Текст книги "Последний Робин Гуд Европы(СИ)"

Автор книги: Михаил Ротарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава 3.

– Всё тебе неймётся, толстопузу хренову! Тут славянки с румынками за двадцатку готовы отдаться, а тебе на 'нежненькое' тянет. Мог бы и сгонять в Таиланд, если совсем припёрло: 'бабла' у тебя хватает. Отогрелся, растряс бы жирок по дороге. Там это ненаказуемо, а тут всё-таки рискуешь. Или к какому-нибудь интернату пристроился! Там и дёшево, и славно. ни мам тебе всяких, ни пап! Но нет: чистеньких 'малышек' ему подавай!

– Ни хрена ты не понимаешь, 'Седой': не нравятся мне эти узкоглазые! Пробовал пару раз этих таитянок. Совсем не то! Все какие-то щупленькие, нашим девочкам не чета!

– Зато не брыкаются, и дело своё хорошо знают!

– А вот это меня и заводит: когда наша, отечественная, ничего в этом не понимающая куколка теряется, и я её этому обучаю. Я всегда хотел быть учителем младших классов или воспитателем в скаутском лагере. Я пишу им мелом на доске 'два плюс пять', а самых красивых 'двоечниц' оставляю после уроков для дополнительных занятий!

– А ты учителем бальных танцев не хочешь устроиться? Попрыгал бы с ними на сцене пятым лебедёнком, а после концерта – 'кордебалет-групповушка' за кулисами, со всеми сразу!

– Мне этот твой юмор не нравится! Не забывайся: мы, хоть с тобой однокашники, и я в твоих заместителях числюсь, правила игры здесь диктую я! Без моей поддержки тебе не набрать даже трёх мандатов. Ты не забывай: осенью выборы!

– Да ладно тебе, толстяк, я пошутил! Только поступил мне один 'сигнальчик': у твоей новой 'пассии' папаша оказался настойчивым: вводу мутит, правдолюбец хренов!

– Ну и пусть мутит, я и не таких обламывал! Наши люди это дело опять на 'тормозах' спустят. Давай-ка ещё по стопочке! За красоту наших северных девочек!

* * * * *

Андерс полностью выкинул эту историю из головы: дело находилось уже не в его компетенции.

Хотя 'горизонтальные связи' между их ведомствами не приветствовались, они всё равно частенько встречались с Бригитой, и это нельзя было назвать любовью.

У каждого была своя семья, свои 'вторые половины', а у Андерса ещё и дети.

Ни жена Петерсена, ни муж Бригиты не ревновали, если они вдруг уединялись и начинали обсуждать какую-нибудь общую проблему, даже если она никак не относилась к их работе.

Через несколько дней Бригита позвонила Андерсу, и он совсем не удивился.

До конца его рабочего дня оставалось десять с половиной минут.

– Приходи в кафе 'Черный Лебедь', я буду там! – услышал он в телефоне.

Возле входа в него Андерс по привычке кинул взгляд на автомобильную стоянку: он не мог отделаться от этого, хотя на нынешней должности все враги его были мелковаты.

Либо Бригита оставила машину где-то за два квартала, либо приехала сюда на такси.

Перед ней стоял недопитый стакан виски, и она была мрачнее тучи.

– У меня две новости. Плохая, и очень плохая!

Андерс с интересом посмотрел на неё:

– И что же за новости?

– Плохая: девчонка абсолютно не врёт. И у меня, и у детского психолога сложилось одинаковое мнение: такое ребёнок придумать не может! Девочка до этого никогда не видела полового акта, но она с такими подробностями всё рассказывала, ничего не преувеличивая. Пока отец не увёз её к дедушке и бабушке, мать отдавала её для утех взрослым мужикам каждые выходные, целый год подряд! Она рассказывала, как её раздевали. Куда целовали, и что ещё заставляли делать. Она помнила, и во что она, и во что они были тогда одеты, и где в это время находились её мать и тётя. И тётя в самом прямом смысле: Инга – её племянница. И как мама брала деньги: сколько сначала, а сколько – потом! Мы допросили её несколько раз, подходя с разных сторон, но она ни единожды не запуталась!

– Может, это её отец научил, чтобы как-то насолить бывшей супруге? В жизни всякое бывает!

