Текст книги "На своем месте (СИ)"
Автор книги: Михаил Казьмин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
И без внятного ответа хотя бы на один из этих вопросов ни о какой целостной картине происшествия не могло быть и речи.
Вспомнилось, как совсем ещё недавно я радовался, что год с лишним прожил без загадок и тайн. Ну вот, получается, накаркал. Или… Прислушавшись к себе, я признал, что и правда «или». Пусть розыск начался с совсем уж загадочных загадок и таинственных тайн, я тому радовался. Это моё. Надо же, в прошлой жизни как-то без всей этой шерлокхолмсовщины жил и ничего, а здесь без неё и не могу уже…
[1] Простонародное название бакенбард
Глава 4
Просто хороший день
– Алексей Филиппович, дозвольте спросить: а что у нас с прусским заказом на поверхностно-следовые преобразователи? – Келин тут же пустился пояснять смысл своего вопроса: – Интерес у меня не праздный, хотелось бы иметь представление, каким образом и на какой срок придётся расширять линию их выделки.
Молодец, конечно, Павел Сергеевич, хочет выполнение заказа заранее спланировать. Я бы с превеликим удовольствием пошёл своему управляющему навстречу, вот только ответить толком мне ему было пока что нечего – дело застряло на этапе предварительных обсуждений. Привилегию на преобразователи я, разумеется, получил, и заказ свой пруссаки должны, по уму, со мной и обсуждать, но Палата внутренних дел, единственный на сегодня заказчик этих артефактов, выставила условие, чтобы предварительные переговоры велись через неё. Деньги мне, конечно, одинаково пригодятся что русские, что прусские, но приоритет русского казённого заказа тоже никуда не денешь, так что приходится ждать исхода переговоров наших хранителей закона с прусскими, а когда они договорятся между собою, ещё и мне с пруссаками цены и сроки обсуждать надо будет. Вот всё это я Келину и изложил, пусть тоже понимает, что тут и к чему.
Управляющий мой всё понял, а потому расспросы о прусском заказе прекратил и повёл меня осматривать недавно обновлённую линию выделки приводных артефактов для прессов и штампов, спрос на которые оставался пока что самым высоким среди нашей продукции. Собственно, сами эти обновления мы с Павлом Сергеевичем согласовали заранее, много что было здесь уже и сделано под моим личным надзором, но вот полный запуск обновлённой линии прошёл без меня, и в работе я её ещё не видел.
А ведь было на что посмотреть! Отмеривание и перемешивание ингредиентов механизированы с помощью паровых машин, как и фасовка готовой смеси в формы для последующего спекания, сами формы в печь загружаются, правда, вручную, но сразу по два десятка, по извлечении из печи полуфабрикаты подаются в работу артефакторам на тележках. И, наконец, самое главное – наполнение. Поскольку артефакты довольно простые, наполняют их сразу по десятку: сначала часть инкантационной формулы читают в сопровождении мануального воздействия артефакторы с самыми низшими разрядами, затем более сильные, после чего остаётся лишь проверить качество готовых изделий. Прямо какой-то разгул не то техномагии, не то маготехники…
Увиденное привело меня в прекрасное настроение, и я на радостях поручил управляющему составить перечень наиболее отличившихся в обновлении линии работников, артефакторов и инженеров на предмет выдачи им премий. Потом мы с Павлом Сергеевичем проработали ещё несколько текущих вопросов, главным образом связанных с закупками сырья. Келин в очередной раз показал себя человеком исключительно дельным, заранее приготовив бумаги по всем обсуждавшимся темам, и мне пришлось прочитать и подписать стопку листов вершка в полтора толщиной. [1]
Обедали мы с управляющим в заводской столовой. Я потребовал себе обед из общего котла, как бы запамятовав, что сам же в своё время распорядился готовить все блюда единообразно. Что ж, указание моё, как я выяснил, исполнялось, и я, посовещавшись со столовскими, получил самый что ни на есть обыкновенный обед, каковой в большинстве своём брали работники. Сегодня это были щи, гречка с салом, ржаной хлеб и чай. Келин за отдельную плату взял себе ещё пару пирогов с рыбой и ситного хлеба [2] вместо ржаного, пояснив, что и любой работник, заплатив несколько больше обычного, может поесть побольше и повкуснее. Но в общем и целом я опытным путём выяснил, что питаются мои работники вполне неплохо.
