Текст книги "Мудрец. Сталкер. Разведчик"

Автор книги: Михаил Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

Глава третья

Теодор Аблязизович Пак было имя ненастоящее. Вроде как Рустам Святославович Кац, если кто понимает. А как по-настоящему Большого звали, никто не знает или не помнит. Начинал он простым вольным сталкером и кликуху «Большой» получил не по причине богатырского телосложения, а потому что в запале крикнул своему старшему после очередной затрещины: «Я уже большой!» Так и повелось, так и прошёл он славный боевой путь от отмычки до гранд-мастера. Жил как все, в рейды ходил как все, денежки спускал в барах как все…

Только проснулся он однажды в своей комнатёнке задрипанной, потянулся и объявил: «Больше так жить нельзя!» Потом этот слоган во всех барах вывешивали…

Ну, не он первый так думал и не первый провозглашал по тяжёлой утрянке, только встал Большой, посмотрел на остатние финансы, тяжелёхонько вздохнул, собрал все вещи и пошёл прочь из Зоны, даже не поправив здоровья.

И целый год не давал о себе знать.

Потом в Предзонье стали появляться какие-то новые люди. И были эти люди страховыми агентами.

До этого в Зону кто только не совался – и с российской, и с украинской стороны – в надежде срубить лёгкую деньгу или же просто скрыться и переждать до лучших времён. И такие чудаки находились. Проще бы им было в жерле действующего вулкана отсиживаться.

Были среди них и отставники, и бандиты, и безработные, и погоревшая на экзаменах абитура, и, конечно, шпионы всех мастей и разведок, а вот страховых агентов не бывало. Во всяком случае, в профессиональном качестве, а биографий здесь не спрашивали.

Обыкновенно такой агент подходил к вольному сталкеру и заводил с ним разговор о том о сём, о семье, о здоровье; можно было за такую настырность и в пятачину заработать, но страховщики только утирались и свою линию гнули: ну вот станешь ты калекой, инвалидом, а у тебя ведь родители есть, а то и детки, ты же не волк-одиночка, как Байконур с Идолом, ты о перспективах думать должен…

Некоторые начали задумываться. Потому что разве это жизнь: похмелье, рейд, парочка артефактов, барная стойка, драка, похмелье, рейд, внезапная «утренняя звезда», найденная по редкой удаче, эйфория – а потом или кровосос из кустов, или незамеченная «жарка», или бандитская пуля и кирдык. Кирдыка никому не хотелось.

А вот если уважаемый вольный сталкер Вирус согласен не дотла пропиваться, а какую-то сумму вносить в качестве страхового взноса в «Сталкербанк»… а в случае увечья… а в случае гибели… а если ни увечья, ни гибели, так запросто можно открыть когда-нибудь Своё Дело…

Что это за диво такое – «Сталкербанк»? Что общего может быть между сталкером и банком? С банками даже последние жмоты и скопидомы (а таких в Зоне тоже хватало) старались не связываться: сегодня он банк, а завтра его с собаками ищут…

Осторожный народ был в Зоне. Недоверчивый и подозрительный – такова жизнь. Жмоты и скопидомы, однако, потихоньку стали выспрашивать: что за банк, кто его учредил, откуда взялся…

Так ведь это сам Т. А. Пак! – радостно говорили агенты. – Вы же его знаете! Вы же сами его Большим нарекли, так вот – истинно большой человек вышел из ваших забубённых рядов!

Вскоре Большой и собственной персоной нарисовался. Верхом на «бентли». И даже в костюме-тройке, и сидел этот костюмчик на Большом так, словно сами синьоры Дольче энд Габбана его подгоняли на заказчике, ласково оглаживая по интимным частям. И нос у Большого теперь не сломанный кулачищем покойного Трактора, а благородный такой носик римско-греческого типа.

Собрать вольных сталкеров трудно, их и убедить-то собраться невозможно.

Но была у Большого хорошая такая убеждалка. Или убедиловка. В твёрдой валюте.

В Предзонье, за гостиницей «Тарасова хатка», воздвиг знатный гость целый павильон для собрания, вроде Летнего театра в Юрмале. Да ведь летом и было дело. В конце форума обещана была жрачка и выпивка от пуза а-ля фуршет. А многим и просто поглядеть хотелось на перерожденца, сменявшего сталкерскую волю на буржуазную роскошь.