– Если бы она это зазубрила, то говорила бы каждый раз слово в слово. А девочка рассказывала это по-разному, но всякий раз описывала одну и ту же картину.

– Чудовищно: родная мать продаёт дочку для сексуальных оргий!

– Ты плохо знаешь историю и культуру разных народов: это норма во многих племенах Африки, в Юго-Восточной Азии и даже в относительно цивилизованной Латинской Америке. Жестокость по отношению к детям существовала всегда. В Спарте больных детей сбрасывали в пропасть, и этот часто делал сам отец. В Древнем Риме отец мог и убить своих детей, и продать их в рабство, а про инцест и педофилию я даже не говорю: это была норма. Такое и сейчас иногда встречается. Но допросить мать нам так и не удалось: она исчезла, и её мобильник не пеленгуется. Всё это время она проживала в различных гостиницах или на съёмных квартирах, нигде не работала, но деньги у неё, похоже, водились. Знаешь, сколько стоит такой сеанс?

– Могу только предположить: пару сотен долларов или евро в час.

– Ты ошибаешься: намного дороже! Это в Таиланде за секс с малолеткой ты можешь отделаться 'двадцаткой'. А здесь подобная девочка стоит тысячу долларов, не меньше, а такая хорошенькая, как Инга, и поболее потянет! Девочка смогла описать только троих клиентов. Самого противного, толстяка, зовут Александром, и он всё время шмыгал носом. Это он чаще всего пользовался её услугами. У второго, Конрада, очень белая кожа, и она хорошо запомнила родинку на его правой ноге. А про третьего Инга вспомнила две детали: его называли 'Седым', и у него какой-то шрам на груди. Кстати, по её впечатлениям, самый добрый и щедрый из этой компании.

– А ты не пробовала допросить эту 'тётю', сестру Эрики?

– А вот это вторая новость: она тоже работает судьёй, и специализируется не на простых делах, как сестра Мода, а на экономических преступлениях. Там вращаются такие деньги, что тебе и не снилось. У меня отобрали это дело: теперь им занимается 'Служба Охраны Короны'!

* * * * *

'Службой Охраны Короны' на профессиональном жаргоне называлась самая мощная силовая структура страны, своего рода 'государство в государстве'.

Рядовых граждан она почти не касалась, да и мелкие хулиганы её не боялись.

Зато её или уважали, или ненавидели, очень многие: и наркобароны, и политики, и высшие государственные чины.

В её функции входили и охрана высших должностных лиц, и контроль над ними, и многие другие задачи.

Андерса удивила передача этого дела 'туда': ведь это дело – совсем не их 'специфика'.

Через час Андерс отвёз явно перебравшую сегодня Бригиту домой, и муж уложил её спать.

* * * * *

На следующее утро Андерс занялся новым делом.

Группа беженцев из Северной Африки, числом примерно десять персон, вчерашним вечером незаконно покинула лагерь и решила отдохнуть в этой 'полугостеприимной стране'.

Они вломились на шикарную виллу местного светила науки, лауреата всяческих премий.

Все эти 'сироты' уже более года содержались на попечении его страны, и в лагере их кормили за счёт налогоплательщиков.

Работать даже на самых простых должностях, вроде дворников, они отказывались: 'им запрещено даже касаться нечистых предметов, где пробежало хоть какое-то насекомое!'

Местный язык изучать они не стремились, да и на строительстве использовать их боялись.

Сам Андерс неоднократно наблюдал, как они демонстративно брезгливо вылавливали из больших тарелок поданной им еды куски свинины или другого мяса, и кидали его прямо в лицо прислуживающих им местных 'волонтёров':

'Такую пищу наша вера не позволяет!'

Но при разгроме того поместья все найденные ими запасы спиртного они вылили не на пол, а в себя, во-внутрь, а все пустые бутылки стали кидать в дорогие люстры и окна.

Напоследок, перед тем как убежать, они устроили на его рояле XIX века свой ритуальный танец.

Сначала они обрушили его на пол общим весом, а затем, убегая от полиции, подожгли дом.

Это совсем не противоречило их религиозным убеждениям.

Глава 4.

Прошло несколько недель.

