Текст книги "Дело о последнем параде"

Автор книги: Михаил Карчик

Соавторы: Андрей Воробьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Часть 3

Глава 1. «Иду на вы…»

Где-то между Ниццей и Каннами затерялся небольшой дом, скрытый от посторонних глаз высоким забором и пышными мандариновыми деревьями. Случайный российский турист скорее именовал бы это строение виллой и был бы прав. В одном из помещений этого дома, удобно устроившись в глубоком кожаном кресле, сидел человек и читал невесть каким ветром занесенную на Лазурный берег русскую газету:

«…Цесаревич умирал вдали от Петербурга. Александр II, стоя на коленях рядом с постелью сына, плакал и молился. У постели умирающего молилась и невеста российского наследника датская принцесса Дагмара. Но все было напрасно. Не помогли ни целебный воздух Лазурного берега, ни запоздало вызванный в Ниццу доктор Пирогов. 12 апреля 1864 года по старому стилю 21-летний наследник русского престола Николай Александрович, так и не ставший царем Николаем II, скончался.

Говорят, история не знает сослагательного наклонения. Поэтому не стоит гадать, как бы сложились события в России, останься в живых Николай Александрович. Но история русской православной церкви в Европе связана именно с событиями 1864 года, хотя началась за несколько лет до этого…

В середине 19 века русская колония в Ницце насчитывала до 150 семей и в большей степени состояла из людей достаточно богатых и влиятельных»…

Человек еще раз посмотрел на цифру «150», подумав, как легко работалось прежде сыщикам, которые могли чуть ли не за день навести все необходимые справки о русской Франции. Теперь же пойди – разберись с сотнями туристов, ежедневно прибывающих сюда со всей России. Правда, контингент гостей нынче не тот, о чем сокрушался комиссар Сантана, недавно навещавший виллу.

– Вы представляете, – рассказывал полицейский, – работал я тут с двумя такими. Они, как выяснилось, сняли скромную виллу в Каннах, вызвали из Москвы приятельниц, но те, забыв о кавалерах, отправились смотреть местные прелести. Парни отметили, как положено, это несчастье и пошли купаться. Увидев их, наши сердобольные граждане сделали замечание, сказав, что в верхней одежде и кроссовках плавать не следует. Русские поняли это буквально, разделись донага и продолжили водные процедуры. После очередного замечания, мол, «так у нас тоже не купаются» всех присутствующих стали одаривать пачками долларов. Когда мы прибыли «подарки» полетели и в сторону полицейских. Ну, ничего, в результате вечер на пляже обошелся гостям примерно в 15 тысяч долларов, хотя на виллу пришлось их вести на собственной машине.

Обитатель тихой виллы усмехнулся, вспомнив рассказ недовольного комиссара и продолжил чтение:

«…Возведение первого русского храма в западной Европе во имя Святителя и Чудотворца Николая и Святой Мученицы царицы Александры было высочайше утверждено Александром II. Императрица Александра Феодоровна, не принимая на себя никакого официального звания, открыла подписку на сбор средств для строительства. Торжественная закладка храма состоялась 2 (14) декабря 1958 года. На ней присутствовали экипажи всех русских кораблей, стоявших в ту пору в Ницце.

Работы продолжались всего 13 месяцев. Первым настоятелем храма стал придворный протоирей Сперанский. А в 1864 году Александр II, утвердивший строительство первой русской церкви в западной Европе, стоял в ней у гроба своего сына»…

Человек, читавший газету, вздохнул, подумав, что слишком многих его соотечественников провожали в последний путь вдали от родины. Слишком многие нашли здесь последний приют…

«…В память Николая Александровича один из кварталов Ниццы носит имя «Царевич». Здесь же, на месте смерти наследника престола, было решено воздвигнуть часовню и храм. Но только в 1896 году бывшая невеста Николая Александровича, вдова Александра III Мария Феодоровна сумела купить для строительства церкви земельный участок.

