Текст книги "Попаданец XIX века. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

Макурин обозначил проблему, указал вопрос и замер в ожидании. Теперь был их ответ. Старший Смирнов благодушно ответил, поглаживая обширную бороду:

‑ Богоугодное дело начали, сын мой, Бог вас не забудет. Я так понимаю, вы хотите предложить моему сыну место?

‑ Да святой отец, ‑ закивал Макурин, ‑ очень нужен мне священник в местной церкви. Люди у меня хорошие, доброго поведения, но в духовном пастыре нуждаются. Как вы… отец Дмитрий,  поможете?

Молодой Смирнов заметно вздрогнул, услышав оговоренный  сан, неположенный еще для него, но весьма желанный.

‑ Я готов, ваше высокоблагородие, предлагайте! ‑ твердо сказал он. А как же, не каждому выпускнику семинарии дают такое сладкое, пусть и ответственное место!  Выпускников много, а церквей мало.

‑ Я хочу, отец Дмитрий, чтобы вы заняли место священника церкви в селе Березовом – будущем волостном центре.

‑ Да, я слышал о новой волости, ‑ кивнул старший Смирнов, ‑ и сын мой готов к этому светлому подвигу.Но есть некоторые препятствия.

Макурин был к  этому готов. Церковь ведь существует и в XXI веке, и хоть ее особо не касаешься, но некоторой информации касаешься.

‑ Скажите, конкретно, какие, ‑ уточнил он с легкой улыбкой, ‑ я думаю, мы сможем совместно их преодолеть.

‑ О,  ничего сильно страшного, ‑ успокоил отец Афанасий, ‑ видите ли, Дмитрий еще семинарист. К тому же и из‑за молодого возраста не женат. И теперь даже без невесты. Разругались вдрызг и вроде бы на всегда.

На лицах всех трех мужчин появилось одинаковое выражение «ох уж эти  женщины»!

Потом Андрей Георгиевич мягко сказал:

‑ Кажется, с семинарией можно решать с  отцом архиереем, ну а с женитьбой мы сами поторопимся.

‑ С семинарией можно только через  местного блаженного архиерея, ‑ подтвердил отец Афанасий, ‑ только вы, как хозяин сиих мест, похлопочите. Иначе никак. А с женитьбой вы, ваше высокоблагородие, зря так легко посмотрели. У Дмитрия сейчас нет даже невесты, а уж тем более жены. Без того же никак, даже Священный Синод не может рукоположить на нашу просьбу осветить неженатого священника.

‑ Я сейчас же отправлюсь к блаженному архиерею, ‑ согласно ответил попаданец, ‑ или даже так, мы с вами отправимся и обговорим. С невестой же так – мы не будем никуда обращаться. Каноны нужно уважать. Тем более в Березовом больше сотни девок ждет не дождется своей свадьбы.

Ход помещика, довольнопростой и бесхитростный, для Смирновых почему‑то был неожиданным.

‑ Как так? ‑ засомневался старший из них, ‑ а как же твоя любовь Агафья останется?

Макурин их понимал, впервую очередь сына. Это влюбится легко, а разлюбится ой как трудно.

Помог сам Дмитрий:

‑ Бог с ней с Агафьей, она уже под венцом, а значит, необратимо прошлое. Но я, надеюсь жена моя будет добровольной и хотя бы не уродкой?

Голос Дмитрия был тверд и ровен, но в конце прозвучала такая печаль, что оба собеседника потупились, а затем активизировались.

‑ Богоматерью преславной клянусь, ‑ помещик размашисто перекрестился, избранница твоя пойдет под венец добровольно, сама будет пригожа лицом и телом, а характером  добра.

‑ А я, ‑ поклялся отец, ‑ приеду  на свадьбу и сам буду не только венчать, но и стану невесту подбирать. Как Дмитрий?

Младший Смирнов в знак согласия лишь поклонился. Сначала отцу, затеем помещику.

Ничего, стерпится – слюбится!

С архиереем, как и рассчитывал Макурин, им далось договорится легко. Преподобный остался доволен, что, во‑первых, все обошлось без него, а во‑вторых,  избранник свой же и он даже его знает.

Он пообещал, что самолично приедет в к митрополиту Санкт‑Петербургскому Даниилу и все обговорит.

