Текст книги "Аромат грязного белья (сборник)"

Автор книги: Михаил Армалинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

А в Кевине Джен прельщало то, что они как бы из одной команды – команды с ненормальной психикой и это якобы должно их больше объединять. Тогда как такого рода общность была приговором их отношениям, с которым ни Джен, ни Кевин не хотели ознакомиться, но который был окончательным и обжалованию не подлежал, несмотря на их страстные самообманы.

Инстинкт побега от алкоголика и наркомана у Джен тоже не сработал, и она стала лгать себе, что от привязанности к ним можно излечиться.

Так что «самый лучший» хахаль Кевин в итоге оказался хуже всех её мужчин, ибо приговорил её к вышке мечты, а потом и сбросил с неё головой о земь реальности. Но так как отношения с Кевином формировались не в Америке, а в России, то нет худа без добра – именно Россия научила Джен личной свободе, которой ей не хватало в Америке. И прежде всего – сексуальной.

Ещё со времён своих студенческих поездок в Россию Джен заметила, что среди её близких российских знакомых, женатых и неженатых, происходят спорадические любовные связи: друзья – с подругами друзей, жёны – с приятелями мужей и т д. Иными словами, все со всеми ебутся и вдобавок не мучаются американскими угрызениями совести, мол, ах-ах, согрешили. Эти свободные отношения явно привлекали Джен, хотя подражать им она не хотела, пока Кевин числился в женихах – рисковать свадьбой она не смела.

Но и у русских женщин счастье тоже было, как всегда, не полным – русская подруга Джен резюмирует, утешая её:

– Все мужики пьют и лгут.

(Это вместо вожделенного: ебут, пьют и снова ебут?)

Джен выросла в счастливой, любящей еврейской семье, и её старший брат демонстрировал ей пример идеального брака с красивой женой и ангелоподобным ребёнком. Сам же брат был, естественно, успешным врачом. И вот Джен тщетно пыталась найти себе еврея-врача в идеальные мужья. Дело систематически осложнялось её непривлекательностью – большой нос и прочие неприятности. Но многие курносые блондины прельщаются именно такими женскими носами, что и произошло в случае с Кевином – за одно это надо было держаться обеими руками.

Джен принимает в подарок от Кевина обручальное кольцо, которое было снято его знакомым фээсбэшником с пальца обезглавленной взрывом любовницы российского мафиози. Она даже испытывает восторг от такой предыстории своего главного подарка, хвастаясь им перед своими знакомыми.

С гордостью показывая всем кольцо, Джен чувствует, будто совершает преступление.

А в этом есть нечто пьянящее, не так ли? – говорит она.

Так и российское гражданство недолго принять.

Помолвка делает жизнь Джен счастливой как никогда – пора предвкушений празднований, внимания и восхищения ею, невестой. Джен хотелось бы быть помолвленной вечно, пребывая в неиссякающем счастье. Но ей ли не знать, что в Штатах сплошь и рядом помолвленные живут годами и часто не доживают до свадьбы, осточертев друг другу. Что даже в состоянии восторженной помолвки трепет выдыхается, но Джен лжёт себе, что помолвка – это разрешение всех её проблем. Однако от помолвки вскоре ничего не остаётся.

На фоне российской любви, свободно перехлёстывающей брачные и прочие границы, жизнь Джен начала принимать новые соблазнительные очертания, в особенности когда она лишилась иллюзий по отношению к своему жениху Кевину.

Джен учится наблюдать за своим телом, которое живёт своей жизнью, не подчиняясь её разуму, и таким образом Джен неосознанно вскрывает этот основополагающий конфликт человеческой психики, в особенности разительный у женщин. Джен везёт Кевина в Финляндию на автобусе, чтобы он полечился в тамошней клинике для алкоголиков и наркоманов. К этому времени он ей уже безразличен, если не противен – мужчина, надругавшийся над её семейными мечтами. А Кевин как ни в чём не бывало засовывает руку ей в трусики, и Джен ощущает, что она уже течёт, помимо своей гнусной воли. Пизда срабатывает на любое прикосновение – и в этом тотальная всеядность тела, которую Джен с недоумением подмечает, достигая неизбежного оргазма.

