Текст книги "Серая хризантема (Фантастические повести и рассказы)"

Автор книги: Михаил Шаламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Гуннар вышел на дорогу. Вот и поворот, о котором говорил Эйрик. На обочине пасется серый в яблоках мерин. Скальд осмотрелся, поворошил барахло, лежащее в телеге, повертел в руках маленькую черную шкатулку, которую нащупал в сене. Шкатулка была не слишком тяжелой, но казалась плотно набитой: когда Гуннар потряс ее, внутри ничего не стучало. Скальду доводилось видеть шкатулки ирландской работы с хитроумными замками. Эта и походила и не походила на них. На ней было несколько белых костяных выступов. Одни, круглые, свободно вертелись, другие, если на них нажать пальцем, легко «залипали», вдавливались. Не мудрствуя лукаво, Гуннар поддел топором инкрустированную стеклом крышку и разочарованно вытряс в дорожную пыль разноцветный и абсолютно бесполезный хлам, которым шкатулка была доверху заполнена: штучки-дрючки, цветные веревочки. И зачем только хранил все это глупый гардский старик?

Гуннар разыскал и вытащил из придорожной канавы труп, поднял и уложил его на телегу. Потом собрал несколько горстей пыли и тщательно засыпал ею все кровавые пятна, которые только разыскал. Вернулся к лошади и повел ее в поводу в лес. Проклиная все на свете, продрался с телегой к ближайшему оврагу. Там распряг лошадь, а телегу вместе с телом незадачливого старика столкнул вниз и забросал хворостом. Теперь его соплеменники не скоро сыщут пропажу.

Уже подходя к лагерю, он внезапно осознал, что лошадь, которую он ведет за собой, которая так уютно дышит сейчас ему в правое ухо, серого цвета, цвета чьей-то смерти. Он остановился в предчувствии надвигающейся беды, задумался. Так, задумавшись, он и вышел на поляну. У потухающих костров викинги обступили лежащее на траве тело, а рядом, прислонив к колену рукоять топора, берсерк Эйрик Бесстрашный примерял на руку знакомый золотой браслет и широко улыбался.

– Берсерк с Гунявым повздорили из-за рубашки гарда, – бросил мимоходом Льот Секира, – это была честная схватка…

 
Дел я знаю девять:
Добрый висописец,
Лих в игре тавлейной,
Лыжник я и книжник.
Лук, весло и славный
Склад мне рун подвластны.
Я искусен в ковке,
Как и в гуде гусель.
 

Рёнгвальд Кали

– Все в порядке, – сказал Гуннар, – Кале остался с носом! – Он смотрел, как на лице Ольги оживает недоверчивая улыбка, и сам улыбался ей широко и одобряюще. – Кале привел воинов к тому месту, где должно быть капище, и не нашел там даже прошлогодней шишки. Ох как он теперь зол, Хельга, как зол! Как он измордовал Вельси, когда тот подвернулся сдуру ему под руку! А сейчас сидит и думает. Скоро снова будет созывать совет!

– А ты уверен, что он не пойдет теперь на деревню? – спросила Ольга с наивной деловитостью в голосе.

– Еще как пойдет! – рассмеялся скальд. – Теперь ему или к вам в деревню, или восвояси. Третьего выхода у него нет.

Улыбка девушки умерла, едва родившись.

– Как в деревню?!

– Обыкновенно! Только ведь он на дорогу теперь не сунется, не захочет вашим глаза мозолить. А вдоль дороги, лесом, через буреломы да чащобу, – путь нескорый. За это время можно так подготовиться!.. Или в леса сбежать всей деревней. В общем, считай, Хельга, что волю Чужих Богов мы с тобой выполнили!

Гуннар сел с видом смертельно уставшего, но довольного человека.

Сейчас он напоминал Ольге отца, каким она помнила его с детства, еще до его болезни. Отец приходил с завода поздно, когда Ольга лежала в постели, и еще с порога говорил матери:

– Все, Люська! Пустили мы этот чертов стан! – И рушился в кресло, уставший до дрожи в руках, но довольный. И тогда Ольге разрешалось выскакивать из-под, одеяла, прыгать к отцу на колени и хохотать до упаду. Отец только улыбался ей. А на следующий день его захватывали другие проблемы огромного цеха, и он вновь забывал о семье, приходя домой только для того, чтобы, наскоро поужинав, забыться сном до предрассветного звонка будильника.

