Текст книги "Аромат грязного белья (сборник)"

Автор книги: Михаил Армалинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Любвеобилие, или честная женщина

Catherine Millet.The Sexual Life of Catherine M./ Пер. с фр. New York: Grove Press, 2002. 210 p. ISBN 0-8021-1716-3.

Впервые опубликовано в General Erotic.2004. № 107. В скобках указаны страницы приведённой книги.

Парижская критиканка искусства, издающая популярный журнал Art Press, взяла и написала историю своей сексуальной жизни. Да ещё какой! Во Франции раскупили чуть ли не миллион экземпляров. Весь мир срочно перепечатал. Россия, говорят, вот-вот встанет в ряды стран, что перевели.

Короче – нечто. Даже фурор.

Мне стало любопытно, есть ли основания для такой суеты. И теперь официально и торжественно заявляю – есть. Причём вполне.

Чем же эта книга из ряда вон выходяща – мало ли кто исповедовался в своей сексуальной жизни? Оказывается, что мало. А так, как Catherine, никто.

Catherine Millet, респектабельная женщина, с нормальной психикой, спокойным тоном, без дешёвых трюков, подробно и проникновенно рассказывает о своей страсти к оргиям и множественным сексуальным партнёрам. Она разумно оговаривается, что даже самая правдивая речь, очевидно, не является абсолютной в своей правдивости (64).

Однако у меня не остаётся сомнения, что её правдивость, даже не будучи абсолютной, делает всю говорившуюся до неё женскую «правду» не более, чем гнусными баснями. Официальный взгляд на женщин и так называемую «женскую добродетель» становится необходимо срочно похерить и заменить на канон, выведенный Catherine Millet.

В своём повествовании Catherine никак не пытается скрыться ни за псевдонимами, ни за декорациями – открыто упоминает о своём журнале и прочем личном. То есть она ведёт себя так же честно, как и в тексте книги, называя еблю еблей, а хуи хуями.

В русском же переводе небось всё прозвучит как «траханье», «блин» и «мужской половой хуй».

Многие мысли, наблюдения Catherine весьма напоминают мои, да и вообще я заметил, что похожи мы с ней кое в чём: ей за пятьдесят, бездетна, среднего роста, с близко посаженными глазами и длинным носом, замужем – ну чем не сходство? И вот ещё важное сходство: она непьющая, напилась всего два раза в жизни (136), ровно столько же раз, как и я. Есть, конечно, и отличия. В половых органах, например. И ещё кое в чём весьма существенном: у меня за месяц не было столько баб, сколько у неё мужиков за одну ночь. А это весьма существенное отличие, о фундаментальных причинах которого – ниже.

Самая большая оргия, в которой Catherine участвовала, состояла из 150 человек, и она обработала около сорока хуёв, о чём она заявляет с гордостью (10).

Недавно был снят документальный фильм, где девица побивала порнорекорд Гиннесса – её ебли, стоя в очереди и переминаясь с ноги на ногу, более ста мужиков. Я видел эту героиню на Howard Stern Show.Это была женщина, которая занималась выёбыванием денег, с обязательными презервативами и ограничением по времени на каждого мужчину. Стоит ли говорить, что, когда эту женщину ебли, все её мысли были заняты сложением долларов. До умножения эта баба явно не доучилась, и на лице её, кроме пизды, ничего написано не было. Ну, может быть, ещё и жопа. (Правда, это для женщины тоже весьма много.)

Catherine же подсчётами не занималась, а еблась в пенящемся от спермы желании, жадно беря в рот и в руки побольше хуёв, которые ждали своей очереди, чтобы побывать в её пизде или/и в заду. Некоторые не утерпевали и изливались ей в глотку, которая радостно поглощала мужское содержимое. Женщинами Catherine тоже не пренебрегала, как и всякая нормальная женщина. Но всё-таки мужчины составляли главный источник её наслаждений и интересов.

Прежде всего, Catherine описывает, как её ебли, как она мастурбировала, а также прочие действия и сопровождающие их чувства. Кроме этого, она пытается объяснить, почему её сексуальная жизнь была такой, а не иной, но это у неё происходит безрезультатно. Её сексуальные предпочтения до сих пор так тщательно скрывались всеми женщинами, что теоретизирования о таком поведении являются просто защитной реакцией и попыткой оправдаться из-за производимого шока.

