Текст книги "Око за око"

Автор книги: Михаил Учайкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 43 страниц)

– Да пребудет с тобой дух Императора, Ниввек, – сказал Теэрц, заскрежетав зубами. Потом торопливо добавил: – Когда окажешься на земле, постарайся держаться подальше от Больших Уродов. Пока они тебя не схватят, твой радиомаяк даст тебе шансы на спасение.

Насколько велики шансы Ниввека здесь, посреди Дойчланда, Теэрц старался не думать. Слишком яркими и страшными были его собственные воспоминания о плене.

Ниввек ничего не ответил.

– Он катапультировался, недосягаемый господин, – сказал Ссереп. – Я видел, как его капсула покинула истребитель, а потом раскрылся парашют. – После небольшой паузы он добавил: – У меня не хватит топлива, чтобы дождаться спасательного аппарата.

Бросив быстрый взгляд на показания приборов, Теэрц ответил:

– У меня тоже.

Он ненавидел каждое свое слово. Посмотрев на радар, он обнаружил, что в воздухе остался только один вражеский самолет, который улетал прочь на малой высоте. Ссереп и Ниввек не теряли времени даром – да и он сам неплохо сражался. Развернувшись, он послал вслед истребителю дойчевитов ракету. Она устремилась за маленьким диковинным аппаратом без хвостового оперения и взорвала его.

– Последний из этой компании, – сказал Ссереп. – Да защитит нас Император от встречи с их друзьями.

– Да уж, – с чувством ответил Теэрц. – Большие Уроды постоянно выдумывают что-то новое. – Он сказал это так, словно обвинял их в пожирании только что вылупившихся птенцов.

По сравнению с нынешними сражениями первые воздушные бои на Тосев-3 были легкой прогулкой. Сбивали только самцов, от которых совсем отвернулась удача – вроде Теэрца. А теперь, во всяком случае над западным участком главного континента, каждый бой становился тяжким испытанием.

– Мы даже не сможем использовать части истребителя Ниввека, – печально сказал Ссереп.

На заводах дойчевитов техники Больших Уродов строили свои опасные маленькие истребители, потом пилоты Больших Уродов учились на них летать. А Раса могла рассчитывать лишь на то, что ей удалось привезти с собой. С каждым днем ресурсов становилось все меньше. Что произойдет, когда запасы подойдут к концу? Тут есть о чем подумать.

Через спутник Теэрц связался одновременно со своей базой в южной Франции и с ближайшей базой, находившейся к востоку от Дойчланда, на территории под названием Польша. Позывные аварийного маяка Ниввека должны были принять на обеих базах, но Теэрц не хотел рисковать. У него возникло ощущение, что у самцов в Польше хватает забот и без Ниввека; самец, с которым он разговаривал, все время рассказывал о ракетных атаках дойчевитов.

Интересно, подумал Теэрц, почему самонаводящиеся снаряды не защищают базу от вражеских ракет? Печальный ответ напрашивался сам собой: нехватка ресурсов. Если это так… скоро придут времена, когда ему придется обходиться без самонаводящихся ракет. А что будет, когда закончатся запасные детали для радаров?

– Тогда мы будем сражаться с Большими Уродами на равных, – сказал он и содрогнулся от такой перспективы.

* * *

Лю Хань смотрела на ряд иероглифов, выписанных на листе бумаги. На ее лице застыла маска сосредоточенности; от старания она даже высунула кончик языка. Она сжимала карандаш так, словно это был кинжал, затем вспомнила, что его следует держать иначе.

Медленно, тщательно она копировала иероглифы с одного листочка бумаги на другой. Она знала, что они означают:

«Чешуйчатые дьяволы, верните ребенка, которого вы украли у Лю Хань в лагере возле Шанхая».

Она очень хотела, чтобы маленькие дьяволы поняли, что она написала.

Дописав предложение, Лю Хань взяла ножницы и отрезала полоску бумагу со своим коротким посланием. Затем снова взялась за карандаш и еще раз написала то же самое. У нее накопилась целая куча полосок бумаги с одним и тем же предложением. А на пальце появилась мозоль от карандаша. И хотя в прежней жизни ее руки не знали отдыха, в этом месте кожа до сих пор оставалась гладкой и нежной. Новая работа была совсем не тяжелой, но и она оставила на ее теле свой отпечаток. Лю Хань покачала головой. Все не так просто, как кажется вначале.

