Текст книги "Тайны гибели российских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Маяковский (Документальные повести, статьи, исследования)"
Автор книги: Михаил Давидов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Да, наверное позавидовали бы такой «ссылке» пребывавшие в это же время где-нибудь в промозглом сибирском Ялуторовске ссыльные декабристы!
Вскоре Мартынов женился на прехорошенькой даме и зажил счастливой семейной жизнью. Вот тебе и епитимья!
Благодаря многочисленным просьбам Мартынова и ходатайствам генерал-губернатора Бибикова Святейший Синод уже в 1843 году сократил срок покаяния с 15 до 5 лет, а 25 ноября 1846-го освободил Мартынова от епитимьи. Мартынову был разрешен переезд в Москву. Но уж так понравилась Николаю Соломоновичу такая «ссылка», что он еще несколько лет прожил в Киеве и лишь затем отправился в Москву, где разместился в собственном доме.
Вот такое «наказание» понес отставной майор Мартынов за убийство великого русского поэта М. Ю. Лермонтова.
Мартынов жил в Москве довольно богато. Ф. Ф. Маурер, владелец красивого московского особняка, утверждал впоследствии, что Николай Соломонович частенько вел в его доме крупную карточную игру. Более того, Маурер уверял, что это было единственным доходом Мартынова. Вероятно, слава великого карточного шулера, его дяди Саввы Мартынова, не давала Николаю Соломоновичу покоя.
В. М. Голицын в своих воспоминаниях о «старой» Москве, рассказывая о московском обществе 1870-х годов, писал: «Не могу не упомянуть о Мартынове, которого жертвой пал Лермонтов. Жил он в Москве уже вдовцом, в своем доме в Леонтьевском переулке, окруженный многочисленным семейством, из коего двое его сыновей были моими университетскими товарищами. Я часто бывал в этом доме и не могу не сказать, что Мартынов-отец как нельзя лучше оправдывал данную ему молодежью кличку „Статуя Командора“. Каким-то холодом веяло от его фигуры, беловолосой, с неподвижным лицом, суровым взглядом… Он был мистик, по-видимому, занимался вызыванием духов, стены его кабинета были увешаны картинами самого таинственного содержания, но такое настроение не мешало ему каждый вечер вести в клубе крупную игру в карты, причем его партнеры ощущали тот холод, который присущ был самой его натуре»[217]217
В. М. Голицын. Воспоминания («Старая Москва»). Часть 2. – С. 56. – ЦГАЛИ, ф. 1337.
[Закрыть].
Особенное понимание Мартынов находил в английском клубе, членом и завсегдатаем которого он был. Здесь собирались московские тузы, богатые и знатные люди, буржуа с либеральными взглядами. В этой среде он был любим и уважаем. Здесь у него было много защитников. Они называли его «благороднейшим человеком», ставшим жертвой жестокого характера поэта.
Поговаривали, что Мартынов ежегодно в роковую дату, 15 июля, ездил в один из окрестных монастырей Москвы, уединялся там и служил панихиду. Очевидно, так оно и было. И в этом нет ничего удивительного. Ведь Николай Соломонович был по характеру своему артист и позер. Рудольф Баландин пишет: «…геростратова слава устраивала посредственного во всех отношениях – кроме честолюбия и самомнения – Мартынова»[218]218
Р. Баландин. Убийство Михаила Лермонтова // Чудеса и приключения. – 1997. – № 2. – С. 57.
[Закрыть]. Ну, на самом деле, кем бы был Мартынов в обществе без этого клейма убийцы Лермонтова? Отставной майор, карточный игрок, поэт-дилетант, стихи которого никто не публикует и никто не читает. В общем, неудачник в жизни. А так он всегда на виду, на него все смотрят (не важно, что большинство – не с состраданием, а с некоторым презрением), пытаются поговорить, познакомиться и т. п.
Раскаяние Мартынова было показным, а не искренним. Он действовал на зрителя, устраивая целые спектакли с посещением церкви 15 июля, а в действительности нисколько не раскаивался и временами недобро отзывался об убиенном им человеке.
Маурер, Бетлинг и другие господа из московского окружения Мартынова вспоминали, что Николай Соломонович нередко в беседах, особенно в тесных мужских компаниях, пытался оправдаться в произошедшей много лет назад трагедии. Он утверждал, что причиной раздора послужил нечестный поступок Лермонтова, якобы распечатавшего письмо к нему, обвинял поэта в неблаговидном поведении по отношению к его сестре, нелестно отзывался о секундантах, «раздувших ссору», серьезно пытался убедить собеседников, что он даже не умел стрелять из пистолета и не хотел убивать Лермонтова, попав в него совершенно случайно.
