Текст книги "Око за око"

Автор книги: Михаил Учайкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)

– Вот так, хорошо, – уже в который раз весело сказала повитуха Хо Ма. – Скоро появится ребеночек. И ты будешь счастлива.

И это она тоже уже говорила, что доказывало, как плохо она знает Лю Хань.

В лагере имелось несколько повитух. Лю Хань видела знаки с красными кисточками, установленные перед их хижинами. И хотя она не умела читать, она понимала, что означают надписи на них: «легкая тележка и быстрая лошадь» на одной стороне, «опытная бабушка» – на другой. На доме повитухи в их разрушенной японцами деревне красовался такой же знак.

– Самка Хо Ма, отойди, пожалуйста, в сторону, чтобы камера могла заснять то, что нам необходимо знать.

Повитуха заворчала, но отодвинулась. Маленькие чешуйчатые дьяволы выдали ей огромную сумму серебром и кучу продуктов, а еще – хвасталась она Лю Хань – табак, который они добыли неизвестно где. Им пришлось ей хорошенько заплатить, чтобы она не обращала внимания на яркий свет, который они зажгли в хижине Лю Хань, их собственное присутствие и наличие камеры. Кроме того, они настояли на том, чтобы, против всех приличий и обычаев, Лю Хань во время родов оставалась обнаженной – иначе камеры не смогли бы заснять интересующий их процесс.

К деньгам, уплаченным чешуйчатыми дьяволами, Лю Хань прибавила несколько оккупационных долларов из собственного кармана, чтобы повитуха не болтала об унижении, которому она подверглась. Хо Ма сразу согласилась – за деньги повитуха готова на все что угодно. Впрочем, сдержит ли она свое обещание, это уже другой вопрос.

У Лю Хань начались новые схватки, и Хо Ма заглянула ей между ног.

– Я вижу головку ребенка, – сказала она. – Черные волосики… но ведь у папаши очень даже черные волосы, хоть он и приехал из-за границы, верно?

– Да, – устало прошептала Лю Хань.

То, что отцом ребенка был Бобби Фьоре, станет еще одной скандальной подробностью этих и без того необычных родов. Лю Хань опасалась, что ей не удастся умаслить Хо Ма, чтобы та держала рот на замке.

Но тут она перестала размышлять о том, что будет рассказывать Хо Ма своим товаркам, потому что начались новые схватки. Желание вытолкнуть ребенка стало невыносимым. Лю Хань задержала дыхание и натужилась, не удержалась и тоненько вскрикнула от усилия.

– Еще! – крикнула Хо Ма, когда Лю Хань остановилась, чтобы перевести дух: она чувствовала себя так, будто из нее выпустили весь воздух.

Впрочем, ее не пришлось долго уговаривать. Несколько коротких мгновений она пыталась отдышаться, собралась с силами, сделала глубокий вдох и снова натужилась. Давление стало таким невыносимым, словно несколько месяцев она страдала от жестокого запора.

– Еще! – повторила Хо Ма и протянула руку, чтобы помочь ребенку выйти наружу.

Несколько чешуйчатых дьяволов переместились поближе, чтобы заснять происходящее на свои проклятые камеры. Однако Лю Хань их не видела, ей было не до них.

– Так, держу головку, – сообщила повитуха. – Очень симпатичный ребеночек – если учесть, кто его отец. Носик совсем крошечный. Еще раз поднатужься… вот-вот, сейчас он весь выйдет.

Лю Хань послушно выполнила требование Хо Ма. Теперь, когда появилась головка, остальное не составляло особого труда. Через несколько мгновений повитуха сообщила:

– Девочка.

Лю Хань знала, что должна огорчиться, но она так устала, что ей было все равно.

Она еще несколько раз поднатужилась и родила послед, который напоминал кусок сырой печенки. Один из чешуйчатых дьяволов бросил камеру и выскочил из хижины.

Хо Ма завязала пуповину двумя шелковыми ниточками, обрезала ее ножницами. Затем повитуха несколько раз ущипнула ребенка за ступни, и он начал пищать, точно сердитый котенок. Хо Ма засунула кочергу в огонь и прижгла пуповину.

