Текст книги "Орбита мира (СИ)"

Автор книги: Михаил Лапиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 6

– Полетел человек в небо, отыскал человек в небе счастье, – рулей машина подполковника Васильева почти не слушалась. – Оно тёплое и большое, говорит человеку здрасте...

Топлива в баках оставалось совсем в обрез. Если бы не запас последнего манёвра, рулить оказалось бы просто нечем – и космоплан так и продолжил бы удаляться от станции в свой последний бессмысленный полёт. Средство гарантированного увода машины с орбиты в атмосферу помогло. Тем более что с такими повреждениями несущего корпуса и защиты в этой самой атмосфере получилось бы разве что сгореть.

На приборной консоли перемигивались тревожные огни. Последнее топливо шло в короткие, на чутье и опыте, управляющие импульсы. Энергию в немногих целых аккумуляторах медленно и неотвратимо выедали дальномер и едва живая система контроля минимального сближения. Воздуха оставался ровно один последний баллон – в кабине.

– Полетел человек в небо... – продолжения стиха покойного Семецкого Васильев просто не знал. На Симонова тот в своих поэтических опытах не тянул, поэтому на Земле дочитать стих Михалычу просто не дали – не смогли удержать смех. А теперь у подполковника эти куцые строчки ни забыть не получалось, ни продолжить.

– Говорит человеку... – Васильев запнулся. На какое-то мгновение датчики вспыхнули ровным зелёным огнём, и тут же сменили цвет снова. Ещё несколько коротких импульсов, уравняли относительные скорости космоплана и неизвестной станции окончательно.

Только в этот момент подполковник смог поднять глаза к иллюминатору – и оцепенел. На боковой поверхности станции алела кириллица, и складывалась она в короткое русское слово.

МИР

– Здрасте, – обалдело закончил подполковник, вытянул было руку в сторону панели дальней связи, но тут же опустил. Связь пропала ещё с первого удара по машине. После того, что выпало на долю его "Лаптя", он изрядно сомневался, что увидит антенну дальней связи хотя бы физически целой.

Три глубоких вдоха и выдоха помогли успокоиться. Подполковник расстегнул крепления пилотского кресла и неловко потянулся к обычно самому бесполезному комплекту снаряжения в пилотской кабине.

Абордажному набору.

Проектов самых разных универсальных стыковочных узлов по спецлитературе гуляло множество. И просто захваты, и сложные телескопические штанги, и даже чехословацкие футуристического облика манипуляторы с полной свободой перемещения, вроде тех, что перегружали ядерное топливо на электростанциях. Ещё больше предложений самой разной осмысленности регулярно публиковали на страницах научно-популярных журналов, до какой-нибудь "Техники-молодёжи" включительно, при виде обложек которой, по слухам, нехорошо ухмылялся, а порой и ехидно шутил даже сам генсек.

Но все эти проекты имели два фатальных недостатка. Во-первых, ни в нулевое поколение советских космопланов, ни даже в первое они просто не лезли по массе и габаритам. А во-вторых, предназначались только для исправных машин со штатной работой бортовых источников питания и хоть какой-то подвижностью.

Полуразбитый космоплан Васильева с почти сухими баками на исправную машину даже близко не походил.

Времени на дыхательные упражнения перед выходом наружу тоже не осталось. Баллон занял своё место в штатном креплении за спиной, после чего подполковник в несколько мучительно-неловких движений развернулся в тесной кабине и занял единственное положение, в котором получалось нормально работать с аварийным люком.

За люком, разумеется, царил вакуум. Короткая узкая труба эвакуационного лаза в теории герметизировалась с обеих сторон, и позволяла экономить воздух, но сейчас на борту космоплана его уже не осталось. Последние сорок пять минут своей жизни подполковник нёс за плечами. Да и то уже не сорок пять. Гораздо меньше.

Засвистел и тут уже умолк клапан выравнивания давления. Перчатки, рукава и штанины знакомо раздались в стороны. Внутреннее давление распёрло скафандр. Кираса и силовой набор откликнулись столь же знакомым потрескиванием и поскрипыванием. Створка люка дрогнула, и послушно отошла в сторону.

В свете нашлемной лампочки скафандра труба эвакуационного лаза казалась ещё теснее и неудобнее, чем на самом деле. Драная обивка тонкими лохмотьями покачивалась возле пробоин.

– Скафандр бы не пропороть, – машинально пробормотал Васильев и осторожно пополз ко второму люку. За ним космонавта ждал открытый космос.

Его встретили ослепительное космическое солнце, острые контрастные тени и рваные края посечённого американской картечью металла.