Проект был заказан петербургскому архитектору Преображенскому, который выполнил его в русском стиле XVI–XVII в.в. Сегодня каждый, увидевший Свято-Николаевский собор, вспомнит и храм Василия Блаженного в Москве, и Спас-на-Крови в Петербурге. Именно в храме на французской земле, а не в России, хранится дар императрицы Марии Феодоровны – нательная рубашка со следами крови Александра II, в которой тот был в день покушения»…

Дверь в комнату тихо отворилась и в нее вошел мужчина. Поздоровавшись с читавшим, он дал ему несколько листов бумаги.

– Посмотри, мы только что получили от петербургских коллег. Тебе передают привет, но считают, что пока туда возвращаться слишком опасно.

– Подожди, Пьер, давай, лучше, спокойно почитаем, что нам принесли и потом уж решим, ехать мне или потерпеть, – ответил человек, сидящий в кресле.

– Хорошо, смотри, но мое мнение ты знаешь. В России справятся и без тебя, а здесь твое присутствие желательно. Надеюсь, больше летать со скал тебе не придется. До сих пор не могу понять твоих соотечественников, этого Курлыкова, например. Когда я с ним беседовал, мне казалось, что он говорил правду, а сейчас такое несет комиссару Сантрэ!.. Как там у вас говорят, «полный нет»?

– «Полный отказ» или «непризнанка», но не забивай себе голову, на Курлыкова у ваших, кажется, достаточно компромата. Ты лучше расскажи, что удалось узнать по его бригадиру – Борису и, главное, по их заказчику?

Пьер сообщил, что следов этих людей во Франции обнаружить не удалось. Правда, Бориса опознал по фотографии один из прихожан русской церкви в Ницце, так напоминающей Спас-на-Крови. Говорили, что Бригадир пытался уговорить настоятеля собора, чтобы его пустили осмотреть трапезную, в которой хранятся местные реликвии.

– На всякий случай, – сообщил Пьер, – я поставил у церкви людей, но думаю, этот Борис больше там не появится. Даже, если он и задумывал поживиться чем-нибудь у соотечественников – вряд ли решился бы это сделать сам, а на сколько я знаю, все его люди уже давно уехали из Франции в Петербург.

По недостаточно проверенным сведениям машину и человека, похожего по описаниям на Заказчика, видели у границы с Испанией.

– А оттуда он мог рвануть куда угодно, – заявил Пьер, – хоть в Италию, хоть в Португалию – наверняка у парня открытая шенгенская виза. Кстати, почитай, ваши сообщают, что вычислили двоих из списка туристов, которые мы передали в Петербург через Женевьеву. Эту пару никто не видел в Петербурге во время, когда разбилась машина госпожи Климовой… Давай-ка, Леша, глянь пока бумаги, а я пойду, попрошу, чтобы нам сделали чего-нибудь поесть. Как говорится, война войной, а обед должен быть вовремя.

Нертов кивнул и начал смотреть бумаги. Они представляли краткий отчет агентства Николая Иванова о проделанных за последнее время в Питере делах. В нескольких словах там сообщалось об информации, полученной от источника «Слон», о бизнесе Михина, о действиях других акционеров, которые могли представить по мнению сыщика интерес. Там же упоминалась охранная фирма «Главбуха». Эта контора, на сколько знал Алексей, не разменивалась по мелочам. Она защищала только весьма богатых, более того, влиятельных клиентов, чьи реальные доходы были несопоставимы с декларируемыми, а влияние не ограничивалось одной фирмой, распространяясь порой до московских кабинетов. Последнее сообщение насторожило Нертова, так как очередной раз подтверждало соображения о крепких связях и больших деньгах покойного Даутова, а значит, и об опасности Карабаса, надумавшего расправиться с генеральным директором «Транскросса».

Алексей уже не раз задумывался, что этим Карабасом не мог быть простой человек, например, кто-то из незаслуженно уволенных работников – слишком большие деньги требовалось вложить в организацию покушений. И не приходилось сомневаться в правоте Пьера, считавшего, что вопрос с нежелательным свидетелем – охранником Нины Климовой, узнай кто, что он жив, решится без раздумий. В этом, правда, не сомневался и сам Алексей.