– Ты так сделала, чтобы убить маленьких невидимых демонов – не совсем правильное слово, но другого мне не подобрать, – которые вызывают болезнь? – спросил Томалсс.

– Таков обычай, – ответила повитуха, закатив глаза от возмущения тем, какие идиотские вопросы задают чешуйчатые дьяволы.

Она завернула послед в тряпку, чтобы унести его с собой и закопать в каком-нибудь уединенном месте.

Лю Хань давно перестала обращать внимание на глупые и возмутительные вопросы маленьких дьяволов.

– Дай мне ребенка, – попросила она.

Даже несколько слов дались ей с огромным трудом. Она помнила, как ужасно чувствовала себя после рождения сына, незадолго до того, как и малыша, и ее мужа убили японцы.

Хо Ма передала ей ребенка. Лю Хань приложила дочь к груди, малышка тут же нашла сосок и начала сосать. Лю Хань повернулась к Томалссу и сказала:

– Вы видели все, что хотели? Могу я снова одеться?

Маленький чешуйчатый дьявол ничего не ответил, по крайней мере прямо. Вместо этого он задал ей новый вопрос:

– Почему вы не очистите детеныша от отвратительной субстанции, которой он весь покрыт?

Лю Хань и Хо Ма переглянулись. Какие они все-таки глупые!

– Ребенок еще слишком маленький, – ответила повитуха. – Его нельзя купать. На третий день после появления на свет, когда он немного окрепнет, мы его вымоем.

Томалсс заговорил на языке Расы, обращаясь к одной из своих машин. Лю Хань уже ничему не удивлялась, она видела много разных приборов. Томалсс снова перешел на китайский:

– У меня имеется информация о том, что другие группы Больших Уродов так не поступают.

– А какое нам дело до обычаев иностранных дьяволов? – презрительно ответила Хо Ма.

Лю Хань только кивнула, соглашаясь с ней. Конечно же, лучше китайцев нет никого. Обняв ребенка одной рукой, она села, медленно и очень осторожно – ей казалось, что за полдня она постарела лет на пятьдесят, – и потянулась за рубашкой и брюками. Когда она поняла, что Томалсс возражать не будет, она положила дочь на кровать и оделась. Затем снова взяла малышку, приложила к плечу и хлопала по спинке, пока она не срыгнула воздух, который заглотила вместе с молоком.

Хо Ма налила ей чаю, дала вареное яйцо (если бы у нее родился сын, она получила бы пять), несколько штук круглого сахарного печенья из ароматизированного теста и пару маленьких губчатых печений в форме веера и граната с маленькими серебристыми точечками. Лю Хань мгновенно проглотила традиционное угощение, потому что ничего не ела и выпила только стакан горячей сладкой воды с сушеной креветкой – креветку съесть уже не успела – с тех самых пор, как начались схватки.

Один из чешуйчатых дьяволов с камерой в руках сказал, обращаясь к Томалссу:

– Недосягаемый господин, более отвратительного зрелища мне еще никогда в жизни видеть не приходилось.

– Я благодарю тебя за то, что ты не покинул свой пост, – ответил Томалсс. – Возможно, мы лишились важной информации, когда Двенч ушел из хижины. Он не выполнил свой долг перед Расой.

– Вы очень великодушны в своей похвале, недосягаемый господин, – ответил чешуйчатый дьявол. – Продолжим эксперимент?

Лю Хань прислушивалась к их шипению вполуха; она устала после родов и могла думать только о новорожденной дочери, а кроме того, не слишком хорошо понимала язык маленьких дьяволов. Однако слово «эксперимент» привлекло ее внимание, хотя она изо всех сил постаралась это скрыть. С того момента, как инопланетяне прилетели на Землю, Лю Хань стала частью их экспериментов. Они преследовали свои собственные цели и интересы, которые ни в коей мере не были ее целями и интересами.

– Нет, – ответил Томалсс. – Никакой срочности пока нет. Пусть китайцы продолжают исполнять свои традиционные обряды. Возможно, благодаря им ребенок получает дополнительные шансы выжить. Мне кажется, большое число тосевитов придерживается таких же взглядов, что и китайцы.