Андрей Георгиевич учел это, но помня поведение архиерея, решил его подстраховать. Пусть у него будет этот священник!

А потом домой на бричке. На одном конце Гаврила и Марья, такие близкие и добрые, хотя еще и невенчанные, слева насупленная и злая Настя, а в центре сам Макурин ‑ важный и деловой.

‑ Фе‑едор! ‑ позвал он протяжно, ‑ больше никого ждать здесь не будем. Поехали, милый!

Глава 9

Впрочем, не надо так уж буквально понимать. Поехал он, как и его невеста Настя не сразу, два оставшихся дня до письменной работы в Зимнем дворце были в чем‑то и спокойны, и тревожны. Спокойны, потому как тихо все было спокойно в поместье и вокруг  уезде в губернии. Хочется зевнуть и снова отвлеченно спать. А тревожно, потому как должностные  обязанности помещика были как у председателя советского колхоза –  от утра до последнего забора. Знай вкалывай да нервишки тревожь, а отдачи в обще‑то почти никакой.

Единственный огромный плюс – нет у тебя партийно‑политической подоплеки и партийно‑административных органов наверху. Сам себе режиссер, захотел направо – пошел, захотел налево – пожалуйста.

Стоп налево! Настя не разозлилась? Ух, все равно не видела. После вчерашней поездки она долго, где‑то часа два, а может даже три, молчала. Дулась,  гордо смотрела куда‑то в сторону. Потом ходила куда‑то со своей подружкой ‑ охраннницей куда‑то недалеко.

После этого неожиданно заговорила сама:

‑ Смотрю я на тебя – сволочь ‑ сволочью, обычный нахал, которому нахамить, все равно, что посмотреть. А окружающие тебя любят. Вот и государь – император в тебе души не чает. И крестьяне любят. Как так?

Андрей Георгиевич оглянулся и, не увидев никого, нежно поцеловал ее в губы.

‑ Да‑а, ‑ протянула она, еще не готовая сдаваться, ‑ со мной‑то легко мириться. Поцелуешь и я сразу лапки кверху.

Но он был совершенно с ней не готов ссорится. На плечах и так было хозяйственных дел по поместью, финансовых забот по будущей семье. Да еще государь Николай I то и дело озадачивал отдельными поручениями, то близкими к поместью, а то и совершенно далекие. И, конечно, личные проблемы. При чем, пока Настя здесь, они останутся наиважнейшими.

Попаданец вдруг видел, что и в XIX веке жизнь может выходить в галоп, как злющий жеребец и иногда надо самому дать шенкеля  и вдруг поскакать.

‑ Знаешь, Настенька, а давай мы с тобой в конце – концов поженимся.

От этих слов она сразу забыла о злости и грусти и, кажется, даже, кажется, о самой ссоре.

‑ Я тебе давно говорила, ‑ попрекнула она, потом что‑то вспомнила и спросила: ‑ а когда, милый?

Вот это, наконец, деловой разговор! А от все попрекать. Что за эти женщины – прекрасные, но какие нудные!

‑ В начале лета на Троицу. Не поздно? ‑ ответил он осторожно, помня о том, что она постоянно его подталкивала. Но оказалось, что он грубо ошибся на целую версту, если не больше.

‑Ты с ума сошел? ‑ счастливо задохнулась Настя, ‑ свадьба это замечательно, но ведь мы не успеем приготовиться!

Андрей Георгиевич пожал плечами. Наглядевшись на чужие свадьбы в XXI веке, он считал, что главное у жениха должно быть три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. А все остальное? Свадебные кольца можно купить в магазине или как его тут называют, водки и закуски в ресторане, свадебный наряд, если невеста закапризничает, у модной портнихи. И катись все остальное к лешему. Моя свадьба, как хочу так и провожу.

Однако, точка зрения невесты сильно отличалась и Андрей Георгиевич чувствовал, что именно она и станет доминирующей.

‑ И что же мы не успеем, ‑ устало спросил он, ‑ подметки прошить потщательнее,, чтобы  все об этом мечтали?

Настя только ужаснулась и начала перечислять. На списке приглашенных родственников  он перестал слушать. Ну почему бабы любят так все усложнять?

‑ Последний срок – Ильин день! ‑ категорически заявил жених, прервав длинный спич Насти о неготовности свадьбы.

