Текст книги "Попаданец XIX века. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Он немного порылся и о, вот он!

– Я же в свою очередь не забуду, – закончил Андрей Георгиевич и протянул серебряный рубль. Акакий Степанович удовлетворенно перехватил монету. Даже как-то челюстью пошевелил, цыкнул, что ли?

Попаданец тоже был доволен. Надо сказать, рубль он дал практически наобум. Знал, что где-то столько, но точно сколько?

Оказалось, дать надо было не два и не три рубля серебром, а именно рубль. И хватит, не велика птица серая.

Крыжов, получив деньги, немедленно изменил поведение. Спесь и надменность в нем исчезли. Зато проявились деловитость и желание помочь посетителю. Он скорехонько встал со стула и повел в Присутствие.

Здесь сегодня еще присутствуют два чиновника, – сообщил Акакий. – Дрыгало больше рубля серебром не давать!

Андрей Георгиевич с интересом посмотрел на него. Относительно количества чиновников в Присутствии он уже знал. Как и то, кто такой Дрыгало. Точнее, Сергей Трофимович Дрыгало. А вот почему тому, не давать больше рубля? Он вообще-то совсем не собирался давать ему денег! Если каждому давать, то поломается кровать, так ведь, кажется, говорили незабвенные ушлые женщины с низкой социальной рамкой вбудущемXXI веке?

Акакий ничего на то не ответил, только хмыкнул, на что Андрей Игоревич с его большим деловым опытом понял, что означенный С.Т. Дрыгало легко заставит, сам ему дашь требуемое, лишь бы отвязался. Зато он уточнил особенности данной персоны. Тот, оказывается, так маялся животом, что строил разные непотребные физиономии. А посетители от этого страдали, думали, что мало дали.

–А он, вдругорядь, тоже коллежский юнкер. и больше рубля серебра ему с посетителя не положено, – пояснил Акакий, – ну если там какое специальное поручение будет от посетителя, там оно, конечно. Да только что может сделать такой низший чиновник, – вздохнул вдруг рыжий собеседник.

Страдает, что мало дают, – понял попаданец и злорадно мысленно хмыкнул: – а не положено тебе больше по твоей тупой башке и все!

Они зашли в следующую комнату, как понял Андрей Георгиевич, еще одну приемную. Но если в первую приемную надо было освидетельствовать свою личность перед охраняемыми чиновниками – тот ли, туда ли и в нужное ли время, то в эту приемную надо было просто подождать свою очередь.

И обстановка была соответственная. На стенах бедные портьеры, под ними находились простые деревянные стулья для просителей. Хм, – оценил попаданец, – для XIX века очень даже недурственно. Конечно, не мягкие креслица, так они сейчас только в единичных экземплярах бывают. Скажем в Зимнем дворце. Или в гостинных знати. Но ведь и не простонародные деревянные лавки. Сразу видно – пусть бедные посетители, но ведь дворяне!

– Подойдите ко мне, уважаемый, – добрый, но с заведомыми стальными нотками голос отвлек Андрея Георгиевича от созерцания.

Видимо, Роман Михайлович Смирнов, а это был, несомненно, он в чине коллежского регистратора и в должности старшего чиновника в неприсутственный день в Комиссии по освидетельствованию молодых дворян, пострадавших от эпидемий. А где же С.Т. Дрыгало?

В отличие от Крыжова, попаданец поклонился ему более глубоко и уже с любезной улыбкой поздоровался, впрочем не совсем глубоко и даже не как с ровней:

– Имею честь явится, дворянин Макурин, Андрей Георгиевич!

Выглядело это немного надменно, но в то же время вполне вежливо. И Смирнов, немного поколебавшись – выдрать или не выдрать, решил, что не стоит. Благо тот сразу вежливо попросил, обратившись по имени – отчеству (знает, паршивец!) и масляно улыбнулся, что всегда означало денежный подарок.

Деньги – это хорошо! Роман Михайлович тепло и чуть покровительственно улыбнулся, сказав:

– Чем имею помочь, Андрей Георгиевич?