Как продвигается расследование этого дела, Андерс ни разу не поинтересовался: 'по должности не положено!'

Вдруг раздался телефонный звонок: это была Бригита.

– Включи 'Третий Независимый'!

На экране Мод, одетый в свою фирменную майку, что-то рассказывал телекорреспонденту.

Андерс бросил все дела и включил телевизор на полную громкость.

К тому, что они с Бригитой знали, добавились новые подробности.

'Смельчак', похоже, сильно разочаровался в действиях всесильной спецслужбы и продолжал своё собственное расследование.

Он показывал новые фотографии.

На первой – Конрада, про которого Инга говорила: 'У него белая кожа, и ещё у него есть родинка на правой ноге'.

Это был судья второго по величине города страны, порядочный семьянин и противник легализации абортов.

Он часто председательствовал на заседаниях при вынесении приговора самым тяжким обвиняемым.

Решения, которые он выносил, иногда поражали обывателей: при наличии всех отягчающих обстоятельств убийца трёх человек получал пять лет тюрьмы условно.

Зато мелкий клерк, воспитывающий троих детей, постоянный должник банка за ипотеку, за кражу тысячи евро из кассы своей фирмы получал 'реальную десятку'.

На вопросы журналистов, чем он руководствовался при принятии того или иного решения, судья лаконично отвечал:

– Своей совестью и именем Господа Бога!

Ни одно из его решений, в конце концов, так и не было отменено вышестоящими инстанциями.

В его подразделении даже ходила пословица: 'Как сказал Конрад, так сказал Бог!'

На второй фотографии было лицо известного бизнесмена, который постоянно лез в политику.

У него было мало шансов выдвинуться на этом поприще: толстый и некрасивый, он к тому же не обладал ни острым умом, ни ядовитым языком.

Вдобавок, у него была куча и других бытовых недостатков, вроде шмыгания носом и почёсывания уха прямо перед камерой.

Такого политика несколько раз прокатили на выборах, и он решил остаться на вторых ролях, спонсируя при этом свою партию.

Зато его назначили заместителем председателя, хотя и с условием избегать публичных дискуссий и интервью с журналистами.

Звали его Александром.

* * * * *

Ситуация вокруг Мода и его дочурки казалась Петерсену неприятной, но всё-таки не такой уж очень страшной историей: это не убийство с последующим расчленением тела жертвы.

Он на самом деле надеялся, что все подразделения власти, к которым относился и он сам, примут правильные решения.

'Наша Фемида нетороплива, но она неумолима!' – так часто говорил его начальник.

Но понемногу эта история стала интересовать его всё больше и больше.

Теперь он понимал, почему это дело отобрали у Бригиты: в этом деле фигурировали, как минимум, три важные персоны, один политик и двое судей.

Эти судьи выносили всегда 'правильные' вердикты, ставя во фразе 'казнить нельзя помиловать' запятую в нужном месте.

А толстый бизнесмен откупался щедрыми пожертвованиями в пользу 'правильной партии'.

Тем не менее, Андерс недоумевал: будь эти тупари хоть на чайную ложечку умнее, они могли бы вызвать этого оскорблённого до глубины души Мода в свою контору или самим заявиться к нему в гости.

Толстая пачка денег и обещания 'наказать всех виновных по всей строгости закона' наверняка сыграли бы свою роль: папаша был бы удовлетворён.

Все засветившиеся в этом инциденте персоны должны были срочно 'лечь на дно'.

Такие сделки были не редкостью: инспектор Андерс Петерсен имел служебный доступ к информации под грифом 'секретно'.

Хотя существовали грифы и более строгие, вроде 'только для членов парламента', даже этого было достаточно, чтобы понимать общую правовую ситуацию в стране.

Но этот сопляк, в прямом смысле, вместо занятия глубокой обороны решил перейти в контрнаступление.

Всего через два дня 'Второй Канал', жёстко конкурирующий с 'Третьим', выделил полчаса эфирного времени для интервью.

В нём Александр назвал все обвинения со стороны Мода Расмуссена 'наглой клеветой': он никогда не видел ни этой девочки, ни её матери.

Более того: у него есть алиби на все субботы в течение всего прошедшего года.

