Текст книги "Попаданец XIX века. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Михаил Леккор
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
‑ Войдите! ‑ повелительно и, как ни старался, нетерпеливо произнес Николай I.
Вошли действительно Андрей Георгиевич и его невеста, скромные и какие‑то напряженные. Что‑то хотят сказать, ‑ угадал император и величественно начал вставать. и поскольку роста он был большого, почти три аршина, прямо‑таки гигант не только для XIX века, но и XXI, то вставал долго и внушительно, почти медленно.
Андрей Георгиевич вежливо подождал, пока сюзерен встанет во всей огроменный рост и только потом заговорил:
‑ Ваше императорское величество, имею честь пригласить вас на нашу свадьбу к Ильину дню!
‑ Гм! ‑ оценил император, ‑ наконец‑то соизволил, Андрей Георгиевич. Поздравляю! И также вас, Анастасия.
Хватит уже мяться и ссылаться на недостаток денег. Такую красивую девушку запросто украдут!
Молодым было что ответить на такие слова,но было н то время и не то место, чтобы показывать свою гордыню. Поэтому они лишь скромно поулыбались. Потом Андрей Георгиевич, так сказать от лица молодых, произнес благодарственные слова. И все, Настя упорхнула из кабинета по своим делам, как представлял попаданец, хвастаться свадьбой императрице Александре Федоровне и своим подругам – соперницам из числа фрейлинам.
А вот ему было надо работать. И, судя по множеству бумаг и нетерпеливому блеску глаз его работодателя, работы будет много.
Впрочем, хотя Николай I и торопился, а Макурин сидел в ожидании письма с деревянным карандашом с металлическим пером, император все же потешил свое любопытство:
‑ Как состояние твоего поместья?
Тон слов четко показывал, что покровителя интересовало не только хозяйственное обеспечение свадьбы, нот и общее положение в целом. И Макурин так и ответил:
‑ Ваше императорское величество, в ходе обеспечение реформ я решил изменить крестьянские повинности, в частности, совершенно отменил барщину, вместо этого сделал главным налогом крестьян натуральный и денежный оброк.
‑ Да? ‑ спросил Николай скептически,‑ и, что же, как будет доход у моих дворян? На сколько предполагается уменьшить?
В XIX веке, по крайней мере, в первой половине, стойко держалась теория, что именно барщина дает помещикам наибольший доход. И даже, что без этой повинности помещичье поместье погибнет. Попаданец считал, что такая теория, возведенная в абсолют, совершенно не верна. И собирался это доказать.
‑ Ваше величество, я знаю, что некоторые дворянские теоретики считают, что барщина является вершиной помещичьего хозяйства. Не буду отвергать эту мысль с ходу, в отдельных местностях она весьма правдива. Но я четко буду опровергать расширение ее на всю страну.
‑ Однако же! ‑ скепсис на лице Николая I сменился определенным интересом, продолжайте, милостивый государь, я весь во внимание!
Реакция императора воодушевляла. Тут, главное, не зарваться и не дать петуха. Подождав, попаданец скромно продолжил:
‑ Более того, вообще не являясь теоретиком и не будучи большим практиком, я буду говорить только о своем поместье, выдавая именно его доходы на суд общества.
‑ Ага! ‑ вдумчиво сказал император. Еще бы! В первой половине XIX веке российское общество еще было обществом обязательно дворянским. Разночинцы еще играли очень скромную роль, если не меньше. А среди дворян значительное место было у императорской власти. То есть сидящий здесь император Николай на две трети, если не больше, олицетворял и народ, и государство.
‑ И что же вы интересного увидели в своем поместье? ‑ в качестве затравки спросил августейший судья, саркастически покусывая губы.
‑ Я пришел к однозначному мнению, ‑ твердо и охотно стал отвечать Николаю Андрей Георгиевич, ‑ во‑первых, поместье находится на Нечерноземье с незначительным доходом собственно земле, но, во‑вторых, оно стоит в пригородной зоне столицы, где очень большая тяга к продовольствию. Отсюда и оброк. Крестьяне будут много получать продуктов и различного сельскохозяйственного сырья и продавать их на городском рынке.
