Текст книги "Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым"

Автор книги: Михаил Касьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

В итоге валовой внутренний продукт России за четыре года работы нашего правительства вырос на 35 процентов. Зарплата реальная выросла на 50 процентов, а инфляция снизилась с 36 до 12 процентов.

Напомните, пожалуйста, а сколько нефть тогда стоила?

Когда мы пришли -15 долларов за баррель, потом 20. Когда мы уходили, она стоила уже 25. Последний месяц, по-моему, 27. А что?

Просто констатирую, что при цене на нефть, никогда не поднимавшейся даже до 30 долларов за баррель, шел стабильный экономический рост. А сейчас, когда она стоит 70 долларов за баррель, – столь же уверенный спад. Вы ничего не сказали про урегулирование внешнего долга, хотя с гордостью рассказывали про свои достижения на этом поприще, относящиеся к 90-м годам.

Вокруг вопросов госдолга всегда напускалось немало тумана, непонятного непосвященным. Не так давно в эфире «Эха Москвы» я услышал любопытную историю. Бывший советник президента Путина по экономическим вопросам

Андрей Илларионов, отвечая на вопрос о ситуациях, когда глава государства принимал решения в экономике наперекор мнению правительства и своих сотрудников, рассказал следующее. В конце 2000 года правительство Касьянова приняло решение с 1 января 2001 года в одностороннем порядке отказаться от всех платежей по внешнему долгу – не только по возврату основной суммы долга, но и по выплате процентов. Илларионов утверждает, что это решение было попыткой «некоего шантажа наших зарубежных партнеров» что оно «поставило страну на грань внешнеполитической изоляции, создало исключительно скандальную ситуацию с очень тяжелыми последствиями, в том числе с возможными санкциями по исключению страны из ряда международных организаций и другими методами» Однако Путин, прислушавшись к Илларионову, принял решение платить – вопреки мнению практически всех членов правительства и руководства своей администрации. При этом, в отличие от всех вас, Путин руководствовался тем, что международное позиционирование России, ее участие в международных организациях и вообще в международном сообществе, является критически важным для нашей страны и нашего народа.

Неужели вы и впрямь утратили ориентацию в пространстве и собирались напрочь отказаться от всех долговых платежей? Если да, то зачем, с какой целью?

Вообще-то, Илларионов привел весьма яркий пример того, как президент Путин принимал некоторые важные государственные решения. Но уместно отметить, что в данном конкретном вопросе его действительно поддерживал, вольно или невольно, только один человек – советник Илларионов. Я хочу верить в то, что Андрей Николаевич уже многое переосмыслил, включая и этот эпизод. За последние 2–3 года он очень изменился, по существу, без боязни вскрывает многие негативные стороны режима Путина – Медведева. Илларионов профессионально аргументирует и доказывает, почему этот режим неприемлем для России. А тогда…

А что тогда? Договаривайте.

Путин использовал Илларионова в качестве вспомогательного инструмента в одном из самых первых моих с ним политических споров. Причем цена этого спора для страны была ни много ни мало около 5 миллиардов долларов.

Заинтриговали. Раскройте, пожалуйста, поподробнее, о чем идет речь.

Вернемся к первому после дефолта 1998 года саммиту «Восьмерки» в Кельне в июле 1999 года. Тогда по просьбе президента Ельцина канцлер Герхард Шредер, только вступивший в должность, в числе других лидеров G-7 поддержал политическое решение о глубокой реструктуризации советских долгов, лежавших тяжелым бременем на молодом Российском государстве. В течение года это решение было практически трансформировано в следующие условия: списание трети долга и рассрочку оставшейся его части на 30-летний период. Это фактически означало, что каждый доллар долга бывшего СССР уменьшался до 20 центов.

