Текст книги "Последний Робин Гуд Европы(СИ)"

Автор книги: Михаил Ротарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Ротарь Михаил Владимирович
Последний Робин Гуд Европы

Последний Робин Гуд Европы

By: Michail V. Wheeller

От автора.

Это не документальное расследование, а всего-навсего литературная попытка реконструкции событий, которые на самом деле произошли несколько лет назад в одной из стран на берегу Балтийского моря.

Глава 1.

Андерс Петерсен, как истинный северянин, всегда и во всём был пунктуален: и когда ловил воров, и когда делал предложение младшей дочери соседского молочника.

Сначала он объяснил самой Марте, а потом и её отцу, насколько он перспективный жених: после окончания юридического факультета его назначили инспектором, а всего через год ему светило стать префектом или даже комиссаром, с правом ношения оружия.

Теперь та красавица была матерью его троих детей, но даже после родов она не потеряла прежней прелести и стройности.

Петерсена и на самом деле довольно скоро назначили комиссаром, а всего через два года перевели в столицу.

Его новая должность формально была на ступеньку ниже: теперь ему приходилось расследовать не столько убийства, сколько преступления рангом ниже.

Но всё-таки это была столица, и здесь намного легче сделать карьеру.

'Уголовники', как их презрительно прозвали высомерные коллеги из других подразделений, не очень дружили ни с 'полицией нравов', ни со строго засекреченной 'Службой Охраны Короны'.

Отдел Петерсена специализировался на преступлениях средней тяжести: кражах, мелких стычках среди различных кланов эмигрантов с Ближнего Востока, бытовых ссорах между супругами.

Случались в стране и громкие преступления: ограбления банков с захватом заложников, убийства политиков и крупных бизнесменов, но эти дела проходили по другим ведомствам.

И довольно часто практически раскрытые преступления ему приходилось передавать не в суд, а представителю какой-нибудь другой 'дружественной' организации.

Приходилось Андерсу расследовать и дела об изнасилованиях, хотя такое случалось редко.

Особенно ему запомнился один случай.

Всем известную в его округе 'шалаву' решили поиметь четверо парней, среди бела дня, прямо в городском парке.

Первоначально она была не против оторваться с ними 'на славу', но каждый новый раз её заставляли подмываться холодной водой из фонтана, и лишь один из четверых её пожалел и не стал настаивать на этой неприятной процедуре.

Сразу же после инцидента она побежала в полицию и написала заявление об изнасиловании.

Все доказательства их вины были и 'налицо', и 'на её лице', а про того, четвёртого, она сказала:

– А этому я отдалась добровольно!

Местный судья приговорил троих насильников к небольшим срокам заключения, а самой девице и четвёртому фигуранту этого дела объявил: 'За нарушение общественного порядка, выразившегося в сексуальном контакте в публичном месте, вы обязаны отработать 16 рабочих часов по уборке мусора с улиц и приведения в порядок городского кладбища'.

Ровно через час после оглашения приговора эта парочка, взявшись за руки, пошла в местную ратушу регистрировать свой брак.

Сейчас у них было четверо детей, и более счастливой семьи Андерс в своей жизни никогда и нигде не видел.

* * * * *

Сегодня перед ним сидел импозантный красавец тридцати пяти лет от роду.

Его лёгкие залысины подсказывали, что годам к пятидесяти от этой причёски не останется ни волосинки, зато волосы на груди, что виднелись в разрезе фиолетовой майки, разрастутся пышным цветом.

Он носил довольно редкое имя: Мод.

На языке соседней страны это означало 'смельчак', но даже там оно было не слишком популярным. Скорее всего, смельчаки там тоже давно перевелись.

Но не это заинтересовало Петерсена: уж больно знакомой ему показалась фамилия заявителя.

Расмуссен!

* * * * *

Андерс не всегда был прилежным исполнителем приказов начальства.

Давным-давно, ещё в отрочестве, он решил в одиночку покататься на отцовской лодке.

Отвязав её от пирса, он смело вышел в холодное Балтийское море.

А когда он полностью насладился своим подвигом, отплыв от берега километров на пять, и решил повернуть назад, вдруг задул сильный встречный ветер.

Его лодку относило от берега всё дальше и дальше, а через несколько минут погода стала приближаться к штормовой.

Андерс грёб всё сильнее и сильнее, но природная стихия сегодня была против него.

Он уже выбивался из сил.