И вот вышел Большой к трибунке (а трибунка-то старая, с гербом СССР, в каком-то сельском клубе нашли), и воскликнул Большой:

– Мужики!

– Мужики все на покосе, – отозвался кто-то из зрителей, говорили, что Грибок.

Большой смутился и поправился:

– Товарищи!

– Товарищи все в Пхеньяне! – не унимался Грибок.

– Коллеги! – Большой пошёл на хитрость.

– А коллеги все на Янтаре, в белых халатах! – сказал неумолимый Грибок, доказав тем самым свою сущность.

Соратниками Большой не стал людей навеличивать, поскольку Грибок наверняка заметил бы, что соратники все в погонах.

– Короче, я к вам с делом пришёл, – сказал наконец Большой, и Грибку нечего было возразить. – Больше так жить нельзя. Мы не америкосы-хищники на Клондайке и не варнаки с Ленских приисков. Идёт двадцать первый век, и этот век бросает нам вызов…

И пошёл, и пошёл.

Всякий Клондайк рано или поздно прекращается, сказал он. Или золото кончится, или монополии протянут туда свои хищные лапы и начнут промышленную добычу. А вот если бы на том же долбаном Клондайке регулярно происходили землетрясения, после которых открывались бы всё новые россыпи и жилы, то до сих пор так бы и ковырялись отважные одиночки, потому что драгу там не поставишь и шахту не пробьёшь, если то и дело меняется рельеф местности. Вот в таком положении вольные сталкеры и находятся.

Эту аллегорию грамотный растолковал неграмотному, и все согласились, что Выброс – то же землетрясение, если не хуже.

Вольные сталкеры, продолжал Большой, будут всегда, сколько их ни ставь вне закона. Да хоть раком ставь! И артефактов много не бывает. Ведь большинство из них к тому же на Материке быстро теряют свои спасительные (или губительные, или ещё какие) свойства. Поэтому сталкеры без работы не останутся. А, значит, нужны, просто-таки необходимы им и охрана труда, и техника безопасности, да и колдоговор, в конце концов, необходим…

Тут, говорят, сталкер по прозвищу Коммунист провозгласил:

– Верно! Даёшь социалистический способ производства! Вставай, проклятый заклеймённый!

Большой сказал, что Коммунист отчасти прав, но лишь отчасти, потому что социализм в Зоне организовать, конечно, можно, только вот хабара больше не будет и много людей придётся вывести в расход во имя. Значит, нужны материальная заинтересованность и частная собственность – и здесь, и на Материке. На первых порах пусть будет страховка, а потом, на базе страхового фонда, можно и развернуться…

При слове «фонд» народ нехорошо насторожился, поскольку в нашем коллективном бессознательном это понятие тесно сопряжено с безудержным воровством и приобретением прогулочных яхт размером с «Титаник».

Нет, сказал Большой, у нас другой будет фонд, правильный. Под вашим контролем. Скидываемся же мы, если у кого несчастье? Не волки же мы позорные? Разве мы не славяне? Каждый из нас заслужил после рейда, пусть и неудачного, и медосмотр, и баньку, и чистые простыни, и сытный ужин, и выпивку не до усрачки, и немного женской ласки, не связанной с венерическими заболеваниями. Да и законную свою нужно утешить: маленько денег послать! Щоб нэ журылася та нэ турбовалася… И не обогащать перекупщиков и тех, кто за ними стоит…

Тут поднялся Матадор, который тогда об Испании только трепался и мечтал, и сказал в таком смысле: мол, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и военные утопят в крови нашу сталкерскую Утопию, извините за невольный каламбур.

А что военные, возразил Большой. У них что – жалованье высокое? Или здоровье казённое? Или пенсия большая? Можно и с военными договориться, когда убеждалка будет…

Фуршет ни у кого возражений не вызвал. Все гадали: откуда у Большого такие средства завелись – может, у него заначка неслабая была? Может, банк ограбил или инкассаторскую машину?

Но в приличном обществе спрашивать о происхождении первого миллиона считается неэтичным.

А сталкеры считали себя приличным обществом. Во всяком случае, им так хотелось.

