Текст книги "Тайны гибели российских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Маяковский (Документальные повести, статьи, исследования)"

Автор книги: Михаил Давидов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Замечательнее всех это выразил К. Паустовский:

«… Лучшим местом на земле я считаю холм под стеной Святогорского монастыря в Псковской области, где похоронен Пушкин. Таких далеких и чистых далей, какие открываются с этого холма, нет больше нигде в России…»

А вдова А. С. Пушкина – его любимая Натали – не участвовала в похоронах мужа, сказавшись больной. Но что мешало ей побывать на могиле мужа в ближайшие несколько лет?

Вскоре она вышла замуж за генерала и стала Натальей Николаевной Ланской. Впереди ее ждала долгая обеспеченная жизнь.

^{Памятник на могиле А. С. Пушкина в Свято-Успенском Святогорском монастыре. Фото конца XX века.}

ЛЕРМОНТОВ И МАРТЫНОВ:
ТРАГИЧЕСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Документальная повесть

^{Портрет М. Ю. Лермонтова. Гравюра на стали Ф. А. Брокгауза в Лейпциге, 1863 г.}

Более 170 лет назад, 15 (27) июля 1841 года, у подножия Машука прозвучал выстрел, оборвавший жизнь великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова.

«Черная туча, медленно поднимавшаяся на горизонте, разразилась страшной грозой, и перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Михаилу»[64]64
  А. И. Васильчиков. Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым // Русский архив. – 1872. – № 1. – С. 212.


[Закрыть], – так эффектно закончил свои воспоминания о дуэли Лермонтова и Мартынова секундант А. И. Васильчиков. Однако в них Александр Илларионович так искусно все сфальсифицировал, что вот уже более полутора столетий черная туча тайны застилает как события, предшествующие поединку, так и сам ход его.

По поводу последней дуэли Лермонтова существует масса заблуждений и поверхностных суждений, стереотипно передающихся из поколения в поколение.

Так, Мартынов многими[65]65
  В. А. Захаров. Загадка последней дуэли. – М., 2000; В. А. Очман. В чужом пиру… Михаил Лермонтов и Николай Мартынов. – М.: Гелиос, 2005. – 208 с.


[Закрыть] представляется недалеким, упрямым и болезненно самолюбивым, но, однако, правдивым, честным и смелым человеком. Мартынов прожил долго, и в последние годы жизни у него было много защитников (впрочем, их немало и сейчас). Они называли Николая Соломоновича «благороднейшим человеком», ставшим жертвой случая, стечения обстоятельств; призывали современников к чувству гуманности и сострадания, утверждая, что ненависть к Мартынову в обществе испортила всю жизнь этому «несчастному» человеку, дожившему до преклонного возраста. И. П. Забелла писал: «Высокий, красивый, как лунь седой, старик Николай Соломонович Мартынов был любезный и благовоспитанный человек; но в чертах его лица и в прекрасных синих глазах видна была какая-то запуганность и глубокая грусть»[66]66
  И. П. Забелла. Из моих воспоминаний // Отдел рукописей Гос. публ. библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. – Фонд С. Н. Шубинского.


[Закрыть]. Сохранилось письмо известного земского деятеля Н. А. Елагина своим родным, в котором сообщается: «Умер Мартынов лермонтовский; и все очень жалеют»[67]67
  Н. А. Елагин. – ГБЛ, фонд 90, картон 5, № 29.


[Закрыть].

С другой стороны, и М. Ю. Лермонтов из поколения в поколение представляется в сверхидеализированном виде: и внешне, и внутренне. На эту тему мне довелось беседовать и полемизировать со многими учителями литературы. Из бесед этих невольно вырисовывается образ юного красавца-офицера, благороднейшего, чистого и нежного создания, дни и ночи напролет изливающего на бумагу волшебную мелодию стихов. Этот «прилизанный» образ чудесного «пай-мальчика» из года в год миллионами тиражируется педагогами для их учеников. С портретов кисти П. Е. Заболотского, Ф. О. Будкина, К. А. Горбунова и других художников на нас грустными, нежными глазами смотрит этот же прекрасный, удивительно красивый «мальчик-офицер».

Утверждается, что эти два человека, Мартынов и Лермонтов, были давними хорошими приятелями, большими друзьями.

Но тогда почему один поднял руку на другого?

Версии заговора

Вот здесь-то и «вылезают» на свет Божий различные версии «заговора» жандармов, руки Бенкендорфа и Николая I, «наемного казака-убийцы» и другие всевозможные бездоказательные, мифические гипотезы и предположения.

