Текст книги "Башня Драконьей Кости"
Автор книги: Михаил Высоцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
А пока я обдумывал, как же так произошло, что я увидел пропасть, а Гоб – нет. Когда я не смог найти ответа и попросил помощи у приятеля, он посмотрел на меня, как на ребенка малого, элементарных вещей не понимающего, и сказал:
– Моше, ты шмон!
"Как будто бы это что-то объясняет!", – подумал я, а потом до меня дошло – действительно, объясняет. Ведь еще моя даву, Авьен, говорила, что каждый шмон обладает определенным даром, а я был уверен, что магия – это не мой дар, и заключается он в чем-то ином. Тогда же мне вспомнился недавний случай с замком в Хонери, где совещались маги. Никто не мог его разглядеть под личиной, наложенной Жаном-Але, а я сразу определил, что это – иллюзия. И теперь Гоб увидел пол, а я – скрытую под ним пропасть.
– Ты хочешь сказать, что мой дар шмона – это видеть невидимое? – спросил я у Гоба.
– Скорее видеть все так, как оно есть на самом деле, – уточнил он, и я вынужден был согласиться.
Если до этого мы часто шли с Гобом рука об руку, то теперь он, как правило, шел за моей спиной, я же внимательно осматривался, стараясь не пропустить ничего подозрительного. В одном месте Гоб от меня немного отстал, но очень быстро нагнал.
– Ты ничего только что подозрительного не видел? – спросил он.
– Нет, – пожал плечами я, – а что, ты что-то заметил?
– Да так, ничего особенного. Если не считать, что только что за нашей спиной осталась десятиметровая пропасть, по которой мы прошли, как по воздуху. Помнишь, ты еще подпрыгнул? Я было подумал, что решил в этот раз сам попробовать, но когда ты по воздуху пошел, догадался, в чем тут дело.
– Ой! – только и нашелся, что ответить, я. Действительно, встретилась недавно небольшая ямка в полу, пол метра шириной, я ее чисто автоматически перепрыгнул, даже не подумав о том, что там может Гобу привидиться.
В подземелье не было дня и ночи, а монотонность ходьбы сбила мои биологические часы. Так что ночевку мы решили устроить тогда, когда устали окончательно – то есть я устал, Гобу, казалось, само понятие "усталость" незнакомо. Ну и, по своей старой привычке, гоблин тут же флейту в зубы, гитару в руки, да как начнет свой концерт… Зря он так. На свежем воздухе может это и романтично, а там, в подземельях, где еще и эхо его музыку многократно подхватило, все, даже самые веселые, мелодии звучали очень мрачно. У меня аж мурашки по спине побежали, а ему хоть бы хны. Играет себе, закрыв глаза от удовольствия, одной рукой по дыркам на флейте перебирает, другой умудряется струны одновременно и прижимать, и дергать…
Давно, видать, местные стены таких концертов не слышали. Настолько давно, что не выдержали – отозвались. Откуда-то впереди раздался едва-едва слышный вой, так ни один волк выть не сможет, даже на грани слышимости этот вой прорывал до кости, так и хотелось немедленно все бросить и бежать назад без оглядки, столько тоски смертной было в этом вое. И даже когда Гоб перестал играть, вой еще какое-то время продолжался, но и он сам наконец затих.
– Кто это был, Гоб? – спросил я через какое-то время.
– Не знаю, Моше, – честно признался мой приятель, – но я бы не хотел с ним близко познакомиться.
– Почему?
– А ты посиди запертым в подземельях столько, сколько он тут сидит, посмотрим, какой у тебя после этого будет ангельский характер…
Поворачивать назад мы, конечно, не стали. Кто бы там не выл, еще не факт, что мы с ним встретимся. Подземелья велики. Но, на всякий случай, "ночное" дежурство устроили, а я еще и магическим кругом место нашего лагеря окружил. Не знаю, насколько он эффективен, так ни разу и не удалось на практике проверить, но оно и к лучшему.
