Текст книги "Клад острова Морица"

Автор книги: Михаил Васин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Современная наука и техника в состоянии не только не допустить дальнейшего увеличения загрязнения среды, но и существенно сократить его, даже прекратить вовсе, – это мнение крупнейшего нашего специалиста по борьбе с самыми трудноуловимыми промышленными дымами, туманами и пылью академика Игоря Васильевича Петрянова.

Недавно мне пришлось слышать – жаловался художник. Взялся он писать картину. Все шло хорошо. Во весь холст – современный завод, выразительная архитектура корпусов. Чувствуется размах, мощь. Одна беда: статично все очень. Не ощущается трудового напряжения, ритма. Присмотрелся – и понял, в чем дело: из труб еле сочится дымок. И завод кажется замершим. Пришлось ему «позаимствовать» колоритные облака дыма на другом предприятии. Полотно сразу ожило.

Но когда картина была почти готова, работники завода вдруг напустились на художника:

– Ты что же это такое нарисовал?! Ты хоть раз такую копоть у нас видел? Это не картина – клевета!

Сколько ни говорил им автор о выразительных средствах, о домысле и обобщениях, те твердили свое:

– Мы вон какую газоочистку построили, сколько денег в нее вложили, а ты нас ославить хочешь. Да мы жаловаться на тебя будем.

Обиделся художник и свою картину, кажется, так и не закончил…

Зря, конечно, обиделся. Понять работников завода можно. В СССР не первый год действуют предельные нормы содержания вредных веществ в атмосфере. Они самые жесткие в мире, и за их соблюдением следят санитарные органы, комиссии и комитеты местных Советов, общественные контролеры. В крупных городах страны наблюдения за состоянием воздуха ведут еще и автоматические газоанализаторы, созданные Главной геофизической обсерваторией. На улицах и площадях одного только Ленинграда действуют тридцать таких автоматов. Сейчас разрабатывается централизованная система получения информации о загрязненности воздуха.

Построить газоочистную установку – нелегкая задача для предприятия: требуются большие усилия и затраты. Часто это – сложное сооружение, достигающее внушительных размеров. Например, камера современного мощного электрофильтра имеет до 20 метров в ширину, 25 – в длину и 40 метров в высоту. Стоимость такого устройства, естественно, немалая.

Однако спрос на подобные установки возрастает с каждым годом. Скажем, за последнее время ленинградский филиал института по проектированию газоочистных установок («Гипрогазоочистка») в полтора раза увеличил выпуск проектов. Триста специалистов филиала выдают сейчас на-гора сто пятьдесят проектов ежегодно. А заказов в два-три раза больше.

Рост популярности газоочистных установок объясняется, безусловно, не только тем, что партийные и государственные органы все строже спрашивают с нерадивых. В этой тяге к скрубберам, циклонам, электрофильтрам, газоуловителям, тканевым фильтрам и так далее есть и сугубо производственные, «меркантильные» интересы: очистные сооружения задерживают много ценных продуктов. Например, пыль, собранная установками комбината «Апатит», сразу упаковывается и отправляется потребителю. Ибо пыль эта – высококачественное сырье для получения удобрений.

По данным специалистов, многие газоочистные установки окупаются в течение полугода – двух лет, а на некоторых предприятиях (особенно цветной металлургии) и того быстрее.

Газоочистка привлекает к себе внимание производственников и выгодами иного рода. На Качканарском горнообогатительном комбинате пущено новое производство – окомкования и обжига концентрата железной руды. Сотрудники ленинградского филиала института «Гипрогазоочистка» впервые в подобных условиях предложили применить электрофильтры и циклоны. В результате удалось горячий воздух использовать повторно, а в остывшем (его выбрасывают в трубу) довести количество пыли до установленной нормы. Защита атмосферы – главная цель, и достижение ее – большой успех. Но одновременно комбинат получил немаловажный побочный результат. Газоочистка обеспечила бесперебойную работу дорогостоящих машин, отсасывающих воздух: пылевой поток способен был бы вывести их из строя за несколько дней.

И все же во всех этих случаях вредные вещества – пусть и в меньших количествах – продолжают лететь в трубу. При нерадивости обслуживающего персонала, перебоях в работе газоочистных устройств масштабы выбросов могут резко возрастать. Поэтому ученые, гигиенисты, врачи мечтают о создании беструбных производств с замкнутыми технологическими циклами. В них воздух (или вода) многократно используется и никогда не выбрасывается наружу, а все отходы утилизируются, идут в дело. Для таких заводов трубы не нужны, выбросы вредных газов и пыли принципиально невозможны.