Основываясь на решениях «Восьмерки», Лондонский клуб кредиторов, объединяющий крупнейшие международные банки и финансовые компании, в марте 2000 года подписал необходимые юридически обязывающие соглашения, которые освободили нашу страну от значительной части бремени финансового долга бывшего СССР. Частный сектор прислушался к решению клуба ведущих держав мира. Дело было за государствами. Но Парижский клуб государств-кредиторов, где ведущую скрипку играла Германия – главный заимодавец бывшего СССР, под разными предлогами затягивал принятие на себя соответствующих обязательств. И вот где-то в середине осени 2000 года мы все же выжали из Парижского клуба окончательное согласие подписать аналогичные по условиям соглашения. Это было намечено на январь 2001 года.

Разумеется, Правительство Российской Федерации под моим руководством в принципе не могло принять другого решения, кроме как о безусловном исполнении своих международных финансовых обязательств, включая условие о равном отношении ко всем своим кредиторам. Другими словами, Россия обязуется платить всем кредиторам на одних и тех же условиях, не давая никому преимущества. Во– обще-то, это стандартная международная практика.

Правительство, как и положено по Конституции, информирует обо всех своих принципиальных решениях президента России. Теперь догадайтесь, что стало происходить.

Не хочу даже строить догадки. Помнится, в публичном пространстве все эти события преломлялись совершенно иначе. Расскажите, что же было на самом деле.

Сначала ни с того ни с сего советник президента Андрей Илларионов вдруг начинает публично в СМИ резко критиковать решения правительства по внешнему долгу, вынося секретные межгосударственные переговоры на публику. Как потом я узнал, Путин, уже став к тому времени личным другом Герхарда Шредера, за спиной Правительства РФ согласовал с ним вопрос о пересмотре условий возврата Россией советского долга в сторону их ужесточения.

Дело в том, что с июля 1999 года по декабрь 2000 года цены на нефть выросли с 15 до 20 долларов за баррель – по тем временам весьма значительно. И правительство Шредера решило отказаться от согласованной ранее на международном уровне реструктуризации долга, мол, Россия и так заплатит. Путин без протокола обсуждал это с канцлером, дважды тайно принимал в Москве его спецпредставителя и, видимо, что-то обещал немцам. Об этом прознали и другие наши кредиторы, которым, естественно, наша внутренняя российская несогласованность была только на руку. Но как девальвировать уже принятые решения, как размыть «железные» аргументы, поставить достигнутые договоренности под сомнение? Вот тут-то и был использован Андрей Илларионов.

Ссылаясь на критику Илларионова в СМИ, президент созвал совещание с участием ключевых членов правительства и своей администрации. Пригласили также и Илларионова. Мы выслушали этот бред про «шантаж наших зарубежных партнеров», и, естественно, никто (ни я, ни Кудрин, ни Греф, ни Волошин) всерьез это не восприняли. Я еще раз изложил президенту аргументы правительства, и на этом, как показалось, совещание закончилось.

Но тут под занавес на удивление всем Путин объявил свое решение: продолжать платить Парижскому клубу полностью, забыв о достигнутых договоренностях о глубокой реструктуризации и списании долга, как будто их и не было.

Пять миллиардов долларов по меркам 2000 года – огромные деньги. На них можно было целый год содержать всю социальную сферу страны.

Да, это так. Тогда весь федеральный бюджет был эквивалентен 20 миллиардам долларов. Но тогда я считал, что Владимир Путин, всенародно избранный президент, знает что делает, и берет на себя всю ответственность. Для себя же это решение главы государства я зафиксировал как второй негативный сигнал.

А когда и как прозвучал первый сигнал?

Неделей раньше – выступление Путина на банкете ФСБ по случаю так называемого Дня чекиста. Обращаясь к сотне генералов, Путин произнес тост, с большим подъемом торжественно заявив, что поставленное перед ним задание по завоеванию власти в стране полностью выполнено. Зал взорвался громкими «Ура!» Там, на банкете, я воспринял это как не слишком удачную шутку в традиционном для аудитории стиле. Но уже вечером того же дня промелькнула мысль: «А ведь в словах президента, пожалуй, заложен более глубокий смысл». Сейчас же очевидно, что в этой шутке вряд ли была даже малая доля шутки.