Несомненно и важно то, что условия, позволившие Catherine вести такой образ жизни в течение долгого времени, – это отсутствие детей, а также концентрация интересов исключительно на сексе, а не на алкоголе, наркотиках или садомазохизме.

Неизбежные аборты (Catherine лишь в одном месте упоминает «когда у меня был аборт» (204), по-видимому, не происходили чаще, чем у женщины, которая ебётся, не предохраняясь, с одним и тем же партнёром со злющей спермой.

Однако самое злосчастное в этом деле – венерические заболевания. Catherine пишет о них только дважды. Причём лишь о гонорее. Первую она получила сразу после начала своей женской карьеры и рассматривала её как своё крещение.

Многие годы после этого я жила в смертельном страхе от воспоминаний о той режущей боли, хотя я поняла, что она является знаком отличия тех, кто много ебётся (9).

Второе упоминание возникает в связи с радостями анального секса. На одной из оргий Catherine повелела ебать себя только в зад. Причиной такого великолепного предпочтения было, согласно её нечётким воспоминаниям, то ли опасное время овуляции, то ли «лёгкая гонорея» (26). От мужчины к мужчине передавалось повеление жрицы любви: «Она хочет, чтобы ебли только в зад». Так же предостерегали того, кто уже было навёл своё орудие на запрещённую цель. После этой анальной активности Catherine испытала гордость собой из-за того, что не ощущала в себе никаких сдерживающих сил, а полностью открылась народу задом, как в других случаях – передом. Что она подразумевала под «лёгкой гонореей»? По-видимому, то же, что под «лёгкой беременностью».

Пропустив через себя столько цистерн спермы, Catherine должна была бы возвращаться к этой и другим болезням не раз. Однако то, что она по сей день жива и здравствует, говорит лишь о том, что плата за наслаждения была минимальной.

Предпочтение к большому количеству мужчин у Catherine не было результатом постепенного развития сексуального чувства, а было врождённым. Ещё маленькой девочкой она уже мечтала о нескольких мужьях, что она считала само собой разумеющимся. Catherine волновала иная проблема: можно ли иметь несколько мужей одновременно или только последовательно? А если последовательно, то сколько надо ждать, прежде чем перейти от одного мужа к другому? А также: сколько мужей иметь «приемлемо»? Пять, или шесть, или много больше – бесчисленное количество? (1,2).

Она потеряла девственность в 18 лет, но через несколько недель уже занялась групповым сексом (три парня и две девушки). Она не была инициатором, но сознательно спровоцировала эту затею.

Catherine никогда не стыдилась своих эротических фантазий. А это основа для того, чтобы они, став реальностью, не подавляли, а счастливили тебя. Не стыдиться своих фантазий – это основа здоровой психики.

Catherine быстро открыла для себя, что острота наслаждения, которую она ощущает от прикосновений, поцелуев и ебли, обновляется с каждым новым мужчиной, а их, по счастью, имеется вокруг огромное количество. Всё остальное не имело для неё значения (6). Она пишет так:

Ничто не могло меня остановить перед тем, чтобы постоянно стремиться вкушать новую слюну и ощупывать рукой форму нового хуя, которая всегда была радостной неожиданностью (8).

Catherine подробнейшим образом и с великим чувством описывает различные хуи – их форму, вид, вкус, ощущения, испытываемые от них, и пр.

Из всех опробованных хуёв Catherine может только сорок девять соотнести с соответствующими им лицами. Остальные остались для неё хуями безликими. (Вот она, «девичья память».) Это подтверждает лишь то, что наслаждение для женщины вовсе не страдает от обезличенности. Если женщины влюблялись в уродцев (то есть в красоту со знаком минус), то ещё легче предположить влюбленность при полном отсутствии лица (ноль красоты). А ещё точнее, вся красота перемещается с лица на гениталии, и необходимость в лице пропадает.

Самым важным было то, что никаких моральных ограничений Catherine не ощущала и была естественно предрасположена к всевозможным сексуальным экспериментам. Она с готовностью следовала желаниям мужчин и никогда не выводила из этого самооправдательных теорий и не относилась к этому с озлоблением. Она быстро осознала, что не любит кокетничать, заниматься соблазнением, и потому она принадлежит к таким женщинам, которые не противостоят мужчинам, а являются их сообщницами (7).