Надо только помочь им. Вот я для начала уничтожил барщинный участок земли и расширил земельный оброчный надел. При чем, обратите ваше императорское величество, основной надел крестьяне держат за четверть оброка продуктами и деньгами, а еще четверть натуры он должен продавать мне с хозяйства. А с полученного дохода дополнительной земли он должен мне уже треть урожая.
При чем, все это или уже обычай, что для крестьян равносильно законом, или он берет это исключительно добровольно.
‑ Так, и что же? ‑ не стал сам считать император и подытоживать из этого, ‑ кто выигрывает, кто проигрывает?
‑ Конечные цифры считать еще рано, ваше императорское величество, но, тем не менее, посмотрите – помещик, то есть в данном случае я, увеличит в этом году доходность в поместье на два раза до двадцати тысячи рублей серебром, крестьяне получат в среднем полтора раза больше. Горожане же имеют больше объема продовольствия в среднем на 40% меньше стоимости.
Император опять скептически почесал щеки:
‑ Прямо‑таки все выигрывают? Не может быть того!
‑ Земля проигрывает, ваше императорское величество, ‑ предложил в шутку Макурин, ‑ она быстро истощается и через несколько лет, если ее не удобрять, произойдет катастрофа
Императору такой паллиатив не понравился. Не поверил.
‑ Конечно, все это происходит не просто так, надо больше работать и крестьянам, и помещикам. Но не страшно много. Ведь те и другие работали на барщине, а теперь они лишь перейдут на рыночный оброк.
‑ Что за ерунда происходит, ‑ уже серьезно озаботился Николай. ‑ то есть вы пытаетесь мне доказать, что простая реорганизация деревни, без коренных сдвигов, позволит резко увеличить доход практически всех слоев населения?
‑ Я не очень разбираюсь в теории, ‑ предупредил Андрей Георгиевич, ‑ вам лучше и доказательно покажут это дворянские теоретики. Их, правда, тогда оплевали, но совершенно бездоказательно.
‑ Я подумаю и поговорю с этими личностями, ‑ сказал Николай. – раньше я считал их просто болтунами, но вы так их распрогандировали, что уже самому интересно.
Еще бы не интересно. Попаданец Макурин хоть и не был профессиональным историком, но немного знал о мучениях Николая I. С одной стороны, его устраивало положение в стране. Более того, он интуитивно понимал тупиковость любого развития. С другой стороны, император видел, что Россия все больше отстает, требуется проводить скорые и довольно крупные реформы.
Вот и получалась такая картина маслом – проводить быстрое развитие, но при этом ничего ни чего не делая. Ха‑ха, бежать на месте любым темпом с понятно каким результатом.
А тут к нему приходит такой черт и говорит, что только в сельском хозяйстве, даже в одном поместье, но можно проводить именно такое развитие, никуда не идя. У монарха явно началась эйфория.
Пусть проводит любую проверку, ему все равно, он чист. Надо еще добавить об отдельных промыслах
‑ Кстати, ваше императорское величество, для развития отдельных крестьянских хозяйств и поместья в целом очень пользительны некоторые промыслы. Пчеловодство, например. Прибыльно для собственника, хорошо для потребителей, и полезно для сельского хозяйства.
Николай I, который сегодня уже видел всякую положительную теорию, отметил это, но без огонька. Что же, добавим практики.
‑ Есть у меня и другие промыслы. Скажем, добыча соли. Вот такая, ‑ он неожиданно для собеседника вытащил вдруг солонку. Соли получилось еще маловато, но для полуфунтовой посудины хватило.
‑ Однако же! ‑ опять удивился Николай Павлович, ‑ вы и соли умудрились добыть. Я когда тебе давал задание получать соль, рассчитывал, что получишь ее не раньше рождества, а ты вон оно.
‑ Ну, рыночный объем я получу только летом. Повезло найти хороший источник, соль там получается чистая, почти белая и без примесей. Пожалуйте, ваше императорское величество! ‑ предложил Макурин императору и, чтобы тот не подумал чего, на глазах монарха взял из солонки щепотки соль. Кинул в рот. Честно говоря, вкус самому нравился.
Николай посмотрел на гостя, тоже попробовал, погонял во рту, пробуя на вкус.