К Мартынову неоднократно обращались не только устно, но и печатно, с просьбой написать воспоминания о Лермонтове и их дуэли. Дважды Николай Соломонович начинал свои записи и оба раза бросал, написав всего по нескольку страниц. Дальше воспоминаний о совместной учебе в Школе юнкеров он не пошел.
Мартынов прожил 60 лет и умер спустя 34 года после дуэли – 25 декабря 1875 года.
«Сегодня минуло ровно тридцать лет, как я стрелялся с Лермонтовым на дуэли, – писал в своей „Исповеди“ Мартынов. – Переносясь мысленно за тридцать лет назад и помня, что я стою теперь на краю могилы, что жизнь моя окончена и остаток дней моих сочтен, я чувствую желание высказаться, потребность облегчить свою совесть откровенным признанием самых заветных помыслов и движений сердца по поводу этого несчастного события»[219]219
Н. С. Мартынов. Моя исповедь // Л. в восп. – С. 491.
[Закрыть].
Однако исповедь свою убийца так и не завершил. У него не хватило мужества рассказать всю правду.
* * *
Вот и подошел к концу наш рассказ о трагическом столкновении Гения с беспокойным, тяжелым характером и большим человеческим сердцем и «доброй» Посредственности, заслужившей в полной мере мерзкого звания злодея.
Жизнь – это борьба! Борьба, идущая каждый день на каждом метре земного пространства. Борьба за счастье и благополучие людей, борьба за красоту, борьба за здоровье, борьба за природу.
В яростной и беспощадной борьбе этой труднее всего приходится гениям. Огромная Серая Масса Посредственностей, снующая беспрерывно в бесплодной суете мирской, душит их. Гению необычайно тяжело при жизни. Звериные вопли хулителей Лермонтова до сих пор доносятся из прошлого: Посредственности не давали ему жить и не оставили в покое даже после смерти.
Но, перефразируя слова П. А. Висковатова, можно с уверенностью сказать, что бычачий рев не может превозмочь соловьиное пенье!
И летят чарующие звуки лермонтовских стихов над земными просторами, вызывая восторг в душе и волшебное упоение красотою жизни.
У Михаила Юрьевича был, к большому его несчастью, очень трудный и тяжелый характер. Это чистая правда. Но я люблю Лермонтова таким, какой он есть, без всяких приукрашиваний, со всеми его недостатками и пороками. Это мой Лермонтов.
Перечитывая томики Михаила Юрьевича, его грустные, мелодичные стихи и непостижимо прекрасную, поэтичную, благоуханную прозу, мы не только восторгаемся этим великим литератором, ставя его в один ряд с Гете, Байроном, Шиллером и даже Пушкиным, но и слушаем его, разговариваем с ним, как с живым. Да, он закончил свою земную, биологическую жизнь. Но Лермонтов не умер, он живет в каждом из нас неповторимыми строчками своих произведений. И всюду с нами шагает он рядом по жизни – дерзкий, непокорный и вечно молодой!
Портрет H. С. Мартынова. Неизвестный художник.
Портрет М. Ю. Лермонтова в гусарском сюртуке. Худ. А. И. Клюндер. 1838 г.
Аграфена (слева) и Надежда Верзилины. Акварель Г. Г. Гагарина. 1840–1842 г.
Эмилия Клингенберг (Роза Кавказа). Худ. Р. Белов.
А. И. Васильчиков. Рисунок Г. Г. Гагарина. 1839 г.
H. С. Мартынов в Пятигорске в 1841 г. Неизвестный художник.
А. А. Столыпин (Монго). Акварель В. Гау.
Князь С. В. Трубецкой. Худ. П. Соколов. 1881 г.
М. П. Глебов. Акварель П. Соколова.
Вид пятигорского бульвара. Рисунок М. Ю. Лермонтова.
Осмотр ординарцев. Рисунок М. Ю. Лермонтова.
Дуэль. Рисунок М. Ю. Лермонтова. 1832–1834 гг.
Лермонтов на смертном одре. Худ. Р. К. Шведе. 1841.
Пятигорск. Вид с Машука на город и горы Юца, Джуца и Эльбрус. Фото М. Давидова.
Домик Лермонтова в Пятигорске. Фото М. Давидова.
Пятигорск. Комната М. Ю. Лермонтова. Фото М. Давидова.