В городе Асбесте введено в строй крупнейшее предприятие по производству асбестового волокна – асбофабрика № 6. Ленинградцы вместе с проектировщиками из свердловского института «Уралмеханобр» создали при корпусе обогащения самую мощную в мире воздухоочистительную систему. Около девяти миллионов кубометров воздуха в час «перерабатывает» эта установка! В ее ста тысячах рукавных фильтрах задерживается ежечасно до ста тонн вредной асбестовой пыли. Вышедшая из установки воздушная река несет в себе механических примесей в пятнадцать – двадцать раз меньше, чем допускается нормами воздухоснабжения метрополитена, и в пять раз меньше, чем в деревенском воздухе. Понятно, что воздух такой чистоты можно направить назад, в производственный корпус. Загрязнившись, он опять попадает на очистку и снова возвращается в цех. Итак, создан замкнутый производственный воздушный цикл.

А как же труба? Ее просто нет. Памяти ее и посвящены эти строки.

Уже несколько лет надежно и с высокими показателями работает на асбофабрике № 6 первое в этой отрасли промышленности беструбное производство. В сравнении с другими вариантами очистки эта система оказалась весьма экономичной: она позволяет сберегать ежегодно около миллиона рублей.

Мечта гигиенистов, ученых начала облекаться в плоть. В стране все больше строится беструбных производств. Так что за этим «некрологом» заводской трубе, видимо, скоро последуют и другие. Наступает время, когда наличие дымовых и выхлопных труб станет показателем технической отсталости предприятия, города, индустриального района.

Реки вздохнут свободней

Когда, настороженно оглядываясь по сторонам – не затаился ли где саблезубый тигр, коренастая, косматая дама выбралась из пещеры с ворохом шкур и побрела к реке, чтобы впервые в истории человеческих племен потереть песком и прополоскать в воде свои мохнатые одежды, началась эра санитарии и гигиены, а может быть, и эра всей нашей цивилизации. С тех пор, следя за чистотой и здоровьем, заботясь о товарном виде готовых изделий, вырабатывая металлы, бумагу и пластмассы, пуская в ход машины и механизмы, мы постоянно пользуемся водой и, в конечном итоге, сливаем в реки и озера грязь, нечистоты, посторонние вещества, которые мешают нам жить и делать свое дело.

Привычка использовать природные водоемы в качестве сточной канавы так укоренилась за многие века, стала столь естественной, что, когда появились первые сведения о гибели рыбы, об опасности пользоваться озерной и речной водой для питьевых целей, это произвело несколько ошеломляющее впечатление. В самом деле, как же так? Всегда лили в реку и всегда пили из нее, а теперь нельзя?

Этому трудно было поверить. И не хотелось верить. А многим владельцам промышленных предприятий Запада было просто невыгодно верить: если не сливать сточные воды в реку – по миру пойдешь.

И предостережения ученых были поставлены под сомнение, от них постарались отмахнуться – забыть, не слышать, не думать.

Итоги таковы. Во многих реках курортной Швейцарии, загрязненных промышленными и бытовыми стоками, купаться запрещено – это опасно для здоровья и жизни. Женевское озеро умирает. Красавец Рейн, который поит 20 миллионов человек, стал самой грязной рекой Западной Европы: ежегодно в его воды сбрасывается 24 миллиона тонн отходов промышленного производства. Дунай в пределах Австрии время от времени, не справившись с ядовитыми стоками, превращается в биологически мертвый водоем. В Англии сильно загрязнены почти все реки, и 90 процентов населения пользуется водой сомнительного качества. На реке Потомак, у Вашингтона, запрещено кататься на водных лыжах: в брызгах слишком много болезнетворных бактерий. В воде, взятой из Миссисипи ниже города Сент-Луиса, даже при разбавлении ее в десять раз, рыба погибает в течение минуты, а при разбавлении в 100 раз – через сутки. На берегах этой великой реки установлены щиты, запрещающие не только купаться, но и устраивать поблизости пикники – во избежание распространения тифа, гепатита, желудочных и кишечных расстройств и заболевания крови.

