Текст книги "Воин и маг"

Автор книги: Михаил Михеев

Соавторы: Юлия Сеткова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Корбина он застал в самый, как ему казалось, подходящий момент – граф сидел в кресле у камина, вытянув к огню ноги в своих любимых тапочках, меланхолично прихлебывал вино из бокала и читал книгу. В огне жарко потрескивали дрова – хотя дни еще стояли теплые, осень уже вступала в свои права и ночами от речек и низин тянуло холодным, сырым туманом. Хотя в замке это, надо сказать, не слишком ощущалось – в отличие от соседей, мерзших в каменных коробках своих замков, Корбин отделал большую часть помещений деревом. В результате было и теплее, и уютнее, хотя и обошлось это в кругленькую сумму. Впрочем, граф мог себе это позволить. Куда больше его волновало, что камин в отделанной деревом комнате мог стать причиной пожара, однако эта проблема решалась достаточно просто. Отказаться же от каминов Корбин не захотел – любил он вот так, сидя у камина, греться у живого огня, смотреть на него… С детства любил. Он вообще любил огонь.

– А, это ты! Заходи.

Хотя Прим открыл незапертую дверь без стука, та повернулась на хорошо смазанных петлях абсолютно беззвучно, а Корбин не соизволил обернуться, он все равно узнал вошедшего. Как это у него получилось, недоумевал Прим. По шагам узнал, что ли, волчара старый? Корбин, словно в насмешку над его мыслями, ткнул пальцем перед собой. Сбоку от камина висело небольшое выпуклое зеркало, позволяющее, пусть и в искаженном виде, обозревать, не вставая, всю немаленькую комнату. М-да, а ларчик-то просто открывался.

– Привет, я вот…

– Да ты проходи, проходи. Садись. Вино сам нальешь – мне вставать лень. Ну, как устроился?

И голос, и поза Корбина говорили о его полной умиротворенности и довольстве происходящим. Пожалуй, нормальная реакция для утомленного наставника, весь день посвятившего обучению несносных студиозусов и теперь отдыхающего от трудов праведных. Кто-нибудь на это, возможно, и купился бы, но только не Прим, знающий Корбина много лет и сразу почувствовавший какую-то фальшь в голосе друга. Впрочем, возможно, ему это только показалось, поэтому Прим решил подыграть. Плюхнулся в кресло, плеснул вина, совсем чуть-чуть, на дно бокала, только чтоб не нарушать атмосферу разговора, и небрежно ответил:

– Нормально устроился, библиотеку уже развернул. Кстати, доступ в лабораторию дашь?

– Дам, конечно. Лови.

Корбин, не вставая, пролевитировал ключ от лаборатории прямо в руки Приму. Ключ был тяжелый, красивый, с вделанным драгоценным камнем. Корбин вообще любил камни, и не только драгоценные, поэтому и вставлял их куда надо и куда не надо, и амулеты изготавливал только каменные. Хотя камень, кстати, далеко не всегда лучший материал для таких поделок, но – вкус у человека такой был. Прим поймал ключ, кивнул благодарно:

– Спасибо. Завтра займусь с утра…

– Завтра у тебя с утра пробежка, занятие по фехтованию и рукопашному бою. Посмотрим, не все ли ты забыл еще в своей лаборатории.

– А, понятно, чем ты Веллера испортил.

– В смысле? – Корбин соизволил наконец повернуться, и Прим сразу обратил внимание, какого нездорового цвета у него глаза. Точнее, белки глаз – мутные, все исчерканные набухшими от прилива крови сосудами. Такие глаза бывают у человека, который очень устал и не выспался… Или который недавно очень много пил, причем отнюдь не чая. – Мне кажется, наоборот – парнишка быстро прогрессирует.

– Не знаю, как уж он там у тебя прогрессирует, но когда я ему сказал помочь мне с библиотекой, он совершенно невежливо сказал, что занят. За такое учеников, кстати, наказывать положено.

– Надеюсь, такая мысль тебе в голову пришла уже позже? А то ведь ты не смотри, что Веллер молодой – второго ранга он достигнет очень скоро, а в магическом поединке, если что, он тебя уже сейчас через колено переломит. Боевой маг – положение обязывает.

