Текст книги "Орбита мира (СИ)"

Автор книги: Михаил Лапиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Глава 7

– Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой, а? – тихо повторил Юлий Бороденко, пока оба военных готовились встречать незваного гостя. Новость оказалась не из тех, что легко переварить.

Командир экипажа и местный подполковник напряжённо ждали неподалёку от люка. Гражданских специалистов, не сговариваясь, задвинули подальше за спину. Возможно, что и зря – предоставленные только себе, те слишком растерялись.

– Интересно, как они тут ухитрились так с ума посходить? – задумался вполголоса Степняков. – У нас ведь тоже хотели, но обошлось же как-то.

– А он тебе сейчас объяснит, как, – мрачно ответил Бороденко. – Давление только уравняется в шлюзовом, и объяснит.

Гул механизмов шлюза без постоянного фона научных и бытовых компонентов станции оказался слышим куда отчётливей, чем прежде. С учётом того, кто находился сейчас на другой стороне герметичного люка, это пугало.

– Слышь, Юлий, – тихо сказал медик. – А нас-то больше.

– Что? – не понял Бороденко. – Айболит, ты о чём?

– Четверо против одного, – пояснил Степняков. – Пусть даже и с винтовкой. Он уже внутрь забрался, теперь ему нас просто снаружи расстрелять не получится.

– Жить хочет, вот и забрался, – буркнул Юлий Бороденко. – Чем ему там дышать снаружи после такого прыжка через космос, подгузником своим?

– Так я к чему веду, – медик перешёл на лихорадочный шёпот. – Он там один. Пусть и с винтовкой. Напуган. Воздуха нет. Компрессионка у него точно. Руки трясутся. Жара на борту, а ему даже толком не раздеться. С Васильева ручьём текло.

– Зато у него ружьё, – мрачно сказал Бороденко.

– А у нас? – тут же откликнулся Степняков. – У нас одних только пистолетов два!

– Как два? – не понял бортинженер. – Местный с одним пришёл!

– А в спускаче! – напомнил медик. – Трёхстволка и мачете!

– Да ты охренел! – яростно прошипел бортинженер. Затем посмотрел на то, с какими напряжёнными фигурами ждут американца оба военных и задумался.

– Пошли! – толкнул его в бок Степняков. – Как-то не по душе мне эти пираты двадцатого века!

– А стрелять в него ты сам будешь, Айболит? – спросил Бороденко.

– Да, – односложно произнёс в ответ медик. – С потолка.

И демонстративно указал на разноцветные поверхности отсека. Действительно, хотя в невесомости можно было одинаково хорошо (точнее, одинаково плохо) работать под любым углом, станцию изначально красили в три разных цвета – для пола, стен и потолка отдельно. Расположение света, больших предметов, скоб и поручней этому примерно соответствовало. Подсознание гостей станции подстраивалось к этому раскладу ещё в первые минуты на борту – и сохраняло такое восприятие до конца полёта.

– А может получиться, – согласился Бороденко. – Но что-то мне как-то не по себе.

– Мне тоже, – подтвердил Степняков и первым толкнулся ногами к внутренним отсекам станции. – А что делать? Ты вот можешь гарантировать, что он тут просто не поубивает всех нафиг, именно потому, что один?

– Не могу, – Бороденко недовольно дёрнул головой и двинулся вслед за медиком. – Чёрт с тобой!

Военные ухода двух гражданских специалистов так и не заметили. Крышка люка шлюзового отсека наконец пришла в движение. На борт станции окончательно поднялся американский орбитальный инспектор.

Прыжок через космос для него даром не прошёл. Ручное маневровое устройство, внутри станции полностью бесполезное, так и болталось в креплении на груди скафандра. За откинутыми забралом и светофильтром шлема виднелось насквозь мокрое от пота лицо с тёмными провалами глаз. Лётный скафандр изначально кроили под работу полусидя-полулёжа в тесной кабине, поэтому американец в нём ещё и ощутимо сутулился.

За винтовку он цеплялся мёртвой хваткой.

– Руки за голову! – с жутким акцентом потребовал американец. – Сдать оружие!

– Это научная станция, – попытался объяснить Виталий Никитин. Понимаете? This is a science station! We have no weapons on board!

– Быстро! – нервно потребовал его собеседник. – Или я буду стрелять!

Нервничал он так, что того и гляди и правда мог открыть пальбу. Чего могут натворить в крохотном объёме станции почти в упор винтовочные пули командиру экипажа не хотелось и думать.

