Текст книги "Иван Бунин"
Автор книги: Михаил Рощин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Здесь впервые публикуются уникальные секретные материалы бывших КГБ СССР и МИД СССР, ныне – архива Службы внешней разведки РФ и Архива внешней политики РФ. Как удалось их обнаружить и рассекретить – сюжет для отдельной книги. Историческая значимость этих бумаг не столько в том, что они документально восполняют хронику жизни русского писателя-классика (разрушая при этом множество нелепых обывательских слухов). Благодаря этим документам мы впервые подступаем к острейшему вопросу о судьбе архива Бунина, фактически выкупленного советской стороной у вдовы писателя и все же, кажется, навсегда утраченного для нас.
Публикуемые материалы (1924–1964) можно разделить на две части.
Первая – собственно бунинская хроника – представляется вполне законченной: «завязка» – письмо 1924 года в посольство, «кульминация» – встреча с послом в 1945 году, «развязка» – протест в Гослитиздат в 1946 году. (Набранная в типографии книга была рассыпана. Бунин фактически нарушил компромисс с советскими издателями (о чем позже будет сокрушаться), готовыми удовлетворить все его требования и выплатить ему соответствующие гонорары, как это и произойдет позже с его женой.)
Вторая часть – почти детективная история бунинского архива, полная неясностей и открытых вопросов. После многолетних усилий и миллионов франков, выплаченных советской стороной В. Н. Муромцевой, архив И. А. Бунина остается в распоряжении Зурова, который принимается торговать архивом заново. После смерти Зурова бунинская коллекция таинственно уходит в Великобританию, где вот уже более тридцати лет хранится недоступной для специалистов, без опубликования описи.
22 декабря 1924 года в архиве едва открывшегося в Париже Советского посольства [9]9
Дипломатические отношения РСФСР с Французской республикой установлены 28 октября 1924 г. Посольство бывш. Российской империи во Франции официально работало еще несколько лет.
[Закрыть]появилось написанное на дешевой почтовой бумаге письмо, пролежавшее впоследствии в архиве Министерства иностранных дел СССР под грифом «Совершенно секретно» более семидесяти лет.
Аккуратный, скорее – женский, почерк [10]10
Не может ли это быть рука секретарши посольства, переписавшей письмо, оригинал которого был отправлен (и пока не обнаружен) в Москву? Отсюда и новая орфография.
[Закрыть], столь нехарактерное для Бунина написание «И. Бунин» вместо «Ив. Бунинъ», тон письма скорее говорят о «провокационном» характере документа, вряд ли имеющего отношение к реальному персонажу. Однако в таком случае трудно понять, зачем могла бы понадобиться столь откровенная фальшивка советским дипработникам (или близким к ним вечно за что-нибудь обиженным на Бунина «доброхотам» из числа белоэмигрантов). Никаких бумаг, развивающих историю этого письма, в Архиве внешней политики не обнаружено.
Загадочное письмо Советскому послу во Франции появилось в архиве Посольства всего через несколько месяцев после того, как Бунин выступил со знаменитой речью «Миссия русской эмиграции». Неоднократно повторенная Буниным, растиражированная зарубежной русскоязычной прессой речь неизменно вызывала энтузиазм среди правого крыла парижской белоэмиграции. Впрочем, становиться «знаменем» какой-либо из многочисленных политических эмигрантских группировок Бунин не хотел. Вкуса к политическим схваткам, природу которых он, по своей цельности, всегда отчетливо понимал, у него не было. После всего пережитого в «окаянные дни» он был «тяжко болен /…/ 3 года подряд, душевно, умственно и нервно».
Следующий документ нашей хроники появился в Советском посольстве в Стокгольме через девять лет. Эти годы принесли Бунину литературный успех: один за другим выходят сборники рассказов, стихов, его произведения переводятся на французский, английский и немецкий. «Господин из Сан-Франциско», «Митина любовь», «Роза Иерихона», «Солнечный удар» привлекли внимание известнейших европейских коллег-писателей и критики. Вот некоторые, наиболее характерные отзывы.
Р. Роллан: «Какой гениальный художник! Несмотря на все, какое возрождение русской литературы демонстрирует он! Какие новые богатства колорита, всех ощущений!»
Анри де Ренье: «Конечно, люди не прекрасны и не добры, но разве вокруг них нет красоты? Есть деревья и цветы, небо и свет, текущие воды, плывущие облака; есть времена года… У г-на Бунина понимание природы сочетается с проникнутой горьким чувством проницательностью, какою отмечено его знание человека».