‑ Вкус действительно хорош, ‑ признался он, ‑ гораздо лучше, чем та соль, которую нам везут сейчас. Так, когда, говоришь, ты начнешь выбрасывать на рынок?
‑ В уезде, наверное, мои приказчики начнут подавать лавочникам в середине лета, а в Санкт‑Петербург в начале осени.
‑ Ага, ‑ кивнул Николай, ‑ тогда, мой друг, будь любезен, забрасывать и в Зимний дворец.
Надо же, ‑ удивился Макурин, ‑ вот он уже и друг, и император к нему на ты. Раньше‑то он только эпизодически, а так больше на вы.
Но вслух только сдержанно сказал:
‑ Почту за честь, ваше императорское величество! В августе начну завозить в столицу пробные партии и в Зимний дворец, конечно же заброшу.
Николай пожал руку, как бы завершая тему соли, показал на стол, предлагая перейти к делу.
‑ Да, кстати, а почему тебя соль? ‑ спохватился он напоследок, уже садясь на свой стул.
Два гривенника и три копейки, ‑ ответил Андрей Георгиевич и, откровенно говоря, несколько удивился прохладной реакциигосударя. Уже много позже, когда к теме было неудобно возвращаться, сообразил, что он‑то говорил в пудах, но, правда, без налогов, как и водится на производстве, а его августейший собеседник же спрашивал о золотниках, как это водится в розничной торговле. Тогда дороговато, даже с налогами. Думать надо!
До обеда они еще успели разобрать несколько бумаг, что никак не отразилось на отложенной стопке.
‑ Придется во второй половине работать подольше и даже взять к себе на вечер с разрешения государя. Иначе никак не успеть, ‑ озабоченно подумал Макурин, ‑ а висеть на шее императора не хочется.
Николай меж тем посмотрел на настенные часы, висевшие в кабинете и продолжил пообедать. Сам он был человеком весьма пунктуальным и не любил, когда его собеседники опаздывают. И, конечно же не позволял себе приходить не вовремя.
Андрей Георгиевич, зная об этой сильной стороне монарха, а, может быть, слабости, не прекословя, поднялся. Несессер он оставил. После обеда они хотели снова поработать, а нести в столовую было нечего, поскольку солонку император взял с собой, как само собой разумевшееся.
‑ Жаль солонку, ‑ констатировал Макурин, понимая, что император вместе с солью взял и посудину. То есть не то, что бы он ее жалел, но так и без посуды окажешься. Кстати, надо поинтересоваться, нет ли в поместье древорезцев. Или, может быть, гончаров?
В столовой они в кое‑то время пришли первыми. Николай удовлетворенно почмокал и пригласил Макурина столу, поставив почти на его середину солонку с полученной от помещика солью.
Ел он всегда пищу простую, но питательную. Так что Андрей Георгиевич знал, что изысканными блюдами его не удивят, но после обеда он будет обязательно сыт.
В столовую торопливо вошла императрица с взрослыми детьми и стайкою фрейлин.
‑ Дорогой, ты, конечно, знаешь, что Андрей Георгиевич и Анастасия решили сыграть свадьбу? ‑ поинтересовалась она.
Николай с улыбкой согласился.
‑ Мы сейчас подбирали наряд невесты, ‑ объяснила она их опоздание. С упреком сказала: ‑ что‑то ты, Андрей Георгиевич, на свадьбу, как на пожар. Видано ли дело, недавно только Пасха была, а он уже на Ильин день празднества планирует!
Фига се! ‑ обалдел про себя попаданец, ‑ между этими датами еще полгода. Ну и медлительность у некоторых в XIXвеке!
Император Николай тоже оказался не в твоей тарелке:
‑ Нет, я понимаю, дорогая, что к свадьбе надо готовится. Но не по полгода же!
Он укоризненно посмотрел на жену.
По‑видимому, между супругами это был старый и очень болезненный спор, хотя бы с женской стороны. Во всяком случае, Александра Федоровна даже о пище забыла, аргументируя свою позицию:
‑ А свадебные наряды, а приглашения,стол, как ты все приготовишь за такой короткий срок? Или бухты = барахты, чтобы потом стеснятся?