Действительно, Николай I и шеф жандармов Бенкендорф не любили поэта. Да и мог ли понравиться им человек, предсказывающий «России черный год, когда царей корона упадет»? Как они могли спокойно отнестись к таким строкам:

 
Опять, вы, гордые, восстали
За независимость страны,
И снова перед вами пали
Самодержавия сыны…
 

Известно, что Николай I заклеймил последние 16 строк стихотворения «Смерть поэта»: «Бесстыдное вольнодумство, более, чем преступное». По указанию императора поэта сослали на Кавказ в действующую армию. Несмотря на проявленную храбрость на театре военных действий, Лермонтов не был ни повышен в чине, ни награжден. Наконец, узнав о гибели поэта, Николай Павлович произнес: «Туда ему и дорога». Много других влиятельных лиц желало расправиться с гордым и независимым поэтом. Поэтому и создалось мнение, что Мартынова использовали как исполнителя негласного приговора. Его якобы заставили или подтолкнули вызвать Лермонтова на дуэль и расправиться с неугодным поэтом.

Версия о заговоре со стороны Николая I и/или Бенкендорфа, осуществленного через жандармского подполковника Кушинникова (пребывавшего в Пятигорске в 1841 году для наблюдения за посетителями Кавказских Минеральных вод) или других лиц, выглядит очень неубедительной. Следует подчеркнуть, что в июне-июле 1841 года в столице даже не знали, что Лермонтов находится в Пятигорске. Ведь он был направлен из Санкт-Петербурга в Тенгинский пехотный полк, штаб-квартира которого располагалась в Анапе. В Ставрополе Лермонтов добился от главнокомандующего войсками Кавказской линии П. X. Граббе направления в экспедицию в Дагестан, в крепость Шуру (ныне – г. Буйнакск) для штурма аула Чиркей. Однако в Шуре Лермонтов так и не появился, свернув по пути для лечения в Пятигорск.

Заметим, что связь с Кавказом в то время велась через почту и курьеров. Даже самые расторопные курьеры преодолевали расстояние от Петербурга до Ставрополя за 2,5 недели, почта шла обычно от 4 до 6 недель. Поэтому спланировать заговор из Петербурга на 15 июля никак не могли.

Очень важно следующее обстоятельство. Распоряжение Николая Павловича от 30 июня 1841 года («…дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своем полку») никак не вяжется с версией о заговоре из Петербурга: абсурдно полагать, что Николай I, при всем его недоброжелательном отношении к Михаилу Юрьевичу, санкционировал заговор против Лермонтова в Пятигорске и одновременно потребовал, чтобы он не отлучался от службы в Тенгинском пехотном полку, на Черноморском побережье. Кстати, Бенкендорф, направлявший Кушинникова в апреле 1841-го в Пятигорск, не предполагал, что через некоторое время там появится Лермонтов.

В 1952 году Константин Паустовский написал лиричную повесть о М. Ю. Лермонтове «Разливы рек», которая заканчивалась, однако, весьма необычно: «…последнее, что он (Лермонтов) заметил на земле, – одновременно с выстрелом Мартынова ему почудился второй выстрел, из кустов под обрывом, над которым он стоял»[68]68
  К. Паустовский. Повести и рассказы. – Л.: Худож. лит., 1985. – С. 228.


[Закрыть].

Но ведь еще в 1941 году, к 100-летию со дня гибели поэта, К. Паустовский написал книгу «Поручик Лермонтов», где подробно воспроизводит дуэль Лермонтова с Мартыновым и ни слова не пишет о «выстреле из кустов». Литературоведы расценили эпизод дуэли в повести «Разливы рек» как проявление фантазии Константина Георгиевича. Тем не менее, многотысячными тиражами изданных книг Паустовского стала распространяться версия тайного стрелка-убийцы.

Вскоре, как грибы после дождя, появились работы других авторов, утверждающих о выстреле в Лермонтова из кустов, из-под обрыва, сзади со скалы и т. п.

Журнал «Литературный Киргизстан» в № 2 за 1957 год напечатал статью В. Швембергера «Трагедия у Перкальской скалы», в которой автор совершенно серьезно, «научно» утверждал, что убийцей Лермонтова был не Мартынов, а некий пьяный казак. Якобы казак этот, причащаясь перед смертью, признался священнику в своем преступлении.

Институтом русской литературы Академии наук СССР была создана специальная комиссия, в которую вошли известные лермонтоведы (В. Мануйлов, И. Андроников, Б. Городецкий и др.) и судебные медики. Вывод комиссии был однозначен: версия В. А. Швембергера основана на вымышленных фактах и не заслуживает серьезного внимания.

