Текст книги "Попаданец XIX века. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Сначала он торжественно передал диплом, перед этим показав всему выпуску (будто они не знали!) превосходные и весьма превосходные оценки. Затем диплом был передан его хозяину, а директор принялся за другую вкусняшку – благодарственное письмо школы, которую он тоже все показал, прежде чем передать Андрею Георгиевичу.

И, наконец, последнее блюдо сегодняшнего обеда, так сказать вкусный десерт. Василий Герасимович, как и обещал, выдал от имени школы характеристику оному департаменту, где благородный выпускник, конечно же, будет работать для процветания отчизны и августейшего монарха.

После этого, под испытывающими взглядами окружающих – в первую очередь учителей, а потом учеников, ему ничего не оставалось, как выступить с ответной речью.

А что такого? Это реципиент, провинциальный молодой дворянин, никогда не выступал перед людьми и волновался. А попаданец как раз часто выступал в XXI веке и даже удивлялся, когда зрителей бывало мало.

Вдвоем они составляли хорошую, зрелищную пару, убеждавшую самого циничного и не верящего критика. Станиславскому бы здесь не удержаться – внешне Андрей Георгиевич был молодым и наивным благородным недорослем, которого все пожилые ученики и учителя хотели погладить по голов, не слушая его детских глупостей. Однако внутренне это был уже довольно старый и безусловно опытный оратор. Вместе они дали такую благообразную речь о хорошей школе и добрых наставниках, что ему очень долго рукоплескали и требовали повторять «на бис».

Андрей Георгиевич, однако, понимал, что великие вещи на бис не повторяют. Ибо тогда они будут тривиальными и очень простыми. Пришлось вспомнить актерский этюд «маленький ученик у строгого учителя», покраснев, потом побледнев, взволновавшись до крайности, так что и директор школы, сам впечатленный речью, заступился за молодым дворянином.

И все, учеба в XIXвеке прекратилась. Это была эпоха великих дел, когда еще молодые полководцы побеждали на полях сражений или на бюрократических столах. Потом, если удавалось, они оставляли потомство и погибали.

Поскольку ему уж было достаточно много лет и он считался молодым, а, значит, дееспособным, то уже должен был или воевать в армии или корпеть за бумагами в министерствах или департаментах. А учиться будут юные или бестолковые!

Глава 7

Дела личные и карьерные

Ловко ускользнув от ученической пьянки в честь получения дипломов школы, Андрей Георгиевич вернулся к себе «домой», где снимал комнату. Здесь он произвел настоящий фурор, даже немного стыдно стало. Не только молодая, неопытная Полина, но и тертая жизнью Авдотья были поражены его официальными документами, их великолепию, вычурным золотом, горделивым орлам печати.

При чем Авдотья даже, пожалуй, больше. По опыту умершего мужа, всю жизнь бродившего вокруг буквиц и мечтавшего хоть как-то подняться в образовании и карьерном статусе, старуха понимала, что раз его постоялец добился пусть небольшого диплома, значит, уже получит повышение. А там еще и еще. Ведь он пока молодой и прыткий.

И твердая уверенность Андрея Георгиевича в скором улучшении его жизни лишь утверждала в этом мнении женщину. Он поднимется по служебной лестнице и уедет со слишком скромной квартиры. Ведь насколько она понимала, чиновный люд насколько был поставлен в чине, так от этого питался и спал соответственно. И чем выше была классность, тем лучше становилась снимаемая квартира. В этом отношении жилье Авдотьи приравнялось к невысокому классу чиновников. А то и без класса, типа, как у нынешнего постояльца, дворянину без чина, живущего здесь временно.

Им бы постояльца классом повыше, жизнью поопытнее, чтобы с одной стороны, хотя бы с небольшими деньгами в кармане, а с другой стороны, не придирался к невесте, мол бесприданница и беспородная. Молодая и пригожая, что такому старенькому еще надо? Все одно станет гладить только взглядом и лишь изредка рукой.

В этом отношении господин Макурин им не ровня. Не женат – хорошо, а все остальное плохо. Молод, гонорист, без денег и без положения, куда он тут?

Подумав так, Авдотья уважительно поклонилась постояльцу и, не сколько даже ему, а столько его диплому и поспешила подальше, напоследок заметив себе, сказать Полинке близко к молодому мужчине не подходить и руками его не подпускать. А то эти молодые нашутятся до ребятенка. Куда она потом?

На счет амурных шалостей Авдотья беспокоилась зря. Не о том думал Андрей Георгиевич, совсем не о том. Хотя ведь дети такие шалунишки, появляются вдруг и цепко вцепляются в себя. И поэтому попаданец совсем не был против осторожности хозяйки, пусть придерживает девушку, которая иногда очень уж активно предлагает себя, если говорить цинично. А он ведь тоже не из железа сделан.

С тем и лег спать, на всякий случай закрыв щеколду на двери. Мало ли что, а ему еще и чиновничью карьеру делать.

На утро он в какую-то пору поднялся сам, без помощи живого механизма в виде хозяйки и ее приживалки. Сегодня Комиссия в лице председателя генерал-лейтенанта гвардии С.С. Подшивалова и остальных членов, менее важных в жизни попаданца, решит, во-первых, дворянин ли он, а, во-вторых, куда ему идти служить – по воинской ли линии, или по штатской.

То и другое было весьма важно. Нет он, конечно, мог бы быть тороватым купцом и даже крупным. Вряд ли торговля, а в основе своем банальная спекуляция, если говорить честно, в XIX веке отличается от аналогичного процесса в XXI. Специфика, разумеется, имеется, но по мелочам. Так что мог он быть купцом, но все же дворянином оказывается быть лучше. А дворянином богатым и с классом чиновным еще и прекраснее.

