Текст книги "Завещание ведьмы"

Автор книги: Михаил Черненок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава 11

Толик Инюшкин привез из райцентра следователя Лимакина и спасателей-аквалангистов во второй половине дня. Два спортивно скроенных молодца мигом спустили с грузовика на воду легкую дюралевую лодку с подвесным мотором, скинули с себя рубахи-распашонки, с трудом стянули узкие джинсы и, оставшись в ярко-красных фирменных плавках, нарядились в спасательные доспехи.

Необычное для деревни явление привлекло повышенное внимание березовской детворы, усыпавшей берег. Не усидели, конечно, дома и Торчков с Арсентием Ефимовичем Инюшкиным. Пристроившись на стволе поваленной березы рядом с Антоном Бирюковым и следователем, старики с детским любопытством глядели на аквалангистов, выписывающих мотолодкой лихие вензеля по зеркальной глади Потеряева озера. Следом за бурлящим винтом мотора озеро распахивалось, словно его вспарывали гигантским скальпелем. Длинные усы бугрящихся волн разбегались в стороны и, ослабнув, медленно угасали.

Накрутив десятка полтора восьмерок в прибрежной части, аквалангисты заглушили мотор и стали рассматривать водное пространство, надеясь увидеть всплывший от поднятого волнения труп. Однако труп не всплывал. Тогда аквалангисты, переезжая на лодке с места на место, стали поочередно нырять.

– Квадратно-гнездовым способом работают, – наблюдая за ними, авторитетно сказал Инюшкин Торчкову.

– Специалисты! – подхватил Торчков. – Должно быть, неплохо получают.

– А ты как думал! Человек, Ваня, есть главное наше богатство.

– Дак, они ведь не человеков – утопленников достают.

– Ну, скажем, иной раз и живого из воды могут вытащить, если близко от них бултыхаться…

Бирюков и следователь тихо беседовали между собою. Антон высказал предположение, что Тамара Тиунова, по всей вероятности, жива. Однако при такой версии странной казалась авария на Крутихинском мосту. По словам Алексея Резванова, Павлик Тиунов сознательно хотел покончить с жизнью. Невольно возникал вопрос: что толкнуло его на столь трагический шаг? Душевная депрессия или что-то другое, связанное с таинственным исчезновением его бывшей жены?

– Мне думается, Павлик каким-то образом причастен к вымогательству у Тамары завещанных ей Гайдамаковой денег, – сказал следователь.

Антон недолго подумал:

– Не исключено, конечно. Но меня Алексей Резванов чем-то настораживает. Чувствую в его поведении какую-то фальшь, а сообразить пока не могу.

– Я тоже заподозрил Резванова в неискренности, – согласился Лимакин. – Если верить ему, Павлик даже признался, что на почве ревности довел Тамару до самоубийства. К чему, спрашивается, такое признание?..

Бирюков опять задумался:

– А что, Петя, если в этом вся разгадка? Не Алексей ли наряжался Гайдамачихой? Старушечье платье, будто на него пошито…

– Дельное предположение, – сказал следователь. – Павлику этот наряд явно не по росту. А электрик Гуманов как?..

– Моей комплекции.

– Значит, в ряженые тоже не подходит – маловато ему платьишко старухи будет. Получается: или Резванов, или кто-то еще, кого мы не знаем…

Сидевший рядом с Бирюковым Торчков неожиданно зашептал:

– Игнатьич, смотри, смотри… Женька-гуманоид приземлился…

Антон скосил взгляд и увидел Гуманова. Колхозный электрик, свесив с обрыва ноги, сидел на берегу возле камышей, где «зеленые человечки» чуть не посадили на Торчкова диск от старой сеялки, и наблюдал за ныряющими аквалангистами с таким хмурым видом, словно ожидал смертного приговора.

– Я, Игнатьич, щас Арсентию мысль высказал, – снова зашептал Торчков. – Не начудили ли с Тиуновой пришельцы. Чего им стоит, к примеру сказать, прихватить Томку в свою тарелку и… ищи-свищи ветра в поле. Может такое быть, а?..

Антон подмигнул удивленно насторожившемуся следователю, но Торчкову ответил с самым серьезным видом:

– В наше время, Иван Васильевич, невозможного нет.