Между прочим, он аналогичным образом пошутил годом раньше по случаю того же события на торжественном собрании в клубе на Лубянке. Этот эпизод показали по всем телеканалам. Если человек повторяет одну и ту же шутку, видно, в ней скрыто что-то важное…

Вернемся к достижениям вашего правительства. Какие еще считаете значимыми?

Мы приняли Земельный кодекс. И то право частной собственности на землю, которое заложено в Конституции, было впервые подкреплено конкретным правовым механизмом. Земельный кодекс принимался мучительно, коммунисты, естественно, сопротивлялись. Теперь ведь кажется, что купля-продажа земли была всегда. Был принят также отдельный закон об обороте сельскохозяйственных земель, который регулирует в том числе их продажу в частные руки.

Мы приняли Трудовой кодекс, пусть не идеальный, но определяющий новые правила взаимоотношений работников и работодателей – не в прежней коммунистической стране, а в стране, где есть частная собственность и есть работодатели, которые не обязательно представляют государство и тоже имеют свои права.

Там есть над чем работать дальше, чтобы интересы трудящихся были лучше защищены (например, я не отношусь к непримиримым противникам введения обязательного минимального уровня заработной платы). Но основа трудовых прав нами была заложена.

Мы запустили пенсионную реформу. Был создан специальный Совет по пенсионной реформе. В него входили главы нижней и верхней палат парламента, лидеры фракций, губернаторы, представители политических партий, делегаты общественных организаций, авторитетные экономисты. В рамках совета мы целый год обсуждали, спорили, как должна проходить пенсионная реформа. Главная идея состояла в том, чтобы ввести накопительную составляющую пенсии, чтобы каждый из нас не зависел целиком и полностью от возможностей и благосклонности государственного собеса, а самостоятельно формировал свои сбережения.

Но ведь ничего из этого не вышло. Значительная часть граждан, в том числе люди нашего возраста, которым еще работать и работать, но которым уже под пятьдесят или чуть за пятьдесят, были исключены из накопительной пенсионной системы. Более того, сейчас хотят вообще закрыть эту «лавочку» и для всех остальных тоже.

К сожалению, это так. Пенсионная реформа в том виде, как она нами задумывалась, практически остановлена. Обоснование – дефицит Пенсионного фонда и нехватка средств у государства. Если это и есть истинная причина, то это просто ерунда, несерьезно. Ресурсов не хватает всегда. Но это проблема технико– финансовая. Для ее решения требуется политическая воля. Даже в условиях нарастания демографических проблем у государства было достаточно средств, чтобы провести пенсионную реформу, которая была выстрадана и целиком и полностью прошла через Думу.

А как вообще вам работалось с парламентом? Ведь, с одной стороны, та Государственная дума уже была не такой, как в 90-е годы при Ельцине, когда у КПРФ была самая большая фракция, а вместе с другими оппозиционными партиями и движениями коммунистам регулярно удавалось создавать большинство при голосовании по важнейшим вопросам. С другой стороны, оппозиционные настроения в этой Думе были порой весьма сильны. Вспомните вовсе не игрушечный вотум недоверия, который пытались вынести вашему правительству в июле 2003 года по инициативе коалиции коммунистов, аграриев и «Яблока» 172 депутата проголосовали за. В числе претензий к вашему правительству были – сейчас это, мягко говоря, вызывает улыбку – невысокие темпы развития экономики (если не ошибаюсь, как раз в 2003 году прирост ВВП превысил семь процентов), неспособность обеспечить безопасность граждан (что, вообще-то, относится к прерогативам президента). Традиционное обвинение в адрес любого правительства России после 1991 года – «антисоциальная политика». Наконец, даже такой упрек, как введение повременной оплаты за телефонные переговоры в интересах олигархических структур – что особенно удивительно было читать в документе, под которым стояли в том числе подписи экономистов-рыночников.

