Текст книги "ЗГВ: горькая дорога домой"

Автор книги: Михаил Болтунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

2

Случай этот поразительно ярок, кажется, и не было пятнадцати лет…

В 1980 году войска Варшавского Договора проводили традиционные учения. «Братство по оружию». Как оказалось, то было последнее «Братство…»

Мне пришлось принимать участие в маневрах в качестве военного корреспондента интернациональной редакции, которая выпускала газету на шести языках.

Прекрасные, незабываемые дни. Помнится, мы успевали побывать на высадке совместного десанта советских и польских морских пехотинцев в Пейнемюнде, на марше болгарского полка имени Георгия Димитрова, на боевых полетах авиационной части ННА ГДР имени Юрия Гагарина, а вечером… пили чешское пиво и русскую водку. Пели песни.

В один из таких вечеров мы сидели за одним столом с болгарами. В бар вошли немецкие офицеры, кто-то из них окликнул меня. Оказалось, мой приятель, военный корреспондент немецкой газеты «Фольксармее». Мы оба искренне радовались встрече, обнялись, поговорили накоротке, и я вернулся к болгарам.

За столом какая-то угрюмая тишина. Болгары даже не прихлебывали пиво. Первым заговорил майор, старший за столом.

– Михаил, – обратился он ко мне и кивнул в сторону немца, с которым я только распрощался. – Он чужой!

Прошло пятнадцать лет, а я до сих пор помню глаза болгарского майора Милчо Томова.

За годы службы в группе войск в Германии многие немецкие офицеры стали для нас если уж не друзьями, то товарищами, партнерами. А вот для болгар они по-прежнему были чужими.

Нет, конечно, ничего подобного майор Томов не писал в газете, но так он чувствовал, таково было состояние его души. И душа, «сдобренная» спиртным, вдруг распахнулась.

Потом, я часто думал над признанием болгарского майора, словно примерял его оценки к себе. Чем была для меня Германия? Кем были для меня немцы?

Я не знал войны. Но война родилась вместе со мной и росла. Ненависть к фашистам, страх и боль переплелись в моей душе лишь только стал осознавать себя. Они входили в мою жизнь слезами в выцветших глазах бабули, портретом погибшего на фронте дяди, отмороженными под Москвой в 41-ом ногами отца, ранними сединами матери.

Эти чувства живут и до сих пор во мне. Но я люблю Германию. Здесь прошла моя офицерская юность и становление. Здесь обрел я настоящих друзей. Нет, не для прессы и не ради красного словца говорю: немцы не чужие мне. И страна «дождей и велосипедов» близка и понятна.

Кто дал мне эту любовь и понимание? Кто переплавил ненависть и страх в терпимость и доброту? Конечно же, сами немцы. Но возможность узнать, разглядеть, понять немецкую нацию мне дала военная служба в группе войск в Германии.

Многое из того, что почувствовал я здесь – незабываемо.

' В последние годы пребывания российских войск на немецкой земле родилось общественное движение, которое назвали «Сердце для России».

Трудно теперь узнать в чьих душах и умах появилось столь романтичное название. Движение это занималось помощью детям – жертвам Чернобыльской катастрофы. Казалось бы, у Западной группы войск столько своих забот, хлопот, а тут еще дети… Да, дети, русские, белорусские, украинские. Впрочем, их здесь не делили по национальности.

Медицинская служба группы во главе с генералом В. Лютовым, с участием полковников Пичугина, Маева, русская православная церковь в Германии при личном участии метрополита Минского и Слуцкого Экзарха всея Беларуси Филарета, немецкая фирма «Агра» впервые в практике военной медицины развернули в главном госпитале ЗГВ специализированное отделение по обследованию, лечению и реабилитации детей, пострадавших от Чернобыльской аварии.

Из самых дальних уголков Беларуси и России, из деревень, сел, маленьких городков привозили сюда детей.

Поначалу случались попытки местных чиновников пристроить своих кровных чад отдохнуть в Германии. Естественно, чада были вполне здоровы. Надо отдать должное, один из инициаторов этого благородного движения настоятель храма-памятника в Лейпциге протоиерей Федор Повный предвидел такой поворот событий. И потому сам лично приезжал из ФРГ отбирать детей для поездки в Германию.