Подполковник Васильев посмотрел на закопчённый ствол в руках Шепарда, и медленно начал расстёгивать портупею. Саму кобуру он так и оставил закрытой на все защёлки и герметизирующий клапан. У американца это вопросов не вызвало. Он просто дождался, когда подполковник толкнёт кобуру в его сторону, поймал её за ремень и намотал его на свободную руку.

– Тут были ещё люди! – заявил он. – Они должны прийти сюда!

– They are civilians, – в очередной раз попытался урезонить его командир экипажа. – Гражданский персонал. Не военные!

– Не важно! – американец понял, что можно больше не мучить скудный запас слов из русско-английского военного разговорника и перешёл на свой родной язык. – Немедленно зовите их сюда! Без глупостей!

– Юлий, Валентин! – Никитин понял, что за время напряжённого диалога оба гражданских специалиста действительно куда-то пропали, и недовольно повысил голос. – Тут американец очень волнуется. Вы бы шли уже сюда, пока он и правда стрелять не стал, а?

– Угу, мы придём, а он стрелять, мля, и начнёт, – буркнул из глубин станции врач. – Это тебе, военному, легко, а нам под стволом торчать? Вот уж нахер!

Виталий Никитин на какое-то мгновение остался без слов. Чтобы всегда корректный медик в разговоре с ним перешёл едва ли не к мату в нарушение любой субординации, должно было произойти что-то небывалое.

– А оно и произошло! – оторопело понял Никитин, и решил проблему чисто военным способом.

– Айболит! – рявкнул он вглубь станции. – Если ты не прилетишь сюда, закидывая ноги хорошо вперёд ушей, я тебе их сам выдерну и спички вставлю, понял? Оба пулей сюда!

Американец тяжело дышал. В скафандре жара и духота станции неминуемо брали своё. Открытый шлем не помогал. Ствол винтовки слегка покачивался между Васильевым и Никитиным.

– Быстро, – на своём чудовищном русском снова напомнил Шепард. – Или я стреляю.

– Не надо, – попросил его Никитин. – Они уже идут.

Действительно, из глубины отсеков слышались приглушённые голоса Бороденко и Степнякова. О чём те говорили, понять не получалось, но оба явно приближались.

– Hello, friend! – с чудовищным русским акцентом заорал Бороденко, едва показался в отсеке. – Peace! Tom Sawyer! Mark Twain! Chicken nuggets!

Толкнулся ногами и буквально прыгнул вперёд с ножом в руках.

Командир экипажа на прыжок своего подчинённого среагировать вовремя не успел. Слишком неудачно он цеплялся мыском за скобу в полу. Вполоборота не то, чтобы толкнуться, даже просто собраться для прыжка уже проблема. Васильев находился в не сильно лучшем положении, но сам решение принял чуть ли не мгновенно. Свободной рукой он схватился за плечо Никитина так, что едва не вывернул его из сустава, упёрся в командира станции ногой, и буквально метнул себя вперёд к противнику.

В тесном отсеке сдвоенный выстрел прозвучал оглушительно-громко. Ещё один, и винтовка издала сухой щелчок. Прыжок через космос оставил Шепарда почти без патронов.

Остановить прыжок Васильева и Бороденко пули, разумеется, не смогли, но подполковник обмяк, безвольно ударился о переборку и начал медленно заваливаться назад и вбок. По его футболке стремительно расплывались алые пятна.

Бортинженер проскочил мимо без особого почтения к расстрелянному военному. У него самого из руки частой дробью сыпались мелкие алые капли. Бороденко перебросил нож в здоровую руку и яростно взмахнул им в попытке достать американца. Тот рефлекторно отмахнулся кобурой Васильева и захлестнул ей руку с ножом.

Получилось. Действовать одной рукой бортинженер уже не мог, а теперь потерял и вторую. Шепард без особых затей дал Бороденко приблизиться и резко ударил шлемом в лоб. Ударил настолько сильно, что рассадил бортинженеру кожу. Тот обмяк. Шепард выхватил мачете из безвольной руки, грубо вскрыл им герметичную кобуру и выхватил пистолет как раз вовремя, чтобы наставить его на кинувшегося было к нему командира экипажа.

– Допрыгались, – машинально подумал Никитин.

Грохнуло.