Впрочем, тот вотум недоверия – эпизод, скорее, нехарактерный для отношений между вашим правительством и парламентом. Да, тогда не было проправительственной фракции большинства, но та Дума все же регулярно оказывала вам поддержку.

Это правда, но парламентское большинство нам приходилось собирать заново всякий раз, когда требовалось принять какой-нибудь новый закон. В большой степени мы опирались на наших либеральных коллег, на «Союз правых сил», у них была небольшая, но влиятельная фракция. А ведь были еще «Единство», «Народный депутат», КПРФ, «Яблоко», ЛДПР. У Лужкова была своя очень сильная группа поддержки, которую возглавлял Георгий Боос. Была мощная депутатская группа «Регионы России» Ее лидер Олег Морозов, который потом стал одним из главных функционеров «Единой России», в то время не скрывал, что он человек президента Татарстана Минтимера Шаймиева.

Со всеми приходилось договариваться, согласовывать интересы разных политических сил, искать компромиссы. Законы тогда не разом в трех чтениях принимались, как это сегодня сплошь да рядом происходит, а по нескольку месяцев, в дискуссиях, в мучениях, в спорах. Но зато они были выстраданы уже всеми политическими фракциями и их профессиональными экспертами, и качество законов было соответствующее. Как это делать, мы впервые научились осенью 2000 года, когда проводили через Думу проект первого уже профицитного бюджета страны, бюджета-2001. Я встречался с лидерами фракций, министр финансов ходил в комитет по бюджету, влиятельные депутаты приезжали в правительство…

Интересно, по каким параметрам бюджета было труднее всего договариваться с депутатами? Какие конкретные предложения правительства вызывали наибольшее сопротивление?

Пожалуй, отмена так называемых оборотных налогов. К таким налогам были привязаны конкретные расходы. К этому все уже привыкли. Это было удобно и избавляло губернаторов от необходимости доказывать в своих региональных парламентах обоснованность этих расходов. Например, дорожный налог, поступления которого тратились исключительно на дорожные расходы. Их еще назвали «окрашенными деньгами» То есть объем средств на строительство и ремонт дорог определялся не политическим решением правительства и губернаторов, а был как бы заранее заложен в модель. И фактически никто не нес ответственность, сколько нужно за год потратить на эти цели.

Под эту модель во многих регионах были выстроены мощные непрозрачные механизмы «освоения» таких «окрашенных» дорожных средств. В результате дороги у нас получались самые дорогие в мире. А направить эти средства на другие (не менее важные) цели, такие как строительство и ремонт больниц и школ, было нельзя. Мы эту систему сломали специально. Хотя было очень большое сопротивление губернаторов и тех групп, которые представляли регионы, и торг был серьезный.

Или, например, изменение системы сбора акцизов на табак, водку, нефтепродукты. Тоже очень чувствительная тема.

С кем из губернаторов было сложнее всего договариваться?

С Минтимером Шаймиевым, с Муртазой Рахимовым из Башкортостана, с Юрием Лужковым. Конечно, и с другими «политическими тяжеловесами» – Росселем, Строевым, вообще с губернаторами ельцинского призыва, которые впервые избирались главами регионов еще в начале 90-х.

Однако у всех этих людей, несмотря на все различия наших взглядов на развитие экономики и страны, было одно общее качество: найти с ними общий язык было трудно, но если уж мы о чем-то договаривались, то слово они держали.

Надо, конечно, уточнить, что в 2000 году губернаторы еще заседали в Совете Федерации и лично участвовали в бюджетном и законотворческом процессе. В 2001 году, уже лишившись сенаторских позиций, они тем не менее сохраняли серьезное влияние на своих представителей в Совфеде и депутатов от своего региона в Думе. Конечно, сегодня ситуация совсем иная.