Разочаровавшись в экс-женихе, Джен запросто мечтает в объятиях обрыдлого Кевина, ставшего бесперспективным, о хуе Люка, его друга, который представляется ей спасением в данный момент, хотя она прекрасно понимает, что это мужчина не её типа. Джен так заходится в своих фантазиях, что в страсти даже произносит вслух имя Люка, на что Кевин после оргазма обращает её внимание (причём без всякой ревности). Согласно женской психологии, измена в мечтах вполне оправданна и не вызывает угрызений совести, если эта фантазия вызвана не похотью, а поиском любви, то есть стабильных отношений. Поэтому впервые за долгое время Джен испытывает ощущение собственной правоты – тоже «российское» достижение.

Между тем Джен весьма ревновала Кевина, тревожилась, находит ли он красавицу проститутку привлекательной, ревновала его к прежней любовнице, когда прочла его письма к ней – мечтать Кевину о других женщинах не позволялось, и его эротические фантазии рассматривались Джен как сама измена.

У мужчины же идеология более сиюминутна, чем у женщины, и описывается поговоркой: «по хую как по компасу» – тело и разум не находятся в таком противоречии и конфликте, как у женщины.

Чтобы ограничить цензуру, насаждаемую её разумом на всеядность своего тела, Джен отчаянно себе врала, закрывая глаза на негодные для мужа черты характера Кевина и на свои негодные качества жены и тем самым позволяла себе без угрызений совести раскрывать глаз пизды. Именно в соитии и в совместных оргазмах с Кевином, которые Джен несколько раз фиксирует в повествовании, она находит основной смысл этих отношений. Всё остальное оказывается ложью, выдумкой, фантазией, что весьма скоро и обнаруживается.

Размякшая на американском комфорте, Джен сразу демонстрирует свою женскую слабину, недопустимую для будущей жены. Она не из тех женщин, которые ловко и умело создают уют в любой дыре. Джен, войдя в питерскую квартиру, которую снял Кевин, увидела недоделанный «недоевро» ремонт: ненаклеенные обои, только дверную раму на месте двери в ванную – и Джен сломалась, схватилась за голову и запричитала:

– Я не могу этого вынести!

Да и что это за жена, которая в критической ситуации блюёт – именно таким физиологическим отправлением Джен отреагировала на то, что Кевин не пришёл домой в положенный час.

Даже еблю жених и невеста используют как способ лжи:

Ебля стала заменой разговора, ибо в разговоре придётся что-то признать, чего никто из нас не хочет.

Когда Кевин пытается покончить с собой, Джен вызывает его друга Люка и перепоручает Кевина ему:

– Я не могу сейчас заботиться о нём.

Так говорит будущая жена, которая должна при женитьбе дать клятву, что она будет заботиться о муже, пока их не разлучит смерть.

В итоге Джен полностью оклемалась в России и делает то, что в Штатах непозволительно: платит проституткам за интервью, даёт нужным людям взятки. С волками жить – по-волчьи выть.

А когда она отправляет своего уже не жениха вытрезвляться в Америку, то с полной самоотдачей «танцует на столах в грязненьких клубах», «целует незнакомых мужчин в барах» и вообще «начинает воплощать свои фантазии».

Что это за фантазии, становится вполне ясно, после того как прочитываешь, с каким упоением Джен не просто описывает, а воспроизводит свою статью (единственную перепечатанную статью в книге и вовсе не про работорговлю женщинами, что являлось предметом её расследований) про знаменитый московский клуб Hungry Duck.Более того, написание подобных статей Джен рассматривает как нравственное обоснование для продолжения проживания в России.