Ольга подошла к скальду и положила руку на его плечо.

– Этого не будет, Гуннар! – очень тихо, почти шепотом, сказала она.

– Чего не будет? – не понял викинг.

– Они не убегут в лес, не станут готовиться к бою…

– Как не станут? – Гуннар даже привстал от неожиданности.

– Так. Эти боги… они знали, что дают нам слишком трудную задачу. В деревне мне никто не поверит.

– Да ладно тебе! – Гуннар блаженно потянулся. – Глупые вы, бабы!..

Ольга отвернулась от него. Гуннар больше не напоминал ей отца. Теперь он был похож на сытого кота, который задавил в погребе крысу и, притащив ее на кухонный стол, ждет, когда хозяйка за отвагу почешет ему бока. Как объяснить все этому самодовольному варвару, который не желает понимать логику изменившегося мира? Он слышит Ольгины мысли, но считает их глупой блажью перепуганной женщины.

Она вздрогнула всем телом, ощутив обвившие ее сзади сильные руки викинга. Не давая Ольге вырваться, Гуннар рывком повернул девушку и прильнул дремучей и душной бородой к ее лицу. Его губы искали ее губы.

– Хельга! – прошептал он, сжимая ее еще крепче. – Хельга…

Ей не были противны ни его руки, ни его губы, но все-таки, когда она ткнула его под подбородок и Гуннар, кашляя и хватаясь руками за горло, отшатнулся от нее, Ольга почувствовала облегчение.

– Не время, Гуннар! – сказала она. – Мы не должны подпустить их к деревне! – И быстро вышла из кокона. Она читала о берсерках и боялась, что Гуннар может оказаться одним из них.

Олав конунг спросил:

– Что это лопнуло с таким треском?

Эйнар отвечает:

– Это лопнуло дело твое в Норвегии, конунг!

– Никогда не было такого громкого треска, – говорит конунг. – Возьми-ка мой лук и стреляй. – И он бросил ему свой лук. Эйнар натянул тетиву на острие стрелы и сказал:

– Слаб, слишком слаб лук конунга!

Сага об Олаве сыне Трюггви.

Ольга вернулась домой. С полчаса слонялась она из угла в угол своей тесной квартирки. Думала. Потом решительно собрала в кошелку кое-что из продуктов и представила себе матово-блестящие стены континуума. Гуннар ждал ее в коконе.

– Больно? – спросила она скальда.

– Я воин, – ответил тот, сдерживаясь.

– Извини! Так было нужно!.. Я вот тебе поесть принесла…

– Спасибо, фрея Хельга, отказываться не буду!

«Дьявольски корректен», – подумала Ольга, открывая кошелку. Она достала оттуда краюху хлеба, двухлитровую банку с еще теплыми пельменями и чекушку водки. Водку в сельмаге еще вчера купил по ее просьбе Толик: все-таки неудобно учительнице за бутылкой стоять.

– А вот вилку забыла! – огорченно заметила она, вытирая платком граненый стакан.

– Ерунда, – ответил скальд. Сколупнув пальцем пластмассовую крышку, Гуннар цеплял пельмени острием заговоренного кинжала и с удовольствием жевал. Через минуту – Ольга могла дать руку на отсечение – все обиды прошли. Ржаной хлеб тоже уминал за обе щеки – давно не ел такого свежего. На водку Гуннар реагировал странно. Когда Ольга налила ему стакан, Гуннар посетовал, что вода – не пиво. Цапнул полный, глотнул и закашлялся, выпучив глаза. Банка покатилась по гладкому полу кокона. Влажные, сочащиеся ароматным соком пельмени рассыпались вокруг.

– Отравить меня задумала? – прохрипел викинг, надсадно перхая.