В последние годы некоторые капиталистические страны стали предпринимать попытки остановить процесс отравления среды. Расходы, например, Соединенных Штатов на эти цели перевалили за три миллиарда долларов в год. Однако добиться заметных перемен весьма трудно. Даже при наличии хороших очистных сооружений промышленные предприятия все равно сбрасывают в водоемы вещества, вызывающие бурное размножение водорослей, что в конце концов неминуемо приводит к изъятию из воды кислорода, гибели рыбы, отравлению рек и озер разлагающейся органикой.

В Советском Союзе ситуация не столь тревожна: мы раньше других обеспокоились происходящим. Партийная линия на сохранение и умножение природных богатств страны обеспечила принятие целого ряда государственных законодательных актов в защиту водных бассейнов. В борьбу за чистоту рек и озер включились местные Советы и общественные организации. Да и вообще задача у нас легче. Нам надо призывать к порядку лишь производственных и технологических нерях, нерадивых хозяйственников, причиняющих ущерб народу и государству, а не собственников предприятий, для которых борьба за чистоту стоков – это враждебный акт против них, это потеря прибылей и, следовательно, потеря всякого смысла продолжать вести производство.

Обнадеживающих фактов, характеризующих перемены в состоянии водоемов нашей страны, много. Чтоб не вдаваться в подробности, приведу лишь две цифры. Несмотря на быстрый рост промышленности, а следовательно, и количества отходов, доля очищаемых сточных вод за последние семь лет увеличилась с 43 до 65 процентов.

И все же оснований для полного благодушества нет. Во-первых, 35 процентов стоков у нас все-таки очистке не подвергается. Во-вторых, реки, как и промышленность и население, распределены в Советском Союзе неравномерно. В европейской части страны сосредоточено около 80 процентов населения и около 80 процентов всего производства, рек же сравнительно немного – на каждого жителя приходится около трех тысяч кубических метров речного стока в год, что значительно меньше, чем в США, Китае и многих других странах. Ясно, что рекам европейской части, исполняющим роль канализационных каналов, трудно справляться с высокой нагрузкой. В-третьих, даже хорошо очищенные стоки приводят к серьезным сдвигам в водной среде. И наконец, в-четвертых, наша быстро развивающаяся промышленность, все более усложняющееся производство сами нуждаются в чистых реках, сплошь и рядом не могут потреблять загрязненную – промышленностью же! – воду.

Ф. Энгельс заметил: «Первая потребность паровой машины и главная потребность почти всех отраслей крупной промышленности – это наличие сравнительно чистой воды». Сегодня значение чистой (а иногда и особо чистой!) воды для индустрии резко возросло, а возможность найти ее в природе многократно сократилась. Особенно тягостно это обстоятельство для химических предприятий, которые, нуждаясь порой в очень чистой воде, вносят весьма заметный «вклад» в промышленное загрязнение водоемов. Можно проследить некоторую общую парадоксальную закономерность: чем интенсивнее какое-либо предприятие губит реки и озера, тем больше само нуждается в воде. Это относится и к текстильной, и к металлургической, и к нефтеперерабатывающей, и к целлюлозно-бумажной промышленности, и к ответвлению последней – гидролизно-дрожжевому производству.

Крупнейшие специалисты видят выход не столько в наращивании мощностей очистных сооружений, сколько в переходе к бессточным производствам, в использовании замкнутых водных циклов. Но чтобы идти по этому пути, надо перестраивать технологию. Решить эту задачу легче всего (и зачастую без заметного увеличения затрат) на стадии проектирования новых фабрик, заводов и комбинатов. Одним из наиболее ярких примеров именно такого подхода к важнейшей проблеме современности является работа, выполненная специалистами Всесоюзного научно-производственного и проектно-конструкторского объединения «Микробиопром».

Мы уже говорили о том, что в нашей стране взят курс на строительство крупных заводов для производства кормовых дрожжей. Если еще недавно завод мощностью 14 тысяч тонн дрожжей считался гигантом (и действительно более мощных заводов в мире не было), то в сравнении с новыми заводами он кажется карликом.

Такой прыжок в мощностях поставил множество трудностей и проблем. И одной из самых сложных была проблема воды. Это чудо микромира – древние мудрые дрожжи, на скудной пище быстро синтезирующие большое количество ценных веществ, оказались такими «водохлебами», что грозили растранжирить все наши водные ресурсы.