Она вернулась к своему занятию. Теперь она знала, как звучит каждый иероглиф и что он означает. Она могла написать свое имя, и от этого внутри у нее все замирало от восторга. Когда Лю Хань выходила на улицы Пекина, она иногда узнавала иероглифы, которые снова и снова выводила на бумаге, часто ей даже удавалось понять смысл тех, что стояли с ними рядом. Шаг за шагом она училась читать.

Кто-то постучал в дверь ее маленькой комнатки. Она бросила на стол свою единственную смену одежды, чтобы ее гость не догадался, чем она занималась, и подошла к двери. В меблированных комнатах главным образом жили люди, посвятившие себя революции, но нельзя верить всем подряд. Даже тем, кто поддерживает революцию, лучше не знать о ее письмах. Жизнь в деревне и лагере научила Лю Хань хранить свои тайны.

На пороге стоял Нье Хо-Т’инг. Возможно, он и не знал всех секретов жильцов дома, но тайны Лю Хань были ему открыты – по крайней мере те, что имели отношение к борьбе с маленькими чешуйчатыми дьяволами. Она отошла в сторону.

– Заходите, недосягаемый господин. – Последние слова она произнесла на языке чешуйчатых дьяволов.

Она считала, что никогда не вредно напомнить лидеру коммунистов, что она может быть полезна революции еще и таким образом.

Нье почти совсем не знал языка маленьких дьяволов, но узнал обращение и улыбнулся.

– Спасибо, – ответил он, входя в маленькую комнату.

Его собственная была ничуть не лучше. Всякий, кто подумает, будто он стал революционером ради достижения личной выгоды, настоящий глупец. Он одобрительно кивнул, когда заметил, что ее одежда прикрывает листы бумаги.

– Ты правильно поступаешь, скрывая свою работу от посторонних глаз.

– Я не хочу, чтобы люди знали о том, что я делаю, – ответила Лю Хань. Закрыв дверь, она негромко рассмеялась. – Мне пришлось бы оставить дверь открытой, если бы на вашем месте оказался Хсиа Шу-Тао.

– В самом деле? И почему? – резко спросил Нье Хо-Т’инг.

– Вы прекрасно знаете, почему, – ответила Лю Хань, paздраженная его бестолковостью. «Мужчины!» – подумала она Он хочет только одного – увидеть мое тело.

Она намеренно смягчила свои слова, чтобы не оскорбить чувства Нье.

– Нет, Хсиа Шу-Тао – убежденный революционер и многим рисковал, чтобы освободить рабочих и крестьян от угнетения правящих классов, а потом и от чешуйчатых дьяволов. – Нье Хо-Т’инг закашлялся. – Возможно, он слишком любит женщин… Я говорил ему об этом.

– Правда? – Лю Хань была довольна. Она не рассчитывала на поддержку Нье. – Мужчины обычно иначе относятся к поведению своих товарищей, когда они пытаются воспользоваться женщинами.

– Ну, да.

Нье принялся расхаживать по комнате. Впрочем, места для прогулок здесь было не слишком много. Лю Хань убрала одежду со стола. Нье не только знал о том, чем она занимается, – он сам все придумал. Он взглянул на листочки, исписанные Лю Хань.

– У тебя стало лучше получаться, – одобрительно сказал он. – Конечно, до настоящего каллиграфа тебе еще далеко, но всякий, кто прочитает твое послание, скажет, что ты пишешь уже не один год.

– Я очень старалась, – сказала Лю Хань.

– Твой труд будет вознагражден, – сказал Нье Хо-Т’инг.

Лю Хань сомневалась, что Нье пришел к ней только для того, чтобы похвалить ее работу. Обычно он сразу приступал к делу – любое другое поведение он назвал бы буржуазным и недостойным настоящего революционера. Что же тогда он от нее скрывает?

Лю Хань вдруг рассмеялась. Нье даже вздрогнул от неожиданности.