Зала в доме Верзилиных, где произошла роковая ссора. Слева – рояль, на котором играл князь Трубецкой и стояли рядом Мартынов с Надеждой Верзилиной. Справа – диван, на котором сидели, подшучивая над Мартыновым, Лермонтов, Лев Сергеевич Пушкин и Эмилия. Фото М. Давидова.
Зала в домике Лермонтова. Здесь находилось тело убитого поэта. Фото М. Давидова.
Дом Верзилиных, где произошла роковая ссора Фото М. Давидова.
Доцент М. И. Давидов в первой экспедиции (2007) во время двухмесячного поиска истинного места дуэли.
Перкальская скала в районе истинного места дуэли. Вдали – гора Змеевая. Фото М. Давидова.
Памятник на месте первоначального захоронения М. Ю. Лермонтова на Пятигорском кладбище. Фото М. Давидова.
НУЖНО ЛИ НАМ ОБЕЛЯТЬ УБИЙЦУ ЛЕРМОНТОВА?
Статья[220]220
Статья была подготовлена мной для журнала «Москва» в 2006 году, но после беседы с главным редактором Леонидом Бородиным было совместно решено не вступать в полемику с защитниками Мартынова, чтобы лишний раз не привлекать внимания к убийце Лермонтова.
[Закрыть]
В 2003 году журнал «Москва» в № 7 и 8 опубликовал мою документальную повесть «Дело № 37»[221]221
«Дело № 37» – первый вариант документальной повести «Лермонтов и Мартынов: трагическое противостояние».
[Закрыть], посвященную трагическому противостоянию великого русского национального поэта Михаила Юрьевича Лермонтова и Николая Соломоновича Мартынова. Как известно, жизненные пути двух этих сложных людей и по существу антиподов многократно пересекались, что завершилось роковым для русской литературы исходом 15 июля 1841 года в результате поединка, который, как заявил один из современников дуэлянтов, был совершен «против всех правил чести, благородства и справедливости»[222]222
Из дневника московского почт-директора А. Я. Булгакова // Литературное наследство. – Т. 45–46. – М., 1948. – С. 710.
[Закрыть].
«Дело № 37» – вещь сугубо документальная, прочно опирающаяся на исторические и документальные материалы, которых насчитывается 116 в приведенном списке литературных источников.
Тем большее удивление вызвала книга «В чужом пиру… Михаил Лермонтов и Николай Мартынов»[223]223
А. В. Очман. В чужом пиру… Михаил Лермонтов и Николай Мартынов. – М.: Гелиос, 2006. – 205 с. (Далее сокращенно – Очман).
[Закрыть], в которой известный лермонтовед А. В. Очман обрушил свой гнев на публикацию журналом «Москва» этого документального произведения. Потоки грязи вылиты и на автора, который, к слову, имеет более 500 опубликованных работ по медицине и литературоведению, ученое звание доцента и в течение 35 лет жизни, помимо основной профессии врача-хирурга, все свободное время посвятил изучению обстоятельств гибели М. Ю. Лермонтова. Это не помешало уважаемому Александру Владимировичу, помимо прочих обидных определений, назвать автора «неофитом», новичком, который «ранее на „лермонтовском поле“ замечен не был». Очевидно, если следовать логике А. В. Очмана, на этом так называемом «поле» все уже «схвачено» и поделено и новым лицам там делать нечего. С сожалением приходится констатировать, что как раньше, так и сейчас среди биографов и исследователей творчества Лермонтова были и есть авторы, которые только за собой оставляли и оставляют право на истину, с порога отметая все, что хоть в чем-то не согласуется с их взглядами.
Совершенно не претендуя на личное «Я» и скромно оценивая свои возможности, считаю неразумным ограничивать круг исследователей творчества и биографии Лермонтова узкой группой профессионалов. Вспомним, что Сергей Иванович Недумов был простым бухгалтером, что не помешало ему стать классиком лермонтоведения!
Чтобы «доказать» «ошибочность и ненаучность» нашей версии свершившейся дуэли, А. В. Очман на 6 страницах дословно воспроизводит часть работы, касающуюся хода поединка:
«М. Давидов живописует: „Прибыв к месту поединка, Лермонтов и его секунданты встретили там приехавшего чуть раньше на беговых дрожках вместе с Васильчиковым мрачного, молчаливого Мартынова, который церемонно поклонился им. Встретившись взглядом со злыми, холодными глазами Мартынова, Михаил Юрьевич понял, что никакого примирения не будет. Приехавший с добрыми мыслями и сердцем поэт сразу потерял свое веселое настроение, и саркастическая улыбка вдруг исказила черты его лица“»[224]224
М. И. Давидов. Дело № 37. – Журнал «Москва», 2003. – № 8. – С. 189–191.