Томас Манн: «Первым, с кем меня познакомили, был Иван Бунин, с которым я уже обменялся письмами, создатель „Господина из Сан-Франциско“, рассказа, который по своей нравственной мощи и строгой пластичности может быть поставлен рядом с некоторыми из наиболее значительных произведений Толстого… Этот рассказ переведен уже, кажется, на все языки. Во французском переводе он полностью сохранил свою захватывающую силу… Разумеется, он (Бунин) пресытился похвалами „Господину из Сан-Франциско“. Он охотнее услышал бы что-нибудь о „Митиной любви“, и, по правде сказать, мне не нужно было себя принуждать, чтобы выразить восхищение ее проникновенностью, потому что и в ней сказалась нравственная эпическая традиция и культура его страны…»
В 1930 году выходит «Жизнь Арсеньева», в марте 1933-го в Лондоне опубликован английский перевод романа, следом переиздания – в Италии, Швеции, Норвегии и Франции.
Уже в 1923 и 1926 годах Р. Роллан начинает выдвигать Бунина на Нобелевскую премию. В 1930-м к делу подключается Томас Манн, с этого времени Бунин номинируется ежегодно.
9 ноября 1933 года в Грасс приходит известие о присуждении Бунину Нобелевской премии «за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер».
14 ноября Бунин уезжает в Париж, чтобы подготовиться к поездке в Стокгольм. В праздничной лихорадке Бунин вряд ли мог предположить, что его триумф станет поводом для возникновения некоторой напряженности в отношениях между Советской Россией и Швецией, как это видно из приведенной ниже дипломатической переписки.
Следующие несколько документов связаны с интересом советской стороны к планам Бунина относительно возвращения на Родину. И далее – уже после смерти писателя – к бунинскому архиву.
Архив И. А. Бунина, который унаследовал после кончины В. Н. Муромцевой-Буниной Зуров, по его завещанию перешел 9 сентября 1971 года к доценту Эдинбургского университета М. Э. Грин [11]11
М. Э. Грин (1912–1998), филолог, литератор.
[Закрыть]. И теперь хранится в Лидском университете. В связи с этим возникают некоторые вопросы:
1. Допускалась ли завещанием В. Н. Муромцевой-Буниной возможность передачи Зуровым архива третьей стороне (учитывая подтвержденные ею права советской стороны)?
2. Был ли Зуров (учитывая диагноз) достаточно дееспособен для перепродажи (передачи) архива Милице Грин?
3. Каковы французские легальные процедуры для вывоза из страны архивных собраний? Соблюдены ли они?
4. И наконец, в свете публикуемых ныне и иных документов, имеющихся в распоряжении дирекции программы «Приношение Бунину», утрачен ли для России архив И. А. Бунина теперь уже безвозвратно?
Тем временем британцы, люди вполне практические, играют «на опережение» – на адрес дирекции программы «Приношение Бунину» пришло следующее:
Электронная почта от г-на Р. Д. Д.
Хранителя Русского архива Лидского университета [12]12
Архив Института «Зимний Сад».
[Закрыть]Лидс, Великобритания (оригинал на английском языке)
Бунинские авторские права и права интеллектуальной собственности, защищенные соответствующими законами, были переданы Буниным – Буниной, Буниной – Зурову, Зуровым – М. Грин, их нынешней владелице. Согласно общепринятой в цивилизованном мире практике, все издания Бунина в СССР и постсоветской России могут быть квалифицированы как пиратские, если не юридически, то по духу. С вступлением России в Бернскую конвенцию становится возможным юридически квалифицировать такие издания как пиратские, если российская сторона не получит соответствующего разрешения у британской стороны.
Похоже, у «советской хроники» Ивана Бунина будет еще долгое продолжение.
Институт «Зимний Сад» выражает глубокую признательность членам Попечительского совета программы «Приношение Бунину», Администрации Президента РФ, Комитету по культуре Государственной Думы ФС РФ, Департаменту культуры и информации Правительства РФ, Министерству культуры РФ, Министерству по делам печати, телевидения и средств массовых коммуникаций, МИД РФ, Департаменту культурных связей и ЮНЕСКО МИД РФ, сотрудникам Историко-доку-ментального департамента МИД РФ и лично А. Н. Залеевой и Е. В. Белевич, Пресс-бюро Службы внешней разведки РФ и Т. М. Самолис, Ю. Г. Кобаладзе и «супершпиону» С. А. Гуськову, другу и профессору Т. Марулло (США), партнерам и спонсорам Института «Зимний Сад» – всем тем, без кого эта работа была бы невозможна.
Дм. ЧЕРНИГОВСКИЙ
Париж, 22.12.24 [13]13
Архив внешней политики РФ (далее – АВП), ф. 197, оп. 2, пор. 5, п. 1, л. 5–6.
Документы АВП по запросу Института «Зимний Сад» рассекречены в установленном порядке. Копии переданы Историко-документальным департаментом МИД РФ Институту «Зимний Сад» для публикации.