– Вот в точку сказал! – Торчков мигом повернулся к Инюшкину. – Слыхал, Арсюха?.. Игнатьич со мной согласен насчет пришельцев. Женька-гуманоид не зря подмазывался к Томке, а техника у них вполне позволяет. Помнишь, нынче после новогоднего праздника возле серебровской пасеки стог колхозного сена пропал? Ведь участковый Кротов так и не нашел его. Это, на спор бьюсь, тоже инопланетных рук дело!

Инюшкин смешливо дернул усами:

– Сено-то, Ваня, зачем инопланетянам?

– Дак они ж там у себя давно поуничтожали всю флору и фауну. Вон Коля Синицкий в одном из своих фантастических рассказов, напечатанных в районной газете, писал, что ихним школьникам в начальных классах даже эти, как их… гербарии и те не из чего делать.

– Чего-то ты загибаешь…

– Ничего, Арсюха, не загибаю! Чтобы стибрить тот стожок сенца, пришельцы усыпили нашу бдительность.

– Лично я никакого усыпления не заметил.

– Невнимательный ты. А я вот заметил. Считай по пальцам: первое – все березовские телеки в новогодние дни показывали очень чисто и бесперебойно, второе – в Доме культуры молодежь совершенно тверезая веселилась напропалую, третье…

– Вот замолотил!..

– Чо, не хочешь слушать?

– Не хочу.

– Ну и хрен с тобой!..

Торчков и Инюшкин, словно обидевшиеся дети, отвернулись друг от друга.

– Веселые у тебя земляки, – с улыбкой тихо сказал Бирюкову следователь.

– С ними не заскучаешь, – ответил Антон.

Аквалангисты тем временем подплыли к обрывистому берегу, где сидел нахмуренный Гуманов, и один из них нырнул у самых камышей. Электрик с таким напряженным видом уставился на булькающие водяные пузыри, что, казалось, у него нет ни малейшего сомнения в том, что наконец-то со дна озера поднимут труп. Однако ушедший под воду аквалангист минут через десять всплыл на поверхность с двумя бутылками. Забравшись в лодку, он стащил с головы дыхательную маску, показал на бутылки следователю и крикнул:

– Вот и все утопленницы!

Бирюков повернулся к Торчкову:

– Иван Васильевич, не пришельцы ли в озере пировали?

– Не, Игнатьич, врать не стану – это приезжих рыболовов работа. Что попало в озеро кидают. – И вдруг обратился к аквалангисту, – Эй, паренек! Там, кроме посуды, железных предметов не обнаружил?

– Валяется какая-то круглая железяка, – ответил аквалангист.

– Слышь, будь другом, достань ее.

– Да зачем она вам?

– Для выяснения принципиальных разногласий.

– Ну если так – сейчас достану, – засмеялся парень и опять надел маску.

Через минуту он вышел из воды прямо на берег и бросил к ногам Торчкова круглую металлическую пластину. Торчков с таким неподдельным интересом стал рассматривать заржавленный диск от тракторной сеялки, что Бирюков, не удержавшись от улыбки, спросил:

– Далеко ли, Иван Васильевич, улетишь на такой «тарелке»?

– Да-а-а, Игнатьич, на такой ероплан где сядешь, там с него и слезешь. Пойду-ка я лучше телек дома погляжу, – со вздохом проговорил Торчков и опасливо покосился на подошедшего Гуманова. – Женьк, как там щас с электром?..

– Нормально, дед Иван, – ответил повеселевший Гуманов. – С сегодняшнего дня все НЛО будут в райцентре подпитываться энергией.

– Ну гляди, тебе видней…

Торчков растерянно потоптался, еще раз вздохнул и, шаркая большими сапогами, вразвалочку зашагал к деревне. Бирюков со следователем подошли к причаленной у берега мотолодке. Стали совещаться с аквалангистами, основательно проверившими весь прибрежный участок озера. Сообща сделали вывод, что тратить время на поиски больше не стоит.

Пока спасатели укладывали свое имущество в грузовик, на мотоцикле прикатил из Серебровки участковый Кротов. Новостей он никаких не привез, но все-таки узнал, что шабашники прозвали Резванова «Расстригой» по подсказке Павлика Тиунова. Поводом для такого прозвища явились длинные волосы Алексея и нательный золотой крестик, который тот постоянно носит на шее.

– Что-то не заметил я у него этого крестика, – обращаясь к следователю, сказал Бирюков.