Конечно, никакого голосования не было, но все решили: мешать Большому не станем, а станем ему помаленьку отщипывать из добычи – вдруг что да получится? Хуже не будет.

Небезызвестный Сидорович сказал тогда: нет, никуда я из Зоны не уйду, охота посмотреть, как Большой башку себе свернёт.

И обломилось Сидоровичу такое зрелище.

Уже к осени в Предзонье появилась вполне справная больничка с нехилым оборудованием. Сталкер Пилюлькин вспомнил о своём тяжёлом медицинском прошлом и первым предложил Большому свои услуги, хоть и слегка дисквалифицированные. Над входом весёлый Пилюлькин повесил транспарант:

«Хватит жить – пора лечиться!»

Конечно, при Зоне и раньше существовала какая-то инфраструктура: нечто вроде гостиниц с барами и помещениями для ночлега, мастерские оружейников, лавочки перекупщиков и прочее, но только «Сталкербанк» привёл всю эту вольницу в систему. Посёлок городского типа Молодёжный стал базовым. С местным начальством договориться удалось быстро, поскольку был посёлок явно неперспективным и медленно умирающим.

Большой провёл на Материке оргнабор – этим прочно позабытым словом именовалась вербовка нужных людей. Безработные оружейные мастера из Ижевска и Тулы потянулись на Украину (звыняйте, громадяне, в Украину), чтобы поставить дело на широкую ногу, медики из малых городов, кулинары, таксисты, люди без профессии, готовые выполнять любую работу… Ловко играя на малейших противоречиях между славянскими державами, находя в законах многочисленные щели, Т. А. Пак явно выстраивал государство в государстве.

С военными дело обстояло похуже. Сперва предстояло растлить генералов двух армий и нейтрализовать миротворцев – вот уж кто ошивался вокруг Зоны без всякого смысла. Генералы к растлению были готовы, как гимназистки Серебряного века, только аппетиты у них были побольше. Генералов ловили на взятках, меняли, и каждый последующий становился всё сговорчивее. А офицеры и рядовые тоже потихоньку начали страховаться: они что, лысые, что ли?

Вольным же сталкерам действительно стало полегче. Появилась возможность брать в кредит снаряжение и продукты. В каждом баре стоял банкомат, и владелец точки (по совместительству скупщик) сразу же перечислял на счёт клиента стоимость хабара. Тут же висел дисплей, показывавший текущие расценки на артефакты, так что получалась маленькая биржа, поскольку появились и акции.

И наличку больше не приходилось таскать с собой, заначивать, отдавать на хранение посторонним, хоть и проверенным, – появились карточки «Сталкербанка». В Зону их носить было нельзя – её электромагнитный фон непредсказуем, сотрёт к чёртовой матери всё, нажитое непосильным трудом, или исказит до неузнаваемости… Содержались карточки в специальных ячейках под шифром.

Так помаленьку вольные сталкеры сделались не такими уж вольными. Каждый оказался приписанным к какому-нибудь конкретному бару, каждый мог влезть в неподъёмные долги, которые надо было выплачивать – если не хабаром, то какими-то особыми услугами: пойти туда-то, принести то-то…

Но каждый, в перспективе, мог и разбогатеть.

Скептики во главе с Сидоровичем ещё каркали, что Большого ждёт неминуемый крах и он замучается выплачивать страховые суммы. Но Т. А. Пак с цифрами в руках доказал, что процент умертвий и увечий в Зоне гораздо ниже, чем показывают в фильмах Хохливуда, и его можно реально снизить до минимума. Тем более что отмычкам никакой страховки не полагалось, потому что у капитализма звериное лицо, мало чем отличающееся от морды кровососа.

Хочешь не хочешь, теперь приходилось делать заявку на рейд, и самые безумные вылазки демонстративно не приветствовались. Конечно, хозяин – барин, но, если твоя заявка не зарегистрирована, не надейся сдать добытые артефакты по хорошей цене, ищи нелегального перекупщика, а у того уж и бандиты прикормлены, чтобы на обратном пути проверить бедолагу. Но война с мародёрами велась уже на иных основах и стала более беспощадной…

Даже тотализатор в Зоне появился! Всегда можно было помазать – где, когда и при каких обстоятельствах погибнет Семецкий, ибо данная тема была воистину неисчерпаемой. Это называлось «Семецкого страховать», и перешло в фольклор: «Что ты мне тут Семецкого страхуешь!», «Не страхуй Семецкого» и т. п.

