Текст книги "Серая хризантема (Фантастические повести и рассказы)"

Автор книги: Михаил Шаламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

ОТПРЫСКИ
Рассказ

1

Ровно в полночь, когда Марья Лукина родила крылатого дракончика, муж ее, Макар, проводив взглядом выбежавшую с воплями из дома толстую бабку Радостиху, вошел в горницу взглянуть на своего третьего отпрыска. Взглянул, плюнул на чисто вымытый пол, бросил перепуганной жене: «Весь в тебя уродился!» – и, сняв со стены двустволку, ушел в тайгу, вымещать бессильную злобу на белках и куницах.

2

Саня Теткин топтался под окнами больницы с вечера. С пяти часов, как привез сюда на КамАЗе свою нежданно вздумавшую рожать жену Лариску. Теперь он не мог себя заставить вернуться домой, в соседнюю деревню Рассоленки.

Нянечка Дуся сказала:

– Подожди ты!.. Часов через пару родит твоя баба, никуда не денется!

И вот уже ночь, а Лариска все не рожает. Странно было ему думать: Саня – и вдруг отец. А Лариса – вдруг чья-то мамка. Сане хотелось сына. Или дочку.

Он присел на освещенное крыльцо родильного отделения и, подобрав валявшийся неподалеку клочок газеты, прочитал, что в далекой Карельской АССР «на базе лесозаготовительной промышленности получили развитие деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная. Карелия производит пиломатериалы, целлюлозу, бумажную тару и лыжи». Когда Саня прочитал про лыжи, ему показалось, что в глубине больничного корпуса кто-то заплакал. Саня бросил газету и, затравленно оглядываясь на замелькавшие за окнами тени, поскребся в дверь больницы.

Открыли ему удивительно быстро, и Саня оказался нос к носу с главврачом. Тот глянул на Саню рассеянно, поверх очков, кашлянул и пропустил его в чистые сени.

– Родила? – спросил Саня, смущаясь чего-то.

– Родила… гм-гм… – ответил старый врач.

– Парня?

– Дочку… гм-гм… в некотором роде… – был ответ.

А Саня уже чувствовал, что тут что-то не так.

– Что случилось, Василь Иваныч? – шепотом спросил он. – Лариса что, умерла, да?

– Да что вы, Саша! – ответил доктор. – К сожалению… гм-гм… здесь все гораздо сложнее…

И он рассказал Сане все без утайки. Когда доктор кончил, он предложил молодому отцу валидол. Саня от таблетки не отказался.

3

У сельской учительницы Надежды Фоминичны Лыковой в ту ночь тоже родилась девочка. Когда мать, отдохнувшая от родовых мук, попросила принести ребенка, нянечка тихо заплакала и ушла. Слез ее Надежда Фоминична не заметила и очень забеспокоилась, что ей так долго не несут дочь.

Наконец, все еще всхлипывая, Дуся принесла белый сверточек и положила его на кровать. Надежда Фоминична осторожно откинула одеяльце и несколько минут тупо смотрела на открывшуюся розовую крокодилью мордочку.

Потом ребенок заплакал, и она дала ему грудь.

4

Так в деревне Рассоленки Новоильинского района в одну ночь родились Вовка Лукин, Таня Лыкова и Леночка Теткина. Все они были маленькими розовыми дракончиками без хвостов и когтей.

В деревне к ним скоро привыкли, ведь трое – не один; трое – это уже почти как и надо. Потянулись долгой чередой дни, недели, месяцы, годы…

5

Любимой куклой Леночки был Крокодил Гена, пластмассовый, в шляпе и с трубкой. Если вынуть трубку из Гены, из нее можно было пускать мыльные пузыри. Но Леночка любила Гену не за трубку, а за то, что он – крокодил, почти такой же, как и она сама.

Мама Лара в дочери души не чаяла, хотя на второго ребенка они с мужем так и не решились.

Когда Леночка впервые взлетела, неумело махая перепончатыми крылышками, с матерью случился нервный припадок.

– Что плачешь, глупая?! Дочь летает – авиатором будет! – сказал ей покуривавший в это время неподалеку квартирант, леспромхозовский шофер Миша Пантиашвили. Миша хоть и приехал в эти места за длинным рублем, но был не жадный, и в деревне его уважали.