А клуб этот – предмет зависти всякого американца. Работает он самым честным образом: сначала туда запускают только женщин и дают им бесплатно напиваться. В то же время их возбуждают мужским стриптизом, исполняемым красавцами на сцене, и танцами в ритме ебли с зазывом на сцену для кратких, но плотных контактов со стриптизёрами. Когда у женщин начинает капать на пол (трусиков они не одевают), в зал запускают голодных мужчин, с которых хорошо берут за вход. Пьяные заведённые самки бросаются в объятья голодных мужчин, и в этом клубе происходит оргия, в которой Джен явно алкала участвовать. Правда, она оговаривается о бушующих в Москве венерических заболеваниях, и только это могло приостановить её от активного участия в этой свободе. Но мы не знаем, приостановило ли. Хочется верить, что нет.

Самая сильная фраза в книге:

Люби меня хоть чуточку – и я прощу. Полюби меня всем сердцем – и я всё забуду.

От сентиментальности этого заявления можно легко скатиться на резонёрство и объявить, что в нём сосредоточена суть женской психологии. Но я думаю, что женская психология посложнее и женщина (как и мужчина) ничего не забудет, да и чуточка любви не обеспечит прощения, ибо без приличных денег здесь не обойтись.

Так что, написав эту красивую, но далёкую от истины фразу, Джен уточняет её уже более здраво:

Каждый живёт для себя, и это вовсе не значит, что ты эгоист и не заботишься о других. Но в конце концов всё сводится к самому себе, не так ли?

«Так, так», – утешим мы Джен.

Прочитанный роман – живой и подвижный – полнится достоверными примерами российской жизни, и один из самых колоритных, когда Кевина и Джен под угрозой пистолета высаживают из такси, чтобы усадить туда VIP-парочку.

Джен справедливо считает, что слово «наглость» лучше всего характеризует российские взаимоотношения – это слово описывает нечто для неё в той же мере отталкивающее, как и привлекательное.

Россиянин, читая этот роман, будет чувствовать себя как дома. Американец, читая этот роман, захочет из дома сбежать.

Хотя, вообще говоря, в Америке есть буквально всё, в том числе и островки хаоса, рождающего свободу секса, подобную российской. Возникает выбор: броситься в материк хаоса – Россию, где ты везде найдёшь вожделенный свободный секс, но тогда тебе придётся обречь себя на российскую наглость и беззаконие, или отправиться в подпольное путешествие по комфортабельным и законопослушным Соединённым Штатам в поисках прячущихся от законов островов сексуальной свободы? Последнее требует больших денег, времени и чревато попаданием в тюрьму. Вот тут и открывается выход, который личным примером указала Джен, – уезжать в страну сексуальной свободы для её вкушения и возвращаться на побывку в США к радостям комфорта и безопасности.

Если Джен открыла такую возможность ненамеренно, то целенаправленные люди давно уже ездят за сексом на Кубу, в Таиланд, Восточную Европу и прочие места, к которым с чувством законной гордости можно добавить и «широку страну мою родную». Однако Россия для американца духовно гораздо ближе, чем всякий там Восток, а потому является идеальным местом для временного побега.

Кроме того, Россия – это средоточие всевозможных типов женщин, тогда как, например, Таиланд – это черноволосое однообразие единственного типа низкорослых и кареглазых.

Итого, эта книга должна использоваться всеми туристическими организациями в качестве художественной иллюстрации сексуальных возможностей вне любимой Америки.

Смысл романа очевиден: Америка – это жена, а Россия – это любовница.

Или ещё лучше – любовницы.

Оговорочная капитуляция, или бог через жопу

Toni Bentley.The Surrender. An Erotic Memoir. New York: Regan Books, HarperCollins, 2004. 208 p. ISBN 0-06-073246-6.

Впервые опубликовано в General Erotic.2005. № 123.

