Текст книги "Башня Драконьей Кости"
Автор книги: Михаил Высоцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
И вот тут как раз я догадался, что может быть ключом. К Зверю. Ведь у меня до сих пор в кармане валялась пятая карта из ширай эрэц, которую цыганка назвала картой Отца Лжи, а Мало Поел заверил, что такое просто не бывает, и карта это возникала только во время неправильных пасьянсов, когда люди не могли толком тридцать шесть карт на четыре стопки разложить. Но цыганка ведь все разложила правильно, а центральная карта все равно осталась! Которую, кроме меня, никто не видел…
Тогда же я догадался, что тут опять все дело в моем зрении. В умении видеть то, что есть на самом деле – цыганка действительно не видела эту карту, и никто ее никогда не видел, а я увидел. И схватил, тут же переместившись с Земли в Латакию. И она у меня как раз сейчас лежит в кармане. Давно лежит, с тех самых пор, как я ее в лесу подобрал. Вроде бы совершенно не нужная, а гляди – и докажет Зверю, что я не простой "герой снов", а нечто большее.
– Многоуважаемый страж, – продолжил я, – скажите, а вы верите, что некоторым людям во время ширай эрэц выпадает не четыре, а пять карт?
– Зачем же в это верить? – переспросил Страж. – Я просто знаю, что это может произойти.
– И что же это будет значить? – спросил я.
– Это будет значить, что человека выбрали не только создатели, а и та, чьи они дети. Пятую карту в ширай эрэц посылает та, которую вы, люди, называете Латакия, и это значит, что она признала этого человека своим приемным сыном, пасынком.
За спиной я почувствовал охватившее Гоба напряжение, он меня знал лучше, чем Страж, и, наверняка, догадался, к чему я клоню и что сейчас произойдет.
– Ну так скажи мне, многоуважаемый страж, разве не имеет права приемный сын самой Латакии повидать своих сводных братьев? – спросил я, для наглядности вытащив из кармана залежавшуюся там карту.
Реакция Зверя превзошла все мои ожидания. Я думал, придется с ним опять спорить, доказывать, что я испытываю "родственные чувства" в тридцати шести богам, и не просто ключ хочу забрать, а и "братьев" проведать… Не пришлось. Карта произвела воистину магическое воздействие – Зверь вытянулся по "стойке смирно", если так можно назвать эту, полную почтения, позу. И не просто уступил дорогу, а и, подобострастно, спросил:
– Могу ли я чем помочь, Ваше Почтение? Я всегда к Вашим услугам и готов исполнить любой Ваш приказ! Что прикажете делать?
– Для начала объяснить, чего ты так сразу преобразился? – автоматически спросил я.
– Я был создан для того, чтоб служить создателями и выполнять любой их приказ, а каждый сын и каждая дочь той, что люди зовут Латакия – создатель.
– То есть мы с Гобом можем войти?
– Создатели вольны делать все, что пожелают, а я обязан исполнять любой их приказ.
– А ты не думаешь, что я мог украсть эту карту, например? – совсем уже обнаглел я, хотя сразу же, по смешку Гоба за спиной, догадался, что сморозил какую-то глупость.
– Лишь тот, кого Латакия признала своим приемным сыном, может увидеть пятую карту, и лишь тот, кому он захочет ее показать.
– Ну надо же! – покачал головой я. – А я и не думал! Ладно, скажи мне, страж, как нам найти ключ? От Башни Драконьей Кости?
– Ключ хранят создатели, их опочивальня на вершине той башни, что окружают эти стены.
– Ого! Высоко подниматься! – горько заметил я, и уже направился к воротам, когда Зверь предложил:
– Позволено ли будет мне предложить свою помощь? Я могу доставить вас прямо в покои создателей, а когда вы заберете то, за чем пришли, вернуть обратно?
– Дерзай! – рискнул я, и мы с Гобом в тот же миг взлетели.