Андрею Георгиевичу даже стало интересно. Вначале он думал, что монархи отталкиваются от своей свадьбы, но от нее прошло где‑то около почти двадцать лет (!) а августейшая чета слишком уж возбуждена. Сына Александра, будущего Александра II Освободителя собирается женить?
Вопрос, кстати, так и остался для попаданца открытым, поскольку ее дражайший муж не стал пререкаться с императрицей Александрой Федоровной. Вместо этого он развернул, так сказать, рекламную капанию, всячески хваля соль Макурина. Видимо, он так хотел отойти от опостылевшей свадебной темы, что уж чрезмерно одобрял ее. Помещик обалдевши, с удовольствием узнал, какая она приятная и лечебная, с каким‑то малиновым вкусом.
Было очень неприятно опровергать императора, но Андрей Георгиевич уже собирался открыть рот, зримо представляя последствия даже небольшой стычке. К счастью, Настя, как и любая прелестная девушка, уже влезла в слова императора. И, как всегда, неудачно. Ведь красавице все можно!
Наступила почти звенящая пауза. Александра же Федоровна, как ни в чем не бывало, ложкой подцепила соль в солонке, почмокала, оценила:
‑ Недурственна. Не так, естественно, божественна, как ты сказал, но гораздо лучше, чем сейчас.
Она двусмысленно посмотрела на мужа.
Тот, не смущаясь, сказал:
‑ И все это совсем недалеко от столицы, там, где наши мудрецы бюрократических столов уже твердо заявили, что здесь никогда не было и не будет ничего, кроме воды и камней! А вот деятельногои сметливого это не остановило. Он просто взял и организовал ее добычу. Андрей Георгиевич, я от всей своей души благодарю тебя за такой благородный и честный труд. Скажи откровенно, что ты хочешь? Скажи, я прикажу!
Что хочешь. Хо, проще сказать, что не хочешь. Да и без этого, благодарность августейшего монарха сама по себе много стоит. Орденов множество, поместьев никогда не хватит, зато доброе слова правящего правителя не забудет.
‑ Ваше императорское величество, одно ваше слово благодарности стоит так много, что я не осмелюсь что‑то еще просить.
Император не поверил:
‑ Неужели тебе ничего не надо? Совершенно? Никак е поверю! Извольте признаться, ха‑ха!
‑ Ах, ваше императорское величество! ‑ спокойно ответил Макурин, ‑ как ‑то не надо! Прошу прощения, даже очень. Какая красавица рядом, какие блага кругом. Только одно я и сам могу добиться, другое просто обожду, а третье с годами и так придется. Менять же земные блага благодарность почти земного бога, или, по крайней мере, наместника божьего на Земле, это уж кощунство!
Ответ оказался твердым и убедительным. Андрей Георгиевич сам почти уверовал в своих словах. Особенно с учетом того, что в понятие наместник божий, он включал в материальное значения не только в первое слово, но и второе. И еще какое более значимое из них оказалось.
Слова Макурина, подкрепленные внутренним утверждением, оказало большое впечатление для всех.
Император Николай I только изумленно покачал головой, а императрица Александра Федоровна выдохнула что‑то неразборчиво между «ах эти русские» и «какие они благородные». Цесаревич же Александр, который не очень уж много и говорил, но всегда помнил, что и ему когда‑то быть императором после смерти отца, сказал:
‑ Ах как это красиво и благородно! Я вас уверяю, господин Макурин, что не только папа (ударение на вторую гласную, по‑французски), но и я буду помнить о вас!
А его невеста Настя не сказала, но она так схватила его за руку и восхищенно посмотрела, что становилось ясно – в этой семье будет патриархат, а жена никогда не осмелится сказать поперек.
Николай все же первый осмелился пойти против общего молчания, сказав жене:
= Разумеется, я сразу же решил, что теперь на наш стол будет поставляться только соль помещика Макурина. И даже его относительная дороговизна не стоит препятствием.