Однако через 5 лет, в 1962 году, легенда снова появилась на свет и была опубликована сразу в 5 изданиях! При этом она обросла новыми красочными «подробностями». И так уж получилось, что версия тайного стрелка-убийцы до сих пор витает в умах отдельных, фанатично настроенных литературоведов и передается из уст в уста между поклонниками творчества Лермонтова.

Обобщенно суть различных вариантов этой версии сводится к следующему. В Пятигорске якобы существовал заговор с целью убийства Лермонтова, организованный тайной полицией и, возможно, санкционированный высшими чинами государства (Бенкендорфом, военным министром Чернышевым, Николаем I). На спровоцированной дуэли Мартынова и Лермонтова негласно, тайно, присутствовал некий наемный убийца (казак, жандарм или подкупленный горец), вооруженный винтовкой и скрывающийся во время поединка рядом с местом дуэли. В зависимости от фантазии автора указываются различные «огневые точки» для стрелка (по отношению к Лермонтову): под кустом сбоку и справа от него, в кустах под обрывом спереди и сбоку, в кустах на скале или за выступом скалы сзади и выше Михаила Юрьевича. Одновременно или почти одновременно с выстрелом Мартынова был произведен выстрел из винтовки наемным убийцей. Мартынов («плохой стрелок») промахнулся, а пуля из винтовки намертво сразила поручика.

В качестве доказательств версий приводятся:

1) странный характер смертельной раны, пробившей тело Лермонтова навылет под углом около 35 градусов к горизонту;

2) сквозной характер ранения грудной клетки, якобы невозможный при стрельбе из дуэльного пистолета и вполне объяснимый выстрелом из винтовки;

3) «признания» в убийстве Лермонтова некоего казака священнику.

Последний пункт основан лишь на слухах, достоверно не подтвержденных. Эксперименты ученых показали, что по пробивной способности дуэльный пистолет системы Кухенройтера (а именно такое оружие применялось на поединке) практически не уступает такому мощному оружию, как современные пистолеты «ТТ» и «Наган», и с расстояния 10 шагов (дистанция между дуэлянтами по воспоминаниям секунданта А. И. Васильчикова) из него можно пробить насквозь грудную клетку человека.

Первый пункт доказательств у сторонников версии наемного убийцы является основополагающим. В самом деле: пуля попала в правый бок под нижнее XII ребро, а вышла между V и VI ребрами с противоположной, левой, стороны грудной клетки, почти у левого плеча. Так записано в акте освидетельствования тела Лермонтова. Но такая траектория якобы невозможна при известном, со слов секундантов, положении дуэлянтов. Значит, делает вывод часть сторонников версии, убийца стрелял, находясь снизу и сбоку от Лермонтова, а пуля шла по восходящей траектории и вышла высоко из левой половины грудной клетки.

Но подобный ход раневого канала вполне можно объяснить и выстрелом из пистолета Мартынова. Известно, что Лермонтов из-за неровностей дуэльной площадки стоял выше Мартынова и был развернут правым боком к противнику. Правая рука его с зажатым в ней пистолетом была поднята кверху (он только что сделал выстрел в воздух). При таком положении тела противоположная, левая, часть грудной клетки и левое плечо по законам анатомии опускаются книзу. Кроме того, в момент выстрела соперника Лермонтов мог инстинктивно отклониться, еще больше прогнувшись влево. Наконец, пуля могла срикошетить от края ребра и изменить свое направление. Таким образом, восходящее направление раневого канала с точки зрения судебной медицины и баллистики вполне понятно и при выстреле Мартынова.

Другая часть сторонников версии наемного убийцы утверждает, что выстрел в Лермонтова был сделан сзади, и якобы убийца занимал позицию на скале, расположенной значительно выше дуэльной площадки. «Ученые» эксперты и криминалисты, сторонники версии «выстрела в спину», предположили, что военный врач И. Е. Барклай-де-Толли, осматривавший тело поэта, спутал входное и выходное отверстия пули (?!). Якобы пуля, выпущенная из винтовки, вошла в тело сзади и пробила грудную клетку насквозь, выйдя под XII ребром справа.

Однако Барклай-де-Толли, ординатор Пятигорского военного госпиталя, был достаточно опытным врачом и в условиях многолетних кровопролитных боевых действий на Кавказе постоянно встречался с огнестрельными ранениями. Действительно, его можно упрекнуть в том, что он не описал особенности входного и выходного отверстий, что сразу бы сняло все вопросы. Однако в акте освидетельствования тела он совершенно ясно указал направление раневого канала, то, что пуля вошла «в правый бок» и «вышла с левой стороны». Поэтому выстрел никак не мог быть сделан сзади.

