Текст книги "Моя война (Документальная повесть)"

Автор книги: Михаил Бочкарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Алые паруса

Мне показался примечательным и интересным рассказ об увлекательном случае, который произошел в один из майских дней сорок второго года, когда пять «морских охотников» после проводки конвоя из Мурманска в Иоканьгу возвращались в Кольский залив.

Командиром конвоя был командир отряда катеров капитан-лейтенант Соломон Раскин. Вместе с ним на катере МО-126 лейтенанта Алексея Рощина шел недавно назначенный командиром дивизиона капитан 1 ранга А. М. Спиридонов с намерением оценить действия командиров и экипажей катеров при выполнении боевого задания.

Катера шли в строю кильватера экономической скоростью. Погода благоприятствовала переходу. Волнение моря не превышало трех баллов. Изредка шел снег, а иногда в редких разрывах сплошной облачности проглядывало тусклое солнце. На мостике, как бы невзначай, завязался разговор на «гастрономическую» тему, начатый командиром отряда. Дело в том, что из-за однообразной пищи, бедной витаминами, у моряков участились случаи желудочно-кишечных болезней и заболеваний десен. В пище преобладали консервированное мясо, сухое молоко, яичный порошок. Частично выручала треска, вылавливаемая в больших количествах после «профилактического» бомбометания, применяемого при проводке конвоев или при получении контакта с подводной целью.

При подходе к Харловским островам на ходовой мостик поднялся комиссар отряда политрук Петр Кохановский, который проявлял постоянную заботу и изобретательность в улучшении питания моряков. Он сразу включился в разговор.

Харловские острова славились обилием птиц (здесь гнездилось множество чаек, ар и гагар), а значит – постоянным наличием в их гнездах яиц. По уверениям Петра Кохановского, из этих яиц получалась прекрасная яичница, вкуснее и питательнее которой нет ничего на всем белом свете. Это был явный намек на желательность кратковременной остановки у островов для высадки на них «яичного» десанта.

Неизвестно, чем бы закончилось практическое решение «яичной проблемы», если бы тишину не нарушил звонкий голос сигнальщика краснофлотца Серкова: «Справа 50, алые паруса». Так внезапно была прервана «гастрономическая» беседа, и взоры всех на мостике и на верхней палубе обратились в сторону обнаруженной на хмуром горизонте «сказочной» цели.

Опытный глаз сигнальщика не ошибся. Действительно, в бинокль были хорошо видны два паруса, правда, не алого, а ярко-оранжевого цвета. Это был корабельный моторный бот, который медленно, но уверенно продвигался под парусом к побережью Кольского полуострова. Получив от комдива разрешение на сближение с этим ботом, лейтенант Рощин увеличил ход до полного, предусмотрительно сыграв боевую тревогу, подозревая, что под мотобот замаскировалось немецкое судно-ловушка. На боте, увидев приближающийся боевой катер, несколько человек поднялись, замахали руками и что-то неразборчиво закричали. Среди их голосов сигнальщик уловил крик, который вызвал у него радостную улыбку. Он бодро и громко доложил: «Товарищ капитан 1 ранга, на боте ругаются по-нашенски, значит, русские».

«Морской охотник» подошел к боту с кормы. На банках и днище бота, сидя и лежа, размещались около пятидесяти человек, все бородатые и одетые во что попало, а за рулем сидел крепкий мужчина с окладистой бородой такого же рыже-оранжевого цвета, как и паруса на мотоботе.

Отдав приказание спустить паруса, командир катера забрал с бота двух матерщинников и взял мотобот на буксир. На вопрос, зачем ругались матерно, один из них, оказавшийся, как и его товарищ, с потопленного немцами советского транспорта, ответил: «Когда мы увидели приближающийся вооруженный катер с наведенным на бот пулеметом, то побоялись, что нас могут принять за немцев. Вот и стали материться по-русски, чтобы нас признали за своих».

Далее кочегары, перебивая друг друга, рассказали, что после гибели нашего транспорта их подобрал американский транспорт, который вскоре тоже был потоплен немецкой подводной лодкой. Уцелевший экипаж судна во главе с капитаном, тем самым, что сидит за рулем бота, высадился на судовой мотобот. Это произошло у кромки полярного льда. Уже пошли седьмые сутки, как бот движется в южном направлении, пройдя почти пятьсот миль. Сначала бот шел под дизелем, а когда кончился газолин, подняли оранжевые паруса в надежде, что их кто-то обнаружит. Такими яркими парусами снабжаются все американские спасательные плавучие средства.