А для этого, прежде всего, надо улестить Комиссию. На сегодняшний момент это самое важное. А потому умыться, слегка позавтракать, одеться и обуться во все лучшее и идти в Комиссию!

Хозяйка с молодою приживалкою, суетившиеся на кухне, несколько удивились. Обычно он вставал в господский час, когда прислуга или прислуживавшие хозяева сделали завтрак, почистили господскую одежду (в случае с Макуриным это чисто теоретически) и разбудили изволивших сладко почивать постояльцев.

А тут они сами изволили, ха! Может, и чай соизволят сами приготовить? Полина саркастически взглянула на него. Сказать ничего не сказала, но и увиденного было достаточно.

Андрей Георгиевич построжел взглядом. Шутить изволите, барышня? Так он тоже сумеет пошутить, так поизгаляется, месяц сидеть не сможет на поротой заднице

к счастью, Авдотья легким тычком образумила родственницу, а та, поняв, что совсем обнаглела, извиняюще улыбнулась и слегка нагнулась вперед, так, чтобы ее прелестные грудки стали бы чуть-чуть видны мужским глазам. Своего рода девичье извинение. Мол, немножко обмишурилась, извиняюсь и немножко позволяю бесплатно потаращится на девичьи прелести.

Андрей Георгиевич облегченно вздохнул. Будучи не только несколько вспыльчивым, но и язвительным, как и все скорпионы, он бы так ей ответил, сам бы потом себя ругал за обиду юной, в какой-то мере, девочке. А так ничего, что это она стремится увлечь его в амурные шалости. Все одно, к бабью пору ей еще расти и расти.

– Я, милостивые сударыни, сегодня должен быть на официальном заседании Комиссии, которая решит мою судьбу. Мне надо быть во фрунте и в параде. Поэтому, Полина, соизвольте почистить и погладить мой парадный наряд. Авдотья, на вас я оставляю мою шикарную обувь. Смею надеяться, после ваших рук они станут еще шикарнее. Все не задарма, – ответил он на ее настойчивый взгляд, – конкретную стоимость я определю после показа вашей работы.

И налил себе в чашку заварки и кипятка. Сладкий крепкий чай да со свежепрожаренными Авдотьей этим утром лепешками, прелесть!

Полина тоже хотела посидеть за столом с молодым дворянином. Ведь он бывает таким куртуазным и такие подает комплименты, что, ах, как приятно! Но Авдотья, уже нацеленная на некоторую сумму денег за нетрудную работу, взглядами и рукой вытащила ее из-за стола. Пока молодой господин дворянин и, очень похоже, будущий чиновник, может даже, какого класса, соизволит испить чаю, они как раз и приготовят ему парадное платье. Все одно будет за это несколько копеек почти за даром!

Тело реципиента, хотя и без души (или без разума, кто как рассмотрит), попыталось довести до нового хозяина свою позицию. Лицо покраснело, туловище испытало зримое желание неги. И без слов стало ясно – хочу девушку, хотя бы сидящую рядом. Но душа попаданца как бы шикнула, мысленно гаркнула – не до тебя пока. Нишкни!

Обиженное тело примолкло. Конечно, и с ним так просто нельзя, необходимо и плотскими утехами заниматься и он даже ему постарается помочь, но не сегодня. Извини! Ну а пока пей чай с лепешками и вспоминай, что тебе надо взять с собой и что сделать, дабы Комиссия была довольна.

Прежде всего, пистоль! Пистолет XIX века, более примитивный и менее смертоносный, хотя и совсем не игрушечный. Его обязательно с собой. Как жаба не давит, а это оружие необходимо передать Подшивалову. Золоченый антиквариат XIXвека, дорогой и родимый. Пусть его высокопревосходительство вспомнит о скромном дворянине и поможет хотя бы немножечко. Гвардии генерал-лейтенант – это ж по нынешнему армейский полный генерал. Второй класс, между прочим, по существующей классификации! Как мимо можно пройти!

К нему положена кожаная кобура. Как подсказала память реципиента, новодел, батюшка сам наблюдал и присматривал, как крепостные умельцы – мастера, выделали изысканную кажу, сшили по новомодным образцам. Неизвестно, по какому поводу Георгий Степанович собирался подогнать пистоль в кобуре и в портупее, но сейчас попаданцу оставалось только передать Подшивалову и бог с ним.

И обязательно взять некогда купленную щегольскую сумку-несессер (вспомнил, наконец) для бумаг и письмоводительских приспособлений типа карандаш или гусиное перо, чернильницу с чернилами и так далее. Стоил такой несессер не дешево, почти четыре рубля ассигнациями, да всякие вещички в нем. О-о-ох, жаба давит, широко он разошелся на Господские деньги, то есть Господа! А что делать, голубчик? Себе ведь купил и все весьма нужное для будущего чиновника. Правда, сумку долго не мог назвать. Но ведь нашел в памяти!

И, пожалуй, все, что он мог взять с собой. Еще стопку кредиток, чтобы, если понадобится, всунуть невзначай мелким чиновникам. Пищу бы надо взять какую от завтрака, но нельзя. В Комиссию едет, не в трактир и даже не в дворницкую Мефодия, чтобы пропахнуть ветчиной и сыром.

Допил чай в кружке, потопал смотреть, как выполняются его задания. Хорошо же быть богатым. И сварливая хозяйка старуха, и прелестница девушка, то ли воспитанница, то ли родственница, он никак не разберется, послушно выполняют его, в общем-то, работу. И за сущие копейки, медные кружки. При чем знают это, но все равно работают. И пусть в XIX веке у копейки совсем другая цена, но, черт возьми, как же это мало с точки зрения жителя XXI века!