[Закрыть] (см. далее по тексту моей повести «Лермонтов и Мартынов: трагическое противостояние», глава «Поединок», которую А. В. Очман не поленился процитировать полностью).
Изложение эпизода дуэли А. В. Очман специально привел дословно, как бы показывая: вот, посмотрите на этого дурачка, более полутора веков прошло с момента дуэли, а он как будто там стоял и все своими глазами видел. «Поражает всеведение Давидова, – пишет Александр Владимирович. – Для него, словно для Всевышнего, не существует никаких тайн: ему ведомо настроение Лермонтова, приехавшего на дуэль с добрыми мыслями и сердцем и т. д.»[225]225
Очман. С. 70.
[Закрыть]. При этом уважаемый Александр Владимирович собственно не приводит никаких конкретных доказательств, которые бы опровергали ход дуэли в моем изложении. И так, мол, все ясно, какие еще нужны аргументы?
Читателю, не сведущему в лермонтоведении, кажется, что Очман действительно прав. Но все дело в том, что буквально каждая фраза в моем повествовании, каждое описанное действие противников и секундантов не являются произвольным изложением, а в действительности опираются на те или иные источники: документальные архивные материалы, воспоминания очевидцев, работы первых биографов поэта, опрашивающих живых свидетелей пятигорских событий 1841 года.
Приведем несколько примеров.
Казалось бы, ну как можно через полтора века увидеть падение Лермонтова после выстрела и характер его ранения?
Оказывается, это описано секундантом А. И. Васильчиковым: «Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперед, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди, раненные или ушибленные. Мы подбежали. В правом боку дымилась рана, в левом – сочилась кровь…»[226]226
А. И. Васильчиков. Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым // Русский архив. – 1872. – № 1. – С. 211–212.
[Закрыть].
Вот выдержки из изложения дуэли первым биографом поэта, профессором П. А. Висковатовым, который почерпнул сведения в беседе с живым свидетелем дуэли Васильчиковым: «Мартынов (перед началом дуэли) стоял мрачный, со злым выражением лица. Столыпин обратил на это внимание Лермонтова, который только пожал плечами. На губах его показалась презрительная усмешка… Противников поставили на скате, Лермонтова выше; Мартынова ниже. Это опять была неправильность. Лермонтову приходилось целить вниз, Мартынову вверх, что давало последнему некоторое преимущество. Командовал Глебов. „Сходись!“ – крикнул он. Мартынов пошел быстрыми шагами. Лермонтов остался неподвижен. Взведя курок, он поднял пистолет дулом вверх и, помня наставления Столыпина, заслонился рукой и локтем, „по всем правилам опытного дуэлиста“». «В эту минуту – пишет князь Васильчиков, – я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта». Вероятно, вид торопливо шедшего и целившего в него Мартынова вызвал в поэте новое ощущение. Лицо приняло презрительное выражение, и он вытянул руку кверху, по-прежнему кверху же направляя дуло пистолета. «Раз… Два… Три!» – командовал между тем Глебов. Мартынов уже стоял у барьера. «Я отлично помню, – рассказывал далее князь Васильчиков, – как Мартынов повернул пистолет курком в сторону, что он называл „стрелять по-французски“. В это время Столыпин крикнул: „Стреляйте! или я разведу вас!..“ Выстрел раздался, и Лермонтов упал как подкошенный»[227]227
П. А. Висковатов. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество. – М.: Современник, 1987. – С. 369–370. (Далее сокращенно – Висковатов).
[Закрыть].
Естественно, что на этих материалах П. А. Висковатова я в первую очередь базировался при описании хода дуэли.
То, что Лермонтов приехал на дуэль в хорошем, почти веселом, расположении духа, подтверждается свидетельством секунданта М. П. Глебова, ехавшего вместе с Михаилом Юрьевичем. Глебов после дуэли рассказывал об этом друзьям и сослуживцам, рассказы которых записал впоследствии П. К. Мартьянов: «Всю дорогу из Шотландки до места дуэли Лермонтов был в хорошем расположении духа»[228]228
П. К. Мартьянов. Дела и люди века. – Т. 2. – СПб, 1893. – С. 93.
[Закрыть].