Если рассматривать еблю как прообраз войны между мужчиной и женщиной, то название книги можно было бы перевести как «Безоговорочная капитуляция». Однако безоговорочность, как видно из заголовка заметки, я усиленно подвергаю сомнению.

Название можно было бы перевести и как «Сдача», но тогда многие подумали бы, что книга написана про кассира, недодавшего покупателю. Потому-то я и предлагаю художественный перевод «Бог через жопу», тем более что на познании Бога и строится вся эта книга. Оказывается, Бога можно познать не только через Библию, через откровение, через его явление народу, но также и посредством анального секса. Почему бы и нет? Бог – везде, и не только в пизде.

Одна из примечательностей этой книги, что она издана одним из крупнейших и респектабельных издательств Harper Collins.Оно не устыдилось сути этой книги, которая состоит в торжественном и талантливом гимне анальному сексу, посредством которого уверовала авторша.

Другая примечательность книги состоит в том, что этот анальный гимн исполняется не мужчиной, а женщиной, причём весьма неглупой, привлекательной и остроумной. Даже балериной. Бывшей.

Анальный секс – это одно из тех табу, преступать которое всегда было особо соблазнительно и опасно. Прежде всего, когда приступаешь к заду, ты вступаешь в неизбежное дерьмо. А отношение людей к дерьму… дерьмовое.

Кроме того, в отличие от орального секса, который у вкушающих его мужчин и женщин ассоциируется с несомненным наслаждением, анальный секс при его «получении» нередко связан с болью, которая может при первой пробе так напугать женщину (и отвратить мужчину), что она может пронести панический ужас перед ним через всю жизнь и чураться его, ненавидеть и ополчаться на тех, кому он по нраву. И в дополнение ко всему, проклятия анальному сексу особенно громко раздаются из Библии и из прочих источников, которые принято приставлять матюгальником к устам Бога.

Тем не менее, наряду с отшатывающимся отношением к анальному сексу, имеет немалое место и страстное его предпочтение. Об этом с мужской точки зрения распространялся де Сад на протяжении всей своей Философии в будуареи других произведений, давая не столько эмоциональную, сколько логическую аргументацию преимущества анальной любви перед всякой другой – так, например, прямая кишка, в отличие от влагалища, якобы точно соответствует форме хуя. Ну и тому подобные неопровержимые доказательства. Причём анальный секс, в отличие от Тони Бентли, служил для атеиста де Сада наиболее эффективным методом попрания, а не познания Бога.

Однако мужская точка зрения могла бы быть более разносторонней, поскольку мужчина в анальном сексе может быть как активным, так и пассивным, тогда как женщина – только пассивной (пристёгнутые искусственные хуи в расчёт не принимаются).

И ведь именно из-за познанной тотальной пассивности Тони активно взялась за перо. Дам я слово ей самой:

Ебля в зад для меня – литературное явление, ибо именно, когда хуй был у меня в жопе, у меня разверзлись уста.

Книга Тони Бентли (см. её милый сайт на: http://www.tonibentley.com) – это позиция-поза женщины, которая испытывает наивысшее наслаждение благодаря якобы полному отрешению от своей воли и препоручению себя своему партнёру. Она пишет:

Я никогда не подозревала, какой властью я обладала, пока я не отдала ему её всю через мой зад. Мой зад – это трубопровод власти.

Самоотречение Тони при анальном совокуплении переносит её в потустороннюю область ощущений, которые для неё значительно сильнее даже клиторального оргазма. Более того, через анальный секс Тони познаёт Бога, в которого до этого не верила. Логика уверования у неё такова: ТАКОЕ может быть только от Бога. (Категорию «дьявола» она не рассматривает вообще, и правильно делает.)

Но ведь такого ТАКОГО вокруг нас и в самих нас – неисчислимо и повсеместно. (А в тон книге надо бы сказать: жопой ешь!) Разве сложность строения клетки с понаоткрытыми генами-шменами не есть ТАКОЕ? Разве, заглянув в эту бездну генетических непререкаемых предписаний «как жить», возможно не уверовать в Бога, их сформулировавшего?