– Ты чего? – непонимающе глядела на него девушка. А когда до нее дошло, что норманны не только водки, но и сухого вина в одиннадцатом веке выдумать не успели, Ольга испугалась не на шутку. Но скальд довольно быстро успокоился.

– Извини, – сказал он ей, – я все понял. Парни, которые ходили в набеги на Ирландию, рассказывали, что их вино крепче нашего оля, но я и представить себе не мог, что настолько. Слава богу, вовремя сообразил, чем ты меня угостила! Не взял греха на душу…

Он быстро и катастрофически пьянел. Ольга впервые видела, как стакан водки валит с ног такого здоровенного мужчину. Никто из ее знакомых на чекушку и смотреть бы не стал серьезно. Что поделаешь, другая культура – другие дозы. Не прошло и четверти часа, а храбрый витязь уже спал у ее ног, разметавшись среди посуды и остывших пельменей.

Жутко злая на себя за все, Ольга побежала домой за веником. Ей было жалко этого непутевого, провонявшего потом и дымом мужика.

Она постаралась не задерживаться дома. Время работало не на нее. Когда Ольга вернулась с огуречным рассолом, подмела в коконе и уселась вязать, ей все равно было не слишком-то уютно. Ольга продолжала мысленно считать секунды, хотя понимала разумом, что в коконе время над ней не властно…

Гуннар заворочался во сне. Ольга отложила спицы и поправила у него под головой принесенную из дому подушку. Вязание шло туго. И с ее миссией дела обстояли не лучше. Председатель Макар Петрович мягко отослал ее из своего кабинета, по-отечески выругав за дурацкие и совсем неуместные фантазии. Молодой милиционер Прокопий сначала слушал ее настороженно, но, когда узнал, что нападение на деревню готовят не беглые зэки, а давным-давно вымершие викинги, сразу потерял к Ольгиному рассказу всякий интерес.

– Задурила девка! – сказал он жене, когда учительница спустилась с крыльца его хаты. – Замуж ей надо!

– А ты ей найди жениха! – хихикнула смуглая красавица Настя и обвила полными, с ямочками на локтях, руками мужнюю шею.

– Мне бы хоть Матвеича найти, – задумчиво ответил ей Прокопий. – Вчера вечером поехал на полустанок внука из города встречать – и сгинул. Боюсь, не балует ли кто в округе!

– А ты не думай. Ешь давай, – подвинула ему Настя тарелку с горячим борщом, а сама села напротив, подперев щеку кулачком.

Единственное, чего Ольга добилась своими рассказами и предостережениями, – по деревне от старухи к старухе пополз шепоток: «Учительша-то с ума тронулась!»

А вечером к ней пришел комсорг Савва и авторитетно отчитал Ольгу за распространение идеалистических и антинаучных учений. Он так и сказал: «идеалистических и антинаучных учений». Именно так. Ольга, чуть не плача, пробовала ему все объяснить, но Савва не захотел слушать и, сославшись на занятость, ушел домой, составлять для райкома комсомола справку об охвате деревенской молодежи лекционной пропагандой.

Гуннар шумно хлебал огуречный рассол. Оклемался он все-таки довольно быстро. Слава богу, а то бы Ольга совсем за него извелась. Когда он почти протрезвел, девушка рассказала викингу о своих бесплодных злоключениях.

– Вы, потомки, что, совсем чокнутые? Вас что, давно не резали?

Объяснений Ольгиных он так и не понял. Точнее – не принял. Не понял он и причин, по которым Ольга отказалась предъявить его своим соплеменникам в качестве доказательства надвигающейся угрозы. В голове Гуннара не укладывалось, что может на свете существовать такое беспечное и легкомысленное племя. «Так им и надо, дуракам бестолковым!» – думал он, ярясь на непроходимую тупость потомков.

Потом они молча сидели и думали. Обоих грызла безысходность.

– Я, кажется, нашла выход, – тихо, но твердо сказала девушка, – ты должен прийти в деревню и убить меня. При свидетелях. Тогда нам поверят.

Гуннар поднял на нее непонимающий взгляд:

– Ты ошалела, Хельга?

