Текст книги "Конец операции переход"

Автор книги: Михаил Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– За что вы его так не любите? – полюбопытствовал Волков.

– Скупает краденое, контрабандистов финансирует… Много чего за ним есть, а взять не получается, потому как мэр у него едва не на жаловании. Ну а против мэра я… – Начальник полиции развел руками. – Недавно одного из моих ребят нашли в канале. Скорее всего, по приказу того самого Чендлера – парень вел за замком наблюдение. И доказать ничего не могу.

– Понятно, – кивнул Волков. – И за что же тогда гинеи, если у вас там личный интерес?

– Ну, а почему бы и не взять, раз предлагают?

– М-дя…

– Рекомендую взять с собой миссис Смит, для лигитимности, так сказать. Вы ведь на нее работаете?

– Разведка у вас внушает уважение.

– Кот предупрежден – тот вооружен. Не так ли?

– Вполне с вами согласен, – вновь кивнул Волков и вышел из кабинета.

* * *

Потрепанная карета прогрохотала по мостовой и остановилась около конторы банка «Чендлер и К*». Был уже вечер, банк закрылся и лишь сам Чендлер и несколько доверенных клерков занимались счетами. Охранники ждали внизу, коротая время за игрой в кости. Карета не привлекла ничье внимание – мало ли кто ездит здесь и зачем останавливается? Может, пассажиру потребовалось справить малую нужду. А может, ха-ха, и большую. Людей в банке это волновало мало, в конце концов, двери были прочные, а охранники – опытные головорезы, вооруженные до зубов.

Тем не менее, по долгу службы один из охранников вышел посмотреть, что же, все-таки, происходит на улице. Картина, которую он увидел, встревожить его не могла, хотя и была она чуть необычной для этого места и этого времени.

Сначала из кареты вылезла миссис Смит – незадачливая клиентка банка, которую охране приказано было не пускать на порог. Ее сопровождал, как всегда, старый слуга, правивший лошадьми, а сейчас церемонно помогающий даме выйти из кареты. А вот дальше начались не совсем понятные вещи.

Из кареты легким, скользящим шагом вышла, не вылезла, а именно вышла, совсем молоденькая девушка, почти девочка, в изящном легком платье. По видимому, это была дочь миссис Смит. А за ней вылез мужчина огромного роста и с широченными плечами. Кто это, телохранитель или какой-нибудь родственник, было непонятно, но явно, что не простой слуга – слишком уж уверенно он держался.

Когда странная компания, почти неразличимая в сумерках и густом, как кисель, тумане, направилась в сторону банка, старший из охранников скомандовал шестерке:

– Предупреди хозяина. Бегом! – а сам остался смотреть дальше.

Между тем, приехавшие решительно направились к дверям банка с явным намерением попасть внутрь. Первой шла миссис Смит – быстро, широкими мужскими шагами, с высоко поднятой головой и гордо выпяченным подбородком. За ней шли ее дочь и слуга. Замыкал шествие тот самый непонятный верзила. Шел он неторопливо, но, благодаря длинным ногам, не отставал. Длинная шпага покачивалась у бедра и вид этого явно не декоративного оружия начальнику охраны не понравился.

– Эй, вы! Назад! – один из стражей, дежуривший у самого входа и изнывающий от скуки, решил показать служебное рвение, а заодно и развлечься.

Миссис Смит остановилась, пожала плечами и небрежно кивнула головой в его сторону. Все остановились и лишь замыкающий не замедлил шага. Совершенно спокойно и неторопливо он поднялся на крыльцо и направился к двери.

– Ты что, не слышал?

Охранник загородил дорогу. Вид он имел весьма внушительный, вот только незнакомцу было на это наплевать. Он лишь чуть шевельнул плечом – и охранника смахнуло с места, вмяло в стену. Движение нападающего не замедлилось и не ускорилось.

Охрана схватилась за оружие, но начальник удержал их жестом – ему вдруг захотелось посмотреть, что же будет дальше. В конце концов, двери банка были довольно-таки прочными, да вдобавок засов был отличной ковки. Было интересно, что же предпримет странный противник.