– Будет так, как вы пожелаете, недосягаемый господин, – проговорил другой чешуйчатый дьявол. – Лично меня удивляет, что Большие Уроды продолжают сохранять свою численность, даже увеличивают ее, несмотря на необычную систему воспроизводства. Снести яйцо гораздо проще и не настолько опасно для здоровья самки, чем кошмарная кровавая процедура, свидетелями которой мы только что стали.

– Тут я с тобой совершенно согласен, Мсефф, – сказал Томалсс. – Вот почему нам необходимо понять, каким образом и почему тосевитам удается увеличивать численность своего населения. Возможно, риск, которому подвергаются самки во время репродуктивного процесса, является причиной круглогодичной сексуальной активности. Мы занимаемся разработкой этой идеи.

Лю Хань перестала их слушать. Вряд ли сейчас они что-нибудь скажут про свой новый эксперимент. Хо Ма взяла тряпку с последом и вышла из хижины. А через некоторое время вышли Томалсс и другие чешуйчатые дьяволы, оставив Лю Хань в одиночестве.

Она положила спящую девочку в приготовленную заранее деревянную колыбель. Хо Ма оказалась совершенно права – малышка выглядела как самый обычный китайский ребенок, и Лю Хань обрадовалась. Если ей когда-нибудь удастся покинуть лагерь, она сможет вырастить дочь, как того требуют обычаи ее родной страны, и никто не станет задавать неприятных вопросов.

Если ей когда-нибудь удастся покинуть лагерь. Лю Хань печально рассмеялась. Разве у нее есть хоть малейшая надежда – с ребенком или без? Но тут все мысли улетучились из ее головы, и она зевнула. Лю Хань легла на приподнятую теплую платформу, стоящую в центре хижины, и мгновенно заснула. Через несколько минут ее разбудил детский плач. Лю Хань вспомнила, что ее маленький сын вел себя точно так же.

Следующие два дня прошли как в тумане. Хо Ма приходила с едой, чешуйчатые дьяволы – с камерами. На третий день повитуха принесла благовония, бумажные изображения богов, разные предметы из бумаги (для жертвоприношений) и таз, который собиралась наполнить водой, приправленной ароматной смесью растертой в порошок ветки рожкового дерева и листьев мяты.

Хо Ма обратилась с молитвой к богу кухни, богине оспы, богине друзей детства, богине грудного молока, шести младшим богам домашнего очага, богу небес, богу земли, богу и богине постели, сожгла подношения каждому из них. Затем она выставила перед их изображениями маленькие круглые пирожки.

– Недосягаемый господин, если все это необходимо, чтобы выжить, – сказал Мсефф Томалссу, – тогда я тухлое яйцо.

Томалсс открыл пасть.

Повитуха выкупала ребенка, посыпала квасцами разные части тела малышки. Затем положила девочку на спину и расставила кусочки имбиря вокруг почерневшей пуповины, а поверх аккуратно пристроила тлеющие шарики из листьев мяты. Еще один такой шарик поставила возле головы девочки. Несколько чешуйчатых дьяволов тоскливо зашипели, уловив запах тосевитского зелья. Томалсс не обратил на них внимания – возможно, не понял, в чем дело.

Вскоре появились другие ритуальные предметы: маленькая гиря, знаменующая большое будущее, замок, чтобы защитить ребенка от непристойного поведения, небольшая луковица, символизирующая мудрость, и расческа для волос. Лук повитуха забросит на крышу дома, чтобы определить пол следующего ребенка Лю Хань – в зависимости от того, как он упадет.

Хо Ма погасила горящие шарики мяты и зажгла бумажные изображения богов, которые, выполнив свой долг, должны покинуть сцену. Хижина наполнилась дымом. Закашлявшись, повитуха вышла наружу и бросила лук на крышу.

– Корень указывает на небо, – крикнула Хо Ма. – Твой следующий ребенок будет мальчиком.

Лю Хань забыла, что предсказал ей лук после рождения первого ребенка.