Все права защищены © ИДД МИД РФ.
Здесь и далее все архивные документы, за исключением случаев очевидных опечаток и неизбежной транслитерации на современную орфографию, цитируются с сохранением оригинальной пунктуации и правописания.
[Закрыть].
Второго декабря мною было отправлено почтой заявление в адрес посольства СССР на имя первого секретаря посольства товарища Волина [14]14
Этого письма в АВП в фондах Посольства СССР во Франции пока не обнаружено.
[Закрыть].
На это заявление я никакого ответа не получил и склонен самое неполучение его рассматривать как ответ – конечно, отрицательный.
Вследствие того, что, как я предполагаю, подобный результат мог иметь место исключительно как следствие сомнения в искренности моих заявлений, а также ввиду того, что я исчерпал все возможности сделать эти заявления возможно убедительнее и искреннее – возможности, предоставлявшиеся мне только письменным изложением и поэтому крайне слабые, – я прибегаю теперь к последней возможности мне поверить: я изъявляю готовность добровольно ехать в СССР предстать перед судом.
Я это делаю в уверенности, что сомнений или недоверия по отношению ко мне теперь быть не может.
Я прошу разрешения явиться в посольство.
И. БУНИН
Я буду ждать ответа по тому же адресу: Avenue de la Republique, Bureau 5, Poste Restante, «Liebgott».
№ 160c [15]15
АВП, ф. 0140, оп.17, пор. 301, п. 116, л. 104–109.
[Закрыть]
16 ноября 1933 г. секретно г. Стокгольм
КОЛЛОНТАЙ А. М. [16]16
Коллонтай (урожд. – Домонтович) А. М. (1872–1952), в 1930–1941 гг. – полпред, в 1941–1945 – посланник СССР в Швеции.
Вряд ли Коллонтай могла забыть, что писал Бунин в «Окаянных днях»: «Бог шельму метит. Еще в древности была всеобщая ненависть к рыжим, скуластым. Сократ видеть не мог бледных. А современная уголовная антропология установила: у огромного количества „прирожденных преступников“ – бледные лица, большие скулы, грубая нижняя челюсть, глубоко сидящие глаза.
Как не вспомнить после этого Ленина и тысячи прочих? (Впрочем, уголовная антропология отмечает среди прирожденных преступников и особенно преступниц и резко противоположный тип: кукольное, „ангельское“ лицо, вроде того, что было, например, когда-то у Коллонтай)». Цит. по И. Бунин. Окаянные дни. М.: Советский писатель, 1990. С. 163.
[Закрыть]– члену коллегии НКИД тов. СТОМОНЯКОВУ
/…/ Присуждение премии Нобеля по литературе белому эмигранту Бунину не имеет отношения к приведенным мною выше настроениям настороженности, что я тщательно проверила. Присуждение это носило весьма случайный и внезапный характер. Во всяком случае, шведпра (шведское правительство. – Дм. Ч.) бессильно было предотвратить этот шаг международного комитета. «Старики» (в комитет со шведской стороны входят профессора и академики, которым по меньшей мере 80 лет, есть только один «юноша» среди них, ему – «всего» 65 лет) сошлись на финском писателе Силлампяя. Однако как раз за несколько дней до голосования отношения профессорско-ученых кругов обострились с финнами из-за преследования шведского языка в университетах. Выдвинули какого-то допотопного грека-лирика. На нем члены комитета не могли собрать большинства. Тогда за два дня до голосования кто-то выдвинул Бунина. На нем остановились, так как против него никто «ничего не имел».
Кандидатура Бунина появилась в печати впервые накануне голосования. Я имела частную беседу с минпросвещения на этот счет, но он, будучи сам изумлен таким поворотом дела, объяснил мне, что комитет не подвергается никогда воздействию, что «старики» строго оберегают свою независимость от влияний на них со стороны правительства, как бы неуместен и нецелесообразен не был их выбор. Я проверила, что в самом деле бывали случаи, когда премию присуждали вопреки явному неодобрению шведпра. Из бесед с верхами социал-демократической партии на эту тему, причем я им высказывала свое мнение о нетактичности присуждения премии белому эмигранту, я поняла, что этот акт старых академиков не встречает никакого сочувствия и является лишь выражением тупости и недружелюбия к нам со стороны ограниченного круга старой закостенело-консервативной [17]17
Консерватизм как таковой, похоже, был решительно чужд ревписателю и совпослу. Апология «половой раскрепощенности» и иные по-истине революционные эти ко-эстетические откровения публициста и прозаика А. Коллонтай, троюродной сестры Игоря Северянина, друга Плеханова Г. В. и Ленина В. И., привлекли к себе скандальное внимание с публикацией книги «Любовь пчел трудовых» (1923).