Корбин вроде бы шутил, но что-то в его голосе подсказывало Приму, что граф ничуть не сомневается в сказанном, и, более того, случись сейчас этот поединок, не стал бы ему препятствовать. Все страньше и страньше…

– Он пока еще ученик, – чуть набычился Прим. Когда надо было, он умел стоять до конца, а сложившуюся непонятную ситуацию стоило разрешить уже сейчас, пока она не вылилась в проблему.

– С одной поправкой. Он теперь МОЙ ученик. Не твой, не твоего отца – МОЙ. И уже, кстати, маркиз Веллер. И он прекрасно знает субординацию. Больше того, сейчас его положение даже чуть выше твоего – просто потому, что мы готовим боевых магов, а он в этом уже сейчас разбирается лучше тебя. Ты теоретик – из него я сделаю… Да что там, уже начал делать практика. Ты ему скомандовал… Обрати внимание, не попросил, а скомандовал, как слуге, а ведь слуг в замке до хрена и больше. А он тебе сейчас ни с какой стороны не подчинен. В бою же ты бы подчинялся ему, а не наоборот. Думаю, попроси ты его – он бы помог… Кстати, когда это было?

– Да почти сразу как прибыл…

– В тот момент он действительно был занят – у него была лекция по основам целительства.

– Веллер! Читает! Лекции?!!

– Да, Веллер читает лекции. Потому что в полевых условиях необходимо оказывать первую помощь, а он в этом разбирается лучше меня. Более глубокую теорию, если мы до этого дойдем, я свалю на тебя, а практические сведения, особенно начального уровня, и дальше будет вести Веллер. Потому что за последние несколько месяцев у него было больше практики работы с ранениями разной сложности, чем у тебя за всю жизнь.

Корбин говорил спокойно и жестко, не как друг, а как командир, обращающийся к подчиненному. Прим сделал еще одну попытку понять, что же здесь происходит:

– Послушай, Корбин…

– Что?

– Объясни мне, что происходит.

– Да ничего. Ровным счетом ничего. Слушай, завтра зайду, посмотрю, что за книги ты привез, ладно? А сейчас, прости, я хотел бы побыть один.

– Нет, я не уйду, пока ты…

В этот момент в кармане Прима забренчал кристалл связи. В отличие от Корбина, пользующегося в основном зеркалом, позволяющим не только слышать, но и полноценно видеть собеседника, Прим в таких изысках не нуждался. Кристалл и компактнее, и удобнее в использовании, пускай картинка получается и заметно хуже, поэтому Прим предпочитал именно его. Звонила Джурайя…

Когда Прим закончил разговор и поднял глаза, он наткнулся на спокойный, ледяной взгляд Корбина. Похоже, все встало на свои места, картинка сложилась, но сгладить ситуацию не удалось – говорить что-либо было уже поздно.

– Помнится, в свое время мы договаривались, что баб друг у друга отбивать не будем? Похоже, кое-кто о многом забыл.

– Послушай…

– Нет, это ты послушай! Харэ делать из меня дурака. Я на тебя зла не держу, но и лицезреть твою рожу мне неприятно. Ясно?

– Ясно. Но, во-первых, ты все неправильно понял, а во-вторых, ты сам от нее отказался. Отец говорил…

Договорить Прим не успел – Корбин внезапно оказался рядом и рывком выдернул его из кресла, только рубашка, за отворот которой он рванул Прима, затрещала.

– А своими мозгами ты думать умеешь? Или Корнелиус тебя от этого отучил?

Корбин даже не понял, что произошло – ноги его внезапно оторвались от пола, и он, пролетев пару метров и с грохотом снеся низенький кофейный столик, заставленный посудой и бутылками, растянулся на полу, сильно приложившись спиной и затылком. Сел, помотал головой. Было больно, а сильнее всего болела челюсть. Прим стоял напротив, потирая кулак.

– Успокоился? А теперь, может, поговорим? Что ты себе напридумывал, собственник хренов?

