Текст книги "Орбита мира (СИ)"

Автор книги: Михаил Лапиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4

– Парсек-четыре – Заре, – Васильев убрал руку с контрольной панели, и теперь лишь слушал, как гудят системы жизнеобеспечения в кабине. – Первый импульс коррекции завершён успешно. Ждём дальнейших указаний.

Даже советские навесные блоки орбитальной мобильности не позволяли ликвидировать расхождение орбит и перехватить неизвестный объект сразу. Требовалась серия из нескольких коррекций.

– Ждите, – откликнулись с Земли.

– Незачёт тебе, Михалыч, по орбитальной механике, – сказал Васильев. – Что, бак с бесконечным топливом на схеме условно не показан?

– Ну това-арищ подполковник, – обиженно протянул Семецкий. Ошибку в расчётах старший лейтенант воспринял тяжело. Хотя бы потому, что понял он её лишь когда с Земли пошёл уточнённый курсовой пакет.

– Спокойно, боец, – успокоил его Васильев. – Я тебе не экзаменатор. Ещё насобачишься.

– Ну, всё равно, – обиженно повторил старший лейтенант. – Так ошибиться...

– На Земле в библиотеку сходишь, – ответил Васильев. – Главное, у станции не ошибись.

– Она так и молчит? – зачем-то поинтересовался Семецкий, хотя и слышал земные сводки, и видел результаты собственного радарного наблюдения. В оптическом диапазоне получилось только прикинуть размеры объекта – порядка ста метров. И то лишь с помощью бортового телескопа. Его предназначали для наблюдения за объектами на поверхности, но и в космосе нацелиться в сторону неопознанного космического объекта получилось достаточно легко. Даже на таком расстоянии и в телескоп, неизвестная космическая станция впечатляла. Настолько грандиозные космические сооружения до этого старший лейтенант Юрий Семецкий видел разве что на обложках "Техники-молодёжи". Ну а подполковник Васильев, если и видел что-то похожее в немного других изданиях, куда менее популярных, с проставленным от руки на обложке номером сильно меньше тысячи и личной подписью единственного читателя о получении, то держал это знание при себе.

– И американец возле неё будет первым, – добавил подполковник. – Даже со всей этой их орбитальной рокировкой...

– А зачем она им вообще понадобилась, тащ подполковник? – не выдержал Семецкий.

– Михалыч, а самому подумать? – вопросом на вопрос откликнулся Васильев. – Ты на моём бы месте неопытного подчинённого вперёд пустил, или сам пошёл?

– А с нами сближаться для радарной инспекции ему, значит, нормально было? – в самое простое объяснение Семецкий по неопытности верить не торопился.

– Михалыч, я тебя на Земле сам в библиотеку отведу, – подполковник не выдержал. – За ухо! Ты видел где он был относительно нас? Что ему сделать надо было, начни мы орбиту менять? Ну?

– Дать импульс, – откликнулся Семецкий, и после небольшой паузы добавил. – Метров на... ой.

– Вот то-то же, – согласился подполковник. – Что ой. Последний балбес справится. Их ЦУП не хуже нашего работает. Они даже так Шепарда раньше нас выводят. Манёвр сближения у пассивной цели он с закрытыми глазами выполнит. А вот что дальше будет... Кстати. А ну-ка обрисуй мне, что?

– Инструментальное наблюдение при сближении, – начал Семецкий. – Визуальная инспекция при выходе на минимальное расстояние. Оценка массогабаритов объекта. Действия по обстановке.

– У тебя шпаргалка там, что ли, в полётный журнал вклеена? – пошутил Васильев. – Но ты продолжай.

– Установление контакта с экипажем, оценка повреждений, ретрансляция на Землю полученных результатов, – неуверенно закончил Семецкий. – И наверное...

– Что? – спросил Васильев. О вероятном ответе подчинённого он прекрасно знал из намертво забитых в голову инструкций, но всё же хотел услышать его от подчинённого.

– Недопущение посторонних на расстояние ближней инспекции, либо перехвата лишённого хода и экипажа объекта, как имеющего статус брошенного космического имущества, – как на экзамене отбарабанил Семецкий.