‑ Ты меня не любишь! ‑ отмстила она в ответ, ‑ вообще вам, женихам, лишь бы плотские утехи! А о нас не думаете.

Андрей Георгиевич хотел было достойновозразить, но вовремя успел заметить бесенят в ее глазах. Да она просто дразнит меня, пытаясь вывести из себя. Вот ведь какая, м‑м‑м!

‑ Хорошо, я уступлю тебе, ‑ ответил он, ‑ свадьба будет где‑то в Ильин день, не позже.

‑ Ну и что же ты мне уступил? ‑ обидчиво поджала она губы.

Ну, матушка, мы тоже так можем!

‑ Первоначальная дата была Троицын день, ‑ преувеличено почтительно серьезно напомнил он Насте.

Та было уже открыла рот, чтобы устроить очередную историку, но догадалась:

‑ Ты меня дразнишь, нехороший пердикль!

Макурин не стал с ней  разговаривать. Если есть время и желание, с женщинами можно болтать сколько угодно. Взамен этого он схватил ее в объятие и снова крепко ее поцеловал.

Так их и увидел Аким. Андрей Георгиевич его не постеснялся. Настя тоже. Будут они еще крепостных боятся. Собак же не стесняются?

Аким, кстати, тоже не постеснялся. Это барские дела, он туда не влазит, своих дел полно, только успеваешь отмахиваться.

Но Настю он все же отпустил на землю, то есть на второй пол помещичьего дома. Дела‑с!

Девушка попыталась отбиться от жениха, но он повел себя как настоящий сатрап – помещик. Сел в большом жестком кресле, прижал рядом Настю и после этого предложил управляющему доложить о нужных вопросах.

Аким сначала начал с какой‑то неимоверной ерунды – спросил помещика,  не будет лиего высокоблагородие руководить полевой страдой. Или мужички могут сами. Как понимал попаданец, хитромудрый Аким еще раз решил посмотреть на уровень самостоятельности крестьян. А то мало ли что барин говорил, потом будет серчать, ругаться, что помещика совсем не ставят.

На это его высокоблагородие помещик Макурин изволили сказать (надо ж постебаться, хотя и про себя), что крестьяне могут работать самостоятельно. Барщина окончилась совершенно.

И в знамение этого вкусно поцеловал Настя в обе щеки. Хотя как была связана столбовая дворянка в невесть каком колене с чужими крестьянами, он бы не смог сказать, наверно, сам.

Невеста запоздало и при этом очень нехотя отмахнулась. Девушке весьма нравилось так  сидеть в объятиях жениха (ах, почти мужа!) и слушать хозяйственные заботы.

Все это Андрей Георгиевич свои довольно‑таки старческим разумом понимал и поэтому, не обращая внимание ее руки всего лишь мило улыбнулся и скомандовал Акиму, мол, давай еще.

Дальше управляющий стал действовать более разумно, а дела помещику ставили реальные. Они немного порасуждали о развитии пчеловодства в поместье. Лаврентий все же увеличил количество семей, правда, только до примерно трех сотен, зато ульев купил аж пять сотен. Аким сообщил, что Лаврентий попал на распродажу ульев и накупил на все деньги.

‑ Заем бы ему, ‑ почтительно доложил Аким, ‑ а то совсем без денег мужика оставили.

Что же, сам пообещал. Кивнул головой, – мол, помню и поскреб в кармане ассигнации. Надо бы, конечно, на свадьбу, но уж как‑нибудь выкрутится. Пчелы пока важнее.

Однако Аким его и удивил, и обрадовал. Не беря деньги барина, он как‑то оценивающе на него посмотрел и  как бы в раздумье сказал:

‑ Авдотья, видать, не  сказала. А может и не знала совсем.

‑ Что, Аким? ‑ строго спросил Андрей Георгиевич, копчиком чувствую какой‑то денежный секрет. Даже Настя вдруг вывернулась из его рук и посмотрела на управляющего. На чужого пока, между прочим, управляющего!

‑ Дык, ваше высокоблагородие, ‑ пояснил Аким, ‑ старосты‑то все знали. Я сам тогда старостой Березовой был. Аркадий Митрофанович, как‑то раз, когда он вдруг начал заниматься хозяйством, оказался без денег. И строго повелел оставлять десятину от всех денежных доходов на тайные запасы – в денежную комнату. А то вдруг барину денег снова надо будет.