На следующий "день", который наступил, как только мы с Гобом так решили, подземелья изменились. Коридор наконец закончился, и вывел нас в огромный зал с зеркальными стенами. Или не такой уж огромный – сложно определить. Зеркала, да еще и кривые, настолько искажали перспективу, что я не мог понять, что это вообще за помещение. Наше с Гобом отражение, искривленное, растянутое, сжатое, перевернутое смотрело на нас со стен, пола и потолка, а загадочный свет, источник которого я так и не нашел, окончательно все запутывал. Но самое нехорошее – я не видел выхода. То есть нет, выход я как раз видел, и не один, а сотни, только вот какой из них настоящий, а где лишь отражения, понять не мог. Причем я был уверен, что хоть и кажется простым выйти всего лишь из покрытой зеркалами комнаты, возле всех ложных выходов нас ждут смертельные ловушки. По крайней мере я бы их поставил. А значит выбираться наугад опасно, и нужно придумать что-нибудь другое.
– Ну что, Моше, пошли, – улыбнулся мне Гоб.
– Куда? – не понял я, – Ты знаешь, куда идти?
– Так, это интересно, – мой приятель задумался, – Хорошо, расскажи, что ты видишь перед собой, а я расскажу, что я вижу, тогда и решим, что дальше делать.
Ну я и рассказал. Про зеркала. Кривые. Со всех сторон. В таком количестве, что голова кружиться. А Гоб только рассмеялся. Впервые, по-моему, на моей памяти.
– Я что-то сказал смешное? – удивился я.
– Нет, я не над тобой смеюсь, а над теми, кто эту ловушку устроил. Знаешь, что я вижу, Моше? Огромный зал. У которого один вход, один выход и огромное количество черепов вдоль остальной стены.
Черепа я тоже видел. Только не сразу понял, что это такое. Только когда Гоб сказал догадался. Они действительно были повсюду. Только черепа, даже без костей. Как будто их сюда специально положили. Как предупреждение, что будет с теми, кто ошибется. И пойдет не туда, запутавшись в собственных отражениях. Но я не мог понять, почему на этот раз мы с Гобом видим разное, и моя способность видеть все, как есть, дала сбой.
– На самом деле все очень просто, – видя мою задумчивость, пояснил Гоб. – Просто я вижу не так, как другие люди. Я тебе об этом никогда не говорил, но я вижу не только свет, а и тепло – потому для меня все человеческие зеркала бесполезны, зато ночью почти так же светло, как и днем.
Все сразу же стало ясно – Гоб настоящим ночным гоблином оказался, с инфракрасным зрением. Против такого любые зеркальные ловушки бесполезны, его можно разве что чем-то очень горячим ослепить. Но судя о тому, что он даже на солнце может не щуря глаза смотреть, глаза неплохой аккомодацией обладают. Жалко, что хорошие магические иллюзии тепловым зрением не обмануть. Магия ведь не физика, она не глаза, а сразу мозг обманывает, заставляя видеть то, чего нет, и не видеть то, что есть.
Так что на этот раз мы поменялись местами, и не я Гоба, а он меня вел. В прямом смысле вел. Стоило войти в зал, как у меня сразу голова закружилась, потому что Гобы были со всех сторон, самого разного размера, и попробуй разбери, какой настоящий. Пришлось моему приятелю кривоногому повторить свой подвиг, на этот раз с моего разрешения взвалив меня на плече и перенеся через зал. А я даже глаза зажмурил, и не открывал до тех пор, пока мы не вышли оттуда. И опять перед нами оказался коридор. Такой же, как и тот, из которого мы вышли.
Только намного более короткий. Уже через пару минут мы вышли в следующий зал. На этот раз действительно огромный. Без всяких там зеркал или иллюзий. Настолько огромный, что другой край в темноте терялся. Потому что загадочного источника света тут не было, а был самый обычный свет, идущий от озера раскаленной магмы. Красная, пузырящаяся жидкость занимала все пространство зала, а на ту его сторону вел мост. Если, конечно, мостом можно назвать узкую дощечку, сантиметра два шириной, которая, стоило на нее наступить, тут же так трястись начала, что я невольно ногу отдернул. И опять мы с Гобом сверили, что видим, только на этот раз видели одно и то же. Раскаленное озеро вулканического происхождения, и тонюсенький мост, уходящий куда-то в неизвестность.