Глава клана «Долг» Воронин пришёл к Большому сам и сказал:

– Давай ставь моих ребят на страховку! Только у нас будет отдельный фонд, я всё распределяю сам!

– Да и хрен с тобой, золотая рыбка, – ответил Т. А. Пак. – Может, меньше будете на рожон лезть. Я ваши перестрелки со «Свободой» оплачивать не собираюсь, в Зоне и так дерьма хватает без вашей дурацкой вендетты…

В общем, «Братва, не стреляйте друг в друга».

Ну, «Монолит» по-любому в систему Большого не вписывался, поэтому смерть от «монолитовской» пули приравнивалась к несчастному случаю на производстве. «Монолит», таким образом, стал считаться смертельной аномалией. Да этот отмороженный клан ею и был.

Конечно, не стала Зона после цивилизаторских реформ Большого мирным заповедником симпатичных гоблинов, но всё-таки жить там стало получше, повеселее.

Военкеры прекратили расстреливать вольных сталкеров на месте, а попросту задерживали за попытку выноса артефактов и требовали от «Сталкербанка» выкуп.

Тогдашний генерал Российской армии Скрыгин и украинский его коллега генерал Перетятько встретились с Т. А. Паком и высказали ему свои многочисленные пожелания.

– Хрен с вами, шары цвета хаки, – сказал Большой. – «Сталкербанк» своих всегда выручит. Только я вот хотел ввести вас в Совет директоров, а теперь что-то расхотел. Светили вам бонусы по итогам года и «золотой парашют» по выходе в отставку, да при таком раскладе перестали светить…

– Да мы что? Та мы ничого… – в трогательном единении заговорили генералы. – Та мы завжды… Консенсус возможен…

И консенсус был достигнут. Вольные сталкеры перестали залегать в кусты и канавы при виде армейских бэтээров. И с генералами Большой не прогадал – их так часто меняли на хлебном посту, что до бонусов и парашютов практически никто не дослуживал…

А с миротворческим начальством договариваться и вовсе не пришлось – Большой сразу вышел на главных людей, каптенармусов.

Дольше всех кочевряжились научники на Янтаре. Академик Носов прямо так и заявил, что его сотрудники давно работают по заданным направлениям, что отрабатывают они конкретные гранты и что наука делается чистыми руками…

– Хрен с вами, девять дней одного года, – сказал Большой. – Но если возьмёте несколько моих заказов на исследования, то ваши ботаники от своих грантов прикуривать будут…

Сдалась и наука.

На широкую ногу поставил Т. А. Пак и туристский бизнес, учредив компанию «Зомбилэнд». Богатенькие бездельники, и до того перевшие в Зону, ища острых ощущений, стали посещать её организованно, группами, под присмотром самых проверенных и опытных кадров вроде Матадора и Мыла.

В настоящую Зону их, конечно, не водили, хоть и лупили с бездельников лютую страховку, а водили их в специально оборудованный и вполне безопасный район Предзонья, ставший собственностью «Сталкербанка».

Хотя аттракцион получился на славу: тут тебе и грубые патрули, и ночное проникновение за Периметр с перерезанием спирали Бруно и томительным ожиданием в грязной канаве, и зашкаливающие счётчики Гейгера, и страшные аномалии (правда, голографические: «карусель» разрывает псевдогиганта, «трамплин» подбрасывает чучело сталкера), и до жути правдоподобные муляжи местных чудовищ, по дешёвке приобретённые на студии им. А. Довженко – Хохливуд уже давно перешёл на компьютерную графику; и костёр в упоительной украинской ночи, и песня штатного барда Серёжи Воркуты:

…С хабаром вернулся – чудо,

Живой вернулся – удача,

Патрульная пуля – везенье,

А всё остальное – судьба…

Туристы (часто весьма высокопоставленные) даже получали удостоверение сталкера с присвоением соответствующей кликухи. Так некогда великий Потёмкин, посетив Запорожскую Сечь, заработал имя казака Грицька Нечёсы. Но вольную Сечь Потёмкин тут же прекратил, а туристы, хоть и высокопоставленные, ничего с Зоной поделать не могли и только поражали знакомых страшными рассказами.