А того, что он сделал, не ожидал никто. Подойдя к двери, он остановился, внимательно посмотрел на нее и вдруг, как-то резко «хекнув», ударил ногой. Несокрушимая на первый взгляд дверь распахнулась настежь – засов, вырванный «с мясом», болтался на одном гвозде.

На сей раз начальник охраны не только не стал удерживать своих людей – он сам первым бросился наперехват чужакам. Почти мгновенно все пятеро (шестой лежал с помятым видом и неловко шарил вокруг себя руками, безуспешно пытаясь найти, обо что бы опереться) выстроились перед нападающим полукольцом и, повинуясь молчаливому приказу командира, один из них шагнул вперед и громко сказал:

– Назад. Оружие на пол.

* * *

Когда перед Волковым как из под земли (это для других, конечно, сам он отлично разглядел, откуда и как они появились) выросла пятерка головорезов, адмирал даже улыбнулся про себя – все шло, как он и думал. Однако он весьма удивился тому, что вперед вышел не главный – уж его то Волков вычислил сразу. Впрочем, дела это не меняло – спокойно, механически выверенным движением Волков ткнул вышедшего вперед пальцем в глаз. Тот с воплем откинулся назад, инстинктивно понимая – это уже все, это необратимо… Остальные выхватили пистолеты и ножи, подались назад…

Никто из них, опытных, хватких головорезов, так и не успел пустить в ход свое оружие. Весь их опыт не мог подсказать, что их враг – человек иной эпохи, с иной подготовкой, а главное, с иным оружием. Стечкин с глушителем тихо рыкнул, и двадцать пуль отшвырнули трупы – а это были уже трупы – к стене. Кого-то забросило прямо в дверь, кто-то слетел с крыльца и изломанной куклой застыл в пожухлой траве… Схватка кончилась, не начавшись.

«Жизнь, как говорил классик, не проста – она еще проще», мрачно думал Волков, входя в здание банка. Он был недоволен собой – как это частенько бывало и раньше, на него навалилась обида. Обида на свой мир, свою судьбу, а главное, свою голову, привыкшую к простым решениям. Да, те, кто лежал сейчас перед банком (а может, и не лежал уже – расторопный Бертрам наверняка позаботился… нет, позаботится, пока еще затащить трупы в здание он не мог успеть чисто физически) наверняка много чего имели на своей совести. Но сейчас они честно попытались исполнить свой долг – и умерли. На памяти адмирала, несмотря на его короткую, в общем-то, жизнь, содержащей много и страшного, и интересного, слишком часто так же вот умирали люди. Умирали, идя в атаку и сидя в окопе, прошитые пулями и отравленные газами. Умирали, выполнив свой долг. Но ведь от этого не легче.

Но Волков был не только костоломом-недоучкой (а так и было, если вдуматься – он ведь стал тем, кем стал, уже в войну, а до того был сначала мирным врачом, а потом ничем не выделяющимся, наскоро обученным морпехом). Он теперь был еще и адмиралом, а значит, должен был уметь доводить до конца намеченное – вне зависимости от масштабов. Усилием воли подавив так некстати лезущие в голову мысли, контр-адмирал Волков решительно прошел в глубь помещения, выбил дверь и пошел наверх, в кабинет мистера Чендлера. Обе женщины поспешили следом.

Чендлер оказался почему-то как раз таким, каким его и представлял Волков – невысокий, полноватый. На голове круглая лысина, выразительный мясистый нос, плоские вытянутые вверх уши почти без мочек. Национальность, как говорится, налицо. Что ж, зато не жалко. Хотя, впрочем, излишней жалостливостью Волков не отличался никогда.

В кабинет он ввалился нагло – пинком распахнул дверь, выбив красивый узорчатый засов, тяжело протопал (благо ботинки позволяли при нужде производить максимум шума при минимуме усилий) к сидящему за огромным, великолепной работы столом Чендлеру, демонстративно игнорируя двух находившихся здесь же клерков, смахнул со стола кипу бумаг и огромную красивую чернильницу и, перегнувшись через стол, схватил Чендлера за грудки.