– Это последний и единственный выход, – сказала она. – Сегодня ночью кончается срок, который нам дали пришельцы. – Гуннар смотрел на ее спокойное лицо, и ему было страшно. А девушка продолжала: – Сегодня вечером, после киносеанса, ты придешь к клубу и убьешь меня на крыльце. Оденься пострашнее. Надень шлем с рогами…

– У меня нет шлема с рогами, – как завороженный, пробормотал Гуннар.

– Так возьми у кого-нибудь…

– Никто из наших не носит рогатых шлемов, – тем же тоном возразил скальд, не в силах оторвать взгляда от Ольгиного лица. Кто знает, какие мысли бродили в его голове в эти минуты.

– Ты выстрелишь в меня из лука. Ты метко стреляешь?

– Метко, – кивнул головой викинг.

– Вот и выстрелишь… – Голос Ольги дрогнул. Она подошла к скальду и осторожно дотронулась пальцем до бугристого шрама на его щеке. – А это больно, когда убивают?

– Больно, – ответил Гуннар.

Ольга вздрогнула.

– Ты только не промахнись, пожалуйста, – попросила она, – я очень боюсь боли. Я всегда такая трусиха…

– Я не хочу! – сказал Гуннар, вставая. – Я не буду стрелять.

– Нужно! – твердо возразила девушка. – Ты должен!

Курган Хельги был насыпан слоями: слой из золота и серебра – слой из земли и камней.

Язык поэзии.

– Утром – бой, – почесываясь, сказал Кале. – Сегодня всем спать, беречь силы. Завтра, парни, повеселимся! Мы вырвем у этих дикарей правду. Можно считать, что эта самая «сорни-эква» уже греет нам руки! – Наперсник конунга демонстративно зевнул, видом своим показывая, что сейчас он завалится под куст и всем медведям страны Биармланд не поднять его с жесткого елового ложа.

Кале уже накрыл плащом груду лапника, когда Гуннар тенью выскользнул из-за куста и присел рядом на корточки.

– Что, Кале, мы так и двинемся завтра наобум? А если биармы подстроили нам ловушку? Ты думал об этом?

– Думал! – буркнул Змей. – Я посылал к деревне Красного Камня. Биармы не подозревают ни о чем, вовсю жгут огни. Они даже не удосужились выставить караулы.

Похоже, давненько в этих лесах не звенели мечи. Ничего, завтра мы проучим этих безмозглых короедов!

– А не беспечен ли ты сам, Кале? Глупо было поручать вечернюю разведку Красному Камню. Он храбрый воин, но стареет, и глаза у него уже не те, что прежде. Он незаменим в схватке, но в вечерней разведке от этого берсерка мало проку. Красный Камень мог пройти в сумраке мимо вражеских постов и не заметить их. Я не верю глазам Красного Камня, Кале!

– Что ж, пожалуй, ты прав, – задумчиво сказал Змей. – Бери Эйрика и иди с ним к деревне. Можете пошарить вокруг нее, вдруг биармы перенесли капище поближе к селению! – Глаза Змея недобро сверкнули. – Эх, послушал я тебя, угробил толмача! Был бы жив Гунявый – пленных бы взяли, допросили бы… А то и капища не нашли, и деревню чуть было не проглядели! Ты виноват перед всеми нами, Гуннар, и ты должен оправдаться делом.

– Я постараюсь, Кале! – послушно ответил скальд.

Эйрик Бесстрашный играл со своим бурундучком, когда Гуннар подошел к нему.

– Куда ты собрался, Гуннар? – дружелюбно спросил берсерк, осторожно подкладывая полосатому зверьку кусочки сухого сыра. Бурундучок деликатно брал их и засовывал на черный день за щеку.

– Собирайся и ты, витязь! Змей послал нас с тобой на разведку.

Эйрик сунул зверька за пазуху, высыпал туда же остатки сыра и встал.

– Я рад, что мы пойдем вместе, Гуннар!

Когда они завернули за оружием к остывающему кострищу, берсерк очень удивился, увидев, что скальд собирается в разведку, как на бой.