Дело в следующем. Некоторые из новых гидролизно-дрожжевых заводов должны выпускать в год по 100 тысяч тонн дрожжей. Такой завод будет ежегодно перерабатывать 1 300 000 кубометров древесины. Это означает, если учитывать практику и нормы старой технологии, что предприятие должно потреблять около 20 тысяч кубометров чистой воды в час и сбрасывать в канализацию огромное количество органических отходов. Утолить жажду подобного производства в условиях растущего водного дефицита вовсе не просто. А куда девать отходы? Конечно, можно было применить традиционную очистку стоков. Но, во-первых, очистные сооружения стоили бы дороже основного производства. А во-вторых, и после очистки в сточных водах еще оставалось бы около 5 процентов вредных веществ. При гигантских масштабах производства этого вполне достаточно, чтобы отравить реку средней величины, даже если не принимать в расчет те «безвредные» вещества, которые вызовут бурное размножение водорослей.

Ясно было, что применять старую технологию при современной, резко возросшей требовательности к предприятиям, загрязняющим водоемы, почву и воздушный бассейн, стало невозможно. Поэтому специалисты попытались многократно использовать воду, циркулирующую в установках.

Исследования ученых, многочисленные эксперименты показали, что такой подход вполне реален. Сотрудники института «Гипробиосинтез», ВНИИ гидролиза растительных материалов и харьковского НИИхиммаша создали новую технологию утилизации отходов и оригинальную установку, с успехом выдержавшую испытания на опытном стенде Ленинградского гидролизного завода. Теперь последрожжевая бражка – основной отход производства – идет для приготовления известкового молока, раствора питательных солей, в котором выращивают дрожжи, и для других целей.

Схема рационального внутреннего водооборота сразу же дала ощутимый результат. Потребность предприятия в свежей воде сократилась более чем в десять раз. Появилась возможность сооружать дрожжевые заводы там, где есть древесное сырье, но ограничены водные ресурсы.

Однако включить в замкнутый цикл все количество последрожжевой бражки на первом этапе работы не удалось: 55 процентов ее оставалось неиспользованной. А что такое эти 55 процентов? Это почти столько же органики, сколько ее содержится в канализационных стоках крупного города.

Выход был один: остатки бражки упаривать. Специалисты разработали проект экономичной станции, способной превращать в пар 125 тонн воды в час. Такие установки полностью обеспечивают работу дрожжевого завода. Пар при этом используется при производстве фурфурола – ценного продукта, а сконденсированная вода снова направляется в технологические установки.

А что делать с сухим остатком, образующимся при упаривании? Сначала предполагалось его сжигать. Началось даже конструирование специальных топок. Но это решение вызвало много возражений. С одной стороны, в сухом остатке много ценных азотистых и фосфорных соединений, а с другой, – сжигая эти вещества, предприятие будет загрязнять атмосферу.

Решить проблему помогли ученые Астраханского научно-исследовательского института сельского хозяйства. Они доказали, что сухой остаток может быть с успехом использован в качестве удобрения.

До сих пор очистка стоков была операцией, призванной лишь ликвидировать вредные для природы последствия производства, этакой внетехнологической надстройкой, в бесперебойной работе которой само предприятие, как правило, не было заинтересовано. Теперь же очистка становится одним из обязательных технологических процессов, совершенно необходимых для выпуска основной продукции.

Новые специализированные дрожжевые гиганты работают практически без отходов. Почти все материалы, поступающие на предприятие, идут в дело, становятся полезным продуктом. Отказ от сложных и дорогостоящих очистных сооружений позволит снизить стоимость строительства новых заводов на сотни тысяч рублей. А ведь к этому надо добавить выигрыш от того, что природе не наносится ущерб.

Нефть в океане

«Земля – корабль», – сказал поэт. «Космический корабль», – уточняет Тур Хейердал и пишет в своей книге «Уязвимое море»: «Жизненный цикл, экосистема космического корабля „Земля“ являет собой максимальное приближение к вершине изобретательской деятельности – вечному двигателю». Но, говорит далее известный путешественник, «космический корабль без выхлопной трубы. Мы начинаем понимать: нет такой высокой трубы, которая извергала бы зачумленный нами воздух в космос, нет такой канализации, которая вынесла бы наши отбросы за пределы Мирового океана».