Миролюбивое настроение Лермонтова и произнесенная им перед раздачей оружия фраза, что он не будет стрелять в Мартынова – доказаны письмом А. С. Траскина генералу П. X. Граббе[229]229
Письмо впервые опубликовано в журнале «Русская литература». 1974. – № 1. – С. 115–125.
[Закрыть]. Траскин участвовал в допросах арестованных Мартынова и секундантов.
Неблагоприятные погодные условия во время дуэли (предгрозовая буря, а затем страшный грозовой ливень) неопровержимо доказаны всеми свидетельствами очевидцев поединка, собранными Висковатовым, а также рассказом Васильчикова. «Из тихой и прекрасной погоды вдруг сделалась величайшая буря, – писал в письме Полеводин, живший во время дуэли в Пятигорске, – весь город и окрестности были покрыты пылью, так что ничего нельзя было видеть. Буря утихла и чрез 5 минут пошел проливной дождь. Секунданты говорили, что как скоро утихла буря, то тут же началась дуэль»[230]230
Литературное наследство. – 1952. – № 58. – С. 490.
[Закрыть]. Наконец, главный свидетель – сам убийца Мартынов рассказывал Бетлингу: «На нашу общую беду шел резкий дождь и прямо бил в лицо секундантам»[231]231
Нива. – 1880. – № 20. – С. 475.
[Закрыть].
Расположение дуэлянтов на дуэльной площадке (Лермонтов стоял выше Мартынова) подтверждается мемуарами А. И. Васильчикова и книгой П. А. Висковатова, а также воспоминаниями приятеля поэта офицера Н. П. Раевского[232]232
Н. П. Раевский Рассказ о дуэли Лермонтова // Нива. – 1885. – № 7. – С. 167–168.
[Закрыть].
Факт обидной для отставного майора Мартынова фразы, громко произнесенной Лермонтовым в ответ на принуждение секундантов произвести выстрелы (после сигнала «Три»), признается сейчас подавляющим большинством лермонтоведов. Приведем только свидетельство сына князя Васильчикова, Б. А. Васильчикова, который неоднократно слышал рассказы об обстоятельствах роковой дуэли от отца: «Лермонтов поднял дуло пистолета вверх, обращаясь к моему отцу, громко, так что Мартынов не мог не слышать, сказал: „Я в этого дурака стрелять не буду!“»[233]233
О смерти Лермонтова // Возрождение (Париж). – 1939. – № 4153.
[Закрыть].
Не будем больше утомлять читателей ссылками на первоисточники, но по ним вытекают и все другие изложенные нами обстоятельства дуэли: произнесенная едва слышно фраза Лермонтова «Миша, умираю» (свидетельство Михаила Глебова), поцелуй убийцей поэта со словами «Миша, прости мне!», оставленная Мартыновым черкеска на дуэльной поляне и т. п.
Итак, абсолютно все обстоятельства хода поединка в моем описании подтверждаются первоисточниками, документальными материалами.
Поэтому я не могу принять тех оскорбительных высказываний в свой адрес, которые изрек глубокоуважаемый Александр Владимирович.
Главный недостаток моей работы А. В. Очман видит в расхождениях с версией В. А. Захарова, изложенной в книге «Загадка последней дуэли»[234]234
В. А. Захаров. Загадка последней дуэли. – М.: Рус. панорама, 2000. – 352 с. (Далее сокращенно – Захаров).
[Закрыть]. Очман даже засомневался, знаком ли я вообще с этой работой. Конечно, я внимательно изучил эту книгу В. А. Захарова, как и все другие его произведения на лермонтовскую тему. Как же можно, 35 лет с колоссальными трудностями добывать малодоступную литературу в спецхранах и не прочесть книгу, которой сейчас завалены буквально все книжные магазины страны?
Но дело в том, что я как раз и не считаю работу Захарова (с уважением относясь к ее автору Владимиру Александровичу) истиной в последней инстанции. В рекомендуемой работе я нахожу ошибки и расхождения с некоторыми документальными материалами и не могу принять как окончательную, незыблемую версию. В ней представлен свой взгляд на обстоятельства и ход дуэли Лермонтова и Мартынова, который я уважаю, но с некоторыми положениями автора принципиально не согласен. И не только я, но и многие современные литературоведы и историки. Я не говорю уж о классиках лермонтоведения – П. К. Мартьянове, П. А. Висковатове, Э. Г. Герштейн, С. В. Чекалине, Т. А. Ивановой, Е. И. Яковкиной, С. И. Недумове, И. Л. Андроникове, С. Б. Латышеве. В. А. Мануйлове, Д. А. Алексееве, точки зрения которых по некоторым важнейшим пунктам находятся в явном противоречии с работами В. А. Захарова и самого А. В. Очмана.