Он уже давно привык проводить выходные в более тёплых местах нашей планеты, так что даже речи о каких-то 'субботних оргиях' с этой малолеткой быть не может.

– Вот доказательства! – потрясал он перед камерой своими фотографиями на фоне какого-то минарета. – Тогда я был в Стамбуле!

Чисто механически Андерс отметил: любую дату на этих снимках можно впечатать вполне органично, вплоть до эпохи Наполеона Бонопарта, и рядовой телезритель спокойно проглотит эту пилюлю, не требуя никакой эспертизы изображений.

Нужны более веские доказательства его отсутствия в стране в тот день: например, штамп въездной визы в паспорте.

Но даже это ничего ничего не значило: Мод обвинял Александра в определённых, и неоднократных, преступных действиях 'по субботам', а не в тот конкретный день, на который тот приготовил довольно шаткие доказательства своей невиновности.

Отсутствие его в стране в одну из пятидесяти двух суббот в году – это совершенно не алиби!

Но этим дело не ограничилось: Александр выдвинул требование Моду выплатить ему один миллион евро 'в качестве возмещения морального ущерба за клевету'.

* * * * *

Таков уж закон журналистики: 'Сегодня это сенсация, завтра готовится тусклый репортаж 'по следам вчерашним событий', а через неделю всё это называют позабытой сплетней'.

Интерес к этому делу скоро начал угасать.

Вдобавок, именно в это время в одном из небольших городков состоялся суд над престарелым сторожем, который в течение двух лет насиловал четырнадцатилетнюю внучку.

Ему определили наказание: принудительные общественные работы в течение года и двухлетний запрет на общение с ней.

И народ мог радоваться свершившемуся акту правосудия над развратниками!

Примерно через неделю откуда-то, словно из небытия, на экранах телевизоров появилась сама Эрика.

Яркий загар на её теле свидетельствовал: всё это время она отдыхала где-то на юге.

Она потребовала вернуть ей право на свидания с ребёнком, цитируя по бумаге все пункты постановления суда при разводе.

Она неоднократно повторила: 'Не только человека, но и всех животных Господь Бог сделал так, что самцы думают только об удовлетворении своей похоти, а выкармливают потом младенцев именно, самки, МАТЕРИ! Они постоянно не досыпают и отказывают себе во всём, а отцы потом только смотрят телевизор, пьют пиво и говорят о футболе!'

Андерс смотрел её выступление уже пятый раз, видя чью-то опытную режиссёрскую руку.

На женских передачах эта красивая брюнетка появлялась чуть ли не в фартуке и передничке: 'Оторвали меня от плиты, но так и быть, дам интервью!'

А в передачах, ориентированных на мужчин, Эрика появлялась в полной красоте, шикарном платье с декольте, облегающем её стройную фигуру.

Но даже жена Андерса, совершенно не интересующаяся этим делом, и вообще политикой, сразу заметила:

– А интересно, как она может перестирать горы белья, про которые она всё время талдычит, с такими наращенными ногтями?

Все тезисы Эрики не менялись от передачи до передачи, но любой нестандартный вопрос тут же ставил её в тупик, и она теряла прежнее красноречие.

Однажды ей задали вопрос:

– Пока вы были в законном браке, да и до него, и после, вы никогда и нигде не работали: есть справка из соцстраха. А вашу дочку, начиная с годовалового возраста, каждое утро отвозил в садик ваш бывший муж, откуда он же вечером и забирал. Все распашонки и платьица стирались в одной и тот же прачечной, куда их туда отвозил всё тот же бывший муж. Вам показать копии квитанций или огласить показания приёмщиц? А теперь ответьте: каких размеров бывают памперсы, как их упаковывают, какие у них есть отличия?

Тут Эрика начала 'нукать' и 'выкать', и даже самый тупой понимал: эта женщина никогда не занималась уходом за дочерью!

* * * * *

А Мод тем временем тоже не дремал, и Андерс только поражался его энергии и изобретательности!

Купив видеокамеру, стал брать у дочки 'интервью'.

Он задавал ей вопросы совершенно беспристрастно, не повышая голоса, не подсказывая ответы, словно речь шла о простом походе в детский садик.

Он спрашивал её несколько раз, в разных местах, и в разное время.