Назвал по имени – отчеству, значит, признал ровней. Это уже хорошо! Попаданец расслабился, хотя не до конца и попросил:

– Мне бы в очередь на комиссию, чтобы где-то посередине, но чтобы члены оной не устали.

И пока он это говорил, правая рука его вполне естественно и элегантно вложила в руку чиновника красненькую бумажку. Тот скосил глаза, увидел. Подношение его устроило. Не то, чтобы щедро, но вполне по просьбе. Вполне!

Бумажка как бы сама собой исчезла, а чиновник, добавив в голос нотки доброты и отечества, согласно ответил:

– Молодой дворянский недоросль желает послужить его императорскому величеству, очень одобрительно. Тем более, и сам пострадал от злодейки холеры.

Он порылся в стопке бумаг, как понимал Андрей Георгиевич, что-то вроде личных дел, нашел нужную тоненькую папку, благосклонно кивнул:

– И родители ваши погибли и братья с сестрами. Пожалуй, если вы изволите, я вас включу в список на дополнительное вспомоществование, как особо сильно пострадавший, – Смирнов выразительно глянул на собеседника.

Конечно же, попаданец соизволил. Деньги лишними когда не бывают. Может, он и так обязан был включен в этот список. Но что делать! Это и в XXI веке понятно – обязательный откат. А иначе пролетишь, хоть сто раз быть обязан.

Еще две красные ассигнации как бы ненароком перелетели из рук в руки. Чиновник кивнул и переложил папку из общей стопки в более тоненькую.

Подумав, сказал:

– Что же до вашей просьбы, то я думаю так. В присутственный день комиссия обычно принимает до пятидесяти человек. Плюс несколько людей, – его лицо исказилось гримасой отвращения к таким недорослям, – врывается на заседание без предупреждения. Вот и сегодня пока подготовлены сорок девять личных дел. Так что я вас поставлю двадцать шестым.

Смирнов замолчал и буквально впился в лицо недоросля, ожидая его реакции. Молодые люди из провинции, зачастую плохо воспитанные, обуреваемые нехорошими чувствами после своего бедствия, бывает реагируют неадекватно и даже бросаются с кулаками на собеседников. Иногда даже приходится вызывать полицейских!

Однако Андрея Георгиевича все устраивало. К тому же он не относился к современной для XIXвека золотой молодежи провинции, которую жизнь сурово проучила и они находились на нервах. Наоборот, чувствуя себя в XIX веке, как щука в спокойном пруду, наполненном массой беззащитной рыбы, он был бодр, счастлив и готов к неспешному разговору с чиновниками.

Предлагаемые Романом Михайловичем варианты его вполне устраивали и, к облегчению чиновника, он лишь рассыпался в любезных благодарностях.

Расстались довольные друг другом: Смирнов, прежде всего, тридцатью рублями. Сумма не ахти какая для семейного человека, но, тем не менее, позволяющая покрыть самые необходимые расходы.

Андрей Георгиевич в свою очередь был удовлетворен тем, что он не только сумел выполнить свои задачи и оказался еще на шаг ближе к своей мечте, но и получил некоторый бонус, о котором бы даже и не знал, если бы не оказался здесь.

Лишь С.Т. Дрыгало оказался не у дел и не у денег, но о нем никто и не вспомнил. Не фиг надо где-то гулять!

Они расстались, вежливо попрощавшись друг с другом и попаданец покинул учреждение. А жизнь ничего начинается в этом столетии, а?

Глава 4

Долгая дорога домой

Осенний петербургский день был в разгаре. По-видимому, за разговорами с водкой с Мефодием, и чиновниками с приветствиями прошла большая часть светлого времени. Оп, и дня не было.

Но все равно, Андрей Георгиевич был весьма доволен. Еще немного, еще чуть-чуть и он нормально устроится в удобном месте. А потом будет только кайфовать! Хотя, по правде говоря, он и сейчас чувствовал себя неплохо. Жизнь не бежит вприпрыжку, выворачивая мозги набекрень, собеседники действуют не спеша, их намерения и реакции заведомо понятны и ясны. Лепота!