История с вывезенным с орбиты научным спутником откликнулась слишком многим, и всё больше по должностям и погонам. Даром что на спутнике ничего секретного уже не оставалось – был он действительно научным, да и всеми добытыми результатами с него поделились ещё пока бортовые системы исправно работали. Но вот урон для престижа оказался вполне весомым, сколько бы штатные художники "Крокодила" ни упражнялись в новомодном жанре карикатур о космических старьёвщиках.

Урок по обе стороны границы уяснили крайне хорошо – и повторения истории не желали. Только не с многотонной космической станцией.

– Парсеки, минутная готовность к внеочередному сеансу прямой связи, – разговор космонавтов нарушил вызов с Земли. – САМ на проводе.

– Есть минутная готовность, – подтвердил Васильев, и, уже по другому каналу добавил, – Михалыч, ты когда в следующий раз в кабине свистеть от восторга решишь, перед этим посмотри лишний раз, какую из кнопочек прожимаешь.

– Ой, – старлей торопливо схватился за тангенту, и только в этот момент обнаружил подставу. – Това-арищ подполковник!

Васильев негромко хохотнул. Семецкий хотел было обидеться, но понял, что тоже расплывается в улыбке. С этим настроем оба звонок генерального секретаря ЦК КПСС и встретили.

– Алло, Парсеки, – начал тот хорошо знакомым по сотням телевизионных и радио-выступлений голосом. – Это генеральный секретарь беспокоит. Извините, что посреди работы, так что буду краток. Вторая атомная многонациональному советскому народу решительно излишня. С американцем там делайте что хотите, но станция должна быть наша. Хоть тушкой, хоть чучелом, но чтобы советские люди рядом с ней летали, а всякая американская сволочь – нет.

– Есть, товарищ генеральный секретарь! – подтвердил Васильев.

– И вот что ещё, Парсеки, – добавил генсек. – Я этого требовать не имею права. Сейчас вы двое там главные. Но если сможете – попробуйте сохранить её целой.

– Есть, товарищ генеральный секретарь! – повторил Васильев.

– Подполковник, – в голосе его собеседника послышалось недовольство. – Ты меня не понял. Мне у вас наверху сейчас не два советских заводных космонавта с фабрики игрушек нужны с линией партии вместо мозгов, а профессионалы, которые грамотно оценят ситуацию и уберут американца от станции. Если он вдруг решит за ней от вас прятаться и бить на поражение – вы двое рядом с ней стране дороже, чем товарный вид объекта. Я доступно излагаю? Да или нет?

– Да, товарищ генеральный секретарь, – подтвердил космонавт. – Мы всё поняли.

– Вот и хорошо, – довольным тоном прокомментировал генеральный секретарь. – Ни пуха вам там на орбите, Парсеки.

– К чёрту! – в один голос, не сговариваясь, рявкнули оба космонавта. Перед тем как генеральный секретарь повесил трубку, они ещё успели расслышать его довольный смешок.

– Заря – Парсекам, готовность к следующему орбитальному манёвру, – голос из ЦУП раздался почти сразу после звонка верховного главнокомандующего страны. – Транслируем параметры курсового пакета.

Космопланы пыхнули газом из маневровых двигателей и снова дали тягу. Невидимые рельсы орбит медленно пришли в движение. Две боевые машины продолжали катиться по ним в бесконечном движении вокруг Земли – но эта невидимая кривая всё больше и больше становилась похожа на орбиту неизвестной космической станции. Будто две невидимых железнодорожных развилки медленно сходились в одну.

Сходились к станции, которая вполне вероятно могла принадлежать врагу. Перспективу работы с постоянной базой вероятного противника над головами оба космонавта представляли куда лучше, чем им хотелось.

Станция нарушала главный принцип шаткого орбитального равновесия. Позволяла обстрелять с высокой точностью и постоянным контролем бомбардировки практически любой орбитальный или наземный объект без необходимости поднимать дорогостоящие командно-штабные машины для надёжного поражения целей.

Всё то, что могли сделать космопланы, мог делать и контрольный пост на долгосрочном орбитальном сооружении. Только делать он это мог неделями, а то и месяцами. Более того, станция появилась в буквальном смысле из ниоткуда, и это заставляло нехорошо задуматься, что какая-то неизвестная сволочь всё же нашла способ убедительно надурить законы термодинамики и осуществить неосуществимое – замаскировать объект в условиях космоса от любого наблюдения.