Лицо Шепарда словно провалилось внутрь головы. На таком расстоянии вся дробь из гладкого ствола тридцать второго калибра легла очень кучно – и для флайт-коммандера Шепарда нового выстрела уже не понадобилось. Он конвульсивно содрогнулся, выронил пистолет, и безвольно поплыл к переборке.

– Командир, страхуй, – медик на ходу отдал Никитину трёхстволку и перевязь с патронами, и кинулся за ранеными.

– Не меня, – вытолкнул непослушные слова Бороденко, пока медик торопливо осматривал травмы. – Его.

– Командир, аптечку! – мнение пациента Степняков проигнорировал. – Бегом!

На лице бортинженера пузырилась кровь из ссадины на лбу. Рана зрелищная, но далеко не самая опасная. Медик торопливо осмотрел простреленную руку. Тяжёлая пуля, как и ожидалось, пробила её насквозь. Кость не задела, иначе бы рука висела как у тряпичной куклы, так что Степнякову осталась лишь привычная намертво вбитая рутина обработки раны.

Антибиотик, обезболивающее, бинт... командир экипажа молча помогал в работе. Раскладная шина охватила и зафиксировала раненую конечность.

– Вот же люди! – с лихорадочным блеском в глазах нёс Бороденко, пока вокруг него суетились командир экипажа и медик. – Кто с винтовкой на перестрелку! Кто с пистолетом! Кто с дробовиком! Один я, как дурак, с ножом!

– Юлик, не дёргайся, криво будет, – Степняков бросил взгляд на часы и торопливо пометил время наложения повязки.

– Главное, я прыгаю такой, смотрю, а он уже ствол вскинул, – заткнуть фонтан красноречия бортинженера в одно замечание не получилось. – Ну всё, думаю, пасочки настали!

Даже пока Степняков накладывал второй бинт, на лоб, Бороденко продолжал что-то возбуждённо бормотать.

– Айболит, он такой долго будет? – хмуро спросил Никитин. – С ним работать вообще можно, или лучше сразу в спальнике к стенке привязать?

– Да шок это, – отмахнулся медик. – Эректильная фаза. Не бери в голову, командир. Скоро поскучнеет.

– От болевого шока, говорят, помереть можно! – снова влез с комментарием Бороденко. – Ты меня так не пугай Айболит!

– Помереть тебе, – Степняков закончил проверку своей работы и отлетел на шаг подальше от пациента, – не получится даже от неграмотности. Даже твоей. Не то, что от "болевого шока". Хотя бы за отсутствием такового в природе. Всё, свободен как сокол. Иди с командиром связь чини. Пока ещё кто-нибудь сюда не прилетел.

– А ты? – спросил Никитин.

– А у меня ещё пациент есть, – медик демонстративно повернулся к телам в углу отсека в окружении мелких алых капель. – Наверное. Если повезёт. И что совершенно точно – генеральная уборка!

Никитин посмотрел на разогнанные вентиляторами кровавые разводы на кремовой стене отсека и нервно сглотнул. Запах на таком расстоянии в невесомости почувствовать заведомо не получилось, но подсознание справилось и без этого.

– Пошли, Юлик, – командир экипажа одолел, наконец, приступ тошноты и потянул бортинженера за собой. – А то Айболиту нашему в два раза больше убирать придётся.

К искреннему удивлению Степнякова, подполковник ещё дышал. Ранения под насквозь пропитанной кровью футболкой оказались достаточно тяжёлыми даже по земным нормам. Что с ними может произойти в невесомости показалось бы Валентину Степнякову интересной медицинской проблемой... но только не в том случае, когда это стала его собственная проблема!

Медик недовольно срезал насквозь мокрые ошмётки погубленной одежды с тела, осмотрел все четыре входных и выходных отверстия, ввёл антибиотик и обезболивающее, перебинтовал и по максимуму зафиксировал поражённую часть тела. Обездвиживать бесчувственного подполковника Степнякову в конечном итоге пришлось чуть ли не целиком.

К финалу тяжёлой неблагодарной работы медик по уши перемазался в смеси чужой крови и собственного пота, часто хватал ртом жаркий душный воздух с противным металлическим привкусом и чувствовал себя так, словно разгрузил вагон угля в одиночку. Даже худощавый пациент ростом чуть ниже среднего в невесомости и без сознания оказался удивительно тяжёлым и неповоротливым.

Закрепил его медик почти на том же месте. Прихватил тело эластичными ремнями поверх бинтов и фиксирующего корсета и устало замер поблизости, чтобы перевести дух. Растаскивать по станции кровь и грязь в таких количествах ему не хотелось. Экипажу и без того слишком досталось.