Прошелся, посмотрел. Полина уже вычистила его одежду, убрав, особенно с пан-талонов, грязь и мусор. Авдотья же, почистив парижские туфли (или ботинки?), приводила в рабочее состояние утюг. О, Господи, как же они тяжело жили без электричества! Там сунув вилку в штепсель и, если надо, капнуть воду. Здесь разжечь дрова, получить бездымные угли, собрать их в утюг, не обжегшись и не устроив пожар. А потом еще не испортив парадный наряд.

Не-е-ет, он пожалуй, за это сложное устройство никогда не возьмется. Лучше уж составлять докладную записку на имя его высокопревосходительства. Благо, дражайшая Анна Гавриловна учила его писать и прилежанию как раз на таких шедеврах бюрократического стиля. А вот огнеупорный утюг он видит в первый раз. И, наверное, не возьмется. Лучше уж шпагу или, хотя бы, саблю.

Женщины же, не зная, какие тяжелые думы роятся в голове у их работодателя, работали, выполняя самую обычную для XIX века заботу – гладили чугунным утюгом. И пусть он был весьма тяжел и горяч, но даже молодая Полина бралась уже не в первый раз за его ручку. А уж Авдотья, покойный муж которой был обязан каждый день ходить на службу в чистом и выглаженном вицмундире, чуть ли не жила с этим бытовом устройством.

Они быстро погладили его наряд. По всему видно – опытные хозяйки и с мужской одеждой им возится не в первой. В отличие от Андрея Георгиевича. Он хотя бы и был мужчиной, но другой эпохи и в XIX веке был совершенно беспомощен с простыми делами. Ох, как он бы один собрался, в грязных, смятых панталонах и сюртуке пришел в Комиссию?

Попаданец так им был благодарен, что вопреки обещаниям, которым себе же и отдал, щедро возблагодарил женщин. Авдотью, как бы на двоих, дал пять копеек медью – две двухкопеечных монеты и одну копеечную. Получив эту «груду сокровищ» в обе руки, старуха так разомлела, что оставила молодых в комнате одних. А ведь они еще должны были одеть мужчину. А вестимо, где одевают мужчину, там, в конечном итоге, раздевают женщину.

Эта непреложная истина опытной хозяйке скоро придет в голову, но пока весь ее разум остался в руках с медными монетами. Пользуясь этим, Андрей Георгиевич поспешил к Полине, нет, не то что вы подумали, а только дал ей дополнительно целых три копейки в две монеты. Полина, надо сказать, повела себя так же, как Авдотья. При чем еще в молодом аспекте. Ее глаза игриво заиграли, как бы обещая за некую сумму мужское удовольствие. Интим, если говорить прямо.

Нет-с, девушка – голубушка, Андрей Георгиевич уже все это продумал и, как бы не хотелось амурных шалостей молодому телу, максимум, что он сделал, слегка щипнул ее в алую щечку, поблагодарив и одновременно отправив из комнаты.

Девушка поняла его правильно. Кавалер сегодня не намерен с нею играть, деньги за работу он дал и довольно щедро, учитывая, что все положенное уже оказалось у маман. Надо уйти, перед этим спрятав деньги от ее глаз. Ах, как бы она его облагодетельствовала, как бы была ласкова, если бы только намекнул! Но, нет так нет. Она вышла из комнаты, напоследок завлекательно скосив на него глазами. Мол, я такая, а вот ты будешь дурачком!

Но Андрей Георгиевич лишь закрыл щеколду, как добронравственная барышня в присутствии кавалера. Молодая еще Полина, дурная. Трудно сказать, что в ней больше играет, гормоны или жадность, но пожалеет она потом точно. А ему нечего оставлять такие следы.

Да уж. Будь попаданец помоложе, в пару с горячим юным телом он легко пошел на поводу у Полины. Но Андрей Игоревич в XXI веке был за сорок, гормональная буря у него давно пришла. И потому, он легко переключился с амурной темы на деловую, а именно посмотрев, хорош ли у Андрея Георгиевича наряд и как он в нем будет выглядеть на заседании Комиссии.

Зеркала во весь рост в квартире по понятной причине не было, однако, посмотрев на себе панталоны и сюртук на сорочке, он остался доволен. Наряд оказался не криклив и почти модным, хотя и не дорогим. С точки зрения старого попаданца, одежда, как раз подходила молодому дворянину с тонким вкусом и небольшими деньгами. То есть, кем он и хотел быть.

Обулся, взял несессер и вышел на петербуржскую улицу, в очередной раз попеняв себе купить какую-то шинелишку.

Впрочем, погода в это утро была почти теплая. Хоть и довольно морозно, но безветренно, что для Санкт-Петербурга очень даже необычно. Все-таки приморская погода. Скорым молодым шагом он быстро дошел до Комиссии, и внутренне разогрелся. В конечном итоге в здании Макурин оказался с юношеским румянцем и превосходным настроем от бодрой ходьбы. Хорошо быть юношей в XIX веке, когда собственное здоровье не мешает, а городская обстановка не вредит!

Хотя, конечно, отдельные факторы все же имеют место быть, – Андрей Георгиевич с некоторым неудовольствием заметил несколько пар глаз – спесивых или, хотя бы, удивленных. Их трудно было не заметить, поскольку они принадлежали недорослям, стоящим в коридоре на пути Макурина. И судя по сему, не только не собирающиеся отодвинуться в жизненном пространстве, но и попытающиеся активно ему мешать. Вот ведь нахалы!