– Я тоже не видел на Резванове никакого золота, – ответил Лимакин.

– Надо, Петя, к нему приглядеться.

– Попробуем. Ты с нами в райцентр поедешь?

Бирюков чуть поколебался:

– Нет, переночую еще одну ночку у родителей. Завтра на отцовской машине прикачу к началу рабочего дня.

Глава 12

С той поры, как Антон Бирюков стал начальником уголовного розыска, свободные вечера для него выдавались редко. Почти каждый день находилось что-то незавершенное, что-то срочное, и так далее, и тому подобное. На этот же раз в Березовке никакой спешки не было. Был просто теплый июльский вечер, который можно провести по своему усмотрению.

Конечно, Антон понимал, что остался в родном селе с намерением еще раз встретиться с Зорькиной. «Не могу же я уехать отсюда в пожарном порядке, даже не попрощавшись с Мариной». Мучила и мальчишеская выходка с загсом. «Надо же до такого додуматься! – ругал себя в душе Антон, расхаживая дома по кухне. – Вот, сердцеед-гангстер! Пришел, увидел, победил… Придется это дело спускать на тормозах».

Однако тормозить вовсе не хотелось, а каким образом завязать с постоянно отшучивающейся Зорькиной серьезный разговор, представлялось смутно. Привыкший логически отрабатывать служебные версии, Бирюков начал было мысленно проигрывать предполагаемые ситуации предстоящего объяснения, но сам над собою усмехнулся: «Бери, чудак, протокол и официально под запись с предупреждением об ответственности за дачу ложных показаний: любишь – не любишь? Если не любишь, почему?»…

Неожиданно во дворе послышался разговор. Полина Владимировна кому-то сказала: «Нет, милая, не уехал», – после паузы опять: «Не стесняйся, проходи в дом! Один он там скучает». По крыльцу быстро простучали каблучки, и, к удивлению Антона, в дверях появилась Зорькина.

– Добрый вечер, Антон Игнатьевич, – бойко проговорила она, но тут же смутилась. – Я к вам по служебному делу. Хочу обрадовать…

– Ваш приход для меня – уже радость, – улыбнулся Антон.

– Я серьезно.

– Что-то случилось?

– Тамара Тиунова жива.

– Да?! Значит, ваше колдовство сбывается?

Марина отбросила со лба прядку волос:

– Вы разве не верили, что я ужасная колдунья? – И сразу посерьезнела: – Сегодня, перед концом работы, мне вдруг позвонила экономист районного элеватора Верочка Барабанова, мы вместе учились на заочном, и стала дотошно расспрашивать, сильно ли милиция ищет Тамару. Я быстренько подлизалась к Вере. Оказывается, Тиунова вторые сутки живет у нее и очень боится, как бы не нагорело ей за такой таинственный трюк.

– Это не розыгрыш?

– Честное слово, нет.

– Ну, Марина!.. Если бы вы были моим помощником, я бы в потолок на работе поплевывал.

– Ой, мне не нравится, когда начальство в потолок плюет, – тотчас съязвила Зорькина.

Антон засмеялся:

– Как говорят близнецы Инюшкины, больше не буду. Почему Тамара оказалась у Барабановой?

– Подруги они, обе из Новосибирска. В одном доме там жили. Теперь на элеваторе Вера работает, в конторе.

– Она не сказала, долго Тамара у нее пробудет?

– Насколько поняла, Тамаре некуда деваться. Да и я Веру попросила, чтобы никуда не отпускала.

Антон глянул на часы – был десятый час вечера.

– Хотите сразу ехать в райцентр? – спросила Зорькина.

– Сегодня уже поздно. Поеду завтра с утра пораньше.

Марина улыбнулась:

– Ладно, я пошла. Желаю вам успеха.

– Можно, провожу?

– Проводите, если не лень.

– Ну, Марина, обижаете, – по-торчковски протянул Антон.

Перебрасываясь шутками, они вышли на пустынную, залитую вечерним солнцем деревенскую улицу. Тишину гаснувшего дня нарушал лишь удаляющийся гул высоко пролетевшего самолета, да у дома Инюшкиных, запустив в небо бумажного змея, покрикивали друг на друга неутомимые проказники «зеленые человечки».

– Пойдемте к озеру, – предложил Марине Антон.