А вот послеобеденное благодушие я Келину заметно подпортил, поведав о недавних событиях в моём доме, потребовав усиления бдительности заводской охраны и предупредив о том, что саму охрану в ближайшее время придётся увеличить. Противиться Павел Сергеевич, ясное дело, не стал, пообещав сделать всё что нужно, и как нужно.
…Помнится, я уже хвастался, что вместе с новым домом обзавёлся и собственным выездом? Недёшево, да, но при нынешней моей жизни до крайности удобно. Конечно, с постройкой и запуском завода товарищества «Русский артефакт» извозчики в здешние места стали ездить намного чаще, чем оно случалось ранее, но всё же не настолько, чтобы возле завода можно было легко и быстро найти себе наёмную повозку. А в собственной – еду когда хочу и куда хочу. Ну или куда надо, да. Для таких постоянных разъездов у меня особая карета – небольшая, всего на двоих пассажиров и с маленькой багажной полкой, зато с тем же комфортом, что и в большой парадной. Сейчас, хоть февраль уже и кончается, зима всё равно лютует, стремясь оставить о себе долгую, пусть и недобрую, память, а у меня в карете тепло, потому как обогреватель на огненных камнях. Я даже для кучера, насколько такое возможно при его открытом размещении, велел обогрев предусмотреть, разместив один обогреватель под сиденьем, а второй в его спинке. Федот мой хвалится, мол, кучера прочих господ отчаянно ему завидуют, потому как ни у кого больше во всей Москве такого нет. Ну, будем надеяться, пока нет.
Это я к тому, что дорога от завода до университета даже кучеру моему оказалась не в тягость, а уж мне и подавно. В университет, однако, я попал не сразу – до завершения лекций профессора Маевского оставалось ещё какое-то время, и его я потратил, ненадолго зайдя в наш оружейный магазин на Ильинке, благо это совсем рядом. Смотреть отчётность я не стал, всё равно регулярно её получаю прямо на дом, но с управляющим поговорил, выяснив, что пусть розничные продажи растут медленно, зато выписывают наши стволы, патроны и оружейные принадлежности с неуклонным ростом от месяца к месяцу.
…Профессор Маевский, выслушав мой рассказ об использовании ворами глушителя охранных артефактов, сразу сказал, что в Москве такой могли бы изготовить человек пять, но это те, о ком он знает. Со слов Михаила Адриановича я имена этих пятерых переписал, чтобы отдать список Шаболдину, пусть поговорит с ними. Честно сказать, не сильно я тут на успех и надеялся, предвидение вообще на сей счёт помалкивало, но лишним оно не будет. Я ещё поговорил с профессором Долотовым, но после беседы с ним список не расширился – Долотов назвал мне те же самые имена. Была, конечно, вероятность, что глушитель сделан и не в Москве, но Дикушкину в Усть-Невский я на сей счёт написал, а в Киевском, Казанском и Тобольском университетах обещал навести справки Маевский. Написал я и в Мюнхен, но так, больше для порядка. Честно-то говоря, у меня вообще не было никакой уверенности в том, что розыск по этому направлению поможет изловить нанимателя Мартышки, но более существенных зацепок в деле пока нет. Разве что у Шаболдина получится найти подручного моего незваного гостя.
Кстати, о Шаболдине. Я прикинул, что в губную управу успею как раз к окончанию присутственных часов. Да, Борис Григорьевич и после запросто может остаться, если дело того требует, но уж сейчас-то я должен застать его обязательно.
