас в колхозной бухгалтерии. Только что его голос был там слышен. Позвать?..
– Сначала расскажите, что он собою представляет.
Кротов принялся нанизывать скрепку на скрепку:
– В Березовке – с нынешней весны. Имеет судимость за злостное хулиганство. Приговорен новосибирским судом к двум годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора на один год. Говорит, уехал сюда от старых дружков, из-за которых попал на скамью подсудимых. Хотел поселиться в Ярском, но я посоветовал осесть пока в Березовке, поскольку в течение года он ограничен в праве выбирать место жительства по своему усмотрению. Очень добросовестный работник…
– Но судимость за хулиганство схлопотал…
Кротов развел руками:
– Бывает, товарищ Бирюков, и порядочные люди совершают ошибки.
– Говорят, в Ярском у Гуманова дед с бабкой живут?
– Мне об этом неизвестно.
– А стариков Тумановых из Ярского знаете?
– Знаю, но они, по-моему, никакого отношения по родственной линии к Гуманову не имеют.
Бирюков опять недолго подумал:
– Пригласите, Михаил Федорович, его сюда. Только, пожалуйста, не официально.
Кротов понятливо кивнул и вышел из кабинета. Антону было слышно, как участковый открыл скрипнувшую соседнюю дверь бухгалтерии и сказал: «Евгений, освободишься – загляни ко мне на пару минут». – «Я уже свободный», – ответил за стеной глуховатый мужской голос. «Тогда пройдем, потолкуем». – «Айда – пошли».
Гуманов появился в кабинете вместе с Кротовым. По физическому развитию он не уступал Антону. Высокий, плечистый, с гладко зачесанными назад черными, как смоль, волосами. Лицо грубое, словно высеченное из камня, с клинообразным большим носом, начинающимся от узкого лба почти без прогиба в переносице. Одет прилично, но старомодно.
Кротов, сообразив, что Бирюкову лучше побеседовать с Гумановым, что называется, с глазу на глаз, под предлогом ремонта служебного мотоцикла, который стоял у конторского крыльца, сразу вышел.
– Дипломат, – посмотрев ему вслед, с ироничной улыбкой сказал Гуманов.
– Третий лишний, – тоже улыбнулся Бирюков.
– Допрашивать будете?
– Нет, Евгений Андреевич, никаких допросов не будет. Меня интересует ваше откровенное мнение: что могло случиться с Тамарой Тиуновой?
Гуманов нахмурился:
– Сам второй день мозги напрягаю. Довели, гады, бабенку.
– Кто?
– Если бы я знал, кто… своими бы руками задушил подлеца.
– Тамара ничего вам не рассказывала?
– Ровным счетом. Она вообще не любила бедой делиться, а в последние дни прямо как умом помешалась. Короче, я не дурак и догадываюсь, что у нее вымогали Гайдамачихины деньги. Но кто этот вымогатель, не знаю.
– Не Павлик?
– Павлик – размазня. Несколько раз, будто ребенок, упрашивал Тамару, чтобы назад его приняла. Тамара, конечно, дулю ему показала… – Гуманов исподлобья уставился на Антона. – Короче, я без всякой выгоды хотел на Тамаре жениться, и, если бы она не замудрила со свадебной прической… Сколько дурехе говорил: «Что тебе эта прическа далась?» – «Нет, без прически не могу ехать в загс!» Теперь вот поехали…
– Сами вы где в ту ночь были?
– У острова рыбачил.
– А что с электроэнергией тогда случилось?
Гуманов опустил глаза:
– Все одно к одному… И я на рыбалку уплыл, и энергия вырубилась, и с Тамарой задвиг получился. Я уже на острове был, когда Березовка во мрак погрузилась. Хотел вернуться, чтобы исправить повреждение, а потом думаю, ничего до утра не случится. От острова ведь не меньше получаса на лодке скрестись надо. С рассветом приплыл, наладил предохранители, чтобы утреннюю дойку не сорвать. Кстати, сегодня заменил электропроводку в серебровской бригаде, больше замыкать не будет.
– Где же пролетающие НЛО подпитываться электроэнергией станут? – с улыбкой спросил Антон.