Я почему-то вообразил, что Зверь или сразу нас "телепортирует", или ухватит в лапы, как Кинг-Конг, и полезет вверх по стенам. Но он вместо этого решил доставить нам с Гобом удовольствие почувствовать себя птицами, мы за несколько секунд вознеслись над стенами, а еще через несколько долетели до самого верха башни и пролетели прямо через стену внутрь. И никаких перегрузок, одно слово – магия. Хотя никакой магии-то я и не почувствовал.
Зал, где мы с Гобом оказались, был похож не на опочивальню, а на какое-то святилище. Глупо, конечно, было представлять богов спящими в кроватях, но я думал, что увижу нечто более внушительное, чем большая комната, вдоль стен которой было расположено тридцать шесть статуй. Очень похожих на картинки с карт или статуи в зале Совета Латакии, но только еще более условных. В этих фигурах только угадывалось, что это изображения существ, а не просто камни. Хотя, странное дело. Так происходило, когда на них смотришь прямо. А стоило отвести взгляд, как в боковом зрении они сразу же "оживали", и даже как будто бы иногда шевелились, хоть ничем иным, кроме обмана зрения, это быть не могло.
И нигде никакого следа ключа. Может, конечно, он был припрятан под какой-то из статуй, но что-то я сомневаюсь, что найдется бог, согласившийся спрятать древний артефакт у себя под задницей. Однако мы явно пришли туда, куда надо, да и Зверь это подтвердил. Оставалось лишь разгадать последнюю загадку.
– Гоб, дай какой-нибудь совет! – попросил я. – У тебя всегда умные мысли вовремя появляются! Я бы даже не догадался, что со Зверем можно поговорить и попросить помочь.
– Так почему бы и сейчас тебе не сделать то же самое? – ухмыльнувшись, спросил Гоб.
А действительно, почему бы нет? Потому что я не привык со статуями разговаривать? Так я и с чудовищами разговаривать не привык, и с гоблинами, если честно, до недавнего времени тоже. Что именно говорить – я не знал, а потому решил рассказать все, как есть.
– Боги! – начал я. – Вы выбрали меня, и я старался делать все, чтоб быть достойным вашего выбора.
– Эрэц Ахтарил, "Грозный Путник", – обратился я к тому, кто больше всего походил на человека с котомкой за плечами, – я никогда не останавливался, а всегда шел вперед. Мои ноги всегда были легки, и даже когда грозили мне беды – я все равно куда-то шел. Мы с тобой близкие души, мне тоже никогда не сиделось на месте, я всегда стремился туда, где еще не был. Трижды пересекал я Латакию, бродил я по лесам и равнинам, городам и замкам, бывал в Пограничье и в Хонери. Но куда бы я ни шел, я всегда знал, что мой родной дом – дорога, и вечное странствие – моя судьба.
– Эрэц Лихалим, "Высокий Висельник", – обратился я к другому, – в своем пути немало смертей я встретил, но всегда осторожен был, и удалось мне избежать смерти своей. Я никогда не пытался повернуть, уйти от судьбы, но и в петлю не лез добровольно, а беды все не унынием, а весельем, как и ты, встречал. Я не испугался тебя, не стал уходить от того, что неизбежно, но и беду никогда на себя не кликал, хоть и ставил меня пусть перед тяжелым выбором. Я верно его делал, и не жалею о своих поступках, потому что петля шею труса любит, а смелый всегда выход найдет.
– Эрэц Хайар-Бараллах, "Император-Чародей", – поклонился я третьему, – я шел на жертвы, хоть и тяжело мне было, но не отказывался власть на себя взвалить. Я добыл себе и богатство, и славу – мое имя все люди знали, а права мои, как Советника, позволяли вершить над нами суд. Что это, как не власть? Я никогда не боялся взвалить на себя ответственность за других людей, и решать, кому жить суждено, а кому умереть – что это, как не власть? Но сколько бы ни было у меня власти, я никогда не соблазнился ради власть с пути своего свернуть, потому что я всегда помнил о петле, что за моей спиной призраком виднеется. Я пошел по стопам твоим, став чародеем, и не предавал тебя никогда, от власти отрекаясь.