– Ты пошло такой борзой и мешкотный! – сразу добавил заявку на драку самый крупный и самый наглый из оных представителей местной тусующейся молодежи. Явный вожак, пытающийся найти опасность для своей власти.

«Ведь какой бестактный юноша, – нехорошо усмехнулся попаданец, – наглость, конечно, второе счастье, но она и зачастую является причиной нездоровья. Смотрите и учитесь жизни, недоросли, что бывает с невежливыми!»

У молодости нередко бывает такой недостаток, как словесный понос. То ли им кажется, что обязательно надо объяснить свои действия, то ли хочется побывать в фокусе внимания таких же юных и бестолковых, но физическая ссора обязательно ими начинается со словесной дерзости. Дурачье, вы уже стали взрослыми и главное не шум, а действия!

Что Андрей Георгиевич прекрасно им показал. На властный вопрос, показывающий, кто здесь главный и требующий обязательного ответа, новый гость не стал говорить, а внезапно сильно и коротко врезал в лицо спрашивающего. Под недоумевающие крики и вопли окружающих вожак без чувств рухнул. То-то же, а то умудрился попасть под асфальтовый каток. Ну или, для отсталых аборигенов XIX века, под битюг-тяжеловоз с бревнами.

– Кто еще хочет налегке пообщаться со мной? – нехорошо усмехнувшись, поинтересовался Андрей Георгиевич, – кому еще надо мордочку почистить? Подходите, сегодня дешевле!

Члены встречающейся делегации, не ожидавшие столь горячего отклика на незапланированную встречу, нехотя отодвинулись с узкой дороги. Путь был открыт, но попаданец для самых тупых повторил вопрос, одновременно выискивая жестким взглядом еще одних нахалов.

Таковых, впрочем, уже не было. Вожак в любой нормальной группе должен быть один. Найди его и обезвредь и остальные окажутся беспомощными. Ха, и это дворяне. Щенки это беспородные!

Хотя ладно, он сюда не драться пришел. Неспешно пробрался среди недорослей и, только пройдя их, задал вопрос:

– А зачем, собственно, они здесь стоят? Там, в приемной на стульях, им будет удобнее?

Это был даже не вопрос, а утверждение и ждать ответа не стоило. Андрей Георгиевич проговорил, чтобы сказать, недоуменно гмыкнул в воздух и пошел дальше, не торопясь, по-хозяйски, но не шумно. Нарвешься ненароком на члена Комиссии, хама с классом и орденами, быстро поймешь, кто здесь гость, а кто покурить вышел в перерыве.

Хотя при некурящем Николае I это весьма не приветствовалось. Император очень не любил курящих и, как правило, не подпускал их в свою свиту. Ну а свитские, соответственно, своих подчиненных и аппарат, хотя бы столичный, совсем не курил.

В первой приемной, как всегда, сидел рыжий Акакий Степанович Крыжов, грубый и неаккуратный.

– Что пришел, сопля! – рявкнул он сердито, – не видишь разве, рано еще!

Вот ведь рыжий, – недовольно подумал Макурин, – узнал ведь меня, а все одно ерепенится, попробует поддеть. Вот он его сейчас!

– Коллежский регистратор Крыжов, Акакий Степанович! Почему шумим, скотина такая дуборосая? Поросят воспитываешь?

Чиновник на такой тон не обиделся, даже обрадовался.

– Так что сделаешь, Андрей Георгиевич, – уже приветливо, по свойски, пожаловался он, – не поругаешься, так ведь и не подчинятся. Сословия они, может быть, и благородного, но по молодости лет, хамы и ведут себя грубо и шумно.

Макурин вспомнил о стычке у входа и согласился с Крыжовым. Тот хоть и рыжая бестолочь, а в данном случае прав. Пусть ты сто раз будь благороден, а если не воспитаешься, так хамом и вырастешь и по морде станешь получать.

Но в слух поддерживать чиновника не стал. Не того тот чина, чтобы свое мнение иметь да еще окружающим навязывать.

– Его высокопревосходительство не изволили прийти? – демонстративно подобострастно поинтересовался он. При чем так подобострастно, что чувствовалось – он тоже им может когда-нибудь быть.

Чиновник, вопреки мнению Макурина, был отнюдь не дурак. Он быстро мазнул на него взглядом, как бы мысленно взвесив, может или нет. Согласился, что может и соответственным тоном сказал:

– Их высокопревосходительство еще не соизволили прийти, но остальные-с члены Комиссии уже здесь. Изволят бумаги проверять, выверять мнения о недорослях. А вы пока подождите здесь, на стуле подождите. А придет срок, так и придете в другую приемную. Благо, Роман Михайлович сказал-с, вы в середине очереди пойдете? – осторожно намекнул он на несвоевременность прихода посетителя.

– Да, – свободно согласился Андрей Георгиевич, – в середине. Сам попросился на днях у Романа Михайловича.

– Вот хорошо, – обрадовался Крыжов, – так что посидите.

Внезапно он насторожился, вытянулся у своего стола. И, видимо, вовремя, поскольку от двери послышался громкий уверенный голос:

– Его высокопревосходительство, председатель Комиссии, генерал-лейтенант гвардии Семен Семенович Подшивалов пришли!

Четкий печатный шаг показывал, что действительно где-то кто-то пришел и, наверное неподалеку. «Однако же, – удивился попаданец, – неужели немолодой генерал так печатает шаг? Неудобно же!»

Крыжов согнулся в подобострастном поклоне и Макурин тоже поспешил подняться. Как-то по-скотски так вести себя, но ведь совсем другая эпоха! Все так себя ведут, а ты, если не хочешь, то пошел в XXIвек! Печатающий шаг генерал, ха!