Гоб попробовал по нему пройти. Я был уверен, что он опять, как и раньше, взвалит меня на плече, и пробежится по доске, как по беговой дорожке. Но не так случилось, как думалось. Пройдя несколько метров, да и то балансируя двумя выставленными в стороны ятаганами, Гоб вернулся, и заявил:
– Не пройти. Сам я, может, и справлюсь, но с тобой точно не пройти. Доска больно хитрая, она колеблется неправильно, так, чтоб идущего по ней специально сбросить.
– Что же делать? – спросил я, но по взгляду приятеля догадался – на этот раз опять моя очередь что-нибудь придумывать.
Тут я наконец вспомнил, что я не просто шмон, а и аршаин. И что силу магическую я копил не для того, чтоб хранить, а чтоб использовать – как раз на такой случай. Ничего подходящего, чтоб пост "приморозить", в арсенале не нашлось – да и не поддавался он магии. Зато я обнаружил другое. То, что мы с Гобом сначала за раскаленную магму приняли, на самом деле было обычной водой, каким-то умелым магом перекрашенной в красный цвет и доведенной почти до состояния кипения. Как мне помог Гоб со своим зрением, градусов девяносто пять – достаточно жарко, чтоб никто не рискнул в такой водичке поплавать. Но кто же мне мешает ее хотя бы локально остудить? Инверсное заклинание огня прекрасно для таких целей подходит, я его даже пару раз использовал, когда мне надо было охладить горячие напитки. На этот раз, конечно, объем работ предстоял побольше, но и я был уже далеко не тем хилым магом, для которого зажечь огненный шар было верхом мечтаний.
Но когда я уже собирался приступать, выяснилась удивительная вещь – оказывается, Гоб не умеет плавать. Или не хочет. С ним никогда не поймешь, когда он отказывается что-то делать, потому что не может, а когда по идейным соображениям. Или просто потому, что характер скверный. Короче, на этот раз категорически заявил: "я никуда не поплыву", – и точка.
Хорошо. Пришлось искать другой, намного более экстравагантный выход – как ни странно, даже менее энергоемкий. Вместо того, чтоб остуживать воду во всем огромном бассейне, кто ее знает, на сколько он идет в глубину, я остудил ее до очень низких температур, но зато локально. Не фирменным заклинанием, а тем же самым образом, что когда-то убил всех врагов, не задев никого из своих – пожелал, чтоб часть воды, по форме напоминающая лодку, вдруг резко остыла до минусовых температур. И, естественно, превратилась в лед. Результат превзошел все ожидания – хоть и сил я потратил достаточно, но намного меньше, чем ожидал, зато в "лаве" откуда ни возьмись возникла самая настоящая лодочка. Как я их еще по Днепру помнил, в детстве с приемными родителями в таких лодках катался. Ну мы, не мудрствуя лукаво, спустились в эту лодку, высота была не больше трех метров, сначала Гоб меня за руки спустил, потом я его поддержал. Прыгать не стали – еще сломается лед, или просто от резкого удара под воду уйдет, купайся потом в кипяточке. Я не Иван из сказки Ершова про Конька-Горбунька, принцем из кипятка мне не выскочить. Гоб хоть и толстокожий, но и ему такое купание явно не по душе.
Конечно, лодка очень быстро таяла. Настолько быстро, насколько в кипятке тает кусок льда. Но я ее постоянно "подмораживал", а Гоб греб созданными мною двумя ледяными веслами весьма умело, ему бы на любом соревновании гребцов равных не было бы. Буквально за пять минут мы уже были у другой стороны пещеры, где поспешили взобраться наверх и побыстрее оттуда убраться. Красно-синие, красные от длительного соседства с кипятком, синие от тесного контакта со льдом. Уставшие, но зато успешно преодолевшие очередное испытание.