«Интересно, сколько предсказателей живут припеваючи, рассчитывая на то, что их неблагоприятные предсказания будут забыты?» – подумала Лю Хань.

Похоже, немало. Ведь никогда не знаешь, правду они сказали или нет, пока не наступит подходящий момент.

Как только Хо Ма покинула хижину, тут же, словно по команде, появилось несколько чешуйчатых дьяволов. В руках они держали не камеры, а оружие. Лю Хань испугалась, схватила ребенка и прижала к груди.

– Это тебе не поможет, – сказал Томалсс. – Мы переходим к следующему этапу нашего эксперимента. Мы, представители Расы, вырастим детеныша сами, без твоего участия. Мы хотим знать, сможет ли он научиться повиновению и чувству долга. – Он повернулся к самцам и приказал на своем языке: – Заберите детеныша.

Лю Хань визжала и отчаянно сопротивлялась, но не могла им помешать. Чешуйчатые дьяволы легко справились с ней. Перед угрозой оружия жители окрестных хижин, вышедшие посмотреть, что происходит, быстро отошли на безопасное расстояние. Даже крики ребенка, которого маленькие дьяволы держали в руках, не заставили мужчин победить свой страх.

Лю Хань лежала на полу своей хижины и стонала. Затем она медленно поднялась и, с трудом передвигая ноги, направилась сквозь толпу зевак на рынок. Люди смотрели ей вслед, что-то говорили, размахивали руками. Чешуйчатым дьяволам наверняка больше нет до нее дела. Только вот Лю Хань еще с ними не закончила.

* * *

В половине третьего утра Вячеслав Молотов отчаянно жалел, что он не дома в своей постели. Однако Сталин его мнения по этому поводу не спрашивал, он вызвал комиссара иностранных дел, зная, что тот прибудет немедленно. Сталин привык к тому, что все делалось так, как он требует. Если он поздно ложится спать, значит, остальные должны приспосабливаться к его режиму.

Охранник у двери вежливо поздоровался с Молотовым, и тот ответил ему коротким кивком. В обычной ситуации он просто проигнорировал бы такую мелкую рыбешку, но охранник, давнишний дружок Сталина, знал столько секретов, сколько и не снилось половине членов политбюро, – к тому же хозяин прислушивался к его мнению. Обижать такого человека опасно.

Сталин писал что-то за своим рабочим столом. Неожиданно Молотову пришла в голову мысль, что Сталин одержал над всеми верх только потому, что ему требовалось меньше сна, чем другим. Вне всякого сомнения, не единственная причина, но она сыграла решающую роль.

– Выпей чаю, Вячеслав Михайлович, – предложил Сталин и указал на самовар, стоящий в углу захламленной комнаты.

– Спасибо, Иосиф Виссарионович, – поблагодарил его Молотов.

Когда Сталин предлагает чай, лучше выполнить приказ, даже если вместо настоящего чая тебе предлагают какую-то мерзость – намного хуже, чем грубая махорка, которую сейчас курили все, даже сам Сталин. Молотов налил себе полный стакан, положил в него сахар – пока у Советского Союза есть свекла, в стране будет сахар – и сделал несколько глотков. Ему с трудом удалось скрыть изумление.

– Какой… великолепный чай!

– Настоящие листья, – хитро улыбаясь, сообщил Сталин. – Привезли из Индии, благодаря передышке в боевых действиях, которая возникла, когда мы показали ящерам, что у нас тоже есть атомная бомба. – Понял?

В глазах Сталина появилось насмешливое выражение.

Он поступил вопреки совету Молотова, и не только не случилось ничего плохого – наоборот, он даже выиграл от своего безрассудного поступка. Плохо. В следующий раз Сталин не станет слушать Молотова.

Комиссар иностранных дел пил чай, наслаждаясь великолепным вкусом и разливающимся по телу теплом. Когда стакан опустел, он с сожалением поставил его на стол.

– Вы что-то хотели, Иосиф Виссарионович? – спросил он.

– Шум, который мы устроили, начинает постепенно стихать, – ответил Сталин. – Ящеры подозревают, что у нас нет больше бомб. – В его голосе появился упрек, словно вина полностью ложилась на Молотова.