Все остается на Земле. Чистоту и, следовательно, жизнь на этом космическом корабле в его долгом путешествии во Вселенной поддерживает гигантский встроенный фильтр – океан, миллионы лет поглощающий и перерабатывающий всевозможные загрязнения и отходы.

Сейчас, похоже, фильтр стал забиваться. А может, не хватает «проектной мощности»? Так или иначе, но он не справляется со своими обязанностями. Хейердал рассказывает, что в 1947 году, когда плот «Кон-Тики» за 101 сутки прошел около восьми тысяч километров в Тихом океане, экипаж на всем пути не видел никаких следов человеческой деятельности. Воды были чисты и прозрачны. В 1969 году папирусная лодка «Ра», пересекая Атлантический океан, целыми днями дрейфовала среди пластиковых сосудов, изделий из нейлона, пустых бутылок и консервных банок. Но особенно бросался в глаза мазут. Годом позже «Ра-2», следуя примерно тем же маршрутом, из 57 дней плавания 43 дня находилась в загрязненных мазутом и нефтью участках океана.

Что происходит? Откуда в океане нефть, да еще в таком количестве?

Черные масляные потоки растекаются на многие мили по морской поверхности после гибели танкеров, при промывке их резервуаров, во время аварий на морских и прибрежных нефтепромыслах, при неполадках в работе нефтеперекачивающего оборудования, сбросе из машинных отделений кораблей трюмной воды.

Проблема эта не нова. Утверждают, что еще два с половиной тысячелетия назад древнегреческий историк Геродот упоминал о нефтяных загрязнениях. Начиная с 1754 года известны сообщения об утечке жидкого черного груза с деревянных нефтяных барок в Каспийском море. В связи с угрозой чистоте Волги русские ученые в конце прошлого века стали проводить эксперименты, чтобы выяснить влияние нефти на рыб. В 1922 году Англия, а затем и США приняли законы, запрещающие сливать нефть в прибрежных водах.

В послевоенное время разрабатываются методы спасения груза при авариях танкеров, ликвидации нефтяных пятен на водной поверхности, очистки берегов. В ряде портов СССР действуют станции и устройства, извлекающие «черное золото» из промывочных и трюмных вод, работают нефтеловушки и специальные суда, предназначенные для очистки акваторий.

И все-таки в моря и океаны продолжает попадать, по подсчетам одних специалистов, до десяти, а по мнению других, до пятнадцати миллионов тонн нефти в год. Этого достаточно, чтобы покрыть сплошной пленкой Атлантический и Ледовитый океаны. Но надо еще добавить, что значительная часть (до 1–2 процентов) горючего, используемого двигателями кораблей, автомобилей, тракторов и т. д., полностью не сгорает и в виде разнообразных углеводородов выбрасывается в атмосферу. Оттуда эти вещества вымываются дождями и либо сразу попадают в Мировой океан, либо, оказавшись на суше, отправляются в путешествие по ручьям и рекам и в конце концов все-таки выносятся в моря. Таким образом, общее количество нефтепродуктов, поступающих в водный бассейн Земли, видимо, исчисляется десятками миллионов тонн. (Для сравнения: в 1938 году все страны Западной Европы потребляли 36 миллионов тонн нефти.)

Добыча нефти, в том числе и из морских месторождений, быстро увеличивается и, по данным ООН, за десятилетие 1970–1980 годов почти удвоится, достигнув четырех миллиардов тонн. Несомненно возрастет и загрязнение водных пространств Земли. Как утверждают ученые, нефтепродукты станут грозным фактором, влияющим на жизнь Мирового океана – этого грандиозного, но очень тонко налаженного «производства», которое ежедневно поставляет в атмосферу основную часть кислорода, вырабатываемого на нашей планете, выращивает в три-четыре раза больше зеленой продукции, чем произрастает ее на всех материках, выкармливает огромное количество рыб и других морских животных. Мы пока берем лишь один процент имеющегося в морской кладовой мяса, или одну сотую долю процента живого вещества, создаваемого здесь. Но и это составляет четверть всей той белковой продукции животного происхождения, которую человечество сегодня потребляет.