Лёгкая прогулка по морю на какие-то полчаса превратилась в испытание прочности его характера и грозила завершиться трагедией

'Лишь бы лодку не перевернуло!' – думал он, крепко держа вёсла перпендикулярно корпусу.

Тогда он не знал законов физики, но инстинкт самосохранения подсказывал: такая конструкция более устойчивая, и морским волнам труднее её перевернуть.

Внезапно ветер ослаб, дав ему небольшую передышку.

Волны понемногу успокоились, но совсем ненадолго.

Куда его занесло, и куда теперь грести, Андерс не имел ни малейшего понятия.

На борту не было ни грамма пищи, ни капли пресной воды.

'Лечь в дрейф, отдохнуть и ждать штиля!' – принял он единственно правильное решение.

Но за первым валом скоро начался второй, уже с промозглым дождём

Лодка стала наполняться водой: сегодня небеса влаги не жалели!

И сколько таких валов ещё будет?

Андерс не верил ни в бога, ни в чёрта, но в этот момент был готов молиться кому угодно!

Даже пустой консервной банки у него не было, и он тщетно вычерпывал воду из своего судёнышка, но толку от этого было мало.

На его счастье, в полумиле от того места, куда его занесло, проходила рыбацкая шхуна с грузом сельди на борту.

Её капитан моментально оценил ситуацию, сменил курс и включил аварийную сирену.

Когда его судно подошло поближе к лодке Андерса, он закричал ему в мегафон:

– Ложись на дно лодки, на живот! Держись за борта и широко раздвинь ноги!

Андерс послушно выполнил его команду

Бывалый матрос кинул трос с якорьком на конце, и с первой же попытки зацепил уже тонущую лодку Петерса за корму.

Двое других помогли подтянуть её к борту шхуны, и через пару минуту Андерс был на их палубе.

Они тут же влили ему в рот полбутылки рома, чтобы тот побыстрее согрелся.

Капитан скомандовал:

– Пацана в мою каюту! Раздеть догола и натереть спиртом! Переодеть в чистую робу и уложить спать! Курс прежний!

Звали того моряка Юлиусом Расмуссеном.

Глава 2.

Мод долго не решался изложить суть дела:

– Я сам никогда не был ангелом, и от других ничего подобного не требовал. Пил пиво и шнапс, трахал всех баб, что попадались, а в промежутках зарабатывал деньги. У меня неплохой бизнес: торговля сантехникой. Но однажды дежурная подруга по имени Эрика заявила: 'Я беременна!' Я уточнил детали, навёл справки, и всё сошлось: это мой ребёнок! Мне было тридцать. Я и сам не урод, и эта Эрика симпатяга, а Инга родилась просто красавицей!

Он положил перед Андерсом две фотографии: на одной была красивая брюнетка, а на другой – маленькая девочка, очень похожая на куколку.

– Мы поженились. Года четыре пожили нормально, а потом она стала куда-то исчезать. Бывало, пропадала на несколько дней, но ничего в своё оправдание не говорила. Впрочем, и у меня тогда бывали лёгкие романчики на стороне, поэтому я ей всё прощал. Я оставался с Ингой, а если надо было куда-то уехать по делам, отвозил её к родителям, на побережье.

Мод назвал тот рыбацкий посёлок, и у Андерса вдруг защемило сердце.

Теперь он не сомневался: перед ним сидит сын того капитана, который когда-то спас ему жизнь.

Но он постарался ничем не выдать своего волнения.

А 'смельчак' продолжал:

– В конце концов, мне это надоело: ни готовить она не умела, ни дома убираться, и даже памперсы Инге всегда только я одевал, и в садик её отводил. А Эрика занималась только собой: спала до обеда, потом ходила по всяким соляриям или бассейнам. И хотя в постели она всегда была богиней, я всё-таки решил: нам надо расстаться. Суд постановил: 'Дочь остаётся жить у отца, поскольку у матери нет средств для её содержания. Но на выходные она имеет право забирать её к себе'. И даже время и место передачи Инги они определили, с точностью до получаса!

Андерс с удовольствием выслушал бы продолжение этой типичной семейной истории, но в его сейфе лежало пять незаконченных дел, и все они были более серьёзные.