Специально для туристов в крупных городах открылись магазины «VIP-сталкер» – как раз в таком отоваривался Дэн Майский.

А также аптеки «Сталкерфарма», в которых продавались артефакты, способствующие внезапному омоложению и немедленному бессмертию…

Конечно, всем хотелось узнать, где это Большой так разбогател.

Старые друзья старались хоть в застолье, под хмельную лавочку, разговорить Теодора Аблязизовича. Но он только отшучивался:

– Говорят, богатей не может отчитаться только за первый миллион. Так вот я могу честно и открыто сказать всем, где взял свой первый миллиард. Всё равно никто не поверит…

– И где же?

– На дороге! Работал я тогда дальнобойщиком…

– Да ладно, не хочешь – не говори, мы всё понимаем…

Глава четвёртая

– Ложись! – скомандовал Матадор. – Мало ли кого там черти несут…

Залегли, хотя с такого расстояния их вряд ли кто-нибудь мог увидеть. Да и ПДА оглохли и ослепли.

– Голубой «лендровер» под флагом, – докладывал Майский, который продолжал наблюдение – Матадор указал ему соответствующую, давно оборудованную точку, приговаривая: «Глазки молодые, не то что у некоторых…»

– Только вот флаг у них почему-то перевёрнутый… – сказал Дэн. – О, да у них и машина свежепокрашенная! Или перекрашенная… Так, остановились. Ближе не подъезжают. Офицер и с ним пятеро. Ага, так его! Как хотите, господа, но не миротворцы они… Пытаются, видимо, выйти на связь… Офицер лезет в пачку радисту… Не ведут так себя миротворцы, хоть убей… Пинками солдат не подгоняют…

– У Зони усякий становится звер, – сказал Мыло.

– Я миротворцев знаю, – сказал Майский. – Все военные журналистов не любят, но миротворцы хотя бы не сразу бьют прикладом по рёбрам. Всегда предпочитал с ними дело иметь… Так, направляются к зданию…

– Это хорошо, – рассеянно сказал Матадор. – Этот случай у нас предусмотрен… Дэн, не пугайся…

Он извлёк из нагрудного кармана какой-то пульт, и…

Жуткий вой поднялся из глубин бывшего цеха железобетонных изделий. Он то уходил в инфразвук, то поднимался до неслышимых высот, вынимал душу, доставал до печёнок, сжимал желудок и заставлял трепетать мочевой пузырь. Это был и вопль голодного хищника, и призыв самца во время гона, и стенание самки, потерявшей детёныша, и торжествующий рёв победителя…

– Батарея, слава богу, не села, – сказал Матадор, когда стало можно говорить. – Как там гости?

– Бегут к «лендроверу»… Заняли оборону, пулемёт достали, судя по коробке, крупнокалиберный… Что это было, Холмс?

– Так, по моему скромному мнению, должна выть химера, – сказал Матадор. – Надо же чем-то подкреплять слухи… Завыло бы и без меня – Мыло там такую хитрушку приладил…

– А что – химера орёт именно так?

– Вообще-то химера скорее всего никак не орёт, – сказал Матадор. – Может, у неё и глотка не так устроена, чтобы орать. Не вскрывали ведь. Только кто же теперь проверять-то наше уютное змеиное гнёздышко полезет? Жаль, что она у нас одноразовая, батарею придётся менять…

– А что за устройство? – полюбопытствовал Дэн.

– Сирену новую везли в своё время на ЧАЭС, – сказал Матадор. – Но опоздали, не довезли, так на станции и бросили. А мы нашли. В рабочем состоянии – при Советской власти многие вещи делали на совесть. Мыло сирену усовершенствовал, обертонов добавил по вдохновению… Пару артефактов задействовал…

– Офицер достаёт какую-то хрень, – доложил Майский.

Хрень оказалась мегафоном.

– Сталкеры Мило унд Матадор! – раздался хриплый голос. – Мы есть зольдатен миротворческих войск ООН. Мы прийтить вас на заменить. Здесь бывать пост «зет-форс»… Это есть приказ. Винница!