Так и вышло – старший губной пристав Шаболдин оказался у себя в кабинете, и по крайне недовольному выражению его лица я с присущей мне проницательностью заключил, что в деле появились новости и что хорошими их не назовёшь.
– Курдюмова, прозываемого Печёным, мы пока что не нашли, – сразу принялся излагать пристав. Похоже, я не ошибся. – Среди воров говорят, будто он три дня уже как из Москвы подался неведомо куда. Слух этот мы проверяем, но очень похоже, что так оно и есть.
– Свёл заказчика с Мартыновым и сразу решил затаиться на время, вроде как он тут и ни при чём? – высказал я предположение.
– Да наверняка почти, – с кислым видом согласился Шаболдин и продолжил: – Шепнули мне тут, видели некоего Сидорку Плюснина, по прозванию «Плюха», в шапке, такой же, как Мартынов носил, но проверить пока не получается, не можем того Плюху нигде сыскать.
Да уж, именно то самое, что я сразу и подумал. Вроде что-то стало известно, но толку от тех известий чуть. Впрочем, сведений по делу стало уже хоть на немножко, но больше, чем вчера было, так что можно записать их в прибыток. Так я приставу и сказал, а то уж больно мне его вид не нравился.
– Ох, Алексей Филиппович, на добром слове вам спасибо, да только нутром чую – не будет толку с Печёного и Плюхи, даже как их разыщем! – Шаболдин аж скривился. – Печёный вообще ничего нам не скажет, и мы ему ничего не предъявим, разве только под заклятием его допросить, но толку с того… – пристав небрежно отмахнулся. – А Плюха? Ну что он сможет сказать нам такого, чего Мартышка не сказал⁈ Да ничего!
– Ну не скажите, Борис Григорьевич, – возразил я. – Печёный этот под заклятием мог бы вывести нас на того, от кого к нему «Иван Иваныч» пришёл. Сам этот «Иван Иваныч» не из воров, а вот кто его с Печёным свёл… Этот, хоть и среди воров знакомства имеет, сам, скорее всего, полностью к воровскому миру тоже не принадлежит, а потому может оказаться более разговорчивым и на того «Иван Иваныча» вывести. Ну, мне так кажется, – на всякий случай состорожничал я.
– Хм, – Шаболдин призадумался. – Вот не знал бы вас, Алексей Филиппович, с малых лет, подумал бы, что скрываете, будто в губном сыске раньше служили. Это, пожалуй, и правда, может зацепкою оказаться…
Лесть в исполнении Шаболдина, что грубая, как сейчас, что более утончённая, как это бывало раньше, мне, откровенно говоря, всегда приятна, всё же сыщик он очень хороший, и похвала его стоит немало. А что иной раз не может Борис Григорьевич выйти за привычные рамки, так все мы такие. Я наверняка многое так же упустил, но мне проще – сам я о том и не знаю, раз уж всё равно мимо прошло, а указать мне на то некому.
– Вот, кстати, Борис Григорьевич, ещё, – я положил приставу на стол список, полученный в университете. – Со слов профессоров Московского университета, это люди из Москвы, которые могли бы изготовить глушитель охранных артефактов, что применил этот «Иван Иваныч». Я так понимаю, на самом деле вряд ли этот умелец известен господам профессорам, однако же…
– Однако же поговорить с ними придётся, – продолжил за меня пристав. Заодно мы с ним договорились, что если что, я в этих беседах тоже поучаствую, уж мне-то тонкости артефакторики известны куда лучше, чем Борису Григорьевичу, без меня, боюсь, он не всё и поймёт, что ему наговорят.
– Ладно, Алексей Филиппович, – Шаболдин выбрался из-за стола, – пора мне домой. Хоть сегодня не задержусь на службе.