– Пойдемте, – сразу согласилась она.

Через проулок медленно дошли до берега к поваленной старой березе и, словно сговорившись, сели на нее рядышком. Зорькина с улыбкой посмотрела на Антона,

– Расскажите что-нибудь детективное.

– Я детективов не читаю, – сказал он.

– Вы – не из книжек, из своей жизни.

– В жизни детективные истории не так интересны.

– Почему?

– Шелухи много.

– Мне любопытно, за что вас наградили орденом?

– Наган у мальчишки отобрал.

– В газете писали, что за задержание особо опасного преступника…

– Это для солидности, чтобы страшнее было. Если с наганом, значит – особо опасный. На самом деле молоденьким губошлепом тот преступничек был.

– А патроны в нагане были?

– Оставалось маленько.

– Губошлеп ведь мог вас застрелить…

– Кто бы ему это позволил? – Антон улыбнулся Марине. – Я не люблю о своей работе рассказывать. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. А чтобы проще разговаривалось, предлагаю перейти на «ты». Согласны?..

– Разве не помните, что мы уже были «такими».

– Когда?

– Оказывается, вы полностью забыли наши встречи в Ярском…

Антон дотронулся до ее руки:

– Не надо, Марина, вспоминать то время. Давайте поговорим о сегодняшнем дне.

– Не было бы того времени, не наступил бы и сегодняшний день… – многозначительно сказала Зорькина. Глаза ее погрустнели, но она быстро совладала с собой и удивительно легко перешла на «ты»: – Неужели думаешь, что все исчезает бесследно?

– Нет, я так не думаю.

– Значит, у тебя тоже от тех встреч что-то осталось в памяти?

– Конечно.

– Ох, как быстро летит время… Это ж только подумать: десять лет промелькнуло!

Зорькина внезапно оглянулась.

– Боишься, не наблюдает ли за нами Паутова, чтобы не прозевать свадьбу? – шутливо спросил Антон.

– Пусть наблюдает. Мы из детского возраста давно выросли.

– Может, нам на самом деле пора подумать о свадьбе?

– Думай – не думай, чему бывать – того не миновать.

– Очень туманно. Не могу догадаться.

– Как ты такой, недогадливый, начальником уголовного розыска работаешь?

– Сам удивляюсь. Ну, так как?..

– Как пожелаем, так и сделаем. Только ты больше не пугай меня загсом.

Антон засмеялся:

– Без него не обойтись.

Зорькина задумчиво стала смотреть на недостроенный особняк Гайдамаковой. Бирюков ласково погладил ее руку. Марина не шевельнулась и с грустинкой заговорила:

– Так и не пожила ни денечка Елизавета Казимировна в новом доме. Очень интересная старушка была. Когда моя мама умерла, я сильно испугалась. Переживала, не знаю, как… И Елизавета Казимировна стала лечить. Сказки чудесные рассказывала. В новолуние выводила на перекресток, что-то шептала таинственно-таинственно. Давала пить какую-то вкусную водичку, после которой мне снились красивые-красивые сны. Показывала на небе звезды – она их все наперечет знала. И о каждой звездочке у нее была особая сказка, вроде древнегреческих мифов…

Антон, словно согревая, взял небольшую руку Марины в свои широкие ладони. Зорькина, смущенно улыбнувшись, продолжала:

– Потом еще раз, уже взрослая, я обращалась к Елизавете Казимировне. Когда из-за меня морячок погиб…

– Не из-за тебя. Случайность там роковую роль сыграла.

– Ну, я так думала, что из-за меня. Чуть с ума не сошла. Это какой-то кошмар был. Исхудала – кожа да кости. Сон совершенно пропал. И тогда вспомнила о Гайдамаковой. Приехала в Березовку, все-все старушке рассказала. Сготовила Елизавета Казимировна целебное снадобье из трав и говорит: «Надо тебе, Мариночка, уехать отсюда». – «Куда же я уеду, если у меня, кроме Ярского, во всем белом свете ни единой родной души нет?» – «Не хочешь уезжать, займись каким-либо серьезным делом. Учиться поступи. Надо, миленькая, отвлечься от нехороших мыслей, забыть случившуюся беду». Так вот я и поступила на заочное в сельхозинститут. Ой, как поначалу трудно пришлось! Потом втянулась в учебу и даже, не хвалясь, диплом с отличием получила.