– Это что же ты себе позволяешь, козел? – почти ласково осведомился он, вытаскивая банкира через стол на свет Божий. – Это кто же тебе позволил чужие бабкинги прикарманивать? – и дал ему в ухо.

Человек, привыкший сам командовать, обычно наглеет. Но как раз наглецы, столкнувшись с еще более наглым и решительным напором, ломаются легче всего. Физическое воздействие при этом – неважно, пинок, удар кулака или еще что-нибудь – позволяет добиться куда больших результатов, чем ум и логика. Как правило, получив по морде человек моментально проникается важностью и серьезностью момента и в дальнейшем ведет себя в соответствии с уготованной ему в данной ситуации ролью. Чендлер не был исключением. Всего одно распухшее ухо, «фонарь» под глазом, пара выбитых зубов и сломанный нос – и он уже готов был к диалогу. Волков швырнул его в ближайшее кресло, сам сел на стул и с усмешкой сказал:

– Ну вот, теперь можно и приходить к консенсусу. Так зачем ты, сволочь, ограбил моих знакомых?

– Я не грабил, – всхлипнул сквозь слезы банкир и тут же снова получил в морду.

– Пойми, гад! Все сводится к тому, что в твой банк положили деньги, а ты отказываешься их вернуть. А причина – что не появился глава семейства. И ведь прекрасно знаешь, что, пока деньги не отдашь, он появиться не сможешь. В тех местах, откуда я родом, это называется «кидалово». Вот только тех, кто любит кидать, там принято убивать. Ты понял раскладку, гад? Я ведь с тобой спорить не буду – я тебе рот заткну и буду медленно и со вкусом резать тебя на кусочки. Начиная с пяток, наверное. А потом узнаю, где ты хранишь эти самые деньги у кого-нибудь из этой парочки, – Волков кивнул головой на клерков. – У тебя остается один шанс – отдать деньги и заплатить компенсацию за моральный ущерб. Ну что, выбирай?

– Сюда придут, меня будут искать…

– Не, дорогой. Здесь народ привычный к разборкам и непривычный нос в чужие дела совать – я это уяснил уже. Ребятенков твоих, да и тебя самого, мы зароем. Издали в сумерках нас никто не разглядел, так что последствий я не боюсь. Устраивает?

Банкир внезапно усмехнулся. Когда сломанный, казалось бы, человек начинает усмехаться, это не к добру. Волков быстро обернулся.

Диспозиция не изменилась. Клерки сидели за столом, а женщины – напротив них. Только вот в руках у клерков были теперь пистолеты, а Джейн с матерью сидели смирненько, положив руки на колени. Один из клерков, увидев, что Волков заметил изменение расстановки сил, навел свои пистолеты на него и скомандовал бросить оружие, положить руки на стол и не шевелиться. Адмирал думал не больше секунды. Конечно, он положил бы этих увальней, даже несмотря на четыре ствола – он и лучше подготовлен, и лучше вооружен, и пространства для маневра в избытке. Бронежилет рассчитан на оружие куда более мощное, чем эти убогие пистолеты. Но главное – в любой момент можно выхватить Чендлера из кресла и закрыться им, как щитом. Вряд ли клерки (а они именно клерки, канцелярские крысы, это видно даже по тому, как они держат оружие) рискнут стрелять в босса. Вот только обоих женщин эти гады успеют положить… И шпага с пистолетом загремели об пол.

Лишь на мгновение клерки отвлеклись и расслабились. Потом их головы разлетелись на куски. Старый, но вряд ли известный в этом мире трюк – здоровенный верзила, размахивающий оружием и увешанный им по самые уши привлекает на себя все внимание, расценивается как главная угроза. А убивать вас будет кто-нибудь маленький и неприметный. Тот, на кого вы подумаете в последнюю очередь. В данном случае – Джейн, благо под местными женскими юбками и дорожными плащами базуку легко можно спрятать, а не только маленький и аккуратный пистолетик.