Запас тот стали докладывать. А потом и старый барин сильно заболел и умер. Видно забыл об этих деньгах. А может и не захотел трогать. Барин ведь говорил, что у гроба карманов нет. Вот и лежат эти деньги

Ха, вот же ж!  не поместье, а сонмище старых секретов!

‑ Это черт знает что! ‑ пожаловался он Насте, ‑ от барина прячут, канальи!

Возглас был из такого рода, когда от окружающих не требуется отвечать. И сказав, он даже не стал ждать отклика. Поерзал в кресле, как будто напоролся на гвоздик, вздохнул и велел:

‑ Веди уж, молодец, раз разговорился. Посмотрим, сколько там денег.

Втроем – помещик, Настя и Аким – прошли в эту «денежную комнату», благо была она недалеко – в секретном пристрое в помещение, где обретали любовницы Аркадия Митрофановича.

Андрей Георгиевич запоздало подумал, что не надо было показывать ее Насте, но было уже поздно. Мужчины пошли в секретный поход. Какая же женщина утерпит остаться?

В оправдании себе, он подумал, что все  равно бы пошла сама. Так что пусть идет, милая. Может быть, ему хоть что‑то за это зайдется?

Небольшое помещение метресок старого барина было обустроено скромно, но точно для женщин. Настя, разумеется, это сразу просекла и требовательно посмотрела на жениха.

Ага, буду я тебе все рассказывать прямо сей секунд! ‑ подумал Макурин и сказал, чтобы отвязаться:

‑ Это еще до меня, милая. Я потом тебе все обязательно расскажу.

Настя встретила это известие весьма недовольно, но учла известие о дальнейшем рассказе. А Андрей Георгиевич, руководствуясь указанием Аким уже начал искать вход в «комнату Аладдина».

Собственно ходить надо было немного. Требовалось открыть встроенный шкаф, вынести отсюда все дребедень в виде старых штор и простынь.

‑ Авдотья натащила зачем‑то, ‑ проворчал недовольно Аким.

Потом поискать ключ. Он был под небольшим ковром, практически ковриком, найти отверстие, куда можно было его вставить и вот оно – маленькое пыльное помещение.

Аким зажег предусмотрительно взятую свечку и они дружно ахнули – молодые люди восхищенно, старый управляющий с толикой гордости. Комнатка была без окон и потому темная и вдобавок пыльная, даже втроем здесь оказалось тесновато. Поэтому, не долго рассуждая, деньги, обтерев от пули, вытащили в  «помещение любовниц», как прозвал его про себя попаданец

Сам он многого не искал. Пару – троек сотен рублей и это бы хватило, но в итоге здесь набралось  почти пятьдесят тысяч ассигнациями бумажными банкнотами, золотыми и серебряными монетами!

‑ Ну и ничего себе десятина! ‑ воскликнула Настя, ‑ какой у тебя здесь доход?

Андрей Георгиевич тоже озадачено почесал подбородок. Поместье тянуло на примерно десять тысяч рублей серебром в год и никак не больше. Пятьдесят тысяч рублей даже ассигнациями в виде десятины за несколько лет это слишком много.

Аким, увидев некоторое недоумение господ, счел пояснить:

‑ Аркадий Митрофанович последних лет десять изволил беспробудно пить, а вместе с этим много играл в карты. Как он играл, видел я однась, пьян мертвецки, карты вдрызг. Но выигрывал, благо его благородные собутыльники были также пьяны. Деньги он обычно проматывал, но опять же десятину, по словам знакомых слуг нередко откладывал. Так что из этих денег в «денежной комнате» большая часть ему и принадлежала.

‑ Скажи, Аким, ‑ выдал Макурин давно болтавшийся на кончике языке вопрос, ‑ вы же, старосты, могли просто растащить эту суммы на всех, после того, как прежний помещик умер?

‑ Растащить? – вытаращил управляющий на него глаза. Видимо, такой вопрос никогда не приходил ему в голову и сейчас он на ходу сочинял ответ: ‑ Аркадий Митрофанович человек был всякий, но все‑таки барин он был неплохой. Да и не по‑божески это, тащит общие деньги. Бог это не приветствует.

Да, а действительно   Господь не примет, ‑ подумал Макурин.