В целом, версия тайного стрелка-убийцы опровергается достаточно легко. Пистолеты, винтовки и ружья того времени при выстреле производили очень громкий звук и давали густое локализованное облако дыма. Дуэль была необычайно многолюдна: 2 противника, 4 секунданта, несколько негласных свидетелей. Последние пытались расположиться около кустов, окружавших дуэльную площадку, или где-то за кустами, и остаться незамеченным стрелку-убийце при таком многолюдье было просто невозможно. Да и тайной полиции смысла не было устраивать подобное сложнейшее исполнение заговора. Ведь наемный убийца, если бы он действительно был, мог спокойно, без свидетелей, поразить поэта при его частых, чуть ли не ежедневных, уединенных прогулках в горах. Убийство в этом случае удобно было бы свалить на горцев.

Многие современные авторы, до сих пор мусолящие версии о «тайном стрелке-убийце», «выстреле в спину» и других подобных небылицах, облекая их в приемлемую времени, наукообразную оболочку, даже не представляют, что «отцом-прародителем» всех этих ложных, фантастических версий является… бывший директор пятигорского музея «Домик М. Ю. Лермонтова» С. Д. Коротков. Этому чрезвычайно активному, но необразованному и невежественному человеку захотелось внести свой «вклад» в лермонтоведение. Тогда-то, в начале 1930-х годов Коротков и выдвинул свою версию о тайном стрелке-убийце, который прятался под кустом и выстрелил снизу одновременно с Мартыновым. Вступление Короткова в ряды лермонтоведов закончилось печально для него. Он был снят с должности с формулировкой «за вульгарную версию убийства Лермонтова». А в фондах музея еще долго пылился примитивный чертеж места дуэли с изображением человеческого скелета и воображаемого хода пули – творчество Короткова.

Итак, версии заговора ничего общего не имеют с действительностью.

Поэтому причины дуэли между Лермонтовым и Мартыновым нужно искать в личных взаимоотношениях этих двух сложных, непростых людей.

Внешний облик и характер М. Ю. Лермонтова

Великий русский поэт М. Ю. Лермонтов перенес очень тяжелое детство, наложившее суровый отпечаток на его характер и психику.

Он родился в Москве, в доме генерала Ф. Н. Толя у Красных ворот, в ночь со 2 на 3 октября 1814 года[69]69
  Здесь и далее даты приведены по старому стилю.


[Закрыть]. Мать его, Мария Михайловна Лермантова[70]70
  Настоящая фамилия Михаила Юрьевича – Лермантов, а литературные произведения он подписывал через «о» – Лермонтов. По последней фамилии он и вошел во всемирную историю и литературу.


[Закрыть] (урожденная Арсеньева) к моменту родов находилась в возрасте 19 лет и имела весьма слабое здоровье. Вынашивание плода было трудным, и поэтому за 5 месяцев до родов родители Михаила Юрьевича приехали в Москву, из Тархан Пензенской губернии, чтобы обеспечить медицинское наблюдение за беременной и квалифицированное ведение родов. Последние протекали чрезвычайно тяжело. Мальчик родился недоношенным, крохотным, «с болезненными формами рук и ног». Акушерка, взглянув на слабенького новорожденного, тотчас заявила, что «этот мальчик не умрет своей смертью». Скорее всего, ее слова обозначали вероятность преждевременной смерти его в раннем детском возрасте от болезней.

После рождения будущего поэта родители вернулись в Тарханы. Но счастье покинуло эту семью. Мария Михайловна попала в очень сложное положение, она металась между двумя враждующими друг с другом любимыми людьми: своим мужем, Юрием Петровичем Лермантовым, и матерью, Елизаветой Алексеевной Арсеньевой. С портрета смотрит на нас хрупкое, очаровательное молодое создание, наивным ребенком вступившее в жестокую и беспощадную жизнь. Она полюбила всем сердцем красавца-блондина Юрия Петровича, весельчака со столичными манерами, отстояла в жестокой борьбе с матерью право на брак с ним, ввела его, почти разорившегося, «хозяином» в дом; несмотря на слабое здоровье выносила ребенка, что было равносильно подвигу, родила его со страшными женскими муками. И что же в награду?