Я ни с кем не знакомилась в метро, ибо заполнять кокетством и заигрываниями время между знакомством и совокуплением было бы для меня нестерпимо. Но если бы толпа в метро стала предаваться самым изощрённым наслаждениям с той же лёгкостью, как она принимает за должное выражение отвратительной тоски на лицах пассажиров, то я могла бы легко предаться таким совокуплениям, как животное (54).

Всё верно, но в конце она взяла и поддалась той же толпе своим сравнением «как животное» – это что? Всё-таки унизить себя захотелось? Да не как животное, а как человек, который звучит гордо прежде всего в своём истинно женском (общедоступном) проявлении.

Catherine чувствовала себя уверенной, только когда сбрасывала платье.

Нагота была моей истинной одеждой, которая защищала меня (12).

Как христианские придурки осеняют крестным знамением нагую женщину, чтобы защититься от дьявола, так нагота защищает женщину от всякого ханжи, который, узрев наготу, не в состоянии ей противостоять и бежит либо от неё, либо к ней. Нагота – это власть, которая наделяет Catherine уверенностью.

Она ненавидела ритуалы заигрываний, нудные разговоры и приготовления к ебле, когда она приходила в место, где должна была совершаться оргия. Так, одна дурацкая группа свингеров завела традицию начинать еблю только после завершения совместного обеда, причём всегда в одном и том же ресторане. Ржавым гвоздём этой программы было снятие трусиков с одной из женщин, пока официант разносил блюда.

Catherine проявляла чрезвычайное чувство такта:

Я считала, что это неприлично рассказывать похабные истории во время оргии (22).

И здесь я нахожу у нас сходство: я в подобных ситуациях тоже возмущаюсь: на оргии надо ебаться, а не лясы точить.

Catherine всегда отделяла заигрывание как начало игры от игрушек, в которые начинают играть лишь для того, чтобы оттянуть начало игрищ.

Вот какое основополагающее заявление делает Catherine по этому, да и по другим поводам:

…всякие общения с людьми приводили меня в смущение и замешательство, и потому половой акт был для меня убежищем, в которое я добровольно пряталась. Это был способ избежать взглядов, которые меня смущали, и разговоров, которые я не умела поддерживать. А потому у меня не было намерений проявлять какую-либо инициативу – я никогда не флиртовала и не пыталась вести счёт победам. С другой стороны, я была абсолютно доступна любым своим отверстием в любое время, в любом месте, без всяких сомнений или сожалений и совершенно без угрызений совести» (36).

И действительно, только одно постыдно в сексе – это стыд.

С течением времени смущение и замешательство, которые Catherine испытывала во время всевозможных сборищ, заменились обыкновенной скукой (51). И действительно, тоска смертная торчать в компании мужиков и баб и заниматься словоблудием. После двух минут разговора говорить мне тоже абсолютно не о чем и хочется просто взять бабу и ебать.

Catherine уточняет:

Я уже говорила о скуке, охватывающей меня в компании друзей, и как я избавлялась от неё, отправляясь с одним из них поебаться. Но даже ебля может оказаться скучной. Хотя я предпочитаю именно эту форму скуки (188).

Многочисленные связи Catherine с коллегами только способствовали эффективности её работы. Она была далека от того, чтобы нагнетать сухую холодность рабочих отношений, которые, как принято считать, следует поддерживать, чтобы не нарушать победоносного хода производственного процесса.

Когда однажды Catherine листала глянцевые обложки в порномагазине, она возмечтала о новых отношениях между сослуживцами:

Если бы можно было их также листать на рабочем месте и предлагать соседу взглянуть на приглянувшееся (127).

Для свершения такой голубой мечты Catherine следовало организовать журнал не искусствоведческий, а порнографический, тогда бы в редакции такого журнала это было бы не только возможно, но даже обязательно.

Ещё одно подтверждение душевности Catherine состоит в том, что с большинством мужчин, с которыми у неё были продолжительные связи, она до сих пор сохраняет дружеские отношения. Сразу видно, что не сука. Из высоконравственных сук.

Catherine совершенно лишена меркантильности. Однажды, подначиваемая, она решила попробовать проститутничать. Но она совершенно не была в состоянии вести какие-либо переговоры с клиентом о деньгах. Устанавливать какой-то психологический контакт, вести какой-то разговор, необходимый для вытягивания максимума денег из клиента, – всё это напоминало ей процесс соблазнения, что для неё было совершенно чуждо (69).