Однако до Корбина слова уже не доходили. Он медленно встал, с хрустом сжал кулаки…

– Обидеться, что ли…

Уж кто-кто, а Прим слишком хорошо знал, что обычно следует у Корбина за этими словами, но сделать уже ничего не успевал – только втянул голову в плечи и вскинул руки, защищаясь. В следующий миг на него обрушился град ударов. Первые два, по корпусу, он принял на локти, но третий, в челюсть, пропустил, от чего отлетел назад, в точности как совсем недавно летел Корбин, только дальше и больнее.

Когда-то Прима учили рукопашному бою. Учителя даже говорили, что у него неплохие задатки, однако, во-первых, он долго не тренировался, а во-вторых, имел дело с человеком, который десятилетиями привык сражаться за собственную жизнь. К тому же Корбин был почти в полтора раза тяжелее и намного сильнее своего противника. Прима, вместе со всем его невеликим мастерством, не мастерством даже, а так, зачатками умения, просто смело. Он еще успел подняться, попытаться ударить, но его руки встретили пустоту, а сам он получил жесткий удар в живот и в следующий миг обнаружил, что стоит, прижатый к стене. И вырываться ему совершенно не хотелось – правая рука Корбина держала его за кадык, и Прим чувствовал, что жесткие, напоминающие стальные гвозди пальцы способны этот кадык ему вырвать мгновенно, достаточно лишь слегка усилить нажим. А белое лицо Корбина говорило о том, что граф еле сдерживается от этого усилия.

– Ну ш-што… Ты х-хотел говорить? Говори…

Слова вырывались из горла Корбина со звуком, напоминающим шипение разъяренной змеи. И вот тогда Приму в первый раз за последние годы стало страшно.

– Отпусти… – полузадушенно прохрипел он. – Убьешь невиновного, а потом на могилке рыдать будешь… – Прим пытался шутить даже в таком плачевном состоянии.

Пальцы на его горле сжались чуть сильнее, от чего душа Прима мгновенно ушла в пятки, но потом внезапно разжались. Жесткий толчок отправил Прима в то самое кресло, из которого его минуту назад так бесцеремонно выдернули. Корбин по-прежнему нависал над ним, но чувствовалось, что он уже взял себя в руки, загнал бешенство в глубь сознания. И Прим понял, что жить он будет, во всяком случае, пока – Корбин, когда проходил первый, неконтролируемый приступ ярости, становился адекватен. И никакая злость не мешала ему слушать, слышать, анализировать и понимать. То есть потом, может, и убьет, но вначале обязательно выслушает, и никакие расстроенные чувства ему ни в том, ни в другом не помешают. А еще он понял, какой глупостью было пытаться бить морду боевому магу.

– Ну говори… – рыкнул Корбин, сверху вниз глядя на того, кого еще недавно считал другом.

– Сядь. Мы не вчера знакомы. Совсем ты, наемник, одичал в своей берлоге. А я в своей лаборатории. И мы с тобой – два идиота.

– А кто второй? – нахально поинтересовался граф, все же сев на край кресла и не спуская все еще злых глаз с Прима.

– Я! – Очень лаконичный ответ, черт подери! – А первый – ты. Это ведь ты первый решил по описи жениться. А потом передумал. Передумал ведь? Так. Значит, формально, Джуня не твоя невеста. И даже в категорию твоих «баб» никак не попадает. Моя совесть чиста.

– Какая она тебе Джуня, кобель великовозрастный? – ворчливо отозвался Корбин. Он уже остыл и сам понимал, что причин набрасываться на Прима с обвинениями, если рассуждать логически, у него не было. А его собственные эмоции были его собственными эмоциями, и отвечать за них придется ему одному. Только самому себе признаваться в этом почему-то не хотелось.

– Я ОЧЕНЬ хорошо к ней отношусь. Отцу она как дочь. Ты же знаешь, как он всегда хотел дочь, а рожали ему только сыновей. И кроме меня – ни одного с даром. Так вот, взвесив все за и против, я пришел к выводу, что нас связывает очень многое и она могла бы стать мне прекрасной женой и матерью моих детей, но… Ты представляешь, она меня отшила!

– Отшила? – недоверчиво переспросил граф. – Не очень-то похоже на правду, исходя из того, что я успел услышать.