У всех, кто находился на боте, был изможденный вид. Кончилась вода, уже двое суток не было пищи. Многие не могли держаться на ногах и лежали на дне бота. «Морской охотник» зашел в бухту, где на спокойной воде людей пересадили на свой борт. Их напоили водой, накормили, дали по чарке водки. Все повеселели, заулыбались, стали наперебой рассказывать на своих языках о том, что с ними случилось, и благодарили за спасение.

Внимание командира дивизиона привлек пожилой американец, которому перевалило за шестьдесят. Он сносно говорил по-русски. На вопрос комдива, откуда он знает русский язык и что заставило его в преклонном возрасте пуститься в опасный рейс, американец ответил, что он родился в Америке, его родители – выходцы из России, а в опасное плавание он пошел из-за нужды – за риск хорошо платят.

Отогревшись и насытившись, пассажиры стали засыпать. Заботливые катерники разместили их в кубриках на своих койках. «Морской охотник» снова взял бот на буксир и вместе с остальными катерами продолжил путь в Кольский залив. Возможно, кое-кто из катерников пожалел, что не удалось решить «яичную проблему», но об это уже никто не заговаривал.

Первые шаги

Для меня самым напряженным временем были март-апрель сорок третьего года. Надо было в короткий срок из пассажира стать полноправным членом экипажа.

Сначала я взялся за изучение устройства, боевых и маневренных возможностей катера. Ни в училище, ни во время летней практики на Балтике и на Каспии нам о таких кораблях ничего не говорили. «Спесификация», так называлось пособие по устройству катера, стала моим настольным пособием. Мне охотно помогали опытные старшины: старшина группы мотористов мичман Василий Серманов, боцман старшина 1 статьи Виктор Метелев, командир отделения рулевых старшина 1 статьи Константин Татаринцев, командир отделения радистов старшина 2 статьи Николай Сизов и другие. Штурманское дело, которое любил больше всего в училище, я освоил быстро. С 45-мм пушками я воевал на сухопутном фронте, их изучать не потребовалось.

МО-111 находился в строю и часто выходил в море то на поиск подводных лодок на Кильдинском плесе, то сопровождать плавсредства в воинскими грузами в Мотовский залив.

Как сейчас помню первый поход на боевое задание. Все для меня было новым. Я все время выбегал из ходовой рубки, где вел прокладку, чтобы рассмотреть берега и приметные знаки, чтобы уточнить место катера и выдавать на мостик очередной курс. Впервые увидел остров Торос с его крутыми берегами и приземистый мыс Летинский. А вскоре стал просматриваться остров Кильдин с его высокими, гористыми и обрывистыми берегами. Со временем этот морской ландшафт примелькается и уже не будет вызывать таких эмоций, как это было впервые.

Второй поход был в Мотовский залив, который впоследствии стал районом жестоких схваток с воздушным противником.

Редко выходы катеров на боевые задания обходились без противодействия противника. Особую опасность представляла его авиация. Весной и летом 1943 года воздушная обстановка в прифронтовой полосе Заполярья сложилась не в нашу пользу. Немцы усилили свою северную авиационную группировку переброской с юга истребителей – штурмовиков «Фокке-Вульф-190», обладающих высокими маневренными и боевыми качествами, укомплектованных летчиками с большим боевым опытом. К тому же в это время на Севере стояла необычно ясная погода с большим числом солнечных дней, что благоприятствовало активности вражеской авиации.

А в полярные дни авиация использовалась почти круглосуточно. Особенно свирепствовали самолеты противника в Мотовском заливе. Они задались целью блокировать североморскую «Малую землю», как тогда называли отрезанные противником полуострова Средний и Рыбачий, и сорвать снабжение расположенных там войск Северного оборонительного района, совершая нападения на любые суда и плавсредства, идущие с пополнением и воинскими грузами. Каждый поход наших катеров и плавсредств в Мотовский залив сопровождался жаркими боями с авиацией и береговой артиллерией противника.