Кончилось тем, что она, как обычно, бесплатно поеблась с мужиком.

Catherine нередко проводила время с богатыми любовниками, и над ней шутили, что она не может ничего из них выжать, тогда как всё, что она хотела выжать из любовника, были обильные капли спермы.

Согласно моему определению честной женщины (см. «Спасительница» в моём «кирпиче» Чтоб знали! М.: Ладомир, 2002. С. 441–493.ISBN 5-86218-379-5.):

И лишь мужчина и женщина на оргии, увидевшие друг друга и сразу, возгоревшись похотью, бросившиеся совокупляться, – вот в этой ситуации женщина ведёт себя прилично.

Catherine точно подпадает под это определение. Вот уж поистине, приличная и честная женщина!

У Catherine полностью отсутствуют садистские наклонности, она не понимает, в чём состоит удовольствие, которое садизм якобы приносит. Она не могла никого хлестать плетью, когда её об этом просили, или хотя бы шлёпать (171) – и здесь мы с нею как близнецы.

Все малотрадиционные разнообразия в сексуальных контактах она воспринимала не стоически, а судьбоносно исследовательски, согласно определению ебли в её жизни:

Я верила, что ебля – и под этим я имею в виду еблю частую и желанную, с каким бы это ни было партнёром или партнёрами, – это образ жизни. Если же это не так и ебля допускается только при определённых условиях и в уготованное для этого время, тогда она становится всего лишь исключением из традиционного жизнепорядка».

Ведя такой образ жизни, Catherine принимала всех – молодых и старых, чистых и грязных, рабочих и банкиров, никому не отказывала и с радостью лизала мужской анус, если его ей подставляли, и запах и вкус дерьма её не пугал, а принимался с радостью, хотя она не была корпофагшей.

Некий любовник мочился ей в рот, что ей было не шибко вкусно и приятно, но она это делала, чтобы преодолеть ещё одно препятствие на пути к сексуальному совершенству. Она не испытывала ни мазохистского наслаждения, ни унижения, а лишь торжество, лёжа в этой отвратительной жидкости (192).

Catherine признаётся с некоторым сожалением или уязвлённой гордостью, что она так и не встретила истинного любителя её пердежа и экскрементов (133). Но тут же заявляет, что это её не интересовало. А самой

…ебаться, превосходя отвращение и пребывая вне его, было вовсе не унизительным, а, наоборот, возвышением над всеми предрассудками (142).

Для полноты картины Catherine уточняет, что ей не удалось поебаться с собакой – понадеялась на любовника, который обещал притащить за ошейник, да и не смог (142). Тоже мне, никак не могла взять на себя инициативу, хотя бы с собакой – всё ей мужика-менеджера подавай.

Тут следует особо отметить, что оргии и прочие многопартнёрные ситуации преподносились для неё любовниками на блюдечке с голубой каёмочкой.

Catherine нравилось, когда один мужчина подавал её другому мужчине для ебли – представлял значит (112).

На оргию Catherine всегда приводил какой-либо её любовник, который наслаждался тем, что её ебут много мужчин. Во время оргии она слепо полагалась на своего чичероне, и её общее ощущение в оргии было, будто бы она слепо, словно клеточка плоти, перемещается в бесконечной её материи. Она верила, что присутствие партнёра охраняло её от всего плохого, что могло случиться.

Я вверяла себя ему, отказываясь от своей свободной воли… Что бы ни случалось, это было менее странным, чем когда не случается ничего (151).

И такая глубокая вера в своих любовников оправдалась:

Ни разу на оргиях я не была подвержена ни жестокости, ни угрозам, наоборот, я была вознаграждена таким вниманием, которое я редко находила в классических отношениях «один на один» (152).

И это признание исключительно важно, поскольку все женские страхи группового изнасилования связаны не с милой последовательностью хуёв или их одновременностью, а с жестокостью мужчин, которой они наполняют секс.

Любовник, что приводил Catherine на оргию, всегда к ней относился заботливо и охранял её от каких-либо неприятностей. Если ей требовался отдых, то её сразу отпускали, либо это организовывал её любовник, который всё время находился поблизости и следил за благополучием своей наслаждающейся возлюбленной.