– Что тут смешного? – нервно спросил он.

– Вы, – ответила Лю Хань, на мгновение увидев в нем мужчину, а не офицера Народно-освободительной армии. – Когда я пожаловалась на Хсиа Шу-Тао, вам стало неудобно, не так ли?

– О чем ты говоришь? – рассердился он.

Однако он все прекрасно понял. И Лю Хань окончательно убедилась в собственной правоте, когда он вновь принялся нетерпеливо расхаживать по комнате, не глядя в ее сторону.

Она уже была готова промолчать. Настоящая китайская женщина тиха и покорна, ей не следует открыто говорить о желаниях, которые возникают между мужчиной и женщиной. Но Лю Хань пришлось слишком многое пережить, чтобы беспокоиться о правилах приличия. И в любом случае коммунисты постоянно твердят о равноправии, в том числе и между полами.

«Что ж, посмотрим, что они думают об этом на самом деле».

– Я говорю о вас – и обо мне, – ответила она. – Разве вы пришли сюда не для того, чтобы узнать, нельзя ли улечься на матрас вместе со мной?

Нье Хо-Т’инг изумленно уставился на нее. Она вновь засмеялась. Несмотря на все проповеди, несмотря на разговоры о коммунизме, он оставался мужчиной и китайцем. Лю Хань не ждала ничего другого – и он ее не разочаровал.

Но в отличие от других китайцев он понимал, что его предрассудки не более чем предрассудки, а не законы природы. Она видела, что в душе его идет напряженная борьба – как он ее называет? – диалектика! Да, он употребляет именно это слово. Тезисом являлась прежняя, традиционная, не поддающаяся проверке вера, антитезой – его коммунистическая идеология, а синтезом… Лю Хань с интересом наблюдала за тем, каким получается синтез.

– А если и так? – наконец спросил он, но теперь его голос звучал куда менее сурово.

«А если и так?» Теперь задумалась Лю Хань. Она не ложилась ни с кем после Бобби Фьоре – а Нье в некотором смысле виноват в его гибели. Однако он не убивал Бобби, он заставил его участвовать в опасном деле как офицер, который посылает солдата в бой. Весы застыли в равновесии.

А как насчет остального? Если она позволит уложить себя в постель, то может занять более высокое положение. Но если потом они поссорятся, она потеряет все, в том числе и то, что ей удалось получить благодаря собственному ум; Сейчас ее уважают; в конце концов, это ведь ей пришла в голову замечательная идея насчет представлений с животными. И здесь тоже весы замерли в равновесии.

Иными словами, все сводится к главному вопросу: хочет ли она Нье Хо-Т’инга? Он достаточно красив; в нем есть сила и уверенность в себе. Каким получается итог?

«Недостаточно», – с некоторым сожалением подумала она.

– Если сейчас я разрешу мужчине делить со мной матрас, – сказала она, – то только потому, что я его захочу, а не потому, что у него возникло такое желание. Никогда больше я не лягу с мужчиной по этой причине.

Она содрогнулась, вспомнив Юи Мина, деревенского аптекаря, который владел ею после того, как маленькие чешуйчатые дьяволы поймали их обоих. Еще хуже было с мужчинами, чьих имен она так и не узнала, в самолете маленьких дьяволов, который никогда не садится на землю. Бобби Фьоре завоевал ее сердце, потому что был не таким жестоким, как все остальные. Она не хотела снова пасть так низко. Однако Лю Хань не стала окончательно отказывать Нье Хо-Т’ингу. Она с некоторым беспокойством ждала, правильно ли он понял ее слова. Ее гость криво улыбнулся.

– Тогда я больше не стану тебя тревожить, – сказал он.

– Меня не тревожит, если мужчины проявляют ко мне интерес, – ответила Лю Хань, вспомнив, как переживала, когда ее муж – еще до прихода японцев и до появления чешуйчатых дьяволов, перевернувших мир с ног на голову, – потерял к ней интерес, когда она носила его ребенка. Какое было грустное и одинокое время! – Меня тревожит, если мужчине наплевать, хочу я его или нет.