Увы, но какой бы ты умный и проженно-опытный не был, но историческую эпоху надо все-таки знать. Иначе она будет постоянно тебя обманывать, ехидно скалясь. В приемную, или, точнее, в первую приемную, вошел, четко печатая шаг… унтер-офицер.

Андрей Георгиевич выглядел бы совсем дураком, но он вовремя подметил, что рыжий чиновник введет себя более сдержанно, чем надо бы при приветствии генерала. Он поклонился, но не подобострастно, словно входящий был чином выше, но ничем его задеть не мог. И поэтому сам поклонился по-дворянски – вежливо, элегантно, но по своему не сильно, словно оберегая свое достоинство.

Унтер-офицер, увидев новых людей и сразу же отметив их уровень, громко заявил:

– Его высокопревосходительство, председатель Комиссии, генерал-лейтенант гвардии Семен Семенович Подшивалов изволили прибыть!

И сразу прошел дальше, пока люди приходят в себя. Подчиненных генерала в здании много, как и комнат, а встретившиеся здесь классом невелики.

Ну он и громогласен, как протодиакон в церкви! Трудно сказать, как Крыжов, но попаданец точно был оглушен и обеспамятен, словно его пыльным мешком по голове треснули. А в мешке этом были завернуты в тряпье кирпичи. Не больно физически, но оглушен здорово.

Следом за глашатаем в звании унтер-офицера за некотором времени прошел и сам генерал-лейтенант гвардии С.С. Подшивалов. Ровно на таком расстоянии, чтобы его высокопревосходительству было не обидно, но так, чтобы не отстать от глашатая.

Акакий Степанович Крыжов своей задницей в чине коллежского регистратора все это понимал и принимал и поэтому все еще стоял у своего стола. А при появлении его высокопревосходительства глубоко поклонился. Даже Андрей Георгиевич Макурин, штатская штафирка, практически ничего не знающий в чиновничьих обычаях XIX века, и тот прекрасно понял, что чиновник искренне и со всей души приветствует своего начальника и его особенно радует, что он военный. И не просто военный, а гвардеец в чине генерал-лейтенанта. И все это сделано в одном поклоне, в одной подобострастной спине, без слов и мимикой лица. Вот вам и коллежский регистратор, XIV класс! Виртуоз на скрипке бюрократии! Берлиоз чиновничества! Андрею Георгиевичу до него еще ползти да ползти по служебной лестнице!Видимо от такой досады попаданец сумел очень сдержанно, но весьма элегантно поклонился. И так, что на Крыжова генерал только немного взглянул, а вот к дворянину обернулся и даже, взяв его за подбородок, поднял голову. Оглянул его одним взором. Недоросль ему понравился.Недорогая, но хорошая материя, сдержанный цвет, при этом по последней моде, без грязи и неряшества. И как поклонился, настоящий столбовой дворянин, понимающий, что он чином весьма низок, но благороден породою!А лицом явно молод и неопытен. Ишь, как покраснел, как девица заалела ланитами. Из него бы вышел гвардейский корнет, или, хотя бы, чиновник императорской канцелярии!В слух, однако Подшивалов, ничего не сказал, только буркнул и прошел мимо. Туда, где громогласно раздавался речитатив его порученца. Попаданец, по неопытности, так ничего и не поняв, недоуменно посмотрел на генеральскую спину. Мол, что за это стихийное бедствие? Но Крыжов, еще раз поклонившись в спину, и, уже не так низко, шедшему позади солдату, а, вернее, генеральской шинели на его руках, горячо поздравил молодому дворянину:– Вы очень понравились его высокопревосходительству, очень рад за вас. Теперь не удивлюсь, если вы окажитесь делопроизводителем на каком-нибудь теплом месте! Смею надеяться, сразу станете кабинетским регистратором, а то и губернским секретарем! А потом, к рождеству, и орденок капнет на грудь! – Бережно одернул сюртук недоросля: – Какая, однако, материя! Вроде бы и не дорогая, а чины и награды так и рвутся на него! Спасибо, о господи, что увидел вас в начале карьерного пути. Опосля к вам и не подойдешь, таким чинами обрастешь! Попаданцу, конечно, были приятны слова опытного чиновника, однако, он был в полном недоумении и только неслышно проговорил о прошедшем генерале:– Странно, но я не видел в поведении его высокопревосходительства ничего такого. Постоял молча, буркнул и прошел мимо. Как бы и не рад я был ему.– О-о-о, вот именно! – воскликнул Акакий Степанович, – вот и вы увидели, только по молодости и неопытности не обратили внимания. Его высокопревосходительство по своему высокому положению, только лишь посмотрел на пару минут. Вдумайтесь. Генерал-лейтенант гвардии, сановный чиновник II класса, обратил на вас внимание! Радуйтесь, молодой человек, без чина, без звания, будучи всего лишь провинциальным дворянином, вы смогли обратить такого человека!Крыжов в доказательство своих слов поднял высоко руку. Андрей Георгиевич в недоумении посмотрел на нее, обратил на чернильное пятно на указательном пальце, и подумал, что нечто в словах чиновника, похоже, есть. Чтобы генерал-лейтенант остановился почти у новобранца, пусть и благородного и не сделал замечания? Даже похвалил, если это можно так принять касание руки лица.Кажется, карьера началась, а, ваше благородие?