Тут Андрей Георгиевич решил, что у него появилась возможность объяснится:
‑ Ваше императорское величество, позвольте мне сказать. В предыдущем разговоре, как поздно понял, у нас произошла некоторая ошибка. Когда вы спрашивали меня про цену соли, вы, как и любой нормальный покупатель, спрашивали меня о золотнике товара. Я же, не соорентировавшись, ответил, как и все производитель, в пудах. Вот откуда эта высокая цена. В реальности же стоимость гораздо ниже.
‑ Вот как? ‑ нахмурился Николай, подсчитывая. Удивился: ‑ но это же сущие пустяки! Только я не понял, ‑ добавил он, ‑ если вы делаете такую цену золотника соли, не бдет ли она убыточной?
‑ Ну, ваше императорское величество, конечная цена будет гораздо выше, почти в три раза, вы забываете государственные налоги. А так. что же мои расходы, то здесь проще.
‑ Налоги – это святое, ‑ нравоучительно сказал Николай, ‑ хотя и министерству финансов надо быть поумереннее. Я буду разговаривать с министром во время очередного доклада.
Не густо. Впрочем, Андрей Георгиевич и не ожидал большого продвижения. Тут они – глава государства и дворянский предприниматель – находились в разные стороны баррикад.
Важно другое – император пришел в хорошее настроение и Макурин, конечно, этим воспользовался – заручился поддержкой в вопросе о церкви и священнике, поговорил немного о торговле. В общем, ничегозначительного, а государственная машина заметно сдвинулась. Все же абсолютная монархия!
Сдвинулись и их отношения с Настей. Они не только объявили о помолвке, но уже открыто сидели, держа руки вместе. Хорошенько он съездил в Санкт‑Петербург.
Глава 11
Несколько дней в столице прошли в непременной работе и хлопотах. Но вот он и уехал в поместье. Напоследок невеста позволила себя крепко поцеловать и лучезарно облить взглядом. Хорошо хоть не сердитым, можно ведь и так.
А потом долгожданная бричка, кучер Федор, который, оказывается, очень соскучился по своей невесте (!) и дорога, также весьма плохая и еще более грязная. В поместье они приехали насквозь сырые и заляпанные грязью с ног до головы.
И отнюдь не стали предаваться неге. Федор, даже не заходя в людскую, прошел в конюшню – чистить, кормить и обустраивать лошадей, а помещик Макурин, переодевшись и съев господский, то есть обильный и вкусный обед, отправился в кабинет – работать с бумагами и людьми.
Перво‑наперво распорядился Леонтию найти в напарника молодого и крепкого парня. Гаврила‑то не скоро найдется из женских тенет. А одному ему никак не справится с охраной и побегушками.
Затем сел с бумагами – полностью заполненными, наконец, таблицами. Кое‑что ему сразу не понравилось и он побранил вызванного Аким. Крепостное право –это не нищий беспредел, помещик и община тщательно следят, чтобы бедных хозяйств без лошадей и коров не было. Ибо с бедных что возьмешь? Значит, помещик будет без денег, а повинности за них будут остальные крестьяне.
Это в теории. На практике же, со смертью прежнего помещика община явно не справлялась со своими обязанностями.
Смотри, разгильдяй, у вас почти с десяток хозяйств осталось без скота. Ладно, два хозяйства, там вообще мужиков не стало. А остальные? В одном лошаденка умерла, еще три хозяйства выделились, а отцы не осилили им скота дать. И так далее. Где тут ваша община, Аким?
‑ Так мужики не захотели, ‑ тихо, но упорно возразил Аким.
Так, что это, бунт на корабле? ‑ насторожился попаданец, ‑ корпоративные интересы всегда сильны. И поскольку они здесь не интересны, то их надо безжалостно уничтожать.
‑ Аким, я сильно недоволен общиной. И ты, как староста Березовое, будешь наказан ха нее.
‑ Дык ведь!? ‑ пискнул тот, крайне удивившись такому подходу своего, как оказалось, сурового помещика.
‑ На следующем сельском сходе община будет в твоем лице наказана! ‑ объявил жестко барии, огласи им всем, что я пока добр и не буду бить всех виновных домохозяев. А вот тебя побью. Тридцать розог. Хотел было, чтобы управляющий побил старосту. Но, поскольку, ты у меня пока и тот, и другой, то я жалую. Пусть мужики порют.