Я к тому времени уже не задумывался, зачем стоило городить столько всего ради того, чтоб простой ключ спрятать. И так было понятно, что шираи с аршаинами не причастны ко всей этой подземной конструкции, заполненной иллюзиями. Они просто воспользовались уже готовой полосой препятствий, где вокруг все было сплошным обманом. Иллюзорные пропасти, которых не существовало, настоящие, которых никто не видел, зеркала, сводящие с ума, "лава", которая оказалась простой подкрашенной водой, мост, поставленный специально для того, чтоб сбрасывать тех, кто на него полезет. И кто знал, что нас ждало впереди…
Однако, как ни странно, какое-то время нам не встречалось ловушек, пока мы не вышли в третий зал, еще крупнее первых двух. С другой его стороны черной точкой виднелся выход, но чтоб до него добраться нужно было пройти настоящий лабиринт. Я похожие встречал. Только они были декоративными, для развлечения, и стены были из кустов. И не двигались. Этот же все время пребывал в движении – мы смотрели на него сверху и видели, как одни проходы закрываются, другие открываются, там, где были третьи, открываются пропасти, а четвертые сдавливаются камнями со всех сторон. Причем все это происходило в полной темноте, и я не видел той силы, которая всеми этими камнями двигала. Мы стояли почти у потолка, а вниз, к лабиринту, вела широкая лестница, но ни я, ни Гоб не спешили спускаться по ней. Мы уже убедились, что в этом подземелье все нереально, и я сказал:
– Этот лабиринт пройти невозможно!
– Да, – согласился со мной Гоб, – этот лабиринт строили явно не для того, чтоб хоть кто-то нашел из него выход.
– Это ловушка, – продолжил я. – Однако нам же надо как-нибудь добраться до другой стороны.
– Если выход действительно с той стороны, – закончил Гоб.
Тогда я и задумался – а действительно, кто сказал, что черная точка с другой стороны пещеры – это выход? Слишком это просто. Слишком обманчиво – показать, поманить, и не оставить никакого другого выхода, кроме как пройти лабиринт, который невозможно пройти. Да еще и гостеприимно проводив к его воротам. Мы почти синхронно пришли к одному и тому же мнению, и стали тщательно изучать все то, что было вокруг.
Повезло Гобу. Ему досталась правая сторона, и, забравшись в укромно скрытую за одной из массивных глыб, щель, Гоб обнаружил, что она постепенно расширяется, и выводит в точно такой же коридор, из которого мы только что вышли. Только ведущий в другую сторону. Естественно, сразу мы туда не полезли, а обыскали внимательно все остальные щели и подозрительные места, причем дважды – сначала Гоб, потом я, чтоб уж точно ничего не пропустить. Но других выходов не нашлось, вот мы и продолжили свой путь, оставив так и не пройденный лабиринт за спиной.
Причем мы уже тогда догадались, что сама суть этой полосы препятствий линейна. Тут был всего один ход, который вел из точки А в точку Б, и главное было с него не сбиться, сразу же попав в какую-нибудь ловушку.
Не замедлило нас встретить и следующее испытание. Новый зал, для разнообразия, был не широким, не высоким, но очень длинным. Собственно говоря, этот был тот же самый коридор, только ставший несколько шире. И каждые тридцать сантиметров то в стене, то в полу, то в потолке, а то и там, и там, и там, была щель, из которой выскакивало нечто колющее или режущее. Причем все это смотрелось настолько угрожающе, что я уж подумывал опять искать другой выход, но когда предложил это Гобу, он отказался.
– Что же нам делать? – спросил я.
– Ждать, – ответил мой кривоногий приятель, и начал что-то напевать себе под нос.
Я и ждал. Как раз настала очередь для привала, я сел, перекусил, отдохнул немного, а Гоб, как завороженный, все это время смотрел на мелькание лезвий, продолжая навевать себе что-то под нос. Я уж испугался, что с ним что-то случилось, но тревожить не стал. Решил еще немного подождать, до этого Гоб меня никогда не подводил, и раз он сказал ждать – значит подожду. Наконец уставший гоблин закрыл глаза и присел рядом со мной у стенки.
– И что теперь? – спросил я.