В 2000 году началась целенаправленная работа президентской власти по изменению конструкции Совета Федерации, по ослаблению влияния региональных лидеров, губернаторов и президентов национальных республик – иными словами, формировалась президентская вертикаль. Как вам кажется, это было правильное решение – усилить централизацию и ослабить федеративное начало?

В Конституции прописано, что Россия должна существовать и развиваться как демократическое федеративное государство. Не конфедерация, но теснейшее содружество регионов. Мое глубокое убеждение, что это правильно. Интересы различных категорий граждан в различных регионах страны должны доступным и понятным образом выражаться и учитываться при формировании политического курса России. У меня нет никаких сомнений в том, что для такой огромной страны, как Российская Федерация прямые выборы губернаторов – это жизненная необходимость. Для защиты своих региональных интересов граждане каждого региона должны иметь серьезное влияние на федеральном уровне. Поэтому члены Совета Федерации, а они сильно влияют на политику страны, должны также избираться прямым голосованием в своих регионах.

Указ о создании округов и полпредах президента был принят за три дня до моего назначения премьером, без моего участия и без консультаций со мной. Все готовилось в администрации президента. Когда я стал задавать вопросы, Путин мне объяснил, что это временная мера, связанная с необходимостью наведения порядка, «как мы с вами и договаривались». Он вообще любил эту формулировку использовать: «Как мы с вами и договаривались».

Блестящий способ «разводки»! Собеседнику посылается четкий сигнал: «Вы за это тоже несете ответственность, это я ради вас делаю».

Тогда все эти меры мне действительно казались необходимыми, поскольку после кризиса 1998 года были большие проблемы с губернаторами, которые «проглотили» столько суверенитета, что с трудом его могли переварить, и фактически разрушали единое экономическое и правовое пространство в России. Страна фактически была разделена на удельные княжества, в которых губернатор был царь и бог, далеко не всегда подчиняясь федеральным законам и предписаниям из центра. Губернаторы задерживали или не давали вывозить за пределы своей области те или иные виды продукции или, наоборот, запрещали ввоз к себе сельхозпродукции или алкоголя из других регионов. Таких примеров было много.

Задача отмены региональных антиконституционных законов и решений действительно была очень актуальной. Даже специальная комиссия была создана – по приведению региональных актов в соответствие с федеральным законодательством. Но, добившись этой цели, нужно было остановиться. Судя по последующим событиям, на самом деле ничего подобного и не планировалось.

Ну а потом, после Беслана, вы сами прекрасно знаете, что стало с этой вертикалью, как она совсем подменила собой конституционный строй. Вместо разделения властей и принципов федерализма, предусмотренных Конституцией, вертикаль стала единой ветвью унитарной власти.

Поэтому я и называю «постбесланский» пакет законов, принятый по инициативе Путина, антиконституционным переворотом.

Михаил Михайлович, чтобы наш диалог не грешил, как говорится, «нечеловеческой серьезностью» сделаем паузу и попробуем улыбнуться. Можете рассказать какой-нибудь курьезный случай из жизни правительства?

Например, была такая история с Бородиным. Хотя Пал Палычу было не до смеха, когда он сначала попал в американскую, а потом в швейцарскую тюрьму.

Было дело. Бывший кремлевский управделами, при Путине назначенный секретарем Союзного государства России и Белоруссии, в январе 2001 года полетел в Америку на церемонию инаугурации нового президента США-Джорджа Буша-младшего. Судя по всему, Бородин не задумывался о том, что прокуратура швейцарского кантона Женева добивается его экстрадиции по подозрению в финансовых махинациях. Оставляю за скобками вопрос о том, возвели ли швейцарцы на Бородина напраслину, или у Пал Палыча и впрямь были нелады со швейцарским банковским законодательством, но факт остается фактом: не успел он приземлиться в нью-йоркском аэропорту, как его задержали на паспортном контроле и препроводили в тюрьму, а потом выдали швейцарцам.