– В том, что ты говоришь, много разумного, – сказал Нье. – Но мы можем продолжать вносить посильный вклад в дело революции – пусть и по отдельности.

В этот момент Лю Хань испытала к нему огромную признательность, еще немного, и она бы согласилась разделить с ним постель. Она не знала ни одного мужчины – честно говоря, даже не представляла, что такие существуют, – способного шутить после того, как его отвергли.

– Мы останемся друзьями, – искренне предложила она. Она не добавила: «Я нуждаюсь в твоей дружбе». Ему этого знать не следовало. Вслух она сказала: – Теперь очевидна разница между вами и Хсиа Шу-Тао.

– Мне о ней давно известно, – ответил Нье. – Да и Хсиа тоже, но он остается настоящим революционером. Постарайся не думать о нем плохо. Нет людей, идеальных во всех отношениях.

– Вы совершенно правы. – Лю Хань всплеснула руками. – У меня появилась новая мысль. Послушайте: нужно организовать звериное шоу и устроить пару представлений для чешуйчатых дьяволов, на которых не произойдет никаких неприятностей – после окончания шоу все разойдутся по домам. Так мы узнаем, насколько тщательно чешуйчатые дьяволы обыскивают клетки и оборудование; кроме того, у них возникнет ощущение, что шоу вполне безопасны, и они не станут возражать против проведения их там, где они живут.

– У меня возникали похожие мысли, – задумчиво проговорил Нье Хо-Т’инг, – однако ты сформулировала все очень четко. Я должен обсудить твою идею с Хсиа. Конечно, ты можешь и сама с ним поговорить. Возможно, новая идея настолько его заинтересует, что он отвлечется от желания увидеть твое тело.

Его улыбка показывала, что он опять шутит, но за ней скрывалось и нечто другое. Лю Хань кивнула; он прав, Хсиа – настоящий революционер, и интересное предложение о том, как нанести удар чешуйчатым дьяволам, может отвлечь его от проблем плоти… на некоторое время.

– Если ему понравится моя идея, его желание обладать мною вспыхнет с новой силой, – со смехом заявила Лю Хань.

Через несколько мгновений Нье Хо-Т’инг рассмеялся в ответ. Вскоре после этого он поспешил уйти. Лю Хань так и не поняла, обиделся он на нее или нет. Возможно, с ним произошло то, что, по ее словам, должно случиться с Хсиа – он увидел женщину, способную наравне со всеми сражаться с чешуйчатыми дьяволами.

И когда ей пришла в голову эта мысль, она ее уже не отпускала. Нье Хо-Т’инг рассуждал точно так же. Лю Хань вновь взялась за перо, заполняя требованиями о возвращении своего ребенка один листок за другим. И все это время размышляла о том, как ей следует относиться к ухаживаниям Нье Хо-Т’инга.

Но, даже отложив в сторону перо и ножницы, Лю Хань так и не пришла ни к какому определенному выводу.

* * *

Из-за стеклянной перегородки инженер показал Мойше Русецкому: «Вы в эфире!». Русецки посмотрел на сценарные записи и принялся читать:

– Добрый день, леди и джентльмены, с вами Мойше Русецки из Лондона, столицы Британской Империи, не покоренной ящерами. Некоторые из вас не знают, как я рад, что могу произнести эти слова. Кое-кто уже имел несчастье стать жертвой тирании ящеров, они понимают, о чем я говорю.

Он посмотрел на Натана Якоби, который одобрительно кивнул. Мойше радовался, что может вновь работать с Якоби; казалось, будто он вернулся в прежние лучшие времена, еще до вторжения ящеров. Он сделал глубокий вдох и продолжил:

– Ящеры собирались покорить Великобританию. Они потерпели решительное поражение. На земле Британии не осталось ни одного вооруженного ящера; они либо бежали, либо убиты, либо взяты в плен. Последняя посадочная полоса в Тангмере, на юге Британии, захвачена нашими войсками.

Мойше не видел этого собственными глазами. Когда стало ясно, что ящеры покидают свою последнюю базу в Британии, его отозвали в Лондон, чтобы он вернулся к работе на радиостанции. Теперь он читал тексты на идиш для евреев Восточной Европы. Тем не менее его манера ведения передач почти не отличалась от манеры других дикторов Би-би-си, которые говорили по-английски. И это радовало Русецкого – он осваивал стиль Би-би-си.