* * *

Когда, злополучной ночью он прыгнул со скалы, надеясь, что Нина успеет скрыться, это казалось единственно правильным выходом: девушка бы не бросила своего спутника, будь хоть малейший шанс на его спасение. Следовательно, бандиты захватили бы и Нину и, не раздумывая, добили Нертова. Прыгая вниз, он не был уверен, что останется жив – слишком велика была вероятность разбиться о прибрежные камни. Но, на счастье, в этом месте скала уступом нависала над морем, и Алексей относительно удачно достиг воды. Однако выбраться на берег оказалось непросто. Штормило, и справиться с прибрежным тягуном, да еще с раненной рукой, было под силу не всякому.

Неизвестно, сколько времени Нертов боролся с течением, пытавшимся отнести его подальше от спасительного берега, но выручили навыки, полученные в спортшколе, где он некогда занимался современным многоборьем. Захлебываясь соленой водой и почти теряя сознание, Алексей старательно греб и греб, вспоминая лягушек из японской сказки, попавших в крынку с молоком. Одна из них, смирившись с судьбой, поджала лапки и утонула. Другая же билась за свою жизнь до тех пор, пока молоко не превратилось в масло. И Нертов, преодолевая слабость, стремился выплыть во что бы то ни стало.

После он не мог вспомнить, как сумел добраться до берега, как Пьер, отправившийся с напарником на поиски друга, нашли его и отвезли к знакомому доктору. Алексей так и не пришел в сознание, пока врач извлекал пулю из его руки и проводил переливание крови. Затем выяснилось, что после ночного купания Нертов подхватил еще и крупозное воспаление легких. Волей-неволей его пришлось оставить лечиться на вилле Пьера, который втайне от друга и от своих колег-католиков несколько раз наведывался в Свято-Николаевский собор и ставил свечи «за здравие».

Когда Алексею стало немного лучше, он попытался проанализировать ситуацию. Выходило, что худшие опасения оправдались – за девушкой велась охота. Причем, причиной были деньги Даутова, который, видно, понимал это, но почему-то недооценил противников. Ибо заказчик похищения, этакий Карабас-Барабас, неизвестен даже приблизительно. В противном случае генеральный директор «Транскросса» давно бы нашел способ устранить опасность. Правда, нельзя было исключить, что Карабас слишком силен и Даутов просто так не мог с ним расправиться, но такая версия была слишком иллюзорна – «В конкретной ситуации, – думал Алексей, – клиенту терять было нечего – он бы пошел на любые контрмеры». А уж возможности Анатолия Семеновича Нертову были известны хорошо.

Когда состояние Алексея перестало вызывать серьезные опасения за жизнь, Пьер рассказал ему о происшедшем в те дни, пока его друг лежал в беспамятстве. Он сообщил также, что пытался связаться со своим петербургским клиентом Даутовым, но тот скоропостижно скончался. Вроде бы от сердечного приступа. Алексей тяжело вздохнул. Дело было не в том, что умер клиент, а значит, бодигард был формально в праве считать себя свободным. Об этом Нертов даже не думал. Просто со смертью Даутова обрывалась надежда и что-либо выяснить об убийстве прежнего клиента – банкира Чеглокова, и более точно определить возможных врагов Анатолия Семеновича, а значит, заказчиков похищения.

Со смертью Даутова, как решили друзья, опасность не миновала и охота за даутовским наследством, по всей видимости, только начинается. В конце концов, посовещавшись, Алексей и Пьер наметили план неотложных действий, которые нужно успеть побыстрее провести во Франции. Кроме того, они решили, что пока не следует никому говорить о спасении Нертова, пусть он некоторое время поживет в загородном доме Пьера, а там видно будет.

– А уж уход-то тебе самый теплый будет обеспечен, – заявил на прощание Пьер, хитро взглянув на друга, – надеюсь, на этот счет сомнений никаких нет?