Мальчишек и девчонок здесь обследовали, лечили, хорошо кормили, старались приодеть, обуть. Недели, проведенные в Беелитцах, запоминались детям поездками по Германии, экскурсиями, встречами с немецкими сверстниками.

Содержалось отделение за счет Западной группы и добровольных пожертвований представителей немецкого бизнеса, деловых кругов, да и просто рядовых граждан ФРГ.

Был создан благотворительный фонд «Дети Чернобыля», и за несколько месяцев на его счет поступило 515 тысяч ДМ. Щедрую финансовую помощь отделению оказали немецкие фирмы «Астра», «Рациофарм», «Гедекс», «Томмс».

Вдова известного западно-германского издателя Шпрингера – Гриде Шпрингер, побывав в гостях у «чернобыльских» детей, передала госпиталю чек на полмиллиона марок.

У детей были и свои постоянные друзья – учительница из Вердера Майон Дидек, фокусник из Берлина Игорь Ерлин, американский журналист Джим Кент. Это они организовали экскурсии в Потсдам, Вердер, столицу Германии – Берлин, приглашали детей на праздники, привозили им подарки.

По примеру «беелитцкой инициативы» преподаватель архитектурной академии, доктор Хармут Кеплер на свои средства и частные пожертвования организовал пансионат, где каждый месяц проходили лечение 40 детей из Чернобыльской зоны.

Сколько таких, трогательных до слез историй великой человеческой доброты хранит наша память.

…Случилось несчастье, и сыну военнослужащего ЗГВ Диме Зиваку оторвало обе ноги. Немец Гюнтер Меллендорф, отец троих детей откликнулся, помог в беде. Он вложил сбережения своей семьи в изготовление протезов для Димы. Его дочь Изабель, узнав о беде русского мальчика, отдала тысячу марок из собственной копилки.

…Групповая газета «Наследник победы» опубликовала обращение: «Люди, помогите Сереже!» В публикации рассказывалось о тяжело больном мальчике, сыне офицера Сереже Власюке. После аварии на Чернобыльской АЭС поселок, в котором жил маленький Сережа и его мама, оказался в зоне заражения. Это сказалось на здоровье ребенка. Надо было спасать мальчика, но на Родине это сделать, как оказалось, невозможно.

Офицер Власюк обратился к командованию с просьбой перевести его в Западную группу войск. И вот уже Сережа обследован в университетской клинике в Лейпциге. Врачи обнадежили родителей – сына вылечить возможно, но для этого потребуется 200 000 марок. Где взять такие деньги?

Вскоре о беде Сережи узнали граждане Германии. Одними из первых в редакцию прислали письмо школьники из города Франкфурта-на-Одере. Они писали: «На уроке русского языка мы прочли о судьбе советского мальчика Сережи Власюка. Нас глубоко тронула и взволновала его судьба, боль и тревога родителей Сережи. И хотя авторы статьи обращаются к советским военнослужащим, хотим помочь и мы, ученики специальной школы имени Карла Фридриха Гаусса. Мы хотим, чтобы больше людей узнали о Сереже. Постараемся через различные газеты рассказать о нем. Рассказать, как необходима материальная помощь его семье, постараемся организовать мероприятия, а вырученные деньги отправить в фонд помощи Сереже…»

К больному мальчику каждый день приходили гости, подбадривали его, приносили подарки. А однажды среди гостей оказался немец Фальк Юоблер. Он когда-то сам был пациентом университетской клиники и даже лежал на той же кровати, что и Сережа. Фальк поднял на ноги всех одноклассников и собрал для своего русского друга 300 марок.

…Бывший шахтер, пенсионер Рейнхард Хельникк, коренной житель западных земель Германии решил отблагодарить советских солдат за миролюбие и добрые чувства к немцам. Через местную городскую газету он обратился к своим землякам: кто хочет помочь русским – обращайтесь ко мне. И с того дня его домашний телефон не замолкал.

В ноябре 1990 года у КПП Берлин-Карлсхорстского гарнизона наших войск остановился немецкий грузовой автомобиль с подарками для военнослужащих. 500 километров проделал Хельникк, чтобы доставить подарки.