– Теперь подожди, пока я тоже перекушу, а потом пойдем.
– Куда? – не понял я.
– Туда! – ответил Гоб, для наглядности тыкнув когтем прямо в сторону коридора с лезвиями.
Я не стал уточнять, как именно пойдем. Раз Гоб так сказал, значит, так и сделаем. Однако, когда Гоб закончил перекусывать, он зачем-то снял со спины гитару, и заиграл простенький, но очень мелодичный мотивчик. Который я раньше никогда точно не слышал. Я уж подумал, что таким образом он остановит механизм – но ничего подобного, лезвия как сверкали, так и продолжали сверкать. Но спрашивать, почему именно сейчас Гоб решил помузицировать, я не стал. Все равно не ответит.
– Забирайся на плечи, – сказал он, и мне ничего не оставалось, кроме как залезть ему на шею.
А потом мы пошли. Просто пошли вперед, как будто вокруг не мелькают лезвия и не сверкают копья, а Гоб еще при этом и пританцовывал – шаг вперед, два назад, влево, три вперед, вправо, назад, два вперед… Гоб танцевал, играл, я сидел у него на плечах, и только тогда догадался, что именно он делал все время до этого. Ловил мотив. Как человек с идеальным слухом, мой приятель гнилозубый сразу же почувствовал, что движение механизмов отнюдь не хаотично – он услышал их мелодию, после чего сам ее воспроизвел на своей гитаре, и теперь танцевал под этот ритм. У него даже глаза были закрыты – Гоб вообще почти всегда музицировал с закрытыми глазами. Я же сидел на нем, и боялся шевельнуться – не дай бог собью с ритма, в тот же миг мы оба превратимся в один кусок мелко нарезанного мяса. Но не так то просто Гоба с ритма сбить, он прошел всю сотню метров, на которую тянулся коридор, ни разу не сфальшивив и не сделав ни одного лишнего шага, причем даже не вспотел. И все та же улыбка на вечно довольном лице, как будто только что мы вдвоем не со смертью плясали, а на королевском балу.
– Хорошая мелодия, – только и заметил Гоб, – тот, кто эту ловушку делал, был талантливым композитором, мне еще никогда не было так приятно играть.
А потом мы опять услышали вой. Только на этот раз он был гораздо ближе, и столько в нем звучало боли и тоски, что даже на железном лице моего приятеля невольно эмоции прорезались. Только это было что угодно, но не страх.
– Как фальшивит, как фальшивит… – горько покачала головой Гоб. – Разве так воют? Он даже одну ноту не может взять, все время с октавы на октаву прыгает, и туда же…
Вот такой вот у меня приятель. Настоящий гоблин, и самый лучший друг.
Мы пошли вперед, с каждой секундой ожидая, что еще нового для нас создатели всего этого заготовили. Ждали очередного зала с препятствиями, и он не замедлил показаться. Только я даже не сразу понял, что это пещера. Показалось, что мы вышли опять на поверхность, потому что таких подземелий просто не бывает. Геологически это полный бред, а если бы кто попытался такое сотворить руками, то у него бы ничего не получилось. Пещера простиралась до горизонта, ее потолок, поднимающийся куда-то в небесные выси, светился монотонным голубоватым цветом, создавая впечатление, что это не каменный свод, а настоящее небо. А посреди пещеры стоял замок, даже лучше сказать Замок, потому что ничего подобного я нигде не встречал. Тяжело было оценить пропорции, насколько он огромен, но если исходить из того, что его ворота как минимум в человеческий рост, то высота одних только замковых стен была под сотню метров, а грандиозный шпиль стоящей внутри башни был не ниже, чем Башня Драконьей Кости. То есть очень высокий. При этом Замок стоял посреди абсолютно пустой равнины, а к его воротам вела единственная дорога, которая как раз начиналась у наших ног.
А у входа в Замок на цепи сидел Зверь. Тоже с большой буквы, потому что других таких не бывает. Даже зоркий Гоб не мог разглядеть, что это за чудовище такое, но не было никаких сомнений – только оно и могло выть. Потому что больше никого в обозримых окрестностях не было.