После этого сыщик ушел по делам, строго-настрого наказав своему однокашнику не вставать с постели без разрешения доктора и пообещав постоянно докладывать о ходе поисков.

Алексей, оставшись один, задумался. Лежать без дела было мучительно, но Нертов понимал, что сейчас толка от него мало. Франция, какая бы она не казалась светлая – страна для него чужая и здесь нормально работать может только настоящий француз. По своим правилам игры. Везде свои правила. Алексей невольно вспомнил службу в военной прокуратуре, когда он, молодой помощник военного прокурора, пытался бороться с укрывательством преступлений.

Думая о прежних делах, Нертов вспомнил про правило «палок», из-за которого так страдала армия. Про эти «палки» было хорошо известно любому, кто сталкивался с военной службой: по недомыслию высшего командования любая войсковая часть считалась благополучной, если там не было официально зарегистрированных преступлений – «палок». В противном случае вся вина сваливалась на «маленьких» командиров, «не обеспечивших поддержания воинской дисциплины». Офицер, выявивший в своем подразделении криминал, вынужден был не передавать злодеев военному прокурору для неотвратимого наказания, а, под страхом собственной ответственности, прилагать все силы, чтобы показать видимость благополучия, по сути – потакать правонарушителям, которые бесстрашно могли совершать все новые и новые преступления. Известно, что силы к укрывательству прилагались немалые: потерпевших солдат прятали не только в гражданских больницах, но и на собственных квартирах, сулили златые горы за молчание, подделывали медицинские документы, пытались споить, задобрить, купить, а то и опорочить сотрудников военных прокуратур.

Но Нертов тогда был молод и не знал всех правил игры, превращаясь из режиссера в заурядного статиста, даже, скорее, зрителя разыгрываемых перед ним спектаклей. И каких! – Один случай со злополучной «стрелкой», в которой вояки участие принимали, чего стоил! Интересно, сумели ли тогда особисты «раскрутить» это дело и довести его до ума?..

Вороша в памяти прежнюю службу, Нертов не знал, что в это же время в одном из соседних городков один из его земляков, непосредственно участвовавший в этих событиях, вспоминал ту же самую «стрелку»…

* * *

…Пацаны, сгрудившись у трех машин, нервничали. Разборка не предвещала ничего хорошего: «Федотовцы» – известные беспредельщики и могут запросто начать мочить не по понятиям. Только Бригадир, развалившись на заднем сидении, был на удивление спокоен, рассматривая новенькую «уоки-токи»: если бы эти отморозки знали, какой сюрприз он приготовил! Ну, ничего, пусть поволнуются – в другой раз увереннее будут.

Со стороны города дорога запылила.

– Едут! – Запаниковал Крыс. – Братва, готовь стволы!

– Не кипятись. Все будет путем. Поговорим спокойно и разъедемся. – Бригадир, не торопясь, вылез из машины.

Подъехавший кортеж остановился, не доезжая до ожидавших метров сто пятьдесят. Из него высыпала толпа стриженных быков, от которой отделился и медленно пошел вперед, кажется, сам Федот.

– Этих явно больше. Наверное, с автоматами (слишком далеко остановились), но, твари, боятся. Значит уважают – сам Папа приехал потолковать, – подумал Бригадир и также не торопясь пошел навстречу приехавшим.

– Ну что, брат, как делить-то будем? – Ласково осведомился Федот – сами уйдете из города или помочь чем?

Глубоко посаженные глазки бандита, казалось, хотели выжечь дырку на лбу визави. Тот непроизвольно отметил, что федотовские быки исподтишка начали ощетиниваться стволами (точно, автоматы!), направив их в сторону братвы Бригадира.

«Только бы не начали стрелять. Я-то успею прикрыться этим ублюдком, но дело загубим. – Бригадир, старался выглядеть миролюбиво. – Давай, лучше спокойно поговорим. Тут у меня кое-какие предложения есть».

– Давай, только короче базар. – Хмыкнул Федот.

– У нас проект есть. Для совместного исполнения. Щас покажу. – Бригадир незаметно нажал тангенту рации, дав два тональных сигнала.