– Ты бы остался тогда и дослушал все до конца…

– До конца? Ну давай, рассказывай. Так и быть, поверю на слово – все равно записать разговор ты не догадался.

Выслушав почти дословный пересказ разговора Прима со своей несостоявшейся невестой, Корбин молчал не меньше минуты, переваривая услышанное. Не найдя логических нестыковок, он зло фыркнул, а затем выдал свой неутешительный вердикт:

– Сопля зеленая, крестьянка неотесанная, а туда же, такими женихами разбрасывается. Графья ей не подходят, ученых не надо… Любовь ей подавай…

– При чем тут возраст? Она во всем права! Мы с тобой оба хотели наследников и оба не принимали в расчет чувства тех, с кем нам придется провести долгие годы под одной крышей. Не станет ли такая продуманная и логически выверенная семейная жизнь общей клеткой для двух чужих друг для друга людей? Кстати, о моих чувствах… Я люблю ее… как сестру. И тебе придется с этим считаться, когда захочешь ее еще раз обозвать, – голос Прима, и без того хриплый после корбиновской хватки, обрел угрожающие нотки.

– Черт с тобой, брат… Не обижу, не боись. Я, конечно, сволочь, но не настолько, – Корбин сидел ссутулившись и избегал смотреть в глаза другу. – Выпьем?

– Давай, – заулыбался Прим. – А то ты мне проставу задолжал, а у меня все в книжечке записано…

Час спустя два великовозрастных драчуна сидели у стола и пили. Точнее, они сидели у обломков стола – ножки его не выдержали веса Корбина и просто отломились. Корбин, впрочем, не переживал – со сноровкой, выдающей немалый опыт в обустройстве походного быта, он расположил треснувшую, но не развалившуюся окончательно столешницу на двух поставленных рядом табуретах. Сверху на нее граф водрузил бутылку мутного крестьянского самогона, крепкого и ядреного, хлеб, сало, лук, чеснок, соленые огурцы, заморский фрукт-лимон, еще что-то, что нашлось в стоящем тут же огромном холодильном шкафу, температура в котором поддерживалась с помощью примитивной бытовой магии. Увы, более тонкая закуска, равно как и вино, были безвозвратно утеряны во время драки, но особых изысков, в принципе, никому и не хотелось. Двум мужикам, как это часто бывает, хотелось одного – нажраться, и им это удалось.

– Т-ты меня прости, – заплетающимся голосом неизвестно в который раз говорил Корбин. – Я ж-же не знал… Я в-ведь и вп-прямь с-собственник. Н-ну, не х-хотел я т-тебя так…

– Ыгы…

Прим, глядя на красное то ли от жары, то ли от самогонки, то ли от раскаяния лицо Корбина, отвечал ему в том же ключе. Нет, он мог бы пить не пьянея. И Корбин мог – заклинания, в принципе, несложные… Но они хотели напиться – и напились, как свиньи. Или как сдавшие экзамены студенты.

– Г-говоришь, стажир-роваться хочет?

– У-угу…

– Б-будет ей с-стажир-ровка…

– Н-не надо…

– По-очему?

– Науч-чишь на свою г-голову – т-тебя ж-же пот-том и шандар-рахнет…

– А дав-вай я ей катану под-дарю? Настоящую. Н-не то бар-рахло, что она с соб-бой таскает. Чес-слово, у м-меня в коллекции ес-сть…

– Вот кат-тан-ной и ш-шандарахнет…

– Не, я б-быс-стро бег-гаю…

И пьяный смех.

Самое интересное, что с самогону мысли у обоих путались преизрядно, языки заплетались, зато ноги ходили вполне уверенно, а когда градус зашкалило, обоих потянуло на подвиги. Мысли, правда, все равно были какие-то не такие… Путаные были мысли, и логика в них не прослеживалась даже под увеличительным стеклом. Зато речь почему-то начала восстанавливаться. Словом, после второй бутыли наступил тот самый момент, который привычные к такому северяне называют странным словом «недоперепил».

– А хочешь, я тебе Шлипентайн подарю? Вот хочешь? Бери, мне не жалко…

– Зачем мне это? И папа не одобрит… Ты же говорил, там наследник какой-то есть?

– Да есть там что-то такое чахлое. Дуба даст скоро, говорят. Хочешь, покажу?