[Закрыть]профессуры. Даже (в) «Аллеханда» отнеслись критически к выбору комитета и ставили вопрос: почему не Горький?
№ 175с [18]18
АВП, ф. 0140, оп. 17, пор. 301, п.116, л. 119–124.
[Закрыть]
5 декабря 1933 г. секретно
КОЛЛОНТАЙ А. М. – члену редколлегии НКИД тов. СТОМОНЯКОВУ
Дорогой Борис Спиридонович,
/…/ По вопросу о присуждении премии Нобеля по литературе Бунину я Вам уже писала в прошлом письме, указав как и чем вызвано было это решение Нобелевского комитета. Что старики-академики настроены не в нашу пользу, это, конечно, не подлежит сомнению. Но, характерно, что шведобшественность и почти вся буржуазная пресса весьма критически отнеслись к выбору Бунина как представителя словесности на русском языке, достойного премии Нобеля.
Даже «Аллеханда» писала, что как-то неудобно выглядит, что в списке имен, награжденных премией Нобеля, русскую литературу – страну Толстого – представляет Бунин. Во многих газетах отзывы были еще резче [19]19
Примечательна оценка, данная в «Характеристике главнейших шведских газет» аналитиками Советского посольства газетам, на чьи публикации вынуждена ссылаться Посол СССР для подтверждения версии о всеобщем «негодовании шведобщественности»:
«Афтонбладет». Вечерняя крайне-правая газета, активистского направления. Занимает ресковраждебную позицию против СССР, ведет пропаганду за участие Швеции в войне против СССР в составе единого капиталистического фронта. Каждый день печатает всевозможные небылицы об СССР. Серьезным влиянием не пользуется.
«„Ниадаглихт Алеханда“. Вечерняя правая газета бульварного типа. Весьма распространена в Стокгольме. Отношение к СССР такое же, как у сенсационно-бульварной „Афтонбладет“. Также распространяет всякие небылицы об СССР»; АВП, ф. 0140, 1930, д. 257, п. 113. С. 81–82.
[Закрыть]. Сандлер [20]20
Р. Сандлер – в 1932–1939 гг. министр иностранных дел Швеции.
[Закрыть]признался мне, что он ничего не читал и не знал Бунина.
Однако, белые газеты и тот шум, какой белые в Париже подняли вокруг Бунина, не мог не найти отражения и в Швеции. Появилась заметка, что французский посланник Госсен будет представлять Бунина при торжествах вручения премии. В «Последних новостях» стояло, что французский посланник дает официальный обед в честь Бунина и что обед этот входит в церемониал торжеств. В связи с Буниным здесь проявляет особенную активность пресс-атташе французского посольства, председатель союза журналистов, некий де-Шассен, бывший русский, хотя и уехавший во Францию до революции. Он писал о Союзе пакостные книги. Фигура к нам враждебная. Вокруг Бунина, с помощью союза журналистов, он развивает весьма оживленную активность, являясь же атташе при французском посольстве, вносит и сюда свою «нотку».
Поэтому я решила поговорить напрямик с Сандлером, воспользовавшись свиданием с ним. Я, во-первых, ему указала на то неблагоприятное впечатление, какое вообще у нас произвело избрание Бунина предметом премии; во-вторых, если уже кабинет не мог этому помешать, я попросила Сандлера по крайней мере воздействовать на прессу с тем, чтобы приезд Бунина не принял бы под воздействием враждебных к нам элементов белой эмиграции, характер политической кампании против Союза, выставления Бунина «жертвой» и т. п. Я так же просила Сандлера «частным образом» узнать в самом ли деле французское посольство вовлечено в церемониал по чествованию Бунина? Сандлер, хотя и оговорился, что пресса в Швеции не подлежит воздействию МИДа, обещал, однако, «сделать возможное», а так же дать мне «частным образом» справки о Церемониале, добавив что избрание Бунина предметом награждения в высшей степени неприятно для шведпра. Через несколько дней зам. Сандлера, барон Гамильтон, просил меня заехать в МИД и сообщил, во-первых, вопреки обычаю, во время торжеств не будут вывешены флаги тех стран, чьи граждане получают премию. Кроме того, «Бунин – человек больной», может быть он не сможет присутствовать на торжествах и премия, в таком случае, будет ему послана в отель.
МИД, как я узнала, делал попытки, чтобы Бунин вообще сюда не приехал, но попытки эти не удались. Гамильтон сказал мне также, что французское посольство «официально» в чествовании Бунина не участвует, но добавил, что, конечно, может быть, что французы «частным образом» собираются «чествовать» Бунина. Во всяком случае, уже известно, что де-Шассен организовывает вечер иностранных журналистов в честь Бунина. Нашего ТАССа, тов. Зейферта, на вечере этом, конечно, не будет. Я тоже, разумеется, отказалась быть на торжестве при вручении премии. Гамильтон осведомился: «Но если бы Бунин был болен в этот день, Вы бы не отказались присутствовать?»