– Чаво ты… – Казалось, что челюсть у Федота вдруг заклинило в нижнем положении. Он замолчал и удивленно уставился куда-то за широкую спину Бригадира.

– Только спокойно, Федот, скажи своим орлам, чтобы не дергались и продолжим, как ты говоришь, базар.

Со стороны ближайшего лесочка в направлении говоривших и наведя пушку в сторону «федотовцев» летел Т-80 с бортовым номером 150, а высунувшись из люка танка, у крупнокалиберного пулемета дико скалился Шварц…

– Как давно это было, – думал Бригадир, – уже и Шварц, сломавший тогда Федоту шею, давно покойник, и Крыса менты, как он не исхитрялся, упаковали. Да и кого сейчас найдешь из тех, старых? Только я, кажется, и остался, вовремя ноги сделал, поэтому – живой. Пока. Хорошо, еще, что Папа-заказчик сорвал злость на горе-часовых и, вроде, успокоился, надавав кучу других заданий. Но с ним не сегодня – завтра придется разбираться. Я слишком опасный свидетель – Папа этого не любит…

Бригадир сидел в небольшом французском кафе, потягивая кир – шампанское с ликером и ждал корреспондента одной небольшой, но достаточно скандальной газетенки, выуженного на обещание пикантных подробностей происшествия с русской туристкой.

– Месье? – Раздался радом чей-то вкрадчивый голос, – Это вы из России?..

* * *

…Итак, Пьер и Алексей решили до поры-до времени не афишировать, что Нертов жив. Кроме того, однокашники договорились, что будут вести поиски исполнителей покушения на Лазурном берегу, а тем временем агентство Иванова отработает питерские версии. И вот, когда минуло несколько месяцев со дня последнего покушения на Нину, Алексей изучал очередное донесение, полученное от сыщиков Арчи.

Доброго в донесении было мало. Николай подтверждал версию, что в похищении участвовали питерские бандиты и что заказ, по всей видимости, тоже поступил из Северной столицы. Результаты отработки отдельных акционеров еще ни о чем конкретном не говорили и только начинали складываться воедино, как кусочки огромной мозаики. Полную же картину всех обстоятельств, и, главное, расстановку сил, связанных с Ниной Климовой и ее отчимом, сложить было крайне трудно. Однако, сообщение сыщиков о странных вещах, творившихся в последнее время вокруг их агентства, в том числе необъяснимое покушение на Иванова, наталкивали на очевидную мысль: сыщики работают в правильном направлении и подобрались на слишком опасное для заказчиков преступления расстояние. Иначе бы детективов никто не попытался столь беспардонно остановить, ходили бы они себе потихоньку и задавали вопросы вроде «а вы не видели, не слушали, не знаете?», получая в ответ вежливое «нет», а от более нервных людей просто «пошел ты…».

Нертову хватило сообразительности понять, что, например, задержание некоего отмороженного Слона как таковое не могло быть поводом для начала работы киллера. Но совершенно другая ситуация могла возникнуть, если Слон этот, попав в клетку, просто рассказал своему начальству посредством какой-нибудь выброшенной через окно «малявы» или, еще проще, с помощью очередного, шастающего по камерам радиотелефона, либо через старательного адвоката об обстоятельствах этой посадки. И о вопросах, которые ему, Слону, задавали господа, прервавшие приятный отдых в сауне. Дальше – дело техники – действия сыщиков просчитывались элементарно.

Неудачная работа киллера по всей вероятности была только началом контрмер, принимаемых против Арчи и его команды. И Алексей решил: надо срочно возвращаться в Питер. Во-первых, он сможет лично участвовать в расследовании и оперативно работать с информацией; во-вторых, основные дела во Франции были уже выполнены, и вряд ли следовало надеяться, что бригадир Боря придет с повинной в сыскную фирму Пьера Венсана. А в-третьих, после возвращения бодигарда в родной город неизвестные ему пока силы могут переключить свое внимание на него и таким образом засветить себя.