Так вот, швейцарский суд принял решение выпустить Пал Палыча под залог в 5 миллионов франков. Мы узнали об этом, когда шло совещание по банковской реформе. У меня в кабинете был тогдашний председатель ЦБ Виктор Геращенко и кто-то из министров. Мы тут же приняли решение, что надо вытащить Бородина из тюрьмы, чтобы он не сидел за решеткой, пока будут разбираться в его деле.

Я немедленно по телефону попросил генконсула России в Женеве выяснить, каким образом мы сможем внести залог. Генконсул говорит, мол, надо заплатить наличными. Я засомневался: когда требуют cash payment, это вовсе не значит, что нужно принести мешок с наличными деньгами. Вероятнее всего, надо перевести на счет живые деньги, а не произвести платеж чеками или векселями. Но генконсул настаивал, что нужны именно наличные, возможно, он недопонимал и хотел перестраховаться. Поскольку на месте виднее, мы решили сделать, как он настаивал.

Но где взять пять миллионов франков наличными в конце рабочей недели, в пятницу? Виктор Владимирович вспомнил, что в Цюрихе, в четырех часах езды от Женевы, есть швейцарский филиал ВТБ, там деньги должны быть. Директор этого банка говорит: по местным законам на обналичку такой большой суммы нужно специальное разрешение у Банка Швейцарии. Мы тут же с Геращенко принимаем решение перевести пять миллионов франков из средств, находящихся в расчетах между ЦБ и правительством.

В течение часа было получено разрешение Банка Швейцарии, и инкассаторский броневик повез пять миллионов франков в Женеву. Адвокаты торопят: пятница, если до вечера не заплатим, будет человек сидеть в тюрьме до понедельника. Тут я прошу еще раз проверить: может, все-таки речь идет об обычном денежном переводе? И впрямь, вскоре генконсул выяснил, что залог можно отправить и переводом. Оставалось только грамотно его оформить, чтобы деньги были зачислены на нужный счет в тот же день. Броневик на полпути развернули обратно. Под вечер Бородин вышел на свободу и вскоре уже приземлился в Москве. До суда дело Бородина в итоге не дошло.

А деньги-то вернулись?

Разумеется.

История, конечно, курьезная и почти со счастливым концом. Но признаюсь: каждый раз, когда слышу фамилию Бородин, вспоминаю, что Пал Палыч был одним из вдохновителей разгрома НТВ. Он даже проговорился на одной пресс-конференции, когда война на уничтожение канала только начиналась: «Мы так сделаем, что никакого НТВ вообще не будет» Кто-то из журналистов, пораженный такой откровенностью, переспросил: «Как, вообще не будет?» Бородин с нажимом повторил: «Вообще!» Бородин, безусловно, транслировал определенные настроения, которые существовали в Кремле, ноу него были и личные причины не любить НТВ. В отличие от двух главных государственных каналов, НТВ очень подробно освещало тянувшийся много лет скандал с фирмами «Мабетекс» и «Мерката Трейдинг», которые вели ремонт в Кремле и подозревались в том, что платили многомиллионные «откаты» через швейцарские банки.

Ту же конкретную ситуацию с задержанием Бородина государственные каналы преподносили исключительно как возмутительную антироссийскую провокацию. НТВ едва ли не единственное излагало позицию швейцарской юстиции, которая сочла вину Бородина в нарушении банковского законодательства доказанной и постановила оштрафовать его на солидную сумму.

Хотя что такое проделка Пал Палыча в сравнении с покупкой «Газпромом» «Сибнефти» у Абрамовича за 13 миллиардов долларов или историей с «Байкалфинансгруп»?! Все шалости «крепких кремлевских хозяйственников» просто меркнут на фоне масштабной многоходовой операции российской власти по захвату ЮКОСа и попытки стереть его главного акционера Михаила Ходорковского в лагерную пыль.