– А ты сам-то видел?

– Нет. Ну вот и сам посмотрю. Пошли?

– А пошли. Это куда?

– А хрен знает. На карте – вон та деревня. Сейчас векторы прикину…

– Не надо!

– Поздно.

И вновь пьяный смех.

Та ночь жителям маленькой деревушки Верхние Топи, что на западной окраине Шлипентайна, запомнилась надолго. Вначале посреди главной (и единственной) площади деревни вспыхнуло завораживающее глаз сияние, переливающееся всеми цветами радуги и осветившее деревню так, что видно было каждый камушек на земле. Потом сияние сконцентрировалось в сферу высотой в два человеческих роста, сфера сплющилась в стоящий на ребре мерцающий блин, в центре блина открылся темный провал, и из него, пошатываясь, то ли вышли, то ли вывалились два человека. Позже Корбин признавался, что ни до этого, ни после у него не получалось так точно наведенного да еще и такого красочного портала. А ведь никаких расчетов – можно сказать, просто наугад ткнул.

Щелчком пальцев заставив портал погаснуть, Корбин, покачиваясь, зашагал в сторону то ли небольшого и небогатого особняка, то ли большого, но тоже небогатого крестьянского дома, единственным отличием которого от остальных домов был высокий и глухой бревенчатый забор, окружающий обширное подворье. Прим, поддерживая его и держась, чтобы не упасть самому, шагал рядом. Вот так вот, вихляющей походкой, от дерева к дереву, да еще и в полной темноте, чертыхаясь, полные решимости завершить начатое, они и двигались к цели.

В том доме, надо сказать, жила законная хозяйка этих мест. Ну почти хозяйка – после смерти мужа наследником стал ее малолетний сын, но по малолетству ребенка и ряду других причин распоряжалась всем его мать. Распоряжалась, надо сказать, неплохо, с крестьян семь шкур не драла, хотя и сама жила небогато – много ли прибыли с такой вот деревушки? Небогато – это еще мягко сказано, бедность – более точное определение ситуации. Зато перед ее домом случилось то, что очень редко бывало и в куда более богатых и, казалось бы, благополучных деревнях.

Перед пьяными магами стояла толпа мужиков. Человек двадцать как минимум. У всех в руках что-то, призванное казаться оружием: вилы, косы, дубины, жерди, выдернутые из ближайшей ограды. Корбин и Прим остановились, удивленно глядя на комитет по встрече – чего-чего, а противодействия магам, пусть и не прихватившим по пьяни с собой мечи, здесь ожидать приходилось в последнюю очередь. Магов селянам традиционно положено бояться – это такой же закон природы, как то, что солнце всходит на востоке, а вода стекает вниз.

Из толпы навстречу им вышел степенный мужик огромного роста с густой, окладистой бородой и внушающим уважение брюхом. Погладил бороду, бывшую, очевидно, его гордостью, и сочным, очень подходящим его внешности басом сказал:

– Шли бы вы, милсудари, отсель.

– А то что? – нахально спросил Прим, не обращая внимания на подавляющее численное превосходство неожиданного противника.

– А то как бы вас за околицу пинками не выкинули.

Толпа за спиной мужика угрожающе заворчала, грозно потрясая своим немудреным оружием, хотя и не двинулась с места. Дремучие они все какие-то, не боятся… Или боятся, но все равно готовы защищать хозяйку, а это о чем-то говорит. В первую очередь о том, что хозяйка не так проста, как можно подумать, глядя на ее немудреное жилище.

– Ну-ка разбежались по домам, живо! Всех перепорю!

Корбин, как всегда, говорил в своей привычной и понятной мужичью вальяжно-хамской манере. Обычно такого вот небрежного рыка хватало для того, чтобы разогнать куда большее количество народу. Увы, на местных это впечатления не произвело – то ли не испугались пьяных, то ли понадеялись на свое численное превосходство. Не слишком торопясь, но уверенно, крестьяне двинулись вперед.