– Вот и еще два трупа, – обернулся Волков к Чендлеру, поднимая с пола свое оружие. – У нас есть еще один кандидат – вы. По чести говоря, правда, я меньше всего ожидал такого поворота событий – скорее, я предполагал, что за какой-нибудь ширмой или потайной дверью сидит взвод телохранителей, а тут все куда как умнее и опаснее. Примите мои поздравления, сэр. Только вас это не спасет. Вот у ваших людей был шанс – стрелять сразу, пока никто не опомнился. Ну а теперь вы скажете мне, где деньги.

С этими словами Волков прострелил Чендлеру колено – аккуратно так прострелил, чтобы и не умер человек, и инвалидом на всю жизнь остался. И сразу же вколол бедняге противошоковое средство – а то еще помрет ненароком…

На сей раз Чендлер поступил так, как ему и полагалось поступить. Тщательно замаскированный сейф был открыт и звонкие дублоны (в данном случае, фунты и гинеи, но это ничего принципиально не меняло) перекочевали в принесенный старым Бертрамом (он уже затащил трупы в здание) мешок. Волков выгреб все – деньги, ценные бумаги, целую коллекцию драгоценных камешков. Мешок в результате стал совершенно неподъемным, тем более что под дулом пистолета Чендлер выдал и тайник, в котором нашлось немало ценного. Похоже, пуля в ноге донесла наконец до банкира всю серьезность происходящего и ничтожность в этом его собственной роли, да так донесла, что Волкову и заранее предусмотрительно подготовленная «сыворотка правды» не потребовалась.

Наконец, тщательно упаковав добычу, Волков взвалил ее на плечо.

– Пошли… девушки, – усмехнулся он. – Нам здесь больше делать нечего.

Все четверо направились к дверям, но были остановлены криком банкира, умоляющего не бросать его здесь истекать кровью. Волков подумал секунду, согласно кивнул, достал пистолет и всадил Чендлеру пулю между глаз. На удивленный вопрос миссис Смит, зачем он это сделал (женщине явно стало не очень хорошо от обилия крови. Вот Джейн держалась лучше, но она и повидать этой самой крови успела куда как побольше), Волков ответил, что он-то не сегодня завтра уйдет в море, а вот чета Смитов останется в Бристоле. Им здесь жить, поэтому нежелательно оставлять свидетелей, тем более таких, которые могут напакостить. Бертрам согласно кивнул – он уже добил выживших после встречи с Волковым охранников. Как и адмирал, старик был рационалистом и в таких вещах излишней сентиментальностью не страдал. Более того, он считал Волкова излишне мягкотелым – у него Чендлер мучился бы не один час и открыл бы еще не один тайник.

Карета мигом отвезла их к дому. Награбленное (Волков называл его мудреным словом «реквизированное», но суть от этого не менялась) было аккуратно унесено в дом, а потом Волков с Бертрамом отогнали карету за город и утопили в болоте. Домой они вернулись, когда уже светало и адмирал, наскоро перекусив, отправился поспать хотя бы пару часов. Завтра у него должен был быть тяжелый день – на завтра у него была назначена дуэль.

Глава 8

Тишина. Только режут густой закат

переливы свирели.

Кто сказал, что из перса плохой солдат?

Постоял бы в ущелье…

Л. Вершинин

Отличительная черта дуэли – ее личностность. На войне сталкиваются безликие массы, называемые армиями. В дуэли сталкиваются конкретные люди.

Вторая отличительная черта дуэли – невозможность спрятаться за чужую спину. Обычно такое случается редко – богатый человек прикрывается от опасности деньгами, чиновник – служебным положением, генерал – своими войсками. Здесь же все иначе. Здесь между человеком и его судьбой не стоят ни деньги, ни власть. Его не защищают ни примкнутые штыки солдат, ни корабельные орудия, мрачно глядящие на мир из своих бронебашен. Вокруг человека нет ни свободного пространства, на котором можно спрятаться, ни толстой брони боевой рубки. Нет у человека даже простенького бронежилета. Есть лишь он сам, его сила, его мастерство. И единственное утешение – то, что противник находится в равном положении, то есть стоит напротив, раздетый до пояса, и оружие у него точно такое же.