– Я уже говорил, товарищ генеральный секретарь, ящерам известно, что мы воспользовались их взрывчатым металлом. – Он не мог напрямую сказать: «Я же предупреждал вас, что так будет», – слишком опасно, все равно что играть с огнем. Молотов постарался выйти из сложной ситуации с минимальными потерями. – Однако они не могут знать, есть ли у нас еще взрывчатый металл и можем ли мы сделать новые бомбы.

– Он у нас был, – заявил Сталин. – Не стоило делиться с немцами. – Он поморщился, сердясь на прошлое, которое невозможно изменить. – Ничего.

Как Сталин ни старался, он не мог произнести это слово с фатализмом, присущим истинно русскому человеку, который вложил бы в него привычный смысл: «ничего не поделаешь». Гортанный грузинский акцент придал слову совсем другое значение: «кто-то должен что-нибудь сделать».

– Создание впечатления, будто у нас есть достаточное количество взрывчатого металла для производства новых бомб, должно стать краеугольным камнем нашей политики в отношении ящеров, – сказал Молотов. – К сожалению, мы еще не готовы производить свой взрывчатый металл. Сейчас они подозревают о нашей слабости. Если обретут уверенность, стратегическая ситуация станет такой же, какой была до того, как мы взорвали бомбу. Напомню, она складывалась не в нашу пользу.

Он поднялся и налил себе еще стакан, во-первых, потому, что давно не пил настоящего чая, а во-вторых, минуту назад он сделал заявление, которое прозвучало даже слишком мягко. Если бы Советский Союз не взорвал бомбу, ящеры уже вошли бы в Москву. Если бы ему со Сталиным удалось покинуть захваченную врагом столицу, они руководили бы страной из Куйбышева, который находится в самом сердце Урала. Стали бы рабочие и крестьяне – точнее, солдаты – подчиняться приказам поверженного правительства, которому пришлось бежать из главного города страны?

Возможно. Ни Молотов, ни Сталин не горели желанием ставить подобные эксперименты.

– Курчатов и его группа должны ускорить работу над проектом, – заявил Сталин.

– Будет сделано, товарищ генеральный секретарь, – послушно проговорил Молотов.

Игорь Курчатов, Георгий Флеров и другие советские физики-ядерщики изо всех сил старались выделить уран-235. К сожалению, перед войной ядерная физика в Советском Союзе на несколько лет отставала от ведущих капиталистических стран. Пустые поиски абстрактных вещей казались тогда бессмысленными и никому не нужными. Времена изменились, но, учитывая ограниченный опыт и нехватку персонала, физики нескоро сумеют добыть собственные радиоактивные вещества.

– Фашисты в Германии тоже не сидят без дела, – сказал Сталин. – Несмотря на то что катастрофа отбросила их назад, разведчики докладывают, что они продолжают работы над проектом, целью которого является производство взрывчатого металла. Полагаю, то же самое можно сказать про Соединенные Штаты и Британию, хотя связь с ними поддерживается из рук вон плохо. – Он с силой треснул кулаком по столу. – А японцы… кто знает, чем они занимаются? Я им не доверяю. И никогда не доверял.

Единственный человек, которому Сталин когда-либо доверял, был Гитлер, и это доверие чуть не уничтожило Советский Союз. Но относительно Японии Молотов разделял точку зрения генсека.

– Если бы Жуков не вел себя с ними так сурово в Монголии в тридцать девятом, два года спустя они заключили бы с нацистами союз, который доставил бы нам массу неприятных минут.

Последствия такого союза были бы катастрофическими, но Молотов не осмелился сказать это Сталину. Никто не рисковал возражать Сталину. В гостинице «Москва» имелось два крыла, которые абсолютно не гармонировали друг с другом. Архитекторы решили показать Сталину свои чертежи, ожидая, что он выберет один из двух проектов. Он просто кивнул и сказал:

– Да, так и сделайте.

И никто не осмелился переспросить.