Глава 8

Глава 8 В КомиссииВстреча с его высокопревосходительством в приемной, однако, как бы она не выглядела оптимистичной, еще ни к ничему не приводила. По мановению руки Крыжова стоявшие у входа молодые дворяне, которых к этому времени стало много, аж почти несколько дюжин, заполнили всю приемную. Перед этим чиновник их строго предупредил, что б не шумели и не озорничали, вам тут Присутствие, а не у маменьки на кухне. Акакий Степанович Крыжов был солиден, строг и убедителен. Посетители, и без того подавленные обстановкой и председателем Комиссии, стали тихими паиньками, в приемной у Крыжова не шумели, а уж подходя в приемную к Комиссии, были почти бесшумными. Попаданец не сомневался – у Романа Михайловича Смирнова и у неуловимого, но ужасного Дрыгало они перепугаются еще более и на заседание Комиссии придут аллес гут – робкими подростками, боящимися любого слова.Сам он Комиссии не боялся, но никуда не торопился. Ему никуда спешить, раз он оказался в середине очереди! Беспокоятся, что его обойдут или он сам нечаянно пропустит, не стоило. Акакий Крыжов с полученным от губернского секретаря Смирнова списка был накоротке. И уйти ко второй приемной можно было только по пути список – Крыжов – громкая фамилия счастливчика.В час, когда пришла очередь Андрея Георгиевича день перевалил за полдень. Хотя он и не страдал, следил за собратьями-по-несчастью, отмечал положительные и отрицательные стороны очереди XIX века. Курили немногие, курить еще и не разрешалось, и общество не приучалось. Из полусотни дворян покурить бегали максимум два – три. И попаданец заметил, что Комиссия ими не очень-то и занималась. Курильщики ставились в очередь первыми и считались чуть ли не за вольнодумцы. Комиссия все это четко учитывала.Впрочем, остальным везло немного. Ну, как «везло». Дворянами их все же засчитывали, даже сугубо крестьянского вида и без должных бумаг. Пошушукавшись со соседями, Андрей Георгиевич быстро понял причину – все они были просеяны уже в губерниях и в столицу приехали лишь с положительными выводами. А здесь, скорее всего, Комиссии дано указание – всех пропускать! Все равно «относительных дворян» всех выпихивали в армию, а там воспитают!Но наконец пришла очередь и попаданца. Крыжов «по знакомству» голосом сразу выделил – это важный посетитель, не то что остальная серость. Андрей Георгиевич благодарно кивнул, хотя и понимал, что не он решает его судьбу. Ну хотя бы так. В Комиссии ведь тоже слышали!В собственно приемной Комиссии было тихо, но уж очень казено. Чувствовалось, рядом сидят большие чиновники, которые решают судьбы многих людей. Даже местные служители – Роман Михайлович Смирнов и, наконец, Сергей Трофимович Дрыгало вели себя уж очень тихо. Единственно, попаданцу было интересно смотреть на Дрыгало. Вот уж действительно грозный, а точнее скучно-унылый, аж челюсти сводили.А потом Андрея Георгиевич и отсюда попросили – на заседание Комиссии. Как говорится, кушать подано, господа, можете жрать!Попаданец твердо встал, показывая, что он готов, по военному отдернул сюртук и, печатая шаг, прошел в комнату заседаний. И уж там посматривал на чиновников.В этом помещении главное место занимал председатель Комиссии его высокопревосходительство С.С. Подшивалов. По важному виду, по небрежной манере общаться сразу стало ясно, кто здесь по-настоящему решал судьбу посетителей.И Андрей Георгиевич, присмотревшись, понял, что да, председатель здесь был первым номером. А остальные, все чиновничья мелюзга, далеко не равнялись с генерал-лейтенантом гвардии. И они это понимали – и посетители и рядовые члены комиссии, все как одни, титулярные советники и коллежские асессоры без перспектив для дальнейшего роста. Ну может, среди штатских один был действительный статский советник. А во главе них сразу был генерал-лейтенант гвардии! Попаданец бился бы за спор, что Подшивалов наверняка обиделся за такое назначение. Ведь имеющийся класс никак не соответствует должности. Если бы не нюанс – на такие должности назначает сам император Николай I. И раз тот назначил, значит, соответствует. Или ты хочешь бунтовать против царя? Против монарха не попрешь. Благо тот еще сказал несколько личных словесных похвал, типа, кто как не ты, любезный, на это только может гвардеец, я лично благодарю и т.д.Но вдалеке от императора слабость его должности все же была видна и Подшивалов явно гневался. Андрей Георгиевич несколько озаботился. Попадешь еще невзначай под раздачу генеральской рукой. Вот ведь августейший монарх Николай I! Он-то, не подумав, назначил, а ему теперь разгребай!Не глядя на остальных – на фига штатских! – означенный недоросль смело вошел, четкой поступью прошел и четко отдал честь головой.Подшивалов, как бы не был сердит и недоволен, но манеры молодого человека его прельстили. – Ишь, как стоит, паршивец! – оценил он почти хвалебно, – а как прошел! Ведь просто подтверждает, что военный!– Где служил, корнет, в каком полку? – спросил, словно похвалил генерал-лейтенант гвардии.– Виноват, ваше высокопревосходительство! – звучно, как на плацу, ответил молодец, – по молодости лет и по слабости здоровья не служил.– М-гм! – хмыкнул генерал, еще раз оглянул на молодого посетителя. Не врет, каналья, и по возрасту и по слабости здоровья. А жаль, хороший был бы офицер даже в гвардии, – кто учил, не знаю?Армия в первой половине XIX века была сравнительно небольшой – несколько сот тысяч человек. А уж дворян – офицеров и тем более мало. Служа всю жизнь, чуть ли не с детства и уж точно не с молодости до пожилых лет, они знали практически всех. Вот Подшивалов и спросил, понимая, что если не знает, то хотя бы слышал. И ведь никак не ошибся!