22 мая катера МО-111 и МО-112 под командованием старшего лейтенанта Виктора Рябухина конвоировали буксир с баржей из Кольского залива на полуостров Рыбачий. В Мотовском заливе конвой прикрывало звено наших истребителей типа «Аэрокобра». Море было спокойным, небо – безоблачным. Катера шли в полной готовности к отражению атак вражеской авиации, а что атаки последуют – никто не сомневался. Буксир с баржей имели ход всего шесть узлов. Когда конвой втянулся в Мотовский залив, длительное напряжение и гнетущую тишину на верхней палубе вдруг нарушил голос сигнальщика Филиппа Бойко, громко доложившего об обнаружении самолетов противника. Они также быстро удалились, как и появились. И снова потянулись тягостные минуты томительного ожидания.

Вскоре тот же Бойко обнаружил сначала одну, а потом вторую группу самолетов ФВ-190, по четыре самолета в каждой. С высоты 500–600 метров они с ходу ринулись в атаку на маленький конвой, но нашими истребителями и дружным огнем катеров были быстро обращены в бегство. Однако ненадолго. Им на смену прилетели еще две группы. В одной было 6, а во второй 14 самолетов.

Одновременно с воздушными атаками открыла огонь вражеская береговая батарея. Катер МО-112 удачно поставил дымовую завесу и надежно прикрыл конвой от прицельного огня противника. На катере МО-111 четко и слаженно действовали комендоры и пулеметчики во главе с командиром отделения старшиной 2 статьи Анатолием Павлюковым. Особенно метко вело огонь носовое орудие краснофлотца Дмитрия Чугунова, сбившего вражеский самолет, который рухнул в воду в непосредственной близости от конвоя. За этот бой Дмитрий Чугунов получил свою первую награду – орден Красной Звезды. Большого успеха добились североморские летчики, сбившие шесть самолетов. Несмотря на сильное противодействие противника, наши катера выполнили боевую задачу по доставке важных военных грузов на полуостров Средний.

5 июня 1943 года четыре «морских охотника», и среди них мой МО-111, сопровождали в губу Эйна буксир с баржей и мотобот. И на этот раз немцы предприняли яростные атаки конвоя, в которых участвовало 32 самолета, атаковавшие конвой поочередно, с трех направлений. То тут, то там возникали фонтаны от бомб и снарядов. Катера отражали нападение артиллерийским и пулеметным огнем. «Морские охотники» умело уклонялись от бомб, снарядов и пулеметных трасс, ни на минуту не прекращая огня по нападавшим самолетам. В этом бою катерники сбили два вражеских самолета, один из них – снова на счету Дмитрия Чугунова. Во время одной из атак мотобот от разорвавшейся вблизи бомбы получил повреждение и потерял ход, его тут же взял на буксир МО-112 старшего лейтенанта Георгия Маккавеева. Скорость конвоя стала еще меньше.

Над нашими головами проходили жаркие схватки истребителей. То в одной, то в другой стороне Мотовского залива мы наблюдали падающие самолеты: и свои, и чужие. Один из немецких летчиков со сбитого самолета выбросился на парашюте и приводнился у входа в Ура-губу. На его спасение немцы под прикрытием своих истребителей Me-109 послали гидросамолет «Дорнье-24», который совершил посадку на воду возле плавающего летчика, но при этом получил какое-то повреждение и взлететь не смог. Для захвата самолета и летчиков был послан катер МО-116 под командованием старшего лейтенанта Владимира Голицына.

Увидев приближающийся катер, истребители противника сначала набросились на него, но, не добившись успеха, стали расстреливать свой гидросамолет. От полученных повреждений он оказался в притопленном состоянии. МО-116 снял с гидросамолета двух летчиков, оставшихся в живых, а от буксировки отказался из-за больших повреждений и усилившегося волнения моря. После нескольких попаданий снарядов, выстреленных с катера, гидросамолет затонул.

В этом бою, закончившемся успешно, экипажи «морских охотников» проявили высокое воинское мастерство и отвагу. Все боевые посты действовали согласованно и четко. Командиры катеров в условиях быстро меняющейся обстановки грамотно маневрировали и умело использовали боевые возможности оружия и боевой техники катеров.

12 июня 1943 года катера МО-131 и МО-136 под командованием старшего лейтенанта Николая Федулаева конвоировали из порта Владимир в бухту Озерко два мотобота с воинскими грузами. Когда конвой достиг середины Мотовского залива, опытный и зоркий сигнальщик головного катера старший краснофлотец Борис Бондаренко обнаружил сначала два самолета-разведчика, а затем десять вражеских истребителей, которые на высоте около 200 метров на фоне гористого берега пытались незаметно приблизиться к конвою. «Морские охотники» вовремя открыли огонь из пушек и пулеметов по самолетам, устремившимся в атаку на конвой. Но все же им удалось сбросить бомбы и обстрелять конвой. Комендоры МО-131 метким огнем сбили один самолет, упавший в воду на дальности видимости с катеров. Сброшенные бомбы вреда не причинили. Но на МО-131 был смертельно ранен краснофлотец Александр Бойченко, подносивший снаряды к кормовому орудию. Получил ранения в руку и ногу комендор Василий Голубенко, но остался на своем посту и продолжал вести огонь по самолетам.