Но важнее всего – результат: осознание того, что мы пронизаны и окружены чудесами, сподручными только Богу, и среди этих чудес конечно же и анальный секс, который пронял Тони до такой глубины, что она избрала его для утверждения своего религиозного бытия.

Да… Не только пути Господни неисповедимы, но так же неисповедимы и пути, на которых можно повстречать Господа.

Практическим доказательством своей приверженности анальному сексу является заявление Тони, что если бы ей был предоставлен выбор одной формы секса, которым ей пришлось бы заниматься всю жизнь, то она бы выбрала анальный.

Вот и молодец.

Судьба Тони Бентли, которая, как и Catherine Millet (см. с. 39–53 наст, изд.), ведёт повествование, не скрываясь под псевдонимом и от первого лица, да ещё под названием «мемуары», да притом с крупной лицевой фотографией на задней стороне суперобложки, – не бог весть какая необычная.

Девочка, недолюбленная и унижаемая строгим отцом и этим объясняющая свою жажду разнообразия сексуальной жизни (объяснение, всегда звучащее как оправдание – будто поиск разнообразия сексуальной жизни – это аномалия, а не нормальное свойство человека), становится балериной в труппе Баланчина в Нью-Йорке. Она танцует десять лет, а затем вынуждена уйти в отставку из-за «производственной травмы» – что-то там с суставом, что не позволяет ей танцевать.

Мы узнаём, что Тони состояла в моногамном браке тоже лет десять, причём муж был весьма приличным человеком – не пил, не бил. Но из-за проклятой, ненавистной, рабской моногамии сексуальная жизнь Тони почти умерла, и поэтому, разведясь, она бросилась с головой в еблю, справедливо обвиняя моногамию в убийстве похоти и страсти в обмен на мнимый душевный покой и фальшивое благодушие.

Анальный секс Тони пробовать не приходилось лет до более тридцати (сразу становится ясно, что у неё были за любовники), вагинальное совокупление ей было практически безразлично, и она его допускала лишь как награду, которую она давала мужчине за то, что он довёл её до оргазма языком, а тех, что не доводили, а лишь ебли – тех она сразу похеривала.

Таким образом, клиторальный оргазм был для Тони основным источником наслаждений и критерием качества любовников, как и для значительного количества женщин.

Но вот она познакомилась с Мужчиной (как она его именует: «А-Man»), красавцем и умельцем. Он впервые осмелился заполнить хуем неведомую ей доселе глубину, открывающуюся сзади, и наслаждение, которое Тони от этого проникновения испытала, перевернуло её мир.

Тони и Мужчина встречались по нескольку раз в месяц в течение трёх лет. Почти триста раз (Тони вела детальный письменный учёт) он буравил её зад, доходя своим большим и длинным хуем до разного рода кишок. Причём в целях поддержания похоти в кристально чистом состоянии они не замутняли её ничем чуждым ей: они встречались исключительно для ебли, всего часа на три у неё в квартире, никогда не занимались бытом, дружбой, хождением по ресторанам или по гостям, развлечениями и, что самое главное, не обременяли свои отношения верностью. Тони так описывает своё времяпрепровождение с Мужчиной:

Не бывало такого, чтоб мы не еблись. (We never don't fuck.)

По мере прохождения этих лет анальный секс стал для Тони необходим, как наркотик, но по неведомой причине (любовь, наверно) она никому, кроме Мужчины, свой зад не давала, а лишь только передние места (а может, прочие мужчины и не очень-то домогались – мы же знаем, сколько лет ей пришлось ждать первого анального смельчака).

Она пишет:

У меня анальная адикция, но только с ним.