Гуманов тоже улыбнулся:
– Торчков нажаловался? Вот – клоун…
– Зачем Тиунова икону держала?
– Дурью маялась. Привидения ей стали казаться. Хотела молитвами от них избавиться. Даже в Новосибирск к попам ездила. Я несколько ночей караулил, думал, схвачу какого-нибудь ханыгу за шиворот, но не удалось. Наверное знали, что я начеку.
– Судимость за что получили?
– За дурость. Дружки драку затеяли. Начал их успокаивать, ну и… вызвал огонь на себя. Когда следствие началось, друзья оказались собаками. Короче, пришлось всю заваруху мне расхлебывать, в результате. – оправдываю теперь доверие судей, которые решили, что меня не обязательно исправлять в колонии.
– Старики Тумановы в Ярском не родня вам? – снова спросил Антон.
– Если верить завмагу Паутовой, то это мои дед с бабкой.
– А на самом деле?
– На самом деле для стариков Тумановых я совершенно чужой, – Гуманов нервно сжал кулаки, нахмурился. – Мама моя рано умерла. Жил я с отцом в Крыму и о Сибири не имел представления. Отец крутился снабженцем на крупном заводе и десять лет назад заработал на свою шею семь годиков лишения свободы. После отбытия наказания он поселился в Новосибирске, чтобы забыть прошлое, и меня сюда перетянул. Кстати, я вполне мог не рассказывать вам об этом. Лично мои документы чистые, а судимость моя – дурацкая случайность. Наверное, сейчас думаете, что яблоко недалеко от яблони падает?
– Нет, Евгений Андреевич, я так не думаю, – сказал Антон.
Гуманов невесело усмехнулся:
– Спасибо. Но коль уж я исповедовался перед вами, то добавлю, что папа мой, несмотря на его собственные грешки, с детства вдалбливал мне в голову: жить надо честно! Ангел, конечно, из меня не получился, но подлостью и соблазном к махинациям я не заражен. Если будете пытаться в чем-то меня уличить, то прямо скажу: зря все это.
– Зачем мне вас уличать? – внезапно спросил Антон.
– Ну, как же… алиби у меня нет. Чувствую, что попал на подозрение.
– Мне кажется, Тамара Тиунова жива.
– Честно говоря, мне тоже этого хочется, но… – Гуманов сухо кашлянул. – Что-то вроде она перемудрила.
– Что именно?
– Не знаю. Не могу понять.
– Где Тамара может скрываться?
– Если бы я знал… Поверьте на слово, знакомствами ее не интересовался. На всякий случай, думается, надо поискать в озере. Бабенка она эмоциональная и, знаете… маленько с завихрением. Могла бухнуться сдуру в омут. Говорят, Толик Инюшкин уехал за спасателями…
Бирюков глянул на часы:
– Скоро должен приехать.
– Это хорошо.
В конце разговора, когда Гуманов поднялся, чтобы уйти, он хмуро посмотрел на Бирюкова и попросил:
– Если можно, не рассказывайте в селе о судимости моего отца. Об этом даже участковый не знает. А о родственных связях с Тумановыми придумала тетя Броня Паутова. Фамилии наши только начальной буквой разнятся, да и приметный мой нос, видите ли, показался Шутовой знакомым. Я в шутку поддакнул, а она, как сорока, сразу старикам расстрекотала. Короче, Тумановы приезжали из Ярского ко мне и тоже признали по внешности и отчеству за своего внука. Пришлось огорчить их правдой, но они все равно уговаривают перебраться к ним. Толкуют, мол, родных никого нет, годы преклонные. Просят помочь скоротать старость. Честно говоря, не знаю, что делать. Может быть, стоит согласиться?
Бирюков посмотрел Гуманову в глаза:
– Как поступать со стариками, решайте сами. Ну, а о том, что мне рассказали, не беспокойтесь. В своей работе я придерживаюсь старомодного принципа: собирать информацию, но не распространять ее.
– Спасибо.
Антон ободряюще улыбнулся:
– Не за что, Евгений Андреевич.
Едва Гуманов вышел из конторы, в кабинете появился участковый Кротов. Бирюков попросил его срочно съездить на «отремонтированном» мотоцикле в Серебровку и выяснить там все возможное об Алексее Резванове.