Очевидно, израсходовав боезапас, самолеты удалились в сторону своего аэродрома. В наступившей передышке на катерах устранили полученные повреждения, привели в порядок пушки и пулеметы, оказали помощь раненым. Через два часа атаки самолетов противника возобновились. На этот раз немцы бросили против конвоя 25 самолетов, вышедших в атаку с разных направлений. Снова посыпались бомбы, засвистели снаряды и пули. Катера вели огонь с полной скорострельностью, маневрируя между разрывами бомб и уклоняясь от пушечно-пулеметного огня. Боцман МО-131 старшина 2 статьи Василий Филенюк сумел прошить пулеметной очередью самолет, пролетавший над катером. На помощь катерам прилетели наши долгожданные истребители, которые с ходу смело вступили в бой и сбили несколько самолетов. Конвою стало намного легче, и он благополучно дошел до места назначения.

В одном из таких походов в Мотовский залив на нашем МО-111 находился известный писатель-маринист, в то время корреспондент газеты «Красная звезда» капитан Владимир Рудный, который в очерке «На море нет обелисков» об этом походе написал так: «И вот при свете полярного дня мы встретились впервые с Бочкаревым на этом катере в конвое, следуя из Полярного через Мотовский залив к полуострову Рыбачьему. Забыть тот недолгий переход под огнем немецких батарей и самолетов действительно нельзя. В одиночку катер запросто проскочил бы форсированным ходом. Но он вертелся-крутился вокруг тихоходного буксира с его груженной снарядами треклятой баржой, окутывая их плотной дымзавесой, отбивал атаки „мессеров“ и „фокке-вульфов“. После той нашей встречи у Бочкарева не счесть сколько было походов, охот за подводными лодками, одиночных боев против групп стервенеющих „фокке-вульфов“, высадок разведывательно-диверсионных групп».

Первая потеря

Не всегда боевые походы «морских охотников» заканчивались сравнительно благополучно. За время войны на Северном флоте погибло три катера, и все от атак немецких самолетов в 1943 году.

Первой жертвой стал катер МО-121 старшего лейтенанта Михаила Кульчицкого, подвергшийся нападению вражеских самолетов во время выполнения боевого задания на Кильдинском плесе 26 июня. В этот день МО-121, только что вышедший из ремонта, был послан в спешном порядке на спасение людей с поврежденного и подожженного немецкой авиацией мотобота в районе мыса Выев-Наволок. Несмотря на крупную встречную волну, катер шел полным ходом, чтобы как можно быстрее подойти к гибнущему мотоботу. Волна заливала бак катера, и пришлось убрать расчет носового орудия. Опробовали пулеметы, они работали исправно. Была сплошная низкая облачность. Вскоре сигнальщик Николай Руденко в бинокль обнаружил горящий мотобот, и катер лег на курс сближения с ним.

В это время внезапно из-за облаков вынырнули самолеты «Фокке-Вульф-190», которые на бреющем полете прошли над катером, обстреляв его из пушек и пулеметов. Эти самолеты были вооружены четырьмя скорострельными автоматическими пушками и двумя крупнокалиберными пулеметами, несли бомбовую нагрузку до 200 килограммов. Налет вражеских самолетов был настолько неожиданным, что огонь по ним с катера открыли с опозданием.

Атаки следовали одна за другой. Командир отделения комендоров старшина 2 статьи Иван Вильховой и комендор краснофлотец Александр Антошкин, успев сделать лишь несколько выстрелов, упали, сраженные пулеметной очередью. Командир отделения радистов старшина 1 статьи Иван Нищета, увидев, как упал сраженный пулеметчик старшина 2 статьи Василий Куликов, заменил его у пулемета, но и сам вскоре был смертельно ранен. Замолчал пулемет боцмана старшины 1 статьи Ивана Иванова. На его место встал радист краснофлотец Степан Нечаев, но при очередном заходе самолетов погиб и он. Строевой старший краснофлотец Федор Семашкин вместе с дублером лейтенантом Янковским умело вели борьбу за живучесть и оказывали помощь раненым.