Я предложил приставу подвезти его до дома, он с благодарностью согласился. Отклонить его ответную любезность – приглашение зайти в гости и пропустить по чарке с соответствующими закусками – я не посчитал уместным, и вскоре уже отвешивал комплименты супруге пристава Надежде Кирилловне, восхищался тем, насколько выросли сыновья Гришенька и Кирюшенька, а дочку Верочку, мирно сопевшую в колыбельке, тревожить даже ради столь дорогого гостя не стали. Пока Надежда Кирилловна распоряжалась насчёт стола, я успел ещё выслушать похвальбу Гришеньки, что он уже умеет читать по складам и считать до ста, а на будущий год вообще поступит в гимназию и будет там самым умным. Кирюша от старшего брата не отстал, убедительно доказав, что уже научился выговаривать букву «рцы», [3] в общем, сыновья Бориса Григорьевича уверенно показывали неоспоримые успехи. Нам с Варварушкой и Андрюшенькой до такого ещё неблизко…
Отметив достижения Григория Борисовича и Кирилла Борисовича премией по серебряному рублю каждому и оставив ещё рубль, самый новенький и блестящий, для Веры Борисовны, я был приглашён за стол. На закуски Шаболдины не поскупились, и ограничиться одной чаркой на каждого у нас с Борисом Григорьевичем не получилось, впрочем, до какого-то злоупотребления горячительными напитками тоже как-то не дошло, хотя и кучеру моему Федоту пристав распорядился чарочку да закуски вынести. О делах за столом не говорили, устроив себе этакий разгрузочный вечер. Уходил я от Шаболдиных в благостном умиротворении, всё же простые и добрые семейные радости старшего губного пристава именно к такому и располагали, а ожидание скорой уже встречи с Варенькой и Андрюшей добавляло моим и без того приятным ощущениям теплоты и сладких предвкушений.
В ожиданиях своих я, к счастью, не обманулся. На ночь супруга всё равно удалилась в детскую, но до того мы с ней успели уединиться и предметно вспомнить, что женаты вовсе не так уж и давно. В общем, спать я лёг довольный и счастливый.
Сон тем не менее как-то не шёл, и я, как оно у меня в таких случаях бывает, занял голову всяческими размышлениями. Размышлениями, по большей части приятными, что и неудивительно, уж больно хорошим выдался день. Ну в самом же деле – работа на заводе кипит, и пусть пока не над самыми сложными и прибыльными артефактами, но и за ними не встанет, вот только пройдёт какое-то время. Сам завод работает настолько отлаженно, что даже не требует моего каждодневного присутствия. Оружейная торговля тоже день ото дня даёт всё больше и больше доходов. Университетские профессора идут мне навстречу в моих розыскных делах, а старший губной пристав Шаболдин прислушивается к моему мнению. Да ещё и дома, что у меня, что у него, всё хорошо. Ну что, спрашивается, ещё тут можно желать⁈ Разве что поимки неуловимого пока что «Иван Иваныча» и выяснения, за каким таким лядом он заслал ко мне воришку…
Выясню. Что-то сам, что-то с помощью Бориса Григорьевича, но выясню обязательно. Личная заинтересованность, знаете ли, очень хорошо мотивирует, особенно когда заинтересован ты даже не в деньгах, славе там или почестях, а просто в безопасности своей личной, своей семьи, своего дома. А я в этом ох как заинтересован!
Охватившая меня уверенность в успехе розыска плавно перетекла в обдумывание планов на завтра. Первым номером в их перечне шла необходимость сходить к есаулу Турчанинову и от души помахать шашкой, а то седмицу уже у него не был. Надо сказать, возобновление регулярных занятий у есаула пошло мне на пользу. Да, я продолжаю ходить с тростью, но больше по привычке, чем по необходимости, и в основном вне дома. В доме я без трости уже даже по лестницам поднимаюсь и спускаюсь, пусть и получается это у меня несколько медленнее, чем того хотелось бы. Уж не знаю, какая причина тут главнее – время, всё-таки ранение в ногу я получил четыре года назад, или же фехтовальные упражнения, но скорее всего, работают обе эти причины в паре. А раз так, будем ту пару и дальше сохранять, тем более, мне для того надобно только к Турчанинову захаживать, а время пойдёт само.