– Эй, зачем ты лук-то берешь? Нам же по кустам ползать! Можно подумать, что это твоя первая разведка!

– Воин должен устрашать врага своим видом, – терпеливо объяснил ему Гуннар. – Ты – берсерк, тебя и так все боятся, – Эйрик расплылся в простодушной улыбке, – а я должен одеться пострашнее. А то ведь завидно: тебя будут бояться, а меня – нет.

Эйрик улыбался уже во весь свой щербатый рот.

– Люблю тебя, как брата! – сказал он, хлопнув Гуннара по плечу. – Пошли, скальд!

Гуннар промолчал. Он не вымолвил ни слова, пока они шли к опушке. Скальд вел в поводу серую лошадь.

У околицы они долго лежали в бурьяне.

– Похоже, у биармов сегодня праздник, – заметил берсерк, – ишь, сколько факелов понавтыкали!

Гуннар впервые видел эту деревню и теперь с интересом рассматривал ее, залитую светом. «И это не факелы, – думал он, – это что-то другое. Что ж, будет легче выполнить план Хельги, если в деревне светло, как днем».

– Слушай, витязь, – обратился он к Эйрику, – а ведь здорово будет, если мы притащим в лагерь еще одного пленника. Уж вы-то с Вельси сумеете развязать ему язык!..

– Еще бы! – обрадовался берсерк. – Я ему пальцы по одному отрежу. Заговорит как миленький! А еще лучше, если мы захватим бабенку. Ко всему прочему еще и позабавимся! – И он дробно захихикал, прикрывая рот рукой.

– Вот и прекрасно! Я пойду в деревню и выберу нам с тобой бабенку. Ты ведь пухленьких любишь?

Эйрик трясся от беззвучного хохота.

– Так я пойду, а ты, витязь, жди меня здесь, у дороги. Погрузим бабу на лошадь – и в лагерь. Если сделаем все без шума, Кале похвалит нас с тобой, Эйрик. Здорово, правда?!

– Ага! – ответил берсерк. – Я скажу Змею, что это – твоя затея, и Кале, может быть, позволит тебе позабавиться с ней первому. Ты отважный воин, Гуннар.

– Стереги лошадь! – Скальд сунул поводья в потный кулак Эйрика и, поддерживая лук, скользнул в темноту.

У биармов были добротные дома. На родине Гуннара редкий бонд имел такое жилище. И сейчас, пробираясь в тени огороженных штакетником палисадов, за которыми лиловели в сумерках тяжелые гроздья сирени, скальд завидовал владельцам таких усадеб.

«Эх, бросить бы все, взять Хельгу и поселиться с ней здесь, пусть даже с биармами. Лесу вокруг – море. Построим усадьбу, заведем овец… Рабов Гуннар добудет. Чем не жизнь? И постоять за семью Гуннару не трудно – умелый воин, полжизни в боях. Характер у него покладистый, с соседями ссориться не станет. Жить бы да радоваться!»

Гуннар уже знал, что делать. Он сумеет убить одним гарпуном двух тюленей: и угодить новым богам, и спасти для себя Хельгу. Чтобы не прозевать свое счастье, нужно действовать решительно. Теперь викинг чувствовал прилив сил.

А вот и тот дом, о котором говорила Хельга. Перед ним, в центре ярко освещенного пространства, стоит вырубленная из серого гранита фигура. «Новый бог биармов», – понял Гуннар и на всякий случай, коснувшись серебряного распятия под курткой, прочитал молитву Одину.

Из двери здания, над которой красовалась блестящая доска с биармскими рунами, на крыльцо начали выходить люди. Они не расходились, а, разбившись на группки, бродили вокруг. Ни у одного из них Гуннар не заметил оружия. Это его подбодрило. Он подобрался поближе и затаился в тени двух огромных повозок на упругих колесах. «Интересно, сколько пар лошадей нужно запрячь, чтобы эти махины сдвинулись с места? Чудаки все-таки эти потомки!»

Он снял с плеча лук и приготовил стрелу. Сейчас на крыльцо выйдет Хельга. Гуннар проверил свою экипировку. Достаточно ли внушительно он выглядит? Остался доволен. Сойдет!