– Не зря тебя все березовцы уважают, – сказал Антон.

– Уважать-то, собственно говоря, не за что. Просто я стараюсь добросовестно делать свою работу.

– В наш век – это немало.

Незаметно подкрались сумерки. Зеркальная гладь Потеряева озера потемнела. На ней замерцали отражающиеся крапинки звезд, густо усыпавших небо. Изредка вода у камышей всплескивала, видимо, шальная щука или окунь хватали задремавшую рыбешку. Вспыхнувшие от всплеска круги быстро исчезали, и звездные отражения опять светились на своих местах. Посвежевший к ночи воздух крепко отдавал настоем полевых трав. У самой воды, на песчаном откосе, попискивали длинноногие кулички, да в приозерных кустах всхлипывала какая-то одинокая птица.

– Красота, как в сказке, – задумчиво сказал Антон.

Марина словно обрадовалась:

– Я угадала, что ты именно это скажешь!

– Тоже умеешь читать чужие мысли?

– Не умею, но… Помнишь, десять лет назад мы с тобой вот так же сидели у Потеряева озера, только на другом берегу, в Ярском?.. Точно такой же был теплый вечер, таким же звездным было небо и озеро, и ты, задумавшись, точно так же сказал: «Красота, как в сказке».

– У тебя прекрасная память.

– Не хвали.

– Почему же… Столько лет прошло, а ты помнишь сказанное мною. Я, например, ту встречу припоминаю смутно.

– Значит, для меня она была памятнее…

Зорькина осторожно высвободила свою руку из рук Антона, обхватила ладонями плотно сжатые колени и стала смотреть на озеро. Бирюков вдруг почувствовал почти непреодолимое желание обнять ее, но вместо этого спросил:

– Марина, почему ты до сих пор не замужем?

Она ничуть не удивилась вопросу. Пожала плечами:

– Наверное, время свое упустила. Девушки, как поэты, должны проявлять свои таланты в молодости.

– Что ж не проявила?

– Учиться поздно начала.

– Теперь жалеешь?

– Нет, уже привыкла.

Антон взял Марину за плечи и легонько повернул лицом к себе. Она вздрогнула, робко попыталась отвести его руки, но сразу притихла и удивленно уставилась снизу вверх ему в глаза.

– Марина, – сказал он, – ты очень красивая и славная.

– Ой, ли?..

– Честное слово. Завтра утром я уезжаю из Березовки. Поедем вместе?

– Зачем?

– Не спрашивай, ты знаешь. Поедем?..

Она отрицательно повела головой.

– Почему, Марина?

– Не хочу, чтобы у тебя были неприятности, как у того морячка.

– Вот ерунда!

– Нет, Антон, это серьезно. Я очень тревожусь за тебя, а предчувствие редко меня обманывает.

Бирюков ощутил, как плечи Зорькиной вздрогнули, будто в ознобе, и он крепко прижал Марину к себе…

Хотя Антон заявился домой близко к полуночи, в доме еще не спали. Мать возле кухонного стола довязывала пуховую шаль, отец через очки сосредоточенно читал газету, а дед Матвей с детским любопытством рассматривал картинки в «Крокодиле». Игнат Матвеевич поверх очков глянул на сына:

– Бабье лето еще далеко, но ты уже закружился.

– Женюсь я, папа, – присаживаясь к столу, без всяких обиняков сказал Антон. – Как тебе, это нравится?

– Хозяин – барин.

– Почему не спрашиваешь, на ком?..

– Чего спрашивать, когда насквозь Мариниными духами благоухаешь.

– Ну и… одобряешь выбор?

Игнат Матвеевич постучал пальцем по лбу:

– Крыша поехала?.. Пойдет ли Марина за тебя?

– Пойдет. Уже договорился.

– Ох, налетчик какой!

Дед Матвей приложил ладонь к уху:

– Чо, Игнат, гришь? Кто летчик?

– Антон жениться захотел!

– Пора, ядрено-корень, пока не разбаловался с барышнями. Кого в невесты выбрал?

– Марину Зорькину.

– Красивая и умная невеста. Жить хорошо будут.

– Да Антон-то ее знает всего один день!