Помимо медленного, но успешного преодоления последствий ранения походы к отставному есаулу приносили мне пользу ещё и в развитии предвидения, с которым у меня одно время возникла было некоторая заминка. А тут, когда стараешься не только уколоть или рубануть соперника, но и не дать ему проделать то же самое с тобой, поневоле предвидеть приходится.
Сейчас, однако же, и безо всякого предвидения ясно было, что скоро уже я засну, что сон мой будет глубоким и ровным, а пробуждение – радостным. А если ещё и приснится что-нибудь приятное, то и вообще прекрасно…
[1] 1 вершок = 4,45 см
[2] Белый хлеб из муки высшего качества, дополнительно многократно просеянной через сито
[3] Название буквы Р в русской азбуке
Глава 5
Дела семейные, заводские и сыскные
– Я, Алексей, сколько раз тебе уже говорил, что долгий бой не для тебя? – спросил Турчанинов, когда мы закончили махать железками и отдыхали, отпиваясь квасом.
– Да всякий раз, Яков Матвеевич, говоришь, как к тебе прихожу, – ответил я.
– Вот! – есаул наставительно воздел указующий перст. – И опять скажу, и каждый раз снова и снова говорить буду! Потому как ты ко мне всегда приходишь, не хромая, и тросточку свою в руке приносишь, а уходишь от меня когда, на тросточку-то опираешься!
Да, что есть, то есть. Не то, чтобы так уж прямо и опираюсь, но держу трость наготове, потому что иной раз и нужна бывает. А что вы хотите, гоняет меня отставной есаул от всей своей широкой души, я уж и не знаю, гоняют ли так казаков на государевой службе. Ничего удивительного, если и сегодня по пути домой трость мне понадобится…
– А потому, Алексей, никак тебе нельзя до того доводить, чтобы ты в бою уставать начал, – продолжил Турчанинов. – И раз так, работать мы с тобой будем как раз над быстрыми твоими победами. Вот как сегодня поработали, так и дальше пойдём.
Спорить тут было не с чем, как и вообще спорить с Турчаниновым о фехтовании. Вообще, о необходимости побеждать быстро есаул действительно не уставал напоминать мне с того дня, как я первый раз пришёл к нему с тростью, а когда я возобновил своё обучение у него в позапрошлом году, он для начала погонял меня привычным уже образом, а затем взялся натаскивать на быстрые победы и немало в том преуспел. Я, понятое дело, такой подход приветствовал и со всем прилежанием постигал науку нанесения супротивнику быстрых, хлёстких и неожиданных ударов, стремясь закончить бой быстро и успешно. Разумеется, неожиданными для Турчанинова они почти никогда не были, но иногда мне всё-таки удавалось удивить и этого мастера своими находками. Сегодня вот тоже несколько раз подловил его, к нашей обоюдной радости. Тем не менее, усталость ощущалась, и хотя до своей разъездной кареты я дошёл, не опираясь на трость, но вот подниматься на крыльцо дома пришлось уже при помощи подпорки.
– Опять загонял тебя твой есаул? – Варенька встретила меня наверху парадной лестницы из прихожей на второй этаж. Догадаться тут труда не составило бы никому, достаточно было посмотреть, как я по той лестнице поднимался, но Варя-то сказала это, едва выйдя к лестнице, на которую я ещё не успел ступить.
– Было дело, – признал я, порадовавшись, что жалости или, не приведи Господь, осуждения в голосе супруги не услышал. Поначалу-то Варварушка сильно за меня переживала, когда я возвращался от Турчанинова умотанный, хватало и охов-ахов, и вопросов, зачем мне вообще оно надо, но мне удалось втолковать супруге, что у неё свои упражнения, а у меня свои, и как ей приносит пользу и радость её гимнастика, так и я имею те же выгоды от фехтования. Варя у меня умная, всё поняла и приняла.