– "Магическая Смерть", – обратился я к последнему из своих покровителей, – я был верен тебе, я стал тем, кто властен над жизнью, и над людьми властен, и сила моя – это жизни, которая смертью стала, сила. Никогда о выборе своем не сожалел я, раба твоего, Висельника, не боялся, за проводником в царство твое, Путником, смело шел. Не страшили меня чужие проклятья, я всегда чувствовал твое крыло, что меня, как птенца малого, прикрывает. Я стал достойным твоего выбора, я не предал тебя, и не свернул с пути, где жизнь и смерть друг с другом перепутались.
– Боги! – обратился я сразу ко всем статуям, – вы выбрали меня, а я стал достойным вашего выбора. Так помогите же и вы мне, я прошел сквозь многие испытания, дабы получить то, что вы храните. Дайте мне ключ от Башни Драконьей Кости, что оставили вам древние, ибо пришло ему время опять вернуться в мир.
Воцарилась тишина, а через пару секунд голос, раздавшийся прямо в моей голове, произнес:
– Твое желание выполнено, ключ возвращен.
И действительно. Я почувствовал, что у меня что-то холодит грудь, оказалось, что это небольшой золотой ключик на цепочке. Совсем несерьезный на вид, но я сразу понял – это нечто весьма и весьма могучее, оно стоило того, чтоб в эти подземелья за ним спускаться.
– Спасибо, боги, и если уж вы проснулись – прошу вас – не бросайте Латакию, нашу Мать.
– Наше время прошло, – к моему удивлению ответил все тот же голос, хоть я даже не надеялся получить какой-либо ответ, – настало твое время.
Больше мы поговорить не смогли, потому что Зверь, почуявший, что ключ уже у нас, проявил инициативу и тем же самым путем вытащил нас из опочивальни богов и перенес по воздухе к воротам замка.
– Спасибо, страж, мы получили то, за чем пришли, – поблагодарил я.
– Я очень рад, что смог услужить создателю! – ответил Зверь.
– Скажи мне, а ты не мог бы нас точно так же в Хонери, к Башне Драконьей Кости доставить? – на всякий случай спросил я.
– Увы, моя сила ограничена, и то, что просит создатель, вне моей власти. Но я могу доставить вас туда, где открывается вход из мира людей в подземелье создателей.
– Это тоже было бы прекрасно! – обрадовался я. – Счастливо оставаться, страж!
– Мои наилучшие пожелания, создатель, и тот, кто пришел вместе с ним! И да прибудет с вами удача! Спасите ту, что вы называете Латакия! – попрощался с нами Зверь, и мы с Гобом полетели.
– Подожди! – крикнул я напоследок, и мы тут же остановились, – Скажи, почему ты каждый раз, когда Гоб музицировал, начинал так ужасно выть? От тоски и одиночества?
– От того, что он просто ужасно играет! – уел моего приятеля напоследок Зверь, и полет продолжился.
Гоб потом долго ругался. Задели, беднягу, за живое – он то думал, и не без оснований, что гениальный музыкант, а тут… Впрочем, Гоб быстро успокоился – сказал сам себе, что критик из подземного Зверя, искусственно созданного богами для того, чтоб стеречь их покой, не лучший. "У него самого слуха нет!" – возмущался Гоб, и добавлял: "Тоже, понимаешь, критик! Да он даже воет фальшиво! А еще настоящее искусство критиковать лезет! Сидел бы себе на цепи, и молчал!" А я над Гобом только посмеивался. Про себя. Зато теперь я был точно уверен, что это не робот какой-то, а живой человек, пусть даже на гоблина похожий, и что-то святое для него тоже есть. Например, музыка.
Мы летели очень быстро. Повороты только и мелькали, сквозь коридор с лезвиями мы пролетели быстрее, чем они сдвинуться с места успели, над лавой даже согреться не успели, а зеркальный зал промелькнул, что я даже не успел сообразить, что это было такое. Приземлились мы почти у самого выхода, вернее сразу же за пропастью, которую по дороге туда Гоб перепрыгивал, а дальше была уже знакомая дорога. И, я был уверен, Зверь как-нибудь позаботится о том, чтоб дверь из подземелий создателей в "пещеру ключа" открытой оказалась.