– А чего волынку тянуть? Я с твоей мамашей на вечерке познакомился, а утром уже сосватал. И всю жизнь в ладу прожили, – дед Матвей ободряюще подмигнул внуку. – Бери, Антошка, штурмом невесту! Не хлопай ушами.

– Отец чего-то недоволен, – сказал Антон.

– Пошли его подальше, зануду старого!

– Не ори, пионер, – хмуро буркнул Игнат Матвеевич.

– Чо гришь?

– Спать, говорю, пора, юноша! А ты раскричался на всю деревню… – Игнат Матвеевич бросил газету на буфет и сердито вышел из кухни.

– Иди укладывайся, – весело обронил ему вслед дед Матвей и опять подмигнул Антону. – Запыхтел папаша, как старый паровоз…

– Что это он не в духе? – посмотрев на мать, спросил Антон.

Полина Владимировна улыбнулась:

– Так ведь, сынок, если ты увезешь Марину отсюда, он же без экономиста останется. Не обращай внимания, попыхтит да перестанет. Маринка по душе ему…

Теплая солнечная погода держалась словно по заказу, и Антон Бирюков, занятый своими мыслями, почти не заметил, как домчался на «Жигулях» от Березовки до районного элеватора.

Круглолицая с ямочками на щеках Вера Барабанова встретила одетого по форме Бирюкова испуганно. Сидела она в отдельном кабинетике, половину которого занимал письменный стол, заваленный грудами каких-то папок и цифровых отчетов. Разговор долго не клеился. О Тамаре Тиуновой Вера даже слышать не хотела и всяческими уловками пыталась выяснить, откуда уголовному розыску стало известно, что они подруги. В конце концов Антону надоело толочь воду в ступе и он рискнул слукавить:

– Наш сотрудник видел вас, Верочка, с Тиуновой. Волосы у Тамары очень ему понравились.

Вера расстроенно хлопнула кончиками наманикюренных пальцев по кромке стола:

– Ну говорила же Томику, чтобы сняла с головы мужскую приманку! Не послушалась, дурочка. А что вы ее ищете?

Антон нахмурился:

– Хотим от дальнейшей беды спасти.

– Какой?

– Разве Тамара вам ничего не рассказывала?

– Нет. Она вообще сама не в себе. Как сумасшедшая, по вечерам крестится и какие-то молитвы шепчет.

– Как мне с ней переговорить?

– Томик абсолютно ничего не скажет. Ей, правда, что-то серьезное угрожает?

– Поверьте, из-за пустяка я не стал бы ее искать.

Вера задумалась:

– Вы знакомы с ней?

– Нет, я ни разу Тамару не видел.

– Это плохо. Томик почему-то боится милиции. А в моем присутствии можете с ней поговорить?

– Конечно, могу.

– Тогда пойдемте вместе. Без меня Томик даже дверь вам не откроет.

– Я на машине, можем подъехать.

– Тем лучше.

Ехали недолго, но Антону пришлось изрядно поплутать по улочкам и переулкам, пока Вера не показала на небольшой шлакоблочный домик:

– Вот здесь я живу. – И, с интересом посмотрев на Антона, спросила:– Вы сын председателя Березовского колхоза, не так ли?..

– Так, – подтвердил Антон.

– Придется вас представить Томику. Можно?

– Для пользы дела, пожалуйста.

Вера энергично поднялась на крыльцо и костяшками пальцев трижды стукнула в дверь. Вскоре за дверью послышались легкие шаги. Приглушенный женский голос спросил:

– Верунь, ты?

– Я, Томик, открывай.

В замочной скважине щелкнул ключ. Дверь медленно распахнулась, и Бирюков увидел щупленькую курносую женщину с миловидным лицом. Одета она была в ситцевое платье. На худеньких, как у школьницы, ногах – новенькие красные босоножки. Из-под белой с зелеными горошинами косынки виднелись короткие, словно у подростка, неопределенного цвета волосы. Увидев за спиной Веры рослого Антона, женщина так сильно побледнела, что на ее носу отчетливо выступили густые веснушки.

– Томик, не пугайся, это сын председателя вашего колхоза Игната Матвеевича Бирюкова, – на одном дыхании проговорила Вера. – Он приехал, чтобы тебе помочь.

Тиунова словно онемела, а в ее расширившихся карих глазах будто застыл ужас. Вера ласково взяла подругу под локоть, и все трое вошли в светлую кухоньку.