– Нам удалось доказать то, что в течение прошлого года продемонстрировали другие страны: ящеров можно победить. Их можно разбить и заставить отступить. Более того, если в начале войны их оружие приводило нас в замешательство, то сейчас мы придумали новые способы борьбы, против которых ящеры пока не сумели найти контрмер. Все это сулит нам конечную победу.

Что это сулит человеку и его душе – совсем другой вопрос, и ответ на него Русецки дать затруднился бы. Теперь все использовали против ящеров химическое оружие, всячески его прославляя – еще бы, оно в огромных количествах убивало захватчиков. Но если завтра они исчезнут с лица земли, сколько пройдет времени, прежде чем люди вспомнят о своих прежних обидах? Вдруг страны прибегнут к помощи отравляющих газов в войне друг против друга? И не станут ли немцы вновь травить евреев? Впрочем, где гарантии, что нацисты и сейчас не убивают евреев, проверяя на них действие газа? Из Германии шла только та информация, которая устраивала Гитлера и Геббельса.

Но, размышляя о том, что будут делать люди после победы над ящерами, Мойше понял, что сначала необходимо разбить главного врага. И продолжал читать:

– Где бы вы сейчас ни находились, слушая мой голос, вы можете присоединиться к борьбе против инопланетных захватчиков. Вам нет необходимости брать в руки винтовку. Каждый в состоянии внести посильный вклад – саботаж на фабриках, где вы работаете, или задержка поставок, или даже дезинформация. С вашей помощью мы сделаем Землю настолько отвратительной для них, что они будут вынуждены собрать свои вещички и убраться домой.

Он прочитал последнюю строку как раз в тот момент, когда инженер провел пальцем по горлу, чтобы показать: время вышло. За звуконепроницаемой перегородкой инженер захлопал в ладоши, а потом показал на Натана Якоби, который тут же начал читать английский вариант обращения.

Якоби был настоящим профессионалом; инженер не сомневался, что он закончит вовремя. Мойше вдруг с удивлением обнаружил, что понимает почти все, что говорит его коллега. В самом начале своей работы на Би-би-си он испытывал огромные трудности. Теперь незнакомые слова попадались редко, да и сам он в случае необходимости мог объясниться вполне сносно. Лондон иногда казался ему более родным, чем польские районы Варшавы.

– Ну, вот и все, – сказал Якоби, закончив выступление, и похлопал Мойше по спине. – Рад снова с тобой работать. Бывали моменты, когда мне казалось, что этого больше не будет никогда.

– Что верно, то верно, – согласился Мойше. – Мне приходилось напоминать себе, что идет война. В последнее время многое повидал.

– О да. – Якоби встал и потянулся. – Настоящая война – очень серьезное дело, но мы с тобой сумеем причинить ящерам гораздо больше вреда отсюда. Во всяком случае, я постоянно повторяю себе этот довод.

– И я тоже, – вставая, заметил Мойше. – После нас опять будет выступать Эрик Блэр?

– Наверное, – сказал Якоби. – Тебе он нравится, не так ли?

– Он – честный человек, – просто ответил Мойше.

Так и оказалось – Блэр уже стоял у входа в студию, оживленно разговаривая с красивой темнокожей женщиной в фиолетовом платье из хлопка. Наверное, она из Индии, решил Мойше. Свои познания о людях и странах Востока он приобрел за последние месяцы пребывания в Англии. Блэр прервал разговор, чтобы кивнуть двум еврейским дикторам.

– Надеюсь, вы сегодня содрали шкуру с ящеров? – приветствовал их он.

– Постарались, – серьезно ответил Якоби.

– Мы с принцессой приложим все силы, чтобы продолжить начатое вами дело, – заверил их Блэр, поклонившись женщине из Индии. Блэр тяжело, с присвистом дышал, и это вызвало у Мойше беспокойство. – Удивительный у нас получается союз: принцесса и социалист объединились против общего врага.