– Ну что, Гоб, пошли! – предложил я, но ответить мой приятель не успел.
– Не так быстро, господа предатели, не так быстро!
Только тут я сообразил, что в коридоре мы не вдвоем, а вместе с нами тут есть еще и третий участник событий. Мой старый знакомый, полутора метра ростом, льняная рубаха, кожаные штаны, сапоги, вечная шляпа с пером. Дорогу нам закрывал Яул собственной персоной, и, судя по выражению его лица, миром нам не разойтись.
– Что ты тут делаешь, Яул? – автоматически спросил я, пытаясь найти выход из положения.
– Что вы здесь делаете, предатели? – переспросил бывший ширай. – Впрочем, я и так знаю, что вы здесь делаете. Я ведь сразу заподозрил, что ты, Моше, предатель – только доказательств не было. А когда ты исчез одновременно с началом восстания, то все сразу стало на свои места. Или ты надеялся, что сможешь скрыться? Тут, в подземельях под Багряным Храмом? Ты думаешь, что сможешь найти тут то, что поможет твоим дружкам-шираями и аршаинам вернуть себе власть? Увы, я тебя должен разочаровать – единственно, что ты тут можешь найти, так это свою смерть. И произойдет это незамедлительно!
Решив, что дальнейшие разговоры смысла не имеют, Яул выхватил свой меч, больше на ножик похожий, и неспешной мальчишеской походкой пошел в нашу сторону. Отступать было некуда – прямо за нами пропасть, места для разбега нет, так что пришлось принять бой.
Сначала я испытал на бывшем магистре свой магический арсенал, хоть и догадывался, что ни к чему толковому это не приведет. От огненных шаров, молний, порывов урагана Яул уворачивался, а когда я попробовал заставить магией остановиться его сердце – только злобно усмехнулся. В принципе, я и до этого знал, что среди прочего всех шираев учат магической устойчивости, но все же надеялся, что моих сил хватит, чтоб пробить любую защиту. Увы, не хватило.
Тогда настала очередь Гоба. Выглядел мой приятель гораздо внушительнее. Пусть горбатый и кривоногий, зато с двумя огромными ятаганами, которые в его руках, казалось, жили своей собственной жизнью. Но я еще помнил, как в свое время Яул на равных противостоял великану-Беару, у которых мече было целых шесть, по числу рук, и по сравнению с который уже Гоб казался мальчиком для битья. Оставалось надеяться только на чудо и на то, что мой приятель что-нибудь придумает, по ходу помогая ему из своих скромных сил. Хоть магические доспехи и не были моим коньком, хоть немного задачу Гобу я мог облегчить.
Увы, чуда не произошло. Яул не спешил разделаться с моим приятелем, наслаждаясь его беспомощностью – удары ятаганов гоблина, как о каменную стену, разбивались о защиту маленького воина, который, казалось, даже не смотрел на своего противника. При этом сам нападать он даже не думал, а просто планомерно, шаг за шагом, шел вперед, вынуждая Гоба отступать. Только тут до меня дошло, что он задумал – Яул каким-то образом знал о пропасти, и собирался отправить Гоба в преисподнюю. Полетать.
Я крикнул своему приятелю, чтоб он был осторожнее, что за ним пропасть – но это уже ничего не могло изменить. Гоб и сам уже, наверно, догадался, что к чему, но у него просто не было другого выхода, кроме как шаг за шагом отходить, пока он, наконец, не оступился и не полетел вниз. Яул повернулся ко мне.
Весь бой мятежного магистра с гоблином занял несколько секунд. И сколько я не тужился сообразить хоть какой-нибудь путь к спасению, ничего не придумалось. Единственное, что пришло в голову – попробовать еще хоть немного задержать Яула разговорами. Другого оружия против коротышки я не знал.
– Как ты попал сюда, Яул? – спросил я, отступая от надвигающегося врага. – В эти подземелья путь знает только магистр Багряной стражи Храма, а ты им никогда не был!
– Я попал так же, как и ты, предатель, совершив ритуал! Только я не выспрашивал его обманом, рассказывая сказки о новых временах и новых хранителях секретов!