– Что вы так испугались, Тамара? Я, честное слово, не кусаюсь. – Антон развернул удостоверение. – Вот, смотрите: фамилия моя Бирюков, отчество – Игнатьевич.

Бледность с лица Тиуновой постепенно стала сходить, веснушки на носу потускнели. Она вроде бы даже попыталась улыбнуться и тихо проговорила:

– Вас без документа можно узнать, на Игната Матвеевича сильно похожи.

– Ну вот и познакомились.

– Я раньше о вас знала.

– Да? Откуда?

– У Марины Зорькиной фотографию из газеты видела на столе. Марина очень хвалила вас.

– Значит, я хороший. А вы испугались. Чего?

Тамара зябко вздрогнула и обхватила плечи скрещенными на груди руками:

– Я чуть не повесилась…

– «Чуть» за преступление не считается, – Антон улыбнулся. – Кто довел вас до такой жизни?

– Не знаю. Наверное, завещание бабушки Гайдамаковой поперек горла стало нечистой силе.

– Томик, что ты плетешь?! – энергично вклинилась в разговор Вера. – Какая еще «нечистая сила»? Чудес нет!

– Наверно, есть, Верунь…

– О, господи! Помешалась ты, что ли?

– Может, и помешалась.

– Еще не лучше!..

Чтобы успокоить подруг, Бирюков предложил:

– Давайте присядем. Говорят, в ногах правды нет.

Все трое, как по команде, сели на табуретки у кухонного стола. Бирюков ободряюще посмотрел на Тиунову:

– Тамара, расскажите все по порядку.

Тиунова поежилась, глянула на Веру, потом – на Антона, опустила глаза и неуверенно, перескакивая с пятого на десятое, стала рассказывать уже известное Бирюкову, как она ухаживала за умирающей Гайдамачихой и как та перед смертью оставила ей все свое состояние, указав в завещании, что Тамара соблюдет одно непременное условие – докончит строительство дома на берегу озера и передаст его в дар колхозу, чтобы в нем оборудовали детский сад имени Викентия Гайдамакова. А еще Елизавета Казимировна передала Тамаре триста рублей наличными специально на похороны и просила, если из этих что-то останется, съездить в церковь, чтобы поставить свечечку за упокой души рабы Елизаветы. После поминок у Тамары осталось сто двадцать пять рублей. Тиунова съездила в Новосибирск, разыскала там церковь и на все оставшиеся деньги накупила свечей. Продававший свечи церковный служитель поинтересовался, кого это она так богато поминает. Не привыкшая лгать, Тиунова рассказала всю историю с Гайдамаковой. Служитель посоветовал заказать панихиду, но Тамара не знала, что это такое, да и Елизавета Казимировна об этом не просила, и никаких панихид заказывать не стала.

В Березовку Тиунова вернулась со спокойной душой и чистой совестью. В начале апреля договорилась с бригадиром наемной бригады Асатуром Хачатряном, приехавшим на строительство фермы в Серебровку, что как только бригада закончит колхозную стройку, сразу возьмется за доводку недостроенного дома Гайдамаковой. Потом вдруг Тамаре стало жалко расставаться с внезапно свалившимся богатством и она начала обдумывать, как бы получить в сберкассе завещанные деньги, продать недостроенный особняк, свою избушку и уехать из Березовки вместе с электриком Гумановым. Этими «черными мыслями» Тамара ни с кем не делилась, но неожиданно ей пришло «святое письмо», в котором сообщалось, будто один человек сидел на берегу реки и увидел сошедшего с неба Бога. Содержание письма она не запомнила, но в конце там предлагалось переписать это письмо на отдельные листки девять раз и разослать переписанное своим знакомым. Тому, кто не выполнит этого, предсказывалось большое горе. Тамара перепиской заниматься не стала, подумала, что это чей-то розыгрыш, и бросила листок вместе с конвертом в печку. А через неделю и вправду свалилось горе: кто-то забрался в избу и устроил «форменный обыск».

– Что у вас тогда пропало? – спросил Бирюков.

– Из моих вещей – ничего, – тускло ответила Тиунова. – А из сундука бабушки Гайдамаковой черное платье взяли.

– В карманах этого платья что-нибудь было?

– Ничего не было. После смерти Елизаветы Казимировны я выстирала ее вещички, проутюжила и аккуратно сложила в сундучок.