Катер потерял ход, возник пожар в ходовой рубке и в моторных отсеках. На ходовом мостике был тяжело ранен командир катера, которого после оказания помощи перенесли на корму. Погибли помощник командира лейтенант Борис Сербский, сигнальщик краснофлотец Алексей Червяков, курсант военно-морского училища младший сержант Г. Басов, проходивший стажировку на катере, а также недавно прибывшие из учебного отряда молодые краснофлотцы А. Горбачев, А. Гасников, В. Сыров и В. Ярославец. Тяжело раненный командир катера временами терял сознание, но когда приходил в себя, отдавал команды по борьбе с пожаром и водой, по отражению атак самолетов.

В драматической ситуации, в которой оказался катер, оставшиеся в строю моряки действовали организованно, расчетливо и хладнокровно, каждый из них выполнял не только свои, но и обязанности вышедших из строя товарищей. Четко и быстро работали боевые санитары, оказывая помощь раненым и доставляя их на корму катера.

Команда мотористов во главе с инженер-лейтенантом Суховеевым изо всех сил пыталась ввести в строй хотя бы один из трех двигателей, но повреждения были настолько серьезные, что этого сделать им не удалось. Работе мешали пробоины и пожары, которые комендоры пытались заделать и ликвидировать. Когда моторные отсеки заполнились дымом настолько, что стало трудно дышать, Суховеев вместе с мотористами, которые были легко ранены, покинули отсеки и вышли на верхнюю палубу. Из пробитой цистерны хлынул за борт и загорелся бензин. Пока действовали пожарные помпы, моряки отчаянно пытались его потушить, но все их усилия оказались безуспешными. А вскоре и помпы вышли из строя, все огнетушители были разряжены, для тушения пожара остались только ведра да пищевые бачки. Радиопередатчик в рубке был разбит, прожектор тоже не работал, так что донести о случившемся не было возможности.

Но этот бой и критическое положение катера наблюдали береговые сигнальные посты, по докладам которых для оказания помощи неподвижному и горящему катеру из Кувшинской салмы вышли два катера – МО-111 и МО-136 под командованием капитан-лейтенанта Соломона Раскина. К моменту их подхода экипаж МО-121 продолжал настойчиво бороться с огнем, не давая ему распространиться в корму. Подошедшие катера с ходу начали тушить пожар своими средствами, но и эти действия успеха не имели. Средняя часть катера вместе с ходовым мостиком была в огне, от горящего бензина в сторону берега тянулся густой шлейф черного дыма. По приказанию командира отряда катер МО-136 старшего лейтенанта Евгения Волкова попробовал взять на буксир горящий катер и вывести его на чистую воду, но с трудом заведенный за кормовую пушку буксирный трос рвался, как только на волне катер давал ход. После этого МО-136 снял всех раненых с МО-121, на его корме осталось несколько моряков во главе с лейтенантом Янковским.

Дым от горящего катера застилал часть горизонта и затруднял наблюдение за воздухом, чем незамедлительно воспользовались вражеские самолеты, которые под прикрытием дыма напали на катера. Над головами просвистели снаряды и пули, но на этот раз они прошли мимо и никого не задели.

Убедившись в невозможности спасти наполовину сгоревший и полузатопленный катер, капитан-лейтенант Раскин запросил у командования разрешение на его затопление. «Добро» вскоре было получено. После того, как с катера были сняты остававшиеся на нем моряки, он был расстрелян и через некоторое время затонул с развевающимся на корме Военно-морским флагом.

Потерю МО-121, двенадцати человек его экипажа тяжело переживали все катерники. 17 членов экипажа получили ранения различной тяжести. Конечно, можно высказывать сомнения в целесообразности отправки одиночного катера в полярный день без воздушного прикрытия на выполнение далеко не безопасного задания. Можно также выискивать ошибки в действиях командира катера, не сумевшего уклониться от атаки вражеских самолетов и не добившегося надежного наблюдения за воздухом при наличии большой и низкой облачности. Но в любом случае печальный исход этого боя должен был послужить уроком для последующих действий. Однако, к сожалению, должных выводов сделано не было. Мы не видели вины личного состава катера, который, не щадя своей жизни, проявил мужество и отвагу в борьбе за его живучесть.