Мы даже не подумали, что это может быть ловушка, потому что ни один всесильный безумец не создаст такое лишь в качестве отвлекающего маневра. Как-то было самоочевидно, что замок и есть наша цель, а Зверь у ворот – последнее, шестое испытание. Да и это было логично. В этом мире вообще все были помешаны на цифрах два и три, а также на всех их производных. Дважды три – шесть телег в местных караванах, дважды шесть – двенадцать дней в местной "неделе", двенадцать "недель" в местном "году", трижды двенадцать – тридцать шесть богов. Потому логично было предположить, что и в данном случае справимся со Зверем, и на этом приключения закончились.
Чем ближе мы подходили к Замку, тем более внушительным он становился. До какой-то поры. Так всегда бывает, любые небоскребы с определенного расстояния кажутся наиболее внушительными, потому что когда подходишь ближе – не можешь оценить их высоту. Так и тут, стены Замка поднимались куда-то в небеса, что только задрав голову и можно было разглядеть, где там они заканчиваются.
Но нам было не до стен, перебраться через них даже Гоб бы не рискнул. Все наше внимание занимал Зверь, который тоже заметил наше появление, и наблюдал, как мы приближаемся к охраняемым им воротам. Не проявляя до поры, до времени враждебности.
– Гоб, – спросил я, – ты в каких-нибудь легендах слышал про подобные существа? Или, может, в сказках, балладах.
– Да что-то не припомню, – огорчил меня приятель, – если бы слышал, вряд ли бы забыл.
Действительно, забыть Зверя невозможно. Он у меня и сейчас перед глазами как живой стоит. Сидит. Лежит. Не пойми что делает. Все эти слова просто бессмысленно относительно Зверя, потому что сидеть, стоять или лежать надо на чем-то, а я так и не понял, где у него что. Огромный, размером со среднего динозавра, Зверь не имел рук или ног, а представлял собой огромное сферическое туловище, оно же голова, из которого во все стороны торчали отростки, похожие то ли на клешни, то ли на щупальца. С их помощью Зверь и перемещался с места на место, и хватал предметы, и обмахивался, как хвостом. Сам же центральный сегмент, туловище, представлял переплетение многочисленных глаз на тонких стебельках и клыкастых пастей. При этом всем у Зверя не было ни низа, ни верха – только за время нашего ожидания он совершил несколько переворотов вокруг оси, и то, что сначала было низом, стало правым боком. Оригинально была к Зверю прикреплена цепь – так как у него не было никакой шеи, то огромные железные звенья были намертво сращены с плотью Зверя сразу в четырех местах, видать, для надежности. Как при этом Зверь умудрялся не запутаться в цепях при своих постоянных поворотах, диву даюсь.
Пока мы были далеко, он лишь наблюдал за нами, направив все свои глаза-отростки в нашу сторону. Но стоило переступить незримую границу, как Зверь тут же сдвинулся с места. Перевалившись, что его верх стал животом, он устроился как раз между нами и воротами замка, щелчком клешней продемонстрировав, что особо теплых чувств к нам не испытывает.
– Есть какие-то идеи, что делать? – спросил я у Гоба, и добавил. – На мою магию рассчитывать не стоит, я уже попробовал – Зверь имеет к любой магии иммунитет.
– Мои сабли тут тоже не очень помогут, – обрадовал меня Гоб.
– Может, поищем другой вход? – вслух подумал я, и сам же себе ответил. – Хотя вряд ли он есть, кто бы этот Замок ни построил, они наверняка позаботились, чтоб всякие незваные гости внутрь не пробрались. Может, ты попробуешь музыкой его отвлечь? А я пока попробую пробраться…
– Если тебе твоя жизнь надоела, то можно попробовать, – согласился Гоб, – если еще хочешь пожить, то я бы не советовал. Хотя право твое, ты тут главный.
– Хорошо, тогда что же нам делать?
– Может, попросишь нас пропустить? – на полном серьезе посоветовал мой приятель, он вообще умеет разные глупости серьезно говорить, никогда не поймешь, шутит он, или издевается.