– Хотя бы предположительно можете сказать, кто побывал в избе?

– Нечистая сила.

Бирюков посмотрел в тревожные глаза Тиуновой:

– Тамара, без рук никакая «сила» не может рыться в сундучке. Другое дело, руки могут быть «нечистыми». Давайте вместе подумаем: кто мог это сделать?

Тиунова пожала худенькими плечами:

– Я долго думала и ничего не придумала.

– Кто насчет «нечистой силы» вам подсказал?

– Павлик на следующий день приходит три рубля просить. Я на него напустилась, а он отпираться стал, мол, нечистая сила меня с колдовскими деньгами попутала.

– А сам Павлик этих денег не просил?

– Он только трешку или пятерку всегда клянчил. Надоел до невозможности попрошайничеством. Как-то хотела ему сразу десять рублей дать, чтобы хоть недели две не привязывался. Он посмотрел на меня жалобно, как некормленный теленок, и говорит: «Том, я все равно их за раз прикончу или ребята у меня выцыганят. Лучше буду по троечке изредка у тебя брать, ладно?»

– Накануне «обыска» Павлик не появлялся?

– Утром в тот самый день был, но я ему ни копейки не дала – мелких денег не оказалось. А в конце дня приехала с вечерней дойки и ужаснулась… Это бог меня наказал за то, что хотела присвоить чужое богатство. Я, честное слово, ни рубля бы не присвоила, совесть не позволила бы, но… появилась же черная мысль…

Бирюкову пришлось потратить не меньше часа, чтобы выяснить у Тамары хронологическую последовательность дальнейших событий. Ее робкие ответы окончательно убедили Антона, что Тиунову самым бессовестным образом шантажировали, вымогая у нее доставшиеся по завещанию деньги. Оказывается, вскоре после «обыска» Тамаре сунули под дверь записку недвусмысленного содержания: «Завтра в полночь положи десять тысяч на крыльцо. Домовой». Тамара сожгла записку и деньги не положила. Тогда кто-то стал ночью ходить по крыше и загробным голосом, будто из печки, требовать опять же десять тысяч рублей. Несколько раз ровно в полночь то в одном, то в другом окне появлялась похожая на Гайдамакову женщина в черном платье и осуждающе качала закутанной в платок головой.

– Может быть, мужчина, переодетый женщиной? – уточнил Бирюков.

Тиунова пожала плечами. Настороженно слушавшая Вера оживилась:

– Томик, ты ничего не скрывай!

– Я и так не скрываю, – вяло ответила Тамара.

– Надо было тебе для интереса рублей десять положить на крыльцо и через щелочку подглядеть, кто там на дармовщину хотел красиво нежить.

– Я сто рублей своих ложила, их не тронули.

– Значит, в эту ночь не пришли. Надо было еще раз попробовать.

– Приходили, Верунь, но я побоялась посмотреть, кто? Всю ночь, в шифоньере спрятавшись, просидела. Вот почему мне и думается, что не люди требовали с меня деньги. Скажем, если бы Павлик, он бы и рубль подобрал… – Тиунова тревожно глянула на Антона. – Почему сотню не взяли?

– Потому, что поняли, если вы ни за что ни про что выложили на крылечко сто рублей, то, когда сильнее напугаетесь, положите и десять тысяч.

– Собственных денег у меня столько нет, а Елизаветы Казимировны деньги, честное слово, я не посмела бы отдать.

– Как вы догадались переделать завещание на колхоз? – спросил Антон.

– Женя Гуманов мне давно это подсказывал, но я все тянула. А тут вижу, спасения нет… Пришлось срочно переделать.

– Неужели действительно хотели повеситься?

Тиунова молча кивнула.

– Потом раздумали?

– Испугалась.

– Смерти?..

– Не то, чтобы смерти, а… Только петлю к потолку приделала – свет погас. Я свечку в лампадке зажгла. На табуретку стала, глянула на окно – там черная женщина головой качает… – Тиунова словно от страха передернула плечами. – Не помню, или табуретка подвернулась, или в обморок я упала… Когда пришла в себя, из носа кровь течет. Хотела опять в петлю сунуться, но у табуретки ножка оказалась отломленной… Кое-как нашла чистое платье в шифоньере, переоделась, напялила на голову парик и – бегом к озеру, на старую дорогу, в райцентр…