Сразу оговорюсь, что я не являюсь сторонником вульгарных и неправдивых версий заговора, задуманного в Санкт-Петербурге и осуществленного у подошвы Машука руками Мартынова или некоего мифического «казака». И первая глава документальной повести («Версии заговора») убедительно доказывает это[235]235
М. И. Давидов. Дело № 37. – Журнал «Москва». – 2003. – № 7. – С. 185–188.
[Закрыть].
Основное, что не нравится А. В. Очману в моем скромном труде, – обвинения H. С. Мартынова в убийстве М. Ю. Лермонтова. Никакого убийства не было, был «честный дуэльный поединок» – в один голос трубят и Захаров, и Очман. Обе их работы являются неприкрытой попыткой обелить убийцу великого русского национального поэта. Сам, мол, виноват. Дерзкий и язвительный был, врагов наживал, над всеми насмехался. Сам де и вызвал Мартынова на дуэль (смерти желал!), на месте поединка посмел пресловутый «дуэльный кодекс» самого графа де Шатовиллара нарушать, отказываясь от своего выстрела и поднимая вверх руку с пистолетом, намереваясь выстрелить в воздух, а не убивать Николая Соломоновича. Желанием сохранить таким образом Мартынову жизнь, мол, де пытался сильно его оскорбить.
Чтобы обелить Мартынова, А. В. Очман пытается искусственно «увеличить» дистанцию между соперниками и убедить всех, что боевой офицер Мартынов «плохой стрелок» и попал в поэта совершенно случайно. Да и оружие, мол, в его руке было дрянное.
Дистанцию между дуэлянтами Очман «удлинил» с 10 шагов, указанных в воспоминаниях А. И. Васильчикова (что соответствует 6,6 м), аж до 15 метров[236]236
Очман. – С. 74.
[Закрыть], то есть в 2,5 раза! Он же утверждает, что из «кухенройтеров», которые применялись на поединке, попасть в противника очень сложно, тем более такому «плохому», по его мнению, стрелку, как Мартынов.
В моем изложении хода дуэли предположено, что в условиях плохой видимости (ливневого дождя) взбешенный Мартынов мог машинально переступить условный барьер. При этом я опирался на ряд работ известных лермонтоведов[237]237
Л. П. Семенов. Васильчиков о дуэли и смерти Лермонтова // Ученые записки Северо-Осетинского гос. пед. ун-та. – 1940. – Т. 2, вып. 1. – С. 77–84; и другие.
[Закрыть], которые уверены в том, что Мартынов переступил черту. В частности, Э. Г. Герштейн писала: «Вторым обвинением (современников поэта и историков) против Мартынова являлось нарушение установленной границы. Судя по первым откликам (письма жителей и гостей Пятигорска после дуэли), Мартынов приблизился к Лермонтову, перейдя барьер. Васильчиков в рассказе для „Русского архива“ написал неопределенно: „Мартынов быстрыми шагами подошел и выстрелил“. В набранной рукописи этой статьи вставлено рукой П. И. Бартенева: „к барьеру“»[238]238
Э. Г. Герштейн. Судьба Лермонтова. – М.: Худож. лит., 1986. – 351 с.
[Закрыть].
Даже если Мартынов и не переступил за условную черту, дистанция между дуэлянтами все равно была ничтожно мала – около 6,6 м. Встаньте напротив друг друга на таком расстоянии, и вы убедитесь, как это близко, особенно если на вас наведено дуло пистолета.
Миф о том, что Мартынов – плохой стрелок, появился через много лет после поединка. Как доказали лермонтоведы, слух о слабой стрелковой подготовке Николая Соломоновича распустил… он сам.
В беседах с завсегдатаями Английского клуба, уже в 1860-х годах. Николай Соломонович серьезно пытался убедить собеседников, что он даже не умел стрелять из пистолета и не хотел убивать Лермонтова, попав в него «совершенно случайно», по ошибке. Однако в 1841 году никто из пятигорского окружения и бывших сослуживцев Мартынова не сомневался в хорошей стрелковой подготовке майора, хотя Лермонтов считался более метким стрелком. Ведь Мартынов был боевым офицером, с 1837 года постоянно участвующим в боевых действиях на Кавказе, за службу был отмечен 27 высочайшими благодарностями, за участие в экспедиции против горцев был награжден орденом Святой Анны 3-й степени с бантом. И то, что боевой офицер, 4 года участвующий в кровопролитных сражениях против горцев, не сможет попасть из пистолета в человека, неподвижно стоящего напротив него всего в 10 шагах (6,6 м) – явная нелепость!