Вышел на улицу и остановился, раздумывая, чем бы еще сегодня заняться полезным или, хотя бы, интересным. В прошлой жизни на каждый день приходились воз и маленькая тележка забот, и приходилось вертеться в бешеном темпе. Все по поговорке – хочешь жить, умей крутиться. Не успеешь одно дело сделать, как пара других в ворота стучатся, такие же срочные и важные.

А здесь час посуетился и на тебе, не знаешь, чем заняться. М-гм, а не пообедать ли нам еще? Причем, не неспеша покидать блюда в желудок, а не торопясь, как русский барин, наслаждаться долгим вкусным обедом под большую рюмку наливочки?

Голодный желудок, который уже давно переварил бутерброды с ветчиной и с чаем и о котором он благополучно забыл, недовольно заурчал, поддерживая эту мысль.

Здравый смысл было, правда, предложил ограничиться бутербродами, спасенными от дворника, но Андрей Георгиевич, посмотрев на людей и не увидев среди них ни одного торопливо жующего, решительно от этого отказался. Нет уж, не будем отличаться от остальных благонамеренных горожан XIX века! Есть надо за столом, а не за работой.

Не спеша пошел по улице в направление своего дома, где он снимал жилье, решив, что по пути обязательно найдет что-нибудь нечто вроде трактира. Ибо, как попаданец понимал, в таком многолюдстве не могут не быть учреждения питания. Такой порядок был в XXI веке, такой же оставался XIX.Люди везде люди!

Однако, ему пришлось пройти почти полкилометра (условно почти пол версты по мерам длины этого времени), опираясь по указаниям на табличках и советам встречных пешеходов. Пока, наконец, оное учреждение общепита этого века не нашлось.

Ура! – забурчало в животе. Ура! – подержали его все не только внутренние, но и внешние органы, чувствуя ароматные запахи. Голодный попаданец немного вынужден был постоять от волнующего ажиотажа организма, от которого даже ноги задрожали в общей аритмии.

А потом решительно вошел в трактир и направился к свободному столику. К нему сразу же приклеился официант или, как он тогда назвался, половой, неопределенного возраста и с льстивой улыбкой.

– Желаете кушать? – поинтересовался он, – кухню французскую? Русскую? Или может быть нечто особенное?

Эх, хорошо жить в XIX веке, с мозгами в башке да с деньгами в кошельке! Присев за обозначенный столик, он покровительственно объявил, почти чувствуя за собой большие деньги:

– Все самое лучшее, голубчик, надеюсь на вас.

– А как ваше благородие, – тут же откликнулся половой, – не извольте беспокоится, накормим в лучшем порядке-с! – И сразу задал вопрос, несколько поставивший Андрея Георгиевича в тупик: – Что будете пить?

Попаданец задумался. Не пить во время еды мужчине было нельзя – просто не поймут. Причем не напиваться, а именно умеренно пить, это был исконно русский порядок XIX века. И ты выпей понемножку. Ведь уже сегодня упоминал наливку. В XXI веке Андрей Игоревич не очень-то злоупотреблял спиртным, хотя при случае мог и раскрепостится под красную рыбу или жареную курицу. В XIX веке спиртное было слабее, это он уже понял сам и под плотный обед мог выпить любое количество. Но с другой стороны, его рецепиент в теле был еще молодой, и, чувствовалось, не очень опытный. Выдержит? Опьянеть и забыться в другом городе и, тем более, в другом столетии, было как-то не комильфо. Потом, ему еще в Комиссию. Если обнаружится случай пьянства, это подрежет все его начинания. Хм!

Пока Андрей Георгиевич колебался, половой поспешил ему помочь:

– Ваше благородие, закажите смородиновую наливку. Вкусная и крепкая, вам очень понравится.

Все-таки наливка. Насколько он знал, этот спиртной напиток всегда был некрепкий с точки зрения XXIвека. Мало ли что говорит этот абориген о ее крепости, наливка обычно бывает в 15 – 20 градусов. Не зря в его время ее называли женской усладой, поскольку пили ее в основном представители женского пола. Если только некоторые умельцы не добавляли медицинский спирт в 96 градусов. Где здесь такой спирт?