– Так ведь летает же! – всхлипнула Лариса.

– Ну и что? – резонно ответил Пантиашвили. – Орел тоже летает, так ведь не плачет же никто!

В этот момент трехлетняя Леночка вспорхнула на березу и уселась там в прошлогоднем вороньем гнезде. С дерева посыпались мелкие веточки, и Лариса, прекратив бесполезные слезы, побежала за сарай, искать лестницу.

– Мам, я Гену тут оставлю! Я буду к нему прилетать! – закричала девочка сверху. – Хорошо, мама?!

6

Доктор Златкин прописал Тане очки. Стекла для них привезли из районного центра, а оправу из лосиного рога выточил на досуге охотник Макар. Он резал рог, время от времени примерял оправу на своего сына, а Вовка злился, что из-за этой воображалы Таньки отец не выпускает его на улицу.

К вечеру оправа была готова, и Татьяна Петровна Лыкова, пяти лет от роду, с форсом прошлась в новых очках по деревне.

Таня рано научилась читать, года в четыре, и все донимала мать: возьми да возьми ее в школу. Мать взяла. В тот же год девочка освоила задачи «с иксами» и могла показать на глобусе Кольский полуостров.

– Бери пример с учительшиной дочки, обалдуй! – приговаривала, бывало, мать какого-нибудь трудяги-второклассника. – На три года тебя моложе, а знает в тысячу раз больше!

– Да-а-а, – отвечал трудяга-обалдуй. – Танька, она – крокодила, а крокодилы – они все ученые. А я-то ведь не крокодил!

– И слава богу! – меняла гнев на милость мамаша, гладя сынулю по чубчику. – Не крокодил!..

А на улице за «крокодилу» сынуля вполне мог бы схлопотать по шее и от не по годам рослого Вовки Лукина, и от его старших братьев, которые за младшего и за Таньку с Ленкой горой стояли.

7

Когда Вовке исполнилось шесть лет, отец впервые взял его с собой на охоту.

– Папка, я подманю зайца! – просил Вовка. – Мамке шапку сошьем!

– Сейчас зайца нельзя, – терпеливо объяснял сыну Макар, – у него еще шкура плохая. Зимой зайца подманишь!

– А я сейчас хочу! – хорохорился Вовка. – Стреляй не стреляй, а зайца я все-таки подманю! – И, не дожидаясь отцовского согласия, он потешно зашевелил кожистыми ушами, настраиваясь на заячью волну. Отец, прищурившись от солнца, смотрел на его сосредоточенное драконье лицо и выступившие на лбу капельки пота.

Затрещали кусты – это шел заяц. Он нес перед собой волну ужаса. Волну эту чувствовал даже Макар. Да и как тут вусмерть не перепугаться, когда неведомая сила тащит тебя вперед и хочешь не хочешь, а прыгать приходится.

Заяц скакал к охотникам с дикой неохотой. Прыжок, еще прыжок… На пути пень – через пень… На пути осина – лбом в осину. Оклемался – еще раз в осину…

– Отпусти его, Вовка! – тихо сказал Макар. – У него и так полные штаны…

Вовка расслабился и засмеялся. Потом они долго смотрели, как заяц, совсем одурев, метался по поляне.

Макар думал: «Нельзя Вовке в охотники. С его даром ни зверю, ни птице в лесу спасения не будет. Хорошо, хоть не злой парень растет. А то бы вообще хана лесному зверью…»

– Пойдем к болоту, Вовка! – сказал Макар. – Я тебе там совиное гнездо покажу. С совенятами.

8

Годы шли своим чередом. И никто в Рассоленках не знал, что в восьми километрах от деревни, в глубине тайги, за Совьим Логом, на островке среди болота стоит черный от копоти, латаный-перелатаный звездолет космических скитальцев.

9

Вовка с Леной плескались в Серебрянке, а Таня со старшим Вовкиным братом, Славкой, сидели над ними на мостике и болтали ногами. К ним по мосту подошел дядя Миша Пантиашвили, нежадный человек. Он так и остался жить в Рассоленках, поблизости от Длинного Рубля. Дядя Миша отсыпал ребятам из кармана фундуков, которые ему регулярно присылали родственники с солнечного Кавказа, и встал рядом, покуривая.