А вот и Хельга. Она вышла на крыльцо в группке молодежи. Хельга разговаривала с невысоким худым парнем и улыбалась. «А я мог бы улыбаться, чувствуя кожей место, в которое через минуту должна впиться стрела? – подумал скальд. – Пожалуй, не смог бы… А Хельга улыбается».

Он шагнул в круг света. Гомон голосов постепенно замолк, и десятки глаз уставились на Гуннара с немым вопросом. Страха ни в одном взгляде он не почувствовал. И в глазах Хельги тоже не было страха. Только ожидание.

Гуннар оскалился, зарычал раненым медведем и натянул тетиву. В перекрестье ресниц он увидел, как высоко вздымается грудь замершей в ожидании выстрела Хельги, отметил недоумение в глазах ее спутников. Он опустил лук и снова поднял. Хельга закрыла глаза и затаила дыхание. «Стреляй же! – кричала она всем своим телом. – Не мучай, стреляй!» Гуннар снова нацелился, взял чуть-чуть левее и выше и спустил тетиву.

Тогда сказал Ганглери: «Великое множество людей в Вальгалле. Всякий день, лишь встанут они, облекаются в доспехи и, выйдя из палат, бьются и поражают друг друга насмерть. В этом их забава. А как приходит время к завтраку, они едут обратно в Вальгаллу и садятся пировать».

Видение Гюльви.

С предсмертным хрипом, хватаясь за торчащую из горла стрелу, скатился с крыльца тощий Хельгин собеседник. Хельга распахнула глаза, и из них хлынул на Гуннара океан ужаса.

– А-а-а-а… У-у-у-у… – завыли голоса, и безоружные люди бросились на викинга. Он кошкой прыгнул во мрак и, отбросив в сторону лук, меч и секиру, что есть духу побежал по дороге.

Обернувшись, он увидел, что Хельга плачет над убитым, а еще одна биармская девушка рядом с ней падает в обморок. И еще увидел Гуннар ужасное: ожили и зарычали дикими зверями огромные повозки, возле которых он только что прятался. Они распахнули огненные глаза и, набирая скорость, покатились следом за викингом.

«Только бы добежать до лошади!» – билась в голове испуганная мысль. Для других мыслей там места уже не было. Колесницы Ужаса все ближе, а чуть поодаль мелькают и гудят уже совсем невероятные двухколесные повозки. Гуннара догоняют желтые лучи их огненных глаз.

С обочины дороги к скальду шагнул Эйрик.

– Предупреди наших, Гуннар! – проорал он, роняя с губ белую пену. – Скачи и расскажи все! – Он кивнул туда, где в сумраке угадывался черный силуэт пасущейся лошади. – А я задержу чудовищ!..

Эйрик Бесстрашный, подняв над головой тяжелую секиру, медленно пошел навстречу повозкам.

Уже вскочив на лошадь, Гуннар завороженно смотрел на дорогу. Берсерк и повозки сближались. Передняя вильнула, чтобы обогнуть Эйрика, но тот невероятным чутьем берсерка предугадал этот маневр и, отпрыгнув, встретил ее лоб в лоб. С придыханием ухнув, он всадил секиру в тонкий металл корпуса повозки и тут же, отброшенный ее тяжелой тушей, исчез под колесами.

Скальд ударил лошадь пятками и, заставив себя вернуться на дорогу, повел ужасную погоню туда, где спали перед утренним боем викинги. Он представил, как будет улепетывать Кале Змей, и хрипло рассмеялся в голос. Главное – жива Хельга. Остальное – ерунда. Они смогут найти свое счастье.

О тех людях, которых он всю жизнь называл своими друзьями, Гуннар не вспоминал. У него не было больше друзей. Только враги. И он в эту минуту был врагом всему свету, викингам и биармам, себе самому, всем на свете богам. Он сорвал с шеи и бросил в придорожную канаву маленькое серебряное распятие. Начиналась жизнь без богов.