Это кино было явно любительским, а не срежиссированным профессиональным репортёром или шантажистом.

Это был крик души униженного и оскорблённого отца, старающегося найти справедливость в этом мире

А девочка, чуть ли не играючи, рассказывала: и где была мама всё это время, и кто из этих дядек был тогда в том номере, и во что он был одет.

Она подробно описывала, как с неё снимали трусики: иногда ласково стягивая, а иногда грубо срывая.

Инга рассказывала всё: чем отличался 'сисалас' 'дяди Конрада' от такой же штучки 'дяди Александра'.

Даже инспектор Андерс Петерсен, хладнокровный и терпеливый, вряд ли смог бы спокойно это слушать, если бы речь зашла о его дочери, а всё это снимал Мод, с его взрывным характером и диким темпераментом!

* * * * *

Он сделал несколько десятков копий этой записи на компакт-дисках.

Их получили и Инспекция по Защите Прав Несовершеннолетних, и прокуратура, и 'полиция нравов'.

Получили их и все телевизионные каналы, радиостанции и редакции ведущих газет, 'Служба Охраны Короны', многие парламентарии и канцелярия 'Первого Лица Государства'.

А через пару дней Мод разместил их в Интернете, с субтитрами на английском языке.

Почти все посольства и консульства других государств, находящиеся в столице, также получили их в своё распоряжение.

Лицо девочки закрывала прямоугольная маска: обычно так свидетели дают 'конфиденциальные' показания. Но какая здесь могла идти речь о секретности: её отец ничего не скрывал!

Мод называл конкретные имена, цитировал по памяти или читал с листа все отписки или отказы: и из прокуратуры, и из 'Инспекции по Защите Прав Несовершеннолетних', называя конкретные фамилии и имена чиновников, которым он направлял жалобы.

Этот ролик просмотрели сотни тысяч со всего света, и их вердикт был единодушен: 'Такую мамашу – на виселицу, а прокуроров – на кол!'

Дело грозилось стать 'резонансным'.

На фирму Мода наслали всевозможные проверки: от пожарной инспекции до налоговой службой. Но, не разбираясь в настоящих ценностях женщин, в этом деле он был пунктуален, и ни одна служба не нашла в его бизнесе серьёзных нарушений, за исключением просроченных огнетушителей.

На этот вопрос он саркастически ответил:

– Попробуйте подпалить эти унитазы. Могу даже дать спички!

Глава 5.

Ранним октябрьским утром над городом кружили полицейские вертолёты.

Такое было на памяти Андерса раза: во время визитов вице-президента Соединённых Штатов и Королевы Англии, а третий – когда налётчики 'бомбанули' кассу самой крупной торговой фирмы страны.

Андерс в это время перебирал дежурные бумаги в кабинете.

Раздался звонок коллеги, сидевшего за стеной:

– Срочно включай телевизор!

– Какую программу?

– Любую!

* * * * *

Диктор правительственного канала старался подавить свои эмоции:

– Сегодня утром, около восьми часов утра, в престижном квартале столицы раздались три выстрела: об этом сообщили сразу несколько проживавших там людей. Туда немедленно выехала полицейская машина. Возле своего дома был обнаружен труп прокурора Конрада Вейколайнена с несколькими огнестрельными ранениями. Немедленно были подняты на ноги все силы правопорядка. Примерно через час было получено сообщение из соседнего района: там было найдено тело окружной судьи Виолетты Шмидт, и тоже с пулевыми ранениями: в грудь, и в голову. Первоначальная версия, связанная с профессиональной деятельностью обеих жертв, была тут же отброшена: возле тела женщины был обнаружен пистолет, на вполне законных основаниях принадлежащий бизнесмену Моду Расмуссену.

Андерс уронил папку на пол, но не стал подбирать её, а впялился в экран.

Диктор продолжал:

– Вероятно, все телезрители в курсе: этот человек публично выдвигал обвинения в адрес этих и некоторых других лиц в изнасиловании его несовершеннолетней дочери. Все его претензии были документально опровергнуты, и он, вероятно, решился на самосуд! Полиция просит всех очевидцев либо его знакомых немедленно сообщить о его возможном местонахождении. Конфиденциальность и вознаграждение гарантируются!