– Покойный мой отец поручик от инфантерии в отставке, а потом помещик Тверской губернии Георгий Макурин! – отрапортовал молодой человек.Фамилия эта была Подшивалову очень знакома по военной молодости. Эх, сколько верст проскакали они вместе, сколько боев вместе прошли! Жаль, что умер, конечно, немного прожил.– Где упокоен? – уже тише спросил генерал о скорбном. Вот как встретились!– На сельском погосте своего поместья. Сам копал. Там и матушка, и братья, и сестра, – ответил Андрей Георгиевич, придав голосу скорбный тон, – всех холера упокоила,одного меня Господь спас. – М-да, – перекрестился Подшивалов медленно, отдавая дань умершему, – хороший был человек и храбрый офицер, упокой Господь его душу. Уже другим тоном, более спокойным, сказал:– С батюшкой твоим мы много повоевали с французом. И он меня спасал, и я его из передряг вытаскивал. Настоящая дружба была мужская!– Да, батюшка мой не раз сказывал. Только о том, что вас, ваше высокопревосходительство, он спасал, он не говорил. А вот то, что вы его спасали и в рукопашной схватке и на скором конном галопе постоянно упоминал. Если бы не вы, то и я бы не был на этом свете!Это он сейчас вовремя добавил, да еще со слезинкой в голосе. Вон как Подшивалов замер в воспоминаниях. Все это правда, хотя бы из памяти рецепиента. Только ведь и правда бывает разная. От одной гордишься, от другой скорбью страдаешь. Вот этой доблестью наполняешься. Может, попробовать отдать, вроде бы самый раз!– Ваше высокопревосходительство, раз уж покойный мой батюшка не смог отдать презент, позвольте мне! -элегантно поклонился в просьбе младший Макурин.Семен Семенович Подшивалов даже закряхтел. То, что сын старого друга дарит небольшой подарок в виде пистоля, претензий не вызывает. Но не на Комиссии же! Его императорское величество августейший Николай I и без того на днях громко ругался и бранил за вздоимство. Правда, без имени, что означало, он еще не готов кого-то разнести в пух и прах. А теперь, получается, он сам дает конкретное имя.– Нет, я пожалуй, того, не возьму. Оружие, конечно, не может быть взяткой, но всему свое место. А он все-таки настоящий честный российский военный! Хотя, разумеется...Старый генерал еще перемалывал торопливую и, надо сказать, довольно испуганную мысль, а Андрей Георгиевич уж доставал из сумку пистоль и кобуру с портупеей. От этого думы председателя Комиссии быстро изменились. Пистоль был явно не новый, даже на первый взгляд было ясно, что им не раз использовались. Но хозяин его был аккуратист и настоящий военный, постоянно чистил и смазывал свое оружие, не давая ему покрываться слоем порохового нагара и оружейной грязи. Именно поэтому он все равно оставался элегантным и даже изящным. Разве ж это взятка?Конечно, в женские руки, кхе-кхе, его лучше не давать, но в мужские руки, привыкшие к оружию, пистоль просто просился. Вот ведь прощелыга, как сумел его ловко подцепить!Подшивалов нехотя протянул руку и пистоль легко лег в нее, словно и не раз и не два оказывался в генеральских конечностях. Ах как он прелестен и грозен! И золотой узор на нем не только красив, но и беспощадно прекрасен. Нет, я не удержусь и выстрелю!– Так, где тут можно попробовать выстрелить, – генерал беспокойно оглядывал обстановку комнаты. Уже не страх перед монархом и некоторое трудовое беспокойство перед заботами Комиссии трогали его. Его, старого вояку, через которого прошло много оружия, тянуло попробовать только что принесенный ему пистоль.И даже члены комиссии, штатские штафирки, до того ни разу не бравшие в руки оружие, даже они не выдержали перед чаяниями генерала. Ну, или они не решались встать перед ним, понимая, что это военный и перед ним оружие.– Вот-с, ваше высокопревосходительство Семен Семенович, пожалуйста! – один из солидных и, надо сказать, уже старых чиновников Комиссии самолично взял награжденный сосуд, то ли большую кружку, то ли что еще фарфоровое и хрупкое, и поставил на невысокий шкаф.– Ох-м! – Генерала уже ничто бы не удержало, даже неприличные слова монарха. Он нетерпеливыми руками насыпал порцию пороха, вложил пулю в дуло пистоль, прицелился и выстрелил.Б-бах! – относительно негромко, но грозно выстрелило оружие. Пуля пистоля, хоть и не столь большая и тяжелая, но все равно разнесла фарфор. Драгоценная безделушка больше не существовала. Подшивалова, однако, это совершенно не беспокоило.– Хороший пистоль, спасибо, Андрей Георгиевич, за него, – поблагодарил он Макурина, уже деловито уточнил: – бумаги какие фамильные есть в наличии? Бумаг у попаданца не было, ни XIX века, ни, естественно, XXI. Это было так очевидно, что он только молча покачал головой.– Ничего, – поощрил он молодого дворянина, – я так хорошо знал своего батюшку, и ты так на него похож, что я сам буду твоим поручителем. Господа! Перед нами столбовой дворянин из Тверской губернии Андрей Георгиевич Макурин, чем я могу лично поручится! Есть ко мне какие вопросы?И Семен Семенович Подшивалов хитро улыбнулся. Он понимал, что никто из членов комиссии не решится выступить с возражениями.Помолчав для виду пару минут, он продолжил:– Если нет непременных вопросов, то, Никита Митрофанович, оформите нужные официальные бумаги о потомственном дворянстве этого молодого человека, я немедля их подпишу.Один из членов Комиссии по военному дисциплинированно кинул:– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, непременно тотчас же оформлю как надо!