‑ Хм, а где там Леонтий? ‑ громко спросил онв надежде, что этот слуга, непрерывно находясь на втором этаже или, хотя бы, рядом услышит хозяина и придет.

И точно, через несколько минут в проеме двери появилась голова Леонтия:

‑ Спрашивали, вашбродь? ‑ почти испуганно спросил он. Видимо, где‑то услышал, но не уверен, что это его спрашивали. И вполне был готов, что помещик обругает и выгонит.

Но  Андрей Георгиевич только  благодушно улыбнулся и  поманил пальцем: иди поскорей!

Леонтий, обрадованный этим, показался весь.

‑ Видишь, эти деньги, ‑ показал хозяин на груды банкнот, империалов, прочих золотых и серебряных монет, ‑ они на нас сегодня буквально свалились с неба.

Помещик даже для пояснения показал вверх, в потолок.

Леонтий, поняв превратно, серьезно и недоуменно посмотрел туда.

Андрей Георгиевич, ‑ смеясь, побранила Настя жениха, ‑ не вмешивай сюда Господа.

Макурин, хотел было посмеяться, но вспомнил сон, так похожий на явь, собственный перенос на более чем две сотни лет и прикусил язык.

‑ Просто найти мешок, дерюжный или из грубой ткани, все равно,  сложи  в него деньги, Отнеси в него. Да не дай бог сумма усохнет, урою!

‑ Да, Господь с вами, благодетель вы наш, ‑ обиделся Леонтий. И даже не угрозе помещика, вполне, в общем‑то, реальной, а указание на воровстве такого уважаемого человека.

Макурин только махнул рукой. Что это он, дурак бестолковый, походит к людям XIXвека, особенно к провинциальным крестьянам, где тогда моральные устои были особенно высоки, с принципами XXI века?

‑ Ладно, убедил! ‑ рыкнул он так, что всем окружающим стало понятно – помещик раскаялся в своих словах и от этого им, особенно, крестьянам, может быть очень даже плохо.

Леонтий уже молча и без претензий притащил откуда‑то из первого этажа мешок, очень грубоватого вида, но не рваный и чистый. Быстренько сгреб туда деньги и потащил мешок в кабинет. Только его и видели.

Аким, которому деваться было некуда, постарался встать незаметно. Будто был он и не был.  Андрей Георгиевич даже засмотрелся на этого умельца хитрых манер.

‑ Пойди сюда, Аким, ‑ наконец сказал он, ‑ не бойся, не съем. Чем стоять, закрой лучше двери «денежной комнаты», пригодится еще. «Может и он когда‑нибудь будет прятать от будущей жены деньги!» ‑ подумал ненароком.

Вернулись в кабинет.  Андрей Георгиевич сел как раз подле мешка с деньгами. На миг почувствовал себя Дедом Морозом с мешком с подарками. Посмотрел на Акима, напряженного после недавнего разговора с помещиком.

Надо с ним держать себя осторожнее, ‑ пожурил себя Макурин, ‑ ты для них здесь царь и даже, Господи, Бог. И ведь действительно можешь почти все и еще немножечко. А еще психология. Нет не рабская, придумал тоже, ты же не либерал XXI века, чтобы плевать в Родину. Консервативная, скорее, особенно после тридцати. Вот из этого и веди себя.

‑ Голубчик, Леонтий, ‑ все ли в доме хорошо на нижнем этаже? ‑ постарался сделать голос мягче и добрее помещик, ‑ не замечено ли чего?

‑ Нет, вашбродь, все тихо, слуги не бузят, бабы не визжат, а коли бы и попытались, я им вот! ‑ показал он здоровенный кулак.

‑ Хорош, молодец, любого побьет, ‑ с удовольствием подумал Макурин, ‑ а что не совсем сметлив, так я буду за него думать. Почти как за рядового менеджера. Знай, ноги побыстрей да улыбка пошире.

‑ Вот тебе Леонтий, бумажка, ‑ сунул он рублевую банкноту в руку слуги, ‑ я тебе доволен. Можешь идти на свое место. Да Авдотье во время обеда скажи, чтобы налила тебе рюмку наливки.

Все, больше уже ничего не надо, он твой, ‑ сказал себя попаданец, провожая его взглядом, барин доволен и даже дал денег.