Корбин устало вздохнул и небрежно взмахнул рукой. Все эти вилы, топоры и прочие дубинки разом вырвались из рук своих владельцев, взлетели вверх, выстроились клином наподобие журавлиного и дружно рванули прочь по направлению к ближайшему лесу. Посмотрев на опешивших мужиков, Корбин хищно улыбнулся и бросил в них второе заклинание. Почти мгновенно одежда селян постарела лет на пятьсот и, естественно, развалилась. Третье заклинание, на сей раз из целительского арсенала Прима, – и у всех крестьян одновременно скрутило животы.

Друзья с хохотом наблюдали за тем, как голые мужики, стыдливо прикрывая пах, бегом разбегаются по кустам. Доносящиеся оттуда характерные звуки и запахи подтвердили, что на сей раз заклинание от запоров сработало штатно. «Вот ведь, если подумать, мирное, вполне даже лечебное заклинание, а такое вот неожиданное у него может быть военное применение», – подумал Корбин и дал себе зарок непременно выучить столь полезную вещь. Хотя, если вдуматься, Прим был не так уж и оригинален – просто творчески развил тот же прием, что они использовали для защиты комнаты Корбина от непрошеных гостей. А вот сам Корбин не додумался… Вояка!

По-прежнему пошатываясь, но уже куда более уверенно держа курс, оба мага подошли к воротам. Ворота, надо сказать, были не такими уж и хлипкими, да и забор при ближайшем рассмотрении оказался действительно высоким, в два человеческих роста, крепким на вид. За его состоянием явно следили не от случая к случаю, а постоянно и всерьез. Очевидно, за неимением под рукой замка в случае нападения на деревню ее жители должны были собираться здесь и держать оборону. Разумно – от серьезного врага, конечно, не спасет, но нападение небольшой банды, которые в этих полудиких местах редкостью не были, отбить поможет. Да и пару-тройку бродячих рыцарей-скандалистов, не имеющих за душой ничего, кроме титула и старых фамильных доспехов, такая вот почти что крепость остановит. А таких недоделанных «героев» в правление нынешнего короля развелось очень много, и с каждым годом их становилось все больше.

Ворота были закрыты, и за ними было тихо. Корбин постучал – молчок. Постучал еще раз, на сей раз сильнее – так, чтобы толстые доски дрогнули и загудели. На сей раз ответ последовал незамедлительно.

– Кто там? – раздался с той стороны ворот испуганный женский голос.

– Открывай, гости пришли.

– Хозяйка не принимает. Приходите утром…

– Угу, щ-щас. Буду я тут ждать, пока какая-то дура соизволит глаза протереть…

Корбин, конечно, не бывал здесь раньше, но за свою долгую жизнь он не раз и защищал всевозможные укрепления и штурмовал их, поэтому хорошо знал, как делаются ворота в таких сельских бастионах. Короткий магический выплеск – и толстый дубовый брус, игравший здесь роль засова, распался пополам, как будто разрубленный гигантским и невероятно острым топором. Половинки с глухим стуком упали на землю. Услышав это, Корбин гордо посмотрел на Прима – вот так, с первого раза, да еще и спьяну, попасть точно по скрытому за тройным слоем досок засову, надо было действительно ухитриться.

Прим толкнул ворота. Ворота стояли. Он толкнул сильнее. Ворота по-прежнему стояли, как влитые. Прим удивленно посмотрел на Корбина.

– Балда, – добродушно подвел итог боевой маг. – Ворота всегда открываются наружу – это чтобы их тараном сложнее было вынести. Вот, смотри.

Корбин взялся за прочные железные ручки и потянул. Тяжелые створки мягко, почти бесшумно повернулись на хорошо смазанных петлях, и ворота открылись нараспашку.

– Вперед!

И два пьяных варвара, все еще пошатываясь, вошли в скромное жилище провинциальной дворянки.

Почему-то Корбин ожидал увидеть почтенную матрону, из тех, что коня с копыт собьют и дом на ходу развалят, а уж гавкнуть на незваных гостей за ней уж точно не заржавеет. Поэтому он внутренне был готов к разговору именно с такой дамой и очень удивился, когда в большой и чистой, хотя и безо всяких изысков обставленной комнате их встретила миловидная женщина, на вид не больше двадцати трех – двадцати четырех лет от роду. «Хорошо сохранилась», – подумал граф и тут же сообразил, что ей и в самом деле совсем немного лет – здесь, в Шлипентайне, ранние браки были в порядке вещей.