Мод, увидев раздражение на его лице, стал излагать, но уже более конкретно:

– Эрика каждую неделю забирала Ингу у меня в пятницу, после восемнадцати часов, а по воскресеньям, в это же время, возвращала. Сначала Инга была рада видеть маму: она сильно переживала по поводу нашего развода. Но довольно скоро она стала возвращаться оттуда какой-то подавленной. Я много раз спрашивал, почему она так расстроена, но она отмалчивалась. А однажды, расплакавшись, стала рассказывать мне такие вещи: мама каждый раз водила её по каким-то квартирам и гостиницам. Там взрослые дяди сначала её угощали сладостями, а потом трогали и ласкали: и её грудь, и спинку. А потом раздевались догола, и её тоже раздевали, и ласкали её уже не только руками, но и языками. Затем эти дяди доставали из своих штанов такие толстые 'штучки'. Она называла их 'сисалами'. Они заставляли её их облизывать и засовывать себе в рот. Потом они громко кричали, когда оттуда появлялся какой-то 'белый крем'. Они размазывали его по её лицу и телу, и только тогда оставляли её в покое. Потом приходила мама, и они шли в магазин за покупками.

Андерс всё понял, хотя даже его передёрнуло от возмущения: очередное дело о педофилии.

Подобные скандалы постоянно сотрясают Ватикан, да и не только его!

В добропорядочной Великобритании этим были грешны даже премьер-министры.

Но это дело – не в его компетенции: это дело 'полиции нравов'.

На всякий случай он переспросил Мода:

– А вашу дочь при этом не избивали? Она ничего подобного не говорила?

Если бы Мод ответил утвердительно, дело осталось бы в его ведении, и он не имел ни юридического, ни морального права отказаться от дальнейшего расследования, но тот уверенно замотал головой:

– Нет, про насилие она ни разу не упомянула.

И Андерс набрал знакомый телефон.

– Бригита! Срочно дуй ко мне: это по твоей линии!

* * * * *

Бригита Сондерс, урождённая Сондецка, работала в 'полиции нравов' десять лет.

Потомок польских эмигрантов, она любила и ту страну, где родилась и жила, и ту, откуда много лет назад из-за войны бежали её предки.

Кроме языка государственного, она свободно владела родным польским, а также русским и английским, а недавно стала изучать и немецкий.

Именно из-за знания языков её и пригласили на эту работу.

Зарплата здесь была не просто достойной, а 'очень достойной', но и требования были высокими.

С ними регулярно проводили занятия по психологии, медицине и изучении сексуальных культур различных стран.

Чтобы бывшие девочки-мечтательницы или пламенные юноши не терялись в критических ситуациях, их часто водили на экскурсии: в мертвецкие, на кладбища, в психиатрические больницы, и все особенно впечатлительные особы отсеивались сразу же.

Их приглашали и на съёмки порнофильмов, где буквально все – и режиссёры, и актрисы, и съёмочный персонал – взахлёб рассказывали им о своих проблемах, о том, как это трудно: снять настоящий фильм, не опустившись до уровня 'банальной эротики'!

Перед сдачей экзаменов они должны были вырядиться в вызывающе эротичные костюмы и провести время до самого утра в каком-нибудь ночном клубе – и при этом не сорваться на тамошние соблазны, и не выдать приставалам настоящую цель своего посещения, а заодно и присмотреться и завязать там с какие-нибудь полезные знакомства: на будущее!

А их 'кадровики' в это время негласно собирали сведения о личной жизни кандидатов.

Они отсеивали все крайности: и убеждённых асексуалов, и тех, кто перебарщивал в вопросе 'свободного сексуального выбора'.

'Спецнадзор' откровенно плевал на провозглашенные в государстве 'нормы политкорректности': им нужны были только те работники, которые не падали в обморок, услышав про 'двойное проникновение' или 'свинг', а при прослушивании звукозаписей какого-то акта чётко разделяли визги восторга мазохистов от мольбы жертв о пощаде.

* * * *

Бригита зашла в кабинет как 'королева на службе отечеству': гордо и независимо.

Привлекательная и стройная блондинка тридцати лет, она давно была замужем, но детей пока не заимела.

Её муж, успешный бизнесмен, постоянно прилагал все усилия к тому, чтобы она уволилась с этой службы и нарожала ему кучу детей, но она была непреклонна: ей нравилась эта работа.

За её хрупкими плечами числились поимки четырёх сексуальных маньяков, разоблачение пяти притонов и не один десяток возвращённых домой 'заблудших овечек'.

Присев за стол, она сразу достала диктофон.

Андерс закрыл дверь кабинета и выключил стационарный телефон.

– Кому вы об этом уже говорили? – спросила Бригита.

– На следующий же день, когда об этом узнал, я написал заявление в службу 'Охраны прав несовершеннолетних'.

– Когда?

– Два месяца назад, но они никак на это не отреагировали.