– А откуда ты знаешь, о чем я говорил? – спросил я. – А, я понял – значит, тебе он ничего так и не сказал, просто по своей привычке подслушал, о чем говорят другие, да, Яул? – так как ответа не последовало, то я продолжил. – Так это получается, что даже мне, как ты говоришь, "предателю", Беар доверяет больше, чем тебе? Да, Яул? Выходит, тебе не доверяет вообще никто, даже твои соратники? Кто же из нас после этого предатель, Яул? Или это ты поднял то восстание, во время которого я едва успел вырваться из города? Ты хотел добраться до ключа первым, а мы, выходит, помешали твоим планам? Молчишь, Яул? Тебе нечего сказать? Тебе нечем доказать свою правоту?
– Мне не нужно доказывать свою правоту, – наконец ответил Яул, хоть и чувствовалось, что я его своими обвинениями несколько вывел из себя – видать, действительно, такие или похожие планы у него были.
– Ты ведь не с "предателями" пришел сюда сражаться, Яул, – продолжал я, – а уничтожать свидетелей, которые могли рассказать о тебе то, что ты предпочитаешь скрывать. Или ты думаешь, что правда и дальше будет скрыта? На что ты надеешься, Яул, на свой сладкий голос? Надеешься, что и дальше своими словами сможешь скрывать правду? Я ведь давно тебя раскусил, Яул – ты предал "учение", ты же хотел лишь власти, власти любой ценой, и это ты предал всех – меня, Беара, тех, кто верил и шел за нами. Да, Яул?
– Ты ничего не добьешься своими пустыми словами, – ответил бывший магистр, – потому что сейчас ты умрешь, и вся твоя магия не сможет тебя спасти!
Яул не выдержал – я таки вывел его из себя – и бросился в мою сторону. Остановить я его не мог, и все, на что меня хватило – вызвать ураганный ветер, который не давал ему до меня добраться. Однако каким бы маленьким, легким Яул не казался, даже ураган не смог его остановить, и очень скоро он таки добрался до меня. Только шляпу с пером потерял, открыв страшную правду – мятежный магистр был абсолютно лыс, да еще и вся голова была в каких-то коричневых пятнах. Сам не знаю, почему в такой момент я думал не о том, что сейчас умру, а о чужой лысине. Наверно, потому что я никогда не воспринимал свою смерть всерьез. Я не верил, что могу умереть так же, как умирают люди вокруг, даже когда над споткнувшимся и упавшим мною нависла озлобленная фигура коротышки, готового проткнуть меня мечем. Только глаза от страха закрыл, в детской надежде, что если я беду не вижу, то и она меня тоже.
Впрочем, смерть все не шла и не шла, а вместо острой боли в груди я почувствовал, что на меня упало что-то мягкое. А когда открыл глаза, то оказалось, что это тело Яула, голова которого была разбита и кровоточила. Но мятежный магистр оставался жив, просто лежал без сознания – такая мелочь, как удар чем-то острым по голове, не могла убить такого воина.
– Спасибо, Гоб, – поблагодарил я своего спасителя, и только тут заметил, что это не Гоб.
Я ведь, когда тянул время, на то и надеялся, что мой приятель не свалился в пропасть. Зная его ловкость, он наверняка как-то или за край ухватился, или еще что-то придумал. И, стоит мне отвлечь Яула, как Гоб покажет себя во всей красе. Так я думал. Но оказалось, что спас меня не он, и это был даже не человек, а враг. Тот самый серый, с которыми я вдоволь в свое время навоевался в Пограничье, и которые теперь превратили треть Латакии в поле боя. Враг, непонятно как попавший в подземелье, стоял с острым заступом в руке, и в его глазах читался мой приговор – Яул просто попался ему под руку первым.
Я не испугался. Если шираи имунны к магии, то у серых такого врожденного или приобретенного иммунитета нет. Я убеждался в этом сам и не раз, уничтожая их всеми доступными мне магическими способами. Потому, углядев, что серый собирается меня добивать, я метнул в него самое простое, что вспомнилось – огненный шар. Но, к моему удивлению, враг не сгорел в адском пламени, а спокойно отбил своим орудием мой огонь в сторону, как отгоняют назойливую муху. Только тут я сообразил, что это не просто заступ – таким затылок ширая не пробьешь – а магический жезл, а передо мной не простой серый, а маг серых, хоть про таких я никогда не слышал.