– От суки, – восхищённо сказал Мыло. – Усё знають…

– Не всё, – сказал Матадор. – Прав журналист, никакие это не миротворцы. Это какие-то оккупанты из кинофильма «Подпольный обком действует»…

– Откликаться не будем? – спросил Киндер. – Может, пронесёт?

– Может, – сказал Матадор. – А может, вытащат они миномёт и накроют нас за компанию с химерой навесным огнём… Хотя нет, зачем-то им нужно наше здание…

– Сталкеры Матадор унд Мило! – повторил мегафон. – С вами говорить официр Объединённых Наций. Покиньте пост. Вас доставлять в безопасное место… Винница!

– Всё ясно. Бандиты это, – сказал Матадор.

– Да сроду бы не поехали писмейкеры на простом внедорожнике в Зону, – добавил Киндер. – Бэтээр бы взяли, а ещё лучше – танк… И с перепугу бы садили сейчас в здание, пока мы внутрь не обрушимся…

– Нужна им эта точка, – ещё раз сказал Матадор. – Железная чуйка у Большого, только поздновато сработала. Блатота это поганая, пришлая, но есть при них кто-то из местных, кто про химеру слышал…

– Операция закончен есть, – не унимался мегафон. – Выходить по одному, мы вам ничего не делать… Винница!

– Вот же кретины, – сказал Киндер. – «Винница»! Задница…

– Импровизирует народ по мере возможности, – сказал Матадор. – Хотя возможности и невелики.

– А не перестрелять ли нам их? – сказал Киндер. – На всякий случай? Из жалости?

– Лежи, – сказал Матадор. – Нету нас на белом свете. Химера нас слопала, а ими закусить собралась…

– Совещаются, – сообщил Майский. – Офицер одного посылает к торцу – где лестница…

– Нехай сходыть, – разрешил Мыло.

– Ох, нехорошо это, – сказал Матадор. – Наверняка эти бандюки – люди новые. И не знают, как выглядит «жгучий пух». А проводника старший держит при себе…

– Снова садятся в машину… разворачиваются… Дорога лугом… Нет, блин, крюка дают, чтобы с торца заехать… Жалко, там видеокамеры нет… – сказал Майский.

– Их нигде нет, – сказал Матадор. – Ещё не придумали такую камеру, чтобы выдержала Выброс. Они сейчас за своим смертником наблюдают – у бандюков тоже отмычки есть… Сейчас грохнет наша «кустическа»…

Не грохнуло.

– Мыло, где твоя растяжка? – прошипел Матадор.

– Та я ж её тамочко поставил, на саменьком верху, – виновато сказал Мыло. – Марик, ты ж знаешь, я высоты лякаюсь…

– Убью, – посулил Матадор. – Все развернулись в ту сторону. Дэн, и ты тоже – нечего теперь наблюдать…

И тут грохнуло и сверкнуло так, что все на минуту ослепли и оглохли…

Когда осаждённые пришли в себя, Киндер сказал:

– Нет худа без добра. Наверняка он расшибся, а нового дурака они вряд ли найдут…

– Убивая врагов императора, вы уменьшаете его горести… Зато теперь они знают, что мы здесь, – сказал Матадор. – На пустой точке и граната была бы боевая, а не шоковая… И химера, дура, молчать будет…

– Я же сказал – расстрелять их надо было возле машины, – проворчал Киндер. – Вечно интеллигенция детский сад разводит…

– В случае чего отступим вниз, – сказал Матадор. – Там у нас тоже лестничка есть, сразу её и не увидишь. И бункер внизу, мы там Выбросы пережидаем. Там и патроны есть – правда, немного, воевать-то мы не собирались…

– Воевать-то мы вообще разучились, – зло сказал Киндер. – А эти ребята внизу небось откуда-нибудь с Кавказа или Синцзяна. Зоны не знают… Но! К бою готовы на уровне инстинкта. Вот закидают они нас гранатами…

– Гранатами мы их и сами можем закидать, сверху даже удобнее… Мыло, сколько у нас гранат?

Мыло только развёл руками:

– Та я с вечера усё думав, усё гадав: гранаты чи сало? Сало чи гранаты? И выйшла перемога сала… Чому ж ты мени про бойовы гранаты на казав?

– Убил бы я тебя, да сам виноват, – сказал Матадор. – Киндер, а у тебя как с гранатами?