– Проверка бортового вооружения, – скомандовал подполковник Васильев. – Снять пломбы с поста управления огнём.

– Есть снять пломбы, – старший лейтенант Юрий Семецкий торопливо убрал защитные крышки с предохранителей. – Система управления огнём в норме. Ракеты исправны, к старту готовы.

– Заря – Парсекам, – раздался голос из ЦУПа. – Готовность к повышению орбиты.

– Есть готовность, – откликнулись экипажи.

Сейчас, когда орбиты неизвестной станции и космопланов лежали в одной плоскости, время прибытия зависело только от высоты орбиты. Согласно парадоксам орбитальной механики чтобы догнать космическую станцию над головами, двум космонавтам требовалось как можно дольше не разгоняться. Чистая геометрия – на орбите ниже космоплан летел медленнее, но совершал оборот вокруг Земли быстрее. Совершал только потому, что длина окружности, по которой он двигался, падала в разы кратно высоте. А значит, и повышать орбиту до поры не следовало.

– Американец всё равно первым успеет, – недовольно произнёс Семецкий. – Вроде и на горючке они там сейчас экономят, а всё равно первый.

– Первый-то первый, – задумался Васильев. – Но и с манёвром у него будет грустно.

– А зачем ему там вообще манёвр, товарищ подполковник? – не выдержал его подчинённый. – Спрячется за корпусом, да и обстреляет нас. Ракеты – твари умные, дорогу найдут.

– Значит, берём его в клещи, – решил командир. – На сближении манёвр расхождения, и выковыриваем. Чем ближе к станции он будет, тем хуже ему придётся крутиться, чтобы отрабатывать сразу нас двоих.

– Заря – Парсекам, минутная готовность к повышению орбиты и перехвату, – ЦУП вновь напомнил о себе.

Двум космопланам предстояло набрать скорость и начать подъём к станции. Бой с ветераном американской космической программы выглядел почти неминуемым.

– Внешние радарные антенны в боевое положение, – скомандовал Васильев. – Боевая готовность.

– Есть боевая готовность! – откликнулся старший лейтенант Семецкий и тут же торопливо потянул воду из встроенной прямо в шлем поилки. В горле старлея внезапно пересохло. На привычные учения с перехватами отработанных спутников или специально выведенных и потому жутко дорогих самоходных мишеней это уже ни капли не походило.

– Аккуратно давай, – совершенно не по уставу сказал ему подполковник Васильев. – Без фанатизма.

И отдал команду на включение маршевых двигателей.

За кормой двух космопланов вспыхнуло бледное пламя. В этот раз двигатели работали не короткими точно рассчитанными импульсами в ключевых точках орбиты, а прямолинейно решали задачу на одном только избытке тяги.

Боевую задачу.

Космопланы рванули вперёд и ввысь. Их радары, уже в боевом положении, своими импульсами буквально возвещали противнику о скором прибытии. Ответные импульсы американского радара система электронного противодействия на борту космопланов обнаружила почти моментально.

– Есть облучение боевым радаром, – прокомментировал для Земли ситуацию подполковник. – Есть ведение цели. Подтверждаю, цель пытается укрыться за станцией. Михалыч, расхождение!

– Есть расхождение! – курсы двух космопланов изменились не очень сильно – но с каждым новым километром до станции расстояние между ними увеличивалось на сотни метров.

Противнику нашлось, чем на это ответить.

– Есть отстрел ракет первой волны, – произнёс Семецкий. – Наблюдаю четыре единицы.

– Сбить! – коротко приказал Васильев и притронулся к панели управления огнём – Хрю-хрю мои поросятушки...

Космоплан дрогнул. Створки оружейного контейнера пришли в движение. Из-за блоков маневровых двигателей тупорылые кургузые бочонки действительно походили на поросят куда больше, чем на привычные вытянутые тела земных ракет воздух-воздух.

На орбите не требовалось лететь на огромной скорости через плотную стену атмосферы. Да и скорость ракеты имела куда меньшее значение, чем возможности для её изменения. В космосе предел для одинаковых двигателей зависел только от соотношения масс с полными и пустыми баками. Без внешних помех, вроде следов атмосферы, всё что ракета успела набрать сначала вместе с космопланом, а потом – без него, сохранялось бы почти вечно.