– Хорошо, – шутки ради согласился я, и, повернувшись к Зверю, сказал. – Многоуважаемый страж, нам очень надо пройти в этот Замок, не могли бы вы нас пропустить? Мы бы были вам весьма благодарны.
– Я бы с радостью, но не положено, – ответил Зверь всеми своими пастями одновременно, отчего звук получился какой-то объемный – как будто много человек сразу говорило.
Конечно, я удивился. Это мягко сказано, я даже подумать не мог, что Зверь говорит, и беседовать с ним шутки ради начал. Но отступать было поздно. Так что я постарался запрятать подальше свое удивление, и продолжать беседу так, как будто я сразу понял, что перед нами не неразумный хищник, а вполне разумное существо.
– Почему же так, многоуважаемый страж?
– Сожалею, – ответил Зверь, – но меня создали как раз для того, чтоб я никого не пропускал. Те, кто меня создал, очень не хотели, чтоб всякие разные беспокоили их покой.
Я посмотрел на Гоба, но он из беседы самоустранился. Как всегда. Мечем помахать, или веслами, или через пропасть сигануть, или через коридор с ловушками перебраться – это он завсегда. А как только с кем-то поговорить надо, сразу же затихает, делает вид, что его вообще тут нет. Вычесывает когтями вшей из шевелюры, насвистывая мелодичный мотивчик. Мол, я тут ни при чем, разбирайся как-нибудь сам. Так что пришлось мне самому продолжать со Зверем переговоры.
– Быть может, существует все же какой-то способ попасть внутрь? Мы пройдем очень тихо, только туда, и сразу назад – ничей покой не будем беспокоить.
– Да уж, не будете, – иронически заметил Зверь, и половина его пастей улыбнулись. Вторая половина угрожающе нахмурилась, я не сразу догадался, что это те же самые улыбки, только на сто восемьдесят градусов перевернутые. – Знаю я вас, начнете свои концерты устраивать – спасибо, наслушался уже.
На Гоба даже смотреть укоризненно смысла не имела, эта "сама невинность" уж точно никакой вины за собой не чувствовал. Что поделаешь, натура у него такая, творческая, не может без музыки прожить.
– Многоуважаемый страж, но нам действительно очень надо попасть в Замок. Там лежит одна вещь, которую наши давние предки тут запрятали, а теперь настало время ее забрать. Мы ничей покой не хотим тревожить…
– Так вы за ключом! От Башни Драконьей Кости! Так бы сразу и сказали! – обрадовался Зверь.
– Так что, если так, мы можем пройти? – с надеждой в голосе спросил я.
– Конечно нет, – ответил Зверь, – я здесь сижу для того, чтоб никто и никогда не мог пройти в Замок.
– А как же ключ?
– Увы, ничем не могу помочь. Меня сотворили для того, чтоб я не позволял никому побеспокоить моих создателей, и внутрь я вас не пущу.
– Но ключ хоть внутри? – спросил я. – Мы ведь пришли туда, куда надо?
– Конечно, внутри, – подтвердил Зверь, – но вас я все равно не пущу. Вы, я вижу, люди умные, о том, что магия против меня не работает, уже догадались. Что ваши железки против меня бесполезны, тоже. Я никогда не сплю, меня невозможно обмануть, я неподкупен, меня невозможно убить, а потому лучше всего возвращайтесь. В Замок вам нельзя.
– Но как же ключ попал в Замок, если никому нельзя в него пройти?
– Нельзя без разрешения, – уточнил Зверь, – а за них попросили те, кто меня создал. Я их пропустил, они оставили ключ и ушли. А за вас никто не просил, так что извините – ничем не могу помочь. Сожалею, – искренне посочувствовал мне Зверь.
– Но может можно как-то поговорить с теми, кто вас создал, многоуважаемый страж? Они объяснят, что это ошибка, что я должен был попасть внутрь, просто произошло какое-то недоразумение, и обо мне не успели сообщить?
– Увы, – горько ответил Зверь, – те, кто меня создали, сейчас почивают, и я не имею права их беспокоить. Сожалею, но ничем не могу тут помочь.