МИД, после моего разговора с Сандлером, проявляет несомненное стремление смягчить углы по поводу нетактичности поступка академиков при выборе Бунина.
По физике Нобелевский комитет избрал немца, бежавшего в Англию от гитлеровского режима. Но это лицо вызывает полное сочувствие кабинета, как пострадавшее от фашистского режима /…/.
С ком. приветом – А. КОЛЛОНТАЙ
Рассекречено:
Служба внешней разведки РФ 1 °Cовершенно секретно Источник (…) [21]21
Архив Службы внешней разведки РФ (далее – АСВР); имена «источников» Пресс-службой СВР РФ пока не раскрываются.
По запросу Института «Зимний Сад» документы АСВР рассекречены в установленном порядке. Копии официально переданы Пресс-службой Службы внешней разведки РФ Институту «Зимний Сад» для публикации. Все права защищены © СВР РФ.
[Закрыть]
24. VII.1937 г.
Бунин Иван Алексеевич, родился в ноябре 1870 г., в б. Воронежской губ., а детство провел в б. Орловской (Елецкий у.) губ. Род Буниных дворянский, старый, но не очень знатный. В роду были писатели – известная поэтесса Бунина В. А. [22]22
Благодарим Тульское областное управление культуры за любезно предоставленную информацию о том, что могила одной из первых русских поэтесс А. П. Буниной (1774–1829) атрибутирована и хорошо сохранилась.
[Закрыть], Жуковский – внебрачный сын Бунина с крестьянкой. Детство Бунина проходило в условиях бедности и нервности. Отец его помещик, самодур и охотник, подверженный припадкам то бешенства, то нежности и самобичевания, прожил, промотал и проиграл впрочем свое небольшое состояние.
Бунин учился в гимназии, но уже из первых классов был взят по бедности. Образованием мальчика занялся старший брат Юрий [23]23
Напомню, что брата И. А. Бунина звали Юлием.
[Закрыть], впоследствии земец, известный педагог и автор книги по школьному вопросу.
В юности Бунин порывает с семьей, увлекается Толстым и Толстовством, сам вступает в трудовую артель, занимается плотничеством, позже открывает книжную лавку «Посредника». В это же время он пишет статьи в провинциальных газетах преимущественно по вопросам хозяйства. Рассказывает: «Однажды, за 10-рублевым заказом сидел 3 недели без перерыва и довел себя до того, что хлынула горлом кровь».
Пройдя с братом курс гимназии, Бунин усиленно занимался своим дальнейшим самообразованием. В 25 лет он получает Пушкинскую премию. Его перевод «Песнь о Гайавате» Лонгфелло оценивается англичанами, знающими русский язык, как «труд исключительного изящества и точности».
В те времена Бунин принадлежал к либеральным кругам общественности, хоть и стал в стороне непосредственно от политики. Считался «левым». Несколько позже он сходится с Горьким, активно участвует в сборнике «Знание». Литературное общение переходит в дружбу. Бунин уезжает на Капри, ежедневно встречается с Горьким, некоторое время находится под его обаянием, сам со стороны Горького видит почти влюбленность. Позже он отплатит Горькому за эту дружбу злобнейшей ненавистью, грубыми, мелочными и «злобными воспоминаниями», но до сих пор иногда в семейной обстановке вспоминает с волнением о некоторых моментах этой дружбы и некоторых чертах характера покойного писателя.
Известность Бунину принесла его «Деревня», о которой нынешний маститый фашистский бард Амфитеатров писал тогда, что она написана с «дворянского куплета». Безпощадно-подлинное изображение крестьянского быта, жестокий реализм этого изображения, горечь тона вызвали большие волнения в кругах либерально-сентиментальной русской общественности и долгие споры в литературе. Бунин надолго остается автором «Деревни».
В начале столетия Бунин женится на богатой одесской гречанке. Брак неудачный. Умирает 4-х летний единственный сын Бунина [24]24
Фотография сына Николая до конца дней стояла на рабочем столе Бунина.
[Закрыть]. В 1907 году он сходится с одной из красивейших девушек Москвы Верой Николаевной Муромцевой, племянницей Председателя Первой Государственной Думы С. Н. Муромцева. Брак был оформлен много позже в эмиграции.
Перед империалистической войной Бунин избирается почетным членом Академии наук по разряду изящной словесности. С этого времени начинается его поправение. Он все чаще вспоминает о своем дворянском происхождении. Войну он встречает уже ярым «патриотом», к концу ее брюзжит о «распущенности солдатских масс».