Один из таких благодетелей по имени Эрик, приведя Catherine на оргию, раздевал её и располагал на кровати или диване в каком-нибудь алькове и выставлял её на пользование. Бывало, он сам начинал её целовать и ласкать, но сразу передавал её другим мужчинам. Любимая позиция Catherine – на спине, и она со смаком описывает, каким образом проходили ласки и что в них она любила больше всего. Иногда она находилась в непрерывной активности такого рода в течение четырёх часов.

Можно правомерно заключить, что, чем больше мужчин стоит в очереди на женщину, тем менее вероятно жестокое отношение с ней, потому что если какой-либо вздумает произвести какую-либо жестокость, то стоящие в очереди не допустят, чтобы телу, которое вскоре должно удовлетворить их похоть, был бы нанесён ущерб или оно было бы выведено из строя.

Представьте себе очередь за хрусталём, а кто-то вдруг начинает бросать камни в стоящие вазы и фужеры – да ему очередь руки-ноги переломает. А если бы очереди не было, то поодиночке далеко не каждый осмелился бы противостоять хулигану. Так и здесь. Да и по какой причине может возникнуть к женщине жестокость? Когда она кокетничает и не даёт, или не даёт в рот, или не даёт в зад. Тогда применяют силу, часто жестокую. A Catherine сразу и жадно давала куда угодно и кому угодно. Какая тут может возникнуть жестокость? – Только сплошная благодарность. Из этого вытекает глубокомысленный метод избавления от жестокости мужчин по отношению к женщинам – с помощью повсеместных и частых оргий.

Наслаждения Catherine иногда омрачались традиционными недугами любви. Вот что она о них пишет:

Большую часть своей жизни я еблась простодушно. Я имею в виду, что спать с мужчинами было для меня естественным делом, которое не тревожило меня неуместными переживаниями. Разумеется, что время от времени я испытывала кое-какие психологические осложнения (обманы, раненое самолюбие, ревность), но таким «убытком» можно было пренебречь. Я не была излишне сентиментальной. Мне нужна была нежность, и я её находила, но без нужды выдумывать любовные истории из сексуальных отношений (185).

Она со своей женской стороны подмечает характерную мужскую особенность, о которой я тоже писал со своей мужской:

Я испытываю глубокое восхищение феноменом приостановки времени в ощущениях любовников. Может пройти десять лет, даже двадцать или больше с тех пор, как мужчина занимался любовью с женщиной, но он продолжает говорить об этом и обращается к женщине так, будто это было вчера (56).

Избавиться от ревности ей не удавалось полностью, хотя способы против этого имелись. Вот как Catherine объясняет свою уязвимость:

Люди, следующие общественным нормам, более приспособлены для того, чтобы бороться с приступом ревности, чем те, кто следуют философии либертинов и оказываются беспомощными перед лицом страсти (65).

Та же неспособность к сопротивлению наблюдается у либертинов и по отношению к похоти, с которой обыкновенные граждане самоотверженно борются всю свою жизнь.

Острое желание – это наивный диктатор, который не может поверить, что кто-то может противостоять ему или даже причинить ему неудобство (158), – афоризмирует Catherine.

Она ревновала только тех мужчин, с кем она вместе жила. Так, одного своего сожителя Catherine ревновала лишь к той соблазнившей его женщине, что была красивее её (67). А значит, Catherine должна была ревновать постоянно, так как быть красивее её было нетрудно (на суперобложке имеется её портрет). Но зато Catherine законно гордилась тем, что она первой начинала оргии и была лучшей хуесосательницей. Я, кстати, тоже первый начинал оргии и был (есть?) лучший пиздолизатель.

Catherine справедливо замечает, что ревность противоречит принципам сексуальной свободы. Но противоречие исчезает, если принять реалистическую точку зрения, что полной свободы, в том числе и сексуальной, существовать не может. А посему последствия этой «неполноты» всегда будут «тут как тут» и с ними приходится заключать мир, раз уничтожить их не представляется возможным.

Одним из методов борьбы с ревностью Catherine называет интенсивную мастурбацию (68). И действительно, ревность основана на неудовлетворённой похоти. Таким образом, борясь с похотью, борешься и с ревностью. А лучше, чем мастурбация, для удовлетворения похоти нет – об этом пишет Catherine, и не раз. А если ещё использовать вибратор, то вообще никто не нужен.