Андерс почесал затылок:

– Странно: они должны были опросить вас и девочку и вместе, и порознь, и незамедлительно!

– Поэтому я и пришёл сюда!

Бригита уже серьёзно заинтересовалась этим делом:

– А кому ещё? И что вы ещё успели предпринять?

– В прокуратуру, но тоже безрезультатно. Я узнал у Инги примерные адреса этих квартир и названия гостиниц. Всё сходится: и вестибюли, и этажи, и покраска коридоров. Разумеется, в сами номера мне проникнуть не удалось.

– А ваша дочь не склонна фантазировать? В таком возрасте это так естественно!

Но Мод уверенно заявил:

– Нет, это явно не детские фантазии: это не Карлсон, и совсем не принц на крылатом коне.

– А вы дома не держите порнофильмы, журналы, открытки?

– Было когда-то, но я всё это выбросил, когда Инге исполнилось три годика.

– И ничего не могло остаться, затеряться, быть где-то припрятанным?

Мод опять замотал головой:

– Абсолютно исключено! Я и до этого всё это держал в сейфе, рядом с 'Береттой' и винчестером.

– У вас есть оружие?

– Есть, и разрешение на него имеется!

Он достал лицензию, и Андерс чисто автоматически сделал с неё ксерокопию.

Бригита ненадолго задумалась.

– А вы никогда не занимались с женой сексом в присутствии дочки?

Мод чуть не подпрыгнул на месте:

– Как это? Я вполне здравомыслящий мужчина и отец!

Бригита довольно хладнокровно отреагировала на его выпад:

– Поймите меня правильно: детям свойственно подглядывать за родителями по ночам. И вы даже не представляете себе, насколько они любопытны! А интерес к этому делу у них проявляется очень рано. Они с таким интересом рассматривают все эти вещи, и у себя, и у сверстников, и очень часто мальчики хвастаются перед девочками: 'У меня есть вот такая штуковина, а у тебя её нет!'

Мод немного успокоился:

– Нет! Я специально сделал в нашей спальне две шторки. Свою-то она могла и раздвинуть, но нашу – вряд ли! Мы бы услышали звуки её шагов, если бы она попыталась к нам подкрасться!

А Бригита продолжала допытываться:

– Вы не проповедуете 'нудизм'? Не посещали когда-нибудь с дочерью такие пляжи? Никогда не ходили при ней голым?

– Никогда! И я не пойму, к чему вы клоните?

Он опять готов был взорваться.

Бригита же ответила абсолютно равнодушно:

– Я просто хочу разобраться в этом деле. Узнать, видела ли она когда-нибудь эти ваши мужские 'сисалы', и не просто так, а в действии! Пятилетние девочки часто придумывают себе принцев и драконов, и их поцелуи, после которых на свет тут же появляются белокурые младенцы с белоснежными зубами. А ваша дочь описывает вполне реальные вещи. Она это либо где-то раньше видела, либо говорит совершенную правду. И где она сейчас?

– Я отвез её к своим родителям, на побережье.

– А вы не пробовали спрашивать об этом свою бывшую жену?

– Естественно! Но она сказала мне, и довольно грубо, что я просто плохой отец, никогда не знал своей дочки, и никогда не знал её тайных фантазий. Потом она сказала, что все свои оргазмы со мной в постели она только изображала! А я в ответ заявил, что свою дочь она больше не увидит!

– И как она это отреагировала?

– Как-то туманно: 'Это мы ещё посмотрим! Ты даже не знаешь, кто за мною стоит!'. Тут я не выдержал и бросил трубку!

Бригита вопросительно посмотрела на Андерса:

– Ты оформил его заявление?

Тот ответил, довольно обиженно:

– А как ты думаешь?

Она вдруг улыбнулась:

– Ты бы не был Андерсом, если бы хоть раз на шаг отступил от инструкции! Доставай ещё один бланк, оформляй передачу: я забираю это дело к себе!

* * * * *

У Бригиты забот хватало и без этого дела: она постоянно должна была следить, чтобы на её территории все правила и формальности соблюдались неукоснительно, как 'жрицами' или 'жрецами' любви, так и их клиентами.

Проституция в стране существовала вполне официально.

Работницы 'горизонтальной профессии' имели свой профсоюз, исправно платили налоги и регулярно проходили медицинское обследование.

'Полиции нравов' приходилось вылавливать в основном нелегальные притоны, где работали беженцы из далёких южных стран и государств Восточной Европы.