Гражданская война застает его в Одессе. Здесь он пишет свой талантливый и злобный дневник «Окаянные дни», «Освободителей».Деникинцев встречает «осанной». Вскоре деникинский отдел пропаганды привлекает его к активной работе, вместе с проф. Кондаковым он становится во главе белой одесской газеты «Южное слово», на генеральских банкетах он именуется «национальной гордостью», «знаменем российской культуры». Контрреволюционная его активность привлекает к участию в деникинском движении многих колеблющихся интеллигентов.
В январе 1920 года с остатками деникинских войск, в окружении близких друзей – писателя Федорова А. В., художника Нилуса И. А. и др. он бежит за границу в Болгарию. Вскоре по приезде его обкрадывают в одной из софийских гостинниц. В тот же год богатая меценатствующая семья Цейтлиных И. С. и М. С. выписывает его с женой в Париж, дают деньги на первое устройство.
В Париже устраиваются «попечительские комитеты» о писателях. Дальше правительства 3-х стран (Югославия, Чехословакия и отчасти Франция) назначают ежемесячную субсидию группе писателей эмигрантов (Бунин, Куприн, Шмелев, Бальмонт и позже Зайцев).
Бунин живет бедно. На смешанных писательских банкетах открывает французам «подлинную правду» о «сатанинской природе большевиков». Выступает на эмигрантских собраниях, пишет статьи барабанно-контрреволюционного содержания («Миссия русской эмиграции» в берлинском эмигрантском «Руле»), пытается полемизировать с Горьким, публикует дневник.
Постепенно с годами пыл его умеряется. Белые генералы, в гражданскую войну проповедывавшие непредрешенчество, а в эмиграции открыто объявившие себя монархистами, относятся к нему с опаской. Круги бывшей аристократии вообще его, представителя захудалого рода «своим» не признают.
Эмигрантская масса, в основе своей малокультурная и под влиянием внешних условий начинающая разлагаться его почти не знает. Бунин уезжает на юг Франции в Грасс и садится за чисто-литературную работу. Рецидив возвращения и политика приходят в 1926 г. Миллионер нефтяник Гукасов открывает национальную газету «Возрождение». Политическим редактором ее приглашается Струве П. Б., литературным Бунин. Бунин от редакторского поста отказывается, но все же играет значительную роль в «освободительной» газете, привлекая к участию в ней ряд литераторов, не обновляя в ней печатания своего свирепо-антибольшевистского дневника «Окаянные дни». Однако, через год у Гукасова со Струве произошла ссора. Бунин принимает сторону Струве и вместе с ним уходит из газеты.
Дальше под влиянием нужды и… читательского внимания Бунин принимает приглашение левой (по эмигрантским понятиям) газеты «Последние новости». Этот переход в кругах правой и военной эмиграции производит впечатление крупного скандала, несмотря на то, что Бунин выговорил себе право печатать в газете только то, что он сам найдет нужным без редакторского контроля.
Дальше начинается период уединения. Бунин 8–9 месяцев в году сидит в Грасс, лишь изредка наезжает в Париж. Субсидии чешская и югославская все сокращаются, французская вовсе уходит. Бунина в его уединении навещают друзья: Мережковский с женой, Шмелев, Зайцев, Алданов, Тэффи, композитор Рахманинов, профессор Ростовцев, из СССР негласно начинают к нему писать Елпатьевский и Екатерина Михайловна Пешкова, уговаривающая его не позорить себя столь недостойными выступлениями против Горького. Статьи Бунина против Горького в оригинале были еще более грубы и злобны и в их смягчении играла большую роль жена Бунина, сохранившая к Горькому иные чувства, чем муж. В 1926 году Бунин на пляже познакомился с молодой эмигрантской поэтессой Кузнецовой Галиной Николаевной, по мужу Петровой. Через год после жесточайших скандалов в Бунинской семье, она оставила мужа и переехала на дачу Буниных. Начался роман, жена Бунина была впрочем уверена, что физической близости не было. Кузнецова прожила в доме Буниных до 1934 года. В 1934 году она уехала в Германию к сестре б. русского эмигранта ныне немецкого гражданина профессора одного из университетов Германии – Степуна Ф. А.
Роман произвел скандальное впечатление не только среди близких Бунина, но и в значительных кругах эмиграции. Бунин неузнаваемо переменился, отошел от всякой общественной жизни, от многих друзей. Только в последнем году этот «туман», как он говорит, начал проходить.
В 1930 году начала выставляться кандидатура Бунина на получение Нобелевской премии. Он настолько был уверен в ней, что когда за год до того ему предлагали заключить с Мережковским, вторым кандидатом на премию, соглашение, по которому в случае получения премии одним из кандидатов половина ее передается другому, – Бунин отказался.