– Вовка! Долго под водой сидишь. Подводником будешь? – спросил дядя Миша.

– Не-а, – ответил Вовка, – космонавтом! – и снова нырнул.

– Вах, – сказал дядя Миша, – все равно подводником!

Вовка вынырнул. Его загорелое драконье лицо сияло.

– Глядите, что нашел! – закричал он, подпрыгнул и, захлопав мокрыми крыльями, вылетел из воды. Вслед за ним из реки вылетела и Ленка. Столпившись впятером на мосточке, они рассматривали находку.

– Бутылка, – удовлетворенно констатировал дядя Миша, словно ничего другого и увидеть не ожидал.

– А вот и не бутылка! – возразила Таня, поправляя пальцем сползающие очки. – Это какой-то баллон. И он не должен был лежать на дне. Он запаянный. Такие должны плавать!

Не слушая умную Таню, Вовка тюкнул «баллон» о камень, потом – еще раз, посильнее; потом долбанул его со всего размаха и наконец расколол.

– Сережки!.. – зачарованно сказала Таня.

– Клипсы, – разочарованно поддержал ее Вовкин братан Славка.

– И свисток! – закончил довольный Вовка. – Свисток – нам со Славкой, а сережки – сами делите! – И он оглушительно засвистел в свое приобретение.

– Вах! – сказал дядя Миша Пантиашвили. – Хороша свистишь! Гаишником будешь!..

Девчонки тут же нацепили по сережке и ревниво посматривали друг на друга. Потом Таня решилась и предложила Леночке отступного – зеленое нефритовое колечко, которое мама подарила ей на десятилетие. Лена милостиво согласилась, отдала подружке клипсу и, надев на палец прохладный нефрит, пошла со Славкой на пруд. Она давно уже обещала ему выманить из-под коряги большого замшелого рака.

10

В эту ночь Таня постелила себе на сеновале. Лето стояло жаркое, ночи душные – только на сеновале и спать. С огорода тянуло свежим запахом наливающихся яблок, где-то внизу, под сеном, шуршали тихие мыши, а за деревней, у речки, кто-то свистел и стрекотал.

– Приди! – вдруг услышала она вкрадчивый голос. – Приди, мы ждем тебя…

Таня поднялась на локте и огляделась. В сумраке сеновала никого не было. Она лежала одна, среди сена и ночи.

– Приди, – продолжал голос, – приди к нам, не бойся нас, мы твои друзья.

– Кто вы? – испуганно спросила Таня у темноты.

– Твои друзья, твои друзья, – прошептал голос. – Мы ждем тебя…

Поколебавшись с минуту, Таня оделась, слезла с сеновала и, прихватив на всякий случай топорик, которым мать обычно щепала лучину для самовара, пошла в темноту.

Она прошла Рассоленками, вышла за околицу и – через поле, в лес. Таня не боялась. Ей было интересно. Девочка уже поняла, что голос раздавался из ее сережек-клипсов.

Таня шла уже дольше часа, посвечивая под ноги прихваченным из дома фонариком. Близко уже было до Совьего Лога. Не напорись она в темноте на заросли чудовищно хищной и жгучей крапивы, не поняла бы Таня, что за ней кто-то следит.

Когда девочка, вдоволь наойкавшись, чесала обожженную крапивой ногу, она услышала какой-то шорох в кустах за спиной. Быстро обернувшись, она выхватила из-за пояса топорик и направила луч фонаря на шум.

Из кустов, защищаясь ладонью от света, вышел Вовка.

– А, это ты, Тань, – сказал он. – Ленка тоже здесь?

– Тебя звали? – спросила Таня, не отвечая на его вопрос.

– Ага! Через свисток. – Вовка зевнул и ткнул пальцем в висящую у него на шее речную находку.

11

Кдорр и Трыгг приготовили для гостей гравимост через болото.

– Подходят! – сказал командиру Трыгг, глядя на экран, на черном фоне которого к желтому веретену корабля приближались две светлые точки.

– Дождались! – прошептал Кдорр, молитвенно раскинув крылья над головой. – Сейчас или никогда! – И он бросил взгляд на край экрана, где три радиобуя покачивались в трясине над могилами трех членов экипажа, не переживших аварии, которая приковала корабль скитальцев к этой планете.