Волков стоял, держа в правой руке свою шпагу (не подарок старого пирата, а взятую специально для дуэли, парную с клинком Ричарда. Она была заметно короче, легче, и Волкову это не нравилось, но не более. В конце концов, он ничуть не сомневался в своем превосходстве и легкости намечающейся победы), а в левой дагу – Ричард, как истец, имел право на выбор оружия и выбрал его. Что ж, шпага в правой руке, дага в левой руке – ничего оригинального.

Адмирал стоял спокойно, ветер шевелил мокрые волосы (Волков успел искупаться – в конце концов, если он солдат, то почему от него должно пахнуть согласно человеческому представлению о солдатах?). Ричард слегка поеживался – было прохладно, моросил дождик, превращая землю в липкую грязь. Волкова это нисколько не волновало – мало того, что он был хорошо подготовлен – он еще и родом был из холодных краев, а вот его противник, похоже, мерз. Впрочем, для Волкова это было нормально – замерзшие мышцы куда менее подвижны, чем разогретые. Другое дело, что и его собственные мышцы немного остыли, но он слегка напрягал и расслаблял их, не давая себе замерзнуть.

Его секундантом был тот самый духовник семьи Смитов – по нелепой случайности, тезка его противника. К удивлению Волкова, священник не возненавидел его, а даже, кажется, зауважал – по-видимому, он умел проигрывать, а может, тут были еще какие-нибудь мотивы. Адмирал не стал вдаваться в подробности, в людях он немного разбирался и святому отцу верил. Другое дело, что это не совсем совпадало с общепринятыми правилами дуэли, но, в конце концов, священник по происхождению был дворянином и потому отступление от традиций было минимальным. Секунданта Ричарда Волков не знал. Впрочем, ему это было неинтересно.

Шпага в правой руке, кинжал – в левой. Гордый обоюдный отказ на предложение помириться. Команда! Волков стремительно и бесшумно шагнул вперед. Клинок устремился к груди противника, стремясь решить дело одним ударом… И адмирал с трудом успел отбить ответный выпад дагой. Его противник был опаснее, чем казалось.

Дуэлянты кружили по поляне, изредка обмениваясь короткими ударами, стремясь нащупать слабое место в обороне противника. Волков несколько раз пытался атаковать, но всякий раз его клинок натыкался на сталь, а вот Ричард по-настоящему атаковал лишь раз, и на виске Волкова появилась кровоточащая царапина. Не успей он уклониться – и клинок выбил бы ему глаз.

Адмирал начал вдруг понимать, как он сглупил. Он мог оторвать голову этому пацану тысячей способов – и оказался в единственной возможной, пожалуй, проигрышной ситуации. В его активе были лишь юношеское увлечение фехтованием (не очень долгое) и многочисленные кабацкие схватки уже здесь, в этом мире (с не особенно сильными, надо сказать, противниками). Ричард же оказался из тех, кого принято называть мастерами клинка. Правда, он был еще очень молодым и не слишком опытным мастером, но сейчас это было не принципиально и лишь позволяло оттянуть развязку.

Волков дрался отчаянно, понимая, что сражается за свою жизнь. Шпага в его руках крутила невероятные финты, но перевес в скорости не был подавляющим, а легкость клинка не позволяла использовать перевес в физической силе. Можно было бы, правда, использовать свои навыки в рукопашном бое, но правила дуэли подобное запрещали настрого, а Ричард тем временем давил отточенной техникой, все чаще пробивая оборону адмирала.