– давай и обед и наливку, – махнул Андрей Георгиевич решительно. А то утонет в собственной слюне!

Половой от слов посетителя убежал, скоро вернулся с широким блюдом, на котором стояли большая рюмка с темно-красной наливкой, тарелка с мясной закуской, хлеб и пироги. Он все это поставил на стол, подождал, пока выпьет и побежал за щами.

А Андрей Георгиевич после наливки едва высидел на столе. Вот это слабенький напиток, вот это женская услада! Да это спирт, сваренный на ягодах! Или нечто подобное. А рецепиент его точно никогда не пил спиртное, даже слабенькое пиво или десертные вина, даром, что уже в возрасте!

Посидев несколько минут с открытым ртом и судорожно вдыхая воздух, он начал активно поглощать пироги. Они были с мясом и потрохами, а на этой базе с капустой и различными овощами и крупами. Большими и очень вкусными.

Съев их несколько, попаданец кое-как потушил огонь во рту и глотке. А вот в голове алкоголь продолжал царствовать и он чувствовал, что он попал. Вот так ведь и пьян стал! Оставалось только надеяться, что от от одной рюмки сильно не захмелеешь, каким бы крепким спиртное не было. Надо только хорошенько поесть горячей пищи с мясом и рыбой. А то на пустой желудок напивается и пьяница, а не только неопытный молодой человек!

Сказано – сделано. Сначала он съел большую чашку жирных щей с крупными кусками говядины, потом какой-то соус с овощами, дичью и с целыми тушками небольших птичек. Затем было второе – куски зажаренного молодого осетра. Честно говоря, если бы ему не сказали, Андрей Георгиевич наивно бы полагал, что ему на стол дали полугодичного поросенка. Но вкусно! Хотя, осетрине было уже в желудке тесновато.

Десерт он тоже заказал, хотя уже не съел. Никак! Сухие пирожные, нечто вроде небольших белковых тортов, стояли перед ним на столе, как солдаты, смирные и готовые к бою с предложенным же половым чаем.

Но увы, сдался собственный желудок, пятая колонна! После наливки на пустой ЖКТ, после и жирной пищи обеда он не только не хотел десерта, с трудом сдерживая проглоченную пищу, но даже чай вызывал только рвотный рефлекс.

В итоге чай – настоящий чай в меру сладкий, в меру крепкий, без тошнотворных нефтегазовых добавок, которые в XXIвеке называют привкусом бергамота – пришлось оставить на столе, хотя и оплатить.

А вот тортики он мстительно приказал завернуть и передать ему в дорогу. И, кстати, расплатился, пока не забыл. Уйти, разумеется, ему не позволили, но как-то стыдновато Кажется, много, четыре рубля тридцать две копейки ассигнациями. Плевать, будем надеяться, что денег хватит.

Зато какая пища, до сих пор отрыгается. Вкусная, калорийная, натуральная. Спасибо, XIXвек! В будущем бы столько и не съел – не влезло. Искусственные добавки, как засунут – что в желудок, что в землю на кладбище – так и будут лежать две – три сотни лет.

А тут уже к вечеру все в животе у молодца сгорит, опять есть захочется. Вот тогда десерт и будет ко двору. А то Авдотья ведь ничем не угостит, кроме как страшно невкусным травяным настоем и практически таким же черным хлебом. М-да, хоть и уговариваешь себя по старчески, что зато все натурально и много не влезет, а все равно, лучше чай и тортики. Лучше вкусно да быстро, чем невкусно и долго!

Вышел из трактира не торопясь, прогулялся не спеша до квартиры Авдотьи. здорово! Недолгий осенний день уже прошел, на свет вышел длинный ленинградский или, как теперь говорят, санкт-петербургский вечер.

В отличие от будущего мегаполиса российская столица XIX века была куда меньше и, надо сказать, темнее и грязнее. Но все равно, Андрею Георгиевичу здесь как-то было по-домашнему хорошо и комфортно. Ведь, казалось бы, чуждое время, чуждая эпоха, все кругом чужие и потому странные. Даже деньги, дрова и слова, во как он сказанул, все какие-то не свои. И он тут один среди аборигенов.