А светлые точки уже ступили на мост, проложенный поверх болотных зыбей… вот они уже в шлюзовой камере.

– Проходите, дети! – сказал Трыгг. – Чувствуйте себя как дома!

12

– Теперь вы знаете нашу историю, – печально улыбнулся Трыгг, – без вашей помощи этот корабль не взлетит. Его могут поднять с поверхности планеты лишь усилия пятерых эллоитян. А вы, ребята, такие же эллоитяне, как и мы с командором. Так что нам без вас троих никак нельзя!

– А почему вы не попросили помощи у людей? – серьезно спросила Таня. – Вам никто не отказал бы в помощи.

– Это бесполезно! Только нервная система эллоитян приспособлена для подключения к координирующему мозгу нашего корабля. И притом… для любого из них помощь эллоитянам значила бы расставание с родной планетой навсегда.

– Как – навсегда? – воскликнул Вовка.

– Как – навсегда?.. – эхом отозвалась у него из-за плеча Таня. – Так вы хотите увезти нас с Земли?!

– Конечно, дитя мое! – ответил командор. – Вот ты, например, красивая, очень даже красивая девочка. А на Земле никто не сможет оценить этой красоты. Для всех без исключения землян ты – монстр, некое теплокровное подобие местных рептилий. Сейчас вы – дети и не понимаете того, что на этой планете вы обречены. Здесь вам нечего ждать от людей, кроме презрения и ненависти. Ваш дом на Эллое, среди таких же, как вы!

– А папа, мама? Как мы их оставим?

– Это не твои родители, девочка! Просто без их помощи мы не смогли бы вырастить на этой планете эллоитян. Они лишь посредники, не более того. И, поверь мне, они только облегченно вздохнут, когда узнают, что вы улетели. Да ты не плачь, не плачь, Таня! Теперь ты среди друзей!

– Нет! – решительно сказал Вовка. – Мы не полетим! Я вам не верю! Они любят нас!

– А ты не думал, никогда не думал, мальчик, что для родителей ты – обуза? Для них ты – вечный укор неизвестно в каких грехах, а их так называемая любовь к тебе на самом деле всего лишь жалость, не более того. Так что, дети, думайте и решайте сами. Мы с Трыггом подождем до утра и торопить вас не станем.

Уведя детей в их каюту, Кдорр вернулся к навигатору и сел рядом с ним в свободное кресло, опустив руки между коленей.

– Что, тяжко? – тихо спросил его Трыгг.

– Тяжко. Столько лет ждал этого дня, а сегодня чувствую себя последним мерзавцем.

– Но ты же говорил им чистую правду!

– А сам-то ты в эту правду веришь? – вопросом ответил ему командор, на сей раз на телепатической волне, пока еще не доступной для мозга детей. – Сам-то веришь?

– Но ведь иначе нельзя, командор…

– Иначе нельзя… Готовь обучающий комплекс. Завтра стартуем!

Вовка и Таня тихо сидели в уголке каюты, возле столика, уставленного вкусными напитками, а Трыгг, манипулируя своим сознанием, излучал на них доброжелательность и обаяние, когда дверь бесшумно отъехала в стену и на пороге выросла фигура Лены.

– Здравствуйте, – сказала она. – А вот и я…

13

Уже неделю доктор Златкин не находил себе места. В журнале «Вопросы медицины» была опубликована его статья «О некоторых физиологических и психологических патологиях, вызванных местными мутациями». Конечно, посылая в солидный научный журнал свою статью с толстой пачкой фотографий рассоленских дракончиков, доктор предполагал, что ее могут и напечатать. Никакой опасности в этом для себя он не видел, ведь кроме него «Вопросы медицины» в деревне больше никто не выписывал. Но вместе с экземпляром журнала доктор получил письмо от известного физиолога профессора Кубатиева, который изъявил желание приехать в Расселении и разобраться с «патологиями» лично.

Не профессора боялся доктор Златкин. Он знал, что драконьи родители не пожалеют усилий, чтобы спустить шкуру с того, кто произнесет в адрес их отпрысков слово «патология».