Последним аргументом, придуманным Нертовым в обоснование необходимости поездки, было нахождение в Петербурге бригадира Бори. А бывший сотрудник военной прокуратуры не мог себе позволить, чтобы с этим бандитом разговаривали отставные оперативники, считая, что это лучше получится у него. Нет, никаких причин усомниться в профессионализме друзей – просто на этот счет у Алексея были достаточно серьезные основания: Нертов раньше явно сталкивался с этим Борисом, причем не по разные стороны барьера, а потому рассчитывал на то, что сумеет найти взаимопонимание.

Некогда, собираясь начать боевые действия, русичи предупреждали своих врагов: «Иду на вы…». Сегодня времена изменились и Нертов до поры – до времени не сбирался никому афишировать свое возвращение. Поэтому он только отзвонился Арчи, предупредив о приезде и попросив организовать какую-нибудь машину для встречи. Затем, простившись с гостеприимным Лазурным побережьем, вылетел в Петербург.

* * *

В последнее время удача отвернулась от него: сначала – нелепая и жестокая смерть Катерины, потом – неудача во Франции, а в довершение – угроза разоблачения из-за того, что какие-то два придурка – сыскаря решили отомстить всему свету за своего знакомого. Борис не сомневался, что и русский, и французский сыщики – придурки, так как только такие люди могут себе во вред и при том совершенно бескорыстно целыми днями пахать, выискивая приключения на свои головы. И не только. Правда, несколько поразмыслив, Борис пришел к выводу, что жизнь все же состоит не только из сплошной черной полосы. Ведь догадался же продажный писака позвонить по оставленному телефону и сообщить, что некий Пьер Венсан, сыщик, а проще говоря – мент, хотя и французский, очень интересовался, кто же заказывал публикацию о «Русской Изольде».

Если бы Борис знал, что репортер скрыл от него, что передал сыщику фотографию, то сильно расстроился. Но это бригадиру известно не было, и он похвалил себя за предусмотрительность. Да, он правильно сделал, оставив журналистишке телефон для связи и пообещав приплатить, если им придется воспользоваться. Безотлучно дежурящая «на трубке» бабуля, не выходящая уже несколько лет из своего дома из-за больных ног, старательно записала сообщение, несмотря на то, что из всего сказанного поняла только два слова «Борис» и «Франция». Но и этого краткого сообщения было вполне достаточно, чтобы забить тревогу.

Не подвел и Слон. Попав в переделку, гнусно подстроенную сыскарями, он догадался заявить, что нуждается в адвокате и перепуганные прокурорским надзором менты вынуждены были предоставить свидание с защитником. А дальше все до нельзя просто – гонорар адвокат получал уже у бригадира.

Размышляя о своей нелегкой жизни, Борис чуть не проглядел вошедшего. Это был невысокий, но крепкий парень, несмотря на жаркую погоду одетый в рубашку с галстуком и пиджак. Но по тому, как он вошел в бар «Анка», излюбленное место отдыха бригдира, можно было понять, что это тоже один из завсегдатаев. Сев за столик к Борису, парень велел живо подскочившей официантке, чтобы она принесла чего-нибудь холодного попить. Бригадир сразу понял – браток его порадовать ничем не может. Хотел бы – безусловно. Ибо все, кому выпадала честь работать на Бориса, поняли давно: шефа лучше не огорчать. Особенно, если причиной огорчения стала твоя же собственная нерасторопность и наглое игнорирование предписаний бригадира.

– Ну, чем порадуешь, Гриня? – Спросил Борис вошедшего.

– Облом, начальник, – ответил тот, – погорел наш наркоша.

– Его прихватили?

– Да. Мы, как было сказано, «пасли» подъезд весь вечер. Слышали издали все три выстрела. Потом, минут через пятнадцать подъехали менты. Еще минут десять прошло, смотрим – тащат.

– Что, он сам идти не мог?

– Немного ногами перебирал, но без помощи не дошел бы. Мы все их сообщения записали: говорили, что обычный наркоман. Но, думаю, бывший опер не дурак, чтобы сразу кричать: «Киллеры! Заказуха!». Нападение, как нападение, так часто бывает.