Волков отскочил назад, разрывая дистанцию. Ричард тоже чуть замедлился – он явно подустал, но не настолько, чтобы это сказалось на ходе схватки. Но все же Волков успел сделать некоторые выводы. Основным из этих выводов было то, что выбранное Ричардом оружие не совсем соответствует его стилю боя. Ричард фехтовал в классическом французском стиле, повернувшись к противнику боком и используя лишь конец клинка. В то же время дага служила ему лишь противовесом, не используясь непосредственно в бою. Волков первоначально дрался почти так же, но теперь он резко изменил стиль атаки – развернутая стойка хотя и делала его более уязвимой мишенью, но зато позволяла использовать и кинжал. К тому же, в этой стойке практически нет разницы между блоком и ударом, а потому в ближнем бою быстрый и хладнокровный боец мог вполне рассчитывать на успех.

Буквально со второй попытки адмиралу удалось поймать клинок противника своей шпагой и нанести удар кинжалом. Ричард успел уклониться, но теперь уже на его плече появилась длинная царапина. Будь он чуть помедлительней – и схватка была бы уже закончена, но он был молод и гибок. Спустя секунду он в свою очередь разорвал дистанцию, а потом Волков обнаружил, что шпаги в его руке нет – каким приемом Ричард это проделал адмирал так и не понял.

Нельзя сказать, что Волков испугался. Нет, страхом это чувство назвать было нельзя. Просто он вдруг сразу очень устал. Ричард кружил вокруг него со своей шпагой, а Волкову было все равно. За свою не самую длинную, но насыщенную жизнь он повидал немало побед и немало поражений. Сейчас ему грозило поражение – что ж, не в первый раз. Он механически оборонялся и дага в его руке плела смертоносную паутину, раз за разом отражая попытки Ричарда атаковать. Выбрав удобный момент, Волков даже перекатился через плечо и подхватил с земли свою шпагу. Ричард вновь моментально выбил ее, теперь уже другим приемом, и Волкова это совершенно не обескуражило. Его лишь рассмешили шипящие слова Ричарда о том, что, дескать, Волков сейчас будет лизать ему сапоги и молить о пощаде. И лишь острая боль в щеке отрезвила его, мгновенно вернув к реальности. Инстинктивно он вскинул свободную руку к лицу – пальцы стали мокрыми от крови.

Ричард продолжал улыбаться. Шпага в его руке металась легкой, почти незаметной тенью и раз за разом доставала Волкова. Лицо адмирала было все в крови, кровь бежала из длинных ран на руках и на груди. Ричард убивал свою жертву медленно.

То, что делал Ричард, не запрещалось никакими правилами, ведь бой был до смерти, поэтому секунданты не вмешивались. Правда, секундант Волкова двинулся было к месту схватки, но его визави остановил его короткой гортанной фразой. А потом они даже не поняли, как изменился вдруг характер схватки. Дага в руке адмирала засверкала вдруг быстро-быстро и теперь уже Ричард не успевал отбивать удары короткого хищного клинка. Волков лез в ближний бой и показывал сейчас то, чему его учили в родном мире. Показывал комплекс приемов, которые здесь были просто-напросто неизвестны.

Ричард отбивался, забыв даже и думать об атаке, хотя Волков практически открылся. Несколько раз дага со свистом разрезала воздух у самого его горла и он поспешно отшатывался назад. Адмирал пер, как танк, не останавливаясь ни на секунду. И все же его скорости чуть-чуть не хватало. Ричард крутился ужом, стремясь оторваться, и наконец ему удалось уйти вбок. Уйти совсем ненамного – но много ли надо опытному фехтовальщику?