– А ведь если бы не манёвр Семецкого – хана и мне, и машине, – подполковник завороженно смотрел на буквально размочаленные попаданиями фрагменты обшивки маневрового блока. Их содрало как банановую кожуру и поставило торчком. Крылья и рули космоплана щедро пятнали остатки масла из управляющей гидравлики.

Тёмная и безмолвная туша станции безответно нависала в считанных метрах от изувеченной машины. Где-то в отдалении ещё получалось разглядеть несколько крупных фрагментов буквально разорванного двумя ракетами американского космоплана и обломки машины Семецкого.

Подполковник выудил из специального кармашка скафандра короткий страховочный тросик, защёлкнул его на люке, проверил стопор, и потянулся к упаковке абордажного набора.

– Раз пошли на дело я и Хаимович. Хаимович выпить захотел, – подполковник машинально бормотал какую-то совсем уж загадочную песню. – А отчего не выпить бедному еврею, а если у него нет срочных дел? А?

Тросик с абордажным фиксатором отправился в недолгий полёт к станции. Разумеется, мимо. Подполковник медленно, как учили, чтобы захват на конце тросика не прилетел на приличной скорости в забрало скафандра, подтянул его назад, и повторил бросок. На четвёртой попытке у него получилось. Фиксатор таки ухватился за что-то из навесных устройств, и прочно встал на захват.

Пара рывков подтвердила – тросик держал. Подполковник бросил взгляд на манометр, перестегнул страховку, и отправился в путь. Времени оставалось немного – в самый раз, чтобы успеть.

– Вот же понастроили, – количество скоб и креплений на внешней поверхности станции явно рассчитывали на активную работу. Где-то в стороне подполковник Васильев даже успел разглядеть что-то вроде складного погрузочного манипулятора, весьма похожего на те, что порой доводилось видеть на Земле в служебных вестниках о перспективных космических новинках. Только видеть – а здесь им кто-то активно пользовался. Судя по изрядно потрёпанному виду станции, пользовался не первый день... и даже не первый месяц.

Как выглядят космические объекты после долгого нахождения в космосе, подполковник неплохо знал. Занятые теперь научно-инженерной работой на Земле первые космонавты вполне подробно об этом рассказывали. Гагарин, Титов, Комаров, Леонов...

Но все они находились в космосе считанные дни, изредка – недели. Больше не позволяли теснота и ресурс космопланов. Поговаривали было о кормовом долгосрочном обитаемом модуле, размерами хотя бы два на три метра, но работы по модификации космоплана для этого понадобились такие, что увидеть их раньше новой перспективной машины не светило и при всём желании.

А тут подполковник глазам своим не мог поверить – долгосрочная обитаемая станция, наша, советская, и ни одна душа о ней знать не знает и ведать не ведает.

Страшное осознание заставило подполковника стиснуть руку мёртвой хваткой на поручне. О станции действительно не знали. Даже сам товарищ генеральный секретарь ЦК КПСС понятия не имел, куда и зачем посылает двух космонавтов.

– Откуда же ты взялась, зараза? – подполковник с неприязнью посмотрел на корпус станции и замер.

Совсем рядом с ним в иллюминаторе яростно махал руками человек. Потный, взъерошенный, но, что самое главное, в насквозь мокрой лёгкой спортивной одежде с хорошо различимой эмблемой поверх нагрудного кармана.

Советской эмблемой.

Перепутать не получилось бы и при всём желании. Подполковник торопливо рванулся к иллюминатору. Ни о каком разговоре, конечно, речь не шла. Рация так и молчала, да и тусклый свет внутри станции заставлял нехорошо задуматься о том, что на борту что-то не в порядке. Зато там хватало воздуха – и это единственное, что имело сейчас значение для подполковника Васильева.

Человек на той стороне тем временем успешно выхватил из карманов блокнот и ручку, и торопливо завозил ей по листу бумаги. Подполковник даже не успел толком удивиться тому, что у местных обитателей не только есть ручка, но и такая, что действительно пишет в невесомости.

На торопливом рисунке жирная стрелка указывала на один из модулей станции. Неаккуратная схема люка шлюзового отсека выглядела почти как хорошо знакомые подполковнику советские варианты. А вот короткие, на три-пять слов, письменные комментарии обитателя станции на русском, английском и, почему-то французском, заставляли нехорошо задуматься о том, кто же её в действительности запустил.

Торопливый забег по корпусу до периферийного шлюзового модуля съел последние минуты воздуха. Резерва осталось ровно на то, чтобы торопливо вскрыть люк, забраться внутрь, задраиться, и слушать, как шипит воздух, а скафандр вновь начинает обтягивать тело, вместо того, чтобы раздуваться изнутри.