Леди Карина была младшей сестрой барона Шлипеншухера и вдовой одного из его вассалов, мелкопоместного дворянина, погибшего года три назад в какой-то заварушке на границе. Замуж она вышла по любви и ничуть не жалела, что променяла огромный и мрачноватый замок своего брата на эту забытую Единым деревушку. Впрочем, была еще одна причина, по которой она даже после смерти мужа отказалась вернуться в родовое гнездо, хотя брат очень настаивал. Сейчас она с тщательно скрываемым страхом смотрела на двоих пьяных мужиков, вломившихся к ней среди ночи, и гадала, чем это для нее обернется. В этот медвежий угол новости приходили редко и с большим опозданием, но она уже знала, что в баронстве произошли большие перемены, и теперь не ждала от жизни ничего хорошего. А тут еще какие-то бродячие маги заявились…

Маги, кстати, были колоритные – оба высокие, белобрысые, неожиданно для представителей столь уважаемой профессии широкоплечие, но один худощавый и наглый, а второй – мордастый и тоже наглый. И перегаром от обоих перло с такой силой, что стекла в комнате мгновенно запотели.

Мордастый между тем, оставляя за собой грязные следы, прошлепал к стоящему в центре комнаты креслу, в котором когда-то любил сиживать муж Карины, и, не спрашивая разрешения, плюхнулся в него, вытянув ноги. Одна нога была босой, вторая почему-то в мягком домашнем тапке, изрядно испачканном дорожной грязью. Да и одет он был как-то по-домашнему. А еще он вел себя по-хозяйски.

Второй вел себя вроде как поскромнее, и хоть одежда тоже была отнюдь не дорожная, но хотя бы на ногах были сапоги. Тоже грязные, кстати. И еще рубашка, сшитая из невероятно дорогого шелка, была порвана так, будто ее владельца только что за эту рубашку изрядно потаскали. Но он, хотя бы вместо того чтобы пачкать полы, скромненько присел на стул у стены.

Между тем мордастый, беззастенчиво оглядев обстановку, перевел взгляд на хозяйку. Карина поежилась – маг смотрел на нее так же, как до того разглядывал мебель. Это было и оскорбительно, и в то же время страшно. Наконец мордастый, а именно он в этой компании, похоже, был главным, соизволил заговорить.

– Я – граф Корбин де'Карри. Вы слышали обо мне, мадам?

Сердце Карины мгновенно ушло в пятки. «Ну вот и все», – мелькнуло у нее в голове. То, чего она больше всего боялась, свершилось – новоявленный владыка этих земель пришел, чтобы избавиться от возможных претендентов на баронство. Однако гордость не позволяла вот прямо тут же рухнуть на пол и разрыдаться или поползти к графу на коленях, умоляя пощадить если не ее, то хотя бы сына. Да и все равно не поможет – слухи про графа ходили самые разные, но в том, что граф беспощаден, не сомневался никто. Поэтому, собрав остаток воли в кулак, она вскинула голову:

– Я – Карина Биллен, урожденная Шлипеншухер. Чем обязана?

Дальнейший разговор поверг ее в шок.

– Я думаю, вам известно, что ваш брат погиб? И что я являюсь теперь владельцем этих земель? Последнее подтверждается королевским указом и мечами моей дружины.

– Да.

– Ну вот и замечательно. Тогда не будем наводить тень на плетень. То, что ваш брат сдох, как собака, меня мало волнует. Если честно, туда ему и дорога – есть за что. Меня интересует другое. Что вы намерены предпринимать дальше?

– Что может предпринять женщина, у которой почти ничего нет?

– Понятно. Значит, собираетесь тихо сидеть здесь? Думаете, вам кто-то позволит этим заниматься?

«Ну вот и все, – снова подумала Карина. – Сейчас нас будут убивать». А вслух сказала:

– Что вы хотите от меня?