– Страж, скажите, я вообще не утомляю вас своими расспросами? – на всякий случай уточнил я, приготовившись в долгой беседе.
– Ой, нисколько, нисколько! У меня уже давно не было столь приятных и вежливых собеседников, и поговорить с вами – сущее удовольствие. Но, сожалею, я должен вас сразу разочаровать – на меня не действуют никакие аргументы, и что бы вы не говорили, как бы вы не доказывали, что Латакия в беде и только ключ от Башни Драконьей Кости способен ее спасти, внутрь я вас не пущу. Сожалею. Мне самому горько, что Латакия умирает, но долг есть долг. Меня создали, чтоб я никого в Замок не пускал, и я никого не пущу.
– А кто ж тебя создал? – наконец спросил я.
– О, меня создали создатели! Они не только меня, они вообще все тут создали, а меня в самом конце, и сказали, чтоб я никого в Замок без их разрешения не пускал. Вы можете подождать, пока кто-либо из них проснется, и разрешит вам зайти, другого способа попасть в Замок не существует.
– И часто кто-то из них просыпается?
– Да вот последний раз как раз тогда, когда сюда ключ приносили, – "обрадовал" меня Зверь, – а когда в следующий раз кто-нибудь проснется – только сами создатели и знают.
– Да кто же они такие? – не выдержал я.
– Я же сказал, создатели, – все тем же милым тоном, которым обычно взрослые с непослушными детьми разговаривают, ответил мне Зверь.
– Да я понимаю, что создатели, но… – начал было я, но тут впервые Гоб в нашу беседу вмешался.
– Ну ты и балбес, Моше, – горько заметил он, и до меня сразу же дошло, что это за "создатели" такие.
– Твоих создателей сколько? – спросил я у Зверя. – Не тридцать шесть случайно?
– Конечно, тридцать шесть, – ответил он, – создателей всегда тридцать шесть, это закон. По-другому и не бывает.
– Послушай, страж, но тогда я тем более должен пройти! Дело в том, что я – избранный, я прошел ширай эрэц, и сразу четверо из тридцати шести богов избрали меня.
– Я это прекрасно вижу, – согласился Страж, – над тобой висит след создателей, они избрали тебя одним из героев своих сновидений, но сейчас они спят, и я ничем тебе не могу помочь. Если бы кто-то из них проснулся, и сказал мне, что тебе разрешено пройти – я бы тебя пропустил, и спутника твоего тоже, раз вы уж вместе прошли. Но, сожалею, без разрешения создателей в Замок никто не пройдет, а они почивают.
– Героем сновидений? – не понял я.
– Конечно. Создатели спят, но в своих снах они видят то, что происходит в их мире. Иногда им снятся кошмары, иногда веселые и беззаботные сны, а иногда некоторые из них выбирают себе героев, и дальше наблюдают за ними в своих снах. Ты один из таких героев, ты и сейчас им снишься, я даже вижу, каким именно – но в Замок все равно не пущу. Сожалею.
– Боги! – обратился я в пустоту, почему-то запрокинув голову к небу. – Если вы сейчас видите меня, пусть даже во сне – проснитесь, скажите стражу вашего покоя, чтоб он пропустил меня забрать ключ!
Но, естественно, ничего не произошло. Гоб только усмехнулся, а Страж вообще не подал вида, что он что-то заметил. В другом результате я не сомневался. Боги вообще не любят, когда у них что-то просят – они или сами приказывают, или людям испытания бросают, и разбирайтесь с ними сами. Разве что какую подсказку дадут.
Тут у меня скользнула мысль, что нечто похожее у меня есть – но поймать я ее пока не смог. Вежливый Зверь у ворот Замка действительно не собирался нас пропускать, но не могли же боги просто привести меня сюда, чтоб я стоял, и не знал, что делать? Или могли? Такие шутки как раз в их стиле, но ведь я – не простой человек, который прошел ширай эрэц. Я этот ритуал вообще в другом мире прошел, причем совершенно неправильно, у какой-то цыганки, да еще и не четыре, а пять карт мне выпало…