Премия выразилась в сумме приблизительно 780 тыс. фр. франков. Бунин предполагал жить на проценты с капитала, рассчитывая также на высокий тираж книг в связи с премией. Однако, в первый же год было прожито не меньше 180 тысяч. Одно время денег оставалось меньше 500 000. Однако, финансовый советник Бунина, известный в эмиграции биржевой делец проф. Михельсон, многими операциями в связи с колебаниями франка восстановил положение. В данное время, по некоторым сведениям, сам Бунин тщательно скрывает цифру своего состояния. Сумма денег, оставшаяся от премии, около полумиллиона. Деньги держит в бумагах и частью в золоте [25]25
Значительную часть денег Бунин передаст нуждающимся соотечественникам. Была создана даже спецкомиссия по распределению: «Как только я получил премию, мне пришлось раздать около 120 000 франков. Да я вообще с деньгами не умею обращаться. Теперь это особенно трудно. Знаете ли вы, сколько писем я получил с просьбами о вспомоществовании? За самый короткий срок пришло до 2000 таких посланий» (из интервью газете «Сегодня», Бабореко. Материалы, с. 283).
[Закрыть].
С 1929 года в семье Буниных живет писатель Зуров Леонид Федорович, сотрудник «Последних новостей», автор книг «Древний путь», «Кадет». (Зуров сейчас в Эстонии, куда командирован парижским музеем Трокадеро для научных археологических изысканий [26]26
Благодарим директора Археологического отдела Псковского областного краеведческого музея Л. Грушину за любезно предоставленные копии отчетов и писем экспедиций Л. Зурова по Псковщине (в ту пору – по независимой «буржуазной Эстонии»). Именно из одной такой экспедиции и был привезен эскиз древнего каменного креста из городища Изборск, положенного в основу могильного креста на склепе Бунина.
[Закрыть].) Несмотря на то, что Зуров участник гражданской войны на стороне белых у Деникина, потерявший в бою на глазах отца, он сравнительно левых взглядов в политике. За последние 5 лет в тесном кругу друзей Бунина не раз заходила речь об исторической справедливости русской революции, о необходимости пересмотреть старые мерки. И всякий раз Бунин доходит до бешенства в своих проклятиях Союзу, строю, народу. Он не может без дрожи смотреть на советские газеты, совершенно не читает советской литературы [27]27
Информатор был неправ. За советской литературой Бунин, по возможности, следил.
[Закрыть] , язвит над «колеблющимися» и вопит, что готов поцеловать сапог японскому или немецкому фельдфебелю.И все же для наблюдательного человека близко знающего Бунина ясно, что вся его одержимость – продукт самогипноза и в большой степени результат личной ущемленности, а отнюдь не «идейное состояние».
Если бы революция встретила его менее сурово, если бы дорогу к славе ему не перебил Горький, если бы столь второстепенно не пригласили его белые генералы, Бунин был бы другим.
Бунин внутренне только художник, человек честолюбивый, эгоистический, любитель хорошо пожить и по-существу общественно-равнодушный, безответственный. Насколько слаб его общественный хребет рисует его встреча с Толстым А., которого в эмигрантском быту проклинает его на каждом перекрестке и которого внутренне по старой дружбе, глубоко и весело любит. Увидев Толстого, он бросился к нему на шею и они расцеловались. Этого до сих пор не могут ему простить его «левые» друзья по эмиграции.
И тем не менее самогипноз этот столь крепок, раз начатая роль «апостола фашизма» настолько глубоко вошла в натуру, что, думается, нет силы, способной заставить Бунина честно пересмотреть свое отношение к Союзу. Для этого он просто недостаточно серьезен: пожить всласть, покрасоваться, попить, поесть, побегать за «хорошенькой девченкой», а денег до конца дней должно хватить…
Бунин физически очень крепок, здоров. Лишь изредка мучит его геморрой – единственная эта болезнь за всю жизнь [28]28
К старости добавились крайне болезненный запущенный простатит, потребовавший хирургического вмешательства в 1948 году, астма и плеврит. Смерть, по заключению врачей, наступила от «сердечной астмы, атеросклероза легких и сердечной недостаточности». См. Бабореко. Материалы, с. 314–321.
[Закрыть]. В последние годы жадность его к жизни повышена. Ест он жадно и много, но всю жизнь обладает вкусом к хорошей первоклассной кухне. Может много выпить и прекрасно знает толк в винах и водках, хмелеет мало и редко, перепивает и сейчас многих молодых. Характером нервен, но нераздражителен, весел, сохранил вкус к острому словцу, находчив, остроумен. Чрезмерно любит покрасоваться, ревнив к вниманию, одевается всегда у хороших портных, питает слабость к английским вещам, любит французских писателей, выше всех ставит Мопассана, из русских благоволит перед Толстым [29]29
Львом Николаевичем, разумеется.