А доктора еще дернул черт послать пару Таниных фотографий лично Василию Пескову, ведущему передачи «В мире животных». В деревне Пескова уважали, но причисления доктором Златкиным Вовки, Тани и Леночки к «миру животных» ему уж точно не простят.

Ругая себя за недальновидность; доктор Златкин ждал бури. Злополучную телеграмму «ВЫЕЗЖАЮ РАССОЛЕНКИ тчк РАЗРЕШИТЕ ОСТАНОВИТЬСЯ У ВАС? ПЕСКОВ» доктор порвал и выбросил в день получения.

14

– Ну что, дети? – ласково спросил их командор, потрепав по плечу ближайшую к нему Леночку. – Если все усвоили, произведем учебный старт. Вспоминайте, чему вы за ночь научились!

Он сел в командорское кресло и, напрягая мозг в одном с детьми усилии, ощутил единение с кораблем. «Старт!» – приказали кораблю пять объединенных разумов, и двигатели, заворчав, проснулись.

«Отбой!» – радостно произнес вслух Кдорр. Знакомое блаженное состояние переполняло его. Впервые за последние десять лет он снова ощутил свою власть над кораблем. Значит, не зря сидели они с Трыггом в трясине над бездонными могилами товарищей. Значит, не зря, подвергаясь риску быть в клочья разорванными местными аборигенами, подбирались они по ночам к селению, облучая биотрегнером жилища тех семей, в которых суждено было появиться на свет новым эллоитянам. Значит, не зря!

– Готовьтесь, дети! Скоро старт! – сказал он, вставая.

15

– Доктор! К вам из Москвы приехали! – закричал с улицы женский голос.

Доктор Златкин уронил на пол журнал «Иностранная литература» с жутким фантастическим романом Джона Уиндема «Кукушки Мидвича», который он читал у себя в кабинете, истекая противным холодным потом.

– Нет, этого не может быть! – шепотом сказал он сам себе и, пошатываясь, вышел на крыльцо.

Профессор Роберт Иванович Кубатиев, покряхтывая, выбрался из «козлика». Умаялся бедный! В такой коробушечке, да по русской дороге…

Следом за ним из машины высунулись длинные ноги. Доктору показалось, что это были, так сказать, ноги в чистом виде, отдельные и самостоятельные. Но он ошибся. К ногам была приделана кандидат наук доцент Инна Макоедова. И, хотя доцент была не такая красивая, как ее ноги, доктор Златкин все равно влюбился в нее с первого взгляда.

Доктор подошел и поздоровался с учеными. Профессор деловито пожал ему руку, а Инна с интересом вертела головой. Доцент впервые в своей жизни покинула город, умудряясь даже в студенческие годы медицинской справкой прикрываться от сельхозработ.

Возле сельсовета стоял председательский «уазик», а из-под него торчали сапоги сорок третьего размера. Кандидат наук Инна Макоедова подошла к «уазику» и подергала за сапог. Из-под колес вылез с монтировкой в руке дядя Миша Пантиашвили.

– Вах! – сказал дядя Миша. – Откуда к нам такие длинноногие? Из области, да? Науку приехали делать, да?

– Науку, науку! – сказала длинноногая доцент. – Председатель у себя?

– У себя. Уже ждет вас. Его предупредили из района, что вы едете!

– Тогда – к нему! – решительно сказал профессор Кубатиев и взошел на высокое крыльцо.

16

На заливном лугу возле речки, свистя лопастями, приземлился пожарный вертолет. Из него выпрыгнул на землю человек, лицо которого было знакомо каждому в этой стране. Придерживая одной рукой кепку, а другой полдюжины свисающих с плеча фотокамер, писатель и журналист Василий Песков отбежал от поднимающегося в воздух вертолета и помахал на прощание летчикам.

– Девочка, как в деревню пройти? – спросил он у пятилетней Анютки, которая пасла в этих краях мамкину козу.

– Вон туда, через лог, дядя Вася! – ответила девочка.

17

В горнице Теткиных судили доктора. Доктор Златкин сидел в красном углу под портретом Горбачева, во главе покрытого льняной, с красными петухами, скатертью стола и выслушивал упреки, которые бросали ему в глаза родители Вовки, Тани и Леночки.