Он сел обратно в кресло, посадил рядом Настю – та охотно прижалась к нему, чувствуя почти женой – и спросил управляющего, продолжая прерванный разговор, ‑ а что, Аким, почем нынче улья? Я что‑то не очень в цене в этих товарах.

Андрей Георгиевич, конечно, сильно смягчил. В ценах на товар этого века он совсем не разбирался. Но в этом его крепостной собеседник не должен разбираться. Не положено ему.

Аким думал также и без малейшего размышления сказал:

‑ Рупь серебром лучшие на базаре, ваше высокоблагородие, ‑ помедлил, осторожно посоветовал: ‑ ему и не надо больше четвертного билета давать. Перебьется.

И уставился в помещика – а как осерчает, родимый на такие слова своего крестьянина? Но Макурин благостно улыбнулся, показывая, что не сердится. На словах же сказал:

‑ На днях пойду, гляну, там и определимся.

Вот как! И управляющего послушал и свое имя застолбил! Молодец ты барин, Андрюха!

Аким тем более был доволен, что помещик не только не разругался на него,  но и почти послушал совета.  Добрый барин!

Помолчав и поняв, что с пчелами ныне все, управляющий перешел к новым темам. К самой актуальной ныне  ‑ строительству мельницы. Впрочем, сегодня заговорили только по кадровому вопросу. Для появления мельницы, прежде всего, надо найти хорошего  мельника.

Не зря поэтому и Аким начал рассуждать о ближайших мельниках. При чем со вздохами. У одних хозяев мастерство было не очень, другие требовали много. Он осторожно намекнул на соседского помещика, который имел доброго и мастеровитого мельника, но он был крепостной. И барин его, разумеется, не отпустит.

Макурин, однако,  вопрос законченным не считал.

‑ Я сам поговорю с помещиком, ‑ решил он, ставя жирную точку, и вопрос был на пока закрыт. Хозяин – барин!

А вот с соледобычей все было куда как оптимистично. После того, как Андрей Георгиевич съездил туда и наметил общий план работ, ну и, разумеется, финансы под это, управляющий с подобранными помощниками активно разошлись. Они и дрова привезли, и котлы достали, и дажеглавного солевара нашли – мастер солевар по ихнему.

‑ Но дорогой, зараза, ‑ предупредил Аким, ‑ почти сто рублев ассигнациями просит за сезон. Я его пока взял, но сразу предупредил, что окончательный расчет с ним будет сделан барином.

‑ Как соль? ‑ спросил самый значимый вопрос Макурин. От этого будет происходить и жалованье и само существование соледобычи. Будет хлеб, будет так сказать, и пища.

‑ Вот, ‑ засуетился Аким, ‑ мастер  попросил определить, какая соль будет лучшая, дал на пробу.

Он вытащил из пазухи солидный сверток и с вопросом поглядел. Дескать, как барин скажет, так и будет.

‑ Что же ты все молчал! ‑ с некоторой досадой воскликнул  попаданец, ‑ положи на стол и развяжи!

Бумаги были смело отложены,  а на центральное место стола легла соль, вернее, кучки соли.

Мастер положил в отдельные тряпки соль из каждого источника. Говорит, что изрядно они разные и по вкусу, и по цене добычи.

Правильно говорит мастер, ‑ одобрительно подумал Макурин, ‑ сразу видно специалист. Надо его будет брать, если, естественно, соль найдется хорошая.

‑ Нюша, подь  сюда! ‑ крикнул он сенной девке, обычно ждущей около лестницы на первом этаже.

Та только и рада. Бегом по лестнице на верх, доложилась, улыбаясь во все  тридцать два зуба:

‑ Слушаюсь, барин!

Дисциплина почти армейская! Придется и ему, как офицеру. Почти приказал:

‑ Нюша, холодной воды. Полный кувшин и пустой стакан! – подумал, крикнул в след, ‑ и тазик еще!

Нюша, вильнув подолом, также стремглав исчезла. Андрей Георгиевич посмотрел на нее с удовольствием, а Настя с превеликой досадой. Чувствовалось, если бы не посторонний Аким, наехала бы полностью. Еще бы руки пустила. Но в кабинете были еще люди!

Молодая еще, ‑ пренебрежительно подумал попаданец с высоты своих более сорока лет, ‑ была бы барыней  в тридцать дет с гаком, с тремя детьми и хозяйственными проблемами, уже бы стала орать, несмотря на крепостных.