Тони напоминает этим школьницу, которая раньше отсасывала мальчикам, но вот впервые дала себя ебать в пизду, поскольку влюбилась. С этих пор она даёт только этому мальчику, блюдя верность, но продолжает по-прежнему отсасывать другим.

Как бы там ни было, но анальная верность (подобно былой вагинальной) лишает её разума – Тони, узнав и узрев, что у Мужчины есть любовница с задом раза в два с половиной больше, чем у неё (а у балерин-то задик тощий), проникается такой болезненной ревностью, что не в силах вынести её (в отличие от радостного терпения анальной боли) и разрывает с Мужчиной.

Некоторое время Тони мается, не пуская никого в свой зад, а потом всё-таки позволяет случайно, но прекрасно подвернувшемуся хую погрузиться в её прямую кишку. Тони заново постигает Бога, а вместе с этим получает освобождение от любви к прежнему любовнику, то бишь зад её, как ранее пизда и рот, открылся для потенциально бесконечного количества любителей анальных радостей.

Такова книга.

Не бог весть какая увлекательная фабула, но благодаря явлению бога в зад Тони эта книга становится духовной. Причём литературно мастерски сделанной, с точно выдержанными периодами и изящными ходами – по классическим балетным традициям.

В процессе детализированного изложения своих анальных ощущений и мыслей о них, не слыханных до сих пор в женской литературе, Тони демонстрирует женскую психологию буквально изнутри, а это весьма поучительно, поскольку открывает для женщин новую территорию будущих публичных откровений. Получается Библия, да и только – Книга Пророчицы Тони. А что? – кто-то прочтёт, подставит жадную до Бога жопу и тоже уверует. И включат The Surrenderв канонический текст Библии Ебли.

Первая глава книги называется браво и нагло: «Holy Fuck» – Святая ебля. Глава эта является философическим псалмом анальному сексу. Поставлен он в начало, по-видимому, для того, чтобы трахнуть читателя по голове, и тогда всё дальнейшее чтение, если у читателя на это хватит духа, уже будет не страшно.

В этой главе изложены постулаты, на которых строится доказательство закономерности той одержимости анальным сексом, которая овладела Тони.

Содомия – это акт предельного сексуального доверия. Оказывая сопротивление, ты можешь серьёзно пораниться.

Доверие, переводя на физиологию, состоит в том, что ты расслабляешь, раскрываешь сфинктер и впускаешь в себя член, каким бы большим он ни был. И дальше Тони поясняет критерий искренности этого верховного доверия:

В отличие от пизды, анус не может лгать – если он лжёт, возникает боль. Пизды же созданы, чтобы обманывать мужчин…

Полная отдача себя и доверие к партнёру при анальном совокуплении противопоставляется постоянной вражде к мужчинам и, следовательно, сопротивлению им при вагинальном совокуплении. Отсутствие или неполнота наслаждения, получаемого от мужчины, – это главная причина неприязни к партнёру, неприязни, являющейся следствием ощущения обманутости, недополученности:

От ебли в заднее отверстие я научилась тому, как полностью отдаваться, сдаваться. От ебли в другую дыру я научилась, как быть использованной и покинутой.

А вот ещё разъясняющий пассаж Тони:

Моя пизда ставит вопрос, мой зад – отвечает на него. Введение в зад снимает проблему двойственности, которую привносит и делает наглядной вагинальное проникновение. Ебля в зад разрешает все противоречия, все конфликты положительного и отрицательного, добра и зла, высокого и низкого, глубокого и мелкого, наслаждения и боли – ебля в зад объединяет это, снимает все проблемы. Поэтому для меня ебля в жопу – это духовное решение.

Кто бы мог подумать?

Вышеупомянутая Catherine Millet решала эту антиномию проще и без надрыва (в том числе прямой кишки) – она с одинаковой непринуждённостью и энтузиазмом давала себя ебать как в пизду, так и в зад, причём всем подряд и в большом количестве, тем самым снимая всякие противоречия, одолевающие Тони. Правда, Catherine не обрела божественного прозрения при помощи анального секса, который был у неё так же почитаем, как и прочие разновидности генитальных контактов. Но чем является наслаждение, которое в обилии получала Catherine, как не божественным прозрением?