Кстати, с этой самой пользой и всеми прочими выгодами получилась до крайности занятная история. Я же зачем опять стал с шашкой упражняться? Уж точно не для оттачивания фехтовальных навыков как таковых, они-то сами по себе не так уж сильно мне в моей теперешней жизни и необходимы, на револьвер, если что, надежд больше. Снова ходить к Турчанинову я начал, чтобы расшевелить своё предвидение, одно время как-то скромно примолкнувшее. За прошедший год с небольшим я уже неоднократно убеждался в правильности этой своей затеи – предвидение оживилось и пару раз даже привело меня к весьма ощутимым успехам в моих коммерческих делах. А тут ещё и супруга взялась втягивать меня в семейную магию. Дело это преимущественно женское, но раз у нас пока вся семья – мы вдвоём да совсем маленький Андрюшенька, то без меня Вареньке было не обойтись. Вот тут и выяснилось, что переданные мне в своё время Катей фон Майхоффен познания в любовной магии [1] сильно помогают в освоении магии семейной, более того, мои осторожные, чтобы не раскрывать познания в этой области, действия по внедрению в нашу жизнь некоторых элементов любовной магии привели к тому, что семейная и любовная магия у нас с Варварушкой причудливо переплелись, дополняя и усиливая действие друг друга. Да, мы находились ещё в самом начале пути, но оба уже понимали, что у нас складывается некая уникальная семейная магия, только нашей семье присущая. То есть, скорее даже не понимали, а чувствовали, но и за пониманием, как я полагал, дело не станет. Самое же главное – в эту нашу общую с Варей магию врастало и моё предвидение. Вот почему супруга оказалась у парадной лестницы, едва я переступил порог нашего дома? Думаете, ждала там меня? Я первые раза два тоже так думал, а на третий догадался спросить. И попробуйте представить моё, скажем предельно мягко, удивление, когда Варенька сказала, что сама не понимает, как у неё такое происходит, но она каждый раз предчувствует моё возвращение домой и выходит встречать меня прямо к моему приходу! Интересно, каким вырастет Андрюша и что унаследуют от нас будущие наши дети – они же родятся уже в атмосфере такой магии…
Перед обедом мы всей нашей небольшой семьёй выбрались на прогулку. Двором на сей раз не ограничились – снег на улице дворники с утра старательно расчистили, а нового не насыпало, и мы выкатили коляску из ворот. Получилось нечто среднее между прогулкой и рекламной акцией – на невиданную повозку почтеннейшая публика заглядывалась с заметным интересом. Надо всё-таки заплатить Смирнову, пусть в «Московском вестнике» рекламу напечатает. Не сейчас, конечно, а чуть попозже, когда Пахом наладит выделку колясок хотя бы в небольших, но уже более-менее товарных количествах.
После обеда я засел за работу над охранными артефактами. В самом же деле, сколько можно откладывать⁈ Впрочем, затягивание с началом работы оказалось даже полезным – за это время я придумал-таки, как можно обезопасить охрану дома от артефактов-глушителей. Найденное мною решение предусматривало, что охранная цепь должна состоять из артефактов двух типов: собственно охранных, поднимающих почти на аршин [2] выполненные в виде копейных наконечников навершия прутьев ограды и подающих при этом звуковые сигналы, и контрольно-сигнальных, в пассивном режиме отслеживающие постинкантационный фон охранных артефактов и при перебоях в восприятии этого фона подающих сигнал тревоги в дом. В весь дом, а не только в комнату охранников. Таким решением я хотел подстраховаться на тот случай, если при новой попытке ко мне залезть вор применит глушитель охранных артефактов. Вероятность того, что глушитель поразит и вторую линию защиты, те самые контрольно-сигнальные артефакты, я оценивал не особо высоко – их сначала обнаружить надо, а уже потом глушить, а вот как раз обнаружить-то их при таком режиме действия и невозможно. Или, скажем так, весьма и весьма затруднительно.