– Вот уж не ожидал я, доктор, что вы так будете нам воду мутить! – возмущался Макар Лукин, подаваясь на стуле, и Златкин хорошо мог разглядеть большой кулак, которым охотник постукивал по столешнице.

– Да как вы могли мою Леночку, – всхлипывала хозяйка дома, – психической какой-то патологией обозвать?! И это вы-то, человек образованный! Опозорили ребенка перед всей страной!

– Абсолютно недопустимая профанация научных методов! – поддержала Ларису учительница Лыкова. – Абсолютно недопустимая!

– И будьте добры, доктор, сами замять это дело с экспедицией! – подвел итоги глава семьи Теткиных. – Идите к профессору и скажите ему, что все выдумали, что вы – научный авантюрист и прохиндей и что фотографии наших ребят – тоже ваша подделка! Слава богу, что они попрятались, городским на глаза не попадутся!

– Но я же… – начал было возражать доктор Златкин.

– И никаких «я же»! – назидательным тоном оборвала его учительница. – Идите и реабилитируйте себя в наших глазах!

Доктор встал из-за стола, подобрал с табуретки шляпу и шагнул к двери. Но в этот момент дверь открылась и на пороге появился улыбающийся журналист.

– Товарищи, – сказал он. – Я – ведущий передачи «В мире животных». Мне написали, что в ваших краях водятся необыкновенные зверюшки. Вроде крокодильчиков!..

В воздухе повисла гнетущая тишина.

– Наши дорогие папы и мамы! – вдруг сказало голосом Вовки радио на стене. – Мы улетаем к далекой планете Эллое, где живут такие же люди, как и мы. Но мы вернемся!

– Мы все равно вернемся, потому что любим вас! – перебила его Таня.

Леночкин голос в радиоприемнике только плакал.

18

– Это как это «улетели»? – грозно спросил председатель Фома Акинфыч, наступая на доктора Златкина.

– Да, так прямо по радио объявили, – бормотал доктор. Губы его тряслись.

Профессор Кубатиев поминутно снимал и протирал дорогие очки в черепаховой оправе и взирал на мир неодобрительно, словно ожидая от него подвоха. Инна Макоедова, обсуждавшая в это время с дядей Мишей Пантиашвили и старым пасечником Евсеевичем лечебные свойства прополиса, подошла к профессору и сказала:

– Я видела, как из-за леса ракета взлетала. Подумала, что метеорологическая…

– Да тут на сто верст ни одного метеоролога! – авторитетно заявил председатель. – Это как же получается, дорогие мои колхозники?! К нам люди из самой столицы, а вы своих детей в космос спровадили! Это же нашей науке урон и поругание!

Председатель так страдал за авторитет советской науки и родного колхоза, что даже вспотел в своем солидном, но теплом не по сезону зимнем пиджаке.

– Да как же я товарищу профессору, товарищу доценту и товарищу журналисту в глаза глядеть стану?

– Вах! – сказал в пространство дядя Миша Пантиашвили. – Говорил же я, что они космонавтами вырастут!

– Не смейтесь над родительским горем, Михаил Георгиевич! – выговорила ему Надежда Фоминична. Она еще не успела осознать всю степень постигшего ее сиротства и держалась как подобало, по ее мнению, настоящей учительнице.

– М-м? – произнес профессор Кубатиев, оглядываясь на присутствующих. – Похоже, здесь нам абсолютно ничего не-покажут. Аб-со-лют-но ничего!

– Похоже на то, Роберт Иванович! – откликнулась длинноногая доцент.

Доктор Златкин смотрел на Иннины ноги и на саму Инну с каким-то щемящим чувством.

19

И тогда над деревенской площадью, над сельсоветом, раздались далекие детские голоса. Все высыпали на крыльцо и задрали головы.

Прямо к ним из завесы белых перистых облаков летели дети. Тяжело взмахивая уставшими крыльями, Вовка, Таня и Леночка опускались к сельсовету.

– Папка, вот я и вернулся! – крикнул Вовка, опускаясь на траву. Чуть поодаль приземлились и девочки.

Песков умудрялся фотографировать их одновременно всеми своими фотокамерами. Взрослые молчали.

– Вах! – первым нарушил молчание дядя Миша Пантиашвили.

– Вах! – эхом откликнулись горожане, которые успели за полдня научиться у него грузинскому языку.