Ну конечно! Кто же еще, кроме мага, может подобраться в шираю незаметно? Хоть против Яула магия прямо не действовала, но уж чужие шаги он бы наверняка услышал, и приглушить их можно было все той же магией.
Возникло чувство дежавю. Такое уже было – я лежу в углу коридора на полу, ничего не могу поделать, а надо мной нависает враг, мечтающий меня убить. Пусть он не ширай, а серый, пусть в руках не кинжал, а магический посох – мне-то от этого не легче. И опять магия моя ничего не дает, в таких случаях я всегда начинал сомневаться, а тем ли я занимался все последнее время, если вся моя грандиозная сила, накопленная с огромным трудом, раз за разом оказывалась абсолютно бесполезной. Кроме случая с ледяной лодкой, она мне никак не помогла, да и там, наверняка, можно было придумать какой-нибудь другой выход, обойтись без магии.
Вот такие вот странные мысли вертелись у меня в голове, пока я ожидал неизбежной смерти, но и в этот раз она не спешила наступать. На этот раз раздался весьма характерный звон, треск, и на меня повалилось уже второе подряд тело.
– Спасибо, Гоб, – поблагодарил я.
– Да не за что, – горько вздохнул гоблин, разглядывая то, что осталось от его любимой гитары после столкновения с головой серого.
– У тебя еще флейта осталась, – поспешил успокоить приятеля я, потому что мне показалось, что он вот-вот заплачет.
– Не осталось, – еще более трагично вздохнул он, – она вместе с ятаганами улетела в пропасть. Я, когда падал, не успел их в ножны спрятать, пришлось выпустить их рук… Иначе бы ухватится не успел.
– Жалко, – огорченно согласился я, – но ты ведь сможешь еще раз такие же сделать?
– Такие же не смогу, – ответил он, – а вот лучшие, пожалуй, сделаю! Мне они уже давно надоели, да и дерево гитары уже старым стало, слишком глухим, и флейта фальшивила…
– Ну вот видишь, все, что не делается, делается к лучшему! Ладно, пошли отсюда.
– А с этими что делать будем? – спросил Гоб.
– С этими?
Я задумался. С одной стороны, бросать их тут было нехорошо – все же враги, да еще и смертные, враги такой милости не прощают. Будут мстить. С другой стороны, я как-то не привык добивать врагов, даже раненных и без сознания, хоть не сомневался, что Гоб с удовольствием это сделает. А вот Яул плененный нам бы пригодился, его всегда можно использовать как дополнительный козырь в переговорах с мятежниками, особенно если показать им, что он сам предатель, и все "учение" было придумано только для захвата им власти. Только вот как такого, как Яул, в плену держать?
– Гоб, – спросил я, – а ты сможешь их так связать, чтоб они не вырвались?
– Теперь-то? – мой приятель усмехнулся, – да их теперь любой ребенок повяжет, тем более с такими дырами в черепе не очень-то повоюешь.
– Только серый маг… – на всякий случай предупредил я.
– Ладно, Моше, так и быть – открою тебе один секрет. Вдруг в жизни понадобиться. Если у тебя есть аршаин, внушающий определенные подозрения, то свяжи ему крепко руки, закрой глаза, заткни рот и уши – и ни на какое колдовство он уже способен не будет.
– Ты в этом уверен, Гоб? – не поверил я.
– Абсолютно! Проверял не раз, если хочешь – можем на тебе проверить, хотя за результат я могу сразу своей головой поручиться. Не веришь – может у своего приятеля Ахима спросить, это он в свое время мне и подсказал, как с аршаинами разбираться можно!
– Ну хорошо! Тогда свяжи их, и возьмем с собой – пригодятся. Только как мы их потащим…
Гоб только усмехнулся, мол, проблем не будет, и принялся за дело. Веревка у нас с собой была, хорошая, надежная, так что скоро два пленника были повязаны по рукам и ногам, после чего Гоб взвалил их на обе плеча и бодренько пошагал к выходу. Я последовал за ним.