Что удивительно, в модуле царили темнота и тишина. Работали только механические приборы. Информационные табло слепо таращились пустыми окошками на единственного гостя станции. Ни единого огонька, кроме нашлемного фонарика.

Наконец, показания давления пришли в норму, и подполковник Васильев решил приоткрыть забрало шлема. Внутри оказалось душно и жарко, а стены пахли не то как новая, только что из автосалона, легковая машина, не то как набор югославской кожаной мебели. С насквозь военными космопланами и сравнить нельзя.

– Вот же, – удивился Васильев, – она у вас даже пахнет иначе!

Расстегнул гермокобуру с пистолетом, достал оружие, проверил и решительно ухватился за рычаги внутреннего люка шлюзового отсека. Вопреки ожиданиям, на другой стороне его встретили не часовые, а очень плохо освещённый маленький склад, любая стенка которого состояла в основном из ящиков и поручней. Оставалось лишь хвататься за эти поручни и двигаться вглубь станции – к основным жилым отсекам.

В тех уже кипело общение комитета по встрече. Компанию из трёх человек настолько поглотили собственные заботы, что появление гостя они ухитрились проглядеть.

– Хлеб надо! И соль! Гость, всё-таки! – вроде и шёпотом, но таким, что услышать получилось бы и в другом конце станции, горячо требовал один из хозяев.

– Командир, я тебе советую ради психологического спокойствия экипажа подобными ритуалами не пренебрегать, – меланхолично заметил второй, уже хорошо знакомый подполковнику Васильеву по недолгому общению через иллюминатор человек. – Они сплачивают.

– Откуда мы вообще знаем, кто он такой? – – следующий оратор просто старался говорить негромко. И тоже почти не справлялся. – Юлик он тебе что, свинух какой из дядиного хозяйства, что ли, посреди аварийной станции на жратву кидаться?

– А гость есть гость! – не собирался терять позиции Юлик и снова повернулся за помощью к недавнему знакомцу подполковника. – Валентин, ну хоть ты ему скажи! Мы советские люди, вообще, или кто? Фасон держать надо!

Это последним аргументом и стало. Ни один из троих космонавтов и близко не походил на военного. Слишком уж беззаботные. Оружия у них подполковник Васильев тоже не заметил. Ни в руках, ни скрытого, никакого. Он смущённо запихал пистолет обратно в гермокобуру и двинулся вперёд.

– Свинух, говорите? Ну, хрю! – поприветствовал он гостеприимных хозяев.

Расстреляй он весь магазин своего "Макарова" по стенам и приборам в отсеке, и то не сумел бы добиться подобного эффекта.

– Охренеть, – столь же меланхолично прокомментировал затянувшуюся паузу знакомый уже Васильеву по общению через иллюминатор Валентин. – Товарищ, э-э-э...

– Подполковник, – растеряно ляпнул в ответ Васильев.

– Полковник ВКС СССР Виталий Никитин, – тут же сориентировался командир экипажа. – Товарищ подполковник, вы не разъясните нам ситуацию? Что происходит? Что с Союзом? Ребят нашли уже?

– И что за звёздные войны сейчас нам тут в иллюминаторах показали, – совершенно наперекор любой субординации добавил Юлик. Всё это время он машинально подталкивал хлеб-соль, чтобы те не сносило потоком воздуха от вентиляторов.

– Товарищ полковник! Силами двойки Васильева-Семецкого обеспечен перехват американского орбитального инспектора согласно задания генерального секретаря СССР, – полковничье звание собеседника несколько расставило по местам то, как лучше общаться с местными. – Потеряны обе машины и старший лейтенант Юрий Семецкий, космоплан противника уничтожен. В ходе перехвата врагом использованы новейшие секретные ракеты космос-космос с разделяющимися боеголовками. Требую допуска на пост связи и немедленной помощи с передачей сведений о ситуации в ЦУП!

– Допуск – сколько угодно, – ответил вместо начальства Валентин. – Связь всё равно не работает. Снимали бы вы уже скафандр, товарищ подполковник, а то извините, от жары на борту вам скоро плохо станет.

– А что у вас тут вообще происходит? – Васильев решил последовать совету, вскрыл замки шлема и привычно откинул его за спину.

– Трындец у нас тут происходит, – обрисовал ситуацию Юлик. – Айболит, давай, помогай гостю выбраться, и присоединяйтесь. Время не ждёт. Мы пошли дальше СЖО ковырять.

После чего развернулись и торопливо улетели в соседний отсек. Судя по звукам – продолжать тяжёлый и малоуспешный ремонт.