Потом он бывал в других гарнизонах. 10 сентября 1993 года Рейнхард в сорок пятый раз приехал к российским солдатам. Десятки тонн грузов переправил он в наши гарнизоны. Множество встреч вместили его визиты, сотни людей были вовлечены в благотворительную акцию.

Я привел лишь несколько случаев из тысяч добрых дел германских граждан. Они есть прекрасное подтверждение великодушию немецкого народа.

«Мы иногда слышим слова сомнения о том, нужна ли такая помощь вообще. Причем нередко от достаточно влиятельных людей. К сожалению, эта помощь не может коренным образом изменить ситуацию в нашей стране. Но она имеет принципиальное значение для жизни нашего народа, являясь знаком надежды на то, что проблемы, которыми живут люди, будут решены, надежды на то, что народ, который избрал новый путь развития, не одинок в этом мире, что есть рядом люди, готовые помочь…»

Епископ Феофан.

Управляющий Берлинской и Германской Епархией.

3

Мы уходили из Германии. Что могли, увозили. Что не могли, – оставляли. Жаль отданных городков, казарм, домов, бассейнов, парков боевой техники. Жаль упущенных миллиардов.

Однако не все в нашей жизни меряется деньгами. Есть иные, святые понятия. Великий русский поэт называл их «любовью к отеческим гробам».

Когда мы стали судорожно собираться бежать из Германии (поскольку этот фантастический бросок более чем полумиллионной группировки войск в столь короткий срок иначе и не назовешь) вдруг со всей очевидностью встал вопрос – что делать с могилами наших воинов? Как быть с танками, пушками, грузовиками, самолетами на пьедесталах, которым покланялись столько лет? Волновала судьба и всемирно известных монументов – солдата-освободителя в Трептов-парке, монументы в Тиргартене.

Конечно, первый чисто человеческий порыв – увезти все это с собой. Как сделали давным давно американцы – не оставили ни одной своей могилы на территории Германии. Перезахоронили погибших солдат либо в родной земле, либо за пределами ФРГ.

Мне рассказывал майор Олег Старков, офицер историко-мемориальной группы штаба ЗГВ, какое впечатление произвела на него поездка в Голландию, на воинское кладбище американских солдат. Расположенное в красивейшем месте, оно любовно ухожено, содержится в прекрасном состоянии. Руководит всем – отставной майор армии США, который командирован в Европу полтора десятка лет назад.

Старков назвал умопомрачительную, с нашей точки зрения, сумму, которая выделяется Соединенными Штатами на содержание кладбища – 1 млн. долларов в год. Каждый день ровно в 8 часов утра на высоком флагштоке, хорошо видимом из самых отдаленных уголков голландского городка, вздымается американский флаг.

Рассказ этот вызвал в моей душе острое чувство боли и безысходности. Наверное, нечто подобное испытали солдаты и офицеры первых советских частей, покидающих Германию. Они в последний раз пришли к «отеческим гробам», чтобы проститься с ними. В последний раз привели в порядок могилы, за которыми ухаживали почти полвека. В последний раз возложили венки и цветы.

Живые уходили, павшие оставались…

Нет, мы не могли, подобно американцам, забрать прах своих воинов с собой. Не было денег, возможностей, да и захоронения у нас – не чета американским. Около 600 тысяч солдат и офицеров покоится в немецкой земле. А сколько похоронено пленных, замученных в концлагерях, сколько сожжено в печах крематориев и пепел развеян по ветру? Офицеры, занимавшиеся этой проблемой, считают, что еще тысяч четыреста. Значит, всего не менее миллиона. А может быть и больше… И это только на территории Германии, а сколько их лежит в Польше, Чехословакии, Венгрии, Австрии, Югославии…

В Генеральном штабе вовремя поняли – годы вывода войск из стран Восточной Европы – воистину золотые годы. Многое можно успеть, пока еще стоят там наши войска.

Конечно, такой подход вызывает горькое сожаление. Помните народную мудрость: как на охоту ехать, так собак кормить. За пятьдесят лет не сумели навести порядок в этой работе, так хоть за последние годы кое-что успеть…

Право же, упрек не к нынешнему поколению. Работу по поиску и увековечиванию памяти погибших надо бы начинать не в 90-е годы и даже не в 45-ом, а еще раньше. Вместе со всеми цивилизованными странами.