Выбрались из подземелий создателей мы без проблем – ворота сами открылись, выпустив нас в "пещеру ключа", потом был пустой Багряный Храм, конюшни, три коня шираев (Яул тоже такого себе добыл, не удивительно, что он нас смог нагнать). И только тут мне пришла в голову идея, которую я сам тогда не мог объяснить. То ли интуиция, то ли озарение – я сказал Гобу:
– Отпусти серого. Он мне все же жизнь спас – пусть идет на все четыре стороны.
Гоб молодец. Не стал спрашивать меня, что, да как, да почему – я сказал, он сделал. За пару секунд все еще бессознательный враг был освобожден от всех пут, мы его и оставили прямо там. Только жезл я забрал себе. Хорошая штука, пригодится – сразу в нем мощную магию почувствовал, с такими мощными артефактами мне еще не приходилось сталкиваться. Отдавать такой врагу уже не благородие, а глупость.
Выехав на воздух, мы обнаружили, что сейчас стоит темная ночь, луна освещать дорогу нам не спешит, а потому, выехав из городка, устроили привал. Гоб даже теперь, даже в пустом городе стремился любой ценой избежать ночевки под крышей, предпочитая делать это на природе, у костра. Разве что музыки не хватало, привык я уже, что мой приятель вечно свои концерты устраивает, а тут ночь, тишина…
Яул так и не пришел в сознание, но и умирать тоже не спешил. Рана на голове, которую я бы назвал смертельной, затягивалась буквально на глазах, кровь свернулась и я едва ли не видел, как сами срастаются кости. Бывший магистр был очень живуч.
А потом из темноты за моей спиной раздался голос:
– Почему ты не убил меня, человек?
– Потому что ты спас мою жизнь, ты мне не сделал ничего плохого, а я никогда не отвечаю злом за добро.
Я не испугался. И Гоб тоже – мой приятель уже давно почуял, что серый пришел за нами и наблюдает из темноты, был готов в любой момент его обезвредить, но мы решили не спешить. Серый вел себя необычно – другой бы на его месте уже давно набросился на нас, этот же долгое время наблюдал, а потом вообще вступил в беседу. Что он говорит на том же языке, я не удивился. Судя по всему, это вообще очень древний язык – на нем Зверь говорит, боги, на нем Предсказание выбито на стене Башни Драконьей Кости – так почему бы и серым не говорить на том же самом языке? Все вполне логично.
– Но ты ведь знал, что я хочу тебя убить, человек.
– Знал, но я не судья, я не могу осудить тебя за намерения, лишь за поступки. Лично ты спас меня, потому и я подарил тебе жизнь.
– Но вы, люди, называете нас врагами, и всегда убиваете нас.
– Люди не хотят войны с вами. Но даже если так – я не человек, я шмон, я пришел в Латакию с другой стороны, и это не моя война.
– Это твоя война, человек, – ответил серый, вышел к костру и сел рядом. – Вы все пришли с той стороны, вы, люди, лишили нас всего, и вы первыми начали нас убивать.
– Что ты имеешь ввиду? – не понял я.
– Вы все забыли. Вы, люди, не помните то, что было, вы не хотите помнить. Вы пришли, чтоб забрать у нас то, чем мы владели, вы всегда убивали нас. И ты такой же, как все, человек. Ты тоже убивал нас. Почему ты не убил меня?
– Я же объяснил, я тебе не враг! Ты не сделал мне ничего плохого. Да, мне приходилось убивать твоих сородичей, но я спасал свою жизнь, потому что иначе они бы убили меня.
– Мы никогда не хотели никого убивать, человек, – продолжал серый, – мы пришли, чтоб спастись. Посмотри вокруг, человек, что ты видишь? Ваше творение умирает. Вы пошли против воли богов, вы слепы, вы убиваете себя и нас – а мы лишь хотим спастись.