Тормод, Скальд Черных Бровей, взял клещи и вытянул из раны наконечник стрелы. На его крючьях зацепились волокна сердца, одни красные, другие белые… Тут он упал навзничь мертвый. Здесь и кончается рассказ о Тормоде.

Сага об Олаве Святом.

Пришелец вошел в кокон бесшумно. Когда Ольга подняла голову, он уже стоял перед ней и выпуклые фасеточные глаза его тускло отсвечивали серым. Ольге до того никогда не приходилось видеть серого света, но она не удивилась, а только молча смотрела на ненавистное чудище и думала о Гуннаре.

Глупый, в последнюю минуту он пожалел ее, и вот теперь между ними навсегда встала тень Толика.

– Дикари! – услышала она безмолвный голос пришельца. – Дикари…

Пришелец все еще стоял неподвижно, но розетка у него на груди зашевелилась, и из нее вылезла знакомая синяя «жаба». Волоча за собой длинную пуповину, она вскарабкалась вверх по руке и, усевшись на плече хозяина, уставилась на Ольгу немигающими глазками. «Жаба» сунула в рот палец и зачмокала, роняя на панцирь пришельца нитку клейкой слюны. Только сейчас Ольга заметила, что взгляд этих фиолетовых с красными прожилками глаз пристален и осмыслен. И если сравнить этот взгляд с неживым блеском фасетки, то нужно еще подумать, кто из этих двух существ хозяин, а кто исполнитель его воли.

– Дикари! – повторил пришелец. – Только вы, люди, способны добиваться высокой цели такими варварскими способами. Конечно, вы с Гуннаром выполнили мое задание. Резни не было. Но вы продолжаете оставаться опасными для Вселенной. Даже не знаю, что с вами делать! – «Жаба» вынула палец изо рта и, растопырив лапы, раскорякой зависла над головой пришельца, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Пуповина, связывающая ее с махровой розеткой, перекручивалась. Ольге в этот момент захотелось подняться, дернуть за пуповину и разорвать связь между этими двумя существами. Или все-таки одним?

На ее мысли среагировали оба. «Жаба» шустро нырнула в розетку, а пришелец угрожающе выставил вперед трехпалую руку.

– Сиди!

Пришелец нащупал рукой «пенек», нелепо сложившись пополам, опустился на него, и сразу же в его фигуре появилось что-то беспомощное.

– Ты не молчи. Говори, – сказала она ему мысленно, но пришелец безмолвствовал, и Ольга всем телом чувствовала его жуткое, ледяное одиночество в этом мире. Наконец он сказал:

– Вы, люди, еще не видели настоящей жестокости. Жестокость – это когда гибнут целые расы и народы. Не от склонности к садизму дали мы вам это испытание. В галактике только что закончилась большая война, и мы не можем позволить, чтобы она когда-нибудь повторилась. Та раса, которая ее начала, тоже очень рано вышла в космос, вошла в наш Союз и переняла знания Объединенных Человечеств. А потом использовала их против остальных. Это была сильная и способная раса, как ваша, только она слишком рано вышла в космос… Теперь ее нет. Но, к сожалению, не только ее. Исчезли с лица Вселенной сотни цветущих и мирных планет, погибли десятки народов. Из восьми миллиардов людей моего народа в живых осталось чуть больше ста тысяч. Союз не мог рисковать. Мы должны были ’убедиться, что вы не будете повторять чужих ошибок. Слишком уж вы похожи на ТЕХ… Теперь вы доказали… Но все-таки я не могу понять, почему это у вас получилось!

Ольга пыталась и не могла подавить в себе чувство жалости к этому существу, чуть было не ставшему палачом земного человечества.

– А что здесь понимать? – сказала она ему. – Ведь мы просто не желаем никому зла. Это так просто – не желать никому зла. Ни себе, ни другим.

– Но кровь!..

– Да, – сказала Ольга, – кровь лилась и все еще кое-где продолжает литься, но ТЕПЕРЬ мы не любуемся ее видом и делаем все возможное, чтобы крови было меньше. Значит, мы выходим из своего жестокого Детства. В этом нам не нужно ни помогать, ни мешать. Со своим делом мы справимся сами. И воевать с вами нам не к чему.