– Где сейчас наркоман?

Гриня пакостно хихикнул:

– В краю бесконечной оттяжки. Мы ему впрыснули дозу, какую ты рекомендовал. И сработало. Он еще днем был не жилец. Потом мы выяснили, через нашего сержанта в отделении его дальнейшую судьбу. Наркот отбросил копыта уже через два часа. За это время менты смогли вытрясти из него лишь имя. Он, даже, фамилию сказать им не успел, так закайфовал.

– Сыскарь оставил заяву?

– Да. Самую обычную. Иду домой, никого не трогаю, нападает гражданин со «стволом». Гражданина скручиваю, потом звоню в родную ментярню. И никаких киллеров. Мол, такой у меня подъезд: что ни площадка – то заморочка.

Борис призадумался. Его новый враг хотел остаться в тени. По крайней мере, не старался вовлечь в их маленькую войну силы правопорядка. Может у бывшего опера самого рыльце в пушку? Или он хочет справиться сам? И подготовил ему, Борису, такие сюрпризы, с которыми милицию знакомить не стоит?

– Шеф, – неуверенно начал Гриня, – может с ним договориться? Для начала послать еще голубиную голову и в клюв положить сто баксов, – бандит рассмеялся, восхищенный собственной идеей. – А потом позвонить и прямо сказать: мужик, давай договоримся. Берешь бабки и про нас забываешь. Когда он расслабится, можно и наехать. Даже баксы вернем.

– Он бывший опер. И сейчас хочет не просто отработать деньги, а сводит счеты за погибшего товарища. С таким можно договориться, только если он будет пристегнут вот к этой батарее.

– Тогда надо его поскорее пристегнуть, – поддержал бригадира Гриня. – Без всяких наркоманов, а просто поехать и взять.

– Не хочу тебя обижать, – усмехнулся Борис, но «просто» вы его не возьмете. И, знаешь, дружище, чего я особенно побаиваюсь? Чтобы он, случаем, не взял кого-нибудь из вас. Пацаны вы все крутые, спорить не буду. Но Слон тоже был крутым. А язычок у него оказался на гнилой привязи. Сразу порвалась.

Гриня постарался выразить возмущение: как это так, не верить в самых близких и надежных друганов! Борис его успокоил: «Не суетись. Кто знает, может, и я тоже у него раскололся. Наши фантазии дальше утюга не идут, а у оперов – квалификация».

– Значит, надо просто замочить. Сразу из нескольких стволов», – разгорячился Гриня, но бригадир оборвал его:

– Ты, кажется, в натуре пытаешься меня подставить, – зашипел Борис, – мало того, что из-за вас я засветился во Франции, так еще с одним простым сыскарем разобраться не можете. И вообще, забудьте, наконец, про «волыны». Лучше организуй пацанов, чтоб они по голове ему настучали где-нибудь у родной парадной – пусть после менты разбираются, что за малолетки-беспредельщики проломили дядечке башку. А еще лучше, сами против него работать пока не будем. А если и будем, то под моим непосредственным руководством. Пока же надо осмотреть его квартиру. У всех ментов есть привычка: самые важные вещи хранить не в конторе, а дома. Может, повезет – узнаем, что он успел накопать.

– Лады. Посмотрим.

– Нет. Вам самим смотреть не надо. Это же не окраина, а старый дом. Тут всякие дяди Саши и тети Маши знают друг друга и чуть что сразу звонят в ментовку. А нам, с нашими большими делами, лопухнуться в квартире все равно, как наступить в собачье дерьмо. В квартиру вы не пойдете. Найди пару сообразительных бомжар с хорошими навыками. Объясни, что они должны искать и что унести. Обещай сотни три баксов и всю добычу. Квартира не под сигнализацией, уже проверено. И не забудь объяснить бомжам: если их заметут, то они полезли в квартиру исключительно по своей инициативе. Иначе, или их забъют менты, или в «Крестах» им не выжить. Сами бомжей этих только издали подстрахуйте. Хотя ты и сам умный, сообразишь, что к чему. Главное – думай и действуй.