В дверь постучал охранник. Сталин и Молотов удивленно переглянулись; их разговору никто не должен был мешать. И тут охранник поступил еще более странно – он просунул в щель голову и объявил:

– Иосиф Виссарионович, офицер доставил важные новости. Можно мне его впустить?

Повисло молчание. Затем Сталин произнес так, что в его голосе прозвучала неприкрытая угроза:

– Да.

Оказалось, что офицер – старший лейтенант – является представителем НКВД.

– Товарищ генеральный секретарь, ящеры передали по радио – а японцы подтвердили их сообщение, – что инопланетные захватчики взорвали атомную бомбу над Токио. Причина – ящерам стало известно, что японцы занимаются исследованиями в области ядерной физики. Жертв очень много.

Молотов ждал, как отреагирует Сталин.

– Немцы оказались недееспособны и взорвали сами себя, – заявил Сталин. – Японцы забыли об осторожности и позволили ящерам узнать о своих планах. Мы не можем допускать таких ошибок. Мы это и раньше знали, а теперь… получили серьезное подтверждение, что придерживаемся правильной политики.

– Совершенно верно, товарищ генеральный секретарь, – согласился с ним Молотов.

Сталин поистине умеет вычленить главное из вороха незначительных фактов. Ведь не зря он правит Советским Союзом в течение последних двадцати лет. Молотову хотелось бы знать, где будет Советский Союз еще через двадцать лет. Если он вообще будет.

Глава 5

Инженер из соседнего помещения через разделяющее комнаты большое стекло подал ему сигнал: «Вы в эфире». Мойше Русецки начал читать свой текст на идиш:

– Добрый день. Говорит Мойше Русецки из службы вещания для зарубежных стран Би-би-си. Еще одна столица одной из крупнейших мировых держав пала жертвой ящеров.

Он вздохнул. Его вздох был частью сценария, но шел от чистого сердца.

– Когда в прошлом году ящеры уничтожили Берлин, признаюсь, я не слишком сильно горевал. Немцы творили страшные вещи с евреями, попавшими к ним в плен. И я думал, что ящеры, которые помогли польским евреям сбросить нацистское ярмо, стали нашими благодетелями.

Я ошибался. Ящеры нас использовали. Да, они не собирались нас убивать, но сделали своими рабами. Такую же судьбу они уготовили всему человечеству. Когда ящеры уничтожили Вашингтон, стало ясно, что нам всем необходимо сражаться за свою свободу.

А теперь пришел черед Токио. Ящеры перестали прикидываться миротворцами. Они атаковали столицу Японии, сбросив на нее свои адские бомбы, только из-за того, что японцы пытались создать оружие, которое позволило бы им сражаться с захватчиками. Для ящеров не имеет никакого значения, что погибли сотни тысяч людей, большая часть которых были гражданскими лицами.

Человечество сбросило такую же бомбу на военные подразделения врага. Ящеры уничтожают крупнейшие города, рассчитывая, что люди испугаются и капитулируют. Я веду передачу из Лондона, который подвергался бомбардировкам со стороны Гитлера и ящеров, однако город продолжает бороться. И даже если обезумевшие ящеры обойдутся с ним также, как с Токио, Британская империя будет сопротивляться. Мы надеемся и рассчитываем, что те, кто имел несчастье оказаться на территории, захваченной инопланетянами, все же слышат мой голос и не сдадутся врагу. И тогда, рано или поздно, мы победим.

Он закончил читать текст, как раз когда инженер провел пальцем по горлу. Радуясь тому, что Мойше закончил вовремя, в эфир вышел Натан Якоби, который заговорил по-английски:

– Я переведу речь Мойше Русецки. Но прежде я бы хотел отметить, что никто не может лучше мистера Русецки судить о вероломстве ящеров, ведь он стал свидетелем того, как освобождение превратилось в попытку порабощения всего мира людей. Как он сказал…

Мойше не слишком внимательно слушал Натана. С каждым днем он все лучше понимал английский, но до свободного владения языком ему было далеко: пока до него доходил смысл одного предложения, Натан успевал произнести еще два.