Европа содрогнулась и прозрела, подсчитав потери одной из самых массовых и жестоких войн истории человечества – 1-й мировой. Тогда перед живыми впервые встал вопрос – что делать с захоронениями?

В Германии уже в 1919 году создается Народный союз по уходу за могилами жертв войны. Он существует и до сегодняшнего дня. В мае 1994 года Союз торжественно отметил свое 75-летие. На него возложена миссия по поиску и увековечиванию памяти погибших на территории других стран. Внутри же ФРГ этими вопросами ведает Министерство внутренних дел, Министерство по делам семьи и престарелых.

Подобные министерства, общества, службы были созданы и в других странах. В Австрии – Черный крест, в Италии – специальный комиссариат по делам воинских захоронений, в США – комитет воинских захоронений. И только нам, понесшим в двух мировых войнах самые большие потери, все было недосуг организовать подобную службу. Уповали то на следопытов-пионеров, то на поисковые отряды.

Безусловно, к этой деятельности следовало привлекать и пионеров. Ведь в Германии школьники тоже выходят на улицы с кружками и собирают пожертвования. Необходимо поддержать и энтузиастов-поисковиков. Но основную кропотливую, каждодневную аналитическую, архивную, поисковую работу должна вести либо государственная структура, либо общественная (как Народный союз в ФРГ), но с максимальной поддержкой государства. Тот же Народный союз основывается в своей работе далеко не на голом энтузиазме. Его ежегодный бюджет 24 млн. немецких марок. Весьма солидная сумма.

А у нас созданная в последние годы в ЗГВ группа по историко-мемориальной работе вообще не имела бюджета как такового. Но спрашивается, как вести работу? Где взять деньги на самый обыкновенный венок? А учитывая количество захоронений в Германии, нужна не одна сотня венков. Или за какие, простите, «шиши» изготовить мемориальную плиту с вновь открытыми именами захороненных, как это было в населенном пункте Глазов, в земле Бранденбург?

Значит, эти деньги «тащили» из бюджета Западной группы, или ехали с протянутой рукой к немцам. Иного не дано.

И тем не менее надо отдать должное руководителям Министерства обороны и Генерального штаба – сначала в ЗГВ была создана группа по подготовке к выпуску книги Памяти, потом группа, офицеры которой занимались судьбой памятников и мемориальных образцов техники. Наконец, эти две группы слили в единую – историко-мемориальную. В своем составе она насчитывала всего 9 (!?) человек. Но, как говорят, и на том спасибо.

Подчеркиваю, это неспроста. Только у нас в стране почему-то стало делом обыденным считать, что поиском и увековечиванием памяти погибших должна заниматься армия. Но в Германии бундесвер этим практически не занимается. Как, впрочем, и во многих других странах. У нас, конечно, свой подход, свои традиции. Но, думаю, и нам бы следовало привыкать к цивилизованному подходу: поисково-мемориальная работа – дело государства прежде всего и, возможно, армии, в частности.

Но так или иначе, всю тяжесть этой работы в годы вывода ЗГВ, взяло на себя военное ведомство и группа войск в Германии.

Нет, совсем не значит, что историко-мемориальная группа начинала в Германии с нуля. Многое было сделано и до них. Группа войск занималась этим всегда, хотя и не очень активно. И дело тут прежде всего в том, что нелегкую ношу по поиску и увековечиванию памяти погибших несли коменданты гарнизонов. А как известно, коменданты – люди занятые и мемориальная работа их далеко не самая первая обязанность. Потому центр тяжести в ней за неимением времени и возможностей смещался в сторону торжественно-ритуальной. Содержать захоронение в порядке, организовать торжественное возложение венков, прием Присяги у монументов и могил. Что же касается розыска и установления имен неизвестных погибших, тут все обстояло значительно сложнее.

Именно на это и направило свои основные усилия историко-мемориальная группа ЗГВ. Хотя старались не забывать и о благоустройстве кладбищ, о контроле за содержанием военно-мемориальных объектов на территории Германии, о воспитательной работе.