– Хорошо, – согласился Гриня, – подумаю.

– Да, кстати, пусть кто-нибудь, кто посообразительней, посидит в парадной этого агентства, – вдруг вспомнил Борис, – подключится к телефонной линии, да послушает немного. Глядишь, что и получится из этого…

Через некоторое время сообразительный бригадирский браток передал пацанам, что сегодня вечером некий Иванов собирается «забить» на работу и пойти с подругой в Эрмитажный театр. Гриня радостно сообщил Борису, что лучшего случая, чтобы настучать сыскарю по голове не представится. Но, оборвав своего подручного в пиджаке и галстуке, собирающегося лично заняться «телкой», бригадир, вспомнив свою Катю, прошипел: «Гриня, я ведь уже говорил однажды: бабу не трогать. Если они будут вдвоем – ее только придержать. А с сыскарем решить все вопросы. Повторяю: все. Чтобы больше с ним заморочек не было. И безо всяких «иду на вы» – главное сам знаешь».

– Куда-куда мне идти? – Недоуменно хлопая белесыми ресницами переспросил Гриня.

– Это так древние говорили, – уже миролюбиво разъяснил Борис. Значит: готовься, сейчас нападать буду. Учиться в школе надо было. Глядишь, уже сам в бригадиры вышел.

– Гриня снова недоуменно посмотрел на бригадира, но ничего не сказал…

* * *

Казалось, он так и остался под палящим средиземноморским солнцем. Еще, когда самолет подлетал к городу, вежливая до приторности стюардесса сообщила пассажирам, что за бортом – минус 30, а в Петербурге – плюс 30 градусов тепла по шкале Цельсия.

Только питерская жара не чета южно-европейской. Влажная духота, повисшая над городом гарь от множества некогда списанных из той же Европы авторазвалюх и от столь же старых шедевров отечественного автомобилестроения, озлобленные и деловитые толпы суетящегося народа, равнодушные к гражданам стражи общественного порядка, обнаглевшие «волчары» – таксисты, требующие чуть ли не по сотне баксов за поездку в центр… Но Нертову повезло: его встретила машина из сыскного агентства.

– Куда поедем? – Спросил шофер, довольно молодой парень, очевидно не так давно окончивший срочную службу в армии. – Я сегодня в вашем полном распоряжении.

– Ну, раз в полном… – Нертов на секунду задумался, а потом, словно вспомнив что-то важное, решил, – тогда домой, на Чайковского. Но, пожалуйста, через центр и не очень быстро – я давно в городе не был.

Водитель, несмотря на предложение «не очень быстро», лихо вырулил со стоянки, выехал на Московское шоссе и, осторожно миновав пост ГАИ, погнал к центру. Как и ожидал Алексей, город практически не изменился за несколько месяцев его отсутствия. Только больше встречалось перекопанных заботами новых властей участков дороги, на которых, казалось, машина обязательно рассыплется. Водила чертыхался, но старательно набирал скорость до отметок, за которыми размеры новых штрафов складывались в многозначные цифры. Машина проскочила Московский проспект, проторчала в нескольких пробках на вечно ремонтируемой набережной Фонтанки и, наконец, выбралась на Невский, рядом со взметнувшимися Клодтовскими конями. Алексей заметил очередного юного туриста (скорее всего из Москвы) залезшего почти под коня и пытавшегося отыскать мифический портрет князя Потемкина на бронзовых гениталиях благородного животного.

Было непонятно, почему водитель выбрал именно этот маршрут, но автомобиль свернул с проспекта за Домом книги и вскоре оказался на Конюшенной площади, неподалеку от наконец-то освобожденного от вечных лесов Спаса-на-Крови. Здесь водитель остановился и, извинившись перед пассажиром, побежал в ближайший ларек, за сигаретами. Из извинения Нертов понял, что ларьков в центре новые власти почти не оставили.