Мнение о плохой стрелковой подготовке Мартынова у непосвященных могло сложиться из-за своеобразной манеры стрельбы любившего оригинальничать Николая Соломоновича, который прицеливался, разворачивая пистолет на 90 градусов (курком в сторону), что он называл «стрелять по-французски». Но на точность стрельбы такая техника не влияет. Попробуйте, поупражняйтесь в тире и найдете удовольствие в такой своеобразной стрельбе. Я это в свое время проделал, совершив своего рода «следственный эксперимент». Уже на 2-3-й день упражнений в тире вы выбиваете практически столько же очков, что и при традиционной технике стрельбы из пистолета.
Профессор П. А. Висковатов[239]239
Висковатов. – С. 380.
[Закрыть] сообщает, что ему известна еще одна дуэль Мартынова, проходившая в Вильне. Быстро подойдя к барьеру, Мартынов повернул пистолет «по-французски» и метко поразил своего противника.
Также не выдерживает никакой критики мнение А. В. Очмана, что «кухенройтер» – плохой пистолет, и попасть из него на дуэли было сложно.
На самом деле – специалисты по оружейному делу и военные историки это хорошо знают – крупнокалиберные дальнобойные немецкие пистолеты системы Кухенройтера с кремнево-ударными запалами и нарезным стволом (использованные на дуэли) – мощное и точное оружие. Специально проведенные эксперименты судебных медиков и криминалистов показали, что пистолет Кухенройтера обладает значительно большей пробивной способностью, чем куда более современный пистолет «наган» и сравнимой с пистолетом системы «ТТ»[240]240
М. А. Фурман. Вокруг дуэли М. Ю. Лермонтова // Хроника необычного расследования. – М.: Юрид. лит., 1989. – С. 109–117.
[Закрыть]. В этих экспериментах, с расстояния 10 м пуля, выпущенная из Кухенройтера, свободно пробивала грудную клетку насквозь. По точности стрельбы «кухенройтер» нисколько не уступает пистолету системы Макарова, которым была вооружена в последние десятилетия Советская Армия и милиция.
Ни В. Захаров, ни А. Очман не дают справедливой оценки поведению Мартынова и секундантов во время следствия, которые писали друг другу записки, отрабатывали выгодные им показания, многое просто утаивали. Авторы терпимо относятся к этим нарушениям законности, называя это «ложью во спасение»: мертвому уже не поможешь, а живых участников дуэли нужно было выгородить, пусть далее и путем лжи и обмана. Но дело в том, что в результате лживых показаний Мартынова и секундантов произошло очернительство личности великого поэта.
Почему H. С. Мартынов и А. И. Васильчиков, к слову, всеми правдами и неправдами также защищаемый Очманом, если уж они так любили Лермонтова и чувствовали свою вину в его смерти, не признались честно и открыто в своих грехах и не повинились, а, спасая свою шкуру, всячески выгораживали себя? Записки, изобличающие их лжесвидетельства, сохранились для истории и опровергнуть их невозможно.
Один из главных пунктов лжесвидетельства – от следствия утаено жестокое условие трех выстрелов, по которому Мартынов имел возможность с трех попыток с очень близкого расстояния поразить Лермонтова. Бесчеловечные условия дуэли были совершенно не адекватны той мелкой ссоре в доме Верзилиных, которая послужила поводом для вызова. Причем составители условий (сторона Мартынова) уже знали, что Михаил Юрьевич категорически отказывается от своего выстрела, а следовательно, Мартынов будет стрелять в обезоружившего себя противника. Как известно, Лермонтов, по свидетельству Н. П. Раевского, отказался от своего выстрела еще в первой половине дня 14 июля.
По условиям, стрелять можно было до трех раз, если противник не убит с первого или второго выстрела. Таким образом, дуэль состояла из трех раундов с разведением соперников на крайние точки перед началом каждого раунда.
Во время следствия секунданты сделали подсказку Мартынову исключить из своих показаний упоминание о смертельных условиях дуэли: «Не упоминай о условии трех выстрелов…»
Мартынов выполнил такую ценную для него рекомендацию.