А вот ему, наоборот, приятно. И ведь как, от компьютеров тошнило, телевизор он практически не смотрел, радиоприемники и прочие цифровые утвари и не знал. Не зря Господь ему сказал, что он из XIXвека и просто как-то перепутал.

Шел не спеша, иной раз в темноте по узкой досочке пролазил в опасности упасть в большую грязную лужу, заходил в попутные лавки, азартно там спорил по поводу стоимости товаров. В результате сам того не желая, купил чая на четвертак, сахару на гривенник, сладости он хотя и любил, но не очень. А еще темно-синие панталоны, зеленый сюртук и две батистовые рубахи задешево.

Приказчики ему, по случаю молодости и зеленой наивности, сначала пытались всучить, что похуже и по дороже, считая его, в общем-то правильно, дворянским недорослем, глупым и неопытным. Но внутри-то у него находился попаданец, прожженный спекулянт XXI века, который сам мог научить продавцов (и учил иной раз в будущем) как и кому втюхивать рухлядь, а кому и лучше не надо.

Похоже было, что какая-то специфическая связьXIXвека здесь все же существовала. Он не знал какая, но она была. Чем дальше он входил в лавки, тем меньше приказчики пытались его обуть. Или он приходил все тверже и уверенней?

К квартире Авдотьи он пришел буквально к ночи. Или, по крайней мере, поздним вечером. Во всяком случае, уже у своего дома его задержал будочник и Андрей Георгиевич был вынужден объяснятся. Дворянский его слог будочника успокоил. В XIX веке все прослойки вольно или не вольно разговаривали на своем языке. Хотя бы дворяне и простонародье сильно различались.

Это было не только в речи, но и в платье. Недоросль, пусть и в дешевом наряде, но походил лишь в дворяне.

И будочник, поворчав, отпустил его, не став свистеть и требовать помощи громким криком. И даже поблагодарил, когда Андрей Георгиевич дал ему немного меди «за беспокойство».

Что делать, каждой эпохе была свой распорядок суток. Это мещане XXI веке, разбалованные прогрессом и техникой, ложились после полуночи и вставали поздним утром. В средневековье же жизнь людей четко определялись в первую очередь солнцем. Со светилом вставали, со светилом ложились. XIXвек в этом отношении не был исключением, простые люди вставали в 4-5 часов в зависимости от сезона, а ложились по разному, но никак не позже в 9.

Вот поэтому, когда попаданец, немного запоздав у прилавков лавок и на улицах центра, пришел к 11 часам, как он думал вечера, то оказалось – поздней ночью. Ему пришлось будить сначала дворника, чтобы попасть в подъезд, потом Авдотью – в квартиру.

Дворнику пришлось заткнуть рот серебряным гривенником, а Авдотье – обещанием роскошного позднего легкого ужина.

Да и то старуха оказалась очень недовольной. По крайней мере, до тех пор, пока он вытащил ей на руки кучу свертков с бакалейным и съестным товаров, наверное, на сорок копеек серебром.

Встала уже видевшая седьмой сон Полина, которой сегодня сильно попало от Авдотьи. И за невесть откуда взятый двугривенный серебром, который она была обязана отдать своей покровительце, а не бросать на какие-то товары. И за дурные товары типа яркий шелковый бант, дешевые сережки, кольцо и так далее.

Видимо, гнев хозяйки был очень страшным для девушки, поскольку Полина до сих пор была с красным лицом с явными следами от слез, а сама она была не только обиженна, но и опасливо посматривала на старушку

За поздним чаепитием Авдотья по инерции попыталась узнать о событиях на квартире в ее отсутствии. Ведь молодой человек, безусловно, порадует хозяйку. Или, хотя бы, не станет ее гневить.

Глядя на алые ланиты молодого парня она, конечно, никак не думала о его сопротивлении, несмотря, что он все же дворянин. И хозяйка была, несомненно, права, если бы не особенности его личности.