Волков ощутил внезапно боль в груди. Мгновение спустя он осознал, что источник боли – шпага, пробившая его тело насквозь. Ричард сумел достать его, и достать качественно. Однако в те мгновения, которые оставались у Волкова до того, как его ноги стали ватными, а глаза застлала пелена, он успел сделать шаг вперед, еще сильнее надеваясь на клинок. Ричард сглупил – он не успел выдернуть шпагу, а рефлекс фехтовальщика не позволил бросить ее, разжать пальцы на рукояти. Лишь мгновение потерял он – и Волков достал его. Дага ударила в глаз Ричарда, пробила мозг и затылочную кость. Ричард умер прежде, чем почувствовал боль, а вот адмирал, проваливаясь в спасительное небытие, успел еще увидеть бегущих к нему секундантов…

* * *

Он снова был молодым, совсем молодым офицером, пол года назад закончившим медицинское училище. Двадцать один год… Институт еще не закончен, но весь курс призвали – надвигалась война. Волков попал в морскую пехоту и ему было тяжело, очень тяжело. И все же именно тяжелейшая подготовка спасла его, когда война все-таки началась. Их батальон был размещен на базе ВВС на Балканах, в Югославии. Средиземное море, шикарные пляжи… Зачем их там держали, для Волкова осталось тайной. Их было слишком много для обычной охраны, и слишком мало, чтобы всерьез защищать базу. Это подтвердилось почти сразу, как только американцы нанесли свой удар.

Правда, первую атаку знаменитых американских коммандос они отразили. Отразили так, что те к морю бегом драпали. Пилоты тем временем выкатывали из ангаров свои новейшие (и весьма секретные, надо сказать) СУ 80. Эти истребители-бомбардировщики были грозной силой, вполне способной контролировать половину Средиземноморья, поэтому американцы и пытались захватить их. Однако, когда их план не удался, они нанесли ракетно-бомбовый удар, благо их самолеты были уже в воздухе – сумей взлететь хоть одна эскадрилья, и кому-то вполне могло прийтись несладко.

Удар был такой силы, что все зенитные комплексы оказались бессильны. Бомбы перемешали с землей и самолеты, и саму базу, и почти всех ее защитников. После этого американцы въехали, как на параде.

Волков уцелел тогда чудом. Вместе с таким же везунчиком-пилотом они прорвались к единственному уцелевшему самолету, стоящему чуть в стороне, в тени скалы. Поливая врагов из трофейного пулемета, подобранного на месте боя, Волков прошел сам и протащил товарища. Они запустили двигатели и взлетели по запасной рулежке, обрывающейся со скалы в пропасть. Какой-то храбрый, а может, просто глупый американец, когда они еще только выруливали, попытался поставить поперек дороги джип, чтобы помешать им, а сам залег между колес машины и обстреливал самолет длинными очередями из своей древней М 16, впрочем, совершенно безуспешно – бронирование истребителя было приличное.

С машиной и стрелком они справились запросто – короткая очередь из авиационной пушки вдребезги разнесла препятствие, и самолет, почти мгновенно разогнавшись, взлетел, прыгнув со скалы, будто с палубы авианосца. Его попытались сбить на взлете – безуспешно, все истребители оказались слишком далеко, а попадания двух Стингеров броне были ничуть не страшны.

Американские истребители попытались перехватить их, но пилот выпустил по ним все ракеты (а их было много, куда больше, чем на обычных самолетах) и, пока истребители закладывали крутые виражи и выписывали в воздухе фигуры высшего пилотажа, СУ 80 набрал высоту. Конечно, это было лишь временной отсрочкой, но оба офицера (лейтенант ВВС и младший лейтенант медслужбы) в кабине знали, что идут на смерть, и смирились с этим. Они были молоды, они только начали жить, но сейчас они защищали Родину и были обречены, ибо сдаваться не собирались. Им оставалось лишь подороже продать свою жизнь, чем они и занялись. Под крыльями их машины находились две новейшие противокорабельные ракеты «Кобра», которые были выпущены почти сразу после того, как американская эскадра, с которой, собственно, и взлетали вражеские самолеты, оказалась в пределах досягаемости.