– Вы желаете статуса доминиона для Индии не меньше, чем я, – ответила женщина.

У принцессы был своеобразный акцент, и Мойше с трудом понимал ее речь. Он решил, что ему нужно обязательно рассказать Ривке и Рейвену о том, что он встретился с принцессой: едва ли такое событие могло произойти в Варшаве – да и в Лондоне тоже.

– Индия сейчас больше чем доминион – фактически, если не юридически, – заявил Эрик Блэр. – Лишь редким и удачливым кораблям удается доплыть от Лондона до Бомбея, не говоря уже о том, чтобы благополучно вернуться обратно.

– А как дела в Индии? – спросил Мойше.

С тех пор как он попал в Англию, Земля перестала быть огромной. И ему хотелось побольше узнать о других местах, которые раньше оставались в его сознании лишь названиями на карте.

– Полагаю, вас не слишком удивит, когда вы узнаете, что мистер Ганди оказался столь же неудобен для ящеров, как и для британских властей.

– Инопланетяне не знают, что делать с массами людей, которые не воюют против них, но отказываются работать на захватчиков, – сказала принцесса. – Бойня лишь вселила решимость в последователей Махатмы продолжать кампанию ненасильственного сопротивления угнетению и несправедливому правлению.

– До вторжения ящеров ваше последнее замечание обязательно бы вырезали ножницы цензора, – заметил Блэр и посмотрел на часы. – Нам пора, иначе мы опоздаем в эфир. Был рад вас повидать, Русецки, Якоби. – Они с принцессой быстро вошли в студию и закрыли за собой дверь.

Бледное ноябрьское солнце торопливо бежало по небу к югу, охотно скрываясь за многочисленными тучами. Спустился туман. Однако Мойше вполне устраивала такая погода. В Варшаве снег начинал идти на месяц раньше.

Он попрощался с Натаном Якоби и торопливо зашагал в свою квартиру в Сохо. После того как ящеры вторглись в Англию, ему пришлось расстаться с семьей, и теперь он с особенной радостью возвращался домой. Но прежде чем он успел рассказать о встрече с принцессой, жена сообщила:

– Мойше, к тебе кто-то приходил сегодня – в военной форме. – Ривка была встревожена.

Мойше ее не винил. Подобные новости могли напугать любого. По спине у него пробежал холодок страха, и ему пришлось напомнить себе, где они находятся.

– Это Англия, – мягко сказал он Ривке – и себе. – Здесь нет гестапо, англичане не преследуют евреев. Он сказал, зачем я ему нужен?

Она покачала головой.

– Он не сказал, а я не спросила. Когда я услышала стук в дверь и увидела мужчину в военной форме… – Она содрогнулась. – А потом, когда он понял, что я не понимаю по-английски, он заговорил по-немецки.

– Да, такое могло напугать кого угодно, – сочувственно сказал Мойше и обнял Ривку.

Он так хотел забыть о нацистах и ящерах! Вместе со всем остальным миром!

Кто-то постучал в дверь. Мойше и Ривка отскочили друг от друга. Стучали резко и уверенно, словно человек за дверью имел больше прав войти в квартиру, чем люди, которые в ней живут.

– Снова он, – прошептала Ривка.

– Нужно выяснить, что ему нужно, – сказал Мойше и открыл дверь.

Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не отшатнуться от незнакомца – стоявший перед ним человек, несмотря на английскую военную форму, вполне мог сойти с рекламного плаката СС. Он был высоким, стройным и мускулистым, а от его взгляда кровь застыла в жилах Мойше.

Однако человек не закричал: «Ты, вонючий мешок с дерьмом, жалкий еврей!» Он вежливо кивнул и спокойно спросил:

– Я говорю с мистером Мойше Русецки?

– Да, – осторожно ответил Мойше. – А с кем говорю я?

– Капитан Дональд Мэзер, особый отдел ВВС, – ответил светловолосый молодой офицер.

И к удивлению Мойше, отдал ему честь.

– 3-заходите, – дрогнувшим голосом предложил Мойше. Офицер СС никогда не стал бы отдавать честь еврею. – Полагаю, вы уже встречались с моей женой.