-Так, – Подшивалов почему-то помедлил, задумался. Андрей Георгиевич лишь понадеялся, что тот не собирается загнать его в отдаленный полк. Наконец, генерал решил: – этого благородного дворянина я, пожалуй, возьму к себе, в министерство. Уж слишком мало нас, столбовых дворян, среди чиновников. Пока, Андрей Георгиевич, послужите делопроизводителем, в чине коллежского регистратора, а там, покажите себя, пойдете дальше.Попаданец прочувственно покачал головой, благодаря благодетеля, а теперь и еще его начальства, про себя, однако, подумав, что с одной стороны, его пожалели, не оставили расти с обычного писаря, что ему точно бы грозило, учитывая, что он не имел высшего и даже среднего образования. Однако, с другой стороны, Подшивалов не так к нему добр. Ведь делопроизводитель, как не говори, тот же писарь, лишь немного выше. Да и класс у него самый низший, XIV.Проанализировав так, он, правда, не учел одного – генерал по гвардейской привычке заговорил с ним на ТЫ, что уже означало некоторое благоволение к посетителю. Но подчиненные увидели и сделали соответствующие выводы. – Ваше высокопревосходительство! – возразил чиновник, сравнительно молодой, но довольно лысоватый, – сей молодой человек, за короткий срок пребывания в столице успел окончить школу Кудрявцева. И Василий Герасимович дал ему прекрасную характеристику. А также представил образец письменной работы. Прекрасный образчик. Вот! – он передал Подшивалову несколько бумаг. – Хм, – издал генерал неопределенный звук, который, скорее, говорил о его негативном отношении о Макурине. Но бумаги он взял и Андрей Георгиевич с высоты своего роста увидел, что одна из них была с его диктантом. Именно с нее Подшивалов и начал читать.Разумеется, генерал-лейтенант гвардии не интересовался красотой великорусской природы, изложенной в диктанте. А вот красотой текста и каллиграфией он даже поразился, удивленно посмотрев на посетителя. Такой почерк должен быть у опытного чиновника, казуистика и крючкотвора,а не у новика бюрократии.– Родители мои с детских лет учили письменности, считая, что представитель благородного сословия тем и отличается от простонародья, как прекрасной грамотностью и образованностью, – решил подать звук Андрей Георгиевич для изъяснения своего положения, – да и в Санкт-Петербурге я попал в очень хорошую школу, наставники там отшлифовали имеющийся почерк.– Ну у Василия можно, – неопределенно сказал Подшивалов, то ли ругая, то ли умеренно хваля директора школы. Однако после диктанта уже взял характеристику, которую, похоже, в противном случае вообще хотел проигнорировать. Бегло посмотрел текст, потом, заинтересовавшись, прочитал повнимательнее, задумался.– В министерстве моем, – сказал он в воздух, – много умных деловитых чиновников, хороших администраторов. А вот писать хорошо, с красивым каллиграфическим почерком, к несчастью, не умеют. И даже считают, что им это никак ненадобно. А вот редкий пример иного подхода, и мне это очень нравится. Андрей Георгиевич, – обратился он к попаданцу, – в виде исключения я произвожу вас сразу в кабинетные регистраторы. И настоятельно прошу, даже приказываю учится в гимназию и дальше в университете. Возраст вам еще позволяет, а государь очень благоволит таким чиновникам – благородным, умным, прекрасно пишущим и образованным.– Ваше высокопревосходительство, чрезмерно вам благодарен за такие советы и за чин в вашем министерстве, – ответил Макурин, поскольку в этом месте не сказать уже было нельзя.Подшивалов на это одобрительно кивнул – вежливый растет молодой человек, понимающий, – добавил: – я поставлю тебя делопроизводителем у моего как бы личного столоначальника Арсения Федоровича, – кивнул он на лысоватого чиновника, – через него будешь выполнять и мои поручения. Понял ли глубину моего благоволения? – вопросительно посмотрел он на попаданца.Попаданец, естественно, всех тонкостей не понял – все-таки он был аборигеном другой исторической эпохи – но рассыпался в любезностях. Понимал, что генерал Подшивалов был не той личностью, на которой целесообразно производить психологические опыты.Его же высокопревосходительство такой реакцией посетителя Комиссии очень был доволен. Бюрократический нюх опытного прошлого военного, а потом чиновника показывал, что он поймал хороший образчик для министерства, чем император Николай I будет весьма удовлетворен. И если правильно разыграть карточный банчок на троих – августейший монарх, он, генерал-лейтенант гвардии и этот молодой человек, то выиграют все три игрока.И Подшивалова не очень-то беспокоила такая ситуация, что на одной ломберном столике оказывались уж совсем разных человека. Пусть в конце концов по этому поводу дрожит от радости ли или от ужаса самый слабый из троицы. Да и играли они в карточную игру лишь в его голове.Нет, его несколько волновала реакция молодого дворянина. Да, он был весьма если не образован, то грамотен, приятно воспитан отцом Георгием Степановичем. Карты так сказать были поданы отличные, но как они сыграют, или, точнее, как он сыграет, молодой чиновник Андрей Георгиевич. От этого ведь расположится, прежде всего, его собственная судьба.И он даже посмотрел на молодого Макурина, немного презрительно поджав губы. Что, разумеется, отнюдь не означала никакой особенной реакции, тем более негативной. Даже наоборот, старый генерал дал хорошего пинка молодому человека. А вот как он полетит и, тем более, как поместится на министерском паркете, это будет только его движение!