Не буду скромничать, измыслив этакую хитрость, я ощутил себя гением, ну или почти гением. Триумфом своим я, однако, наслаждался недолго, потому как пора было переходить к воплощению хитрого замысла, а для начала выбрать материалы, из коих те артефакты следовало изготовить, и составить соответствующие инкантационные формулы. Обложившись справочниками, я провозился с этим до позднего вечера, однако же всё у меня получилось. Перепроверив итоги своих трудов, я убедился в отсутствии ошибок, заодно и со всей определённостью понял, что в условиях домашней мастерской и домашней же лаборатории изготовить такие артефакты у меня не выйдет, этим надо заниматься на заводе. Что ж, на заводе, так на заводе, если завтра у Шаболдина никаких новостей не появится, как раз на завод и отправлюсь.
…Утром я проснулся с пониманием того, что с поездкой на завод придётся повременить. Предвидение не подвело – едва начались присутственные часы в губной управе, как последовал звонок от Шаболдина. К нему в управу я отправился пешком, и по пути предвидение подсказало, что новости меня ожидают далеко не хорошие. Уже по самому виду старшего губного пристава я понял, что и тут ошибки не будет, настолько Борис Григорьевич был хмур и даже, кажется, сердит.
– Новости у меня, Алексей Филиппович, и новости плохие, – взялся пристав подтверждать мои опасения после должных приветствий. – Сидора Митрофанова Плюснина, что среди воров Плюхой прозывается, вчера нашли мёртвого. Застрелили его, болезного.
Да уж, не порадовал меня Борис Григорьевич. Не думаю, чтобы этот Плюха так уж много добавил бы к показаниям Мартынова, но теперь-то не добавит вообще ничего…
– Наш «Иван Иваныч» следы заметает? – высказал я предположение, самому мне казавшееся очевидным.
– Очень на то похоже, – согласился пристав и продолжил: – Я под такое дело решил ещё раз Мартынова допросить. – Он, когда его в прозекторскую сводили да тело Плюснина показали, аж затрясся. Понял, дурак, что сам мог бы на соседнем столе лежать, а живой потому только, что ваши люди его повязали и теперь он в камере у меня сидит. Тут я его и допросил ещё разок…
– И что Мартынов? – заинтересовался я.
– А то, что этот его «Иван Иваныч» знает расположение вашего кабинета. Именно он указал Мартышке, в какое окно лезть, – ответил Шаболдин.
Да уж, новость действительно плохая. Кто попало у меня не бывает, и откуда нанимателю Мартышки знать такие подробности, я мог только гадать. А Шаболдин всё-таки силён, мне-то эта простая мысль в голову не приходила, вот что значит человек на своём месте…
– Я так понимаю, Алексей Филиппович, «Иван Иваныч» этот, будь он неладен, не из тех людей, что в ваш дом вхожи, – сказал пристав, будто прочитав мои мысли, – а потому полагаю, что за домом он следил снаружи.
Предположение показалось мне вполне разумным. Ничего невозможного в том, чтобы при внимательном наблюдении за домом можно было вычислить расположение кабинета, я не видел. Разве что…
– И следил не день и не два, – да что ж такое-то⁈ Я только начинаю о том думать, а пристав уже оглашает выводы, к которым я и сам бы неминуемо пришёл! Ну, Шаболдин, ну, Борис Григорьевич, прямо телепат!
– Вы же, Алексей Филиппович, помните, как десять лет назад мои люди вас и дом Филиппа Васильевича охраняли негласно? – теперь уже я готов был читать мысли пристава. Надо же, битва телепатов какая-то!
– Помню, конечно, – ответил я вслух, ожидая подтверждения своей догадки.
– Вот я и думаю: ведь ежели тот «Иван Иваныч» деньги Мартынову заплатил, да на артефакты хитрые потратился, стало быть, какая-то надобность в том у него есть, и вряд ли он просто так отступится на этой неудаче. А значит, предположить можно, что раз с проникновением в дом ничего у него не вышло, то может приняться и за вами следить. И раз так, то не присмотреть ли мне, по старой памяти, за вами и вашим домом по-тихому? – ну точно, всё, как я и предполагал. Что ж, если сразу у двух умных людей мысли идут в одном направлении, грех было бы теми мыслями пренебрегать…
– Да, Борис Григорьевич, пожалуй, будет нелишним, – согласился я с приставом.