И эти его особенности только пожали плечами и холодно сообщили, что в его комнате не только холодно, но и грязно. И он был вынужден попросить Полину убрать ее, а чтобы ей не было обидно – она же не крепостная, чтобы вот так просто работать, – дал ей несколько копеек за эту уборку и несколько копеек за следующие.

– А что же я? – попыталась сопротивиться Авдотья. Она уже поняла, что надавить на постояльца она не сможет. Но корысть была сильнее осторожности и она продолжала дальнейшее наступление.

– Полина стала убираться, мне надо было надобно быть в казенном учреждении по важной необходимости. А вот вас на квартире почему-то не оказалось. И не трогайте девушку, – голос Андрея Георгиевича стал неприятно тяжелым. Явно было, что еще чуть-чуть и он будет ругаться. И может даже будут рукоприкладства.

– Так кормилец, – даже всплакнула она от жадности – рядом прямо в ее квартире ходили свободные деньги – и все мимо нее! – у нее денег на еду не хватает, а эта прощелыга тратит их на невесть что!

– Так что же Полина, а ну-ка покажись, встань, – велел он девушке. Та торжествующе стрельнула глазами – вот, мол, как! Встала и без понукания крутанулась вокруг оси, чтобы ее было видно со всех ракурсов.

М-да, девушка была в самом соку, что еще мог сказать Андрей Георгиевич? Не красавица, но в молодости прелестница, любой мужчина бы ею увлекся. И Полина это понимала на основе девичьего эрго. Потом еще придет опыт, придет осознанное женское чувство превосходства над мужчинами. К счастью, для XIXвека существовал природный ограничитель – с годами женщина накапливает стервозный опыт, но физическая красота у нее станет стремительно сокращается. Кому будет опасна морщинистая старушка?

Кстати, а ведь, как не торопилась Полина,а все свои покупки нацепила. И они ей очень идут. То ли она так красива пока и ей все украшения подойдут, то ли у девочки пробилось ощущение эстетства.

– Авдотья Спиридоновна, – голосом опытного эксперта сказал Андрей Георгиевич, – а вы зря ругали свою воспитанницу. По-моему, купленные ею украшения ей очень даже в лицу, – и уже к девушке, – только не надо так вычурно показывать. Ты все же скромная молодая прелестница, а не певичка из театра.

Театры в России уже были. Так же как и певички. И репутация у них так же была не хорошая. Авдотья зримо поморщилась, явно не желая питомице такой судьбы. Но промолчала, что показывало, она с постояльцем полностью согласна.

– Что же указанной выше работы, то мы с Полиной договорились, пока она ни где не работает, то станет каждодневно с полчаса прибирать в комнате в мое отсутствие. Ничего трудного – помыть пол, вытирать пыль. За это я буду давать ВАМ, – голосом выделил он, – два рубля ассигнациями на срок на месяц с небольшим, пока я еще буду здесь жить. Согласны?

– Дык, благодетель, – невнятно согласилась хозяйка. Чувствовалось, что ей хотелось увеличить сумму, хотя бы на десять копеек серебром, но она боялась, что постоялец вообще откажется и деньги, упавшие с неба, исчезнут. Ведь, по хорошему, она и так обязана убирать в его комнате. Все это в миг пролетело в голове старушки и она сипло проговорила, – конечно, спаситель.

Андрей Георгиевич, у которого ничего не укрылось мимо глаз, молча одобрительно кивнул и положил на стол пятьдесят копеек серебром. Уже задним числом понял, что зря он с нею говорил о работе и о цене. Надо было просто положить деньги и Авдотья бы сразу со всем согласилась.

Как она кинулась коршуном на эти несчастные копейки на столе, ладно еще он успел убрать руку, смела бы с деньгами. Умудрилась пересчитать монеты дважды, пока несла их от стола к одежде и, наконец, положила их в карман, довольная, как сытый волк, дорвавшийся-таки до туши лани.