‑ Благодетель, не выдержу я по старости лет! ‑ рухнул на колени крепостной крестьянин.
‑ Сам виноват! ‑ непреклонно ответил барин, ‑ побездельничали без помещика? Решили, что сами все можете? Забью или оставлю тебя от должности управляющего. Не надобномне такового!
Отдышался от внезапной вспышки. Ему стало жалко своего пусть немного лукавого, но все же слугу. Действительно же, не выдержит сердце. Потом к жалости присоединилось практичность. Мужик ее крепок, а он, даже забив его, будет платить за него казеные повинности. То есть платить будет, конечно, крестьянская община, а все равно из его кармана. Таковы крепостные реалии XIX века. Да и управляющий… лучше ли будет из ихмужиков? К этому он, по крайней мере, привык.
‑ Вставай, Аким! ‑ торжественно провозгласил помещик, ‑ жалко мне тебя. Но поскольку община все же виновата, розог тебе дадут, но по десять ударов за раз. Три последующих схода будет начинаться с твоей порки. И хватит об этом, ‑ предупредил он любые возражения Акима, ‑ каждые вяканья будут «вознаграждены» по десять розог дополнительно.
Его собеседник горестно, на замолчал. По этой тишине было видно, как ему тяжело далось молчание и какие бы твердые доводы он бы смог привезти. Больше всего старосту злило, что многие исправные хозяева выступали против повинностей куда горячее его, а накажут только его. Вот ведь паршивцы!
А барин меж тем говорил о другом, в общем‑то, еще более важном:
‑ Церковь, я вижу, у нас прирастает и довольно‑таки быстро.
Действительно, ватага пришлых строителей, стимулируемая финансово, работала весьма эффективно. И теперь можно было твердо сказать, что к сочельнику, а, может быть, и в рождеству, церковь заработает.
‑ Слава Богу, церковь наша уже в этом году будет стоять. Богоугодное дело поднимаем, ‑ перекрестившись, как полагается, сказал Макурин.
‑ Слава Богу, слава Богу, ‑ тоже перекрестившись, одобрительным эхом отозвался его управляющий. Что бы он не говорил, а в Бога Аким верил. Радовала его и возможность получать православные таинства в своей деревине или, как говорит барин, в селе.
‑ В честь этого поискал я с божьей помощью священника. Трудно было, но все‑таки нашел. Дом надо мужикам построить, как говорили. Только вот какая докука. Молод пока наш отец Дмитрий, а потому не женат. А этого наша православная церковь не любит. Надо женить. Что у нас девок свободных нет? Так ты, Аким, поговори, пусть своих дочерей подвигнет. От моего лица я обещаю, что жена отца Дмитрия будет свободна от крепостной тяготы. И я со своей стороны дам и скотинку, и одежу и мебель, все, как полагается.
Вот это славно! И богоугодное дело и какой девке повезет.
‑ Сделаем, барин! ‑ охотно согласился Аким.
‑ И смотри не тяни, что б к ближайшему сходу и крестьяне были управлены, и девка нашлась в жены отцу нашему. А то наказание тебе удвоится, ‑ пригрозил он напоследок.
Сам он, несмотря на грязь, лужи и кое‑где оставшийся снег, отправился к Лаврентию – для дальнейшего развития пчеловодчества и не только. А то сезон уже приходит, цветы вот‑вот раскроются, а мы телепаемся.
Нет, разумеется, не все было плохо. Лаврентий оказался со старшим сыном в работе, подправлял, подчищал старые ульи и ремонтировал новые.
Четыре пасеки ныне поставлю, в каждой от полусотни до сотни семей пчел, ‑ сказал хозяин, явно гордясь собой.
Андрей Георгиевич и сам понимал, что от одного крестьянского хозяйства больше требовать больше не надо. И психологически и физически уже не вытянет. А давиться, добиваясь лишней сотни ульев… зачем это?
Более оптимистичный и более эффективный вариант – выделить от него старшего сына в отдельное хозяйство. Если у него такие же умелые руки и сметливая голова – а, судя по всему, это так и есть – то в новом хозяйстве вскоре тоже будет четыреста – пятьсот семей. Воевать они не будут, если только соревноваться, так это даже хорошо. А так, поля огромные, рынок свободный, что еще надо?