– Как у Мыла, – буркнул Киндер. – Я же вестовой. Я налегке и пошёл…

– Вестовой… Сразу надо было уходить! – воскликнул Матадор, стукнул себя по лбу и чуть успокоился. – Они нас не видят и не слышат, зато и мы их…

– Послушать с моим шлемом можно, – сказал Дэн Майский. – Недаром я столько денег спустил на снарягу… Звук голосов можно усилить, лишние шумы отфильтровать, разговоры записать…

– А так, чтобы я слышал, – можно? – сказал Матадор.

– Да запросто, – сказал Майский.

– То и послухаем, – сказал Мыло.

Майский с удовольствием снял шлем, поставил его на бетон, и осаждённые сгрудились вокруг, как болельщики у приёмника.

Липовые миротворцы внизу неистово ругались на нескольких языках, но, к счастью, русский преобладал:

– Не пойду я внутрь, там это… Не пойду!

– Тогда марш наверх!

– Ага! Один уже слазил…

– Нет там никого! Если бы там химера была, она нас уже порвала бы на мелкие фрагменты… А суки эти точно на крыше, мне Клинтон говорил, у них там схрон… Два старика, не хрен делать, ребёнок управится…

– Вот сам туда и лезь, проводник хренов… Ни хрена не знаешь, а нанялся… «Партизанен, сдавайсь!» Додумался!

– У меня что – время было подготовиться?

– Настоящего миротворца надо было подставить!

– Так ты же сам, козлина, водилу замочил!

– Тахимбалда ачигин бабара! Утым бабара! Ычк, ычк!

– Сам ачигин!

– Заткнитесь, псы! Здание нам не надо. Нам крыша надо! Нам надо, чтоб на крыша никого!

– Не подойду я к этой лестнице! Мы так не договаривались! Мы договаривались, что они сами слезут!

– Поднимись, сколько сможешь, граната брось!

– А хренушки! Поехали назад. Доложим, что всё чисто. А тех, что на крыше, пусть с «вертушки» рассобачивают. Им даже проще будет. А мы и так уже Тахира потеряли! Пусть думают, что старики туда залезли, когда мы уехали. А до того на крыше никого не было!

– Куда, псы неверные?

Тут раздался звук выстрела, после чего залегла тягостная пауза…

– Келете торчак, усум егерен…

– Идиот, а что мы скажем про Тахира и этого… Волной смыло?

– Ты Зону знаешь, ты и выдумывай… Скажем, что их эти… зомби загрызли… Связи-то нет! Дополнительных инструкций нет! И нас нет!

Матадор утёр пот со лба:

– Везёт нам сегодня. Команда у Пекинеса под стать нам попалась…

– Настоящие-то бойцы все в Зоне орудуют, – сказал Киндер. – А тут явно набрали первых попавшихся. Иностранцы они, миротворцы они… Самодеятельность какая-то.

Матадор поднялся и поглядел вдоль крыши.

– Уезжают, – сказал он. – Два трупа нам оставляют, вот это нехорошо: жарко, собаки почуют, прибегут, а сегодня я даже с собаками воевать не желаю, добренький я…

– Собаки не проблема, – сказал Киндер. – Вертолёт проблема. Вот он нас облетит да шарахнет ракетой…

– Не шарахнет, – сказал Матадор. – Ему тут садиться, ему тут, вероятно, людей ждать… На нас же не написано, кто мы такие. Если ждём на крыше – значит это мы и есть…

– Не пролезет, – сказал Майский. – У них наверняка есть какой-то сигнал. Не три костра, конечно, но маячок какой-нибудь красненький… аварийный знак… Когда брали заложников в отеле «Рэдиссон-Дели», тоже на крыше вертолёт ждали, и знак был, фальшфайер…

– Не понимаю, – сказал Киндер. – Неужели у бандюков армейский вертолёт?

– Я, конечно, не эксперт, – сказал Майский, – но кое-какой опыт имеется. И литературу читал. Маленький будет вертолёт, не «демуазель» одноместная, конечно, а что-то вроде «ниссан-чоппер».

– Никогда не слышал, – сказал Матадор. – Тут военные-то летать побаиваются, а если ПДА не работают, то и вообще дураков нет вслепую лететь…

– Бесшумных «вертушек» ещё не придумали, – сказал Киндер. – Услышим – уйдём вниз. Если Большой такой умный, то сам их пусть и встречает. Подставил нас, как пацанов… Только где же они меняться-то будут, где выкуп передадут, где Белого отпустят?