А наслаждения в оргиях Catherine, похоже, тоже получала именно благодаря полной самоотдаче, которая была невозможна для Catherine при совокуплении один на один. Получается, что максимальная самоотдача даёт женщине максимальное наслаждение, но для одной оно достижимо с помощью оргий, а для другой с помощью анального секса.

Постоянное стремление к совершенству даже через боль Тони ассоциирует с её целеустремлённой и физически тяжёлой работой в балете. Она находит трансцендентную аналогию: танцуя и сбивая пальцы на своих ногах в кровь, она не чувствовала боли, а только эйфорию. Боль вступала только тогда, когда она снимала пуанты. Тони стала их боготворить. Подобным же способом она превозмогала боль в анальном сексе и восходила благодаря этому на высшую ступень наслаждения. Таким образом, Тони боготворит анальный секс, несмотря на то, что он приносит боль, которая с лихвой окупается эйфорией, которую он ей дарует.

Примечательно то, что юная Тони не осознавала религиозной сути своих первых сексуальных открытий – они были для неё лишь психофизиологическими явлениями, но тоже огромной силы:

Я никогда не думала, что спрятанное отверстие, находящееся ниже моей талии, является входом в моё сердце.

Познав первый оргазм, она ощутила, что её клитор стал центром мира.

Тони описывает свои регулярные встречи с массажистом, который помимо массажа, а потом вместо него, зализывал ей междуножье, вознося её к тридесятым небесам. Так как медицинская страховка из-за «производственной травмы» оплачивала Тони регулярный массаж, то она платила за клиторальный массаж этому лизальщику, покупая тем самым себе надёжные и всеобъемлющие оргазмы. Бога в них она никак не могла узреть. Не открыли ей Бога ни лесбийский секс, ни групповой (с одним мужчиной и с двумя женщинами). А всё потому, что наслаждения эти опирались всего лишь на клитор, не добираясь до ануса.

Тони утверждает, что оргазм анальный совершенно иной, чем клиторальный, иной настолько, что он мог снизойти только от Бога. (А клиторальный от кого? От Пушкина, что ль?)

Рождённая с отвращением к хую по эстетическим соображениям, Тони подробно описывает, насколько он уродлив и смешон. Потом она делает исключение только для одного хуя – того, что шуровал в её заду. Он ей представляется красавцем.

Такого рода привилегия одному лишь хую идёт в противоречие с её установкой по отношению к мужчинам, говорившим, что они любят только её пизду. Тони хочет мужчину, который бы любил пизду вообще и восхищался бы ею вне зависимости, её ли это пизда или чья-то другая. Только такой мужчина, по её справедливому заключению, может дать ей наслаждение, а не тот, кто делает странное исключение только для её пизды, отвращаясь от всех остальных, а значит, где-то всё-таки принуждая себя к её пизде. Только любя пизду вообще, можно поистине полюбить и какую-то конкретную. Но Тони не понимает, что подобное отношение справедливо и по отношению женщины к хуям.

Основная причина пренебрежительного отношения к хуям у Тони та, что они не давали ей особого удовольствия при совокуплении, а потому – что с них взять, коль с наслаждением они не связаны.

А вот мужской язык, уверен, представлялся ей красавцем, как, впрочем, и женский.

Однако чуть первый хуй погрузился ей в зад и вознёс её в небеса и тем самым оказался связанным ею с наслаждением, оно сразу даровало этому хую красоту.

Желанье наделяет красотой,

как я писал в стихе Anus(см. http://www.mipco.com/win/obe.html).