По тем же условиям, стрелять могли только после счета «Два», по команде «Три» раунд дуэли автоматически считался законченным, стрелять уже запрещалось, дуэлянтов должны были развести на крайние точки. На следствии Мартынов и секунданты подло скрыли, что Николай Соломонович выстрелил после счета «Три», нарушив дуэльные правила! По дуэльному кодексу де Шатовиллара, стрелять после оговоренного счета «Три» считалось преступлением-убийством! Ведь соперник в это время, как правило, расслаблялся, не сохранял уже защитную полубоковую позицию тела, не прикрывал жизненно важные органы рукой или оружием. «Честный человек, скорбящий по убиенному приятелю», как представляет Мартынова А. В. Очман, обязан был без утайки сказать на следствии, что он выстрелил в нарушение дуэльных правил, когда время для выстрела уже истекло!
Предполагаю, что после команды «Три» Лермонтов мысленно уже решил: «Пронесло, все же не решился Мартышка на выстрел», расслабился, посчитал, что дуэль уже закончилась, сейчас будут шампанское пить, и сказал свою губительную фразу об обидчивом дураке, которого он не желает лишать жизни.
По А. Очману и В. Захарову – Лермонтов погиб по непредсказуемому, нелепому стечению обстоятельств, и никакой вины Мартынова в смерти поэта нет. Более того, Мартынов у них предстает в ореоле мученика, которому мертвый Лермонтов испортил всю жизнь. «Мартынов, отрицая вину в умышленном злодеянии, до конца дней своих мучился грехом смертоубийства, и ежегодные панихиды, заказываемые им в день гибели поэта, – сознательная, искренняя дань во искупление неисправимо совершенного», – заключает А. В. Очман[241]241
Очман. – С. 76.
[Закрыть].
Так ли это на самом деле?
По российским законам того времени отставной майор Николай Соломонович Мартынов совершил преступление и был осужден военным судом 30 сентября 1841 года по статьям 392 и 393 Свода военных постановлений «к лишению чинов и прав состояния». Таким образом, государство официально признало его преступником.
Современники расценили дуэль, как совершенную «против всех правил и чести»[242]242
П. Т. Полеводин. Из письма // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. – М.: Худож. лит., 1989. – С. 451 (Далее сокращенно – Л. в восп.).
[Закрыть]. С гневом обрушились они на Мартынова, считая, что он совершил «зверский», «бесчеловечный» поступок. Московский почт-директор А. Я. Булгаков утверждал: «Мартынов поступил как убийца»[243]243
А. Я. Булгаков. Из дневника// Л. в восп. – С. 459.
[Закрыть].
Однако убийца великого русского поэта, гордости русской нации, не стал, как ни странно, в нашем обществе изгоем и жизнь прожил размеренную, спокойную и сытую.
По высочайшей конфирмации Николая I было «повелено: майора Мартынова посадить в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию».
Постановлением Киевской духовной консистории Мартынову была наложена 15-летняя епитимья. В течение всего этого срока Николай Соломонович должен был жить на территории Киево-Печерской лавры, соблюдать усиленный пост, совершать под наблюдением продолжительные ежедневные молитвы. Запрещалось участие в светской жизни, балах и вечеринках.
Однако Мартынов отбывал церковное покаяние в Киеве с полным комфортом. Он занимал прекрасную квартиру в одном из флигелей лавры, имел богатую обстановку. Ему покровительствовал киевский генерал-губернатор, его родственник Д. Г. Бибиков. П. А. Висковатов так описывает житье-бытье «кающего грешника Мартынова» во время епитимьи: «Киевские дамы были очень им заинтересованы. Он являлся изысканно одетым на гуляньях и подыскивал себе дам замечательной красоты, желая поражать гуляющих и своим появлением, и появлением прекрасной спутницы. Все рассказы о его тоске и молитвах, о „ежегодном“ навещании могилы поэта в Тарханах – изобретения приятелей и защитников. В Тарханах, на могиле Лермонтова, Мартынов был всего один раз проездом»[244]244
Висковатов. – С. 386.
[Закрыть].
Вот вам и кающийся грешник, усердно замаливающий свой грех в лавре.
Уже в августе 1842 году он написал в Синод ходатайство о смягчении своей участи. Ежегодно в день совершенного убийства – 15 июля – он, вместо слез и раскаяния, усаживался за письменный стол и строчил царю и в Синод подобные прошения.
В 1843 года Мартынов женился на молодой красавице с большими связями – дочери киевского губернского предводителя дворянства – и зажил счастливой семейной жизнью. После «медового» месяца он на пару с юной женой совершил 3-месячную поездку в Санкт-Петербург и Москву.