На экране появились фотографии Мода во всех ракурсах: и в фас, и в профиль.

Андерс возмутился от такой лжи: ни уголовного расследования, ни тем более суда, не было, Мода везде посылали к чёртовой матери!

И Мод обвинял не в 'изнасиловании', а в 'растлении' дочери, причём не просто несовершеннолетней, а 'малолетней'!

Он обратил внимание: все фотографии Мода были очень чёткими. Это были не копии из его документов, и не любительские кадры: так снимать мог только профессионал!

* * * * *

После обеда начальник отдела собрал срочное совещание.

Нервно покусывая кончик левого уса, он стал объяснять обстановку:

– Надеюсь, все слышали новости: двойное убийство наших коллег. Имя подозреваемого хорошо известно, но он пока не пойман. Есть серьёзные основания полагать, что он на этом не остановится. Свои обвинения он выдвигал против пятерых человек. На месте преступления найден его пистолет, но за ним числится и другое оружие.

'Винчестер' – чисто механически отметил Андерс.

Начальник продолжал:

– Убийства идут по другим подразделения, но есть указание министра подключить и наш отдел: под угрозой честь всей правоохранительной структуры! Если каждый сумасшедший начнёт расстреливать судей и прокуроров, без надлежащего на то разрешения, во что мы превратимся?

Даже сдержанный Андерс не смог не расхохотаться, услышав такой перл.

А самый молодой, и самый ехидный из их отдела, инспектор Мартин Мартинсон задал резонный вопрос:

– А что тогда эти хвалёные 'Служба Охраны Короны' и 'Убойный Отдел' будут делать? Почему это мы должны ловить киллеров? Это не наш профиль, и это не сумасшедший, судя по почерку совершённого, а честный папаша, который мстит за дочь!

Все называли его не иначе, как 'Мартин в квадрате'. Только он мог позволить себе наглость открыто критиковать начальство. Он специализировался на поимке угонщиков машин, и в этом ему не было равных.

Начальник, почесав затылок, ответил:

– Задействованы все силы, включая Интерпол, а все его потенциальные жертвы уже находятся под государственной охраной.

Мартинсон не унимался:

– И даже эта курва мамаша?

Начальник глянул на него с явным неудовольствием:

– А она – в первую очередь, и уже долгое время!

Тут он понял, что сказал что-то лишнее.

– Шансов у нас в этом деле действительно мало, тем не менее, они существуют. Убийца не мог действовать в одиночку. Есть ещё один факт, о котором пока не знают журналисты: на месте второго убийства осталась угнанная машина, а неподалёку от дома Александра – другая. Даже Джеймсу Бонду такое не снилось: две машины с интервалом в один час. Прошерстите всех своих агентов, даже самых захудалых: вдруг что-нибудь всплывёт! За поимку убийцы объявлена награда: сто тысяч евро!

Но неугомонный Мартинсон опять съехидничал:

– За живого или мёртвого?

Начальник не сразу понял его сарказма.

– В любом виде! Что ты имеешь в виду?

– Кто назначил такую премию, даже ёжику понятно: господин Александр, и он наверняка в 'списке Мода' следующим номером. Только почему-то свою честь он оценил в миллион 'евриков', а жизнь – в какой-то стольник! Или это дефляция, из-за кризиса?

Все опять расхохотались.

Начальник опять попытался навести порядок:

– Всё! Хватит смеяться! Позор на всю Европу: мелкий бизнесмен, дилетант, среди бела дня стреляет двух 'законников'. Есть какие-нибудь идеи?

Он повернулся к 'Мартину-пересмешнику' и попытался его приструнить:

– Между прочим, тебя это тоже касается, и непосредственно: угнаны две машины! И это плевок тебе лично!

'Мартин в квадрате' убрал широкую улыбку с лица:

– Я успел связаться с обоими хозяевами. Они признают свою беспечность: оба оставили машины возле домов с ключами в замке. Но после того, как узнали, кто их угнал, и для чего, наотрез отказались писать заявления. Один даже сказал: 'Дай бог этому Моду здоровья!'

Совещание закончилось безрезультатно: Никто так и не предложил что-нибудь конкретное по поимке Мода.