– Объясняю диспозицию. Я полностью контролирую Шлипентайн, но не управляю им – у меня просто нет под рукой человека, хорошо разбирающегося в управлении столь крупными землями и в то же время такого, которому бы я доверял достаточно, чтобы эти земли поручить. Воспитать из своей среды, конечно, можно, но на это уйдет время, а заниматься баронством надо уже сейчас. По здравому размышлению, я решил, что вы мне подходите – у вас сейчас нет ни достаточных сил, ни популярности среди местных, чтобы создать мне хоть какую-то угрозу. С другой стороны, вы должны быть в курсе всего, что необходимо для управления баронством. Кроме того, вы очень боитесь за жизнь сына, а это хорошо. Ну и последнее. Я прошел по деревне. Селяне пытались вас защитить. За плохого владетеля они бы шкурами рисковать не стали. Раз так, вы мне подходите. Сейчас вы с сыном принесете мне вассальную клятву, после чего вы, мадам, едете в замок заниматься хозяйством, а ваш сын едет со мной. Будем его учить, а заодно это избавит вас от разных нехороших идей в будущем.

– Нет.

Предложение было неожиданным, щедрым, но от этого не менее страшным для Карины.

– Вы не поняли, это не предложение. Это – приказ, так что собирайтесь.

– Нет, я не могу…

– Так, я граф или не граф? Я хозяин этих мест или хрен с горы? Мое слово уже что, ничего не значит? – спьяну Корбин моментально пошел вразнос и стремительно начал заводиться. – Обидеться, что ли?

– Не надо! – тут же откликнулся Прим.

– Хорошо, не буду, – покладисто согласился Корбин. Он вообще сегодня был покладистым – наверное, потому, что его еще не покинуло чувство неловкости. – Ладно, мадам, собирайтесь.

– Я действительно не могу. Альберт не переживет этой поездки. Пожалуйста, оставьте нас в покое – ему и так немного осталось.

– Альберт – это у нас кто?

– Это мой сын.

– Ясно. Ничего, переживет. Собирайтесь, давайте, не надо меня злить.

– Мама, это бесполезно. Все, что ты скажешь о причинах своего отказа, их не интересует, – раздался внезапно от двери детский голос. – Попробуй предложить им что-либо другое.

Голос был детский, но фраза могла принадлежать, скорее, взрослому, кое-что повидавшему в жизни человеку. Корбин медленно повернул голову. Возле дверей стояло кресло на высоких колесах, из тех, в которых обычно возят паралитиков, а в кресле сидел мальчишка. Обычный такой мальчишка, рыжий, только хилый очень.

– Альберт, иди в свою комнату…

– Нет, мадам, лучше пусть он остается. – Корбин встал, подошел к пацану, внимательно посмотрел на него. – Прим, глянь – с ним и вправду что-то не так, или придуривается?

Прим подошел, посмотрел… Для непосвященного это был просто взгляд, но Корбин-то знал, что сейчас Прим внимательно сканирует ребенка, буквально видит его насквозь. Наконец Прим повернулся к Корбину, посмотрел на него устало:

– Травма. Родовая, скорее всего. Поврежден позвоночник и… Впрочем, тебе это неинтересно. Общее состояние крайне плохое. Его мать права – эту зиму ему не пережить, в лучшем случае ему осталось два-три месяца. Если бы вовремя показали хорошему целителю – проблем бы не было, но сейчас…

– У нас не было денег, – в голосе леди Карины ощущалась застарелая боль. – Да и брата боялись – это ведь он…

– Что он? – Корбин внимательно посмотрел на женщину.

– Он меня ударил. Я была беременна, и…

– Сволочь. Что женщин бить нельзя он, конечно, был не в курсе. Хотя, зная его, это и неудивительно, – в обычно бесстрастном голосе Корбина звучали задумчивые нотки. – И что мне с вами теперь делать?

Прим внезапно резко отстранил Корбина, склонился над ребенком. Мальчишка вдруг дернулся и обмяк, а тело его выгнулось дугой. Мать бросилась к нему, но Корбин перехватил ее и держал так минуты две или три, пока Прим не распрямился, устало отдуваясь.

– Ф-фу-у-у… Не волнуйтесь, он ничего не чувствовал. И сейчас не чувствует – я отключил его сознание. Придет в себя через двое суток. Честно говоря, думал, что не получится, но вот…