– Видпустять воны, – вздохнул Мыло. – Може, вбилы вже катюги нашого андела…

– А вы ещё не поняли? – сказал Дэн Майский. – Не нужен им никакой выкуп. И вывозить бандюганов никто не будет. Автобусы до Польши – это же курам на смех! Поляки нынче всех выдают за милую душу, а таких с особым удовольствием… А нужен им…

Журналист замолчал; а может, и продолжал говорить Дэн Майский, только никто его уже не услышал, потому что повис в воздухе низкий рёв, заглушающий и поглощающий все прочие звуки. Ревело отовсюду – сверху, снизу, со всех сторон света. Жалким писком по сравнению с ним казалась теперь хитрая сирена для самых пугливых. Сталкеры повскакивали, забыв об осторожности, заткнули уши руками, начали раскачиваться, потому что содержался в этом чудовищном ревуне какой-то ритм, оглупляющий, обездвиживающий, завораживающий, лишающий воли и даже инстинкта самосохранения… Одного лишь хотелось, чтобы кончился этот звук, а там будь что будет – стрельбы, плен, пытки, смерть, – наплевать, это мелочи, только бы не слышать никогда ничего подобного и не вспоминать об этом…

Казалось, ревела сама Зона, внезапно осознавшая свою противоестественную сущность, свою искалеченность, ущербность, монструозность, мерзость, ублюдочность, изгойство, выключенность из нормальной жизни планеты, многолетнюю тоску, мрак, одиночество, обречённость и безнадежность…

Тысячу лет, не меньше, это продолжалось – и вдруг разом оборвалось…

Сталкеры начали понемногу приходить в себя.

– Тушканчик народывся, – сказал наконец Мыло, и все вымученно улыбнулись.

– На Выброс не похоже, – сказал бледный Матадор. – При Выбросе мы бы уже все того…

– Радар, – сказал Киндер. – Точно Радар. И звук этот нам только померещился…

– Вздор, – сказал Матадор. – Был бы Радар такой мощный, он уже бы нам выжег все мозги…

– Мне, кажется, точно выжег, – простонал Майский. – Потому что я что-то такое теперь слышу… Только понять не могу… Словно батальоны идут по брусчатке…

– Смотрите! – воскликнул Киндер и побежал к торцевой стороне крыши – не к той, где была пожарная лестница, а к противоположной, глядевшей в глубину Зоны.

Там, где недавно чернела полоска леса, стояла мутно-белая стена тумана, а из тумана двигались ровные цепи каких-то созданий.

– Грр, – враз хрипели тысячи глоток. – Грр. Грр.

Это и в самом деле походило на маршевую поступь.

– Собаки… – еле слышно сказал Мыло. – Псиной смердить…

Слепые собаки бежали, держа строй, и враз, как по команде, рычали:

– Грр. Грр. Грр.

– Так не бывает, – сказал Матадор. – Хоть в Зоне всё бывает, но именно так – никогда.

Строй – его никак нельзя было назвать стаей – неумолимо приближался к зданию.

В колонне шли тысячи собак – бельмастых, лишаястых, облезлых, голодных…

Сталкеры стояли вдоль торца крыши и передавали друг другу единственный бинокль.

– Не может быть в Зоне столько собак, – уговаривал себя Матадор. – Зона не прокормит. И строем они не ходят, они не такие умные, как военкеры… Хорошо, что мы на крыше, а вниз меня что-то не тянет… Как бы они сами к нам не полезли…

Ширина собачьего строя была метров сто, не меньше. Грр. Грр. Грр. Жррать. Жррать. Смеррть. Смеррть.

– То не собаки, – внезапно сказал Мыло. – То тильки одна собака, але её багато. То мара. Ось, побачь!

И протянул бинокль своему связчику.

Матадор взял бинокль и всмотрелся.

– Молодец, Мыло, – сказал он. – Это обман. Это кинотрюк. Психическая атака это, а не…

И точно – умноженные собаки не обегали здание, а шли сквозь него, как сквозь воду. Вернее, они и были водой. И всё прибывали, прибывали…