В чем проявляется влияние нефти на морских обитателей? Сведения об этом, накопленные мировой наукой, разноречивы. Одни исследователи утверждают, например, что нефть, попавшая на оперение уток, гагар, нарушает их теплоизоляцию, ухудшает плавучесть, делает невозможным полет и приводит их к гибели – прежде всего от холода. Достаточно, чтобы на груди птицы появилось жирное пятно диаметром 2–3 сантиметра, – выжить она не сможет. Но по другим сообщениям, почти половина прибрежных уток, убитых охотниками на северо-востоке США, имеет следы нефтяного загрязнения и испорченное оперение, однако по всем признакам эти утки были вполне жизнеспособны.

Есть сведения о том, что нефть является сильным ядом для рыб, и от нее быстро погибают даже караси. Вместе с тем опубликованы данные эксперимента, при котором в мазут погружали форель, любительницу звонкой родниковой воды. После купания в густой жиже ее переносили в чистый водоем, где уже через минуту и она сама, и ее жабры полностью очищались. Никакого вредного действия «мазутной ванны» обнаружить не удалось. Это объясняют тем, что тело рыб, жаберные и ротовые полости покрыты слизью, отталкивающей нефтепродукты. Можно указать и на такой известный факт: нередко рыбы так долго игнорируют присутствие в воде нефти, что мясо их становится несъедобным, оно приобретает стойкий керосиновый запах.

Ученые многих стран установили, что в организмах ряда морских обитателей накапливаются вредные углеводороды, содержащиеся в нефти и ее продуктах. Среди них и канцерогенный, вызывающий рак, бенз(а)пирен. Экстракт подобного вещества, полученный из морских желудей и вспрыснутый мышам, вызвал образование подкожных сарком. Но, с другой стороны, обязательно ли источником углеводородов являются нефтепродукты? Установлено, скажем, что жир морских обитателей после их гибели может превращаться в углеводороды, а затем, по-видимому, он накапливается в теле тех животных, которые питаются этими остатками.

Подобные «разночтения» в науке о влиянии нефти на обитателей вод свидетельствуют не только о том, как сложны и мало изучены проблемы, с которыми столкнулось сейчас человечество, но и о том, что локальные, разрозненные наблюдения и исследования, проводившиеся до недавнего времени, не могут гарантировать надежность выводов.

Сегодня положение меняется. Ученые мира выполняют больше комплексных работ, круг изучаемых проблем расширяется. Укрепляется сотрудничество между научными учреждениями разных стран. Развиваются исследования и в Советском Союзе. Эксперименты над обитателями морей в условиях нефтяного загрязнения и наблюдения в природных условиях ведут специалисты Москвы и Новороссийска, Ленинграда и Мурманска, Украины, Грузии, Азербайджана, Дальнего Востока. Результаты этих работ позволяют лучше понимать порой противоречивые явления в жизни Мирового океана и делать правильные, важные для практики выводы. Скажем, современные расчеты убеждают: нефть поставляет в моря гораздо больше канцерогенов, чем их может образоваться там естественным путем. Следовательно, снять с нее вину никак нельзя.

Или вот проблема планктона – мелких растительных и животных организмов, обитающих в поверхностных слоях моря: они, используя солнечные лучи, вырабатывают главную массу кислорода и органических веществ, ими кормится множество мельчайших животных, которых затем поедают более крупные, а тех – рыбы. Возникает вопрос: не нанесет ли расширяющаяся зона загрязнения вред планктону? Это может сказаться на всей продуктивности моря.

В научной литературе бывали сообщения о том, что даже после катастрофических разливов нефти уловы планктона были обильны. И в связи с этим делался вывод: на планктон загрязнение почти не оказывает влияния. Более того, было замечено, что едва нефть попадает в воду, как микроскопические жители моря – нефтеокисляющие бактерии и простейшие – окружают жирные капельки и принимаются за трапезу. В результате под действием микроорганизмов морской воды, воздуха, солнца нефть через некоторое время исчезает. Происходит самоочищение моря.

– Оптимистичная картина, не правда ли? – невесело усмехается О. Г. Миронов, севастопольский ученый, доктор биологических наук, руководитель отдела морской санитарной гидробиологии Института биологии южных морей. – Исследования нашего института и других научных учреждений подтверждают, что в подобных сведениях всё – правда. Однако не вся правда.

Взять хотя бы самоочищение. Да, оно действительно происходит. Однако интенсивность этого процесса зависит от многих факторов. В частности, морские бактерии хорошо «работают» лишь в теплую пору года. Стоит температуре воды упасть ниже 5—10 градусов, как процесс бактериального разложения нефти почти прекращается. Море уже не в состоянии переработать нефть, она накапливается и приводит к хроническому загрязнению акватории. Особенно это заметно в северных морях, где разлитые нефтяные продукты могут сохраняться десятилетиями.