Сравнительно крохотная, она запросто выигрывала гонку у большого космоплана – только потому, что на килограммы собственной массы ракеты приходились десятки килограммов рабочего тела, и расходовала она их ради одной-единственной цели – догнать и поразить врага.

Тот мог весить многие тонны, но горючего на каждую из этих тонн приходилось в лучшем для космоплана случае две с половиной или три. И то, при условии, что космоплан этот совсем недавно вышел на орбиту. Сейчас же, после серии активных манёвров, баки "Дина Соара" Шепарда хранили куда меньше.

Отсутствие атмосферы означало и вторую большую разницу космического оружия с земным. Ему совершенно не требовались большие и тяжёлые поражающие элементы. Облако мелкой дроби получало в момент подрыва те же несколько километров в секунду дополнительной скорости, что и на Земле – но без сопротивления атмосферы не теряло эту скорость вообще, и буквально сметало всё на своём пути.

В сравнительно малую боевую часть получалось упаковать несколько стаканов взрывчатки и поражающих элементов. Более чем достаточно, чтобы не беспокоиться о воздействии на цель. Оставалось лишь совместить курсы так, чтобы конус гарантированного поражения накрыл врага.

Разумеется, в случае перехвата ракетами других ракет, всё начинало выглядеть не так однозначно.

– Парсеки – Заре, есть ракетный обстрел противником, – отрапортовал Васильев. – Наблюдаем четыре пуска. Совершаем активный противоракетный манёвр. Ведём огонь.

Внутри космоплана выстрелы ощущались как лёгкая вибрация и гул. Маршевый двигатель выбрасывал ракету вверх и сбавлял тягу, маневровые движки поворачивали её в общем направлении цели, и тот же маршевый двигатель вновь толкал ракету вперёд.

На Земле такой движок годился разве что поддерживать непрерывное горение на случай срыва потока основного двигателя в полёте на малой высоте. Для космоса несерьёзная вроде бы горелка с широкой юбкой сопла полностью заменяла все необходимые в земных условиях мощности.

Дальше всё решали системы наведения, собственные и космоплана. И сейчас они безжалостно свидетельствовали, что с эффективным огнём по ракетам противника возникнут проблемы.

– Наблюдаю разделение целей, – торопливо произнёс Семецкий. – Шесть. Восемь. Двенадцать самостоятельных боевых частей, товарищ подполковник!

– Заря, наблюдаем применение разделяющихся боеголовок! – отрапортовал Васильев. Давний страх космических оружейников наконец-то отыскал своё материальное воплощение. Американские конструкторы не только успешно решили задачу ракетного автобуса, но и поставили его на боевое дежурство. Поставили тайно, и совершенно неожиданно для советских противников.

Теперь суммарно восемь ракет советских космонавтов гарантировано не могли сбить все боевые части в залпе Шепарда. Но у старшего лейтенанта Семецкого на этот счёт имелось другое мнение.

– Ты что творишь? – подполковник с яростью смотрел на огневое решение своего подопечного. Его ракеты находились совсем не там, где должны были находиться – и с каждой секундой уходили всё дальше.

– Товарищ подполковник, – виновато произнёс Семецкий. – Нас же генеральный секретарь просил. Нужно уберечь станцию.

– А тебя мне кто убережёт, балбеса? – не выдержал подполковник.

– А вдруг там люди? – просто спросил в ответ Семецкий. – Нельзя так. Мы же не знаем.

– Я знаю, что если ты немедленно не вернёшь ракеты на курс, тебе конец! – рявкнул Васильев.

– Я всё посчитал, Владимир Николаевич, – упрямо ответил его подчинённый. – Теперь они станцию не заденут. И всё, что к вам идёт, выметут. А я сейчас машину кормой поставлю, и маневровым блоком прикроюсь.

– Михалыч, – сказал подполковник. – Ты идиот.

Больше он ничего сказать не успел.

Ракеты уже разглядели друг-дружку, и рванулись на перехват изо всех сил. Вместо одиночных точек на экранах радаров вспыхнули сразу по две-три. Попадания мелкой дроби прошивали насквозь баки с топливом и окислителем, и там, где оно при этом смешивалось, вспухали цветные облака гидразинового пламени. Ракеты превращались в разнокалиберные и уже почти безопасные обломки.