– А вы не военные, – уверенно решил Васильев, пока медик помогал ему выпутываться из тугого лётного скафандра.

– Я врач, Юлик – бортинженер, Виталий Никитин – тот да, полковник и ГСС, что есть, то есть, – объяснил его новый знакомый и протянул руку. – Степняков. Валентин Степняков.

– Васильев, – откликнулся подполковник. – Владимир. Будем знакомы.

И тоже протянул свободную от скафандра руку для неожиданно крепкого рукопожатия.

– Ну, будем знакомы, – Степняков помог Васильеву избавиться от нижней половины скафандра, и теперь недовольно смотрел на всё, что было у подполковника закреплено под ним. – Это тоже всё нужно снимать. И в первую голову этот ваш санитарный набор. У нас в ближайшее время на борту станет ещё жарче. Не исключаю, что градусов до пятидесяти.

– Что-то с охлаждением? – настороженно вскинулся подполковник. Легендарный вылет "первой космической парилки" Комарова на страницы газет в настоящих подробностях так и не попал, но вот сами космонавты знали о нём куда лучше, чем хотели. Некоторые – так и на своём опыте.

– Да не работает оно, – без прикрас ответил Степняков. – И всё остальное тоже. Свет вот дали кое-как, а ориентации станции нет и в ближайшее время не будет. Что у нас с энергией получится на борту – только командир и Юлик и знают. Поэтому, если вы можете помочь с ремонтом – помогайте. Сейчас, я только шмотки вам подберу, для одних трусов ещё рановато.

Скафандр и нижнее лётное бельё отправились на стенку, под эластичные крепления. Санитарный блок медик задумчиво повертел в руках, но всё же нашёл как сложить и убрал в один из бесчисленных настенных шкафчиков. Для чего эта жизненно важная для пилотов "лаптей" штука нужна и как работает он явно понял, но столь же явно видел её примерно в первый раз в жизни.

– Держите, товарищ подполковник, – Степняков закончил с экипировкой Васильева и толкнул ему свёрток местного белья через полутёмный отсек. – Там футболка и шорты, должны налезть.

Шорты оказались простой спортивной одеждой, без изысков, а вот на футболке красовалась целая картина – завитушки слогана My little pony, радуга и разноцветные четвероногие мультяшки. Очевидно, те самые пони.

Что подобная несерьёзная и явно иностранная тряпка может делать на борту советской космической станции, подполковник Васильев не понимал в принципе, но различных несуразностей вокруг и так накопилось уже столько, что оставалось лишь внимательно следить за происходящим, молчать, всё запоминать и держать на всякий случай кобуру на поясе.

– Вы ребят извините, – продолжил врач, пока Васильев переодевался, – но мы тут действительно загибаемся. И вполне загнёмся, если не успеем с ремонтом. Им особо разговаривать некогда, без регенерационного блока и управления климатом мы тут даже на кислородных шашках долго не протянем.

– Помощь с чем нужна? – Васильев затянул ремни кобуры поверх одежды и повернулся к медику.

– Со всем, – честно ответил врач. – Но у них там втроём уже не повернуться, я только светил, а вчетвером будем просто мешаться. Так что они мне тут дали схему, и я очень надеюсь, что мы с вами сойдём вдвоём за одного ремонтника. Если причина неполадки та же самая, то это будет просто долго и утомительно, без особых подвигов.

– Хорошо бы, – согласился Васильев. Незнакомое даже на вид оборудование вызывало у него ряд сомнений в своей компетенции. – А что ремонтируем?

– Толчок, – без прикрас ответил врач. – Без него через пару часов нам тоже несладко придётся.

– У вас тут что, настоящий туалет есть? – не поверил Васильев.

– Есть, – подтвердил Степняков. – Только он...

– Не работает, я помню, – подполковник улыбнулся. – Вот же вы тут живёте! Туалет у них! Может, ещё и душ?

– И душ тоже, – согласился медик. – Но без него мы пока на влажных салфетках поживём, а вот туалету они замена, извините, плохая.

Тревожная атмосфера на борту неисправной станции неминуемо передалась и новому гостю. Обещанная работа действительно оказалась не столько грязной, сколько долгой и утомительной. Вся санитарная часть космического туалета пребывала в полной исправности, неполадки пришлось искать в технической. Но зато и воспользоваться им по окончанию ремонта оказалось сплошным удовольствием. Тем более редким, что на борту космопланов такой роскоши просто не было, и даже в следующем из проектов, куда более совершенном, не предвиделось.