– Возможно, ты и права, – сказал пришелец, вставая, – но мы исполняли свой долг… Прощай! Вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся с тобой, Ольга…

Он растворился в клубящемся сумраке, оставив девушку одну. Она стояла посреди кокона, и на душе ее было неспокойно. Что будет дальше? Увидит ли она когда-нибудь Гуннара? Что ей скажут в деревне? Ответов на эти вопросы Ольга не знала. Знала только одно: до конца своей, долгой наверное, жизни будет она чувствовать вину перед той некрасивой девушкой, у которой она отняла лисичку, и перед миром планеты Земля, у которого она отняла эту девушку. Ольге было тяжело.

Звук лопнувшей струны повис над водами, и мир изменился на глазах. Огненно-белым камнем стало море, а с неба цвета декабрьского снега грозно насупилась луна, черная, как тоска Гуннара. И по аспидной лунной тропе сошли к нему Чужие Боги.

– Мы уходим! – сказал один из них, и мерзкий тролль на его плече оскалил голые десны. – Мы уходим и оставляем все, как было до прихода в ваш мир. Живите, люди, и поклоняйтесь тем богам, которых себе выдумаете… – И они повернулись, чтобы уйти.

– Стойте! – закричал им вслед Гуннар. – А Хельга? Я смогу снова увидеть Хельгу?

– Забудь о ней, – сказал, обернувшись, один из богов, и белые тени упали на лицо его. – Ваш корабль снова вернулся в свое время, и на том месте, куда вы приплывете, будет капище и золотой идол. Вы сможете перерезать всех биармов, если вам этого захочется. Или они перебьют вас… Но это уже не наша забота. Считай, что ни Хельги, ни серого коня, ни селения потомков ты не видел. Все это тебе пригрезилось… – И, отвернувшись, Бог пошел по лунной дорожке вслед за товарищем. В бессильном гневе выхватил Гуннар костяной кинжал и метнул его вслед Богу. Кинжал не долетел и упал в ожившие волны, рассыпав по ним руны тайных заклятий.

– Дикари… – еще раз услышал скальд чужую, угасающую мысль.

Гуннар в растерянности стоял на носу драккара. Все вернулось на круги своя. Посапывают во сне товарищи, которых он предал; видит хмельные сны старый Торвальд Луковица; полосатый бурундучок свернулся на груди мирно похрапывающего берсерка Эйрика. Все живы. Предательства не произошло. Впереди ничего не подозревающие биармы и капище, а между Гуннаром и Хельгой пропасть, которую не перешагнуть ни одному смертному, – пропасть веков. Мутно на душе у Гуннара.

Скальд нагнулся и нащупал рукой связку просмоленных сосновых факелов, разорвал пальцами веревку. Чуть поодаль в глиняном горшке тлеют угли. Скальд сунул в них факел, и тот, затрещав, занялся. Гуннар подождал, пока пламя разгорится, и бросил факел туда, где, свернутый, лежал сейчас парус. Потом он перевернул горшок с углями над связкой.

Первыми почуяли пожар овцы и заметались на корме. Проснулись и воины. Они бегали по судну и пытались потушить пожар, но пламя было уже сильнее их. Пробовали повернуть к берегу, но оба борта пылали. Горели и весла, и обитые железными полосами щиты викингов. Тогда с кормы начали прыгать за борт. Гуннар стоял среди пламени и мечущихся теней. Он думал о Хельге. Он мог бы сложить о ней вису, но не хотел. Он хотел ее видеть, держать ее руку в своей, закрыть за ней дверцу своей спальной ниши.

Толчок в спину заставил его обернуться. Сзади стоял Кале, сжимая в здоровой руке окровавленный нож. Гуннар не чувствовал боли, но и не слышал уже тех слов, которые бросал ему перекошенным ртом наперсник конунга. Ему пели русалки.

 
Никто здесь не должен
зло замышлять,
вред учинять
иль убийство готовить;
здесь рубить не пристало
острым мечом
даже брата убийцу,
в узах лежащего…