[Закрыть]. Последняя его работа, книга о Толстом, написанная для американцев, за которую он получил хорошие деньги. На русском языке книга выйдет в Шанхае, в издательстве Павловского. В самое последнее время у Бунина особая слабость к молодым женщинам. Его друзья: Алданов, Зайцев с женой (с семьей Зайцева Бунин связан около 30 лет), Бунаков-Фундаменский, Тэффи, Дон Аминадо (Шполянский), семья Цейтлиных, семья Михельсон, Нилус И. А., Калаш И. А. Был Куприн. Из менее близких Зензинов В. М., Кульман И. К., Ходасевич В. Ф., Адамович Г. В., Шмелев И. С. В последние годы установились довольно близкие отношения с некоторыми из молодых эмигрантских писателей, поэтов и поэтесс. В настоящее время Бунин с женой находится в Женеве, оттуда предполагает поехать в Италию. В Париж он вернется поздней осенью и если все будет благополучно.
(1937 г.)
«Рассекречено»: Служба внешней разведки РФ 10 Источник: «…»
Принял: Ф…
2. V.45 г. [30]30
АСВР.
[Закрыть]
О БУНИНЕ
В самом начале мая в Париж с юга Франции возвращается писатель БУНИН Иван Алексеевич.
«Бард белой эмиграции», Бунин ненавидит немцев (о Гитлере и Муссолини у него не было другого определения, как «взбесившихся обезьян» [31]31
Истины ради стоит отметить, что о Ленине и Сталине он говаривал не менее сочно.
[Закрыть]) и поведение его во время оккупации было безупречно.
В начале нынешней войны Бунин написал письмо А. Н. Толстому, с которым был связан самыми близкими дружескими отношениями (Бунин – первый редактор Толстого). В письме этом он жаловался на усталость и разочарование в эмиграции и давал понять, что был бы готов вернуться на Родину.
Ответ от Толстого не успел притти, началась германо-советская война.
В настоящее время политические настроения Бунина крайне неустойчивы. Их можно было бы определить, как относительно про-советски. Но «первый писатель России», как о нем говорил М. Горький, он знает себе цену. Болезненно-честолюбивый, он любит подчеркивать, что был «не последний сын своей Родины» и, конечно, выделяет себя из эмигрантской массы. Бунин вспоминает, как в 1936 г., когда он встретился в Париже с А. Н. Толстым, Толстой сказал ему: «Возвращайся домой. Москва сумеет тебя встретить, Москва ударит в уцелевшие колокола».
Однако, по натуре своей, Бунин человек слабовольный и легко поддающийся посторонним влияниям. Несомненно, что сейчас же по приезде он будет окружен своими близкими друзьями, (из) которых многие, как писатель Зайцев Б. К. и профессор Михайлов П. А., занимают политически антисоветские позиции, а некоторые, как писатель Шмелев И. С. – скрытые фашисты. И эти встречи, несомненно, окажут в короткое время свое определенное влияние на Бунина.
Соображение:
в виду изложенного, было бы крайне желательным получение Буниным в самом скором времени по приезде, частного письма от А. Е. Богомолова [32]32
Богомолов А. Е. (1900–1969) в 1953–1965 гг. – посол СССР во Франции (ДС, т. 1, с. 140).
[Закрыть]с пожеланием личной встречи, лучше всего, с приглашением на завтрак (Бунин – большой гастроном). И именно потому, что Бунин чрезвычайно чувствителен к вниманию, ему оказываемому, было бы очень хорошо, если бы и самый тон этого неофициального письма свидетельствовал о том, что Бунина выделяют из рядовой эмигрантской среды.
Такое приглашение в корне парализовало бы все попытки отговорить его от «безумного шага» – возвращения на Родину. А такие попытки несомненно будут.
СССР
Всесоюзное общество культурной связи с заграницей
Секретно
Экз.№ 1
22 октября 1945 г.
№ 1820 о/с [33]33
АВП, ф. 0136, оп. 29, пор. 77, п. 204, л. 93.
[Закрыть]
Заведующему 1-м Европейским отделом НИКИД СССР тов. КОЗЫРЕВУ
В связи с запросом инстанций, прошу передать в Париж тов. Алексееву следующее:
«Срочно сообщите по телеграфу характеристику русского эмигранта Ивана Бунина. В характеристике покажите: поведение и настроение Бунина в годы войны и в настоящее время, его отношение к СССР, чем он занимается, что написал и что пишет, по-прежнему ли он хочет вернуться на родину (об этом желании он писал в 1941 году Телешеву и Алексею Толстому)».