Ее ждало охлаждение мужа, измены его, ссоры с физическим воздействием на нее, почти ежедневные конфликты мужа и матери. Вскоре Юрий Петрович покинул семью. Мария Михайловна стала тяжело болеть. Она таяла с каждым днем. Тяжелая чахотка (туберкулез легких) охватила грудь молодой женщины, и через два с половиной года после рождения Миши она скончалась.

Тяжелое личное горе и невыносимая тоска переливались из сердца матери в сердце ее дитяти, словно железными клещами терзали и рвали на куски его юную, неокрепшую душу.

Известно, что психика человека формируется в основном в первые 5 лет его жизни. И не являлся ли тяжелый, нервный характер возмужавшего поэта следствием этих невыносимых, нечеловеческих страданий, испытанных им в раннем детстве?

Через 9 дней после смерти Марии Михайловны по жестоко-бесчеловечному настоянию Елизаветы Алексеевны Юрий Петрович вынужден был оставить сына на попечение бабушки и уехал из Тархан навсегда. Так Мишенька в короткий срок лишился и матери, и отца.

С одной стороны, Миша был сирота, но с другой – это был в высшей степени избалованный ребенок. Елизавета Алексеевна так любила своего внука, что для него не жалела ничего. «Все ходило кругом да около Миши». В год она тратила на него до 10 тыс. рублей. Пьедестал всеобщего поклонения, сооруженный в Тарханах с младенческих пеленок, уродовал формирующийся характер. Мальчик семи лет уже умел прикрикнуть на лакея, с презрением улыбнуться на лесть ключницы. «В саду он то и дело ломал кусты и срывал лучшие цветы, усыпая ими дорожки. Он… радовался, когда брошенный им камень сбивал с ног бедную курицу»[71]71
  П. А. Висковатов. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество. – М.: Современник, 1987. – С. 43. (Далее сокращенно – Висковатов).


[Закрыть]. «Этот внучек-баловень, пользуясь безграничною любовью своей бабушки, с малых лет уже превращался в домашнего тирана, не хотел никого слушаться, трунил над всеми…»[72]72
  И. А. Арсеньев. Слово живое о неживых // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. – М.: Худож. лит., 1989. – С. 56. (Далее сокращенно – Л. в восп.).


[Закрыть] – вспоминал дальний родственник Лермонтова И. А. Арсеньев.

К тому же Михаил Юрьевич с точки зрения психического здоровья обладал очень нехорошей наследственностью. Среди родственников, в роду Лермантовых, Арсеньевых и Столыпиных, было много больных психическими заболеваниями и неврозами, а также вспыльчивых, упрямых, аффективно несдержанных, психопатических личностей.

Так и вышло, что в течение всей жизни Лермонтова необычайная врожденная нежность, поэтичность и музыкальность души его непостижимым образом уживалась с полученной в результате неправильного воспитания неутолимой жаждой первенствовать, властвовать, а временами и зло критиковать других.

Раздвоенность его натуры понимали немногие, только самые близкие ему люди. Лермонтовых было два: замкнутый в себе, добрый, нежный, сентиментальный юноша-поэт, редко кому открывающий свою душу, и властный, вспыльчивый, резкий, ироничный, бесстрашный офицер. Внешне, на людях, в обществе это был характер неспокойный, неприятно бурный, склонный к недопустимым выходкам, шалостям, подчас наивно-детским.

По воспоминаниям писателя И. И. Панаева, подобные шалости Лермонтов нередко вытворял в доме своего издателя и редактора А. А. Краевского: «…Лермонтов подходил к столу, за которым сидел редактор, глубокомысленно погруженный в корректуры… разбрасывал эти корректуры и бумаги по полу и производил страшную кутерьму на столе и в комнате. Однажды он даже опрокинул ученого редактора со стула и заставил его барахтаться на полу в корректурах»[73]73
  И. И. Панаев. Из литературных воспоминаний // Л. в восп. – С. 306–307.


[Закрыть]. А. А. Краевскому эти «школьные» выходки Лермонтова определенно не нравились, но «он поневоле переносил это от великого таланта».

Временами у Лермонтова наступали приступы тяжелой «черной» меланхолии, тоски, страха смерти, жестокой психической депрессии. В эти периоды он оставлял учебу в пансионе, университете, Школе юнкеров или воинскую службу в полку, по нескольку дней мог не выходить из комнаты, лежа в кровати в каком-то молчаливом оцепенении. Читать и писать в эти дни он не мог, разговаривать и общаться ни с кем не желал.