– Давайте уже пить чай с трактирным десертом, – предложил Андрей Георгиевич женщинам. Он-то как раз пил его, закусывая на редкость вкусными пирожными, а вот его приятельницы отвлеклись. Полина, показывая себя, а Авдотья вцепившись в деньги. все были довольны, но чай и закуска могла закончится, а время уже было позднее.

Поэтому в дальнейшем все были увлечены чаем и пирожными, вкусными но дорогими. Вряд ли когда-то еще в этой кухоньке они вновь появятся. Но Авдотья все же заполненным ртом спросила:

– Благодетель, а пошто ты ходил в казенное учреждение-то?

Ох, уж это бабье любопытство, – умилился Андрей Георгиевич, – как в вас оно свербит! Хотя в то же время не мог не признать деловой подоплеки. Должна же хозяйка знать дальнейшую судьбу своего постояльца.

– Я сегодня был в казенной комиссии по учету дворянских недорослей,– сообщил он внушительно, – там все обретается и через месяц судьба моя должна решится. И между прочим, ненароком узнал, что оказывается, его превосходительство председатель комиссии, генерал-лейтенант гвардии Семен Семенович Подшивалов приятель моего почившего отца!

От этой невероятной новости, пусть и совершенно чужой, женщины совершенно присмирели, как при рассказе об лучезарных ангелах. Где-то совсем рядом, но в совершенно другой сфере, с которой они никогда не коснутся, хотя она очень близко, пролетала совершенно другая жизнь – яркая, лучезарная, всегда сытая. И их посетитель, оказывается, может ее приблизится. А вот они никогда!

– День был сегодня неприсутственный, и его превосходительства не было-с. Но когда он будет, обязательно поклонюсь ему! Папаша мой, пока был живой, так часто рассказывал о нем и все в восхитительном тоне, что я не смогу!

Рассказывал, конечно не ему, а реципиенту, и особых чувств эти рассказы у попаданца не вызывали. Но суть не в этом. Оценки свои Андрей Георгиевич публично не выражал, зато собеседницы совершенно были подавлены блеском золота и запахом денег. И сам шаг был очень даже правильный. Он вам не боец Паникаха, чтобы бросаться под целую эпоху, он лучше будет идти в общем строю.

Молча благоговейно допили чай, потом наконец-то разошлись по постелям. Пора уже, время за полночь, а завтра опять вставать рано. Женщинам следовало печь хлеб, убирать в квартире и на себе, а Андрей Георгиевич завтра будет заниматься очень важным и тяжелым трудом – ничегонеделанием. Вы думаете, легкая работа? А вот попробуйте-ка. Что-то я не видел лентяев, занятых этим занятием, радостными и счастливыми.

Не был таковым и Андрей Георгиевич. Уж почти месяц до приема в комиссии! Одуреть, если не сказать по злее и по матернее. Разумеется, молодой человек в большом городе никогда не заскучает. Столько развлечений! Сколько интересных людей! Или, хотя бы, такие расстояния, пока по одному Невскому проспекту пройдешь мимо его замечательным зданиям, и ноги утомишь, и голову.

Да и потом, у него ведь, кажется, есть одно дело – надо, с одной стороны, доучится правописанию, положив его на русский язык XIX века, который, кажется и не русский язык еще, а больше старославянский. То есть много проблем не будет, но просто так «переобуться» не удастся. С другой стороны, ему крайне важно формализовать свои умения. Спросят, а где вы так, молодой человек, хорошо научились писать, четко скажет – там-то и там-то (не знаю еще точного название), но в Санкт-Петербурге, на какой-нибудь Мойке или где-то еще. И вопросов не будет.

С тем он и уснул, довольный и почти радостный итогами прошедшего дня, принесшего так много хорошего. И еще будет хорошего – прекрасного. Ведь это мой великолепный XIX век!

Глава 5

Первый раз в первый класс! (хотя бы в XIX веке)

Очередное утро, впрочем, началось, как и раньше – раннее, прохладное, сонное. Полина, поскребшись о дверь, своим чудесным голоском позвала:

– Андрей Георгиевич, сударь! Утро уже, маменька печь сегодня затопила жарко, чайник закипел, чай готов. Мы только вас и ждем!