‑ Лаврентий, подойди‑ка ко мне с сыном! ‑ небрежно приказал Макурин в полголоса.
Работавший с позволения помещика Лаврентий подошел сам и подтолкнул сына. На всякий случай поклонились. Барин все‑таки, к тому же добрый, о крестьянине беспокоящийся.
Андрей Георгиевич подал знаком, мол, вполне доволен. Спросил об актуальном для него:
‑ А скажи‑ка мне, Лаврентий, который год уже твоему парню? Что‑то он у тебя больно взрослый для проживания в родительской семье?
‑ Семнадцатый уже, ‑ сник крестьянин. Знал, затянул с сыном. Года два уже как надо было женить его. Да больно уж удобно было держать пару лишних мужских рук. Опять же священник далеко. Да и сосед, у которого в прошлом году посватали дочь, тоже не торопил. Вот и запоздал со свадьбой. А старший сын молодец, все понимал, помалкивал, хотя свою девку, нареченную невесту, втихомолку тискал. Не дай бог ребятенка умудрятся завести, перед сельчанами будет стыдно. Хотя и не навздрызг. Жизнь все‑таки.
‑ Нехорошо это, ‑ наставительно сказал Макурин, ‑ сам, мужик, знаешь. Как у парня борода появилась на лице – женить! У девки титьки растут – замуж! От внуков отбиваешься, дурья голова?
‑ Виноват, ваше благородие, не промыслил! ‑ покаянно соглашался Лаврентий, лукаво щурясь.
‑ На днях к нам приедут отец Дмитрий, наш будущий священник и его родитель, священник Афанасий. Я с ними договорюсь, чтобы нынче же женат был. А ты, Еремей, что ждешь, ‑ обратился помещик к соседу, который, слыша шум неподалеку, любопытно выглянул из‑за плетня, ‑ хочешь дочь бобылкой оставить? бабий век короток – сегодня рожать можно, завтра уже нельзя. Немедля ставь избу да у общины проси выделить надел земли. Слышишь, Аким, это и твоя задача, ‑ сердито обратился он к управляющему, ‑ совсем мышей не ловишь.
А вы, будущие родители, что б о приданом обеспокоились! Не поспешите, на ближайшем же сельском сходе выдеру, как сидорову козу!
Еще сердясь, сел на Ворона, поехал, потом повернулся к шедшему позади пешком Акиму:
‑ Ты выполнил мою вчерашнюю просьбу?
Андрей Георгиевич опасался, что по стародавней привычке его управляющий опять все отложит на потом и ничего не сделает. потому и спросил. Однако, Акима, как видно, будущая порка озаботила, даже не болью, позором. Он побеспокоился еще вчера и теперь только наклонил голову:
‑ Все сделал, благодетель. Мужички обрадовались, подсуетились, дочерей своих выделили.
Ничего себе «добровольность»! ‑ опешил попаданец, ‑ девок вообще за людей считают? Пожалуй, надо самому поспрашивать, а то из под венца придется выводить, коли невеста скажет, что силком замуж выдается.
‑ Ну‑ка, Аким, тащи ко мне выбранных девок, ‑ приказал он в раздумье, ‑ сам посмотрю да поспрашиваю. А то мало ли что…
Управляющий при помощи вездесущих мальчишек принялся выполнять приказ барина, а сам Макурин, после некоторого колебания, решил остановиться на взгорье, где было не так грязно, и слез с Ворона. Не баскак же какой, чтобы с коня смотреть.
Посмотрел на собранных девок в количестве пятерых. Красивые, плутовки, здоровые, кровь с молоком. сам бы женился, да у него невеста Настя.
Лишь спросил:
‑ Почему целых пять? Он ведь не турецкий султан, а православный священник, одной жены хватит.
Аким пояснил:
‑ Мужички, значить, вчера не решили, чуть до драки не дошло. Постановили, пусть отец Дмитрий сам выбирает.
‑ Да вы с ума сошли, такое священнику предлагать? ‑ ужаснулся помещик, ‑ хотите, чтобы сам государь император надо мной посмеялся! Мужики, говоришь, не смогли. Так я сам выберу!