А что бы мне и не согласиться, ежели о моей же безопасности речь идёт? Да и не о моей только, у меня, между прочим, жена и сын… Обсудив подробности, мы с приставом сошлись на том, что его люди для начала проверят, есть ли вообще слежка за мной и моим домом, и если таковую обнаружат, попробуют для начала проследить за этими не в меру любопытными людишками. Получится – прекрасно, возьмут сразу всех, будут какие-то сложности – возьмут пусть и не всех, но хоть кого-то, там уже Борис Григорьевич в управе с ними разберётся. Отдельно решили, что если, не приведи Господь, дойдёт до нападения на меня, Варвару Дмитриевну или кого из моих людей, то живьём, конечно, брать хорошо бы, но моя безопасность (а главное, безопасность моей семьи) всё-таки важнее. Пока обсуждали, я с некоторым трудом удерживался от крепких словечек – вот уж не ко времени и не к месту мне такое! Это десять лет назад я мог в доме отсиживаться, хотя и тогда в гимназию ходил, а сейчас о домашнем сидении и речи-то быть не может! Не тот я сегодня человек, коему домоседство позволительно, совсем не тот. Теперь, пожалуй, и револьвер с собой носить придётся, так, на всякий случай.
Что ж, хороших новостей для меня у Шаболдина не было, но и плохие на том кончились. Одна, правда, ещё имелась, но у меня не получалось определить её ни как хорошую, ни как плохую. Вчера пристав успел допросить двоих из того списка артефакторов, что дали мне господа профессора Маевский и Долотов, и получить от обоих уверения в том, что никаких глушителей артефактов они не делают, потому как чтут закон и не собираются отягощать своё доброе имя связями сомнительного свойства. Ссылаясь на свой опыт оценки поведения людей, Шаболдин высказал уверенность в том, что оба говорят правду. А вот то, что ни один из них не указал на кого-то ещё, как на возможного изготовителя глушителей, меня даже порадовало. В рассуждении розыска оно, может, и не столь хорошо, но от лишней работы и пристава, и меня избавляло. За неимением никаких иных новостей мы с Борисом Григорьевичем выпили по стакану крепкого чаю, я вернулся домой и оттуда всё-таки отправился на завод.
Пробыл я на заводе до вечера, но всё это время, за вычетом обеда, ушло только на подготовку к созданию артефактов – подбор и сортировку материалов, расчёт последовательности работ, изготовление форм, приготовление оснастки, определение состава помощников и планирование разделения работы между ними. Да, не одному же мне стараться, раз уж есть у меня целый завод, грех было бы его возможности не использовать! В итоге уехал я с полным сознанием того, что в следующий раз, особенно если мне удастся начать с утра, за один день и управлюсь.
Так и вышло – на следующий день я двинулся на завод с самого утра и часа через два с небольшим после обеда необходимое количество артефактов было готово, а день, за тем последовавший, ознаменовался полным обновлением охраны моего дома. Во-первых, утром артефакты установили и я запустил их в работу, во-вторых, к обеду из Александрова прибыли четверо крепких молодцов-охранников. Я поговорил с каждым, со старшим дольше других, велел Егору поставить их на довольствие и мог теперь в какой-то мере успокоиться, сделав, по крайней мере, то, что мог сделать сам.
Как я понимал, за установкой новых охранных артефактов надзирал не только я сам, но и скромные незаметные труженики губного сыска, и, очень даже возможно, тот самый «Иван Иваныч». Однако дело шло к вечеру, а никаких известий от пристава не было. Я решил было, что или «Иван Иваныч» дал маху и пропустил это историческое событие, или, чего мне бы совсем не хотелось, губные его проглядели, но вечером ко мне пришёл Шаболдин, и снова с лицом, всем своим видом обещавшим плохие новости.