Когда Catherine впервые попробовала вибратор, она кончила мгновенно. Причём огромным чётким оргазмом и без всяких фантазий, которые при мастурбации пальцем ей были необходимы, чтобы достичь оргазма. Она была потрясена чудодейственной механикой. Получилась комичная и парадоксальная ситуация: при её постоянной тяге к множеству партнёров, самый мощный оргазм она достигала в одиночестве. Вот когда она придумала название своей книге – Сексуальная жизнь Катрины М. – и громко хохотала, будучи наедине с собой в обществе вибратора (82).

Наличие ревности и прочих отходов любовного производства неизбежно вело к установлению границ, пределов. Catherine имела такой моральный принцип:

Табу – если живёшь с кем-то, – приглашать любовника без ведома сожителя, пока того нет дома (148).

Самодурство ревности Catherine описывает таким образом:

Во время оргии я могу запросто лизать пизду, в которую только что кончил мужчина, бывший сначала в моей пизде, но одна только мысль о том, что я вытираюсь полотенцем, которым вытиралась между ног женщина, втайне приходившая ко мне в дом… ужасает меня так же, как эпидемия проказы (150).

Уж и не знаю, как это назвать, как не «женской логикой». Я описывал в своём рассказе подобное: герой в присутствии радостно участвующей любовницы лижет пизду другой женщины, а когда при прощании он целует эту женщину в лицевые губы, любовница впадает в приступ ревности.

Из той же серии «женской логики», переходящей в область «женской гордости», и такая ситуация, которую описывает Catherine: она часто была ранима тем, что её одиночный партнёр не замечает еённой похоти, которая в ней вдруг возникала, но которую она никак не желала демонстрировать или даже намекать на неё. Мол, должен сам как-то почувствовать (159).

Так что оргия является панацеей как от ревности, так и невнимательности одиночного партнёра. На оргии не надо ждать догадливых партнёров, а достаточно лечь, развести ноги, и сразу образуется очередь удовлетворять женское желание. И женщине будет не до ревности, когда наслаждение полностью заменяет все её остальные чувства.

А вот вне оргий возникали сплошные сложности. Ну и как не посочувствовать Catherine:

Когда я пожаловалась своему близкому другу, как трудно поддерживать одновременно пять серьёзных отношений, он сказал, что трудность состоит не в количестве мужчин, а в установлении определённого баланса между ними. И поэтому он порекомендовал мне завести шестого (185).

Так шестой восстановил баланс и душевный покой. Вывод для женщин один – для душевного и телесного равновесия надо иметь не меньше шести постоянных любовников.

Недаром первая глава книги называется по-библейски «Числа», ибо самое существенное в сексуальной жизни Catherine, и, как следует из её описаний, – самое важное в сексуальной жизни всякой женщины – это число её сексуальных партнёров. В этом, как и в старозаветной писанине, вещающей о законах, – главный закон, перечёркивающий «единичную верность», и его можно сформулировать так: чем больше числа, тем лучше. Закон больших чисел.

Catherine познавала суть наслаждения, увеличивая количество мужчин и принимая их во все свои отверстия разом и последовательно. А, как известно, с помощью количества можно перейти в новое качество. Более того, количество можно рассматривать как верное средство, с помощью которого можно перейти в новое качество. И действительно, качество наслаждения от множественности партнёров становится чуть ли не принципиально иным по сравнению с тюремным однообразием моногамии.

Откровения Catherine можно наделять различными смыслами, и все они будут одинаково губительны для мифов о женской сексуальности, которые придумали мужчины, чтобы женщины послушно их повторяли и которым бы следовали на людях. Так можно считать, что эта книга противопоставляет оргию групповому изнасилованию. Причём открывается возможность снять это противопоставление с помощью модификации женского поведения, состоящего в честном взгляде на свои чувства и в следовании им уверенно и безоглядно. Единственная разница между групповым изнасилованием и оргией – это сопротивление женщины. Если женщинам взять пример с Catherine – не сопротивляться хуям, а всегда принимать их как носителей наслаждения, то изнасилования исчезнут: женщины своей доступностью смогут полностью искоренить изнасилования. Catherine учит: не отталкивай, а прижимай, не страшись, а радуйся, лучше больше, чем меньше. Мужская же роль в оргии, помимо выполнения своих хуёвых обязанностей, сводится к почётной заботе о женских потребностях и её защите от жестокости.