Маневровые двигатели, тем не менее, послушно дёрнули космоплан подполковника Васильева, чтобы вывести его из вероятного конуса поражения. Как именно и когда ракеты и накрыли машину старшего лейтенанта Юрия Семецкого, он так и не увидел. Его слишком заняло управление собственной машиной.

Его подчинённый успел выпустить ещё четыре ракеты. Одна из них даже успела отработать на перехват, а потом шквал осколков ударил по уже беззащитной и легкоуязвимой цели. От точки подрыва им требовалось лететь меньше секунды – и убрать машину с их пути старший лейтенант Семецкий не смог бы и при всём желании.

Его космоплан сотрясла мучительная дрожь. Удары по корпусу слились в тревожную дробь, звукам которой вторили разрывы топливных баков, трубопроводов и силовых конструкций.

– Я подбит, – выдохнул Семецкий и отпустил тангенту. Не то, чтобы это имело какое-то значение – связи у него тоже больше не осталось. Космоплан беспорядочно вращался. На попытки выровнять неповоротливую и непослушную машину он почти не откликался.

Вторичные детонации последовали одна за другой – лопнули баки системы жизнеобеспечения. Клацнули герметизирующие клапаны пилотской кабины. Огни на пульте погасли один за другим. Аварийные батареи размещались в той же кабине, но при физическом уничтожении систем питание секции пилотской консоли отключалось. Всё, что угодно, чтобы продлить автономность кабины с пилотом на срок, за который его, может быть, спасут.

Если останется кого спасать.

Как перед остеклением кабины мелькнула ещё одна, почему-то запоздалая, ракета, Семецкий не увидел. Просто всё это остекление почти моментально вылетело наружу блестящей капелью осколков, а в груди стало невероятно горячо и мокро.

Старший лейтенант Юрий Семецкий закашлялся, густо пятная стекло шлема кровью, потянулся рефлекторно смахнуть её рукой, больно ткнулся пальцами в светофильтр, в недоумении уставился на алые разводы на разлохмаченной оранжевой ткани скафандра и умер.

Как его ракеты в полном соответствии поставленному огневому заданию прошли за станцию и только потом начали взрываться, он уже не увидел. Может и к лучшему – цели там давно уже не было. Шепард вовремя раскусил манёвр советских космонавтов, и вывел космоплан в новый боевой заход. Если он и получил какие-то повреждения, на видимой боеспособности американца они не сказались.

– Ах ты падла! – Васильев с ненавистью глядел на "Дина Соар" противника. Сейчас, когда залп Семецкого вытурил его из-за станции, оставалось только накрыть цель своими ракетами.

Шепард ждать накрытия отнюдь не стал. Вторая серия его ракет смахнула слишком плотный залп Васильева, и целых три боевых части устремились дальше – к советскому космоплану.

Подполковник дёрнул ручку управления на себя и поставил космоплан на дыбы. Его последний отчаянный выстрел мог лишь ненамного улучшить шансы на выживание – совершенно без гарантии накрыть все ракеты противника разом.

Одна из них всё же рассыпалась ворохом безобидных обломков, а затем по маневровому блоку космоплана ударили с небольшой задержкой сразу два плотных снопа осколков. Советский космоплан перекосился, и пришёл в ленивое вращение.

На панели управления один за другим загорались тревожные огни. Подполковник взглянул на схему повреждений, рванул на себя защитную крышку блока сохранения государственной тайны, шумно выдохнул и решительно дёрнул одну из опломбированных красных рукояток.

За кормой грохнуло. Толку от похожего скорей на решето чем на исправный прибор обзорного радара задней полусферы всё равно больше не оставалось. А вот на прекрасный фонтан обломков из кормы поражённого аппарата подполковник наоборот возлагал большие надежды.

Весь мир для него сжался в одном куске прозрачного кварца, из-за которого должен был вот-вот появиться космоплан противника. А в боевом заходе он появится, или нет -подполковник мог так и не узнать до конца жизни.

– Я мусор, – пробормотал он себе под нос. – Смотри как меня несёт космическим ветром...

И нервно хихикнул.

У него всё ещё оставались целых две пригодных к пуску ракеты.