– Что ты имеешь ввиду? – переспросил я. – Я не понимаю почти ничего из того, что ты говоришь – какое творение? Как спастись? Чем вы владели, кто такие "мы"? Я же говорю, я не человек, я шмон.
– Вы ничего не понимаете, люди или шмоны – это не имеет значение. Вы слепы. Но я вижу – ты хочешь узнать. Ты похож на птенца, который выпал из гнезда, не научившись летать. Хорошо. Я не понимаю тебя, человек, но я расскажу тебе то, что вы не хотите помнить.
Я враг рассказал. Точнее серый. Потому что после того, как он рассказал свою версию событий, как-то врагом у меня язык не поворачивался его назвать. А потом мы еще долго говорили. До самого утра. Мы говорили, а Гоб, как всегда, слушал. Очень внимательно, я был уверен, что он ни одного слова не пропускает, хоть ни разу ни одной реплики не вставил. В своем стиле был.
А утром мы разошлись. Куда пошел серый – я не знаю, у него свои пути, и вряд ли мы когда-либо еще в жизни встретимся. А мы поехали в Хонери. Потому что из уст бывшего врага я услышал то, что мне до этого не мог рассказать ни один из союзников. Я узнал, в чем причина всех бед Латакии, и что надо сделать, чтоб спасти этот мир. Правда пока еще не знал, как.
Обратный путь мне не запомнился. Может, потому что он ничем не отличался от пути туда – все та же пустыня, в которую превратилась цветущая Латакия, все те же выжженные земли, то же испепеляющее солнце. Те же умирающие от голода и жажды люди, которым я пока ничем не мог помочь. А может потому, что я все время думал о словах серого. И Гоб тоже думал. Слишком многое оказалось ложью, и такая красивая сказка превратилась в историю едва ли не самого страшного геноцида в истории. Причем геноцида взаимного. Ложь, посеянная в давние времена, лишь теперь давала всходы.
Когда мы доехали до Хонери, город встретил нас боевыми действиями. "Истинные стражи Латакии", которым надоело сидеть в окружении, решили пойти на прорыв, восставшие тоже не желали сдаваться. Тем более, на их стороне были маги – толку никакого, зато моральная поддержка. Хотя "боевые действия", это слишком громко сказано. Скорее "боевое бездействие" – изможденные жарой и жаждой приверженцы "учения" медленно-медленно атаковали окружение, едва стоящие на ногах беженцы, составляющие подавляющую часть восставших, еще более неспешно отбивались. Жители самого города уже совсем потеряли всякий интерес к жизни, не принимали ничью сторону и ждали, пока оно как-нибудь закончиться. Их уже не интересовало, кто победит и были ли виноваты шираи, они или сидели по домам, или перекатывались из тени в тень, игнорируя окружающие события.
По крайней мере так рассказывали те, кто смог в один момент прорваться в город, а потом им еще и посчастливилось оттуда уйти. Потому что, хоть "истинные стражи" были измождены немногим меньше остальных, их уже даже грабежи и мародерство не радовали, но ворота Хонери они держали под замком. За этим сам "учитель" Беар следил собственной персоной. Конечно, мы бы с Гобом, наверно, смогли бы прорваться, и даже добраться до Башни Драконьей Кости. Но это бы не имел никакого смысла. Потому что нам нужно было туда не просто попасть, а попасть в определенный момент, до которого еще оставалось немало времени. Пока же там нам было делать нечего.
В царящем бардаке мы нашли Ахима, которому и передали с рук на руки пленного Яула, который уже совсем выздоровел, и только метал на всех не сулящие ничего хорошего взгляды. Мы, вообще, Ахима интересно искали – шли туда, где больше всего порядка, где в глазах людей хоть какой-то огонь горит, а не солнце пекущее отражается. И действительно, в самом центре оказался мой учитель собственной персоной.
Хотя вообще-то мы искали Жана-Але. Но его там не было, а когда я спросил у Растерзала, где араршаин, он ответил:
– Моше, Жан-Але умер.
Я сначала даже не поверил, что это могло произойти. Пару дюжин дней назад он был еще совсем здоров, и, когда мы с ним прощались, я даже не думал, что никогда больше не увижу этого человека.