Делая вид, что не видит неодобрение невесты, наклонился над столом. Здесь Аким развязал тряпочки и прямо в них разложил соль грудками.

Пока Нюша дойдет… взял соль с ближайшей грудки, вздохнул.

‑ Горькая ведь соль, Аким! – указал он строго.

‑ Так точно, барин! ‑ отрапортовал управляющий, мастер велел сказать, что в одном ключе очень даже неплохая соль, но потребовал не показывать ее. Пусть дескать барин сам поймет, вот тогда верно угадали.

‑ Вот же ж! ‑ недовольно подумал Макурин, ‑ всякий норовит задеть барина!

Но потом подумал, что мастер, в общем‑то, сделал правильно. Укажи  Аким указку соледобытчика, на него так или иначе довлела бы эта примерка.

Он прополоскал рот холодной водой, сплюнул в подставленный тазик, попробовал еще. и так изо всех грудок.

‑ Вот эта вкусна! ‑ уверено указал он.

‑ Так и мастер показал на пятую тряпочку. Да, ваше высокоблагородие, вы оба указали на ту же грудку соли.

‑ Это еще не все! ‑ усмехнулся  Макурин, ‑ свет мой, солнышко, скажи, эта соль действительно вкусна?

Настя, недовольно сидевшая, так нехорошо стрельнула глазами, но нехотя взяла щепотку.

‑ Довольно вкусна, ‑ призналась она, ‑ в Зимнем дворце сейчас возят из Торжка. Но она отдает какой‑то кислинкой. А этаничего.

Что же, все хорошо. Объявил:

‑ Передай, Аким, что я доволен. На днях мне надо побывать в Санкт‑Петербурге, а потом я буду на соледобыче. Как у вас там?

‑ Весна еще, холодно, да и требовалось с солью определить. Но сейчас, как только мужики закончат с посевной, то быстро поднимет.

Да, все крепостные мужики хороши, но цикл сельскохозяйственных  работ их приковывает. А что сделаешь. Не уберут крестьяне хлеб, они вместо уверенных налогоплательщиков превратятся в тяжкий груз.

‑ Ладно, Аким, иди, ‑ разрешил он. Помещику надо было после обеда еще пройти по деревне и, если удастся проехать по другим деревням. А то крестьяне даже не видели еще своего помещика. Так и верить начнут,  как в бога. Он есть, но его никогда не увидишь. Так ведь можно подойти и к следующему выводу – а зачем ему подчинятся? Но пока все!

‑ Эх, Настюшка! ‑ облегченно вздохнул он, ‑ тяжела это ноша, поместье!

Сграбастал ее, как бы не чувствуя девичьи руки, жестко, но бессильно пытавшаяся отвергнуться от жениха и сохранить свое личное пространство.

‑ Настя, дурочка такая, как я тебя люблю! ‑ так страстно казал он ей, что она не выдержала, чарующе улыбнулась. Правда, перед этим все же стукнула, но не зло  и не больно.

‑ Ты зря на меня сердишься, ‑ уже серьезно сказал он ей, ‑ что мужчины смотрят на фигуру каждой женщины, так это в нас от Бога. Ты же не ведь не озлобишься на Бога, милая?

‑  Не богохульствуй! – предупредила она его, но так по‑доброму и влюбленно, что он не выдержал и крепко поцеловал.

Она сопротивлялась, хотя как бы и не против. А потом плюнула на все эти смиренности и стыдливости, сама обняла и крепко поцеловала.

И ничего что время от времени в кабинет заглядывали крепостные со своими важными делами. Господа заняты своими господскими делами и  не фиг там заглядывать!

Глава 10

В Санкт‑Петербург они, как и договаривались, ехали вчетвером. Вообще‑то об этом договаривались только баре, но Гаврила с Марьей не обижались. Молодые друг друга любили. Будущее им было обещано хорошее и сытное, даже совместное. Ведь хотя Марья была продана Андрею Георгиевичу, но твердо оказалась охраннницей и даже подружкой (наперсницей с неопределенными обязанностями) прежней барыне Анастасии Татищевой.

Конечно, обе понимали,  что одна – столбовая дворянка одного из прославленных в России родов, а другая  ‑ обычная крепостная крестьянка, которую можно хоть продать, хоть высечь, а хоть отдать кому угодно на время для плотских утех.