– Да, сэр, – ответил Мэзер, заходя в квартиру. Он кивнул Ривке. – Мадам. – Завершив тем самым формальности, он сразу перешел к делу. – Сэр, правительство его величества нуждается в вашей помощи.

В сознании Мойше включилась тревожная сирена. Он автоматически перешел на идиш.

– Но что я могу сделать для правительства его величества? И почему именно я?

Капитан Мэзер сначала ответил на второй вопрос:

– Необходим ваш польский опыт, сэр. – Он также перешел на немецкий.

Однако Мойше не мог не отметить, что Мэзер старается говорить с интонациями, характерными для идиш, – и у него неплохо получалось. Очевидно, капитан отличался самыми разнообразными способностями.

– Да, у меня богатый опыт пребывания в Польше, – ответил Мойше. – И по большей части он не доставил мне никакого удовольствия. Почему вы думаете, что я захочу все это вспоминать?

– Ну, вы постоянно об этом вспоминаете во время ваших выступлений в передачах Би-би-си, сэр, – ответил Мэзер.

Мойше скорчил гримасу; капитан говорил правду. Англичанин продолжал, и с каждым словом его немецкий все больше походил на идиш:

– Должен признаться, мы ждем от вас большего, чем просто чтение перед микрофоном заранее подготовленного текста.

– Что вы имеете в виду? – спросил Мойше. – Вы так и не ответили на мой вопрос.

– Я стараюсь подойти к ответу постепенно, – ответил Дональд Мэзер. – В Польше вы узнали, что совместная работа с ящерами далеко не всегда является наилучшим решением, – если вас устроит такая мягкая формулировка.

– Да, далеко не всегда, но если бы я не работал с ними вначале, то сейчас не разговаривал бы здесь с вами, – заметил Мойше.

– И не спасли бы себя и свою семью… – начал Мэзер.

– …и свой народ, – вставил Русецки. – Если бы не ящеры, нацисты нас всех уничтожили бы.

– И свой народ, – согласился с ним капитан Мэзер. – Никто не станет спорить, что вы правильно поступили, согласившись сотрудничать с ящерами против нацистов. Но потом вы поняли, что человечество вам ближе, и выступили против ящеров.

– Да, все точно, – нетерпеливо ответил Мойше. – Но какое это имеет отношение к тому, что вы от меня хотите?

– Сейчас я вам все объясню, – спокойно сказал Мэзер. Несмотря на отменный идиш, внешнее спокойствие выдавало в нем англичанина; на его месте еврей или поляк уже давно принялись бы кричать и жестикулировать. – Вы согласны с тем, что в планах его величества относительно Палестины нет намерения уничтожить евреев? Более того, его величество хочет им помочь?

– Палестина? – повторил Мойше. Упоминание о Палестине заставило Ривку затаить дыхание. Мойше покачал головой. – Да, таких намерений у его величества нет.

«Ну? Ближе к делу», – хотелось сказать Мойше.

Надо отдать должное капитану – он все прекрасно понял.

– Суть дела, мистер Русецки, состоит в том, что евреи Палестины не довольны английской администрацией и объединились с ящерами в Египте, старясь помочь им в наступлении на Святую Землю. Правительство его величества хотело бы отправить вас в Палестину, чтобы уговорить еврейских лидеров сохранить лояльность короне и показать, что, в отличие от польских евреев, их положение не настолько плачевно, чтобы переходить на сторону ящеров.

– Вы хотите отправить меня в Палестину? – спросил Мойше. Он понимал, что его голос звучит удивленно, но ничего не мог с собой поделать. Рядом возмущенно фыркнула Ривка. Он тут же поправился: – Вы хотите послать нас – меня и мою семью – в Палестину? – Он и сам не верил своим словам.

В Польше он размышлял об эмиграции на Святую Землю. Но никогда не относился к этой мысли всерьез, несмотря на трудности жизни в Варшаве. А когда пришли нацисты, было уже поздно.

Теперь же англичанин, с которым он знаком всего пять минут, рассказывает ему об осуществлении безнадежной давней мечты его народа.

– Да, именно таковы наши намерения. Нам не найти лучшего человека для такого дела.