Много ли сделано за эти годы? И много и мало. В ходе тесного сотрудничества с федеральным Министерством по делам семьи и престарелых офицеры историко-мемориальной группы обнаружили несколько сотен неизвестных ранее мест захоронений в Восточных землях ФРГ, занимались учетом и паспортизацией российских воинских могил, в том числе и времен первой мировой войны, открыли и устанавливали имена погибших, хоронили их останки с воинскими почестями, передавали под охрану немецких властей захоронения и памятники, обрабатывали подготовленные центральным архивом министерства обороны России данные на тысячи воинов, погибших на территории Германии.

Однако все это касается, в основном, восточной части ФРГ Если говорить о так называемых старых землях, то там, право же, мало что сделано. Группа в 9 человек, которая постоянно сокращалась, вместе со штабом ЗГВ большего сделать и не могла.

Что дальше? Так и останутся неизвестными тысячи имен советских воинов, безымянными сотни захоронений?

Ведь ЗГВ больше нет. Конечно, этой работой будет заниматься в меру сил своих российский военный атташе в Германии. Но вспомните комендантов. Много ли они успели за полвека? Сколько нужно времени еще? Пятьдесят лет, а может сто?

До тех пор, пока в России не будет разработана программа поисково-мемориальной деятельности, не определена ответственная за это государственная структура, ее штат и бюджет, мы и вправду за сто лет не завершим поиск. Только нужно ли это будет кому-либо через 100 лет?

Ну а что же с нашими памятниками-символами – воином освободителем в Трептов-парке, мемориальным комплексом в Тиргартене? Они стоят под защитой немецкого Закона. Правда, стоят не очень прочно, как кажется с первого взгляда. Могучий воин с мечом и девочкой на руке разрушается. Оседает земля, деформируются плиты, заложенные в основание монумента. Время! Пролетело несколько десятилетий, как взошел он на рукотворный холм в Берлине. И с тех пор, по существу, не реставрировался. Теперь на его ремонт, по оценкам специалистов, потребуется от 10 до 20 млн. немецких марок. У России, ко всеобщему стыду, таких денег нет. Стало быть, наша гордость, воин-освободитель на полном иждивении у немцев. Хочется верить, что в отличие от нас, они найдут нужные деньги на ремонт и реставрацию, и не дадут рухнуть нашему величайшему воинскому символу.

Что же до других символов, снятых с пьедесталов, то у них разная судьба. Кое-что вывезено на родину, в российские музеи, но в основном танки-пушки сданы в металлолом. Немецкие газеты время от времени писали, как мы, уходя, варварски разбивали бетонных идолов, которым покланялись много лет. То были бюсты Героев, огромные панно – «Боевой путь части», а иногда и просто безымянные статуи солдат, наподобие «девушек с веслом», только на военный манер. Делалось это, как правило, скрытно, ночами. Пресс-центр группы как мог отбивался от обвинений. Но что оставалось? Да, это безнравственно. Верю, знаю, будь у командира свободный вагон, платформа, увез бы он к новому месту дислокации и старый танк, и полусгнившую полуторку. Но не было такого вагона. И командир неизбежно вставал перед выбором: либо взять несколько бетонных плит, кубов досок и там, в голой степи они будут на вес золота, спасут от дождя и снега, либо занять это место тоннами металлолома, пусть и фронтового и очень дорогого его сердцу. Как бы в подобной ситуации поступили вы?

Хотя бывало и другое. Мне рассказывала директор музея Западной группы войск, как немцы покупали у нас диораму «Штурм Берлина». Цену предложили достаточно высокую. Создатели диорамы, художники-грековцы давали «добро» на продажу, более того, соглашались взамен написать новое полотно. Ну, а деньги? Да мало ли у нас дыр? Купить за них квартиры бездомным офицерам.

Собственно, когда эта идея созрела, директор музея предложила ее начальнику Политуправления ЗГВ. Он, как известно, являлся главным шефом всех музеев. Генерал, услышав такое, побагровел и ответил директору гневным обвинением: «Вы продаете Родину!..»

Да, вот уж воистину, как в той старой песне: «С чего начинается Родина?» Действительно, с чего? Может, прав великий русский поэт, она начинается «с любви к отеческим гробам».