Но с другой стороны, обе они были молоды, с очень похожими характерами. И Настя не раз обещала, что никогда не отдаст ее. И теперь  вот отдала замуж, только убедившись, что она тоже любит. Как же могла  относится Марья своей барыне, когда та отстояла еще и мужа его?

Макурин к этой любовной драме с определенными элементами комедии и американским хеппи эндом, относился почти нейтрально и весьма благожелательно. Гаврила влюбился и хочет жениться? Пожалуйста! Нужно для этого кого‑то продать, кого‑то купить? Где подписаться в купчей? Его охранника хотят взять к невесте? Он что, возражает?

Во многом из‑за этого Анастасия Татищева, для кого‑то просто Настя, видевшая, как его жених, такой жесткий и даже жестокий в повседневной жизни к окружающим и даже к ней, становится чутким и мягким, сама обращается  нему все ближе и добрее. И к ней все чаще приходит мысль о том, что он будет лучше всех не только, как жених и муж, но и как отец ее детей. ИХ будущих  детей!

Потому сердилась на него не так сильно и не так долго. и отнюдь не от его псевдоразумных слов, как думал Андрей Георгиевич. В своей мужской гордыни он нередко отказывал в ей разумном женском мышлении. А оно было и даже с определенной логикой, впрочем весьма своеобразной и причудливой, из‑за чего многие представители сильного пола им вообще в нем отказывали.

В Санкт‑Петербурге их на этот раз ожидалавзбаломошеная обстановка, чем они уже привыкли, и довольно теплая погода, чего никак не ожидали. Сначала проблемы их молодоженов. Хотя их было сравнительно немного и они оказались не так уж и трудны для камергера двора его величества и его невесты, урожденной фрейлины Татищевой, богатых, знатных и почти всесильных по сравнению с простонародьем.

Сначала они решили все оставшиеся формальности, потом венчали и. наконец, докончили оставшиеся бытовые мелочи в виде съемной квартиры, финансовом обеспечении медового месяца и так далее.

Многие чиновники и просто зрители считали это капризами молодых бар, но сами они прекрасно понимали, что идет репетицияих свадьбы и потому  оба шалели, даже морально старый попаданец, который, как он думал, все повидал и все прочувствовал. Как же!  Любовь зачастую очень заразна, сильней даже всесильного гриппа.

Оставив своих слуг в алькове любви, как назвала квартиру Настя, они поспешно скрылись. Не потому, что стеснялись простонародных молодоженов или хотели оставить их для плотских утех – занятие после бракосочетании весьма нужное и обязательное.

Нет, просто, они хотели разрешить и свою судьбу и также, как своих радостных слуг. И для этого поспешили в Зимний дворец, на встречу с российским императором.

Николай I сегодня был весьма радостен, почти счастлив. Его личный чиновник – письмоводитель должен явиться на службу. Ведь по правде говоря, а хотя бы в думах государь мог быть правдив и честен, господин Макурин был умен и почти начитан, а поместье свое, со своих слов, он хорошенько упорядочил. Но все же главное достоинство, отличавшим его среди других российских поданных, было умение писать.

И пусть с ним было не только приятно, но и полезно разговаривать, но все же единственно, когда он почти впадал в эйфорию, это видел четкий каллиграфический почерк Андрея Георгиевича. Откуда что  берется? В пору верить в Господа Нашего Иисуса Христа, дарующего отдельным человеческим личностям различные таланты. Почему так, император не знал и только радовался, что этот человек был россиянин и монарх мог его привлечь к своей работе.

Услышав шаги в коридоре – относительно тихие, но все равно  уверенные шаги мужчины – он удовлетворенно кивнул. Третьего дня от Макурина пришло письмо, в котором он с извинением сообщал, что в связи с семейными заботами прибудет где‑то в десять часов. Император в связи с этим даже серьезно изменил свой график жизни на этот день. Но вот он, кажется, идет. О, сколько у Николая было письменной работы! Целая стопка бумаг, исписанных дрянным почерком августейшего монарха.

Но другие шаги, тоже легкие, но как раз звонкие, заставили его нахмурится. Женщина, явно Анастасия Татищева! Надеюсь, она не будет задерживать их надолго? Очень много работы!

В дверь уверенно  постучали. Точно Макурин, только он стучит.