Николай I серьезно подозревал, что Лермонтов не совсем психически здоров. Так, на докладной записке шефа корпуса жандармов А. X. Бенкендорфа о стихотворении «Смерть поэта» царь написал такую резолюцию: «Приятные стихи, нечего сказать… Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он…»[74]74
  А. X. Бенкендорф. Докладная записка о стихотворении Лермонтова «Смерть поэта» с резолюцией Николая I // Л. в восп. – С. 486.


[Закрыть].

Конечно, Михаил Юрьевич не имел психических заболеваний в полном смысле этого слова, у него не было шизофрении или, скажем, маниакально-депрессивного психоза, но он периодически страдал определенным болезненным состоянием нервной системы, что можно по современной терминологии уложить в понятие «астенический невроз».

Дважды у поэта наблюдались тяжелые реактивные психозы: в первый раз – в феврале 1837 года при столкновении и споре со своим родственником Н. А. Столыпиным по поводу обстоятельств гибели Пушкина, во второй раз – в апреле 1841-го, когда Михаил Юрьевич, хлопотавший об отставке, неожиданно получил предписание в 48 часов покинуть Петербург и отправиться в свой полк на Кавказ.

Вообще у Михаила Юрьевича физическое состояние и здоровье было слабое, и он часто и подолгу болел.

В детстве Миша Лермонтов страдал «худосочием», рахитом, золотухой, диатезом, «повышенной нервностью»; переболел корью в тяжелой форме, осложнившейся какой-то другой, неизвестной тяжелой болезнью, во время которой мальчик 3 года не мог встать с постели.

В 1832 года в манеже Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров от удара копытом лошади 18-летний юнкер Лермонтов получил открытый перелом «кости ниже колена» (правой большеберцовой кости). Несмотря на 5-месячное лечение, кость плохо срослась, правая нога осталась деформированной, от чего Михаил в дальнейшем сильно прихрамывал.

Иммунитет у Михаила Юрьевича был снижен. Поэтому в течение всей жизни он очень часто болел простудными и инфекционными заболеваниями, «ревматизмами». Особенно тяжелое инфекционное заболевание (вероятно, воспаление легких) перенес Лермонтов весной 1837 году, простудившись во время утомительной дороги из Петербурга в ссылку на Кавказ.

Михаил Юрьевич имел маленький рост, некрасивую фигуру с очень большой головой и непомерно широким туловищем, выраженный кифоз (горб) из-за врожденной и приобретенной деформации шейного и грудного отдела позвоночника, был кривоног и страдал хромотой. Грудная клетка Лермонтова была деформирована от врожденного уродства костей и неправильного их развития в результате рахита.

Из-за некрасивой фигуры товарищи по Московскому Благородному пансиону называли Мишу «лягушкой», а в Школе юнкеров он имел прозвище «Маешка» (производное от имени горбатого и некрасивого персонажа французской литературы Mayeux). Михаил Юрьевич осознавал свою некрасивость и, вероятно, в душе сильно страдал от этого. В юношеской повести[75]75
  «Вадим».


[Закрыть] он воспроизвел себя в Вадиме-горбаче и описал жестокие страдания из-за того, что его, урода, не любит любимая им девушка.

На неприятный внешний облик поэта указывали многие его современники.

Великий русский писатель И. С. Тургенев писал: «В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно-темных глаз… Вся его фигура, приземистая, кривоногая, с большой головой на сутулых широких плечах, возбуждала ощущение неприятное…»[76]76
  И. С. Тургенев. Из литературных и житейских воспоминаний // Л. в восп. – С. 296.


[Закрыть].

Однополчанин Лермонтова А. Ф. Тиран вспомнил случай, когда их вдвоем отправили на дежурство к великому князю Михаилу Павловичу. Старый казак, когда они явились, долго смотрел на Лермонтова, затем покачал головой и сказал: «Неужто лучше этого урода не нашли кого на ординарцы посылать»[77]77
  А. Ф. Тиран. Из записок // Л. в восп. – С. 150.


[Закрыть].

Юному поклоннику поэта К. А. Бороздину, заочно восторгавшемуся им и знавшему наизусть многие его стихи, Михаил Юрьевич «рисовался в воображении чем-то идеально прекрасным, носящим на своем челе печать высокого своего призвания». Увидев живого Лермонтова, он был потрясен: «Боже! Какое разочарование! Какая пропасть между моею фантазией и действительностью! Корявый какой-то офицер – и это Лермонтов!