Именно по таким заведениям и шлялись любители 'экзотики', а все остальные, как мужчины, так и женщины, могли снять сексуальное напряжение вполне законно, и за достаточно приемлемую цену.

По закону ни одна из проституток не могла приступать к работе без предварительного медицинского обследования.

Дата её рождения проверялась не только по предоставленным ею документами, но и по различным базам данных: 'Интерпола', национальным регистрам и по другим источникам.

Теоретически ни одна кандидатка не могла приступить к выбранной работе даже за час до наступления совершеннолетия.

Но в отношении простых 'любителей' этого дела в законодательстве существовали явные прорехи: помимо чёткого определения, чем отличается 'возраст согласия на акт' от 'возраста согласия на брак', не было прописано отличия 'подарка' от 'гонорара'.

Вдобавок, недавно 'возраст согласия' снизили с 16 лет до 14-и, и иногда получалось так: с девочкой пятнадцати лет от роду мужчина мог жить, даже не спрашивая согласия её родителей, но не мог оформить с ней брак и дарить ей подарки.

Всё это давало почву для различных злоупотреблений и толкований.

Встречались среди проституток и замужние дамы, а возрастная граница определялась только снизу: некоторые продолжали оказывать свои услуги и после достижения пятидесяти лет, и у таких тоже был свой контингент.

Сложнее всего было с 'индивидуалками': именно они чаще всего норовили нарушать законы.

Содержатели же борделей, напротив, отличались законопослушностью: они исправно платили государству налоги и добросовестно выплачивали персоналу зарплату, а всю рекламу размещали таким образм, что озабоченные подростки ника не могли увидеть её с улицы.

Приходилось ей присматривать и за порностудиями.

Их хозяева понимали, что рисковать своими лицензиями им совершенно не стоит.

Все прибываюшие в страну таиландки, малайзийки и филиппинки должны были подчиняться общим требованиям, а они никак не могли свыкнуться с ними.

В их странах не существовало возрастных ограничений на секс, и достижение ими восемнадцатилетия там чаще означало не начало подобной карьеры, а скорее, её закат.

И им не совсем было ясно: почему в этой стране иметь секс можно с четырнадцати, а фотографироваться, сниматься и получать за это деньги – только с восемнадцати ?

Легализация проституции объяснялась просто: эту деятельность никогда и никому не удавалось искоренить.

И намного лучше держать всё это дело под контролем, собирать с них налоги и не допускать в этой деятельности 'беспредела'.

Да и порнографию в стране легализовали из-за стремительного падения рождаемости.

Холодные северяне в погоне за материальным благополучием заводили детей всё реже и реже, и даже к самому сексу охладевали.

Подобными картинками и лентами руководители пытались хоть как-то подогреть интерес коренной нации к этой стороне жизни

Они пытались обогатить генофонд нации и притоком 'новой крови'.

Но этот эксперимент довольно часто давал сбои: вместо полнокровных молодых самцов и самок, готовых немедленно приступить к работе, приезжали почтенные отцы семейства с кучей малолетних детей, а иногда и с несколькими жёнами.

Никто из них работать не мог, да и не хотел, и эти шумные ватаги жили за счёт местных налогоплательщиков.

* * * * *

Когда-то страна была вполне пуританской, а теперь её граждане ударились в другую крайность.

Большинство пар просто жили вместе, а некоторые были даже не парами, а тройками

Были даже целые сообщества, называющие себя 'свингерами'.

Провозглашённая 'политкорректность' требовала от всех остальных не просто 'уважать' их права, а чуть ли не объявлять таких 'национальными героями'.

Бригита всегда относилась к таким терпимо, но со временем заметила: потихонечку эти 'маргиналы' начинали наглеть.

Они устраивали бурные шествия по улицам, не обращая внимания на присутствие там детей.

Потом они стали требовать регистрировать однополые браки официально.

Даже в садиках воспитателей заставляли читать детям сказки не о любви принцессы и принца, а о любви одного принца к другому!

Казалось, должен был оставаться хотя бы один бастион морали: церковь!

Но и её иерархи молчали, а средства массовой информации регулярно сообщали то об одном развратном церковнике, то о другом.

И всё чаще их жертвами становились дети допубертационного возраста.

Бригиту от этого просто воротило, но она покорно исполняла все директивы вышестоящего начальства.

Если рядовой сомневается в мудрости своего военачальника – тогда что это за армия?

С такими мыслями Бригита поехала опрашивать дочку Мода, сев в его машину.

По пути они заехали к детскому психологу, который уже не первый раз помогал Бригите в подобных делах.