– Ну всё, – Степняков посмотрел на бессознательного Васильева. – Отдыхай пока.

Звуки дыхания вентиляторы заглушали, но покрытая бинтами грудь подполковника совершенно явно поднималась и опускалась. Пока что пациент жил. У медика оставалась последняя, самая неприятная часть работы.

– Вот же ты отчаянный засранец, – пробормотал Степняков. На остатках лица Шепарда запеклись пузыри кровавой пены, из-под которых влажно блестели осколки переломанных дробью костей черепа. – Ну кто тебе мешал с нами просто договориться, а?

Медик протянул руку и опустил забрало шлема флайт-коммандера Шепарда на место, до отчётливого щелчка. Тело он сначала хотел тащить ногами вперёд, но почти сразу осознал, что в невесомости тот лишь соберёт на себя всё, что развешано по стенам.

Степняков пробормотал что-то раздражённое под нос, ухватил тело за ремни обвеса на спине и медленно и тяжеловесно поволок за собой к шлюзовому отсеку, то и дело упираясь другой рукой в скобы и притормаживая неповоротливый груз.

Немалых размеров "самоходное кресло" к счастью давно уже покинуло своё первоначальное место в шлюзовом отсеке, и в свободную нишу получилось уместить мертвеца в скафандре почти без проблем. Без живого человека внутри тот сам принял основную рабочую позицию. Теперь останки флайт-коммандера Шепарда полусидели-полулежали на стене шлюза. Шлем со внутренней стороны целиком покрывали кровавые разводы. Степняков устало смахнул пот с лица, критическим взглядом посмотрел на свою работу и обречённо вздохнул.

– Вынести бы тебя наружу, – пробормотал он, вытянул руку и закрыл неприглядную картину светофильтром. Руки трупа медик прихватил эластичным жгутом к туловищу, а ноги – к стенке, и нехотя потащился обратно – замывать кровавые следы на месте перестрелки и операции влажными салфетками.

Под конец грязной неблагодарной работы медику больше всего хотелось залезть в спальную нишу, задёрнуть наглухо занавеску, и провалиться в забытье. Окровавленные лохмотья, гигиенические салфетки и прочий мусор превратились в изрядного размера ком. Даже в камеру мусоросброса запихивать его пришлось исключительно по частям. Впрочем, механический затвор и пневматика отработали как часы.

– На пыльных тропинках далёких планет, – истерически пробормотал Степняков. – Останутся наши бычки!

Мысль, что первым что увидела Земля 1967 года от гостей из будущего стали окровавленные лохмотья и грязные салфетки, вызвала у медика настолько преувеличенную реакцию, что пришлось отмерить себе кубик успокоительного и несколько минут старательно подышать у стенки под вентиляторами.

– Эй, Айболит! – голоса товарищей до усталого медика дошли не сразу. – Быстрей сюда! Есть связь! Из тени скоро выходим!

Степняков устало вздохнул и медленно и упорно потащился к посту связи. Короткое вроде бы расстояние казалось ему в этот момент уже просто непреодолимым.

– Заря, я Дербент! – голос командира первый раз прозвучал ещё до того, как медик закончил свой путь. – Дербент вызывает Зарю, как слышите меня, приём?

Моментального ответа, разумеется, не дождался.

– Как рука? – тихо, чтобы не мешать Никитину повторять вызовы, поинтересовался Степняков, когда добрался, наконец, до своего места.

– Даже и не болит почти, – так же тихо ответил Бороденко. – Спасибо.

– Хорошо, – согласился медик. – Но после связи всё равно на осмотр.

– Думаешь, у нас будет такая роскошь? – скривился бортинженер. – Мы их открытым текстом вызываем, без кодовых слов и шифрования. Наведут что-нибудь, да бахнут...

– Сейчас узнаем, – на посту связи тем временем зазвучали характерные шорохи работы наконец-то двухстороннего канала.

– Дербент, это Заря, слышу вас хорошо, – если в наземном ЦУПе и царило какое-то удивление, оператор связи удивительно хорошо его прятала. – Доложите обстановку на борту.

Экипаж "Мира" оторопело переглянулся.

– Заря, ситуация на борту под контролем, – первым, как и полагалось, сориентировался командир экипажа. – Попытка абордажа станции американским орбитальным инспектором отбита. В экипаже станции один легкораненый, бортинженер Юлий Бороденко. Подполковник орбитального патруля Васильев тяжело ранен, в данный момент без сознания. После оказания медицинской помощи состояние...