Помимо этого, откровения Catherine ниспровергает мужскую сексуальность с пьедестала, который мужчины сами для себя выстроили и с которого они пытаются сверху вниз взирать на женщин. Мужская мечта – выебать всех женщин, – похвальна, так как косвенно говорит об их якобы сексуальной мощи. Мужские робкие попытки свершить свою мечту в самом лучшем случае завершаются владением гаремами, в которых подавляющее большинство женщин вынуждено утешаться мастурбацией, лесбийской любовью и редким любовником из евнухов. Хью Хефнер для важности появляется везде со своими шестью юными блондинками. А они, бедные, готовы на каждый хуй броситься, да на пути – контракт с Хью и охрана.

Для женщины же – само желание иметь больше одного мужа или любовника было постыдным даже среди самих женщин, оболваненных мужской моралью. А тут Catherine доказывает, что это вполне достижимая норма.

Один из подвигов Геракла состоял в лишении девственности 13 девушек за ночь. Ничего не говорится в этом мифе о том, доставил ли он им какое-либо наслаждение или просто проткнул. Также неизвестно, сколько раз он кончил – 13 раз или три, а остальных брал сухостоем? Геракловский «подвиг» сразу становится смехотворным, если сравнить Геракловы способности со способностями любой женщины, а в особенности – Catherine. Она за ночь давала наслаждение мужчинам побольше, чем 13 раз, да ещё и сама наслаждалась по-всякому и многократно. Как убог миф о подвиге Геракла, когда есть настоящие подвиги Catherine?

Она вскрывает грандиозное сексуальное ничтожество мужчин по сравнению даже с одной женщиной. Жадные мужики мечтают о нескольких бабах одновременно. Что же может один мужик сделать с десятком баб? Кончит через три минуты с одной – и на боковую. Ну быть может, и доведёт с грехом пополам одну до одного оргазма. А остальные что, да и та, что только раскочегарилась одним-то? Ну а если научился тантрить, сдерживая оргазм, то что толку с того, что мужик сухостоем будет таранить пизду за пиздой. Бабам-то хочется, чтобы мужик в них кончал, чтобы излился семенем, а не работал, отдавая всю душу на сопротивление подступающему оргазму.

А вот если десять мужиков и одна баба, то – это радость ей удесятерённая. И всем мужикам кончить удастся, и она наконец хоть кончит, и, скорее всего, не раз, и будет наслаждаться значительно дольше, чем всего лишь минуту-другую до скороспелого единично мужского оргазма, а целых полчаса (отпустим по три минуты на каждого мужика). Правда, когда по второму кругу пойдут, то тут ей радости подольше будет.

Когда люди хотят учиться какому-либо мастерству, они ищут мастера, человека опытного. Но чуть дело доходит до секса, люди устремляются внимать невеждам и самозванцам. Что может знать о сексе и чему может научить католический священник, который обязан быть неопытным по уставу. Чему может научить моралист, который проповедует воздержание только потому, что всю жизнь ему бабы не давали? Какому сексу может научить гордящийся своей моногамией и единобрачием добропорядочный членик общества? В лучшем случае научат глупости, что не нужно выпивать реку, чтобы познать вкус воды, а достаточно сделать один глоток, мол, все пизды одинаковые. Эта фальшивая мудрость выдаёт бессильное самоутешение неудачника, не имеющего понятия, что помимо воды существуют вино, соки, прохладительные напитки, минеральные воды и прочие прекрасные жидкости.

Поэтому если и прислушиваться, то только к таким людям, как Catherine, которая не только посмела обзавестись огромным опытом, но и осмелилась о нём рассказать невеждам, как воинственным, так и миролюбивым.

Всех же моралистов, монахов и прочих воздержателей следует лечить принудительным наслаждением, о котором я как-нибудь напишу отдельно. А на миру не смерть красна, а любовь, как доказала Catherine во всеуслышание, во всёувидение и во всеощупывание.

Сильная сторона книги Catherine Mellet в том, что наконец-то женщина говорит небывалую правду о бывалых женщинах. Она срывает не только маски, но и всю одежду, выводит на чистую воду подлые мужские мифы о женщинах и даёт истинный портрет не только сексуальных желаний женщин, но и их возможностей свои желания удовлетворять.

Слабая сторона книги в том, что Catherine, отмыв наслаждение от грязи христианской морали, оставила его на растерзание моралистам, вместо того чтобы довести его до великой религиозной сути.