Впрочем, и при интенсивных процессах самоочищения нефть приносит морю немало бед. Скажем, на ее окисление расходуется много кислорода (для окисления одного литра нефти требуется столько кислорода, сколько его содержится в 400 000 литров воды), нехватка которого губительно сказывается на жизнедеятельности водных обитателей.

Но и в самых благоприятных условиях микроорганизмы не успевают, как правило, расправиться с масляными пятнами на воде. Часть нефти волны выбрасывают на берег, часть ее оседает на дне. Главное же, что некоторые компоненты нефти растворяются в воде, а этот раствор и содержит ядовитые для жителей моря вещества.

Что касается влияния загрязнений на планктон, то данные новейших исследований таковы. Большинство видов микроскопических водорослей, взятых из разных акваторий, находятся в угнетенном состоянии или погибают при концентрации нефти, которая сегодня встречается во многих гаванях и закрытых участках моря. Попадая же в сильно загрязненную воду, планктон отравляется за несколько часов и даже минут. Однако обнаружены и такие виды водорослей, которые «не обращают внимания» на нефтепродукты в течение многих дней. А один вид в загрязненной воде размножался… в десятки раз интенсивнее, чем в чистой. Но ведь выжившие организмы не могут заменить погибших в кормовых цепях моря! Это непоправимый ущерб.

Лабораторные опыты с зоопланктоном – веслоногими рачками и другими мелкими организмами, которые служат пищей для рыб, – показали, что все они в состоянии долго жить в воде, отравленной нефтепродуктами. Еще более устойчивы рыбы и обитатели дна – ракообразные, моллюски. Чтобы они погибли, нужны более высокие уровни загрязнения, чем те, которые обычны сейчас в морях. Правда, большого оптимизма это не вселяет, так как их личинки весьма чувствительны к нефти.

Еще одна очень важная проблема: каковы отдаленные последствия длительного пребывания обитателей моря в слабых концентрациях нефти? Пока вопрос остается открытым – для получения подобной информации, например, о белуге, необходимо вести наблюдения 250–300 лет, осетра – 150–200 лет, сазана – 50–70 лет. Впрочем, эту трудность можно в определенной мере преодолеть, если проследить, что происходит при медленном отравлении морских обитателей в различных их органах и тканях.

Именно подобные исследования проводятся уже несколько лет в Батуми, в Грузинском отделении Всесоюзного научного института рыбного хозяйства и океанологии.

В лаборатории водной токсикологии в десятках аквариумов, вода в которых приправлена нефтью, неделями и месяцами томятся черноморские рыбы, моллюски мидии, креветки. А потом они отправляются на «операционный стол». И обнаруживается неожиданное. Оказывается, даже сравнительно небольшие концентрации загрязнений (0,1–0,05 миллиграмма нефти на литр воды), которые, как считалось, не причиняют вреда рыбам, на самом деле вызывают изменение состава их крови. При длительном воздействии начинается перерождение печени.

Мидии, испокон веку фильтрующие воду морей и извлекающие из нее самые разнообразные отходы биологического «производства», казалось бы, равнодушны к нефтяной органике. Это подтверждали многочисленные наблюдения. Но стоило заглянуть внутрь организма этого моллюска, и выяснилось: после месячного пребывания в контакте с нефтью (концентрация – 0,5 миллиграмма на литр) у мидий, как и у рыб и креветок, происходят существенные нарушения углеводного обмена.

В особо бедственном положении оказываются развивающиеся организмы. Помещая оплодотворенную икру рыб в воду с весьма незначительной концентрацией нефтепродуктов (0,08—0,04 миллиграмма на литр), экспериментаторы фиксировали существенное учащение сердечных сокращений у зародыша. Вскоре часть икры погибала. А многие из личинок, все-таки вышедших из икры, оказывались уродами: у одних тело было резко изогнуто и не могло распрямиться, у других оно было закручено спиралью, порой в несколько оборотов. Но и тех мальков, которые выглядели здоровыми, ожидала печальная участь: всплывая после выклева, чтобы вдохнуть воздух, они наталкивались на поверхностную нефтяную пленку и, как правило, не выживали.