Разумеется, Тони восторгалась лишь единичным хуем её Мужчины потому, что только он, пока единственный, давал ей анальное наслаждение. Но она наверняка уже начинала исподволь влюбляться во все хуи как в потенциальных гостей её прямой кишки. Доказательством возникшей любви к хую стало её возникшее наслаждение от его сосания, то, чего она не испытывала ранее.

Тем не менее в истинности этой любви следует усомниться, так как её Мужчина никогда не кончал Тони в рот, даже когда она сосала его минут сорок. Причём это её нисколько не удручало, а ведь женщина, любящая хуй, но не глотающая сперму, далека от полной самоотдачи, о которой Тони написала книгу.

Она приходит к выводу, что поистине почувствовать хуй можно только задом, который плотно обжимает его со всех сторон и обладает большим количеством нервных окончаний, чем влагалище. Тони итожит:

влагалище – для деторождения, а зад – для искусства.

Имеется в виду, судя по всему, искусство любви.

Капитуляция, самоотдача Тони происходит только после предварительной эстетическо-гигиенической самоцензуры. То есть капитуляция вовсе не безоговорочная и сдача вовсе не полная.

Перед каждой встречей с Мужчиной Тони выбривает почти всю пизду, оставляя крохотный треугольничек наверху. Она тщательно удаляет волоски вокруг ануса.

Тони нигде не пишет, что делает это она по просьбе Мужчины, нет, это её собственное представление о порядке и церемонии самоотдачи.

Тони описывает, как она принимает ванну, как промывает влагалище, как пальцем вымывает прямую кишку – мол, теперь «с её жопы кушать можно».

«Нет волос – нет стыда». Так вот американо-гигиеническим методом она тщится избавиться от стыда – бреясь, избавляясь от волос, запахов, то есть того, что составляет сексуальную суть женщины. Она умащается разными снадобьями, а на деле ущемляет свои вторичные половые признаки.

Самоотдача происходит при условии значительных самоограничений. Тогда как смысл отдачи чужд всяким ограничениям и условиям.

Однако на этом условия-ограничения самоотдачи не кончаются.

Тони вводит ограничение на участие дерьма в анальном сексе. Это так же абсурдно, как бояться произнести слово во время поглощения пищи. «Нельзя разговаривать с полным ртом» – говорит этикет. А де Сад утверждал, что анальный секс особо приятен, если прямая кишка заполнена говном.

Тони успокаивает, утешает брезгливого читателя, что она дерьмом совсем не интересуется. (Интересует ли дерьмо её Мужчину – она не говорит.) Тони заверяет зажавшего нос читателя, что анальный секс вовсе не связан с разлетающимися повсюду фекалиями, которые покрывают член с головки до ног, а тело женщины – от безволосых ягодиц до волос на голове. Но Тони не пишет ничего по поводу по меньшей мере рвущихся наружу газов из-за разворошённых длинным хуем кишок, причём при ебле, которая длится не минуту-две, а около часа. Тут и при прополощенной прямой кишке непременно что-то выскочит из неё.

Какая же это полная самоотдача в анальном сексе, если при нём не вырываются наружу дерьмо и газы? В таком случае полнота самоотдачи становится чистым вымыслом, ибо чистота анального секса – это то, на чём помешалась Тони. (Catherine Millet прекрасно понимала, что дерьмо – это неизбежная часть секса, тем более анального, и принимала его без всяких ограничений.)

Капитуляция Тони становится подозрительно «оговорочной», когда она заявляет, что все разы её анального чуда происходили с обязательно и неукоснительно натянутым презервативом.

О каком полном подчинении может идти речь, если Тони отказалась «подчиняться» сперме Мужчины, если она отказалась от её поглощения задом, поглощения, которое она всячески смакует. Что это за половой акт без спермы, заполняющей женские отверстия? Это не ебля, а реклама о предохранении от СПИДа.

Получается, что на самом-то деле Тони продолжала своё сопротивление Мужчине, отказываясь от ощущения плоти хуя и спермы в своём заду.