Поединок между новейшими ракетами «Кобра» и новейшими зенитными комплексами «Мангуст» закончился, несмотря на название, не в пользу последних. Правда, одна из ракет была сбита, зато вторая безошибочно нашла свою цель и с находящихся поблизости кораблей и самолетов было видно редкостное зрелище – авианосец, который выворачивает наизнанку, причем в воздухе. Сила взрыва была столь велика, что осколками и взрывной волной повредило соседние корабли и сбило прицел всем вокруг. Это дало возможность дерзкому самолету прорваться и уйти в сторону гор. Пилот до конца использовал подвернувшийся шанс, но все же их догнали. Град авиационных снарядов изрешетил фюзеляж, но самолет не взорвался. Каким-то чудом он продержался в воздухе еще несколько секунд и экипаж катапультировался.

Их искали, но допустили ошибку – американские военные даже не могли предположить, что ловят не пилота, вернее, не только пилота, и что им противостоит не слишком опытный, но все же почти профессиональный резчик по чужой кости. Конечно, пошли они на поиски своих знаменитых Зеленых Беретов или хотя бы нормально подготовленных морских пехотинцев – и участь беглецов была бы решена. Однако, по-видимому, наиболее боеспособные солдаты нужны были в другом месте, а может, кто-то из вражеских офицеров решил воспользоваться моментом и поднатаскать новичков в условиях, максимально приближенных к боевым. Кончилось это плачевно. Очень скоро американцам пришлось высылать вертолет за ранеными. Когда же вертолет приземлился, пилоты его на собственной шкуре испытали ощущения, которые бывают, когда в висок врезается тяжелая девятимиллиметровая пуля с аккуратно подпиленным кончиком.

Так вот и получилось, что домой Волков и его компаньон добрались на трофейной машине с кучей пленных на борту, и спецотдел возился с ними почти неделю. А потом их пути разошлись – Волков ушел в десант на Сицилию, летчик получил новое назначение куда-то на запад. Больше они так никогда и не увиделись…

* * *

Волков рывком сел на кровати. Ленивый солнечный луч попал на его лицо и заставил зажмуриться, прогнал остатки сна. Того самого сна, который снился контр-адмиралу Волкову уже который день подряд. Сна о его первом в жизни настоящем бое.

Волков потянулся, пробуждая ото сна затекшие мышцы. Грудь кольнула боль – но кольнула лишь на мгновение. Здешние микробы понятия не имели о таких вещах, как пенициллин, и потому раны заживали стремительно, без нагноений и прочих неприятных эксцессов. Боль, конечно, проходила не столь быстро, но Волков знал, что такое боль, и мог ее переносить.

Конечно, ему повезло, что он остался жив. Повезло и в том, что догадался прихватить с «Громобоя» аптечку. Еще больше повезло, что помощники ему попались понятливые и, когда после боя Волков пришел в себя и объяснил им, как с этой аптечкой обращаться, вполне справились с задачей. Так что выжил он, выжил и, наверное, еще поживет.

Волков встал с кровати, прошелся по комнате. Движения были еще чуть скованными, но уже совсем немного. Скоро пройдет и это. В конце концов, это не суть важно, гораздо важнее то, что сегодня пришло время снимать повязки с головы. Именно этим Волков и собирался заняться.

Вежливо постучав, в комнату вошел отец Ричард. Волков приветливо кивнул ему – в конце концов, если бы не священник и Джейн, буквально не отходившие от его кровати, адмирал (а он прекрасно понимал это) вполне мог и не выжить. К его крайнему удивлению, для остальных обитателей дома он оказался до крайности безразличен. Он списал это на традиционную английскую холодность да еще, пожалуй, на обычную человеческую неблагодарность. Это было понятно, хотя и немного обидно. Впрочем, отец Ричард как-то очень аккуратно намекнул ему, что Ричарда считали неплохой (и даже очень неплохой, мальчик должен был вскоре унаследовать приличное состояние) парой для Джейн – во всяком случае, такого мнения придерживалась ее мать. Неудивительно поэтому, что она не очень-то жаловала человека, выбившего мозги потенциальному жениху ее дочери. Хотя сам Волков, надо сказать, угрызений совести не испытывал совершенно.

– А где Джейн? – поинтересовался Волков.

– Я отправил ее с матерью в гости к соседям, пусть проветрится.