Якоби повторил английскую версию речи Мойше для восточноевропейских слушателей, не владевших идиш. Поскольку Мойше знал ее содержание, ему было гораздо легче понимать английскую речь. Когда инженер показал, что передача закончена, Мойше откинулся на спинку стула и облегченно вздохнул.

Перейдя с английского на идиш, Натан сказал:

– Иногда я спрашиваю себя: есть ли хоть какая-то польза от наших передач?

– Конечно, – заверил его Мойше. – Когда ящеры посадили меня под арест в Лодзи, мне помогли спастись не только мой английский кузен, но и множество бойцов еврейского Сопротивления в Польше. Им необходима поддержка, они должны знать, что и другие люди сражаются с ящерами.

– Да, наверное, ты прав, – сказал Якоби. – Ты ведь там был. Просто последние четыре года я веду передачи, рассчитывая вселить надежду в жителей оккупированной Европы – сначала стонавшей под игом нацистов, а теперь вот появились ящеры, – и не вижу никаких результатов своей работы. Мне бы хотелось знать, что я внес свою лепту в дело борьбы со злом.

– Ящерам правда нравится не больше, чем немцам, – ответил Русецки. – По сравнению с тем, что нацисты творили в Польше, инопланетяне выглядели получше, но ящеры хотят покорить всю Землю, и чем больше людей будет это понимать, тем отчаяннее они станут сражаться.

– Всю Землю, – повторил Якоби. – Тут есть о чем подумать. Мы назвали войну мировой еще до того, как ящеры на нас напали, но Америка, Африка, Индия, большая часть Ближнего Востока практически не участвовали в войне. Теперь же война охватила все страны. Трудно представить себе ее масштабы.

Мойше кивнул. Ему было труднее, чем британскому еврею. Якоби вырос в Лондоне, который являлся столицей одной из величайших мировых империй, к тому же тесно связанной с Соединенными Штатами. Он всегда думал о мире как о едином целом. Интересы Мойше прежде не выходили за пределы Польши – точнее, Варшавы – ровно до того дня, когда фон Риббентроп и Молотов подписали пакт о нацистско-советской дружбе, который гарантировал не только неизбежность войны, но и ее крайнюю жестокость.

Сквозь стекло инженер предложил Русецкому и Якоби выйти из студии. Они быстро повиновались; до начала следующей передачи оставалось совсем мало времени.

Как и следовало ожидать, в коридоре уже ждал высокий тощий мужчина с резкими чертами лица, его густые темные волосы тронула седина. Он посматривал на часы, держа в руках листы бумаги с напечатанным на машинке текстом, вроде тех, что нес Якоби.

– Доброе утро, мистер Блэр, – сказал Мойше на своем неуверенном английском.

– Доброе утро, Русецки, – ответил Эрик Блэр, снимая свой темный «в елочку» пиджак. – В этом закрытом гробу становится все жарче – пожалуй, лучше остаться в одной рубашке.

– Да, тепло, – ответил Мойше, отвечая на ту часть реплики, которую понял.

Блэр занимался вещанием на Индию. Он несколько лет прожил в Бирме, а также успел получить тяжелое ранение во время гражданской войны в Испании, где сражался на стороне республиканцев. Во время скитаний он умудрился подхватить тяжелый кашель, скорее всего туберкулез.

Он на всякий случай вытащил носовой платок.

– Прошу меня простить, джентльмены, мне нужно выпить стакан чая, чтобы прочистить трубы.

– Поразительный человек, – пробормотал Якоби на идиш, когда Блэр вышел. – Я видел, как после передачи он кашлял кровью, но никто из слушателей никогда бы не догадался, что он болен.

Вскоре вернулся Блэр с толстой чашкой из белого фарфора. Он сделал несколько глотков напитка, отдаленно напоминающего чай, скорчил рожу и быстро прошел в студию. И тут же завыла сирена воздушной тревоги. Русецки удивленно заморгал; он не слышал воя двигателей самолетов ящеров.

– Может быть, спустимся в подвал? – спросил он.

К его удивлению, Якоби возразил:

– Нет, подождем. Послушай.

Мойше послушно принялся слушать. Вместе с воем сирен до него донесся и другой звук – резкий металлический звон, который он далеко не сразу сумел распознать.