Огромная голова, широкий… лоб, выдающиеся скулы, лицо коротенькое… угрястое и желтоватое, нос вздернутый, фыркающий ноздрями, реденькие усики и волосы на голове, коротко остриженные. Но зато какие глаза! То были… щели, полные злости и ума… С лица Лермонтова не сходила сардоническая улыбка… Помимо его безобразия, я видел в нем столько злости»[78]78
  К. А. Бороздин. Из моих воспоминаний // Л. в восп. – С. 353–354.


[Закрыть].

Как выразилась дальняя родственница Лермонтова В. И. Анненкова, «душа поэта плохо чувствовала себя в небольшой коренастой фигуре карлика»[79]79
  В. И. Анненкова. Из воспоминаний // Л. в восп. – С. 164.


[Закрыть].

Вероятно, у всех гениальных людей – трудные характеры.

В истории превыше всего должна быть правда. Поэтому не будем приукрашивать Лермонтова, а прислушаемся к мнению его современников.

Вот какую характеристику дал Михаилу Юрьевичу его родственник И. А. Арсеньев: «Одаренный от природы блестящими способностями и редким умом, Лермонтов любил проявлять свой ум, свою находчивость в насмешках над окружающею его средою и колкими, часто очень мелкими остротами оскорблял иногда людей… С таким характером, с такими наклонностями он вступил в жизнь и, понятно, тотчас же нашел себе множество врагов.

Как поэт, Лермонтов возвышался до гениальности, но как человек, он был… несносен»[80]80
  И. А. Арсеньев. Слово живое о неживых // Л. в восп. – С. 56–57.


[Закрыть].

А вот высказывание товарища Михаила Юрьевича по Московскому университетскому пансиону Николая Сатина: «В пансионе товарищи не любили Лермонтова за его наклонность подтрунивать и надоедать. „Пристанет, так не отстанет“, – говорили об нем… Эта юношеская наклонность привела его и к последней трагической дуэли!»[81]81
  Н. М. Сатин. Отрывки из воспоминаний // Л. в восп. – С. 250.


[Закрыть]

Привычка поэта к острым, злым шуткам сохранилась у Лермонтова и после его возмужания, став неотъемлемой чертой его характера. Об этом вспоминал однополчанин Лермонтова А. Ф. Тиран. Справедливости ради, нужно отметить, что А. Ф. Тиран, H. М. Сатин были в довольно-таки прохладных отношениях с талантливым поэтом. Не наговаривали ли они на него?

Но вот мнения людей, хорошо относившихся к поэту или друживших с ним.

Князь Александр Мещерский: «Сблизившись с Лермонтовым, я убедился, что изощрять свой ум в насмешках и остротах постоянно над намеченной им в обществе жертвой составляло одну из резких особенностей его характера»[82]82
  А. В. Мещерский. Из моей старины. Воспоминания // Л. в восп. – С. 376.


[Закрыть].

Товарищ Михаила Юрьевича по салону Карамзиных камер-юнкер H. М. Смирнов: «Все приятели ожидали сего печального конца, ибо знали его страсть насмехаться и его готовность отвечать за свои насмешки»[83]83
  Н. М. Смирнов. Из памятных заметок // Л. в восп. – С. 292.


[Закрыть].

Молодой кавказский офицер А. Д. Есаков вспоминал, что Лермонтов часто говорил с ним в тоне насмешки. Однако когда Михаил Юрьевич замечал, что Есаков теряет терпение, он ласковым словом, добрым взглядом унимал пыл молодого офицера, и они оставались в дружеских отношениях.

Писатель И. И. Панаев рассказывает: «Я много слышал о Лермонтове от его школьных и полковых товарищей. По их словам, он был любим очень немногими, только теми, с которыми был близок, но и с близкими людьми он не был сообщителен. У него была страсть отыскивать в каждом своем знакомом какую-нибудь комическую сторону, какую-нибудь слабость, и, отыскав ее, он упорно и постоянно преследовал такого человека, подтрунивал над ним и выводил его наконец из терпения… Он непременно должен был кончить так трагически: не Мартынов, так кто-нибудь другой убил бы его»[84]84
  И. И. Панаев. Из литературных воспоминаний // Л. в восп. – С. 306.


[Закрыть].

Итак, люди, доброжелательно относящиеся к поэту, также как и недруги его, дружно приходят к выводу, что из-за особенностей своего характера Михаил Юрьевич с неизбежностью подставлял свою грудь под пулю одного из обиженных. Ведь не все офицеры, подобно Есакову, способны были на понимание и прощение поэта за его насмешки и дерзкие выходки.