По его приказу девки выстроились в ряд, смущенные, но явно готовые идти до последнего конца. Понимают, не дуры.
А и то, ‑ подумал Макурин, ‑ замуж выходить все равно надо, а тут молодой священник, не простой мужик. Голодать никогда не будет и будущее у детей хорошее. Я же будущей избраннице вольную дал.
Как бы пробежал глазами, хотя сам уже решил, кто станет женой священника.
Рослая, русоволосая, красивая. Прямо‑таки образец русской прелестницы. Нечего ей за мужиком мучаться, будет попадьей!
Остальных он ласково отпустил, выдав огроменные для молодых девок деньги – алтын серебром каждой. И отпустил, сам повернувшись к избраннице. Та стояла, покраснев, глазки к земле, щечки румяные.
‑ Как звать‑то тебя, красавица? ‑ спросил Макурин, постаравшись, чтобы голос не отдавался похотью.
‑ Клаша, ‑ теплым грудным голосом ответила девушка.
К такой‑то красоте еще и такой голос, ‑ подумал попаданец, ‑ не дай бог еще умная. Вот повезло‑то отцу Дмитрию, что там твоя дурная невеста!
‑ А скажи‑ка, девица, добровольно ли ты идешь под венец? ‑ задал он почти обязательный вопрос.
Клавдия ответила прямо, не стала юлить:
‑ Тятя меня благословил, мамка чугунок сказала даст, значит, надо идти замуж. Не на шее же у родителей.
‑ Но сама ты тоже хочешь? ‑ дотошно допытывался Андрей Георгиевич.
‑ Да, ‑тихо ответила девушка, еще больше покраснев
‑ Твой будущий суженый, Клаша, внешним видом пригож, а характером добронравен. Не бойся его, он будет тебе хорошим мужем.
«Хотя, я то откуда знаю, сам едва видел его, да и к помещику он будет одно, к своей жене другое. В общем, как всегда – стерпится ‑ слюбится».
‑ Да, барин, ‑ стрельнула глазами сквозь челку Клаша.
Сама все знает – понимает, что я к ней пристаю! ‑ рассердился он на себя, ‑ не маленькая уже!
‑ За добродетель свою и нравность, вот тебе девушка – красавица, мой личный подарок. Выставь‑ка руки!
И насыпал в девичьи руки большую горсть серебра – почти с ассигнационный рубль!
Аким, как видел Макурин уголком глаза, аж почернел от такого щедрого подарка. Какой‑то бестолковой пигалице, дать такие огроменные деньги.
Лучше молчи, мужик, пока еще не надбавил розог, барин и сам все знает!
Лицо Андрея Георгиевича было настолько сердитым и грозным, что Аким аж вздрогнул, когда барии заговорил. Но тому уже было интересно другое:
‑ Скажи, Аким, а среди моих крестьян есть умельцы работать по дереву на продажу?
‑ На продажу? ‑ задумался немного управляющий и твердо сказал: ‑ не‑а, так, пожалуй, и не найдешь.
Ха, еще древние греки говорили – на любой вопрос можно найти ответ, лишь бы в вопрос правильный.
‑ Аким, нам срочно надо двухведерные бочонки для продажи и на двадцать ведер для возки. Ищи, кто может делать?
Слова барина о поиске, причем поиске именно им, заставили управляющего встряхнуться. А то еще найдется не нужная проблема.
‑ В соседней деревне Колье был старик один Миша, мастак был доски резать. Он и бочки умел делать.
‑ Почему был? ‑ сразу спросил Макурин. Он не некромант, ему мертвые ни к чему, ‑ да?
‑ Господь с тобой! ‑ даже испугался Аким, ‑ зимой еще был жив, да и вообще, он старик крепкий, может и нас пережить.
‑ Вот и хорошо! ‑ подытожил помещик удовлетворенно, ‑ ему и поручим.
‑ Только он упрется, ‑вдруг заяви Аким и на удивленный взгляд помещика, что у него две жизни появилось, так общаться с барином, пояснил: ‑ он казенный лес втихомолку таскает, поэтому всех боится. Особливотебя, барин.