С женской практичностью вмешалась Ривка:

– А как мы туда попадем?

– Кораблем, – ответил Дональд Мэзер. – До Лиссабона вы доберетесь без особых проблем. Затем подводная лодка перевезет вас через Гибралтар. Затем вы пересядете на другой корабль, который поплывет в Хайфу. Как скоро вы сможете собраться?

– Достаточно быстро, – ответил Мойше. – У нас не так уж много вещей.

Тут он сказал чистую правду. Когда они перебрались в Англию, у них была только одежда, в которой они приехали. Потом благодаря доброте англичан и родственников появились кое-какие вещи. Но они не станут брать с собой много – ну, кто потащит кастрюли и сковородки на Святую Землю?

– Если я приду за вами послезавтра в это же время, вы будете готовы? – спросил капитан Мэзер.

Мойше едва не рассмеялся в ответ. Если потребуется, они с Ривкой соберутся за полчаса – если сумеют найти Рей-вена и оторвать его от игры. Два дня на сборы – роскошь, которой должны наслаждаться Ротшильды.

– Мы будем готовы, – уверенно сказал он.

– Хорошо, тогда до встречи.

Мэзер повернулся, собираясь уйти.

– Подождите, – позвала его Ривка, и англичанин остановился. – Сколько мы пробудем в… Палестине? – Она с трудом произнесла это удивительное слово. – Как и когда вы вернете нас обратно?

– Относительно продолжительности пребывания в Палестине, фрау Русецки, все зависит от того, когда ваш муж завершит свою миссию, – ответил Мэзер. – После чего, если вы пожелаете, мы вернем вас в Англию, или, если вы захотите остаться в Палестине, мы сможем решить и эту проблему. Мы не забываем тех, кто нам помогает. У вас есть еще вопросы? Нет? – Он отдал честь, ловко повернулся на каблуках и вышел на лестницу.

Мойше и Ривка переглянулись.

– На следующий год в Иерусалиме, – прошептал он.

Евреи произносили эту молитву с тех самых пор, как римляне разграбили Второй храм почти тысячу девятьсот лет назад. А теперь…

А теперь Мойше схватил Ривку, и они принялись кружить по комнате. Мойше казалось, будто он на седьмом небе от счастья. Ривка успокоилась раньше, чем он. Она всегда твердо стояла на земле.

– Они делают это не для нас, Мойше, а для себя. Как могут евреи помогать ящерам?

– Не знаю, – признался Мойше. – У меня нет ни малейшего представления о том, что происходит в Палестине. Но одно мне известно: если они намерены играть в игры с ящерами, то совершают ошибку. Англичане не заставляют их голодать и не убивают в качестве развлечения – других оправданий для сотрудничества с ящерами не существует.

– Ты сам все видел, – согласилась Ривка, а потом практическая сторона ее натуры взяла вверх. – Нам придется оставить здесь большую часть одежды. На Святой Земле намного теплее, чем в Англии.

– Конечно.

Мойше не думал о таких прозаических вещах. Помолиться у Стены Плача… Он потрясенно покачал головой.

Постепенно Мойше начал осознавать, что с ним произошло несколько минут назад. Он ощутил, как его охватывает радость. Нечто похожее он чувствовал, когда влюбился. Ривка светилась от счастья.

– Прожить всю оставшуюся жизнь в Палестине, – пробормотала она. – Здесь, в Англии, совсем неплохо, по сравнению с Польшей до прихода нацистов тут настоящий рай. Но жить в стране, где полно евреев и никто не будет нас ненавидеть, – о таком мы и мечтать не могли.

– А кто еще живет в Палестине? – спросил Мойше, вновь осознав, что его познания о мире ужасно ограничены. – Арабы, наверное. По сравнению с поляками и немцами они покажутся нам хорошими соседями. Если Рейвен вырастет в стране, где его никто не будет ненавидеть… – Он замолчал.

Польский еврей с тем же успехом мог потребовать луну с неба. А капитан Мэзер только что вручил ее ему – хотя он ни о чем не просил.

– В Палестине говорят не только на идиш, но и на иврите, не так ли? – спросила Ривка. – Мне придется учиться.