– Почему звонят церковные колокола? – спросил он. – Раньше во время налетов они молчали.

– В сороковом году их голоса должны были послужить сигналом, – ответил Якоби. – Благодарение Богу, тогда он так и не прозвучал.

– Я не понимаю, каким сигналом?

– Когда люфтваффе начали нас бомбить, все колокола молчали. Но все знали, что, если колокола зазвонят, значит, началось вторжение.

Церковные колокола продолжали звонить, и внутри у Мойше все похолодело.

– Немцы не станут вторгаться в Англию, – сказал он. Хотя это и не вызвало у него особого восторга, после высадки ящеров отношения между Великобританией и оккупированной немцами северной Францией стали почти дружескими. Ящеры… – Ой!

– Ой – это правильное слово, – согласился Якоби и склонил голову набок, прислушиваясь к сиренам и звону колоколов. – Однако я не слышу истребителей ящеров и выстрелов наших зениток. Если вторжение и началось, то не в Лондоне,

– Тогда где же? – спросил Мойше, словно Якоби имел доступ к тайной информации.

– Откуда я знаю? – нетерпеливо отозвался Якоби и тут же ответил на собственный вопрос. – Мы на радиостудии Би-би-си. Если мы ничего не выясним, находясь здесь, значит, ответа на твой вопрос не существует.

Русецки стукнул ладонью по лбу, чувствуя себя очень глупо.

– В следующий раз – знаешь, что я сделаю? Спрошу у библиотекаря, где найти нужную книгу.

И Мойше снова колебался, он не слишком хорошо знал планировку здания, поскольку обычно направлялся сразу в эту студию.

Якоби заметил его сомнения.

– Пойдем, я покажу тебе, где находится отдел новостей. Они в курсе всех событий.

На нескольких столах стояли ряды радиоприемников. Свист и скрежет помех, разноязыкий говор легко могли свести случайного человека с ума. Большинство операторов – в основном женщины – сидели в наушниках, каждая из них слушала только одну станцию.

Одна фраза повторялась снова и снова:

– Они здесь.

Одна из женщин сняла наушники и положила на стол. Вероятно, она собралась выйти в туалет. Женщина кивнула Якоби – кажется, они были знакомы.

– Понимаю, почему ты к нам зашел, дорогуша, – сказала она. – Мерзавцы наконец это сделали. Парашютисты – и один только бог знает, что еще – высадились на юге, а также в центральных графствах. Больше никто ничего не может сказать.

– Спасибо, Норма, – сказал Якоби и перевел ее слова Мойше, который сначала понял не все.

– На юге и в центральных графствах? – переспросил Русецки, пытаясь представить себе карту. – Звучит не слишком хорошо. Я бы даже сказал…

– Они наступают на Лондон с севера и юга, – перебил его Якоби и серьезно посмотрел на Мойше. – Не думаю, что мы еще долго будем вести отсюда передачи: Один только бог знает, как организовать снабжение всем необходимым города с населением в семь миллионов – ведь захватчики наступают с двух сторон сразу.

– Мне приходилось голодать и раньше, – пожал плечами Мойше. – У немцев не было никаких проблем с доставкой продовольствия в варшавское гетто; они попросту не занимались этой проблемой.

– Я знаю, – ответил Якоби. – Но есть и другие вопросы. Мы бы все встали на борьбу с немцами. Не сомневаюсь, что Черчилль будет сражаться с ящерами до конца. Очень скоро они будут здесь, нам раздадут оружие, и мы окажемся на передовых рубежах обороны.

В словах Якоби Мойше почувствовал правду. Во всяком случае, Мойше поступил бы именно так, если бы управлял страной. Тем не менее он покачал головой.

– Тебе они дадут винтовку. А мне предложат медицину скую сумку с чистыми тряпками вместо бинтов. – И он неожиданно для себя самого рассмеялся.

– Что тут смешного? – удивился Якоби.

– Уж не знаю, смешно это или не слишком, – ответил Мойше, – но здесь я буду евреем, который отправится на войну с красным крестом на рукаве.