Торжествующий вопль соседей наглядно доказал, что возня командира экипажа и бортинженера с регенерационной системой успешно закончилась. По тяжёлой атмосфере станции это пока что не чувствовалось, но в будущее экипаж станции смотрел куда спокойнее, чем раньше.

– Так, санитарный перерыв, – объявил Степняков и покосился на часы. – Давайте, по старшинству. В обязательном порядке, а то доиграемся.

– Ну ты молоток, Айболит! – восхищённо прокомментировал это Юлий Бороденко. – Справились таки!

– А то! – довольным тоном прокомментировал это медик. – Знай наших!

– Товарищи, я всё-таки настаиваю, чтобы ремонт дальней связи был следующим в программе ремонта, – предложил Васильев. – У нас там внизу минимум четыре машины дежурят на полной готовности, можно хотя бы какое-то снабжение наладить.

– Да, не помешало бы, – согласился бортинженер. – Айболит, давай нашего гостя накорми, пока мы тут закончим, и будем думать, как дальше работать.

Кухня вызвала у Васильева очередное искреннее удивление. Больше всего – холодильник с остатками фруктов.

– Витамины, – пояснил медик. – Сами понимаете.

– Ну вы тут и живёте, – восхитился подполковник и прикончил банан. В невесомости тот ожидаемо стал не таким вкусным, как на Земле, но всё же несомненно оказался на вкус и запах именно что свежим бананом. – Наши орбитальные пайки рядом не лежат! Это кто же вас так снабжает?

– В этот раз вроде бы флот, – почему-то виноватым тоном ответил Степняков. – Кажется у подводников склад разорили.

– Фло-от? – не поверил Васильев. – Мы что, Америка что ли, чтобы флот космосом занимался?

– Кстати, о космосе, – вспомнил Степняков. – Товарищ подполковник, мы тут видели кое-что загадочное...

– Где? – Васильев почти моментально собрался.

– Сейчас гляну, над чем пролетаем, может скоро получится всё показать, – медик подлетел к иллюминатору и замер. – Так, где это мы...

– Над Китаем, – первым сориентировался подполковник. – Сейчас руины Владивостока покажутся как раз. Вон, смотри...

Окончательно Степнякова добило то, что Васильев постарался не только принять вертикальное положение, но и на мгновение вытянул руки по швам, словно на торжественном построении.

Мемориальном построении.

Исполинское горелое пятно на месте города воспринималось куда тяжелее пустоши Канаверала. Битая щебёнка зданий, обгорелые сопки и чёрная от ядерного пламени лесная засека длиной верных километров пятнадцать за городом в окружении воды смотрелись контрастной гравюрой.

– И вот каждый раз, когда мы задумываемся, нахрена это нам всё, нахрена здоровье гробить, терять людей на аварийных посадках и неполных отделениях, техников нахрена гидразином морить – туда вниз смотришь, и видишь ответ, – нарушил минуту скорбного молчания Васильев. – Такие дела, товарищ Степняков.

Первым, что он заметил, когда отодвинулся в сторону от иллюминатора, стали мрачные лица двух остальных членов экипажа станции.

– Так, – мрачно сказал Никитин. – И сколько лет мы отсутствовали? Когда вы повоевать успели?

– Что? – Васильев опешил.

– Год сейчас какой! – не выдержал бортинженер.

– Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой, – с недоумением ответил Васильев.

– Уй, мля-а... – не сдерживаясь протянул тот. – Командир, ну мы и попали!

– Возможно, – согласился Никитин. Взгляд от пепелища на месте Владивостока он не отрывал. – В таком случае, восстанавливаем связь, и ждём помощи. Станцию нужно спасать. Товарищ подполковник, я надеюсь, вы нам поможете?

– Помогу, – напряжённо согласился Васильев. – Но у меня для вас плохие новости.

– Какие у вас могут быть для нас плохие новости? – опешил Никитин. – Чтобы ещё хуже тех, что уже есть?

– Вот эти, – Васильев мрачно ткнул рукой в иллюминатор.

Металлическое яйцо шлема космического скафандра перекрыло вид настолько внезапно, что обитатели станции нервно вздрогнули. Лица под светофильтром разглядеть конечно не получалось, но вот американский флаг и чёткая трафаретная надпись с фамилией астронавта оказались на виду. Равно как и закопчённый ствол винтовки. Смотрел этот ствол прямиком в иллюминатор.

– Что ж ты не сдохнешь-то никак, падла американская? – забыв о любых приличиях выругался подполковник Васильев.

Американская падла бликанула светофильтром и снова демонстративно постучала стволом по иллюминатору.

Флайт-коммандер Шепард намеревался во что бы то ни стало провести свою космическую инспекцию.