А дуэли в то время были очень частым явлением. Однополчанин Лермонтова вспоминал: «…мы любили друг друга, но жизнь была для нас копейка: раз за обедом подтрунивали над одним из наших, что с его ли фигурою ухаживать за дамами, а после обеда – дуэль…»[85]85
  А. Ф. Тиран. Из записок // Л. в восп. – С. 151.


[Закрыть]

Дуэли Лермонтова

До поединка с Мартыновым Лермонтов уже имел опыт участия в двух дуэлях.

В материалах В. X. Хохрякова[86]86
  РО ИРЛИ, ф. 524, оп. 4, № 26, тетрадь 1, л. 11 об.


[Закрыть], первого биографа поэта, имеется указание на то, что Михаил Юрьевич около 1830 года стрелялся на дуэли со Столыпиным из-за своей двоюродной сестры. Обстоятельства этой юношеской дуэли поэта для лермонтоведов до сих пор покрыты мраком неизвестности.

Вторая дуэль Лермонтова, состоявшаяся 18 февраля 1840 года с сыном французского посланника в России Эрнестом де Барантом, получила большую известность. Виновницами ссоры Лермонтова и Баранта были молодая княгиня Мария Щербатова, за которой оба настойчиво ухаживали, а также поклонница Баранта Тереза фон Бахерахт. Уязвленная и душимая ревностью, Тереза внушила Эрнесту о якобы непочтительном отношении к нему Лермонтова.

Дуэль проходила на Парголовской дороге под Петербургом при секундантах А. А. Столыпине (Монго) со стороны Лермонтова и Рауле д’Англесе со стороны француза. По условиям сначала дрались на шпагах до «первой крови». При этом конец шпаги Лермонтова переломился. Барант сделал выпад против безоружного противника, но поскользнулся и в итоге лишь оцарапал грудь и руку Лермонтову. Перешли на пистолеты. С расстояния в 20 шагов Барант выстрелил первым и промахнулся. Лермонтов великодушно выстрелил в сторону, после чего противники помирились. В результате дуэли Михаил Юрьевич получил от шпаги француза две неглубокие раны мягких тканей (правой половины грудной клетки и правого предплечья), которые через некоторое время зажили, а также «заработал» свою вторую ссылку на Кавказ.

Дуэль с Мартыновым была третьей в жизни поэта.

С именем Лермонтова связывают еще 5 околодуэльных и преддуэльных ситуаций.

Сразу же следует опровергнуть утверждение, что Михаил Юрьевич стрелялся на дуэли во время службы в лейб-гвардии Гусарском полку с А. Н. Долгоруким. В обнаруженной рукописи их однополчанина А. Ф. Тирана в одном месте чужим почерком вписано, что «Лермонтов стрелялся с Долгоруким, которого он убил»[87]87
  Записки неизвестного гусара о Лермонтове // Звезда. – 1936. – № 5. – С. 183.


[Закрыть]. Эта неизвестно кому принадлежащая запись оказалась ошибочной, так как путем исторических изысканий было установлено, что А. Н. Долгорукий был убит на дуэли В. В. Яшвилем в 1842 году, когда прах Лермонтова уже покоился в земле.

Преддуэльная ситуация сложилась в декабре 1834-го – январе 1835 года между Михаилом Юрьевичем и его другом детства Алексеем Лопухиным. В основе ее лежал любовный треугольник: богатый жених с 5 тыс. крепостных душ Лопухин, петербургская красавица – кокетка Катенька Сушкова (предмет детского увлечения Миши) и возмужавший 20-летний корнет Лермонтов. Е. А. Сушкова впоследствии вспоминала: «Вечером приехал к нам Мишель, расстроенный, бледный; улучил минуту уведомить меня, что Л<опу>хин приехал, что он ревнует, что встреча их была как встреча двух врагов и что Л<опу>хин намекнул ему, что… он не прочь и от дуэли…»[88]88
  Е. А. Сушкова. Из записок // Л. в восп. – С. 111–112.


[Закрыть]. По ее словам, Лермонтов заявил, что если она не решит, кого из двух выбрать, то пусть предоставит выбрать «судьбе или правильнее сказать: пистолету». Следует отметить, что к 1834 году Михаил уже не имел чувства к Сушковой и лишь подсмеивался над ней, играл роль влюбленного, мстя за свои детские слезы, пролитые много лет назад по вине этой бессердечной кокетки. Тем не менее, по законам дворянской чести Лопухин должен был, безусловно, вызвать Лермонтова, ведь Алексей был как-никак нареченный жених, а Лермонтов фактически сорвал ему свадьбу, опорочил невесту. Но дуэль между друзьями детства не состоялась.