– Тяжёлое стабильное, – быстро вставил Степняков.

– Тяжёлое стабильное, – повторил Никитин. – Его напарник погиб, космопланы выведены из строя. Новых повреждений в ходе перехвата станция не понесла. Полковник ВКС СССР Виталий Никитин доклад окончил.

– Дербент, это Заря, – только небольшая пауза выдавала шок на другой стороне канала связи. – Доложите состояние защищённой линии связи.

– Физически отсутствует, – безжалостно отрезал Никитин. – Просим скорейшей помощи с Земли.

– Дербент, мы... – женский голос прервался. Несколько секунд в канале звучал только какой-то невнятный гомон. – Дербент, это Заря. Кремль на связи. Минутная готовность ко включению прямой линии. Ждите.

Бороденко присвистнул.

– Дорогая Индира Ганди, – утрированным "брежневским" голосом произнёс он. – Позвольте мне поздравить вас с днём освобождения Индии от британского колониального владычества!

– Дербент, это Заря! – оборвал его на середине анекдота про неловкую встречу Брежнева с Маргарет Тэтчер голос с Земли. – Кодовую фразу не поняли!

Юлий Бороденко оторопело посмотрел на кнопку управления связью на длинном проводе у себя в руке и торопливо отключил микрофон.

– Юлик, отдай гравицапу, – попросил у него Степняков. – Не подводи нас всех под транклюкатор. Как-никак, первый контакт впереди.

– Третьего рода, – нервно хихикнул Бороденко, но микрофон послушно отдал. Хватило его сознательности, впрочем, ненадолго.

– Командир! – сказал он. – Я вот что подумал. Раз уж мы и правда тут. Мы же столько всего знаем! Представь, сколько мы всего сможем изменить, а?

– Да они тут без нас понаизменяли, блядь, уже! – не выдержал Никитин. – Ты понимаешь, чего начнётся, когда местные поймут, что к ним свалилось? Уже началось! Что, Юлик, готов одной рукой дыры в станции латать под обстрелом? Или к подвигу города-героя Владивостока, а? Посмертно?

– Дербент, это Заря, – прервал его вызов с Земли. – Генеральный секретарь ЦК КПСС Союза Советских Социалистических Республик на связи. Прямое включение.

– Алло, Дербенты, – незнакомый голос в канале заставил экипаж обалдело переглянуться. – Это генсек вас беспокоит. Кодовую фразу мне уже передали, так что буду краток. Я пароль, вы отзыв. Экономика должна быть...

– Экономной, – машинально откликнулся Степняков. Поймал бешеный взгляд командира экипажа и осёкся. Но его собеседник на Земле, разумеется, этого не заметил.

– Перестройка и новое... – следующий вопрос оказался настолько безумным, что отвечал уже лично командир экипажа.

– Мышление, – с характерным неправильным ударением повторил он печально известные слова покойного советского президента.

– Я устал, я... – очередной вопрос поставил экипаж в тупик.

– Извините, это вы устали? – переспросил Никитин.

Генсек коротко хохотнул.

– Понятно, – сказал он. – Ладно, последняя на сегодня, и сектор приз на барабане. Няш-мяш?

– Что, простите? – безумная викторина добила уже и подготовленного, казалось бы, к любой неожиданности командира экипажа.

– Уже ничего, – совсем другим голосом, без капли веселья, ответил генсек. – Дербенты, прошу вас не покидать станцию и продолжать борьбу за живучесть. Требовать не имею права, сами понимаете. Но прошу. Внеочередная группа орбитальных инспекторов уже на стартовой позиции. Раненых эвакуируем. Помощь с материальным снабжением окажем. Только продержитесь. Весь многонациональный советский народ с вами. Здесь и сейчас – это действительно так. Думаю, вы меня понимаете.

– Товарищ генеральный секретарь, – начал было Никитин. – У меня двое раненых на борту...

– Да погоди ты! – оборвал его генсек. – Есть подтверждение от военных. Пиндосы с экваториального космодрома полное звено перехватчиков уже подняли. Переживёте эти сутки – всё будет. И колбаса, и сало, и коржики! А пока – готовьтесь к борьбе за живучесть станции. Всерьёз готовьтесь, шутки кончились!

Экипаж оторопело переглянулся.

В четырёх сотнях километров внизу под станцией неумолимо и стремительно раскручивались маховики космической войны.