Ого, если Полина не врет или, хотя бы, не преувеличивает, авторитет постояльца вырос до ого-го-го какой высоты! Осталось только встать и проверить. Тут ведь, какая специфика XIXвека – без электричества или газа, или, хотя бы такого чудесного устройства, как керогаза, еду готовить и чай кипятить оптимально можно только один раз. Печку топить целый день не будешь.

– Я проснулся, Полина, сейчас приду к столу, – громко сказал попаданец, сладко потянувшись. Ему было боятся некого и нечего. Он оказался практически дома!

Кое-как прибрался в постели, потом сел в нее. Осеннее петербургское солнце уже очевидно поднялось на небосклоне за тучами, хотя и не очень высоко. Питер, что ты хочешь.

Но все равно, для него это был большой эпический подвиг, встать около шести утра. Ведь в прошлой жизни он раньше восьми никогда не вставал! Правда, здесь был тонкий нюанс, при виде которого подвиг был не только большой эпический, но переставал быть подвигом, как таковым.

Это ведь он в прежнем теле так вставал, вXXIвеке. А новое тело XIXвека всегда поднималось относительно рано, как и полагалось нынешним аборигенам. Понял, дружише?

Так что хватит зевать и сидеть в постели, лучше посмотри в себя через зеркальный осколок. Тьфу, осколок зеркала. Так, по крайней мере, не зарос. В будущее время, в бытность взрослым мужчиной приходилось бриться аж два раза в день. И то женщины, целуясь, ругались, что колюсь, как мексиканский кактус.

А в этом теле сутки пробыл и ничего. Даже еще можно сутки потерпеть. Хотя сегодня, пожалуй, можно и побриться. Здесь проще, пусть и другие очень важные и необходимые проблемы. При виде холодной бритвы сразу начинаешь вспоминать о допросе с пристрастием и милосердное перерезание после оного. Бриться как-то сразу не хочется.

Зевнул, широко разинув рот, подумал, что невесть о чем думает. Для этого всегда, а, тем более в XIXв веке, имеются брадобреи. Решено, пойду на улицу по делам, побреюсь. Как XXI веке парикмахерская. Смысл один и тот же, просто волосы удаляются по разному и другие.

Умыл личико, а потом тщательно намылил и вымыл вонючим мылом руки. Гигиена прежде всего. Для этого времени, когда в обычной питьевой воде масса смертельных возбудителей, типа холеры и тифа, мытье с мылом уже не баловство, а жизненная необходимость. Так что надо бы еще и лицо вымыть с мылом же. Жаль только качество последнего желает быть лучшего. Так что руки вымоет с мылом, а лицо с надеждой.

А потом к столу, к чаю с лепешками, которые уже утром умудрилась напечь Авдотья. Правда, не без ничего, но остатки ветчины очень даже к ней подходили.

И все с чаем, пора на улицу, к хладу, к грязи, к текущим заботам. Перед уходом громко, для Авдотьи, напомнил Полине о необходимости уборки. В своей же комнате, нагло зажав девушку, негромко, почти шепотом, добавил:

– Я буду оставлять тебе каждую субботу по десять копеек серебром. Только тебе, без Авдотьи. Старайся, Полина!

Девушка и без этого не осмеливалась сопротивляться объятьям, мало ли обидится и перестанет давать деньги. А тут как он заговорил о новой порции так сказать жалованья, так она и совсем к нему прилипла. От нее не убудет, а молодой господин такой щедрый, может, еще добавит.

Однако, Андрей Георгиевич как раз почувствовал, что его молодое тело желает амурных развлечений на более высоком уровне и хотело бы пролезти под одежду девушки. Аж панталоны зашевелились. И поспешил отодвинуться «на пионерское расстояние».

Полина обидчиво поджала губы – в глубине души юный дворянин был ей интересен не только из-за денег, но и вообще как благородный человек и шикарный кавалер. Но зашла, почти не постучавшись, Авдотья, и Полина сжалась. Маман не только могла поругаться, но и дать пару болезненных тычков или щипков из-за неподобающего с ее точки зрения поведения молодой барышни.